Текст книги "Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий"

Просьбы бедной жены всё настойчивее, и вот, наконец, желанный ответ от графа получен: государь, «не изъявив соизволение на совершенное прощение, дозволил Ганнибалу назначить жительство ближе к Петербургу».

Ценой необыкновенных усилий и самоотвержения Варвара Тихоновна добилась-таки смягчение участи мужа. Счастливейший день для Павла Ганнибала – 27 октября 1832 года – день освобождения! Он навсегда покидает ненавистные Соловки, дабы перебраться на жительство в Архангельск.

Тем памятным для Павла Исааковича октябрьским днём его племянник, благоденствующий в Петербурге, помечает окончание второй главы «разбойничьего» романа «Дубровский». Пишет стихи «В альбом», где начальные строки будто полны иносказанием для дядюшки:

 
Гонимый рока самовластьем
От пышной далеко Москвы,
Я буду вспоминать с участьем…
 

Морозный Архангельск пришёлся явно не по душе Павлу Исааковичу, он с душевной кротостью взывает к милости императора. Николай I просьбу бывшего арестанта (и своего нравственного противника!) не отклонил: разрешил недавнему соловецкому узнику обосноваться в месте более тёплым, нежели Архангельск. На сей раз в Луге.

И вот в феврале 1833 года по гладкой зимней дороге из Архангельска мчит кибитка Павла Исааковича в новый для него город, дабы в нём смог он обрести жизненный покой. Там, в неведомой Луге, ждёт его совершенная, полная свобода – отныне всякий надзор над ним отменён!

Но радость отнюдь не полная: в марте того же 1833-го вновь летит прошение Ганнибала в Петербург. На сей раз он просит всесильного графа Бенкендорфа разрешить ему «вступить в какую-либо службу… и тем совершенно изгладить неумышленную вину мою». Дана ли была та милость опальному подполковнику? Или мольба его не была услышана? Не узнать…

Да, спокойная жизнь и бездеятельность для столь кипучих натур – сущее наказание! Недаром Александр Сергеевич будто невзначай обронил: «Измучен казнию покоя». Верное слово найдено.

О дальнейшей жизни Павла Ганнибала известий нет, словно канули они в речку Лугу, давшую название и самому городку. Может, оттого, что в зрелые годы Ганнибал уж не буянил и не задирался с городскими властями, памятуя о горьких днях в Соловецком остроге?! После всех испытаний провинциальная Луга должна была казаться ему райским островком отдохновения и свободы. Омрачала жизнь лишь вечная нужда. К слову, бедность недолго преследовала Павла Ганнибала: ровно до 1841-го – в тот год он мирно почил и был погребён в Луге на Вревском кладбище…

Жена Варвара Тихоновна (есть сведения, что была она знакома с поэтом) пережила мужа на четверть века и скончалась в Санкт-Петербурге. Единственный их сын Александр Ганнибал (тёзка и ровесник Пушкина) крещён был в октябре 1799-го в «церкви Преподобного Сергия Радонежского Чудотворца, что при Артиллерийских слободах». Той самой петербургской церкви, где будет крещена и новорожденная Мария Пушкина.

Служил Александр Ганнибал штабс-ротмистром в Чугуевском уланском полку. Убеждённый холостяк, он всего лишь на два года пережил отца; с его уходом оборвалась ветвь славного «морского флота капитана» и подполковника-гусара Павла Ганнибала.

Нужно отдать должное государю: после кончины штабс-ротмистра Александра Ганнибала Николай I повелел выдать его бедной матери «единовременное пособие, годовое жалование мужа, производившееся супругу Вашему на службе, девять сот рублей ассигнациями». Как вдове боевого офицера. Слишком позднее признание боевых заслуг наследника царского арапа…

Бурное и печальное бытие Павла Ганнибала завершилось в тихой и ничем не примечательной Луге. Ну а в XXI веке, неведомом ему, герою Отечественной войны 1812 года, Луга примет почётное звание «Город воинской славы». За ратные подвиги своих сограждан уже в другой войне – Великой Отечественной.

 
Есть в России город Луга…
 

Луга, однако, не затаила обиды на поэта, бывшего здесь проездом, – нет, в грядущем веке воздвигла ему на набережной памятник: бронзовый Пушкин присел на мраморную скамью, облокотившись на неё в поэтической задумчивости, чуть в отдалении, на скамье снятый цилиндр, бронзовый же, – неизменный атрибут пушкинского образа. Как-никак, а обессмертил-таки Пушкин город, несмотря на столь нелестный отзыв. Да и сами строки, вероятно, отрывок задуманного стихотворения, не предполагались для печати. Стали известны же волею случая: из письма, подлинник коего не сохранился, да и сам адресат поэта остался неизвестен. Сплошь одни загадки…

Непостижимо, но русский гений словно предугадал место, где будет положен предел всем африканским страстям, бушевавшим некогда в душе его вспыльчивого и крайне неосторожного дядюшки.

«Дело лицеистов»: расстрел за любовь к… Пушкину

 
Простимся, братья! Руку в руку!
Обнимемся в последний раз!
Судьба на вечную разлуку,
Быть может, здесь сроднила нас!
 

Антон Дельвиг

(Из «Прощальной песни», сочинённой им по случаю окончания Лицея)

Есть в Александро-Невской лавре, святыне Петербурга, – скорбная аллея, «Аллея лицеистов». Нашли в ней свой последний приют лицейские друзья Пушкина: Фёдор Матюшкин, Антон Дельвиг, Константин Данзас.

Но нет даже самых простых холмиков над могилами других лицеистов. Впрочем, как нет и самих их могил. Речь не о воспитанниках пушкинского выпуска – о тех, кто покинул стены Лицея намного позже…

Они ушли в мир иной не от ран и болезней, пали не на поле боя, не в шальных ссорах под дулами дуэльных пистолетов, а были хладнокровно расстреляны из маузеров чекистами в кожаных куртках. Все пятьдесят два выпускника Императорского Александровского лицея. Разных выпусков и в разное время: одни – в Петербурге, другие – на Соловках. Но все они перед смертью читали вслух строки своего великого однокашника. Читали как напутствие, как утешение, как молитву.

 
Благослови, ликующая муза,
Благослови: да здравствует Лицей!
 

Однако остались в истории их имена и так называемое «Дело лицеистов». Дело это не назовёшь громким, напротив – слишком тихим. Расправу над бывшими лицеистами творили тайно, в тиши петроградских застенков. Все они, питомцы славного Лицея, цвет русской интеллигенции, погибли в лагерях либо расстреляны в тюремных двориках и на полигонах… за любовь к Пушкину. Звучит невероятно, но это так!

Царскосельский лицей. Рисунок А.С. Пушкина

В чём же состояла вина бывших воспитанников прославленного Пушкиным Лицея?

А вот в чём.

Первое. Собирались вместе каждый год 19 октября, отмечали лицейскую годовщину.

Второе. Организовали кассу взаимопомощи.

Второе. Заказывали панихиды в храмах Петрограда по всем умершим и погибшим лицеистам выпуска разных лет.

Третье. В церковных панихидах, по просьбам лицеистов, поминали казнённых государя и всех особ августейшей фамилии.

Разве мало этих «неопровержимых» доказательств, чтобы предать злостных врагов советской власти высшей мере наказания?!

Дело то было сфабриковано печально известным ОГПУ в Ленинграде в 1925 году. «Дело лицеистов», заведённое под номером № 194 Б, имело и другие названия: «Контрреволюционная монархическая организация», «Дело воспитанников» и «Союз верных».

В ночь на 15 февраля, в православный праздник Сретения, чекисты не спали – работы было через край: найти и обезвредить в Ленинграде и его пригородах свыше ста пятидесяти злостных врагов молодой советской республики! Большинство из них числились выпускниками Александровского Императорского лицея, но встречались питомцы Училища правоведения и бывшие офицеры лейб-гвардии Семёновского полка.

Всем им предъявили обвинение по суровым статьям: «Участие в организации или содействие организации, действующей в направлении помощи международной буржуазии»); «Участие в шпионаже всякого рода, выражающееся в передаче, сообщении или собирании сведений, имеющих характер государственной тайны…».

Кара за те мнимые злодеяния была жестокой: 26 арестованных почти тотчас расстреляли; 25 – приговорили к различным срокам заключения в лагерь; 29 – к различным срокам ссылки.

Николай Пунин, известный историк искусства, знавший многих бывших лицеистов, называет цифру, в два раза превышающую объявленную: «Расстреляны лицеисты. Говорят, 52 человека…» И далее записывает в своём дневнике: «О расстреле нет официальных сообщений; в городе, конечно, все об этом знают, по крайней мере, в тех кругах, с которыми мне приходится соприкасаться: в среде служащей интеллигенции. Говорят об этом с ужасом и отвращением, но без удивления и настоящего возмущения. <…> Великое отупение и край усталости». Запись сделана 18 июля 1925 года.

К слову, Николая Николаевичу Пунину, автору этих строк, не удалось избежать неправедных обвинений. Для Анны Ахматовой арест близкого и любимого ей человека стал тяжелейшем душевным потрясением. Николай Николаевич, тайный свидетель расправы над лицеистами, был арестован в августе 1949-го по обвинению как в «террористических намерениях», так и «контрреволюционной агитации», сослан в один из северных лагерей, где и умер…

Вот ещё одно значимое свидетельство. Автор изданной в Париже книги «Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков» Юрий Безсонов, боевой офицер, бывший штабс-ротмистр Драгунского полка, описал встречу со следователем, ведшим «Дело лицеистов»: «Я, как всегда, от подписи отказался и попросил провести меня к Ланге. <…> Меня ввели к нему в кабинет. По-видимому, он двигался по службе, так как кабинет был теперь более комфортабелен, чем тогда, когда я бывал у него. Весь большой письменный стол был завален бумагами и книгами. На одной из них я прочёл: «История Императорского Александровского Лицея». Как я потом узнал, он вёл дело лицеистов, из коих пятьдесят человек было расстреляно и много сослано на Соловки и в другие места».

Среди расстрелянных, о коих упоминали и Пунин, и Безсонов, – семидесятипятилетний князь Николай Дмитриевич Голицын. Последний премьер-министр Российской империи, выпускник Лицея 1871 года (!), он и в застенках сумел сохранить благородство и выдержку.

После прихода к власти большевиков Николай Голицын, прежде председатель Совета министров царского правительства, отошёл от дел государственных. Из России не эмигрировал. Жил престарелый князь более чем скромно, зарабатывая на жизнь… сапожным ремеслом. Да ещё временами охранял общественные огороды.

И хотя бывший премьер от политики отстранился, дважды он был арестован: вначале органами ВЧК, затем ОГПУ. Всякий раз князю Голицыну ставили в вину мнимую связь с контрреволюционерами: государственный деятель столь высокого ранга, по убеждению чекистов, не мог быть не замешанным в опасных для дела революции союзах. Третий арест стал для старого аристократа последним. Он проходил по «Делу лицеистов» вместе с сыном Николаем, как и отец, выпускником Лицея. Князь Голицын расстрелян в Ленинграде по постановлению Коллегии ОГПУ от 22 июня 1925 года, его сын князь Николай Николаевич сослан на Соловки, где и разделил участь отца спустя шесть лет лагерного мученичества. По счастью, вдова генерала и два других его сына – старший Дмитрий, флотский капитан 2-го ранга, и младший Александр – избежали бесславной участи и много позже нашли свой последний приют на Лазурном Берегу Средиземноморья…

Арестовали в Ленинграде и директора Лицея Владимира Александровича Шильдера. Генерал от инфантерии, участник русско-турецкой войны, кавалер боевых орденов, ранее он возглавлял Пажеский корпус, числился воспитателем великого князя Алексея Михайловича. В сентябре 1910 года назначен был директором Императорского Александровского лицея.

Остался в памяти своих воспитанников человеком чести, преданным лицейским идеалам. Его директорство выпало на столетний юбилей Лицея, что пышно отмечали в Царском Селе и в Петербурге.

Была выпущена памятная бронзовая медаль: на одной её стороне, под девизом «Для общей пользы», красовался профиль Александра I, чуть ниже – дата: «19 октября 1811», здание Лицея и надпись: «Императорский Царскосельский лицей». На другой стороне медали под строками «Тебе, наш царь, благодаренье» профиль Николая II, внизу дата «19 октября 1911» и надпись «Императорский Александровский лицей».

Отдавая дань памяти русского гения, юбилейные торжества посетил император Николай II. Тогда в праздничный день в актовом зале, стены коего давным-давно «внимали» восторженной декламации самого знаменитого лицеиста, директор Шильдер произнёс слова, что запомнились всем, кому посчастливилось их слышать: «Сила не в силе, сила в любви! Сила в единении!.. Лицейскими были и будем».

 
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен…
 

После Октябрьского переворота последний директор Лицея принял роковое для себя решение не покидать родину, остался в Петрограде. Как тонко сумел прозреть те настроения русской интеллигенции, упования на лучшую будущность Александр Блок! Строки, явленные в феврале двадцать первого, последнего его земного года…

 
Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.
 

Поэтически туманный флёр спал самым обыденным и грубым образом.

…Старый директор не вынес всех мук и унижений в тюремных застенках: он умер от сердечного приступа в ту самую минуту, когда ему и его сыну зачитывался смертельный приговор. Смерть в ленинградской тюрьме избавила боевого генерала от жестокого и унизительного для него приговора. По счастью, ему не довелось стать свидетелем страшной и такой близкой будущности: сына Михаила, также питомца Лицея, выпускника 1914 года, расстреляют вместе с друзьями-однокашниками.

 
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
 

Провидчески звучат ныне знакомые строчки. Будто ведомо было Александру Блоку о скорбной участи тех, чьи судьбы оказалась навечно соединёнными с именем любимца России. Пушкин – вот единственный свет в полубезумной от кровавых революций и репрессий стране и её надежда…

Спустя десять дней после ареста генерала его несчастную супругу Анну Михайловну отправят на Соловки, в концлагерь. Её арестуют вместе с племянницей Елизаветой Николаевной и приговорят к пяти годам лагерей. Правда, через два года досрочно освободят, ограничив проживание в Ленинграде и ещё пяти городах. Свердловск, где несчастная вдова найдёт приют, в список тех запретных для неё городов не входил. В августе 1928-го, тревожась за сына и ничего не зная о нём, обратилась за помощью к Екатерине Павловне Пешковой: «После долгого колебания решаюсь Вас беспокоить, обращаясь к Вам с покорнейшей просьбой помочь мне… узнать о судьбе моего единственного сына Михаила Владимировича Шильдера… Мне 73 года, осталось жить недолго, и день и ночь у меня одна мысль, одно желание – узнать, жив ли сын и где он находится…»

Екатерина Пешкова, жена Максима Горького, возглавляла с 1922 года правозащитную организацию «Помощь политическим заключённым». Единственная в советской стране организация подобного рода «прожила» до 1937-го. Екатерине Павловне приходило великое множество писем как от узников, так и от их родственников с просьбами о помощи. Она отвечала всем.

Вероятно, её краткая резолюция на письме бедной матери – «сообщить приговор сына» – стала смертельным приговором для Анны Михайловны…

Михаил Шильдер учился в Лицее под началом отца-генерала. Известен разговор, что состоялся между директором Александровского лицея и князем Олегом Романовым, лицеистом и страстным поклонником Пушкина.

– А вы куда вашего сына готовите? В Корпус? – поинтересовался августейший воспитанник.

– Я его готовлю в хорошие люди, – был ответ.

Отцовские надежды сбылись: Михаил Шильдер сумел стать достойным человеком. И нет сомнений, что и дальше бы успешно продвигался по избранной им стезе, если бы не беды, обрушившиеся на Россию.

Как и отец, он был верен лицейским идеалам, как и отец, не покинул Россию, остался в Петрограде. В октябре 1923-го Михаил писал товарищу-лицеисту Сергею Воейкову, эмигрировавшему в Париж: «Однокашников наших здесь довольно много… Мне очень хотелось бы послать тебе мои бездарные, но искренние стихотворения на 19 октября…»

Как точен в своём мироощущении Александр Блок! Как искренен и возвышен…

 
Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?
 

Но вот суровая правда тех прошедших будней: обширный фамильный клан Шильдеров, давным-давно обрусевших немцев, революция выкосила почти под корень. Их уцелевшая наследница Екатерина Леонидовна Адасова оставила записки: «По «Делу лицеистов» проходил мой дед Александр Евгеньевич Шильдер. И его брат Карл Евгеньевич Шильдер. И ещё один его брат Владимир Евгеньевич Шильдер, которого не оказалось в списке осуждённых, но при запросе материалов этого дела в 1938 году там его фамилия упоминается…»

Каждый год в октябре Екатерина Леонидовна приходит на Лубянскую площадь в Москве, к Соловецкому камню, поклониться памяти замученных родственников. Их много, настоящий «список Шильдера»!

…Одним из тех, кто лёг в неласковую соловецкую землю, был лицеист и тёзка поэта Александр Сиверс. Сын знаменитого русского историка и генеалога Александра Сиверса, брат мемуаристки Татьяны Аксаковой, принявшей в замужестве славную фамилию. В сфабрикованном «Деле лицеистов» бывший выпускник Императорского Александровского лицея Александр Сиверс именовался «англо-разведчиком и террористом».

1 апреля 1925 года его арестовали, приговорив к десяти годам заключения и отправив в Соловецкий лагерь особого назначения, известный своей абревиатурой как СЛОН. Спустя четыре года борьбы за жизнь, прошедших в страшном «слоновьем чреве», ему вменили новое «злодеяние»: «контрреволюционный заговор». А далее даты биографии – вехи его загубленной жизни – пронеслись с удручающей быстротой: 24 октября 1929 года приговорён к высшей мере наказания, а 28 октября приговор приведён в исполнение. Александру Сиверсу исполнилось лишь тридцать пять лет… Так уж случилось, что довелось пожить ему на земле меньше, чем его тёзке и кумиру Пушкину.

Минут годы, и сестра бывшего лицеиста Татьяна Аксакова будет вспоминать: «Месяц тому назад я приехала в Ленинград… Свинцовая Нева катила свои воды, из тумана вырисовывался купол Исаакия, виднелась решетка Летнего сада и прямо передо мною, у Литейного моста, стояло «самое высокое здание Ленинграда, откуда было видно не только Ладожское озеро, но и Соловки», и в котором поочередно ломались жизни близких мне людей». Поговаривали также, что из подвалов того дома хорошо различим был и далёкий Магадан. Но печально знаменитый дом шуток не принимал и не понимал.

Большое здание на Литейном воздвигли позже, в 1934-м. А прежде бывших лицеистов допрашивали в так называемой «Шпалерке», что находилась поблизости, в старой царской тюрьме на Шпалерной улице, или в «Доме предварительного заключения». Специальная следственная тюрьма, имевшая аббревиатуру ДПЗ, запомнилась всем, кто в ней побывал, своей печальной расшифровкой: «Домой Пойти Забудь». И ещё ленинградцы грустно шутили:

 
На улице Шпалерной
Стоит волшебный дом:
Войдёшь в тот дом ребёнком,
А выйдешь – стариком.
 

А рядышком на Литейном проспекте вырос «Дом пропусков»: появился он на месте снесённого Сергиевского всей артиллерии собора. Старинного петербургского собора в честь Святого Чудотворца Сергия Радонежского, где в июне 1832-го Пушкин с женой и друзьями собрались на таинство крещения первенца – явившейся на свет в семействе поэта дочери Марии.

…Спустя столетие великолепного храма уже не было, а весь тот пугавший ленинградцев мрачный квартал принадлежал могущественному ОГПУ-НКВД.

Невесёлый курьёз: незадолго до раскрутки «Дела лицеистов» одну из улиц в Ленинграде срочно переименовали. Своё название «Лицейская» (а часть её пролегала от Каменноостровского проспекта до улицы Льва Толстого) улица получила в апреле 1887 года. Ведь поблизости от неё, в обширном особняке на Каменноостровском проспекте, разместился Императорский Александровский лицей, что переведён был сюда из Царского Села. И прежде, до 1843 года, именовавшийся Царскосельским.

Былое название на карту города так и не вернулось. Славная Лицейская улица давно уже носит имя великого немецкого физика Рентгена.

То почти забытое ныне «Дело…» вовлекло в свою орбиту, словно в смертоносный водоворот, многих деятелей русской культуры. Допрошены (и не без пристрастия!) основатель Пушкинского музея в Александровском лицее Павел Рейнбот; переводчик и литературовед, автор книг о Пушкине и Фете Георгий Блок; барон Остен-Сакен; священник Владимир Лозина-Лозинский; директор Музея старого Петербурга Пётр Вейнер; поэт и критик Валериан Чудовский…

 
Чем чаще празднует Лицей
Свою святую годовщину.
Тем робче старый круг друзей
В семью стесняются едину…
 

Сколь необычную провидческую силу обретут эти знакомые строки!