Текст книги "АнандЛа. Десять лет с йогами, целителями и шаманами. Индия – Непал – Суматра"

– Всего две недели, и ей будет лучше, – переводит Джимми.

Девушка действительно поправилась. Мы подружились с ней и переписывались весь следующий год. Она расцвела и вернулась к жизни.

Шаман не просит денег, но принимает пожертвования. Люди уходят, оставив деньги на специальном блюде. Никто не смотрит, кто и сколько туда положил.

Шаман курит. Пациенты говорят. Шаман молчит. Его жена внимательно слушает, что-то уточняет и передает шаману суть вопроса.

– Мне нравится, что он мало говорит, – признается Джимми. – Настоящий шаман должен мало говорить.

– Вы очень много курите, – обращаюсь я к шаману через Джимми. – Джимми, как ты думаешь, что внутри у человека, который курит пять пачек в день? Скажи ему, что я волнуюсь за его здоровье.

– Он говорит, что дышит облаками и так очищает легкие, – переводит Джимми.

Жена шамана зовет меня за собой. Я поднимаюсь с пола и иду в соседний дом-пристройку.

– Это женский дом, – объявляет она. – Здесь только женская энергия. Сюда не могут входить мужчины, даже мой муж. Этот дом хранит травы и настои – всё это женская энергия. Травы помогают увеличивать твою собственную силу, они ее высвобождают. Эта трава освобождает от влияния матери, – показывает она на сосуд с травой. – Некоторые болезни приходят от матерей. Когда ребенок развивается в животе у матери, мать чего-то хочет от ребенка, она хочет, чтобы он принадлежал ей. Такие дети очень несчастны. Мать навязывает свои желания ребенку, тогда ребенок болеет. Мы даем ребенку это растение, и он в какой-то мере разлучается с матерью. Мать больше не подчиняет себе ребенка. Он проживет свою собственную судьбу.

Джимми переводит все ее слова с порога, не заходя в помещение.

– Это другая трава, она помогает услышать душу. К нам приходят юноши и девушки, которые не знают, какую профессию им выбрать. Ты выпиваешь эту траву и слушаешь, что говорит тебе твоя душа. Душа все знает. Эта трава помогает услышать свою душу.

К двум часам прием официально закончен. Ворота дома закрываются, последние посетители прощаются с женой шамана. Шаман отдыхает, лежа на боку, прямо на деревянном полу в гостиной дома. Здесь еще остались вчерашние рисунки с кругами.

– Сейчас моя жена заведет машину, и мы отправимся на озеро. Там ты должна будешь войти со мной в воду, затем я разобью куриное яйцо и положу его тебе в рот. Ты выпьешь его под водой. Это часть ритуала. Ты согласна, ты готова ехать?

– Но я вегетарианка, я не могу есть яйца! – объясняю я взволнованно Джимми. – Этот ритуал нам не подходит, давайте другой!

– Это ритуал для тебя. Нужно ехать на озеро! – настаивает шаман. – Всего одно яйцо – ничего страшного.

– Я так не думаю.

– Что было раньше: яйцо или курица? – спрашивает он.

Через час – после кружения по спирали трассы, что лежит над озером Тоба, – мы, наконец, останавливаемся у мелководья.

– Не всякий берег подходит. Некоторые пляжи сразу очень глубокие, – объясняет жена шамана. – А там дальше «Семь колодцев» – ритуальное место батаков, вода там очень чистая, можно даже пить!

Шаман уходит готовиться к ритуалу. Он меняет одежду, готовит воду с какими-то травами, нагибается и шепчет над землей.

– Подождем здесь, – говорит жена шамана.

– Ты боишься? – спрашивает меня Джимми почти на ухо. Он замечает мое волнение.

– Я не знаю.

– Я думаю, если ты начал читать книгу – надо ее дочитать, – говорит он.

«Сколько же книг я не дочитала? – размышляю я. – Если книга мне не нравится, я оставляю ее недочитанной».

– Когда вы с шаманом войдете в воду, он разобьёт яйцо и положит его тебе в рот. Яйцо нельзя глотать сразу. Его нужно глотать под водой, понимаешь? Он окунет тебя с головой, и тогда глотай! Ты поняла?

– Поняла! Хорошо!

Внутри озеро не такое, как снаружи, – оно не голубое, не бирюзовое. Оно мутное. Все это время оно просто отражало небо над островом: небо здесь яркое, пестрое. Я вхожу в это озеро по колено, по пояс, и, наконец, мы встречаемся с шаманом. Он чуть ниже меня ростом. Он разбивает сырое куриное яйцо в плошку и дает мне его выпить. Я не глотаю его сразу, как учила меня жена шамана.

Шаман опускает меня под воду – за плечи. Вода мутная, с пузырями воздуха. Я не тону, мне не страшно, но какой-то первичный инстинкт лишает меня на мгновение разума. Проглотив под водой яйцо, я нащупываю длинную бороду шамана и тащу его за собой на дно.

Жена шамана и Джимми хохочут на берегу. Довольный шаман танцует, расплёскивая руками воду. Я стараюсь избавиться от вкуса желтка на языке.

Второпях мы покидаем озеро. Все потешаются надо мной, Джимми тоже очень доволен.

– Почему бы мне не работать переводчиком? – размышляет он вслух. – Это прекрасная работа, очень веселая!

После заката приходит время отдыхать, мы возвращаемся обратно в дом шамана. Это наш последний вечер. Завтра шаман улетает на Ломбок, как он и планировал накануне.

– Как ты смотришь на то, что мы пойдем в кафе и я выпью бокал рисового пива? Я совсем не хочу спать, – сообщает Джимми.

Мы возвращаемся во вчерашнее кафе. Там те же лица, снова только мужчины.

– Победил номер 11, – объявляет Джимми.

У стены сидит человек с гитарой. Он не смотрит на других, он натянул шапку на лоб, он говорит на английском, он говорит сам с собой.

– Видишь того старика с гитарой? Вчера его не было здесь. Сегодня он пришел. Этот старик говорит по-английски, но это говорит не он, это говорит его душа.

– Откуда ты знаешь, Джимми?

– Я знаю. Просто посмотри на него.

– Может быть, если я выпью стакан этой штуки, моя душа тоже заговорит по-английски?

– Нет, твоя душа заговорит на языке батаков, – отвечает Джимми, а затем спрашивает: – У тебя бывает такое чувство, что ты с кем-то общаешься и наполняешь этими словами свой живот? Когда я говорю с тобой, то мне кажется, что я могу говорить с тобой четверо суток. Я никак не могу наполнить свой живот – мне все время этого мало.

– Да, дорогой брат. У меня тоже есть такое чувство. В Индии я совершенно оторвалась от корней, от семьи и родственников. Теперь мне есть, о чем подумать. Шаман был убедителен в своих доводах о роде, о семи поколениях предков. Мы – люди Запада – не уважаем свои корни, а здесь молятся предкам… Джимми, обещай мне, что ты поедешь в дом своего прадеда и попытаешься вспомнить свои корни тоже.

– Может быть… когда я буду совсем печальным.

Совсем скоро я покидаю Тук-Тук, уезжаю на пароме. Меня провожают трое братьев. Они – моя новая семья. Позже я обратила внимание на семантику этого русского слова: «семь-я». Семь «я». Семь тел. Семь поколений рода.

Работа шамана или целителя – это тайна душ, в нее не пускают быстро. Очень медленно: сначала одна история, затем другая. Как лечат люди в Азии? У них есть духи, травы, традиции. Кому-то помогают умершие родственники, кому-то – духи природы, облака и солнце. Исцеление – это дружба одной души с другой. В результате их союза рождается любовь, и такая любовь рождает здоровье.

Обратно в Дели

Перелет Медан – Дели, через Куала-Лумпур – столицу Малайзии. Ночь в аэропорту главного узлового пункта Юго-Восточной Азии.

Люди, ожидающие новых рейсов. Кто-то проведет здесь целую ночь до утра. Кто-то спит прямо на полу, прикрывшись газетами. Кто-то уткнулся в экран компьютера на диванчике в кафе «Старбакс». Я оглядываюсь по сторонам. Как же быстро мы живем, как много летаем, как легко отрываемся от земли. В моей голове слова шамана, слова Джимми, слова Бандана…

«Правда ли, что в Индии поклоняются священной корове?..»

И снова Дели. Аэропорт Индиры Ганди.

Ты прилетаешь сюда – как домой. Берешь такси и по дороге в отель видишь, как пробуждается город. Водитель такси молчит, и это хороший знак. Молчание – сила в Индии, молчание мыслей и покой.

Сквозь сумрак утра, сквозь парк и деревья – проснувшиеся мартышки. Работники аэропорта делают йогу и медитируют в позе лотоса, и ты ловишь это утро таким. Каждый миг пространства какой-то осознанный, близкий, наполненный.

Пока ты в такси – меняется свет, кричат первые птицы… И уже у отеля ты встречаешь какое-нибудь животное, и это хороший знак, и это «священная корова» в Индии.

Церемония для ушедших душ

– Сари удобно надевать на саму себя, а на другую женщину – очень непривычно, – озадаченно комментирует жена Ишварбхаи – моего нового знакомого, директора школы в Дварке. Несколько раз мы теряли край шелка, который не желал извиваться вокруг моей талии, но сейчас я завернута как надо.

Ягья – ритуальная церемония, пришедшая из Вед. По ведийской традиции, все участники ягьи одеваются в отрезы ткани, не сшитые между собой. Мужчины приходят в лунги, а женщины – в сари.

– Я надеюсь, ты понимаешь, – робким тоном говорит Ишварбхаи, – этот жрец – очень важный человек в нашем городе. Он уже очень стар и не делает ягьи, он служит людям по-другому. Знаешь, как? Он много медитирует и в своих медитациях находит клады, которые скрыты под землей в округе Дварки. Нет, он не оставляет себе найденные сокровища – он жертвует их на еду для коров. В Дварке очень много бездомных коров. Коровы остались здесь со времен Кришны. Кришна правил Дваркой пять тысяч лет назад. Кришна ушел, но коровы остались. Они бродят здесь повсюду, мы собираем деньги им на еду.

В девять утра мы у храма Шивы. Я омываю ноги в океане. Соль от воды засыхает на подоле моего сари.

Сначала абхишека – начальная церемония. Затем даршан Дэви. Пранам, намаскар, поклон, благословение главного брамина пуджи. Цветы с алтаря – мне на шею.

Священники сидят по кругу. Они заранее привезли кокосы, цветки ноготков, масло гхи и рис басмати для церемонии. Ведущий церемонии – Санджейбхаи, на вид ему около семидесяти (это он находит сокровища в медитациях).

Усадив меня на коврик из священной травы куша, он спрашивает меня: «Насколько хороша твоя память?» И хвастается, что знает наизусть все ведийские тексты: «Каждое утро я съедаю несколько размоченных зернышек миндаля, – хитро улыбается он. – Так я могу помнить все мантры».

Жрецы кричат «сваха!» и льют в огонь топленое сливочное масло. Они призывают на это место богов. Сначала чуть осипшими голосами, еще не раскрытыми после сна.

– Повторяй за мной, – просит строгий брамин, сидящий справа, – еще один участник церемонии, всего здесь пятеро жрецов. – Кул-Дэви, – кричит он мне на ухо.

– Богиня, которой поклоняешься, – выкрикивает Санджейбхаи. – Если у божества нет имени, оно не может есть! – объясняет он. – Она Парвати – «Та, что меняет свою форму». Она Садхви – «Цвета крови». Она Адья – «Начало реальности». Она Читтарупа – «Страна мысли». Она Сити – «Мыслящий разум». Бхавийя – «Будущее». Крура – «Беспощадная к демонам». Она – двадцать семь стоянок Луны (Накшатры). Она Махагхора – владычица святых мест, пребывающая в центре сознания. Она опутывает силком Брахмы душу и сбивает ее с толку снова и снова. Она источник заблуждения: «Я – тело, я – эго, я – деятель». Она источник просветления.

Я повторяю вслед за ним все имена богини на санскрите. Я лью масло в огонь, кладу в него мелкие срезы сандалового дерева и рис. Тело двигается, чуть покачиваясь в такт монотонной ведийской музыке. Музыка в Индии – это ритм, у которого есть «центр».

Длинный браминский шнур: сначала на левое плечо, затем на правое. Когда шнур перекинут через левое плечо, я говорю с подземным миром. Когда через правое – с миром небес. Это Питри-пуджа – церемония упокоения душ.

Дварка – город, сплошь состоящий из «Бхагавадгиты». Когда ты идешь по центральной аллее города, по кромке моря, повсюду щиты с цитатами из диалога Кришны и Арджуны. Я чувствую, как со мной говорит Бина. Она любила «Гиту», она молилась Кришне.

– Сейчас все боги здесь, – кричит Санджейбхаи мне на ухо. – Проси их!

Я в Индии. На берегу Аравийского моря. Священники заглушают мой голос своим уверенным слогом. В этой молитве часы не проходят, они летят, как бестелесные души. Я лью воду на шивалингам, кладу кокос на дно сосуда для огня, лью молоко на цветы, разбрызгиваю душистое масло. Мы призываем Солнце, девять планет. Я касаюсь земли пальцами, сплетенными в особую мудру. Земля меня держит. Мы поем. Мы поем, закрыв глаза. Утреннее солнце, дневное солнце, послеобеденное солнце светит над нами.

Шарики из сладкой муки и масла гхи. Я бросаю их в волны Аравийского моря. Вода, не выдерживая их веса, сбрасывает все на дно.

«Когда рыбы едят подношения, энергия пищи уходит душам. Дварка – это „Мокша двар“ – дверь в мокшу, нирвану. Здесь нашли покой Великие, чьи имена вписаны в „Махабхарату“», – говорит один из жрецов, помогая мне выйти из воды.

Он снимает с меня браминский шнур и кидает его, вслед за пищей, в воду. От магии осталось только сари. Теперь я снова просто иностранка, живая среди мертвых и святых, осталась где-то в пустынном пространстве.

Гуджарат

Гуджарат – индийский штат, который лежит между государством Пакистан (на северо-западе), Раджастаном (на северо-востоке) и Аравийским морем (на западе). Этот штат Индии славится своим разнообразным ландшафтным рельефом, бесчисленными храмами, родством с Ганди и обилием удивительных племен адиваси.

Адиваси – первые жители Индии, аборигены. Они так и не стали частью «большой Индии». Они сохраняют этническую обособленность, чтят собственные традиции и имеют независимый взгляд на мироустройство. Здесь, на территории Гуджарата, около сорока таких племен.

Племя сиддхи – выходцы из Африки. Барда – знают множество народных танцев. Бхилы попали под влияние мусульман и теперь молятся пять раз в день.

Одни племена исповедуют индуизм, другие поклоняются животным: тиграм, змеям, крокодилам. Есть племена – христиане. Есть племена, что произошли «от Солнца». Есть племена, которые поклоняются растениям, духам трав и холмов. И есть особые, охраняемые государством племена. В деревнях этих племен женщины беременеют, девять месяцев вынашивают плод, их живот увеличивается в размерах, а затем они рожают невидимое божество. Все эти народы имеют свой язык (диалект), свою музыку и костюм. Все они живут на территории Гуджарата и Раджастана – так, что границы племен переходят друг в друга, нарушая границы штатов. Говорят, что цыгане вышли отсюда.

Когда женщины Гуджарата танцуют, они не следуют сложной структуре танца, как это происходит в Ориссе. Они не заучивают жесты и мудры – они чувствуют ритм и следуют за движением звука барабанов. Когда барабан звучит, женщина начинает отчаянно кружиться. Лицо ее прикрыто вуалью. Лицо не отвлекает от танца. Слоистые юбки – широкие, многослойные. В конце она открывает лицо и смеется.

Мой дед был цыганом, но я не похожа на этих женщин. Между ними я выгляжу бедно, а они богато. Что бы ни делали эти женщины – они красивы. Кость у этих женщин тонкая, а спина всегда прямая. Тяжелые браслеты на руках и кольца на шее. Я чувствую себя несвободной в любых украшениях, а они по-другому не ходят.

Этих женщин не выдают замуж без согласия. В Гуджарате – браки по любви, независимо от каст и достатка. Когда женщина в этих племенах чего-то хочет, то она начинает голодовку, и, пока ее желание не реализуется, она не начинает есть. Точно так же поступил Ганди, родившийся в Гуджарате. Отстаивая независимость Индии, он начал долгую голодовку, и все остальные люди подтянулись за ним. Британцы, уже уставшие от проблем с Индией, вернулись домой. Так Индия получила независимость.

Метод Ганди – метод женщин Гуджарата: «Не гонись за желаемым, отвернись от войны с желаемым. Стань неподвижным». Ганди скопировал этот метод у женщин своего штата. Вот насколько эти женщины сильны.

Постепенно все меняется, мы меняемся целиком – до глубины самых пронзительных идей, самых устойчивых убеждений. Все уходит, мы остаемся собой. Йогин не стремится туда, где находится желанное. Он погружается в неподвижность.

Дварка – город на берегу Аравийского моря в Гуджарате. Идеальное место, чтобы познавать себя в одиночестве. Удаляться, останавливаться, замедляться.

Сжиматься внутри маленького, внутреннего, личного мира – обязательно. Находить на карте белые пятна – обязательно. Находить неизвестное место, неизвестный город, просто комнату – обязательно.

Заброшенный, оставленный на века город. Даже воздух здесь немного притаившийся, неприрученный, дикий.

Улицы, выжженные солнцем. Люди, которые редко видят туристов. От храма Сиддхешвара Махадева, через старую арку полуразрушенного дома, мимо пасущихся в стаде быков. Через пустырь, к трехэтажному недостроенному общежитию.

Здесь сейчас никто не живет. Комнаты пустые. «Выбирай любую», – говорит Ишварбхаи, провожая меня на третий этаж этого дома-призрака.

Двери открываются – комната с видом на море полна белого света.

Два жёстких матраса: один, чтобы спать, другой как спинка дивана, пристроен сверху. Широкое окно и балкон, оттуда вид на пустырь. За ним гостиница «Лорд». Там останавливаются богатые индийцы. Теперь я вижу их по утрам за завтраком. Они всегда торопятся, постукивая стульями, позвякивая ложками. По вечерам к этому окну подходят павлины. Они распускают свои хвосты, вышагивая друг перед другом.

На потолке всего одна электрическая лампочка, она покачивается на сквозняке. Ее не хватает, чтобы читать после заката солнца. Нет мебели, нет даже стула.

Ночью я всегда ухожу гулять, ухожу к точке, где соединяется река Гомати и Аравийское море. Это сангам – священное место для индуиста.

Три раза в неделю, когда солнце начинает садиться, хозяин квартиры поднимается ко мне в комнату и показывает мне «настоящую йогу Индии». Он обучился ей, путешествуя на байке по Индии.

«Когда я был молодым, то объехал пол-Индии, я собирал знания о настоящей йоге».

Он уходит после заката. Его сын, видя меня в окне, машет мне рукой и заводит свой Royal Enfield.

Просыпается Дварка поздно. Утром можно созерцать, бесконечность поглощать, впитывать в себя запах этой вечности. Все магазины и лавочки еще закрыты. Ветра еще нет, первый «чайный человек» приходит в восемь утра. Я сижу на ступеньках магазина. Рядом коровы. В моих руках «Шива-сутры» Васугупты. Я путешествую с этой книгой всегда.

Несколько благотворительных организаций собирают деньги, выкрикивая из громкоговорителей: «Одна рупия на корову». Мне больше нравится покупать для них хлеб и кормить.

Ишварбхаи приглашает меня на ужин. Его жена готовит, сидя прямо на столе. Женщины в этом штате позволяют себе и такое.

Он показывает мне вытянутые со дна океана реликвии. «Останки» великого города Кришны.

– Я периодически отправляю свои находки на экспертизу в Лондон, – рассказывает он. – Ученые в Англии подтверждают их возраст. Этим реликвиям пять тысяч лет, они остались здесь со времен Кришны, когда здесь стояли дворцы. В Дварку приходит много йогинов, – продолжает он. – Дварка – это Сапта Пури, один из семи священных городов Индии. Ты видишь, как сюда идут люди? Они идут босиком, иногда через всю Индию. Теперь здесь все немножко спит, а раньше здесь кипела жизнь, сюда приходили святые со всех концов Индии!

Мне очень интересна религия моей страны, но сам я очень занят. У меня три бизнеса, у меня жена и двое детей. Мои сыновья еще не женаты, но когда они женятся, то покинут мой дом. Что я буду делать? Я буду снова путешествовать!

Иногда я встречаю какого-то йогина, я смотрю на его лицо. Да, да! Я умею читать по лицам! Если я вижу, что этот человек мне интересен, то приглашаю его в дом на ужин и затем говорю с ним.

Я никогда не видел, чтобы кто-то молился так много, как ты. Зачем тебе работать? У меня есть дом на берегу моря, здесь, в тридцати километрах от Дварки. Я дам тебе этот дом – живи, делай садхану. Тебе не нужно работать.

Я отрицательно киваю головой. «Нет, слишком рано, чтобы уходить из мира».

– Что я могу еще для тебя сделать? Гость в нашем доме – это Бог! Если тебе нужна помощь – просто позвони мне. Мой сын сейчас дома, он может повозить тебя на байке по округе. Тебе не стоит выбираться из города в одиночку. В соседних местах не любят европейцев. Раньше наш порт был очень знаменит. Британцы приплывали сюда и разворовывали эти земли. Многие жители все еще помнят это. Люди в наших деревнях не очень приветливы.

Рам – сын Ишварбхаи, симпатичный высокий юноша. Он очень серьёзен, немногословен и скромен. Он хорошо воспитан.

– Ты ладишь с отцом?

– Да. Что бы я ни делал, он поддерживает меня. Он говорит: «Дерзай! Реализуй свои идеи!» Так я стал сценаристом фильмов для Болливуда. Я победил в двух конкурсах фильмов как сценарист. Мой отец всегда верил в меня. Он ездил со мной в Мумбай во время конкурсов, поддерживал меня. Обычно родители говорят своим сыновьям, что делать, но мой отец никогда не ограничивал меня.

Мы встречаемся следующим днем, едем по окрестностям Дварки. Тридцать километров, сорок. Всегда по кромке дикого, неспокойного, бурлящего моря.

Из заброшенного, но очень почитаемого храма змей в храм Кали и Небесных Танцовщиц. Сита Кунд, построенный Шанкарачарьей, и снова в храм Кали – теперь в другой деревне. В полдень, когда жара достигает своего максимума, в воздух поднимается пыль: она вращается мелкой пудрой, осыпается колючей стружкой мне на плечи. Всюду один и тот же приморский белый свет.

– Раньше люди Дварки выходили на закате к морю. Кришна сказал: «Я уйду, но каждый вечер на закате я буду наблюдать за вами с неба». Сейчас мы утратили этот обычай. Все слишком заняты делами. Но в этом обычае вся красота нашей жизни! Представь, весь город выходит к морю и смотрит на небо! – рассказывает Рам.

В один из дней Ишварбхаи уговаривает меня встретиться с «волшебным человеком».

– Он помогает мне.

– Как он помогает вам?

– Однажды один человек очень долго не отдавал мне долг. Тогда я пришел к этому волшебному человеку. Он нацарапал особенную янтру на листе и сказал, чтобы я положил ее внутрь ботинка и ходил вместе с ней. Я положил эту янтру в ботинок и начал ходить. Я ходил очень быстро, не останавливаясь. Когда я вернулся домой, то увидел, что человек, который должен мне деньги, уже ждет меня у дома. Тогда он вернул мне весь долг… Это волшебный человек! Ты должна его увидеть!

«Волшебный человек» похож на птицу с огромным носом и маленькими глазами. Ему около шестидесяти лет, он костлявый и худой, как многие жители Дварки.

Здесь его дом, и ворота, и высокая ограда, непривычная для других домов Дварки.

Он говорит с парой женщин, консультируя их по проблемам брака. Пока мы ждем его, сидя на диване, он извиняется и дает нам альбом со своими фотографиями.

– Как вы обучались этим чудесным знаниям? – спрашиваю я.

– По книгам, – показывает он мне развал старинных книг на кровати, им не меньше ста лет. – Недавно здесь был мужчина, который хотел себе жену своего брата. Я сразу его прогнал. Эти две женщины, которые были до вас, приходили из-за денег. Сын одной из них потерял большую сумму денег. Я сделал для них специальную янтру. Перед уходом эти женщины спросили меня: «Сколько мы должны за вашу работу?» Я ответил: «Сто одну рупию!» Как я могу брать деньги у людей, которые пришли ко мне из-за проблемы с деньгами? Я сказал им, что достаточно дакшины – сто одной рупии.

– Вы лечите людей?

– Я помогаю справиться с бесплодием. Видишь все эти семьи в фотоальбоме? Они живут в самых разных городах Англии и США. Я летал к ним повсюду! Смотри, у них не было детей, но потом они прислали мне эти фотографии с рожденными детьми, – показывает он на фотографии. – Здесь мои главные достижения! Фотографии детей.

У меня есть валюта почти всех стран мира. Вот тут, в конце альбома, смотри, – показывает он разворот альбома с различными денежными банкнотами, – я богатый человек! – хвастается он. – Магия… это так, просто. Я могу научить тебя этому…

Я могу сделать так, что один человек будет думать о другом. Я могу заставить одного человека сделать то, что хочет другой. Но это не Бог.

Индийцы знают об этом, а вы, европейцы… вас очень легко обмануть. Вы думаете, что если у этого человека есть сиддхи – магические способности, – если он забирается к вам в голову и читает ваши мысли, то он святой, а то и сам Бог. И вы начинаете поклоняться этому человеку… Но магия, сиддхи – это очень легко. Другое дело – встретить Бога. Не поклоняйся людям, только Богу. Я желаю тебе этого – встретить в Индии Бога.

Мы уходим, поблагодарив за чай. Я все еще чувствую запах чернил для янтр, запах старых книг.

– У меня есть друг – у него дома огромная коллекция старых книг. Он преподаватель санскрита. Ты хочешь изучить санскрит? Я попрошу его тебя учить, он очень хороший учитель, – говорит Ишварбхаи.

– Я не сомневаюсь, что он хороший учитель, вот только я плохой ученик, – отвечаю я.

Моя память стала пропадать. Раньше я так много знала, столько держала в голове. Сейчас я не могу вспомнить элементарные вещи. Мой ум становится другим. Он спокойный, он не волнуется, я его не слышу. Но я почти ничего не помню из университетских и школьных знаний.

Когда Дварки становится «слишком много», я снова ухожу в ресторан дорогого отеля «Лорд», смотрю, как индийские семьи едят огромные блюда с подливками и рисом.

За ними в окно проступает полоска белого света над морем.

Море в Дварке бывает разным. Для одних оно немножко чужое, другие знают его с рождения.

Настоящая Дварка – это жизнь у маяка, у моря, вместе с рыбаками, сетями, лодками. Вместе с людьми, для которых я не существую. Эти люди наполнены стихией. В их глазах нет ничего, что было бы мне знакомо.

Дома у Ишварбхаи я всегда свободна. Здесь есть интернет и горячий душ. Я слышу, как печатает свои тексты Рам, – должно быть, очередной сценарий для Болливуда. Он спускается в столовую, долго нарезает круги, задумчиво перечитывает распечатанный лист.

– Я никак не придумаю, как соединить двух людей в сценарии? Один из них – потерявшийся в жизни юноша, другой – индийский мудрец.

– Такие встречи происходят как бы сами по себе и вместе с этим неслучайно. Соедини их Аравийским морем.