Текст книги "Все шансы и еще один"

– Ты им нравишься, – сказала Лиза. – Ты знаешь, в чем твое препятствие?

Он боялся услышать слова, которые причинят ему боль.

– Ну, скажи.

– Ты стар для молодых и молод для стариков. Слишком худощав для толстых и слишком мускулист для слабых. Богат для бедных и беден для настоящих богачей.

– Продолжай, – сказал он.

– Ты слишком умен для дураков. А для умных – немного загадочен, для толстолобых – ты, возможно, недостаточно сложен. Ты слишком левый для правых и слишком правый для левых.

– Браво, – сказал он, – ты определила очень неудобное место в самой середине.

Она остановилась, чтобы перевести дыхание.

Он продолжил:

– Демократическое равновесие посередине…

– Ты мог бы жениться на мне. Это произвело бы такую суматоху, что тебя изругали бы насмерть или, в восторге, выбрали бы.

– Это никогда не известно заранее, – сказал он.

Силуэт Лорана китайской тенью выделялся на голубом небе. Лицо его мягко вырисовывалось в интенсивном освещении.

– Скажи, – сказала она.

– Слушаю.

– Не прыгай и не кричи…

– Это не в моих привычках.

– Ты мог бы заняться моими биологическими фермами, стать хозяином у меня, в Австрии. Ты женился бы на мне, а я стала бы женщиной у очага.

– Какая шутка, – сказал он. – Опять мне оказаться с богатой женщиной? Что мне нужно, – сказал он, держась очень прямо, – так это иметь возможность действовать свободно. Если меня изберут, я хотел бы уничтожить деньги.

Воздух их пьянил. Земля таяла под их ногами. Несколько толстых шмелей летали вокруг них.

– Ты знаешь, – сказала она, придерживая шляпу, которая была готова откинуться назад. – Ты знаешь, порой я начинаю верить в тебя. Не исключено, что ты станешь большим человеком.

– Давно уже пора, – сказал он, – я тоже так думаю.

Они пришли в ресторан. Терраса, раскаленная на солнце, выходила на цепь гор. Они выбрали столик в дальнем углу, где не было ветра. Официантка подошла принять заказ. Лоран попросил сушеного мяса и заменил их обычное вино «Доль» на «Горон».

В стороне сидел, задумавшись, мужчина и курил трубку, рассеянно посматривая то на один угол пейзажа, то на другой.

– Даже здесь он со своей трубкой засоряет воздух, – сказала Лиза.

– Не устраивай экологическую диктатуру. Уважай свободу других. Согласна?

– Солнце светит слишком ярко, чтобы дискутировать, – ответила она, подняв бокал с вином.

– Буду пить, глядя на тебя.

Она осушила бокал одним махом.

Лоран показал на один из домов, стоящих за рестораном.

– Посмотри вон туда… Небольшой домик с крохотной террасой. Три ступеньки ведут к нему. Видишь?

– Да, вижу…

– Вот там мы будем спать сегодня вечером.

– Замечательно. Все это благодаря человеку из Мартиньи? Твой дружок недурно живет.

– Он очень хороший парень.

– Пойдем, – сказала она, вложив ладошку в руку Лорана.

Лоран рассчитался. Они взяли свои саквояжи и прошли полсотни метров, поднявшись за рестораном по склону горы. Подошли к шале. Лоран открыл дверь. Они вошли сразу в гостиную.

Лиза обнаружила комнату, почти целиком занятую широкой кроватью. Душевая была как раз рядом, а в двух шагах она обнаружила крохотную кухню.

Она прокомментировала:

– Можно сказать, что комната устроена вокруг кровати, кухня – вокруг холодильника, а столовая – вокруг камина и стола.

Счастливый ее счастьем, он обнял ее. Ей уже не хотелось никуда уезжать.

– Лоран!

– Да…

– Что, если остаться здесь, вот так, и никуда не ехать?

– Наоборот. Будем шагать. Вот увидишь, это будет великолепно. Надеюсь, ты выдержишь нагрузку. Нам предстоит два часа ходьбы.

– Э-э, – сказала она. – Я бы лучше прилегла…

Но она пошла за ним, легкая и послушная. Они вышли из шале.

Пройдя несколько километров, они оказались в тихой горной долине. Именно отсюда начиналась узенькая дорожка. Она слегка присвистнула.

– Еще далеко? Не забывай о разнице в возрасте. Надо меня беречь. Это не легко, мужик на тридцать лет старше… Надо придерживаться ритма…

Он рассмеялся.

Они подошли к небольшому закрытому плато, полному газонов и засохших цветов.

– Останавливаюсь здесь, – сказала она. – Падаю от усталости.

– Я надеялся, что ты продержишься до этого места, – сказал он, улыбаясь.

Она расстелила свой пуловер и легла на него. Шляпа ее играла на ветру. Она сняла очки и подставила лицо, закрыв глаза, лучам солнца.

Он склонился над ней и поцеловал. Расстегнул рубашку. Она почувствовала свежий воздух на груди. Он медленно расстегнул свои джинсы. Обнаженные, на траве, горячие и холодные одновременно, они занялись любовью. Солнце передвинулось, и они оказались в тени.

– Ты простудишься, – сказала Лиза.

Она обожала держать Лорана в своих объятиях и чувствовать его хрупкость.

– Скажи мне что-нибудь нежное.

Лоран молчал. Они оделись быстро и нервно. Были они преисполнены любовью. Ей не хватало слов.

– Еще далеко идти? – спросила она.

Он поднял руку, показав направление:

– Поднимемся вон туда… За этим хребтом есть долина, а в долине озеро.

Когда дошли до лысой горы, остановились и в очаровании увидели внизу Зеленое озеро, расстилающееся у них под ногами.

– Сейчас быстро спустимся, – сказал Лоран, – какие-нибудь пятнадцать минут. Но ты увидишь: это ловушка. Подниматься оттуда много дольше.

Они направились к озеру. На другом его берегу семейство наслаждалось миром и красивым пейзажем. Место это было концом экскурсии для посвященных. Хрустально чистое окружение делало звучным каждое слово. Малейший шепот неожиданно громко звучал.

– Вот здесь ты должен бы сказать мне, что ты меня любишь, – сказала Лиза. – И весь мир услышал бы, такое звонкое здесь эхо.

На другом берегу мальчик повторял, играя:

– Таа… Таа… Таа…

Эти «таа… таа… таа…» повторялись до отчаяния регулярно. Почему ребенок так бесконечно повторял одно и то же слово? Какой энергией он обладал, чтобы так наполнять тишину? Машина кричащая, машина играющая, машина убивающая, машина побеждающая, машина рождающаяся, машина, испускающая последний вдох, маленький человек, мальчик производит шум, чтобы меньше бояться, что он растет.

Она пощупала воду.

– Холодная и теплая одновременно.

Глаза у нее были заплаканы. Он вздрогнул. Ничто не готовило его к этому неожиданному горю.

– Это еще не наверняка, что ты будешь избран, – сказала она. – И это еще не наверняка, что жена твоя вернется. Во время избирательной кампании ты можешь проиграть. Можешь стать мужчиной, как все.

– И что же? – сказал он.

– Будешь свободен.

Между ними опустился маленький легкий шарик. Она взяла шарик и вернула его мальчику.

– А если ты откажешься?

– Ты с ума сошла…

– Так и есть, – воскликнула она. – Даже здесь ты не можешь мне солгать и сказать: «Для тебя, дорогая, я откажусь от всего, если ты пожелаешь».

Половину поверхности озера омрачила тень.

– Вернемся в шале. Поскорее, – сказал он.

Он обнял ее за талию и поцеловал. Надо было теперь опять пройти большое расстояние, удвоившееся из-за их усталости. Спускаясь к дому, они проходили то места, освещенные солнцем, то затененные, шли по огромной шахматной доске, клетки которой были то освещены, то затянуты тенью. Когда наконец вернулись, она с радостным криком растянулась на кровати.

– Ох! Устала!

– Можно гордиться нашим подвигом, – сказал он. – Сегодня мы ходили четыре с половиной часа. Да еще сидели полчаса у озера, это уже пять часов на воздухе.

– А любовь, ты забываешь?

– Чем больше занимаюсь любовью, тем лучше себя чувствую.

Лоран стал хлопотать у печки, а пока он выстраивал домик из дров, она приготовила ужин. Нашла бутылку вина местного разлива. Принесла все на стол.

– Выпьем всю бутылку перед очагом. И забудем весь мир.

Она становилась другим континентом. Горячий гейзер вырвался из тысячелетнего прошлого. В объятиях Лорана она свернулась калачиком.

– Этой ночью мне холодно, ты станешь моей пижамой. Согласен?

После ужина они уселись перед огнем. С тусклым взглядом, согретая с одной стороны и замерзшая с другой, она сказала:

– Этот день не должен бы кончаться.

Позже они оба уснули, без проблем, без снотворного, без политики, счастливые.

После двух дней молчания Лоран решил позвонить Мюстеру из почты в Труаторране.

– Послезавтра возвращаемся. Есть какие-нибудь важные новости?

– Вы приглашены в Елисейский дворец на официальный обед.

– Думаю, у нас еще есть время подумать, – сказал Лоран. – Не обязательно принимать решение здесь, правда? Во всяком случае, надо бы, чтобы вы зашли лично в протокольную службу и спросили приглашение для мадемуазель Дрори.

– Как? – вскричал Мюстер. – Мадемуазель Дрори в Елисейском дворце? Позвольте сказать, что вы совсем свихнулись.

– Надо бы сделать так, чтобы мы не вместе пришли и чтобы она была приглашена среди прочих. Я обещал ей, что приведу ее в Елисейский дворец.

– Но, месье Же, зачем брать на себя все эти сложности?

– Просто чтобы доставить ей удовольствие.

– Эта юная дама начинает кружить вам голову, – сказал Мюстер.

– Я себе забот не прибавляю. Добейтесь приглашения. У Франции есть все недостатки, но она вежлива по отношению к влюбленным.

– Не перед выборами…

– Я хочу, чтобы вы уладили это дело, – сказал Лоран повелительным тоном.

«Эта история с Дрори становится все более неприятной», – подумал Мюстер. Он решил не показывать свое неудовольствие и сказал «до свидания» Лорану с мягкостью в голосе.

По возвращении из Швейцарии Лиза с нетерпением ждала вечера в Елисейском дворце.

Она проводила много времени в ателье мод. Нашла большую черную юбку, вышитую цветами, и блузку с декольте и широкими рукавами, перехваченными у запястья. С низу юбки темного цвета вышивка поднималась, становясь светлее, цветы делались розовыми, зелеными и светло-голубыми. При каждом движении перемещался купол цветов. Лиза купила также большой плащ из тяжелого шелка. Лоран был в восторге.

– Великолепно. Где ты нашла все это?

– У японского портного, живущего в Париже.

– Ты произведешь сенсацию, – сказал Лоран. – Какие драгоценности наденешь?

– Моих двадцати лет тебе не хватает? – спросила она.

Долорес занималась фраком Лорана. Это был «обед с наградами». У него их было несколько, немного, в основном – иностранные, вроде «Большой почетной ленты через плечо из Занзибара».

В день приема, в тот сентябрьский вторник, он вернулся домой достаточно рано, чтобы успеть не спеша переодеться. Улыбался при мысли, что воротничок под фраком ему застегнет Лиза, тот ужасный воротничок, который надо было пристегивать отдельно. Всегда это была война, чтобы оба воротничка слушались. В лифте он насвистывал и даже попытался напевать.

Когда вошел в квартиру, тут же почувствовал чье-то присутствие. Не успел закрыть за собою дверь, как увидел в другом конце прихожей Эвелину, одетую в пышное вечернее платье. Удивившись, он после паузы спросил:

– А где Лиза?

– Ушла… Удивилась моему неожиданному приезду и ушла, предпочла уйти. Когда я приехала, она уже была одета. Она действительно восхитительна… Понимаешь, я не могла отпустить тебя одного в Елисейский дворец. Это было бы ужасной неосторожностью. Нас ожидала бы катастрофа.

Контуры ее были словно подчеркнуты толстым фломастером, она выглядела выше и, во всяком случае, полнее обычного.

Лоран схватил Эвелину и встряхнул ее.

– Хочу знать, что произошло. Правду хочу…

– Я прошла к себе здесь и сказала ей, что ты меня позвал и что я пойду в Елисейский дворец. Потому что я – твоя жена, а избирательная кампания очень скоро начнется. Я не думаю, что при всей ее любви, которую она якобы питает к тебе, она хочет причинить тебе вред.

– Что она сделала?

– Она посмотрела на меня, потом переоделась и вышла из квартиры.

Лоран побежал к комнате Лизы, почти силой открыл дверь и увидел ее вышитую юбку на кровати, рядом с плащом… Юбка была аккуратно сложена, все складки выпрямлены, как на витрине магазина.

– Куда она пошла? – спросил он, вернувшись в прихожую.

– Никакого представления. Надела джинсы, куртку, взяла саквояж и хлопнула дверью. Я бы на ее месте поступила бы так же. Главное – эта авантюра закончилась, не так ли, дорогой?

Лоран встряхнул ее.

– Скажи, где она.

– Да не знаю я!

Он с силой отпихнул ее. Она ударилась о стену. Ей стало так больно, что перехватило дыхание.

– Грубиян. Сломаешь мне позвоночник…

– В котором часу ушла? – спросил он.

– Да уже больше часа. Сейчас уже не найдешь.

– Никогда тебе не прощу этого. До конца дней моих буду тебя ненавидеть. Сделаю все, чтобы отделаться от тебя.

– Тебе надо бы одеться, – сказала она очень спокойно.

– Я не пойду в Елисейский дворец, – сказал Лоран.

– Как? – воскликнула она. – А пресса? А общественное мнение? Считаешь себя крупным деятелем, а сам из-за пустяка сдаешь позиции перед всей страной?

Впервые в жизни она получила пару диких пощечин, достойных семьи Моро.

– Ты так ее любишь? – сказала она.

– Пошла вон, – закричал он. – Убирайся вон.

Лиза сочла унизительным сгибаться под тяжестью своих пакетов. Чтобы привлечь внимание таксистов, подняла руку, пластмассовый пакет, державшийся на запястье, опустился до локтя.

– Вам куда? – спросил шофер такси.

– На Лионский вокзал…

– Не мое направление.

– Тогда в Руасси…

– Нет.

Другой шофер просто сделал жест отказа изнутри автомобиля. Час был неудачный, никто не хотел связываться с девушкой, увешанной сумками, с заплаканным лицом, на котором написана драма.

Лиза поставила большой мешок на тротуар и энергично вытерла лицо. Надо было преодолеть ситуацию, изменить поведение, успокоиться любой ценой. Никогда больше не вернется она в эту страну ловкачей, лгунов и трусов.

Она направилась к станции метро на улице Помп. Как улитка, покидающая гнездо, она несла на себе свое имущество. Ручная сумка натирала плечо. Она спустилась в метро, расталкивая встречных своими пакетами. Ей пришлось остановиться и поставить вещи, чтобы купить билет, а это создавало препятствие для тех, кто ждал позади. Затем ей пришлось искать по плану Парижа свое направление и пересадки. Если память ей не изменяла, она еще могла поехать на Лионский вокзал и сесть в поезд, отходящий около восьми часов в Вену. Нервно проводя пальцем по красным линиям плана, она повторяла названия станций, чтобы не забыть, собрала свои пакеты и, как бульдозер, довольно грубо проложила себе дорогу через толпу усталых людей. Споткнулась на ступеньке и удержалась от падения благодаря широкой спине дамы, крепко стоящей на ногах. Лиза остановилась на краю платформы. «Если поезд меня раздавит, превратит в месиво и от меня останутся только две строчки в газетах, этот негодяй даже не узнает об этом». Состав подошел, вагоны перестукнулись. Через приоткрытую дверь Лиза смогла углубиться в массу пассажиров второго класса. Она опустила к ногам большой мешок и взялась рукой за вертикальную штангу.

«Самое главное, – подумала она, вцепившись во что-то, – не хныкать». Как акробат, она достала из кармана платок. Поднялась на цыпочки, чтобы взглянуть через толпу на названия станций. Запах чужого пота вызвал тошноту, а штанга пахла согретым металлом.

До нее донеслись слова:

– Вы себе вывернете шею. Делаете столько усилий, лишь бы не взглянуть на меня…

Она выпрямилась. «Сейчас отругаю этого», – подумала она и подняла глаза на молодого человека, как раз напротив нее стоящего. Тесная толпа свела их друг против друга. Слишком тесная близость стесняла ее вот уже несколько минут. Она избегала даже взгляда в этом направлении.

– Почему вы такой враждебный? – спросила она. – Оставьте меня в покое. Я не желаю разговаривать.

– Я мог бы вам помочь со всеми вашими свертками…

Она не осмелилась слишком быстро сказать «нет», практически она была в объятиях собеседника. На нем была кожаная тужурка поверх индийской рубашки, у него были черные глаза.

– От вас пахнет чесноком, – сказала она почти печально.

Он застеснялся и стал сдерживать дыхание, чтобы не выдыхать на нее воспоминание о блюде говядины по-кантонски. Они были словно припаянные друг к другу: сердцем к сердцу, плечо к плечу, да к тому же дыхание встречное.

Метро приближалось в оглушительном грохоте железа. Лизе нужна была помощь, чтобы выйти.

– Это моя остановка, – сказала она наконец, в отчаянии.

– И моя тоже, – сказал он. – Пошли.

Он сперва протолкнул ее и вытащил затем пакеты.

Он прокладывал себе дорогу, а она шла за ним. Им удалось выйти из вагона.

– Да, нынче вечером было нелегко, – сказал он на перроне. – Куда вы такая нагруженная?

– На Лионский вокзал.

– Вам на поезд?

– Да, в двадцать часов с минутами…

Он посмотрел на часы.

– Сейчас девятнадцать сорок пять. Никогда не успеете.

– Не знаю, что буду делать, – сказала она, утомившись от разговора.

– Если найду такси, она подвезла бы меня как раз к вокзалу. Может, еще есть надежда…

– Попробуем.

Он взял саквояж Лизы и пошел по лабиринту коридоров, наполненному людьми. Вошли на эскалатор, ведущий к выходу.

– Сколько вам лет? – спросил он.

– Почему спрашиваете? Не говорите, что у вас есть сестренка, похожая на меня, или добрая мамаша, или папаша, понявший свое время. Не говорите, что вы терпеть не можете свою семью, людей и их проблемы. Мне это надоело!

– Вы точно угадали, – сказал он. – Я в такой же ситуации, и меня интересуют только животные. Меня зовут Марк Дюран.

– А меня – Лиза Дрори.

Сильный порыв ветра обозначил отъезд. На улице был настоящий катаклизм: поток застывших автомобилей, поливаемых скользким дождем, тонул в отчаянных сигналах клаксонов. На тротуарах двигались мужчины и женщины, они встречались, толкались. «Мне нужно попасть на вокзал, в аэропорт, неважно куда, лишь бы выехать отсюда», – подумала она.

– Думаю, что вам не повезло, – сказал Марк. – Вы могли бы подождать у меня. Потом вам было бы легче уехать.

Она скоро согласилась. Марк был прав.

– Спасибо, – сказала она. – Не сердитесь на меня, я была резкой. Мой первый контакт не всегда успешен. Я скромна, поэтому немного агрессивна.

Они смешались с толпой.

– Завтра я уезжаю в экспедицию, – сказал он. – Есть хотите?

– Нет, спасибо, – сказала она.

Она не сразу среагировала на слово «экспедиция».

– Вы сказали «в экспедицию». Куда едете?

– Сперва в Нью-Йорк, затем в Африку, а потом – в Техас. Мы сопровождаем диких животных, которых поместим в резервации.

– Для чего?

– Чтобы их спасти.

– Трудное дело – кого-нибудь спасать, – сказала она.

– Это не всегда легко, действительно…

В воздухе пахло осенью, печальный вкус с примесью окиси углерода. Лиза взглянула на часы. Скоро Лоран войдет в Елисейский дворец. Лиза шла по многолюдным улицам, где продавцы, поздно кончающие торговлю, еще не убрали свои прилавки.

– Ваш саквояж весит килограммов сто, – заметил молодой человек. – У меня руки отваливаются…

– Это из-за книг, – сказала она, – и кассет.

– А вы откуда?

– Из Трокадеро.

С таким же успехом она могла сказать – из Аляски, из Гренландии или с Огненной Земли.

Они сошли с торговой улицы и вышли на маленькую улочку, более спокойную. Лужи расползлись по намокшим парижским улицам.

Лиза шла за Марком, нагруженная своими позвякивающими пакетами. Они вошли в старый дом, пропахший луком от обеда одного из жителей. Медленно поднялись на шестой этаж.

– Вы – настоящий, самоотверженный человек, – сказала Лиза. – Принять кого-нибудь, нагруженного столькими вещами и подняться с ним на шестой этаж без лифта, это более чем любезно.

Он открыл дверь.

– Вот мы и пришли. Входите.

Он нажал на выключатель.

– Если хотите в ванную, она направо.

Она только и хотела туда, и через несколько минут пришла с успокоенной душой, легким желудком, руками, холодными от воды, в основную комнату, заполненную книгами и бумагами. На канапе лежал открытый чемодан.

– Присаживайтесь, – сказал Марк.

– Спасибо.

Придя от одного мужчины к другому, она преодолевала катастрофы, один заставил ее плакать, другой подоспел, чтобы успокоить ее.

– Вам очень идет улыбаться, – сказал Марк.

– Мне удается быть приятной, – ответила она.

Нравиться в этот вечер – было вызовом. Марк выглядел равнодушным и милым. Был он также несколько дезориентирован этим непредвиденным присутствием. Он хотел бы прибрать, но практически не мог ничего сделать еще.

– Спокойно разбирайте ваши вещи, – сказала Лиза.

– У меня еще есть немного времени. Друг приедет за мной сегодня вечером, часам к десяти.

– Я уйду гораздо раньше, – сказала она.

– Чаю хотите? – предложил Марк.

Он открыл складную дверь на кухоньку, маленькую, но ухоженную. Наполнил чайник и поставил его на электроплиту.

– С жасмином или цейлонский?

– Цейлонский, – сказала она. – И вы будете сопровождать разных животных?

– Семьи гиппопотамов. В некоторых африканских странах браконьеры уничтожают их. Осталось только несколько сотен.

– Вы выбрали не самых маленьких животных и не самых легких, – сказала она.

– Это не я отбирал. Я состою в мировой организации, которая пытается сохранить виды животных, обреченных на исчезновение.

И она сказала, не подумав как следует:

– В вашей организации не нужна переводчица? Добровольная переводчица, говорящая на трех языках?

Он налил кипяток в чайник. Нашел чашку и маленькую ложечку.

– Сахару?

– Да.

Теперь она разыгрывала роль маленькой девочки, которую делает счастливой любой пустяк, даже чашка чая.

– Хотите немножко молока?

– С удовольствием.

– Вот так, – сказал он.

– Спасибо, все прекрасно.

Она посмотрела на него изумрудными глазами:

– А что, если перейдем на «ты»?

– Почему бы нет, – сказал он.

Считая себя существом неуязвимым, он даже не заметил появления этой первой бреши в своем панцире.

– У тебя действительно французский тип, – сказала она.

– А что это значит – французский тип?

Потом он секундочку помолчал:

– Я все же начну собирать чемодан.

Из шкафа он вынул рубашки.

– Во Франции есть всё и все: блондины, высокие, худощавые, маленькие, толстые, стройные. Действительно, есть всё.

– Это верно, – сказала она притворно. – Действительно, есть всё.

Она помолчала. Смотрела на Марка глазами коллекционера. Покончено было с чистосердечием, с невинными чувствами. Мужчины будут проходить в ее жизни, не оставляя следа. Она никогда не познает больше боли. Этот выглядел достаточно упрямым, играл в крепкого друга, в сердечного мужика, у которого нет никаких задних мыслей. Как позволял он себе не иметь никакой задней мысли?

Марк налил себе тоже немного чаю. Девушка, приземлившаяся в его квартире, была не лишена интереса.

– Как ты попал в эту организацию?

– Я не прошел по конкурсу в ветеринарное училище. Занялся зоологией и нашел место в Париже, но я не создан для сидения в конторе. Я должен быть на свежем воздухе. Пошел и представился в эту международную организацию со своими двумя дипломами, провел стажировку в Австралии, а теперь буду участвовать в перевозке животных, и это будет настоящая одиссея. Мы попытаемся перевезти гиппопотамов в резервацию, для них воссоздадут те же условия жизни, что в стране их происхождения. Если не спасут гиппопотамов, их не останется, все вымрут через десять лет, а может быть, и раньше. Порода эта вымрет.

Она с интересом слушала его и наблюдала за ним. Парень этот был привлекателен, потому что был из того же поколения, что и она.

Она молчала. Он закрыл чемодан.

– Мы совершим, – сказал он, – если все пойдет хорошо, единственное путешествие в истории. Как настоящие первопроходцы.

– А там женщины не нужны? – спросила она.

– Не думаю, – сказал он.

– Я могла бы быть полезной. Умею даже уколы делать.

– Гиппопотамам? – спросил он, улыбаясь.

Эта улыбка озарила его лицо. Он еще не знал опасности, которую представляла для него Лиза. Он считал себя сильным и независимым.

– Я думаю, – продолжала она, – что смогу быть полезной.

Она опасалась слов. Надо было скрываться, показывать себя гораздо более простой, чем была. Начинать новую жизнь. Она ляжет с этим парнем – в этом она была уверена. Но она никогда его не полюбит.

– А ты, – сказал он, – ты можешь изменить направление жизни просто так?

– Я свободна, брошенная сирота.

– Брошенная?

– Да. Женатым мужчиной. У меня диплом синхронной переводчицы, свидетельство о вакцинации, совершеннолетняя, а Европа мне надоела. Что еще надо?

– Не исключено, что тебе могут подыскать что-нибудь. История языков представляет интерес, – сказал он. – Я попытаюсь найти секретаря французского сектора. Если могут сделать так, чтобы тебя приняла дирекция в Нью-Йорке.

– Я могла бы выехать вместе с вашей группой завтра, – сказала она, – повстречать людей, которые решат, нанимать меня или нет для Нью-Йорка. Если дело не пойдет, не будет никакого риска ни для тебя, ни для твоей группы. Я исчезну, как будто и не было меня. Я бы предпочла попытать счастья таким образом…

– Слушай, – сказал он, – в случае внезапной паники я согласен, но не хочу никакой личной причастности. Никакой.

– Кто говорит о связях? – сказала она.

Она подумала: «Через пару дней он воскликнет “ах!” в моих объятиях». Он будет первым из длинной серии мужчин, которых надо покинуть с некоторой грубостью, как они сами это делают.

– Кто говорит о связях?

– Одна девица чуть не заимела меня, – сказал он – Я почти углубился в систему. Чуть было не женился. Но мне, мне нужно было пространство. То, что я хочу ближе к мировой истории, чем к истории милого небольшого семейства.

«Мне попадаются только мужики, предназначенные для великих судеб, – подумала она. – В любом случае, домосед оставит меня холодной».

Она зевнула.

– Как выглядит твой дружок, который придет за чемоданом?

– О, это потрясающий тип… Он ветеринар, своего рода врач для животных без границ.

– Он поедет один?

– Как один? Нас целая группа…

– Я хочу сказать: у него есть подруга?

– Не для путешествия.

Лиза оживилась.

– Как его зовут?

– Ив.

– Каков он внешне?

– Немного похож на меня, чуточку выше. Но почему ты интересуешься им?

– О, это вопрос просто так, – сказала она… – Чтобы знать, из кого будет состоять наша группа…

Ив станет вторым в списке путешествующих с гиппопотамами.

– Но ты еще не член группы! – сказал Марк.

– Может быть, буду им, надеюсь… Если ты поможешь.

Теперь она уже играла на всех картах.

– Из Соединенных Штатов, – сказал Марк, чтобы вернуться к повседневной жизни, – нас направят регулярным рейсом в Африку.

– Этого я не понимаю, – сказала она. – Почему нельзя лететь прямо отсюда в Африку.

– Таково их решение.

– Отлично, – сказала она. – Я еду.

– Похоже, ты девушка сговорчивая, – сказал он. – Мы не собираемся отправляться с женатым человеком…

– Это мое дело, – сказала она.

Она повторила:

– Это мое дело.

– Любовь между свободными людьми – дело сложное, – сказал он.

– Я займусь животными, а не любовью. Любовь больше меня вовсе не интересует.

– Ты меня успокаиваешь, – сказал он. – Мы не хотим никаких «историй» в группе. Едут еще две девушки…

– Какого возраста?

– Нашего.

– Красивые?

– Почему это тебя интересует?

– Просто так.

– У них нет проблем с родителями…

– Ах так?

– То есть они делают что хотят, как ты.

– Я освобождена от моего отца, потому что он сам был освобожден от жизни, заболев раком.

Ей удалось впервые заговорить об отце, не заплакав. Это была победа.

– Очень сожалею, – сказал Марк.

– О чем?

– Что заговорил об этом.

– Ты ничего не знал. Не о чем и сожалеть.

– А мать?

– Она тоже умерла.

– От чего умерла?

– От болезни, которая называется «буржуазия».

– У тебя жесткий юмор, – сказал он.

– Юмор – очень личная вещь. Привыкнешь. Со мной, – продолжала она, – тебе повезло. Я действительно, что называется, свободное существо.

– Ты – первая, кого я познаю, – сказал он. – Кроме меня самого…

– В котором часу придет твой друг за чемоданом?

– К десяти часам. Я спущусь подождать его перед подъездом.

Он снял чемодан с канапе.

– Придешь поужинать?

– Я не проголодалась, – сказала она. – Я, скорее, прилягу, если можно.

– Почему бы нет, – сказал он. – У меня есть раскладушка. Расставлю ее потом. Если сейчас расставлю, нельзя будет двинуться.

– Ты милый, – сказала она. – Не хочу нарушать твои привычки…

Он взглянул на нее. Она выглядела безразличной.

– Я спущусь вместе с тобой, – сказала она. Ей захотелось увидеть и того, другого, тоже.

– Хотелось бы, чтобы ты поела чего-нибудь, – сказал он. – Хочешь яблоко?

– Иди сюда, присядь рядом со мной. Как здесь жарко!

– Но мое газовое отопление не включено, оно испорчено…

Он подошел к ней и протянул яблоко.

– Оно не очень красивое…

– Покажи руку, – сказала Лиза.

Он был уже наполовину покорен, доживал последние минуты свободного мужчины…

– У тебя элегантная рука, тонкие пальцы, аккуратно подстриженные ногти, рука крепкая и нежная.

Она добавила:

– Спасибо, что приютил меня… Ты очень мил.

Она чувствовала себя удивительно хорошо. Мужчина шел ко дну. Это было сказочно и так просто. Марк положил ладонь на руку Лизы.

– Твоя рука меньше моей.

– Это нормально, – сказала она.

Скромное приближение Марка ее забавляло.

– Спустим твой чемодан, а потом…

– Он придет только через час, – сказал Марк.

Она выигрывала по всем статьям.

– У тебя нет телевизора?

– Нет.

Она сказала с предельной нежностью:

– Что бы ты хотел сделать в этот часок?

– Болтать, – сказал он, обнимая ее.

Он хорошо обнимал. «Вот он, первый после Лорана, – подумала Лиза. – Я буду нумеровать их, как нумерую духи».

День открывался перед ним, как дорогая коробочка с незнакомыми предметами, которые приятно разглядывать, ощупывать, на которые хочется любоваться. Минуты, чреватые знаками и символами, невозмутимо проходили одна за другой.

Это был второй тур выборов, второе воскресенье, во время которого президент Французской республики должен был избираться на семь лет веселых страданий и ежедневных жертвоприношений.

Было рано, Лоран пил, стоя в халате, приготовленный им самим кофе и смотрел, глядя в окно, на хмурый свет зари. Париж выбирался из ночи, потягиваясь, как сонный кот.

Вскоре после неожиданного возвращения Эвелины Лоран покинул авеню Жорж-Мандель и жил один в квартире на пятом этаже дома, который Моро купил у графини. Лоран договорился об этом деле непосредственно со своим тестем и требовал предоставить ему право оплачивать квартплату.

– Вы не будете играть в «квартиранта», – сказал ему делец. – Мы не будем выдвигать между нами столь малозначительные детали по той причине, что у вас несколько натянутые отношения с моей дочерью.

– Вот именно, – отвечал Лоран, – я придаю значение этой детали. Или вы согласитесь, чтобы я вам платил, или я буду жить в другом месте.

– Согласен, не хочу вам противоречить и тем более вас обижать. Делайте что хотите. Платите, если это вас устраивает. Еще не знаю кому, но платите… Ваши разногласия с моей дочерью ни для кого не секрет, так что я хочу помогать вам обоим. Я прослежу за тем, чтобы работы начались немедленно. Мы создадим общество, которое снимет для вас квартиру, согласны?

Моро отлично понимал важность кризиса самолюбия у его зятя. К чему было спорить с ним, раздражать его? Вот уже несколько недель многообещающие перспективы намекали на финальный успех. Политическая публика этой части Парижа кипела вокруг них и их окружения. Появлялись друзья из прошлого. Увеличивалось число перешедших на их сторону. Только Дюмулен, проигравший первый тур, с достоинством сохранял молчание. Вокруг Лорана распространялся аромат успеха, он привлекал к нему массу хищников.