Текст книги "АнандЛа. Десять лет с йогами, целителями и шаманами. Индия – Непал – Суматра"

Кашмир

Я в круглом доме на краю самого большого кашмирского города. Люди приходят сюда с самого утра. Разуваются, кидают обувь. Женщина в черном мусульманском наряде складывает ее палкой, не касаясь руками.

Дым, стоящий в воздухе, не духовный. Это соседи по другую сторону улицы жгут старые вещи. Палки от ножек деревянных стульев, очертания разбитых кроватей виднеются в огне.

На мгновение я остаюсь снаружи, рассматриваю весь этот горящий хлам. Женщина, заметив меня, машет мне рукой. Дым пробирается в мои волосы, я ныряю вслед за другими – в круглую комнату суфийского мастера.

Здесь, по обе стороны, разделившись на два ряда, сидят женщины и дети, а затем мужчины. В самом главном углу сидит кашмирский пир-баба, или суфий.

Утром я была в лодке-доме, окруженном старинными узорами, полями лотосов и звуками хлопков по воде от весел. Сейчас я здесь – у ног почти старика. Зачем я здесь? Что привело меня сюда?

Это была снова одна и та же женщина. Женщина, которая писала мне о случившемся с ней в другой стране. Все детали ее странного состояния, включая голоса в ее голове, мы обсудили утром с моим другом из Кашмира. Я назову его Али. Утром мы взяли эту женщину за плечи, отвели ее в этот странный круглый дом и теперь лечим. От чего? От того, что придёт и уйдет и никто не заметит.

– Как тебя зовут? – спрашивает женщину старик.

Она вертит головой и смотрит на меня. Она не знает местный язык. Мой друг переводит с местного языка кашмири на английский, я перевожу с английского на русский ей.

Женщина называет свое имя.

– Что привело тебя сюда? Какая у тебя проблема?

Долгий рассказ этой женщины приводит нас в другую страну, в ее странную жизнь. Она перечисляет все симптомы одержимости духами: отсутствие личной жизни многие годы, навязчивые неприятные сны, голоса в ее голове, которые приказывают ей куда-то идти и что-то делать.

Старик напротив понимающе кивает и делает микстуру из воды и заклинаний. Я видела это раньше. Это называется сура. Дальше эту молитву надо пить. Он кладет ей на голову ладонь. Женщина пятится назад. Вслед за этим в помещение входит еще один человек, а за ним еще… Люди не перестают прибывать.

Я сижу в неподвижности.

Что я делаю здесь? Почему моя жизнь превратилась в постоянное свидетельство подобных вещей?

Вслед за мантрами суфия поднимается девочка в школьной форме, лет пятнадцати. Вслед за ней поднимается ее дядя, он пытается вернуть девочку.

Это Кашмир. Страна игрушек из папье-маше. Почти отдельное, отделившееся государство внутри Индии. Здесь верят в джиннов, здесь выгоняют джиннов из людей.

Я пришла сюда не по своей воле тоже. Странный сценарий моей жизни вынуждает меня следовать за людьми, быть свидетелем решения их проблем, наваждений, жизненных сложностей.

Новый человек входит в помещение. Женщина в черном. Она садится не со всеми, она приходит, чтобы сесть по правую руку от суфия.

Она смотрит на нас с нескрываемым любопытством ребенка.

– Ты знаешь, что ты здесь делаешь? – переводит мой друг Али. – Она говорит, что у тебя есть сила.

– Что это за сила? – спрашиваю я.

– Выбери один камень из всех, – она выкидывает горсть камней на стол.

Я выбираю черно-синий.

– Вот такая сила. Сила синего сапфира, – отвечает женщина.

После долгой процедуры экзорцизма мы получаем синюю воду. Я сама пила такую воду много лет. Воду из индийских рек, воду из священных озер. В этой воде тоже есть сила. Сила есть во всех и во всем, где живет Бог.

Я поддерживаю женщину своим плечом, помогая суфию вливать в ее горло синюю от чернил воду.

Мы уходим с благословением людей в комнате.

Круглое помещение, а за его пределами – все еще яркий огонь. В нем все еще горят старые предметы.

Все наполнено знаками. Все говорит.

Что-то здесь кардинально меняется, навсегда преображается и уходит в прошлое. Жизнь – это комната, полная людей. Мы – это все, что в нее приходит.

Духовное путешествие

Мы путешествуем для духовной цели. Мы всегда путешествуем так. Душа требует: «Выйди из тела, не спи». Мы как бы становимся сильнее за этой чашкой кофе в незнакомом городе, мы становимся спокойнее, сидя на вокзале, ожидая наш автобус. Люди, которых мы встречаем в дороге, – каждый из них интересный. И вся эта ясность в голове, когда ты вроде бы нигде, но понимаешь: «Да, все правильно». А раньше тебя все время беспокоило: «Куда же я иду, зачем я здесь?» Но путешествие это лечит.

Когда за окном бесконечный поток деревьев и чай на столе. Когда выходишь на трап самолета в новой стране, впервые вдыхая новый воздух. Когда твой отель – единственное жилое место, где никто не живет. И ты кидаешь сумки на пол, проходишь по этой комнате, заполняешь ее своей энергией. Какая чудесная ночь тебе предстоит в совсем незнакомом городе. И ты не хочешь есть, ты потребляешь новые впечатления. Ты вглядываешься в окна, в лица. А там барахтается волна на волне – огромный незнакомый город, и жизни людей наполнены неизвестным. И самые лучшие люди – когда путешествуешь.

Потом пустыня или горы, и тебе страшно подниматься туда… И это твое испытание на выдержку. Нехватка денег, языковой барьер, тяжелый рюкзак за спиной. Но душа может все. Она тянет туда, где жара, где холод. Высоко, я не могу подняться, но душа сможет! И путь укрепляет душу, и так мы рождаемся для новой жизни.

Мира

Она живёт одна. Её маленький ашрам на три месяца в году заливает водой. По высохшему устью реки, по которому я иду к ней зимой, летом льётся полноводная душа муссонов Индии.

– Знание не может быть передано словами. Истина приходит тайно. Ты никогда не знаешь, как и когда тебя посвящают, – говорит она. – В двадцать пять лет, получив высшее образование в области права, я сказала отцу, что хочу уйти в ашрам. Я не хотела иметь семью, я хотела жить для Бога.

Она улыбается. Одна из самых красивых женщин, которую я только видела. Она невысокого роста, очень хрупкая. Её волосы скрыты под шапкой из оранжевого хлопка. На ней светло-оранжевая туника и белая юбка.

– Сначала джунгли были другими, закрытыми. Какое-то время они изучали меня. Затем лес меня принял.

Она отводит меня в сторону от друзей и добавляет:

– Приезжай ко мне пожить. Возвращайся одна. Ты увидишь, как много даёт такая жизнь – жизнь в джунглях.

Молодая роща обращается в джунгли. Пение птиц – тонкое, редкое. Грунт пересохшей реки, ветер поднимает пыль, ветер – перекати-поле. Почва под ногами твёрдая, сухая, сбитая в камень – такую землю не хочется трогать руками. Сначала по мертвой долине слонов, теперь по тропе, где водятся тигры.

Как по велению волшебной флейты, раскрывается путь. Это королева леса играет здесь на свирели. Фея, которая обитает среди животных и чудесных растений.

Маленькая женщина, одетая во все оранжевое, торопится мне навстречу. Из-за деревьев она, как оранжевое облако где-то вдалеке, то исчезает, то появляется.

Я слышу звонкий голос:

– Ах, это ты? Я давно ждала тебя! – она не знает моего имени.

Она совсем еще не бабушка, но в общине йогинов ее почтительно называют Матаджи. Она обнимает меня и берет под руку. В воздухе от ее волос остается запах брахми. Это пахучее масло помогает йогинам медитировать.

Мы поднимаемся по каменным ступенькам к ее небольшому лесному ашраму. Нас окружают густые заросли. Дальше, перед домом, огород и поляна. Аккуратные клумбы с овощами, набирающая объем молодая капуста, картофельная ботва и редис. Зеленые плоды манго, невызревшая папайя.

В доме прохладно. Чистый бетонный пол, пара рыжих собак дремлют на одеялах.

Всю дорогу сюда я была не уверена в том, что она обрадуется моему приезду.

– Я ждала тебя раньше, – говорит она, читая мои мысли.

– Я боялась вас побеспокоить.

– Я же сама пригласила тебя. Я думала: что я могу сделать для этой девушки? Потом я поняла, что тебе все дает природа. Здесь, под землей, находится храм Кали. Все, кто связан с Кали, приезжают в это место.

В моем рюкзаке пакеты из магазина: рис, сахар, зеленая чечевица, финики, молоко и топленое масло.

– Я не знаю, любите ли вы конфеты… – говорю я ей.

– По утрам я наслаждаюсь чашкой чая с чем-нибудь сладким. Как много всего ты привезла! – разводит она руками. – У меня как раз закончился сахар, и я думала: как же я буду готовить чай? Но, посмотри, Бог каждый раз посылает мне все, что мне нужно.

Недавно двое жрецов пришли сюда, чтобы сделать ягью – ведийскую церемонию. Я думала: как я буду с ними расплачиваться? В Индии ведь браминам надо платить. Это называется «правила дакшины». Но в самый последний час церемонии приехали мои ученики, они привезли топленое масло и деньги, и я сразу же отдала это жрецам. Это было для них.

Когда у меня заканчивается что-то нужное, как, например, молоко или сахар для чая гостям, кто-то приходит и приносит мне это. Давай приготовим масала-чай и поговорим.

– Я всегда хотела научиться готовить настоящий масала-чай, как готовят его в деревнях.

– У тебя будет много времени на это. Ко мне приходит много гостей, и все они пьют этот чай в огромном количестве. Смотри и запоминай. Сначала нужно вскипятить воду с молоком, затем добавить чай и сахар, дать покипеть несколько минут, добавить специи, выключить огонь и дать настояться. Чай готов.

– Молоко сухое, из голубого пакета Nestle… – удивляюсь я. – Это что, пища йогинов?

– У меня нет правил. Я люблю это молоко. Но не все его пьют. Брамины, ты знаешь их, они очень «трудные». Высшая каста, много правил, они очень переживают за чистоту своего питания. Они привозят свое молоко. Они говорят, что сухое молоко – слишком горячее для их крови.

Кухня браминов – святая святых. Пища впитывает энергию повара и любого, кто к ней прикасается. Так эта энергия перемещается в того, кто ее ест. Повара в богатых семьях Индии очень часто – обедневшие брамины.

Мы садимся на пол, по-индийски, опираясь на холодную стену.

– Возьми для нас по одеялу вон оттуда, – показывает она на длинную, в человеческий рост, стопку одеял у входной двери. – Я расстилаю эти одеяла каждую ночь для моих деток, – говорит она, имея в виду своих собак. – Я зову их детьми, потому что мы здесь как семья. Мы едим из одних тарелок. Я не считаю, что собаки чем-то хуже меня… Я сплю с ними здесь, в этой комнате. Вечером я расстилаю им одеяла, каждая из них занимает свое место. Они очень умные, умнее многих людей, что я видела.

Люди говорят: «Матаджи, почему ты тратишь свое наследство на этих животных?» Я говорю, что собаки не могут работать, поэтому я покупаю им еду. Каждый в Индии при желании может работать, но собаки не могут. У собак нет рук. Разве это не очевидно?

Иногда я не сплю из-за них целую ночь. Какой-нибудь зверь приходит на территорию ашрама – особенно они не любят павлинов, – тогда они лают всю ночь. Я не сплю вместе с ними, ругаюсь, а затем говорю себе: «Мира, ты сама выбрала такую жизнь».

До десяти лет я ходила в католическую школу. Да, не удивляйся, я родилась в Керале, на юге Индии. Там очень сильна католическая церковь. Многие жители Кералы – не индуисты, а католики, но я родилась в индуистской семье, просто образование в католической школе было лучшим.

Когда я была подростком, то вступила в тайную коммунистическую партию.

Ты знаешь, что в Индии все еще очень сильна система каст? В детстве мы всегда спрашивали друг друга: «Какая у тебя каста?» Если каста была высокой, то мне можно было дружить с этой девочкой, если низкой – я не могла общаться с ней.

Все браки тоже определялись кастами. Богатство, власть, уважение – определялись кастами. Я была из семьи очень высокой касты, но стыдилась этого. Коммунизм привлёк меня из-за идеи всеобщего равенства. Я стала коммунисткой, чтобы поддерживать бедных. Мы боролись с кастовой дискриминацией.

Моя семья была очень богата, но я не хотела быть одной из нашего круга. Я хотела быть с простыми людьми. Тайно мы строили коммунистический порядок. Мы помогали самым бедным семьям Кералы, иногда тайком воровали у богатых и отдавали бедным. Мы воровали лекарства и еду – только то, что было необходимо.

Я так активно участвовала в этой деятельности, что была приглашена на особую встречу с главой нашей тайной организации коммунистов. Эта встреча проходила ночью в лесу, она была секретной. И вот он говорил там речь, и он сказал, что Бога нет. Тогда я подумала: «Нет, нет. Этого не может быть. В этом что-то не так, мне это не подходит».

После этой встречи я навсегда покинула эту организацию. Я присоединилась к моим родителям. Каждую ночь у нас дома читали «Бхагавадгиту» – учение Кришны. Мы просыпались в три утра каждый день, ничего не ели и не пили, собирались в круг и читали священное писание.

Когда я закончила школу, то сказала отцу, что не выйду замуж, а приму отречение – стану санньяси, уйду в ашрам. Это было ненормально. Дети из богатых семей не уходят в ашрамы – они получают немалое наследство, выходят замуж и женятся по расчету, рожают умных детей и продолжают расширять свое богатство. Но мой отец очень любил меня. Он сказал: «Хорошо, но сначала ты должна получить профессию». Я согласилась.

Мира

В двадцать один год я получила диплом юриста. Мой отец отправил меня в путешествие по Европе. Я побывала в Италии, Париже, Берлине – везде. Один год я жила в Европе, ни в чем себе не отказывая, но эта жизнь не захватила меня. Мой отец надеялся, что, увидев другую жизнь, я изменю свое решение. В нашем обществе в ашрамы уходят в старости, когда лучшая часть жизни прожита, а дети выросли.

Путь санньяси больше не пользуется уважением в Индии. Оранжевое платье отреченного можно купить в любой лавке. Раньше человек проходил множество испытаний и лишь потом надевал такую одежду. Теперь эта одежда ничего не значит.

Сейчас одиноким йогинам сложно выжить. Йогинов в этих краях находят с отрубленными головами. Это своего рода духовная мафия. Если ты не живешь в организованном ашраме какого-нибудь духовного гуру, ты не участвуешь в распределении денег. Деньги должны поступать в один канал. Все подаяние садху должно учитываться и делиться между всеми.

Ты знаешь, сколько иностранцев являются жертвами самозваных гуру? Внешне эти гуру выглядят одинаково. Вокруг них ходят одинаковые удивительные легенды, но, когда живешь с этими людьми очень близко, годами, проступает нелицеприятная правда.

Йогины, аскеты прячутся в джунглях не от животных, не от тигров, а от людей. Мой отец предупредил меня обо всех испытаниях. Когда я уходила, он сказал: «Если ты решила отречься от мира, то не должна возвращаться обратно в мир. Приняв однажды духовный путь, нельзя менять его снова на мирской». Я сказала: «Хорошо, отец, я не вернусь».

Моя мать не дала мне своего благословения. Но сейчас наши соседи постоянно спрашивают ее: «Когда приедет Мира?» Они касаются ног моей матери как святой, потому что у нее такая дочь. Это все, чем я могу отплатить ей.

Когда я покинула родительский дом, я поехала в ашрам Бихарской школы йоги в Мунгере. Это был ашрам с очень хорошей репутацией. Кто-то из моих знакомых порекомендовал его.

В ашраме было много работы, был очень жесткий распорядок дня. Мы не покидали стен ашрама без необходимости, не пользовались деньгами. У нас было все: одежда, еда. Мы не пользовались деньгами.

По вечерам все собирались в большом зале. Глава ашрама – мы звали его просто Свамиджи – устраивал сатсанг: общение, ответы на вопросы. В первый вечер он посмотрел на меня и сказал: «О, новая ученица? Что ты умеешь?»

Я сказала, что знаю наизусть «Бхагавадгиту». Он попросил меня зачитать двенадцатую главу. Я прочла. Ему очень понравилось мое южное произношение. Потом он попросил прочитать «Лалита-сахасранаму». Я прочла ее тоже. В конце сатсанга он сказал: «Мира, ты ведь не оставишь меня?» Я сказала: «Нет, Свамиджи, не оставлю».

Очень быстро я получила расположение старших людей ашрама. В отличие от большинства, у меня было образование. Мне была поручена административная работа – заполнение документов. Вечером, когда наступало время пуджи, мне давали статуи Шивы и Шакти. Я должна была пронести их вокруг ашрама. Это было очень почетно. Новичкам не поручали такую работу.

Это было забавно, я ведь невысокого роста – всего метр пятьдесят. Статуи Шивы и Парвати были примерно такого же размера, как я сама. Но я бойко шагала с ними, а затем возвращалась в офис заполнять документы.

Так, однажды, идя с этими статуями, я увидела, как одна из собак нашего ашрама покакала во дворе, у небольшого алтаря. Я пронесла эти статуи как обычно, затем вернулась, взяла в голые ладони то, что наделала собака, и выбросила все в мусорный бак. Затем вернулась в офис и продолжила заполнять документы. Люди в офисе смотрели на меня во все глаза. Наверное, они подумали: «Она чего-то достигла, раз ей так просто выносить за собаками». Они не знали, что в доме, где я выросла, были слуги. Но, придя в ашрам, я оставила все. Я стала никем.

Это смешно, да, но новость об этом дошла до Свамиджи, и мне тут же дали высокий пост в ашраме.

Работать на благо других, жить в скромности и смирении – это путь карма-йоги.

Мы много служили людям и занимались социальной работой. Мы помогали ста восьми окружающим ашрам деревням. Бихар – штат, в котором находился наш ашрам, – самый бедный штат Индии. Когда кто-то женился или выходил замуж, мы помогали с организацией свадьбы, дарили приданое, чтобы семье было проще начинать жить.

Последующие двенадцать лет я жила в ашраме, будучи вторым или третьим человеком после Свамиджи.

Я никак не использовала возможности моего положения. В ашраме было несколько тысяч людей, многие были иностранцами. Это был ашрам с очень прочной репутацией, у нас был порядок и дисциплина.

Я взяла на себя руководство всей административной работой ашрама. Я ложилась спать в два часа ночи, а вставала в четыре утра. У меня не было времени на йогу или медитацию, я просто работала. Иногда Свамиджи подходил ко мне и говорил: «Мира, читай вот эту мантру», и я читала. Я никогда не спрашивала его, почему. Потом я поняла, что это и есть путь. Я поняла, что такое жить рядом с учителем. Учитель меняет твое поле. Он трансформирует твою энергию, преображает тебя. Аура учителя становится твоей аурой. Я была приближенной к нему. Меня спрашивали: «Почему ты ничего у него не просишь?» Но я знаю, что он всегда был со мной, он учил меня на расстоянии.

Когда ум спокойный, ты слышишь мысли. Позднее Свамиджи написал об этом книгу – книгу об общении на расстоянии.

Днем мы работали. Вечером у нас была мауна. Приём пищи тоже в мауне. Мауна – молчание – была необходимой практикой для того, чтобы привести ум в порядок и проанализировать все, что мы сделали в течение дня. В это время можно было думать только об одном: «Что я сегодня сделал? Верно это было или нет?»

Я не покидала стен ашрама, кроме исключительных случаев. Мы очень «чисто» питались, жили по строгому распорядку. Впервые я покинула ашрам сразу, как его покинул Свамиджи. Я могла остаться в ашраме и стать его заместителем. Спустя двенадцать лет у меня был выбор. Но как раз в это время в ашрам позвонили и сказали, что мой отец умер и я должна ехать домой. Я ехала двое суток в поезде, сидя у туалета. Моя мать могла бы прислать мне денег на самолет, но я бы никогда не попросила.

Спустя двенадцать лет жизни в ашраме я вышла, как и была: всего пятьсот рупий в кармане (примерно десять долларов). Я пришла и ушла с одним чемоданом. Я ничего не нажила.

Я вернулась домой, чтобы почтить память отца. Моя мать очень переживала утрату. Я осталась дома и прожила вместе с ней три месяца.

Тогда я только спала и ела. Я ела обеими руками огромные тарелки еды, одну за другой. Моя мать говорила: «Мира, что происходит? Тебя там не кормили?» Интересно, что мой вес никогда не менялся, я всегда была очень худой, сколько бы ни питалась.

Три месяца я только ела и спала. Я спала по восемнадцать – двадцать часов в сутки. Моя мать спрашивала: «Что происходит? Ты там не спала?»

Я ведь действительно почти не спала в ашраме: иногда один час в сутки, иногда три, иногда ничего.

Спустя три месяца я решила купить квартиру на берегу Ганги, в Харидваре, чтобы продолжить духовную практику. Харидвар – священный город на Ганге. Веками там медитировали йогины. Теперь это место превратилось в большой город, но его энергия все еще сильная.

Пять лет я жила там одна, выполняла свою практику: читала мантры, медитировала. Из окна моей спальни я видела Гангу.

Однажды я нашла на пороге своего дома щенка. Он сидел с таким жалким видом! Я взяла его на ночь в дом, а на следующий день отнесла в один из ашрамов Харидвара. Я знала, что в том ашраме принимали животных. Но когда я вернулась, то у двери появились еще двое щенков, один из них был совсем взрослый. У него был такой серьезный взгляд, я назвала его Бхайрава (грозная форма Шивы), он стал полководцем среди остальных. Видишь – вот, он дремлет у стены. Он совсем черный. Когда другие собаки не возвращаются в дом на ночь, он загоняет их и затем ругает. Он помогает мне с ними.

Постепенно у меня собралось двенадцать щенков. Соседям это не нравилось. В Индии собака – это грязное животное. Если, конечно, это не пес какой-нибудь важной породы. Однажды мой дом окружили люди. Пришло множество людей – женщины и мужчины. Они требовали, чтобы я избавилась от всех собак. Они угрожали мне физической расправой, они хотели убить собак.

Эти люди сами были похожи на зверей.

В момент, когда это случилось, мне позвонили мои подруги из ашрама в Бихаре. Они спросили меня: «Мира, как дела? Чем ты занимаешься?» Я сказала: «Я стою на дороге, и меня окружают люди с камнями и палками».

Не прошло и пятнадцати минут, как пришла другая толпа людей – их послали мои подруги из ашрама. Эти люди встали на мою защиту. Сотня людей вышла на улицу Харидвара. Был огромный переполох, и причиной этому были мои собаки.

На следующий день я приняла решение покинуть свою квартиру.

Я ушла в тот ашрам, где принимали санньяси вместе с животными.

Это был грязный ашрам. Там не было никакой системы. Там было много иностранцев, они курили марихуану и гашиш. Там не было дисциплины. В моем ашраме, в Бихаре, мы регистрировали и встречали каждого гостя, мы давали чистые комнаты, но тут все было… в беспорядке.

Первое, что я стала там делать, – мыть туалеты. Ты можешь себе представить? После того, как я была одной из главных в ашраме Бихарской школы йоги, я стала мыть туалеты другого ашрама.

Я никого ничему не учила. Я просто молча делала то, что не делал никто другой. Однажды по ашраму проходил его глава. Он славился тем, что просидел шесть лет в пещере и получил особые сиддхи – способность видеть прошлые жизни людей.

Он посмотрел на меня и спросил: «Кто ты такая и что ты здесь делаешь?»

Он просил меня остаться в ашраме, помогать ему с организацией, но я сказала, что хочу уйти в лес – подальше от людей. Тогда он предложил мне этот дом. Ему подарили эту землю какие-то ученики. Теперь ты понимаешь, что это не моя земля, у меня нет денег на покупку этой земли. Земля в Индии стоит очень дорого. Все, что у меня есть, – наследство от отца. Я живу на триста долларов в месяц. Приказчик перечисляет мне эту сумму на карту. Иногда я выезжаю из джунглей в город, снимаю в банкомате деньги и покупаю оптом продукты. Я покупаю только муку, сахар, сухое молоко и этот корм для собак. Видишь, сколько здесь мешков Pedigree? Это запас к сезону дождей.

В сезон дождей я изолирована от мира на три месяца. Устье реки наполняется водой, река становится глубокой и сильной. Это мое любимое время, вся природа расцветает и наполняется влагой. Тогда сюда никто не приезжает, здесь только я и мои собаки.

Когда я пришла сюда, здесь ничего не было, только этот дом, поросший травой. Всюду бродили дикие звери – тигры и слоны, – всюду ползали змеи. В первую ночь мы с моими собаками забились в эту комнату… один, два, пять, семь скорпионов на стенах. Я присела на корточки, мои собаки окружили меня – так мы и провели первую ночь. Каждое утро я просыпалась и думала: «Еще жива».

Здесь были скорпионы, змеи и тигры. Это была их территория.

Когда тигры утащили одного из моих псов, я взяла топор и начала рубить все деревья вокруг дома. Я рубила их без остановки, по семь часов в день. Животные не могли больше прятаться в деревьях. Они почувствовали, что это место занято человеком.

Первые полгода Свамиджи, глава ашрама, который отдал мне этот дом, ничего не слышал обо мне. Он велел своим людям навестить меня. Потом он сказал, что сомневался, жива ли я. Но когда они приехали, я встретила их живая и здоровая, да еще и с расчищенной территорией и клумбой у дома.

Я развела хозяйство и наняла себе в помощь несколько мальчишек из соседних деревень. Месяц за месяцем я обустраивала эту землю, превращая дикую почву в сады.

Люди из разных мест стали говорить обо мне. Они приходили сюда, чтобы просто получить благословение.

Я никому не даю мантры. Я учу очень медленно. Я даю одно задание в год – одно качество для проработки. Если ты изменишь что-то одно, это уже очень много, это уже достижение!

Кому-то я запрещаю гневаться, другому воровать или изменять жене. Когда человек проходит это испытание, я могу помочь ему духовной силой.

Если я дам кому-то мантру, то я всегда буду стоять за его спиной, сколько бы он ни перерождался. Мантра очень связывает, а я здесь не хочу образовывать новых связей. Я хочу завершить отношения с миром.

В соседних деревнях меня невзлюбили. Они знали, что я живу с собаками, ем с ними из одних тарелок. Однажды сюда пришла группа людей в пиджаках и галстуках. Они хотели прогнать меня, сказали, что эта земля принадлежит им. Мне пришлось поехать в ашрам к Свамиджи, затем пойти к юристам и найти документы на землю. Мне пригодилось мое юридическое образование.

Всегда, запомни, всегда будь сильной!