Текст книги "Все шансы и еще один"

– Будьте добры, – сказала ему Лиза. – Вы могли бы выслушать меня секундочку?

Он с удивлением остановился, проявляя внимание. Ему должно было быть лет тридцать. Она очень быстро стала говорить ему.

– Скажите, пожалуйста, мне надо знать. Вы доктор или санитар? Молодой или старый? Я имею в виду в душе… Человек – невольник правил или вы еще свободны в ваших действиях?

В больнице не было психиатрического отделения, и девушка была в городской одежде, она не вышла из смирительной рубашки, но и не из Института красоты. Душевно больная или нет, она была, как все, усталая от жизни. Он оглядел ее. Она выдержала его взгляд.

– Что вы хотите? Я врач-терапевт, сегодня вечером работаю на «скорой помощи».

– Мне нужна скорая помощь, – сказала она. – Я – скорая помощь, хотя и на ногах. Помощь, нуждающаяся в помощи. Вы женаты?

«Однако у нее вид не одурманенной», – подумал он.

– Я знаю, что все это бессвязно. Вы женаты?

– Вы устраиваете опрос в этом часу?

– Нет, – сказала она. – Вовсе нет. Но у меня проблема почти «юридическая». Я не жена человеку, который сейчас умирает у вас и которого я должна увидеть.

– Я не судья и не полицейский, договаривайтесь с его окружением.

– У него есть жена, которая его наверняка изолирует. Я должна увидеть этого человека, я должна ему кое-что сказать.

– Расскажите мне вашу историю, – сказал он. Чашка кофе, о которой он мечтал, удалилась от него с невероятной скоростью.

– К вам привезли Лорана Же.

Он тихо присвистнул.

– Вы хотите его увидеть?

– Да, я была его любовницей. Его законная жена меня отвадила. Я должна с ним поговорить. Если он умрет, а я не смогу сказать ему то, что у меня есть ему сказать, я буду несчастна всю жизнь. Пятнадцать месяцев тому назад я потеряла отца. Потом я встретила Лорана Же. Мы стали жить вместе, потом расстались. Когда сегодня вечером я узнала, что у него сердечный приступ, я поняла, что могу потерять второго мужчину, который был важен для моей жизни. За пятнадцать месяцев такая вторая потеря – это много. Помогите мне его увидеть.

– Я не могу, – сказал он. – То, что вы хотите, абсолютно запрещено. Представьте себе, что в течение тех минут, что вы будете возле его постели, он умрет. В случае несчастья ответственным буду я. Если он в сознании, для него, конечно, будет шоком увидеть вас вновь. Надо освободить его от всякого волнения.

– Я понимаю, – сказала она. – Я вас понимаю. Но если то, что я хочу ему сказать, поможет ему выжить? Предположим, что мой визит не убьет его, а вернет к жизни.

– Что вы хотите ему сказать?

Она посмотрела на врача. Она услышала, как ее голос сказал:

– Я хотела бы сказать, что я люблю его.

Она была так удивлена тем, что сказала, что смогла, но скоро спохватилась. Молчание не должно стать потерянным временем.

– Все это невероятно просто и вместе с тем сложно. Он совсем не дорожил тем, что я люблю его, он был очень скромным человеком, он даже не хотел получить частицу от моей жизни. Я тоже стеснялась, не всегда была приятна, порою даже была груба и стыжусь этого. Не хочу вам лгать. Он любил политику больше, чем меня. Не придаю себе больше значения, чем то, на что имею право, но знаю, что я должна его увидеть.

– Это слишком большая ответственность.

– Но если мое присутствие его спасет? Жена его очень черствый человек. Она не создана для того, чтобы спасать больного, она создана, чтобы помогать здоровому человеку. Не говорю, что я добра, нежна и милостива, но я уверена, что он нуждается во мне.

– Не вижу, как в том отделении, где он находится под бессменным наблюдением…

Она перебила его:

– С тех пор, как я живу, невероятное случается со мной очень естественным образом. Пожалуйста, хотела бы я, чтобы он услышал мой голос и узнал, что я в Париже.

– А если бы я сам пошел. Я, возможно, передал бы ему послание?

– Вы чудесно добрый человек, но это не то же самое. Представьте себе, что вы при смерти и слышите, как вам говорят: «У меня послание к вам: девушка, которую вы выгнали пол года тому назад, вернулась, чтобы сказать вам, что она вас любит». Вы думаете, что действие будет таким же?

– Нет, – сказал он.

И в этом мрачном коридоре, перед этой прозрачной девицей ему хотелось просто улыбнуться – так она была необычна, одновременно и забавна, и удивительна, необычайна и трогательна.

– Идемте со мной, – сказал он. – Дам вам халат. Без него вы не можете там ходить. Идемте.

Она побежала рядом с ним. Он очень быстро шагал. Привел ее в маленькую комнатку и помог надеть длинную блузу из хлопчатобумажной ткани.

– Это называется «халат», – сказал он.

– Из бумаги?

– Для посетителей. Держите. Наденьте и шапочку.

Она оказалась вся зеленая, как ветка шпината, ее большие глаза были устремлены на него.

– Я люблю и вас тоже за вашу гуманность и смелость.

– Пошли, – сказал он, – мы углубимся в настоящую катастрофу. Но пошли.

Они проходили коридор за коридором, проходили перед кабинетом, и Лиза, остановившись на секунду, кажется, узнала голос Эвелины.

– Это его жена. Она здесь.

– Не знаю, не знаю, – сказал он.

– Узнаю ее голос.

– Поспешим, – сказал он.

На повороте того же коридора он ввел ее в маленькую комнату, где стояли два кресла и стол. Он повернулся к ней.

– Я скажу, что вы – иностранный врач.

– Да.

– Норвежский коллега, проездом в Париже, которому я хочу показать мельком отделение реанимации, чтобы она имела представление обо всем и взглянула на датские и норвежские электрокардиоскопы. Главное – ни слова: вы не понимаете по-французски. Только английский. Я покажу вам место, где находится Лоран Же, и, если смогу отвлечь медсестру – одну из лучших в Париже, которая все замечает, – если мне удастся ее отвлечь, а вы сумеете проникнуть к нему и оказаться возле него, значит, вам повезло.

– Да, – сказала она. – Я норвежка, и мне повезет.

Он позвонил в дверь, и вскоре главная медсестра лично открыла. Они поздоровались, и врач сказал:

– Разреши этой юной даме, нашему другу, норвежскому врачу, пройти по залу. Она будет говорить только по-английски… Хотела бы взглянуть на наше оборудование. Как поживает твой знаменитый больной?

– Выкарабкивается, он здоровый. Входите, входите!

Они вошли в зал, одна сторона которого была разделена на боксы с остекленными стенами. На каждой кровати лежал мужчина или женщина, борющаяся со смертью. У некоторых на лице была кислородная маска, а дыхательные аппараты издавали почти человеческие звуки. У Лизы было впечатление, что она вступила в огромные легкие. Каждое биение сердца записывалось на экраны, на мониторы, находившиеся справа над кроватью.

– А где находится «почти президент»? – спросил врач.

– Во втором боксе, вон там. Жена его ожидает за пределами больницы. Ее трудно удержать. Я была вынуждена запретить вход кому бы то ни было, в том числе его доверенному лицу. Все они хотят присутствовать при его последнем издыхании. Однако я уверена, что он выйдет из трудного положения.

Она повернулась к Лизе:

– Наша служба реанимации знаменита во всем мире.

Лиза улыбнулась и кивнула головой. Молча.

Врач сказал медсестре:

– Моя подруга только взглянет на аппаратуру. Разрешишь на секундочку? Должен тебе кое-что сказать. Нельзя ли зайти к тебе.

Контора старшей медсестры была тоже боксом за стеклянной стенкой. Внимание ее было отвлечено, что позволило Лизе войти в бокс, где лежал Лоран под перфузией, то есть переплетением трубочек и разных аппаратов и сондов. Он выглядел молодым, хрупким, глаза его были закрыты, а лицо прозрачно.

Лиза подошла к нему в сильном волнении. Она спросила, четко выговаривая:

– Ты меня слышишь?

Затем, не дожидаясь ответа, продолжала:

– Я здесь. Не знаю, слышишь ли ты меня. Но я здесь.

И потому, что ответа она не получила, она заплакала. Вытерла нос бумажным рукавом зеленой одежды.

Издалека, из туманного мира благословенного морфия, из ватной пещеры цвета охры, черной и серой, из очень далекой глубины Лоран возвращался и соглашался быть в полном сознании. Он хотел сказать Лизе. Надо было читать по его губам:

– Я ее не звал. Она пришла, не предупредив меня. С тех пор я тебя ищу.

Она так сильно его любила, так сильно, что понимала, что могла жизнь им преподнести. Надо было торопиться, пока не вернулась медсестра.

– Слушай, Лоран, даже если ты мужик-эгоист, даже если ты сейчас сердечный больной и считаешь себя стариком, мне плевать. Люблю я тебя. Я уверена, что говорю правду. Люблю только тебя одного. Надо выздороветь. А потом жениться на мне как можно скорее. Если с тобой случится еще один сердечный приступ, я должна иметь возможность быть возле тебя. Даже если это тебе надоело, ничего не поделаешь, я люблю тебя. Дождусь, когда тебе станет лучше. А потом останусь с тобой. Ты должен жить, понимаешь, ты должен жить со мной.

– Пойдемте, мадемуазель, – сказала старшая сестра. – Пойдемте на другую сторону, там тоже есть что показать.

Она, проходя, кинула взгляд на своего знаменитого больного. Ей показалось, что тот улыбался. «Странно, – подумала она, – у него гримаса, похожая на улыбку…»

Мысли Лорана были ясными и без эмоций. «Почему она мне не сказала о результатах?» Но он был так счастлив от этого присутствия, что все, остающееся у него в жизни, все его будущее смешалось с именем Лизы.

Лизе надо было пройтись, чтобы успокоиться, она вернулась пешком к Марку.

– Где ты была? – спросил он ее. – Поздно.

Она присела на край узенькой постели, как гостья, не желающая долго сидеть, и сказала с нежностью в голосе:

– Сегодня вечером я вновь увидела друга, о котором я тебе говорила…

Марк пошел разогревать воду, чтобы заварить чай.

– Ну и что?

Она не решалась, чувствовала себя не в своей тарелке. Впервые в жизни ей надо будет порвать. Подняла глаза на Марка и сказала:

– Люблю я его.