Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 3"

Франциск I не понял его последней фразы, потому что Леонардо скрывал от него портрет моны Лизы и ничего о ней не рассказывал. Он показывал ему лишь те картины, что считал нужным представить королю для показа. Франциск I снова склонился над ним и затем присел на корточки.

– Мне трудно вместить в голову невероятные события твоей жизни, отец, – прозвучал его голос, как добрый всплеск родника для испытывающего жажду путника. – Ещё трудней осмыслить, как римский Папа и его прелаты, по мановению его руки, умышленно, из врагов дьявола становятся его союзниками!.. Что это?!.. Как это объяснить?!

– А ты, мой сын Франсуа, раздень мысленно Папу и его прелатов, освободи их от одежды…

– И что?

– Ты увидишь, что без одежды – они обычные люди, наделённые всеми пороками!.. Одевая на голову трёхвенечную тиару и облачаясь в плувиал, римский Папа при этом не одевается в добрую волю искренности, а выпивая святую воду, он не впитывает с ней в себя священную чистоту помыслов, – это, как я уже тебе сказал, всего лишь удел немногих, обладающих доброй волей людей; как правило, ими являются только те, кто ненавидит себя!..

– Ненавидит?! – разинул рот от удивлени Франциск I. – Я не понимаю тебя, отец!.. Как это понять?

– Просто: ненавидящий себя не держит в себе пороков… Ведь он ненавидит себя именно за живущие в нём пороки! И как это не покажется странным: там, где есть у человека к себе ненависть, там начинается у него настоящая любовь к себе и в том числе к окружающим его людям!.. Но чтобы это понять, надо порой прожить долгую жизнь…

– И мы проживём её, отец!.. Да, проживём! Мне сейчас, несмотря на простоту сказанного тобой, трудно понять то, что ты говоришь, но я хочу разобраться и усвоить всю мудрость твоих слов… Я чувствую в них глубину миропознания!.. И мы обязательно проживём с тобой ещё долгую жизнь! И я никому тебя не отдам, так как желаю многому у тебя научиться! – страстно распалялся король Франциск I. – Всё, что я слышал от тебя и сам знаю о Папе Льве Х, не позволяет мне быть расточительным и отдавать человека, ставшего мне близким, на верную гибель…

– А ведь когда-то, ещё будучи учеником Паоло Тосканелли, я мечтал посетить далёкую гиперборейскую Московию, Третий Рим, Священное государство, предсказанное Константином Великим, сказавшим, что не Вечный Город – Рим, не Константинополь – Второй Рим, станут спасителями мира, а Священная Московия – Третий Рим, явящая собой тот «камень, о который будут разбиваться младенцы и который, если на кого упадёт, – того раздавит»! – неистово воскликнул Леонардо, запнулся и сокрушённо покачал головой. – И вот подошло то время, когда исполнение мечты само стучится в двери, но, увы, я стар и вынужден отказать ей в гостеприимстве…

– Я приглашу дипломатов, побывавших в Священной Московии, отец, и они будут тебе рассказывать о ней, – успокоил его король Франциск.

Леонардо посмотрел на него слезящимися глазами. «…Совсем ещё мальчик! – подумал он, роняя с ресниц серебристые капли. – Он и не подозревает, что, будь у него отец, он и не взглянул бы на меня, относился бы ко мне с тем же равнодушием, что и все… О Боже!.. Мне стыдно за самого себя!.. Стыдно признаться в том, как мне повезло и как я счастлив, что его воспитателем была мать, а он всю свою недолгую жизнь мечтал об отце!..» – опустил он голову, стыдясь собственной радости и того, что может выдать её своими глазами.

Франциск I, видя, что он поник, снова присел на корточки перед ним и взял его за плечи.

– Я понимаю, отец, что моё предложение не заменит тебе наглядного изучения далёкой гиперборейской страны, – грустно вздохнул он, – но сейчас надо думать о другом…

– Да, конечно, – согласился Леонардо.

– Мы с тобой составим договор, по которому ты должен будешь заняться перестройкой моего королевского замка в Амбуазе!.. Я поселю тебя в замке Дю Клу,* выстроенном королём Людовиком ХI для своего оруженосца Кло Люсе, рядом с моим замком и соединённых между собой подземным ходом. Мы перенесём туда из моих архивов все имеющиеся там чертежи по возведению каналов между реками Луарой, её притоком Амас, реки Соны и болотами Солони – это для отвода глаз, если вдруг Папе вздумается отправить своих прелатов проверить, всё так ли на самом деле, как я напишу ему в ответном письме причину, объясняющую, почему я не могу выдать ему тебя и оставляю при себе до окончания начатых работ. Он знает, что подобным возведением сооружений ты занимался во Флоренции, и у него, я думаю, не возникнет сомнений в подлинности предпринятого мной мероприятия!.. Я напишу, что выдам тебя ему сразу, как только ты закончишь строительство каналов!.. – в узких глазах Франциска I заиграли лукавые лучики. – А так как такие работы могут длиться бесконечно долго, то и он будет ждать исполнения моего обещания до Второго Пришествия…

Леонардо не в силах сдержать чувства признательности королю, обнял его, и из его глаз опять безудержно закапали старческие слёзы…

Г Л А В А 10.

Наступил 1516 год. Сборы Леонардо и его близкого окружения были недолгими. Никто его на этот раз не провожал, кроме пожилой супружеской четы Камилани. Король Франциск I выдал ему два дорожных экипажа из королевской конюшни павийского Двора, и он, окружённый своей немногочисленной свитой из Матурины, Зороастро, Баттисто, Франческо и Андреа, покинул Милан. Супруги Камиллани не могли при прощании сдержать слёз, равно как и Леонардо, но на их печальных лицах светились радостные улыбки за полюбившегося им учёного, ставшего им за тридцать пять лет знакомства родным; что, наконец-то, удача проявила к нему милосердие и,

*Сейчас замок называется Сен-Клу.

*

наконец-то, он на склоне лет обретёт и дом, и покой…

Дорога в Амбуаз лежала по тем северо-западным местам, которые когда-то Леонардо наносил на географическую карту, составленную им для дона Чезаре Борджа: долина реки Дориа-Рипария, впадавшая в реку По; Пьемонт и Турин; небольшое селение Бордонеккиа у горного прохода Коль-де-Фрейус между хребтами Мон-Табор, Мон-Сенис и Роччо-Мелоне, где Леонардо отдыхал во время своих неимоверно тяжёлых географических исследований – все эти места до сих пор в его памяти оставались живыми и осязаемыми, как милые сердцу друзья, с кем можно разговаривать и восхищаться их красотой. Снежные вершины Альп завораживали его, плавно проплывая мимо, и он, глядя на них, ловил себя на мысли, что вот и его жизнь так же плавно проплыла сквозь годы времени и от неё остались теперь только воспоминания…

**** **** ****

В центре Франции, неподалёку от города Лиона, между реками Луарой и её притоком Амас расположен небольшой городок Амбуаз с королевским замком, возвышающимся на месте соединения двух рек. Рядом, в пригороде Амбуаза, Турене, у мельницы Сен-Тома, у края красивой зелёной долины, на берегу реки, стоял замок Кло Люсе, поразивший Леонардо своим скромным, но очень гостеприимным видом. Выстроенный из красного туренского кирпича, с высокой чёрной копьевидной крышей, узкими стрельчатыми дверями и окнами, он выглядел светским отшельником, обретшим долгожданный покой в созерцании окружающей его природы и ожидавшим, когда, наконец, к нему придёт тот, с кем он разделит очарование этой красоты. Внутреннее убранство замка ещё больше поразило Леонардо и предстало перед ним гораздо лучше, чем он его себе представлял. Оно и впрямь отвечало внешнему скромному облику дома-отшельника, впитавшего в себя природное очарование: шестнадцать комнат – восемь на первом этаже и восемь на втором, соединённых между собой витой деревянной лестницей, – дышали изысканной красотой отделки стен, потолков и резной мебели. Красный колер, отвечавший внешнему образу замка, был и внутри: настенные обои, оконные шторы, обивка кресел и диванов, а также спальные покрывала и портьеры спальных гарнитуров – всё излучало красивый рубиновый цвет. Поселившись в нём, первые дни Леонардо просто ходил по замку и вокруг него, любуясь им и окружавшей его чудесной местностью. Получив из архива Франциска I архитектурные чертежи королевского замка и не доведённые до конца образцы чертёжных набросков каналов, выполненных архитекторами давно ушедших из жизни французских королей, он счёл, что они весьма недурны и имеют право на существование. Таким образом, замысел Франциска I, что он будет лишь изображать деятельность, вдруг обрёл для него вполне ощутимую реальность. Леонардо, чтобы довести начатые чертежи каналов до завершения, с интересом стал изучать местность и почвы, где они должны были пролечь. Работа увлекла его и оживила, и начальное любование местными красотами приобрело для него смысл. Каждый день он и Франческо Мельци покидали замок и уходили изучать почвы притоков рек Луары, Амаса, Шерры, Эндра и других рек; они измеряли в них уровень воды; составляли карты возвышенностей, холмов, протяжённости болот Солони, туренских лесов, долин и прочее… Как всегда, Леонардо занимаясь любым видом деятельности, чередовал его с другими занятиями. Он возобновил прерванную в Милане работу над картинами. Франциск I ввиду государственных и политических дел редко его навещал. Обычно их встреча происходила, когда король, устав от повседневных тягот, приезжал в Амбуаз отдохнуть и поохотиться в местных лесах, богатых дичью. Он приходил к мастеру из королевского замка по подземному ходу, и они подолгу проводили время, беседуя обо всём, что их интересовало. Круг тем и широта вопросов, которым они уделяли внимание, был безграничен от государственно-политических до философских и даже любовных, касающихся личной жизни короля. Позже, уже в зрелом возрасте, Франциск I, вспоминая эти долгие беседы, скажет: « Никогда не поверю я, чтобы нашёлся другой человек на свете, который знал бы столько же, сколько Леонардо, не только в скульптуре, живописи и архитектуре, но и потому, что он был величайший философ…» Что же касается Леонардо, то о своих пережитых любовных историях он предпочитал королю ничего не рассказывать. Узнав от него о завершении им чертежей по строительству каналов, начатых его предшественниками в незапамятные времена, Франциск I приятно удивился и в знак своего особого «сыновнего» к «отцу» отношения щедро наградил Леонардо внушительной денежной премией в размере его годового жалования.

– Я слышал о тебе, отец, что во Флоренции во время сооружения подобных каналов от реки Арно к Ливурнскому болоту по поручению тогдашнего верховного правителя, гонфалоньера Пьеро Содерини, ты спасал от смерти не только тяжело больных болотной лихорадкой людей, но и вдохновлял их своей серебристой бородой на любовь! – разглядывая чертежи, как бы, между прочим, проронил он, вынуждая мастера отвести глаза в сторону. – Почему ты никогда мне об этом не рассказывал?.. Я вдруг узнаю от флорентийских дипломатов, что у тебя во Флоренции была и таинственная любовь, заставившая горожан слагать о ней легенды! Почему ты ничего мне о ней не говорил?!

– Оттого и не говорил, что всё это легенды! – рассмеялся Леонардо; ранее он предчувствовал, что Франциск I когда-нибудь узнает о них и начнёт его расспрашивать, поэтому его ничуть не удивило любопытство короля. – Я как-то рассказывал тебе, мой сын Франсуа, о доне Чезаре Борджа: о его уме, коварстве, изворотливости, жестокости, выдержке и умении покровительствовать друзьям, отдавая им всего себя без остатка… Ты в полном соответствии обладаешь его последним качеством, – оговорился он, вызвав у Франциска улыбку. – Так вот дон Чезаре, понимая, что я состою у него на службе, и, зная, какое у него количество врагов, которые, разумеется, были и моими врагами, – так как прежде чем завоевать какой-либо город или область, он отправлял туда тайных герольдов, распространявших слухи, сеявшие среди жителей панику, что герцог Валентино непобедим, потому что с ним идёт изобретатель Леонардо да Винчи, – придумал для меня защиту от врагов в виде легенды, что, якобы, моя – на тот момент всё-таки светло-золотистая, а не серебристая – борода обладает чудесными, магическими качествами, прикоснувшись к которой, женщины и девушки обретают неповторимую чувственную прелесть и способны делать мужчин удачливыми!

– Вот так выдумщик! – не удержался от изумлённого возгласа Франциск.

– Да, по части как политических, так и житейских интриг он был большой выдумщик!..– согласился с ним Леонардо и замер, глядя на то, как король, стоявший у окна, – их разговор происходил в мастерской, – задел леджо с портретом Лизы Джоконды, всегда закрытого тёмным покрывалом от посторонних глаз. Леонардо никогда не показывал его Франциску I.

Покрывало медленно сползло с портрета и упало к ногам короля, но стоявший к леджо спиной Франциск этого не заметил и, опершись локтем о подоконник, продолжал, как ни в чём не бывало:

– А я признаться, отец, шёл к тебе не только расспросить об этих необыкновенных историях, но и просить тебя, чтобы ты позволил некоторым моим дамам, да и мне самому прикоснуться к твоей бороде! – подошёл он к Леонардо и протянул руку к его бороде, однако, встретившись с ним глазами, отдёрнул её: взгляд мастера был полон упрёка.

– Что ты, мой сын Франсуа! – с сердечной болью в голосе произнёс Леонардо. – Разве можно менять сошествие в тебя божественного тела с прикосновением к седой бороде старца?!.. С таким же успехом ты можешь прикасаться и к бородам твоих придворных вельмож, а при желании и частично повыдергать их, что, безусловно, вызовет у твоих придворных дам при одном взгляде на них кислую гримасу! Первенство красавца среди мужских куцых физиономий твоего окружения в таком случае тебе, бесспорно, будет обеспечено!.. Но разве внешний облик даже самого красивого человека может сравниться с красотой вошедшего в тебя божественного тела?!

– Что ты подразумеваешь под этим выражением, отец?

– Любовь!

– Любовь? – в недоумении чуть скривил губы Франциск I.

– Да, она имеет точно такое же тело, как и мы с тобой, с той только разницей, что в отличие от нашего оно невидимо, зато вполне ощутимо, когда оно входит в нас!

– … входит в нас!.. – задумчиво повторил король.

– Да! Влюблённые – это апостолы божьи, в которых незримо присутствует Бог!.. Его присутствие во влюблённых – самое тяжёлое для них испытание, потому что на первый взгляд оно противоречит радости, получаемой от любви!

– Почему на «первый взгляд»?

– Потому что Бог, присутствующий во влюблённом человеке, заставляет его искоренять в себе пороки; быть чутким, внимательным и заботливым, что, безусловно, трудно для людей, потворствующих своим слабостям!.. – развёл руками Леонардо. – Вот почему до свадьбы влюблённые – это апостолы божьи, а после свадьбы, когда у них прекращается забота друг о друге, – дьявольские сатиры! И вот почему по прошествии некоторого времени семейной жизни люди, сами того не осознавая, желают вернуться к первоначальному своему состоянию с присутствием в них Бога, – того, как я сказал, на первый взгляд тяжёлого испытания, которое на самом деле является вечной сладостью Любви!.. Да-да, мой сын Франсуа, именно так и никак иначе!.. Разве люди стали бы друг другу изменять, продолжи они тяжёлое, но сладкое испытание в Любви, чередующееся от любви к ближнему – любовью к детям, родившимся от Любви! Влюблённые – божественные апостолы, соприкасаясь в поцелуе губами друг с другом и ощущая сладость поцелуя на губах, не подозревают, что в это время на самом деле они оба целуют Бога! Сладость поцелуя – это сладость его тела; тела Любви, вошедшего в них!

– Так может говорить только человек, глубоко познавший любовь! – восхищённо покачал головой Франциск I. – Я предполагаю, что флорентийские дипломаты правы, говоря о твоей таинственной любви к одной очень милой флорентийской синьорине…

– Не совсем так, – грустно перебил его Леонардо, не желая заводить разговор о Лизе Джоконде. – На своём жизненном веку я повидал немало влюблённых, и однажды мне представилась возможность наглядно увидеть даже то, как она умирает в обречённом на смерть человеке!.. Это страшное и скорбное зрелище, мой сын Франсуа, – поник его голос. – Я как-то рассказывал тебе о своём ученике Джованни Бельтраффио, влюблённом в Кассандру, племянницу Галеотто Сакробоско… Я говорю о них!.. Любовь рвалась из умирающей Кассандры, уже охваченной пламенем… Боже! – сокрушённо покачал Леонардо головой. – Как они друг друга любили!.. Я теперь не удивляюсь, почему и Джованни Бельтраффио погиб! – он возвёл глаза вверх, в синее пространство неба за окном, и на его губах появилась улыбка. – Спасибо, Господи! Ты сжалился над ним: послал ему перед смертью испытание, равное тому, что перенесла Кассандра, и я знаю, что сейчас они вместе! – взгляд Леонардо упал на портрет Лизы, и в очередной раз он невольно воскликнул: – Ну почему же я жив?!

Франциск I обернулся и посмотрел туда, куда был направлен взгляд мастера. Увидев обнажённый от покрывала женский портрет, он замер.

– Какая красота!.. Какая утончённость! – почти беззвучно прошептали его губы; он подошёл к портрету и прикоснулся к нему рукой. – Она как живая!.. Вызывает желание погладить её !.. О-о!.. Да она ещё к тому же улыбается, когда хочешь уклониться от её взгляда! – совсем подавленно пробормотал Франциск I; он обернулся и посмотрел на Леонардо: в его глазах застыл мистический страх. – Я никогда не видел ничего подобного… Как такое можно создать, отец?!.. Я знаю – это она!.. Да! К ней ты испытывал ту любовь, о которой мне только что рассказывал! – он вновь перевёл взгляд на портрет и уже с полной уверенностью заключил: – Да, это она! Только с присутствием в себе божественного тела Любви можно создать такое необыкновенное, по-настоящему божественное чудо! Теперь я вижу, что флорентийские дипломаты говорили правду о вашей таинственной любви!.. Расскажи мне о ней… Кто она?

– Она умерла, – понуро опустил голову Леонардо.

– Что? – обратил на него внимание Франциск I и, увидев, как потемнело его лицо, понял, что старец не выдаст ему своей тайны.

Безысходно вздохнув, он подошёл к Леонардо, присел на корточки и, протянув к нему руки, привычным движением взял его за плечи.

– Ну, хорошо, отец, если не хочешь о ней рассказывать – не рассказывай!.. Я вижу, что от воспоминания о ней ты испытываешь горечь грусти, но я помогу тебе избавиться от неё – я покупаю у тебя портрет!

Леонардо, пожелавший возразить, поперхнулся от такой неожиданности. Все слова у него застряли в горле, и, побагровев, он не мог произнести даже звука.

– Три тысячи экю, я думаю, вполне достаточно за него, – тем временем невозмутимо продолжал Франциск I. – Что, мало? – увидел он протест в глазах мастера. – Хорошо: три с половиной!.. Как?!.. И этого мало?!.. Четыре – и это последняя цена!.. Флорентийский покровитель искусств, твой соотечественник, король Лоренцо Медичи Великолепный не платил таких денег за картины, так что довольно! – поднялся он с корточек и, чтобы больше не видеть молчаливых возражений старца, направился к выходу из мастерской, на ходу бросив через плечо последнее: – Завтра, отец, я пришлю за картиной своего казначея, мэтра Гильома Боро, и он выдаст тебе причитающуюся за неё сумму!..

Леонардо беспомощно смотрел уходящему королю в спину, силясь крикнуть ему, чтобы он остановился, однако с первым, вырвавшимся из его гортани звуком, его горло разорвал мучительный кашель. Франциск I ушёл. Леонардо долго ещё кашлял, пытаясь остановить спазмы и проклиная их за то, что они не дали ему возможности объясниться с королём. Франческо Мельци, услышав его из соседней комнаты, принёс ему воды, и только тогда он утихомирил разбушевавшийся кашель.

– Что с вами, учитель, вы плачете? – увидел он на его глазах слёзы.

– Нет, ничего, – отдал ему Леонардо бокал с остатками воды, затем вытер рукавом глаза, поднялся и, больше ничего не говоря, покинул мастерскую, чтобы ученик не видел его печали.

До самого вечера он пробыл в своей комнате, мысленно возвращаясь к разговору с королём и прокручивая в памяти каждое слово их встречи, не находя себе места от того, что ничего не смог ему рассказать и главное: объяснить, что значит для него портрет Лизы. Уже давно стемнело. Близилась полночь. Сон никак ему не шёл. Не выдержав внутреннего волнения, сжигавшего его душу, сердце и разум, Леонардо поднялся с кровати, оделся и по подземному ходу пошёл в королевский замок. Он застал Франциска I в гостевом зале торжеств, где проходил небольшой бал в кругу его ближайшего окружения вельмож и дам. Звучала музыка, пары кружили в танце; король, восседая на троне, о чём-то мило беседовал со своей сестрой Маргаритой, украдкой поглядывая на хорошеньких красивых девушек. Увидев вошедшего в зал Леонардо с дворецким, желавшим доложить ему о его приходе, Франциск I жестом отослал слугу обратно, а к мастеру пошёл навстречу. Музыка мгновенно прекратилась, танцевальные пары остановились, замерев в полудвижении, устремив взгляды на высокого стройного в чёрном одеянии старца и идущего ему навстречу в роскошном переливающимся бирюзой камзоле короля.

– Что случилось, мэтр Леонардо?! – возбуждённо приветствовал его Франциск, забыв в пылу своё обычное к нему обращение «отец».

– Ваше Величество, меня привели к вам чрезвычайные обстоятельства! – ответил ему Леонардо, тоже не нарушая придворного этикета.

– Что случилось?

– Мне хотелось бы попросить вас об одной услуге…

– Всё, что в моей королевской власти, я сделаю для вас!

Леонардо окинул взглядом притихших в зале вельмож и заострил его на подошедшей к королю его сестре Маргарите; в бархатном розовом платье она выглядела только что распустившимся нежным цветком.

– Ваше Величество, не забирайте завтра у меня портрета… – затаив дыхание, с мольбой снова посмотрел он на короля.

– Но ведь мы уже договорились! – негодующе воскликнул Франциск I.

– Я понимаю, но мне…

– Я совсем забыл сказать, – опять перебил его король. – Вместе с портретом вашей тайной любви, – он сделал паузу, – Лизой! – дал он понять Леонардо, что знает её имя, – я желаю взять и Вакха, то есть, Иоанна Крестителя, которого, как я успел заметить, вы уже закончили!

– Иоанна Крестителя забирайте, ваше Величество, а портрет…– губы Леонардо задрожали, его глаза наполнились слезами. – А портрет не забирайте! Вы получите его после моей смерти!.. И денег мне за него не надо… Да, она умерла, и вы благородно поступаете, желая меня освободить от горечи воспоминаний, но я желаю жить с этой горечью, ибо слаще неё и портрета с образом моей тайной любви, – о которой, как я вижу, вы знаете гораздо больше, чем я предполагал, – для меня ничего на сегодняшний день нет!

– Сир!.. Братец, неужели ты не видишь, что, несмотря на то, что она умерла, он до сих пор её любит! – вступилась за Леонардо Маргарита. – Оставь ему портрет и не обижай старика… К тому же портрет всё равно достанется тебе…

– Благодарю вас, мадемуазель… ваше Высочество! – поправившись, Леонардо склонился и поцеловал её руку.

Франциск I лукаво посмотрел на сестру и озорно усмехнулся.

– Да у вас тут заговор против меня!.. Что ж, – он положил левую руку на плечо Леонардо, а правой громко щёлкнул пальцами три раза, подозвав к себе от дверей зала дворецкого. – Я рад сообщить тебе, отец, что твоя тайная любовь… – он выждал недолгую паузу и затем таинственно тихо произнёс: – …не умерла!.. Да, она жива!.. Она жива и по-прежнему благополучно живёт во Флоренции на улице Лунгарно делле Грацие, но уже в новом доме, вместе со своим мужем Франческо Джоконда и тремя детьми! – он взял из рук дворецкого протянутое письмо и передал его переставшему дышать Леонардо. – Я с нетерпением ждал этой минуты, чтобы вручить тебе письмо от неё, переданное мне через флорентийских дипломатов!.. Портрет я оставляю тебе, а деньги за него ты всё-таки завтра получишь… Не бойся, никто не разлучит тебя с твоей Лизой! – похлопал он мастера по плечу и вернулся в сопровождении сестры на трон, на ходу сделав жест музыкантам, чтобы они вновь заиграли, и пары продолжили кружить в танце.

Леонардо, сжимая письмо в руках, одурманенный известием о благополучии той, что всегда носил в своём сердце, не помня себя, покинул королевский зал торжеств. Вернувшись в замок Дю-Клу и закрывшись в своей комнате, он распечатал пакет и, дрожа всем телом от волнения, принялся читать послание с его далёкой Родины, Флоренции, от той, что была им любима с того мгновения, как он её увидел в лучах полуденного солнца. Оказалось, что одиннадцать лет назад смерть Лизы и ссылка дочери Катарины в монастырь были умышленно разыграны сеньором Франческо Джоконда и его дочерью Дианорой с её согласия, так как её муж, будущий буономини Святого судилища Инквизиции, пригрозил ей страшным проклятием, анафемой, если она его покинет и уедет с Леонардо, чего она, богобоязненная и богу послушная христианка, никак не могла допустить ни для себя, ни для дочери. Читая эти строки, Леонардо прославлял её; прославлял, что она поступила так, потому что, оборачиваясь на свою жизнь, он вдруг осознал, что случилось то, что должно было случиться. Покинь она мужа и останься с ним, – она сделалась бы несчастной, и ничего, кроме страданий, он ей бы не принёс. Нет, он не хотел, чтобы она была несчастна! Помимо Катарины, у неё родилось ещё двое сыновей, и она была счастлива в своём домашнем уединении вместе с детьми. Муж любил её, и, несмотря на случившиеся события, причиной которых был Леонардо, он не стал к ней плохо относиться, что делало её жизнь с нелюбимым человеком вполне благополучной. «… Единственное, о чём я и Катарина тоскуем, – о тебе, наш милый, нежный и великий Леонардо!» – были последние строки письма. Под ними стояли две подписи: Лиза Джоконда и Катарина – (да Винчи). Преисполненный нежных чувств, Леонардо поднёс письмо к губам и поцеловал обе подписи.

– Так вот, оказывается, почему я жив и меня не постигла участь Джованни Бельтраффио! – радостно улыбнулся он, с умилением глядя на письмо и роняя на него слёзы. – Я должен был узнать, что они живы! Господи, как я счастлив, что перед смертью ты известил меня о том, что они живы! Боже, как я счастлив!.. Как я счастлив!.. – снова и снова он продолжал целовать письмо.

Да, Лиза Джоконда переживёт Леонардо на двадцать три года и умрёт во Флоренции в фамильном доме мужа 15 июля 1542 года; и будет похоронена на кладбище монастыря Святой Урсулы. Все годы после смерти Леонардо до того мгновения, когда навечно закроются её глаза, она будет с нежностью вспоминать лучшие дни своей жизни: её встречи с великим мастером, в сердце которого она стала неиссякаемым источником вдохновения…

**** **** ****

Известие о благополучии Лизы и Катарины сделало жизнь Леонардо радостной. Судьба на склоне лет сжалилась над ним, подарив ему кров, роскошный уют и хорошее настроение. Неистощимый на выдумки, он шутил так, словно был ровесником Франческо Мельци, и порой замок Дю-Клу сотрясался от оглушительного смеха. Король Франциск I по-прежнему его навещал, когда освобождался от государственных дел и приезжал в Амбуаз на отдых. Весной 1517 года эта идиллия нарушилась смертью Зороастро да Перетола. Умер он накануне торжеств, посвящённых рождению сына Франциска I, на которые были приглашены дипломаты, послы и государи из разных стран. В крёстные отцы молодой французский король пригласил римского Папу Льва Х, отказавшегося принять приглашение Франциска, сославшись на то, что у него в «отцах» ходит незаконнорожденный, выкормленный молоком дьявольской козы, безродный бродяга. Вместо себя Лев Х прислал на торжества своего племянника, герцога Урбинского, Лоренцо Медичи – сына родного брата Джованни Медичи, флорентийского короля, знаменосца и гонфалоньера Римской Церкви. Герцог Урбинский был обручён с дочерью герцога Бурбонского, французской принцессой Мадлен, и этой же весной у них должна была состояться свадьба. Поэтому Папа избрал его посланником от Ватикана и лично от себя на торжества к французскому королю, посчитав такое внимание к Франциску I вполне достаточным. К свите герцога Урбинского Лев Х присоединил и русское посольство московитов Никиты Карачарова. Им Франциск I по предписанию Папы должен был выдать «своего безродного отца» Леонардо. Такое действие Папы не могло не вызвать раздражения у французского короля. Франциск I пришёл в бешенство. Отчуждение между ним и Львом Х увеличилось. Впоследствии оно станет причиной битвы при Равенне, где французские войска Франциска I разгромят Церковные войска римского Папы, а сам Лев Х будет пленён молодым французским королём, к которому он когда-то отнёсся с таким непомерным презрением. Правда, обладая непримиримой надменностью, Папа всё-таки оправдает своё поражение витиеватыми богословскими философизмами, а архитектору собора Святого Петра «божественному» Рафаэлю Санти закажет написать на станцах Ватикана картину, где он будет изображён римским Папой Львом I (Великим), увещевавшим предводителя гуннов, варвара Атиллу – короля Франциска I – отойти от стен Рима и покинуть Италию; благополучное же избавление из плена Папы и возвращение его на папский Престол в Ватикан Рафаэль изобразит под видом Святого апостола Петра, вышедшего из темницы благодаря чудесному божественному промыслу. Таким вот образом закончится противостояние между французским королём Франциском I и римским Папой Львом Х, начавшееся весной 1517 года.

Прибытие в Амбуаз герцога Урбинского Лоренцо Медичи и русского посольства московитов Никиты Карачарова вынудило Леонардо изображать из себя, согласно подписанного договора с Франциском I, деятельного архитектора – каналостроителя, заботящегося о благополучии Франции по возведению водных коммуникаций, должных по замыслу ещё древних строителей соединить Северную Европу со Средиземным морем. Весна в этом году стояла прохладная и ветреная. Находясь на болотах Солони, Леонардо простудился и слёг. Его плохое самочувствие усугубила смерть Зороастро да Перетола. Преданный друг Леонардо, сопровождавший его повсюду и обладавший неимоверно чудовищной волей к жизни, умер; умер от того, что после гибели Джованни Бельтраффио терзался мыслью, что по его вине погиб этот замечательный, бесконечно добрый ученик Леонардо; умер Зороастро от горя, внезапно, не успев исповедаться. Похоронили его на городском туренском кладбище близ церкви Св. Франциска, как он задолго до этого и желал, не раз высказывая мысль, что Святой Франциск, а также король Франции Франциск I и Леонардо – это не случайное совпадение, а братья-близнецы, рождённые временем в разные эпохи и в разных государствах, не по внешнему сходству, а по единству духа, чтобы впоследствии, чувствуя духовное родство, оказывать друг другу поддержку. Такому мнению юродивого калеки, как правило, никто не возражал. С ним был согласен даже сам король Франциск I. Оплакав друга, Леонардо так и не смог восстановить подорванное здоровье. Русские послы, увидев его в свите короля, когда представляли ему «поминки» – подарки Великого Московского князя Василия Иоанновича: бобровые шубы и полушубки из горностаев и черно-бурых лисиц; сорок-сороков соболей с неисчислимым количеством куньих и песцовых шкур; дорогое оружие: сабли, ножны и рукояти которых были украшены позолоченной гравировкой и драгоценными камнями; золотые стремена со шпорами; пищали с серебряными и золотыми украшениями и прочее, – поняли, что римский Папа Лев Х обманул их, обещая, что мастер Леонардо да Винчи крепкий, ещё далеко не старый мужчина. Они увидели больного, поникшего от жизненных невзгод, скорби и страданий старика, которого с двух сторон за обе руки поддерживали его ученики: Франческо Мельци и Андреа Салаино. Однако обязанные Папой взять его с собой, московиты Никита Карачаров, Илья Копыла, Дмитрий Герасимов, Евтихий Гагара, Мартын Ушак и Иван Труфанец поселились в Амбуазе, в доме королевского казначея Гильома Боро, вынужденные на бессрочное ожидание, «начавшегося» по приказу Франциска I строительства каналов, понимая, что скорее всего они будут отозваны из Франции Московским князем Василием Иоанновичем по причине невозможности забрать с собой в свою далёкую и прекрасную Московию великого флорентинца. Леонардо во время торжеств, несмотря на то, что прошло двадцать лет с того момента, когда он виделся с русским послом Никитой Карачаровым на встрече Нового, 1497 года, у герцога Людовико Сфорца в миланском замке Кастелло ди Порта-Джовиа, узнал московита и приветствовал его поклоном головы; Никита Карачаров ответил ему тем же – на том дипломатическая любезность обеих сторон закончилась, и они разошлись. На этот раз навсегда…