Текст книги "Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий"

Абрам Петрович, русский африканец, оставил большое потомство. В союзе с супругой Христиной фон Шеберг, представительницей остзейского дворянства, дал жизнь десятерым детям. Осипу Ганнибалу, третьему сыну в семье, суждено было стать дедом поэта.

Пушкин не раз – то с горькой иронией, то с юношеским задором, то с гордостью – упоминал о своем необычном африканском происхождении. Но славное имя своего темнокожего предка Пушкин защищал достойно: честь рода и фамилии ценил превыше всех жизненных благ.

«…Среди русских литераторов один я имею в числе своих предков негра», – будет с бравадой утверждать поэт, равно гордившийся своим могучим древом, уходящем корнями в Древнюю Русь, и привитым к нему африканским дичком, материнской ветвью.

В доме поэта в шутку называли своих родственников «ганнибаловой палитрой». Но все Ганнибалы и Пушкины поддерживали меж собой дружеские, тёплые отношения.

По соседству с Михайловским, в Петровском, жил Вениамин Ганнибал, сын «старого арапа» Петра Абрамовича, двоюродного деда поэта. Весельчак и хлебосол. И когда у Ольги Сергеевны Павлищевой в 1834-м родился долгожданный первенец Лёвушка, дядюшка отправил ей восторженное поздравление: «Радости моей описывать нет нужды… Расцелуй от сердца и души по-африкански, по-ганнибаловски отпрыска нового Ганнибалов, твоего Льва, и теперь Львёнка… Пожалуйста, напиши, да поскорее: похож ли он на Ганнибалов, то есть черномаз ли львёнок-арапчонок, или белобрысый?»

И как тут не вспомнить, как исстари все Ганнибалы радовались, буквально торжествовали, когда у их потомков проявлялись наследственные родовые черты.

А вот у всех Пушкиных была некая подспудная боязнь, что, не приведи Господь, внуки пойдут в прапрадедушку! Так Надежда Осиповна сообщает дочери Ольге о странном сне Александра: ему приснилось, что «твой ребёнок черен, как Абрам Петрович».

…Сильны африканские гены! Помню, как однажды Григорий Григорьевич Пушкин, правнук поэта, протянул мне раскрытые ладони: «Посмотри, какая у меня память от Абрама Петровича!» Ладони были и впрямь необычными, африканскими: жёлтыми, да вдобавок с разделительной тёмной полоской.

Наследники славного Абрама Ганнибала – это огромный фамильный клан, насчитывающий за свою трёхсотлетнюю историю семьсот представителей. Из них – более двухсот ныне здравствующих потомков крестника Петра Великого.

 
Не лотом, не бо́том, не пивом
Немецким сквозь кнастеров дым,
И даже и не Петро-дивом
Своим (Петро-делом своим!).
 
 
И бо́льшего было бы мало
(Бог дал, человек не обузь!) —
Когда б не привёз Ганнибала —
Арапа на белую Русь.
 

Нет, тысячу раз права была Марина Цветаева, назвавшая ту царскую блажь, прихоть – самым великим деянием Петра.

 
Сего афричонка в науку
Взяв, всем россиянам носы
Утёр и наставил, – от внука —
то негрского – свет на Руси!
 

Крестнику русского царя судьба уготовит фантастическую долю – стать прадедом русского гения, воистину возжечь поэтический «свет на Руси»!

Фонд Старой Вильны

Опала литовского Пушкина

 
Здесь, в нашем Вильнюсе старинном,
Твоё немеркнущее имя
Начертано на стенах городских.
Здесь Пётр Великий, как родного сына,
Крестил арапа Ибрагима
В года своих походов боевых…
 

Костас Корсакас

Как и повсюду в русском зарубежье, в Литве в 1937-м отмечали печальный юбилей русского гения. Жители Вильно, а среди них было немало поклонников Пушкина, имели редкую возможность любоваться подлинными вещами, принадлежавшими ранее поэту и его жене Наталии Николаевне и доставленными из усадьбы Маркучай на выставку «Жизнь и творчество А.С. Пушкина». Самой владелицы усадьбы Варвары Алексеевны к тому времени уже не было в живых.

Посетители выставки не могли оторвать глаз от редкостных экспонатов: изящного флорентийского столика и набора письменных принадлежностей, принадлежавших вдове поэта, мощного двухметрового ствола одной из сосен, некогда воспетых Пушкиным; расшитых портьер, кушетки с ореховой отделкой, кресел и этажерок из обстановки Михайловского дома…

До великих потрясений оставалось совсем немного: днём 17 сентября 1939 года советские войска пересекут восточную границу Польши. Начнётся поход Красной Армии в Западную Белоруссию. Наступление на виленском направлении будет вести правый фланг Белорусского фронта: ранним сентябрьским утром отряд красноармейцев достигнет северной окраины Вильно. Жаркие бои разгорелись тогда на узеньких улочках старого города, шли они за мост, товарную станцию, жандармское управление. Разрывы гранат и звуки выстрелов стали стихать лишь к утру 20 сентября.

Пройдёт несколько недель, и мирные обитатели Маркучая (в 1910 году он вошёл в городскую черту Вильнюса) услышат в усадебном парке рёв автомобильного мотора и топот солдатских сапог. Командир вооружённого отряда, некто Шмаков, предъявив мандат, по-хозяйски распахнёт двери старинного особняка. В руках у него окажется каталог недавней пушкинской выставки в Вильно, где значились названия всех одиннадцати предметов из Михайловского, представленные на ней.

Сверяясь с каталогом, Шмаков прикажет указанные в нём экспонаты изъять из домашней обстановки и погрузить на полуторку. И вскоре крытый брезентом грузовик увезёт их в неизвестном направлении; от бесценных раритетов останется лишь расписка, написанная Шмаковым от руки!

Любопытно, что в декабре того же 1939-го Вильнюс не без раздражения уведомлял Москву о вывозе некоторых архивов, включая древние акты Великого княжества Литовского, а также ценных частных библиотек. Так что пушкинская усадьба оказалась не единственной, пострадавшей в то неспокойное предвоенное для советской страны время.

Но след пропавших экспонатов из Маркучая сыскался! И всё благодаря дотошным и неравнодушным читателям, разыскавшим старый номер газеты «Советская Белоруссия» (за 23 ноября 1939 года) с необычной публикацией. В статье «Редкое приобретение» сообщалось, что в Минск доставлены «старинный столик, два кресла и кушетка, которые, как предполагают, также относятся к вещам великого поэта».

То, что все эти редкости из литовской усадьбы, подтверждались важным свидетельством: среди привезённых экспонатов нашлись «снимки сына Пушкина – Григория, изображённого уже в глубокой старости».

Для чего был затеян тот перевоз? Вероятно, кому-то из власть имущих пришла в голову благая мысль: создать в белорусской столице под эгидой Академии наук пушкинский музей. Но чем наполнить его новые стены? И тогда волевым решением было принято: доставить из литовского Маркучая пушкинские раритеты.

Памятник Пушкину в Маркучае. Фотография автора. 2019 г.

Публикуется впервые

В то самое время, когда изымались бесценные раритеты из Маркучая, в Европе, совсем рядом с границами Литвы и Белоруссии, вовсю полыхала Вторая мировая. Не пройдёт и двух лет, как реликвии окажутся в Минске и разразится Великая Отечественная, огненным валом пронесшаяся по всей Беларуси. Уже в июне сорок первого Минск будет оккупирован фашистскими войсками, а до этого белорусская столица подвергнется жесточайшей, поистине варварской бомбардировке. Что могло уцелеть в те дни в городских руинах?!

Надежда, хоть слабая и призрачная, что реликвии, связанные с памятью поэта, чудесным образом уцелели, остаётся. Не столь давно сотрудники Литературного пушкинского музея в Маркучае ездили в Минск, пытаясь восстановить следы пропавших экспонатов, ведь опись увезённых экспонатов и по сей день хранится в архиве литовского музея. Но, увы, поиски их не дали результата. Пока…

Любопытный штрих: ещё в начале тридцатых владелица Маркучая Варвара Алексеевна Пушкина, озаботившись судьбой дорогих для неё вещей, обратилась к директору Литературного музея в Москве Владимиру Бонч-Бруевичу с предложением приобрести те самые пропавшие ныне раритеты, что она так бережно и любовно хранила. Неизвестно, что ответил ей видный советский чиновник: увлекла ли его возможность иметь в своём музее столь дорогие экспонаты, или посчитал то обременительными для себя хлопотами? Как знать…

Ведь в то же самое время в письме к Елене фон Розенмайер он горячо уверял её, внучку поэта, что готов заплатить какую угодно цену за неведомый дневник Пушкина! Или для директора Литературного музея лишь неизвестные рукописи представляли особую ценность?!

Прояви тогда Бонч-Бруевич хоть малую активность, и реликвии из Маркучая были бы спасены! Но, увы, история не знает сослагательного наклонения. А жаль!..

В мае 1900 года в историческом центре Вильны, у подножия Замковой горы, наблюдалось великое столпотворение: ждали открытия нового памятника. И наконец белое покрывало медленно и торжественно спустилось, и взору горожан предстал знакомый лик Александра Пушкина в ореоле курчавых волос!

Так уж случилось, что памятник Пушкину по неведомым ныне причинам не успели открыть к столетию поэта, посему торжество пришлось отсрочить на год.

Постамент из чёрного мрамора был изготовлен финской фирмой «Коссъ и Дюръ». Сам же бюст поэту и декоративная лира, украшавшая постамент, отлиты в Петербурге, на знаменитом заводе Берда – том самом, куда некогда была отправлена на переплавку «Медная бабушка», бронзовая статуя Екатерины Великой (чьей судьбой так много занимался Александр Сергеевич!), и, по счастью, выкупленная братьями-купцами из Екатеринослава.

«Явление» Пушкина в центре литовской столицы встречено было с истинным ликованием. Звучали восторженные речи «отцов города» и местной интеллигенции, к мраморному пьедесталу несли венки и живые цветы. И, разумеется, самыми желанными, самыми дорогими гостями в тот майский день – в день рождения поэта, его сто первую годовщину, – была чета Пушкиных: Григорий Александрович и Варвара Алексеевна. Памятник поэту торжественно освятили.

На старинной, пожелтевшей от времени открытке будто уцелел исчезнувший мир: по парковым дорожкам, ведущим к памятнику Пушкину, прогуливаются юные барышни в сопровождении маменек, кормилицы везут коляски с детьми, на садовых скамейках чинно беседуют студенты. Идиллия былых времён…

Памятник Пушкину в старой Вильне. Почтовая открытка. 1900-е гг.

Не судьба была Александру Сергеевичу «укорениться» в сердце старой Вильны, на Кафедральной площади. Сквер у подножия Замковой горы с высящейся на ней башней Гедимина стал именоваться Пушкинским. Вскоре Литву, как и всю Россию, сотрясли пушечные раскаты Первой мировой. А памятник Пушкину в 1915-м, когда немецкие войска подошли к городу, сняли, отправив в Россию, где он в смутные годы Октябрьского переворота и Гражданской войны и затерялся… Волею властей, со дня на день ожидавших занятие немцами Вильны, вместе с пушкинским бюстом из города спешно «эвакуировали» памятники генерал-губернатору графу Михаилу Муравьёву и императрице Екатерине Великой.

Когда спустя годы в Вильну вошли польские войска, то на прежнем пушкинском постаменте установили бюст Станиславу Моню́шке, творцу национальной оперы, классику вокальной лирики. Сам же постамент перенесли в сквер близ костёла Святой Екатерины, где и встал памятник славному польскому композитору.

…Пришёл черёд другим временам: иным войнам и иным победам. Ровно через десять лет после того, как знамя Победы взвилось над поверженным Рейхстагом, новый памятник Пушкину, работы скульптора Бронюса Вишняускаса, победоносно занял былое место в центре старого города. На постаменте читалась единственная надпись на литовском: «Puškinas».

Вспомним, что именно так, лишь одной фамилией, любил представляться и сам поэт: «Пушкинъ» – значилось на его визитной карточке.

И стоял памятник Пушкину в центре Вильнюса, будто на посту, до переломных в новейшей истории лет. В 1992-м его демонтировали и перенесли в заповедную усадьбу Маркучай, словно отправив в новую «ссылку». Бронзовый Пушкин «взирает» со своего гранитного постамента на дом, ставший родовым гнездом для младшего сына. Хорошо, хоть нашлось великому поэту достойное место в старинной и нечужой для него усадьбе!

А на Кафедральной площади Вильнюса, у подножия Замковой горы, высится ныне иной памятник – великому князю Гедимину: стальной князь в ратных доспехах, спешившийся с боевого коня, держит в одной руке меч, касаясь лишь его лезвия, а другую – словно простирает к неведомым потомкам. Внизу на постаменте, у ног князя, задрал голову в вечном вое каменный волк. По легенде, вой волка-оборотня, что слышал Гедимин во сне, истолкован был кудесниками как призыв возвести на сем месте город, что прославит в веках имя его создателя…

Знать бы литовцам – тем, кто с таким небрежением отнесся к памяти русского гения, – что в его родословии есть ветвь, прародителем коей был сам великий князь… Гедимин! Или по-литовски Гедиминас. И в том, что бюст поэта был установлен невдалеке от башни Гедимина, древнейшего памятника Литвы, видится ныне некий сакральный смысл. Но что до того было «патриотам», перед чьими затуманенными националистическими идеями взорами русский поэт представал чуть ли не оккупантом?!

 
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
 

И через два столетия пушкинские строки не растеряли своей свежести и актуальности: звучат так, словно написаны лишь вчера!

Но обратимся вновь к Гедимину. Великий литовский князь Гедимин, или Гедиминас, правивший с конца XIII до середины XIV века и именовавший себя «королём литвинов и русинов», известен как прародитель династии Гедиминовичей. Из трёх жён Гедимина (первая из них умерла при родах, второй – судьба тоже не даровала долгую жизнь) – две исповедовали православие: вторая супруга – смоленская княжна Ольга Всеволодовна, и третья – княжна полоцкая Евна (Ева) Ивановна.

Великий князь литовский Гедимин в центре Вильнюса.

Фотография автора. 2019 г. Публикуется впервые

Христианами именовали себя пятеро из семи сыновей князя, да и все его дочери вышли замуж за христиан. Одна из них, Мария, была выдана за тверского князя Дмитрия Михайловича, по прозвищу Грозные Очи. Русский зять, позднее принявший героическую смерть в Золотой Орде, стал соратником Гедимина в борьбе против московского князя Ивана Калиты за владение северными твердынями: Великим Новгородом и Псковом.

Гедимин снискал славу первого великого князя – после нашествия Орды, «собирателя земель русских». При мудром правителе Великое княжество Литовское буквально расцвело: заключались с иноземцами выгодные договоры, шла с ними бойкая торговля, строились города. Именно при Гедимине впервые упомянута Вильна, будущая столица государства.

Князь Гедимин почитался далёкими потомками не только как мужественный воин, но и как тонкий расчётливый правитель. Силой ли, хитростью, но смог он добиться того, чтобы не платить дани Золотой Орде, выговорив для себя особые условия. В последние годы жизни отрёкся от язычества, став христианином.

Представители ярких княжеских династий – Трубецких, Хованских, Голицыных – не без гордости причисляли себя к Гедиминовичам. Эти звучные исторические фамилии, вместе с их прародителем – великим князем литовским Гедимином, «вплелись» и в могучее родословное древо Александра Пушкина.

Ещё в царствование Александра II, в день русского национального торжества, бронзовая фигура сурового князя-воина украсила собой памятник «Тысячелетие России» в Великом Новгороде. На великолепном монументе явится и статуя далёкого потомка литовского князя-воителя: так, навеки, и останутся они – великий князь Гедимин и великий поэт Александр Пушкин – в истории России.

Уже в другом столетии – двадцатом – литовцы будут гордиться именем русского гения, его незримой связью с историей Вильнюса. Литовский поэт Костас Корсакас посвятит тому проникновенные строки.

Всё же справедливость восторжествовала – в Вильнюсе явлен ныне третий памятник Пушкину! Памятник этот – один из самых оригинальных – не столь давно установлен во дворике церкви Святой Параскевы Пятницы, где в стародавние времена волею Петра Великого крещён был арапчонок Абрам Ганнибал. На раскрытых гигантских бронзовых ладонях (уж не царских ли?!) – профили великого поэта и его африканского прародителя. Словно с изумлением и восторгом взирают друг на друга правнук и прадед, разделённые столетиями!

Прадед и правнук на бронзовых царских ладонях. Фотография автора. 2019 г.

Публикуется впервые

Автор сего необычного творения – литовский скульптор Витаутас Наливайка, а идея создания памятника озарила русского поэта Юрия Кобрина, уроженца Вильнюса. На постаменте выбита надпись: «По благословению митрополита Виленского и Литовского Хризостома в дар Вильнюсу – фонд писателя Константина Воробьева. 2011». (Благотворительный фонд возглавляет ныне поэт и переводчик Юрий Кобрин.)

На открытии композиции из бронзы и гранита прозвучали поистине вещие слова: «Мы открываем первый в мире памятник, с которого в глаза друг другу смотрят два великих сына России – прадед и правнук, выдающийся Арап и гениальный Поэт».

И как тут не вспомнить вещие цветаевские строки о царском деянии Петра – привезённом им на Русь африканском дитяти, предтечи великого Пушкина – как подарке на все времена!

 
И шаг, и светлейший из светлых
Взгляд, коим поныне светла…
Последний – посмертный – бессмертный
Подарок России – Петра.
 

Пушкинская страница в летописи старого Вильнюса… И невозможно ту страницу перечеркнуть или попросту варварски вырвать.

Фонд Леонтия Дубельта

Фотография из Маркучая

Прощай, свободная стихия!

В последний раз передо мной

Ты катишь волны голубые…

Александр Пушкин

В пушкинском музее в Маркучае мне попался в руки один альбом. Альбом был старинный, пухлый от множества старых добротных фотографий, сбережённых некогда его владелицей, хозяйкой усадьбы Варварой Алексеевной Пушкиной, в девичестве Мельниковой.

Среди множества фотографий, изображавших жизнь в усадьбе Маркучай и её гостей, самой Варвары Алексеевны и супруга Григория Александровича Пушкина, младшего сына поэта, вдруг открылась одна, прежде никогда не виденная. Удивительный снимок, словно бросавший вызов всем добропорядочным персонажам, соседствующим с ним в семейном альбоме.

Леонтий Дубельт, внук поэта.

Страница из альбома Литературного музея А.С. Пушкина в Маркучае. Фотография автора. 2019 г. Публикуется впервые

Молодой человек, обнажённый по пояс, сплошь покрыт живописной татуировкой: на груди – романтический бриг с надутыми ветром парусами, наколки и на руках: на правой – орёл (видны лишь его хищные когти) и два орнаментальных браслета; на левой – корабельный румб на плече и ниже – восточный дракон, обвивающий предплечье.

Молодой человек сидит, спокойно скрестив на груди руки. Цепочка от пенсне свисает на его татуированную грудь. Выражение лица отстранённое. Взгляд умный, слегка ироничный, устремлённый куда-то вдаль, сквозь пенсне. Но как поразительно неизвестный на старом снимке напоминает… Пушкина! Не только тонкими и весьма оригинальными чертами лица и чуть всклокоченными бакенбардами, нет, бо́льшим – глубокой задумчивостью и отрешённостью. Будто Александр Сергеевич дожил-таки до величайшего изобретения человечества и решил предстать перед камерой старого фотографа. Неведомый доселе фотопортрет поэта!

Всё разъясняет дарственная надпись на обороте снимка: «Григорию Александровичу Пушкину от племянника его Л. Дубельта». Проставлено и число: «4 мая 1886 года».

Вот и разгадка: Леонтий Дубельт, внук поэта! Самый старший из девятнадцати внуков и внучек Александра Сергеевича. Вдова поэта Наталия Николаевна имела счастье порадоваться рождению Леонтия, видеть, как взрослел её первый внук.

Но вернёмся к фотографии из «маркучайского альбома», вернее, к странной наколке, сделанной волею её обладателя Леонтия Дубельта.

Вот что удивительно: точно такой же дракон был наколот на руке императора Николая II. Правда, особо он не демонстрировал свою необычную для царственной особы наколку – просто на одной из фотографий, где монарх снялся на теннисном корте с ракеткой в руке, она явно видна. Но и не скрывал необычной татуировки, благодушно причисляя её к грехам молодости.

Известно, что сделал наколку русский самодержец, будучи ещё цесаревичем, во время своего восточного путешествия.

…За кормой крейсера «Память Азова», на котором со своей свитой путешествует великий князь Николай Александрович, остались Египет, Греция, Индия, Цейлон, Сингапур, Китай. И вот впервые перед взором августейшего путешественника забрезжили берега неведомой Японии – красивые, словно на драгоценной лаковой шкатулке. «Розовые вершины вереницей встают перед нами над окутанным светлой мглою горизонтом, – 15 апреля 1891 года записал в путевой дневник князь Ухтомский. – Вот он ближе, синее, определеннее: это – Япония!»

И кто бы мог предсказать в те дни, что именно в этой загадочной, почти фантастической стране так неожиданно трагично и завершится долгое путешествие?! И для наследника. И для всей империи.

Роковое происшествие явится прологом будущей Русско-японской войны, и вовлечет Россию в чреду смертоубийственных конфликтов. И как кровавый итог – гибель венценосной семьи.

От тихого городка Отсу (Оцу) до Екатеринбурга пролежит долгий путь, вместивший в себя войны, бунты, революции, перевороты… От удара японской сабли полицейского Цуда Сандзо на улочке Отсу до револьверного выстрела чекиста Юровского в подвале Ипатьевского дома…

Император Николай II с татуировкой японского дракона на руке.

Фотография. Начало XX в.

Но царская кровь впервые прольётся в Японии. Отсу – Екатеринбург: города на крови! Незримый терновый венец царя-мученика будет тайно примерен в безвестном прежде японском городке. Мистика, будто в том несчастливом для цесаревича году, в цифрах его составляющих, закодирована сама смерть: 1891–1918!

Россия могла бы пойти по иному пути, и судьба её сложилась иначе, если бы… Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения. И всё же, если бы не мгновенная реакция греческого принца Георга, или Джорджи, как его называли в близком кругу…

Ничто не предвещало дурного в тот весенний день. Напротив, наследник и сопровождавшие его Барятинский, Кочубей, Оболенский, принц Георг в самом веселом расположении духа возвращались после осмотра местного храма. Молодые люди воспользовались услугами рикш, что доставило им почти детскую радость: остроты, смех, шутки нарушили патриархальную тишину городка. Компания шумных и развязных европейцев вызвала ярость местного полицейского. К гневу стража порядка добавилась ещё изрядная порция национального шовинизма: с саблей наперевес он кинулся к чужеземцам.

Великий князь Николай Александрович записал в дневнике: «В это время я получил удар по правой стороне головы над ухом, повернулся и увидел мерзкую рожу полицейского, который второй раз на меня замахнулся саблей в обеих руках. Я только крикнул: «Что тебе?» и выпрыгнул через дженрикшу на мостовую».

Именно в эту драматическую минуту греческий принц Георг, Джорджи, склонный, по мнению светских сановников, к действиям, кои «не могут служить образцом для Великих князей и принцев», молниеносно выбил саблю из рук фанатика.

В те апрельские дни с первых полос японских газет не сходила горячая новость: в Отсу на жизнь российского наследника совершено покушение! Все в Стране восходящего солнца – от божественного императора до торговца рисовыми лепешками – живо обсуждали тот злосчастный случай.

Это горестное происшествие, всколыхнувшее тогда всю Японию и Россию и доставившее немало тревожных дней для августейшей семьи, навсегда останется и в памяти русского царя. В этот день в церквях шли благодарственные молебны за счастливое избавление цесаревича (а позже – и царя) от рук злодея.

Но ранее, когда крейсер «Память Азова» только пристал к берегам загадочной страны, цесаревич Николай вместе со своими спутниками находил в Японии много заманчивого и диковинного.

По прибытии в Нагасаки на борт российского крейсера был доставлен по желанию цесаревича знаменитый тату-мастер Хоре Кио. Он весьма удивился просьбе молодого аристократа-иноземца, поскольку в Японии подобное «украшение» почиталось неприемлемым для высших сановников и тем более для членов императорской семьи.

Но, безусловно, мастер Хоре Кио был и польщён столь лестным для него предложением, и старался преуспеть в своём мастерстве. Через семь часов его беспрерывной работы (цесаревич терпел ту процедуру, выказывая, подобно самураю, презрение к боли) правую руку августейшего наследника обвивал чёрный дракон с красным брюхом, с зелёными лапами и рожками золотистого цвета – восточный символ власти, мудрости и силы.

Версий, зачем великий князь решился на столь неординарный поступок, множество. Среди них – татуировка как доказательство принадлежности к некоему тайному Ордену Дракона, объединявшему правителей королевских домов Европы, и тату на руке монарха – опознавательный знак.

Нет, версия из ряда фантастических. Более правдоподобно, молодой человек (двадцатидвухлетний наследник, верно, решил преподнести себе необычный подарок, ведь мастер накалывал дракона в преддверии дня рождения цесаревича – 4 мая 1891 года!) просто следовал моде. Да и английский кузен, будущий король Георг V, как две капли похожий на цесаревича и с которым тот был дружен, бахвалился перед своим другом и русским братом наколкой дракона, сделанной им также в Японии, но десятью годами раньше.

В середине XIX столетия в Европе неожиданно среди аристократов явилась мода на «нательную живопись». Ну а татуировка, и в особенности восточных драконов на руках, была в фаворе среди флотских офицеров. Может, оттого и мичман Российского флота Леонтий Дубельт обзавелся модной наколкой.

Удивительно, фотография внука поэта, подаренная им дядюшке Григорию Александровичу Пушкину, датирована тем же майским днем, в коем схожий японский дракон «обовьёт» руку цесаревича! Ровно через пять лет.

Много странных совпадений в судьбах внука поэта и августейших особ Дома Романовых, открывшихся много позже: Леонтий появится на свет в год смерти императора Николая I, а год его ухода совпадет с годом кончины Александра III. Да, всего лишь несколько недель будут разделять эти скорбные даты. И в октябре 1894 года, спустя месяц после смерти Леонтия Дубельта, бразды великой державы примет последний российский государь Николай II.

Такие вот царственные «сближения». Но были и иные, родственные. В свойственных отношениях с Домом Романовых Леонтий Дубельт оказался благодаря двум брачным союзам: его сестра по матери графиня Софи де Торби обвенчалась с великим князем Михаилом Михайловичем, внуком Николая I, а брат Георгий женился на дочери императора Александра II светлейшей княжне Ольге Юрьевской. Но о втором знаковом событии Леонтию Дубельту не довелось узнать…