Текст книги "АнандЛа. Десять лет с йогами, целителями и шаманами. Индия – Непал – Суматра"

Любовь

Мир начался с любви и однажды закончится любовью. Все остальное, все, что между этим, делается для того, чтобы эту любовь найти.

Каждый из нас отделился от Бога, источника высшей любви, на Заре мира. И каждый из нас сознательно или неосознанно ищет только эту чистую любовь. Этот поиск – наше центральное управление, наш самый сильный инстинкт. И люди, которые не хотят найти подобную любовь, – они врут, потому что все в этом мире создалось из любви. Мы продолжаем искать это чувство: быть любимыми, быть принятыми, это чувство безопасности – на протяжении всей нашей жизни. Некоторые люди ищут такую любовь в отношениях, некоторые – в успехе, доминировании, некоторые – во власти, но суть остается той же: быть защищенными, быть окруженными заботой, быть полностью принятыми.

Человек находит любовь только после того, как он испытал много ее «проблесков» через разные формы отношений, после того, как он прошел свою эмоциональную эволюцию.

На Земле мы чаще всего любим кого-то до тех пор, пока этот человек соблюдает условия. Мы движемся через саморазрушение, ныряем в пучину желания владеть, желания поработить другого…

В тот момент, когда объект нашей любви начинает вести себя по-другому, выбирает себе других возлюбленных, нарушает обязательства, наша любовь испытывается на прочность и – чаще всего – рассыпается. И тогда мы ищем снова.

Эта драма человеческой любви длится очень долго. Мы становимся сами испытаны любовью, пока в нас однажды не начинает прорастать другое качество. Это то, что я называю любовной эволюцией. У любви есть эволюция.

В Индии мы оставляем условную любовь, мы ищем любовь безусловную. Мы открываем ее новые формы. Во имя чего-то вечного. И мы открываем свое сердце заново, и мы отказываемся от тьмы, которую берегли с рождения.

Все это сталкивает нас кармически друг с другом. Заставляет учиться друг у друга. Без любви ничего здесь не делается, без любви нет Бога.

Когда человек выходит за рамки одержимости – он может видеть любовь, чувствовать любовь. Такая любовь случается с нами, когда мы в природе. Когда мы пережили любовь природы к нам. Тогда наше путешествие к любви заканчивается. Душа готова раствориться в любви. Нет смысла больше рождаться.

Все дело в этой любви.

Все дело в любви – что бы ни происходило. Либо ее нет и мы ее ищем, либо мы ее нашли.

Осень в горах

Я вижу кусочек серого неба. Круглые кроны деревьев и отражение лампы на окне. Я бесконечно наполнена этим вечером, хочу его проглотить, запомнить, унести туда, где он никогда не будет забыт.

В шкатулке бусины от порванных вчера четок. Все рвется, когда заканчивается. На моей руке длинная красная полоска от плеча к ладони – царапина от ветви неизвестного мне дерева.

Первая ночь, наполненная стрекотом сверчков. Лес у подножья горы затягивается туманом, и когда растущая луна поднимается над поляной – я смотрю в окно, ухожу на поляну посидеть под луной, а затем, наконец, засыпаю в доме на подушке.

Трава, бледнеющая днем от осеннего солнца, царапает ноги, цепляет одежду. Дорожка домой еле видна. Гербарий из целого леса и ночь. Гербарий, источающий запах прошедшего здесь лета. Двадцать минут по краю утеса, а затем поворот в район к отелям, где живут многочисленные западные туристы.

По ночам снова сижу на камне-валуне и смотрю на блики, падающие с гор, и на звезды. И пока луна еще не взошла, темнота вымывает, как решето, самое главное.

Осень пришла. Ветер уже все расставил, размел по своим местам. Все упаковки, сброшенные с пригорка, обертки от печенья собраны и сожжены в кострах. Ветер уже холодный, он раскачивает деревья, разбивает мои двери по ночам, и только ближе к полуденному солнцу все сходит на нет и затихает. Пятеро собак, которым я не даю имена, всегда со мной.

Иногда он присылает мне короткие письма. В них… странные обрывки человеческого и родного: «Сегодня пошел дождь, я проснулся, и мне было очень одиноко. Когда ты приедешь? Ты здесь?»

Я не пишу, где я.

Я где-то далеко и скрыта от мира.

Я все еще не могу заблокировать его в почте, но никогда не отвечаю на письма. Я возвращаюсь к жизни. Когда упала, надо подниматься – это закон йоги.

Амарнатх-ятра

В Индии есть традиция паломнических походов. Мы идем по горам, мы идем босыми, мы идем, преодолевая трудности. Приходя в святилище, мы касаемся священного камня. Камень увидел нас. Мы коснулись камня. Встреча с камнем – внутренняя алхимия, об этом нельзя рассказать руками, словами…

Для этого нужно путешествовать.

Палаточный лагерь в горах Кашмира переполнен звуками. Рой – липкий рой мух, воздух – когда его вдыхаешь слишком плотно, то ощущаешь всю палитру вкусов земли. Запах лошадиного навоза вращается ветром по кругу.

В середине ночи звуки – как люди. Они проникают в мою палатку. Кто-то приходит из паломничества, а кто-то возвращается. Ночь переходит в утро без промежутка на тишину. Перед рассветом начинается дождь, громкие раскаты грома. Люди покидают лагерь, несмотря на непогоду. Новая полоска голосов и образов. Гроза между сном и явью такая громкая. Я пытаюсь провалиться в сон – ничего не получается. В моем уме поднимается другая гроза. Я спрашиваю себя: зачем мне это?

Ум всегда советует убежать, передумать, остаться там, где комфортно, остаться в безопасности. Если бы не какая-то третья, высшая сила, не было бы Индии, не было бы сейчас Кашмира. Притяжение такое сильное, оно исходит не из ума, оно приходит из будущего. И если в будущем свет, то свет и в настоящем.

Ранним утром десятки людей. Поверх их одежды дешевые прозрачные дождевики-пакеты. Их продают прямо здесь, повсюду. Дождевики и бамбуковые палки по двадцать рупий. Когда вы возвращаетесь назад, в базовый лагерь для паломников Амарнатха, вы можете продать их обратно продавцу лавки, вернув половину цены.

С полчаса я обездвиженная. Завернувшись в плащ, как у других, накинув его на плечи, я раздумываю: а не вернуться ли обратно?

Какой же липкий ум.

Каждые полчаса отсюда отходят обратные автобусы: от базового лагеря обратно в Пахалгам, где начинается курортная зона Кашмира – отели, рестораны, даже бары, – а здесь и дальше больше ничего. Серые, слившиеся с дождливым небом горы. Скалы с блестящими линиями. Долгие пологие ущелья Каракорума.

Погода в этих горах непредсказуема. Возможно, пойдет дождь, возможно – снег.

Горизонт изрезан вершинами. В нем то падает, то поднимается тропа к священной пещере Шивы. Паломники – маленькие, слившиеся в ручей фигуры – идут один за другим, почти без расстояний. Рядом с нами граница с Пакистаном. Здесь волнения, здесь терроризм, недавно здесь была война. Из-за этого по всей длине паломнической тропы – военные посты и лагеря. Они проверяют документы и осматривают содержимое наших сумок.

Принято считать, что дорога в Амарнатх очищает от грехов и дает счастье. Счастье не в вещах, счастье в покое. Я делаю первый шаг в направлении Амарнатха. Теперь и здесь – только монотонность неизвестного пути снизу наверх.

Резкий подъем высоты, резкий перепад температур, вдруг среди солнца и теплого ветра – дождь, а потом мороз – и все заново тает. В воздухе запах свежей горной породы. Травы, фрукты, а потом ничего – только снег и снег, черный, смешанный с грязью дороги.

По пути, на привалах, истории и легенды о Шиве. Кто-то начинает, а другой хочет продолжить. Женщины и мужчины согнулись у огня, сидят, закутавшись в платки и одеяла. Все мы сливаемся в этой одежде – лишаемся пола.

По пути к пещере Амарнатх Шива оставляет всех своих вечных спутников: быка Нанди в Пахалгаме, Луну в Чанданвари, на берегу озера Ананта-Шеша он выпускает своего змея Шешу, в Махагунас Парват он оставляет своего сына Ганешу. В Панджтарни он оставляет все пять первоэлементов: землю, воду, воздух, огонь и пространство (эфир). Как символ принесения в жертву земного мира, Шива совершает свой танец Тандава. В пещере Амарнатх он посвящает Парвати в тайну бессмертия. Никто не должен его услышать: ни небожители, ни животные, ни люди не имеют вечной жизни.

Шива говорит, а из его слов рождается реальность. Голуби, привлеченные этой энергией, прилетают к пещере. Голуби остались здесь по сей день – среди снега и ветров. Кто их кормит, когда здесь нет людей, когда мороз?

Люди в Индии верят в легенды. Они собирают их и раздают как пищу всякому встречному. И легенда льётся, принимает форму дороги.

Паломников доставляют на носилках, на лошадях, даже вертолетами. Всюду, по кругу, вытянутые в линию лагеря с бесплатным прасадом – горячей едой для «ятри» (идущих в паломничество). «Вы можете есть все, что хотите, сколько угодно – это бесплатно».

Дорога среди величественных, серых, лишенных растительности скал. Это не живописные Альпы, это не нежные луга Северной Индии. Это холод, безжизненность и тишина. На высоте четырех тысяч метров приходит усталость. Палатки уже расставлены, часть из них служит для ночлега. Всюду проведено электричество. Справа от огромного лагеря – длинная линейка платных бань. Ведро горячей воды и второе, чтобы ее разбавить. Душ в горах – непомерное расточительство. Лучше отдаться суровой стезе путешественника.

Мы пересекаем границу, дорога становится уже. Снег идет и тут же тает. Впереди, передо мной, двое молодых людей, одетых в спортивную темно-синюю форму. Они ведут под руки бабушку. Кажется, ее почти нет – такая она хрупкая и тонкая. Ближе к «финалу» ятры люди покупают корзины с фруктами. Финики несут для Шивы, красные розы – для Парвати. Благовония – в подношение духам. Духи любят сладкие запахи – сандал или мяту.

Рядом со мной улыбающийся молодой парень в оранжевой одежде отреченного – садху. Он обгоняет меня, но затем возвращается обратно.

– Трудно? – спрашивает он. – В йоге ничего не может быть без труда! Это только в самсаре можно наслаждаться комфортом… Россия?.. Я читал книгу «Мать» Максима Горького. Я и сам написал книгу, но потерял ее. Я помню ее наизусть. Она – моя книга – в моей голове.

– О чем твоя книга? – спрашиваю я.

– О путешествиях, о музыке. Там столько историй – плохих и хороших! Я всегда притворяюсь глупее, чтобы посмотреть на природу человека. Я притворяюсь дураком, чтобы посмотреть, как далеко зайдет человек, чтобы меня обмануть, – смеется он. – Однажды я сидел на берегу реки, и ко мне подошел человек. Он начал заговаривать меня – убеждать пойти с ним. Я притворился, что поверил ему, и пошел за ним. Он привел меня в госпиталь. Он хотел забрать мои органы на трансплантацию. Я шел за ним, понимая, что он хочет сделать. Я хотел понять, как далеко он зайдет. Как далеко может зайти человек в творении зла?

Прости, как, ты сказала, тебя зовут?.. У меня в голове все время мантра. Я не запоминаю имен. Я не всегда понимаю, о чем говорят люди: в моей голове всегда моя мантра… Я читаю ее постоянно, без остановки, даже сейчас.

Мы останавливаемся в чайном шатре. Дальше тропа заканчивается. Широкая пещера, и к ней – огромная очередь. Люди уже счастливы, люди стоят на холодной земле босыми.

– Bam bam bole! – выкрикивают ликующие бхакты (преданные) Шивы.

– Bam bam bole! – выкрикивает встреченный мной молодой йогин. – Мы не торопимся, правда? – предлагает он присесть.

– Как ты стал таким – отречённым, санньяси, йогином? – спрашиваю я его, пытаясь подобрать верное слово.

– Я не достиг успеха ни в чем другом, – произносит он, поразив меня откровенностью. – Я был гидом, был официантом в дорогом ресторане в Мумбае. Я ни в чем не преуспел, но когда я стал йогином, то сразу обрел внутри покой.

– Как ты решился на это? В каком возрасте?

– Я ушел, когда мне было двадцать четыре года. Я ушел в один день – пришел домой и сказал об этом моей матери. Она плакала пять часов. Я плакал рядом с ней. Мы оба плакали, но она дала мне благословение. Я бы не смог уйти, если бы она не благословила меня.

Мы в Индии говорим, что без благословения матери не будет успеха ни в чем. Моя мать – лучшая мать на свете. Бог знает, эта женщина ничего не делала в своей жизни для себя. Она все время работала, заботясь о нас. У меня четверо братьев и одна сестра, я самый младший в семье. Моя мать была моим главным другом. Представь, я приходил из школы, мы вдвоем садились на крыльцо и курили. Да-да – не удивляйся! Она разрешала мне курить вместе с ней. Все время, помимо школы и дома, я проводил в храмах. Я ходил из храма в храм с самого детства.

Моя мать говорила, что, когда я был совсем маленьким, в наш дом приходили йогины, чтобы забрать меня. Ты знаешь эту индийскую традицию? Не рассказывай о ней своим друзьям из России! Они решат, что индуисты варвары.

Йогины не забирают всех детей. Они знают, где родится йогин, и приходят забирать только йогинов.

Они ждут, когда ребенку исполнится семь-восемь лет, чтобы он мог жить самостоятельно, независимо от матери. Я пришел из школы и увидел очень много йогинов у крыльца. Среди них был один йогин, очень важный, он обратился ко мне с просьбой дать ему денег. Он назвал точную сумму, очень много денег – девятьсот восемьдесят пять рупий. Я точно помню сумму. Тогда это было очень много.

Я ответил, что у меня нет денег, что я только начал ходить в школу и не зарабатываю. Тогда он громко рассмеялся, и вслед за ним рассмеялись другие йогины. Моя мать вышла из дома. Тогда тот йогин обратился к моей матери с просьбой отдать меня им. Он сказал, что я рожден быть йогином.

Моя мать отказалась. Она была напугана. Из вежливости она предложила им пищу, которая была в доме, но еда им была не нужна.

Тогда тот главный йогин сказал, что если она не хочет отдать им меня, то должна отдать им девятьсот восемьдесят пять рупий. Моя мать ответила, что в нашем доме нет и никогда не было таких денег. Он ответил моей матери, чтобы та пошла в дом и подняла статую Шивы на нашем домашнем алтаре. Он сказал: «Пойди туда, и ты найдешь там эти деньги». Она пошла в дом, подняла статую Шивы и нашла там девятьсот восемьдесят пять рупий. Удивительно, да?

Теперь я понимаю, что я всю жизнь жил как садху. Все детство я сидел в храмах. Я просто любил так жить. Я любил одиночество, музыку и храм. Наша семья принадлежит касте музыкантов. В старое время мы играли на свадьбах на пяти инструментах. Теперь я просто люблю музыку. Даже будучи садху, я не расстаюсь с аудиоплеером. Люди говорят мне: «Ты аскет – ты должен оставить свою музыку». Но я не согласен с этим. Мой учитель говорит, что время от времени нужно выходить в мир – заземляться. Он говорит, что многие йогины сошли с ума, потому что совсем оторвались от земли.

Сначала, когда я ушел в отречение, было очень трудно. Я носил обычную одежду, я никогда не просил денег или еду, никогда не сидел с протянутой рукой. Я не мог одеться в одежду садху, я считал, что это… невежественно.

Первые семь месяцев мне встречались только «странные» люди. Я сидел у реки и молился как умел, по-своему. Время от времени ко мне подходили разные йогины, некоторые из них были очень богаты, у них были ашрамы. Они все спрашивали меня: «Хочешь быть моим учеником?» Я не знаю, что они видели во мне, чем я их привлекал. Я смотрел на них и говорил: «Я уже ученик Шивы». Это был мой ответ для них для всех. Да, они были популярны, богаты, но их душа меня не касалась.

Я голодал и ходил без денег. Я продолжал скитаться, придерживаясь своей одной мысли, одной цели.

Спустя семь месяцев ко мне подошел мой будущий учитель. Он закрыл собой солнце, я взглянул на него, он спросил: «Хочешь быть моим учеником?» Шива забрал с моего языка ответ: «Я уже ученик Шивы». Я ответил: «Да». Я увидел в моем учителе то, что искал. В нем было что-то очень знакомое, очень родное.

С первого дня мы говорили с ним – как сейчас с тобой. Он относился ко мне как к равному. Потом было долгое испытание. Мой учитель увел меня в настоящие джунгли. Мы сидели там на деревьях. Десять тигров под нами. Я не спал, мой учитель тоже не спал. Я не ел, мой учитель не ел тоже. Так было много дней. Я прошел это испытание.

Потом я встречал других йогинов. Они убеждали меня оставить учителя и перейти в их школу. В йоге ведь много школ. Одни говорят: «Мы лучше», другие: «Мы лучше». Когда я ехал в Кашмир, то встретил нага-баба – йогинов другой, отличной от моей, школы. Они спросили меня: «Чему тебя учит твой учитель? Пойдем с нами, ты получишь больше знаний!» Но я никогда не слушаю других, мой ум смотрит только на одну цель. Ум должен быть устойчив. Это мое правило – смотреть только в одном направлении, не менять цель. После того, как я встретил моего учителя, я не меняю свой путь.

Моя школа называется «натха». Чтобы стать йогином моей школы, нужно учиться двенадцать лет. Тогда ты получаешь особые серьги – символ нашей школы. Ты видела натхов с этими огромными серьгами, верно? Натхи – это йогины, которые дали людям хатха-йогу. Они прокалывают не мочку уха, а ушной хрящ. Это делается для того, чтобы лучше управлять лунной и солнечной энергией. Вся йога создана, чтобы балансировать эти два канала – солнечный и лунный. Йогины все время наблюдают за балансом, они ищут центр.

Сейчас каждый, желающий выглядеть, как натх, прокалывает себе ушной хрящ и вставляет эти серьги. Люди думают: «Наверное, он настоящий йогин, дадим ему подаяние». Ведь подаяние, дана, – это улучшение твоей кармы. Когда ты подаешь «человеку Бога» – чистому, живущему в молитве, – Бог награждает тебя тоже, ты очищаешь свою карму. Люди в Индии часто делают дану – раздачу денег или еды.

Но люди обманываются. Они не знают, кто настоящий йогин, а кто – нет. Внешний облик очень обманчив, не так ли? Можно не работать, но и не заниматься духовной практикой. Кто узнает?

Раньше натха была главной школой йогинов Индии. Ты видела уши у статуи Будды? Они огромны! Будда носил серьги натхов.

Люди говорят, что Будда был волшебным человеком, что он родился через подмышку матери, что у его тела сразу было тридцать два волшебных признака: ноги, подобные черепахе, пальцы рук соединены перепонками и все такое. Представь, если бы у царя Индии родился сын с перепонками на пальцах. Стал бы он наследным принцем? Люди любят все приукрашивать.

Послушай, что я расскажу тебе.

Будда родился в семье богатого человека – возможно, он был царем небольшого княжества. Его мать не была благородных кровей. В то время каждый царь имел по несколько жен и множество наложниц. У царей были гаремы! Майя, мать Будды, была йогини в традиции тантры. Только мать-йогини могла родить столь великого йогина! Все женщины тантры принадлежат низким кастам.

Отец Будды выселил его мать из дворца сразу после рождения мальчика.

Дальше ты знаешь легенду. Будда вырос в богатстве, но разочаровался во всем и покинул дворец. В то время в Непале была всего одна секта йогинов – натха. Сначала Будда учился у натхов, поэтому его все время изображают с оттянутыми вниз, проколотыми ушами. Будда практиковал медитацию и йогу. Затем он покинул общину и ушел в пещеру. Ты видела эту пещеру? Ты видела, что Будда там сидит как йогин: он очень худой.

Люди изображают Будду сидящим, с цветами на теле, как будто он какой-то волшебный. Но Будда был человеком, который достиг самореализации в таком же теле, как наше, без перепонок между пальцами.

Будда был мастером медитации. Он медитировал, не двигаясь, много дней подряд. В Индии летом очень сильный зной. Когда он сидел, земля, поднятая ветром, спадала на его тело. Пот Будды сдабривал эту землю влагой. Туда попадали семена растений. Затем эти растения прорастали на теле Будды. Но людям надо украсить все какими-то «небесными цветами»… Почему люди столь наивны, столь привязаны к иллюзиям?

Теперь люди культивируют и продают буддийские «поющие чаши». Какое невежество!

В каком веке жил Будда? В железном! Тогда вся посуда Индии была железной. Это была просто чаша для еды. Когда Будда стал йогином, он взял с собой только несколько предметов: три части одежды, бритву, сито для просеивания воды, иголку и чашу для еды. Но теперь эта чаша стала «особенной». Теперь на них делают деньги, их покупают и продают, как если бы они давали просветление. Будда не привязывался к вещам, но человек все равно покупает вещи. «Ведь это чаша Будды! Нет, я не буду медитировать, как Будда, ведь у меня нет перепонок на пальцах… Вместо того, чтобы практиковать медитацию, я куплю эту чашу!»

Когда Будда достиг просветления, он захотел уйти, умереть. Он сказал: «Люди не готовы к моему Учению (дхарме), они слишком привязаны к мирскому. Они не оставят свои привязанности». Есть известный буддийский текст, который описывает этот момент. Будда хотел уйти, умереть, сразу как достиг просветления, в возрасте тридцати пяти лет. Тогда Будде явился Брахма и убедил его остаться. Он сказал: «Нет, ты должен жить. Среди людей есть небольшая часть, которая примет твое Учение». На вопрос, какая мантра самая сильная среди всех, Будда называет «Гаятри-мантру». Откуда же теперь все эти различия на буддизм и индуизм?

Буддизм – часть общего духовного наследия Индии, Санатана-Дхармы. Но приехали иностранцы и начали все упорядочивать. Появился индуизм, потом буддизм. Сейчас люди спорят, где родился Будда, в Непале или Индии. Мы, люди, очень много думаем о себе.

– Почему мы много думаем о себе? – спрашиваю я.

– Потому что мы все очень «экстраординарны», – смеется он. – Не так ли? Мы все очень «э к с т р а о р д и н а р н ы»!

Ближе к вечеру я, наконец, поднимаюсь к пещере. Люди, дошедшие к святыне, падают на землю в глубоком поклоне. Люди получают даршан. Холод по ногам. Лед и снег под босыми ногами. Люди верят в Бога, но повсюду только лед, только холод.

Этот холод пробирается под кожу, и приходит энергия. «Bam bam bole!»

Мы расстаёмся с моим случайным спутником так просто. Мы всего лишь теряемся в толпе. Нас смывают другие жизни, другие истории. Часть из них навсегда останется не узнанной никем. Другие – будут кем-то подслушаны.