Текст книги "Красная монархия. Династия Кимов в Северной Корее"
Автор книги: Леонид Млечин
Жанр: Политика и политология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Темноватая кожа, усы, глаза необычной для корейца формы помогали ему выдавать себя за иностранца. Он закончил докторантуру, стал преподавать. Написал несколько книг по арабским делам, участвовал в ток-шоу на телевидении, писал в газеты и стал достаточно популярен. При этом он не забывал о главном деле. Регулярно отправлял в КНДР зашифрованные послания. Его задержали, когда он из сеульского отеля отправлял закодированный факс другому северокорейскому агенту в Пекин. Дома у него нашли коротковолновый радиоприемник, шифровальные таблицы и порцию яда для самоубийства.
Руководители южнокорейских спецслужб утверждают, что на территории страны действуют от полусотни до тысячи северокорейских агентов. Бывший министр обороны Южной Кореи заявил, что в одном только Сеуле работают сто сорок подпольных радиопередатчиков.
Сбежавший из Пхеньяна бывший секретарь ЦК Трудовой партии Кореи Хван Чан Еп потряс воображение южных корейцев еще более громкой цифрой. Он заявил, что в Южной Корее 50 тысяч человек работают на Северную Корею. Если это так, то почему они до сих пор не совершили социалистическую революцию? Контрразведчики уточнили, что это общее число леваков, которые симпатизируют КНДР и идеям социализма.
Насколько же серьезна война спецслужб между Севером и Югом?
Отец и дочь с грузом взрывчатки
В Сеуле мы жили с этим человеком в одной гостинице – только с промежутком в пять лет. Ким Сун Иль приехал в Южную Корею осенью 1984 года, а я – осенью 1989 года. И относились к нам в Сеуле по-разному.
Уже начался процесс установления отношений между Южной Кореей и Советским Союзом, но это не сделало меня менее подозрительным в глазах охранников аэропорта Кимпо. Для них я был в высшей степени опасным субъектом, прибывшим из враждебной коммунистической страны. Они ни на секунду не оставляли меня в одиночестве. Более чем тщательно проверили мой багаж и распрощались со мной, только сдав с рук на руки встречавшему меня сеульскому журналисту, изучив его удостоверение и записав фамилию и должность.
Республика Корея боится террористов. В Сеуле я повсюду натыкался на группы одинаково одетых молодых людей с малоприятными лицами профессиональных волкодавов. Такое фантастическое количество сотрудников специальных служб я видел до этого только в Пхеньяне.
А вот Ким Сун Иль не заинтересовал ни охранников в аэропорту, ни сотрудников Агентства планирования национальной безопасности, которое прежде называлось понятнее – Центральное разведывательное управление Кореи.
Правда, Ким Сун Иль прилетел в Сеул под чужим именем и с японским паспортом, следовательно, проходил по другой категории – иностранец из дружественного государства. Он провел в Южной Корее неделю. За это время секретные службы Южной Кореи не смогли ни определить, что он воспользовался чужим паспортом, ни распознать в нем соотечественника. Из-за этой ошибки, вскрывшейся три года спустя, в ноябре 1987 года погибло сто пятнадцать человек.
Перемирие между Корейской Народно-Демократической Республикой и Республикой Корея было заключено в июле 1953 года после трехлетней войны. Но это перемирие распространяется только на регулярные армии. Агент северокорейской разведки Ким Сун Иль, специалист по электронике, сыграл ключевую роль в одном из самых кровавых эпизодов этой войны.
С напарницей они познакомились, надо полагать, в учебном лагере. В КНДР все засекречено, но объекты ведомства государственной безопасности действительно представляют собой высшую тайну партии и государства. Она была моложе его на сорок три года. Красивая, из хорошей партийной семьи, но новичок в этом деле. Для нее это было первое задание. Конечно, Ким Сун Иль мог бы выполнить задание и один, но ставка была настолько высока, что на всякий случай кто-то должен был его подстраховать. Для этого к нему и прикрепили юную напарницу – Ким Хен Хи. Северокорейская разведка не любит отправлять в одиночку за границу, где столько соблазнов, даже самых стойких и проверенных бойцов.
У них была хорошая легенда: во время путешествия Ким Сун Иль и Ким Хен Хи выдавали себя за японцев, отца и дочь. Ему уже раздобыли паспорт – на имя японца Синити Хатия. Подлинный паспорт, что особенно ценно. Не слишком щепетильный владелец «одолжил» свой документ вместе с личной печатью, которой в Японии заверяют все документы, вместо того чтобы по европейской традиции их подписывать, некоему японскому бизнесмену Акире Миямото. Этим именем пользовался нелегальный резидент северокорейской разведки, который перебрался в Японию еще в 1948 году. В 1985 году, после разоблачения другого северокорейского агента, японская полиция начнет искать «Миямото». Но тот бесследно исчезнет, а лишившийся своего паспорта Синити Хатия и не подумает навестить местный полицейский участок. Таким образом была упущена еще одна возможность спасти сто пятнадцать человек, которым осталось всего два года жизни.
Для Ким Хен Хи подлинного паспорта не нашлось. Пхеньянские умельцы изготовили ей фальшивый. Искусство это в оперативно-техническом управлении северокорейской разведки, надо полагать, высоко развито, и Ким Хен Хи благополучно миновала множество пограничных и иммиграционных пунктов. В паспорт ей вписали новое имя – Маюми Хатия (дочь Синити Хатия).
Ким Сун Иль, как и большинство корейцев старшего поколения, владел японским языком – до 1945 года в колонизированной японцами Корее его изучали в школах как родной. Ким Хен Хи пришлось засесть за учебники. У нее было много инструкторов и учителей. Среди них – женщина из Японии, оказавшаяся в Северной Корее не по своей воле.
В Японии живут примерно 700 тысяч корейцев. В основном это потомки тех, кого японские власти когда-то привезли для выполнения трудовой повинности. Но даже для тех из них, кто родился в Японии, говорит только по-японски и носит японское имя, эта страна не стала настоящей родиной. Корейцы ощущают себя дискриминируемым меньшинством. Среди них немало тех, кто поддерживает КНДР.
А некоторых корейцев принуждают помогать Пхеньяну. По данным полиции, из Японии исчезло некоторое количество корейцев, которые вовсе не собирались бросать свои дома, семьи, налаженную жизнь. Куда они отправляются, стало ясно, когда один из японских корейцев признался на допросе в полиции, что по заданию Пхеньяна заманил своего приятеля на побережье, где того тайно посадили на скоростной катер и вывезли в Северную Корею.
Известны еще более драматические истории. В Северной Корее нашли приют несколько американских солдат, которые дезертировали, чтобы не воевать во Вьетнаме. Принимали их охотно, разрешали заводить семьи – даже находили им жен, снабжали едой как высокопоставленных чиновников.
В 2004 году, прожив в Северной Корее почти сорок лет, бывший американский дезертир Роберт Дженкинс получил возможность вернуться на родину. Северные корейцы перерыли его вещи и забрали все фотографии кроме тех, где он вместе с женой и двумя дочками. Но они пропустили фото, снятое в 1984 году на морском берегу. На первом плане – он сам, его жена Хитоми Сога и старшая дочь Мика. А на заднем плане видна женщина, которую северные корейцы доставили в страну в 1978 году, – она рассказывала Дженкинсу, что ее похитили из Макао, где она жила. На шпионском судне ее доставили в КНДР, где ей пришлось выйти замуж за Ларри Аллена Эбшира, другого американского дезертира (в 1983 году он умер).
Роберт Дженкинс рассказал, что знал еще двух женщин – из Макао и Гонконга, которых также похитили. А ведь считалось, что северокорейская разведка привозила женщин только из Южной Кореи и Японии.
Через несколько лет, когда Ким Хен Хи начнет давать показания, из шестнадцати фотографий, присланных главным полицейским управлением Японии, она безошибочно выберет одну и опознает свою бывшую учительницу из учебного лагеря северокорейской разведки…
Я был в Японии в это время, и коллеги показали мне токийский бар, где работала эта женщина до того, как ее похитили. Эта молодая кореянка в один из июльских дней 1978 года отправилась на работу и исчезла, оставив дома двоих детей. По словам Ким Хен Хи, ее учительница часто плакала, когда ее не видели другие инструкторы, и говорила, что мечтает вернуться домой к детям.
Ким Хен Хи и Ким Сун Иля готовили к выполнению их миссии несколько лет. Осенью 1987 года в Пхеньяне решили: пора!
12 ноября они вылетели из Пхеньяна в Москву. Им предстоял долгий путь. Прежде всего следовало из Северной Кореи, изолировавшей себя от остального мира, попасть на Запад. Самым удобным маршрутом был признан рейс Пхеньян – Восточный Берлин.
В Москве «отец» и «дочь» покинули самолет и провели несколько часов в посольстве КНДР. Из Москвы они полетели не в столицу ГДР, а в Будапешт, который сочли наиболее подходящим местом для акклиматизации в абсолютно чужом для них мире. 18 ноября на машине их перевезли через границу в Австрию. В машину они сели гражданами социалистической КНДР, а вышли подданными японского императора. Дальше они путешествовали уже как отец и дочь Хатия.
В Вене, ничем не выделяясь среди множества японских туристов, они купили тур по странам Ближнего Востока. Им предстояло побывать в Багдаде, Абу-Даби, Аммане… Маршрут составили так, что отрезок пути из столицы Ирака в столицу Объединенных Арабских Эмиратов им предстояло проделать на самолете южнокорейской авиакомпании, выполнявшем двухчасовой рейс № 858.
23 ноября они вылетели в Югославию. В Белграде, в гостинице «Метрополитен», как позднее расскажет Ким Хен Хи, сотрудники местной резидентуры северокорейской разведки передали новоявленным отцу и дочери изготовленные «по индивидуальному заказу» радиоприемник с будильником и бутылку виски. Предметы, не вызывающие особого интереса ни у таможни, ни у службы безопасности. Еще через пять дней они отправились в Багдад, чтобы сесть на южнокорейский «боинг», вылетающий в Абу-Даби.
В багдадском аэропорту у Ким Сун Иля в зоне спецконтроля вытащили из приемника батарейки, объяснив, что вернут их после полета – таковы правила безопасности. Уже перед самой поездкой другой охранник тоже проявил интерес к приемнику Кима. Странным образом батарейки оказались на месте – Ким вставил новый комплект, но это никого не обеспокоило. Ким включил приемник, демонстрируя полнейшую невинность своей техники. Охранник махнул рукой и пропустил пожилого японца в самолет.
Двумя часами позже «отец» и «дочь» сошли в Абу-Даби. «Боинг» полетел дальше. Ким Сун Иль и Ким Хен Хи должны были выйти из аэропорта и в тот же день покинуть Объединенные Арабские Эмираты. Но в Абу-Даби их везение кончилось. Как ни тщательно готовилась эта операция, ее руководители совершили элементарный промах. Отец и дочь не смогли выйти в город, потому что у них не было визы. Им пришлось другим рейсом лететь в Бахрейн. Они прибыли туда примерно в тот момент, когда рейс № 858 южнокорейской авиакомпании прервался. «Боинг» со ста пятнадцатью пассажирами на борту взорвался где-то между Бирмой и Таиландом.
Для того чтобы уничтожить пассажирский самолет, хватило трехсот пятидесяти граммов спрятанной в радиоприемнике пластиковой взрывчатки С-4, которую трудно обнаружить обычным детектором, и жидкой взрывчатки, залитой в бутылку из-под виски. Ким Сун Иль, который устанавливал взрыватель с часовым механизмом, дал себе и напарнице фору в девять часов, чтобы исчезнуть. Но через девять часов, когда самолет взорвался, они все еще были в Бахрейне.
Интерпол и полиция тех стран, через которые пролегал маршрут взорванного «боинга», первым делом принялись изучать списки пассажиров. Те, кто заблаговременно сошел с самолета, оказались в списке подозреваемых.
«Японцев» нашли в здании аэропорта. Когда к ним подошли полицейские, опытный Ким Сун Иль все понял. Он попросил «дочку» дать ему закурить. Она вытащила из сумочки пачку «мальборо». Полицейские не знали, кого они задержали, поэтому не позаботились обыскать «японцев» и проверить их вещи.
Ким Сун Иль спокойно взял сигарету, но не закурил, а раскусил ампулу с цианистым калием, которую в Пхеньяне предусмотрительно спрятали в табаке, и рухнул на пол. Ким Хен Хи тоже вытащила сигарету, но не успела последовать за своим старшим товарищем – полицейские, наконец, сообразили, что им следует делать. Впрочем, возможно, она и не спешила покончить счеты с жизнью. Вообще, судя по ее дальнейшему поведению, руководители северокорейской разведки сделали неверный выбор.
Сомнения в подлинности ее японского паспорта возникли сразу, поэтому Ким Хен Хи отправили в Южную Корею, где полным ходом шло расследование обстоятельств гибели пассажирского лайнера. Она заговорила на девятый день и выложила все, что знала. Еще через полмесяца ей устроили пресс-конференцию. Заплаканная террористка рассказала, что самолет взорвали с целью дестабилизировать положение в Южной Корее и заставить мировое сообщество отказаться от участия в приближавшейся сеульской Олимпиаде 1988 года.
Признания Ким Хен Хи, как уверяли меня тогда южнокорейские журналисты, не были результатом изощренной техники сеульских следователей. Эта молодая женщина, которая уже не выполнила приказ своих начальников – в случае ареста покончить с собой, – хотела избежать тюрьмы. Она предпочла длительному тюремному заключению возможность насладиться красивой жизнью, которую сотрудники Агентства планирования национальной безопасности показывали ей из окон автомобиля, кружившего по Сеулу.
Обе стороны выполнили свои обязательства. Ким Хен Хи помиловали. Она не единственный прощенный северокорейский агент. К тем, кто признает свою вину перед Южной Кореей и согласится публично покаяться, относятся со снисхождением – как к жертвам промывания мозгов в коммунистическом Пхеньяне.
21 января 1968 года отряд северокорейских агентов предпринял самоубийственную атаку на Голубой дом – резиденцию южнокорейского президента. Они успели застрелить тридцать четыре человека и сами погибли – кроме одного, который был взят в плен, покаялся, все рассказал, заслужил прощение и стал процветающим бизнесменом и верным христианином. В 1974 году северокорейским агентам удалось убить жену тогдашнего президента Южной Кореи Пак Чжон Хи…
Уничтожение пассажирского «боинга» стало самым крупным и кровавым терактом после взрыва в Рангуне, организованного четырьмя годами ранее.
Осень 1983 года была полна трагических событий для Республики Корея. Ранним утром 1 сентября 1983 года советский самолет-перехватчик Су-15 двумя ракетами сбил южнокорейский пассажирский «боинг». А всего через месяц с небольшим по всей стране вновь были приспущены флаги. Ночные клубы, бары и кинотеатры закрылись на три дня. Государственные служащие явились на работу в черных галстуках.
Больше миллиона человек пришли на траурную службу в Сеуле. На алтарь, украшенный тысячами желтых и белых хризантем, были установлены семнадцать урн. Перед каждой – фотография погибшего. Четверо были министрами южнокорейского правительства. Они погибли в Рангуне (ныне Янгон), столице Бирмы (ныне Мьянма), куда прибыла южнокорейская официальная делегация, совершавшая большую поездку по региону.
Гостей пригласили на центральную площадь для участия в торжественной церемонии. Опаздывал только глава делегации президент Республики Корея Чон Ду Хван – министр иностранных дел Бирмы заехал за ним слишком поздно. Это и спасло президента Чона.
Рядом с мавзолеем национального героя Бирмы Аун Сана под трибуну, где собрались гости, были заложены мины с дистанционным управлением. Подрывник получил задание взорвать их, как только появится президент. Но Чон Ду Хвана все не было. Наконец подрывник увидел, как подъезжает машина с южнокорейским флажком и из нее выходит человек, издалека похожий на Чона. Раздался взрыв. Но подрывник ошибся. Он принял за президента посла Республики Корея в Бирме. Мины убили семнадцать человек, среди них министра иностранных дел Южной Кореи, который пытался наладить отношения с Севером. Сорок восемь человек были ранены.
Президент Чон Ду Хван прервал поездку и вернулся в Сеул, где назвал руководителей Северной Кореи самыми бесчеловечными людьми на земле. У Южной Кореи была неважная репутация, поскольку сеульский режим считался диктатурой. Сам президент Чон Ду Хван, бывший генерал-десантник, жестоко подавлял оппозицию. Но тогда все сочувствовали Южной Корее.
Одного из подрывников – корейца – бирманская полиция выследила почти сразу. Он хотел покончить с собой, взорвав гранату, но остался жив. На следующий день в деревне неподалеку от Рангуна попытались задержать еще двоих корейских террористов. Они стали отбиваться гранатами. Один был убит (при нем нашли радиопередатчик северокорейского производства), другого обнаружили только на следующее утро. Он успел убить троих бирманских полицейских, но был схвачен.
Он дал показания. Поведал, что группа террористов прибыла в Бирму на северокорейском корабле «Тон гон э гук хо». Это торговое судно использовалось северокорейской разведкой для поддержки диверсионных акций. Весь торговый флот КНДР разбит на «эскадры смертников» на случай войны и превращен тем самым в четвертый вид вооруженных сил КНДР.
Прибывшим на помощь бирманской полиции южнокорейским специалистам были уже знакомы такие взрывные устройства. В июле и августе того же 1983 года две группы террористов из Северной Кореи пытались проникнуть на Юг, но были убиты в перестрелке. У них были найдены такие же мины.
Охота на президента Чон Ду Хвана продолжалась несколько лет. Еще в 1982 году канадская полиция арестовала несколько северных корейцев по обвинению в подготовке покушения на Чона во время его визита в Канаду. В 1982–1983 годах южнокорейская служба безопасности поймала восемь северокорейских агентов. Они упорно рвались к президентской резиденции – Голубому дому, помня, что в 1974 году их коллегам удалось убить если не самого президента Южной Кореи (Пак Чжон Хи), то хотя бы его жену.
В первых числах сентября 1985 года президент Южной Кореи Чон Ду Хван встретился в пригороде Сеула на вилле одного промышленника с посланником Ким Ир Сена секретарем ЦК Трудовой партии Кореи Хо Дамом. Это произошло после двух раундов секретных переговоров в Пханмунджоме.
Хо Дам категорически отказался признавать ответственность Северной Кореи за взрыв Рангуне и приносить извинения. Президент Чон Ду Хван сказал, что с трудом удержал своих генералов от нанесения ответного удара по Северной Корее.
А что касается террористки Ким Хен Хи, то она действительно вышла сухой из воды. Она написала три книги, которые были изданы на корейском и японском языках, и заработала приличную сумму. В 1998 году она вышла замуж за преуспевающего южнокорейского бизнесмена. На свадебной церемонии со стороны жениха присутствовали многочисленные родственники, со стороны невесты – офицеры спецслужб, которые по-прежнему ее охраняют, понимая, что в Северной Корее она за предательство приговорена к смерти.
Этот печальный опыт северные корейцы явно учли. Они тоже перешли к тактике камикадзе. Сдаваться в плен запрещено.
«Месть будет безжалостной…»
В июне 1998 года у берегов Южной Кореи обнаружили затонувшую северокорейскую подводную лодку. Когда ее вскрыли, все девять моряков были мертвы – у каждого пулевое ранение в голову. Они либо покончили с собой, либо их застрелил командир, чтобы они не сдались врагу. Возможно, подлодка готовилась высадить разведчиков, или она просто совершала поход, сбилась с курса и погибла.
Южнокорейская береговая охрана постоянно засекает катера северокорейских военно-морских сил, которые пытаются ночью высадить десант. У северных корейцев есть катера, способные погружаться в воду так, что видна только рубка. Обычно скоростные катера, видя, что их обнаружили, уходят. Иногда южным корейцам удается потопить катер-нарушитель.
Есть войны, которые никогда не заканчиваются. Десятилетия спустя после окончания боевых действий между Северной Кореей и Южной Кореей война здесь все еще продолжается. Так, ее жертвой стал министр иностранных дел Южной Кореи Гон Ро Мен. Он был первым южнокорейским дипломатом, обосновавшимся в Москве. Сначала были установлены консульские отношения, и Гон Ро Мен приехал в Советский Союз в роли генерального консула, а позже стал послом. Он запомнился тем, что старательно вникал в жизнь нашей страны, ведь у Южной Кореи было немного специалистов по России.
Выяснилось, что когда-то его, совсем еще молодого человека, мобилизовали в северокорейскую армию. Потом он перебрался на Юг, где и прожил всю жизнь. Разговоры о том, что он служил в армии врага, сломали его карьеру. Ему пришлось уйти в отставку. Конечно же, министр не был северокорейским агентом и отнюдь не симпатизировал Северной Корее. Но страсти там накалены, потому что война еще не закончилась.
Во Владивостоке был убит сотрудник генерального консульства Южной Кореи. Он был найден мертвым в подъезде своего дома. Его ударили ножом в бок и нанесли несколько ударов тупым предметом по голове. Ни паспорт, ни деньги (больше тысячи долларов) убийцы не взяли. Тем не менее следственная группа исходила из того, что это обычное уголовное преступление. Но южные корейцы считали, что их дипломата убили по политическим мотивам и что убийцы – северные корейцы.
За две недели до убийства дипломата возле побережья Южной Кореи села на мель северокорейская разведывательная подводная лодка. Находившиеся на борту офицеры спецназа и команда высадились на берег. Потом одиннадцать северных корейцев были обнаружены на берегу мертвыми. Это спецназ, который надеялся прорваться на Север, уничтожил небоеспособную команду лодки.
При осмотре подводной лодки нашли ручные противотанковые гранатометы китайского производства, пистолеты канадского производства, а также японские радиопередатчики, бинокли и камеры.
Преследуя десант, южные корейцы потеряли пятнадцать человек, включая пожилую женщину, убитую северными корейцами, и грибника, которого по ошибке застрелили свои же солдаты.
Одиннадцать офицеров спецназа погибли в бою с южнокорейскими войсками. Только одного северокорейского офицера взяли живым. Еще трое исчезли. Они успешно уходили от преследования пятьдесят дней, пробираясь на Север. Обнаружили их рядом с демаркационной линией. Они отчаянно сопротивлялись, пытаясь оторваться от погони, в бою застрелили троих южных корейцев, в том числе полковника – начальника разведки 3-го армейского корпуса, но были убиты. На одном оказалась форма южнокорейской армии, видимо, снятая с убитого ими солдата, который числился пропавшим без вести.
Единственного оставшегося в живых спецназовца показали журналистам на пресс-конференции, которую организовало Агентство планированиянациональной безопасности. Пленного представили как штурмана подлодки Ли Кван Су. Он рассказал, что его товарищи по оружию входили в состав спецназа разведывательного управления министерства обороны КНДР. По его словам, операцией руководил сам начальник разведывательного управления министерства обороны.
На прощанье генерал устроил спецназовцам торжественный обед, что было приятным событием, потому что раньше в войсках специального назначения в день выдавали восемьсот граммов риса и другой еды, а теперь пайку уменьшили до шестисот пятидесяти граммов. Перед выходом на задание офицеры торжественно поклялись в верности великому вождю Ким Чен Иру.
Северные корейцы впервые признали, что подлодка и экипаж принадлежат Корейской народной армии. Власти выразили сожаление по поводу инцидента с подводной лодкой, повлекшего человеческие жертвы. Это был максимум того, что удалось выжать из КНДР. Но все равно это был первый такой случай. В ответ Южная Корея передала представителям Пхеньяна тела убитых северных корейцев, которые были на подлодке. Взятый в плен спецназовец возвращен не был, как и сама подводная лодка.
Северная Корея поклялась отомстить за погибших офицеров. Информационное агентство КНДР заявило: «Месть будет безжалостной, за кровь придется ответить кровью».
Южная Корея приняла дополнительные меры безопасности в аэропортах, на электростанциях и в морских портах, чтобы предупредить террористические акты, а также привела в состояние повышенной боевой готовности некоторые армейские части. Президент страны заявил, что вооруженные силы должны быть готовы к отражению атаки Севера.
Южные корейцы подозревали, что убийство дипломата во Владивостоке и было ответом на историю с десантом. Сеульские газеты писали, что в теле дипломата был обнаружен яд. Вскрытие проводилось в Сеуле, куда доставили труп. Российские врачи, проводившие первичное вскрытие, о яде не сообщали. Этот смертельный яд по составу был близок к тому, что обнаружили у северокорейских десантников на подводной лодке.
Убитый во Владивостоке дипломат официально отвечал за культурные связи, а на самом деле представлял специальные службы Южной Кореи. Причем его задача состояла в том, чтобы следить за действиями своего главного врага – северокорейских спецслужб на российском Дальнем Востоке. Южные корейцы считают, что их человека убили северные корейцы, тесно связанные с местными российскими властями, и поэтому убийство никогда не будет раскрыто.
В южнокорейском консульстве во Владивостоке работали пять дипломатов. Северная Корея держала в городе пятьдесят дипломатов. Кроме того, там работало много северных корейцев, прибывших в Россию по другим линиям. Одного из них задержали с большой партией героина. Специалисты подозревают, что многие из приезжающих к нам северных корейцев – сотрудники разведки.
Вопрос: нужно ли, чтобы в нашей стране находилось столько «гостей» в штатском? Особенно если спецслужбы иностранных государств на территории России начинают сводить счеты между собой.
Арест летом 1998 года Валентина Ивановича Моисеева, заместителя директора Первого департамента Азии министерства иностранных дел России, шокировал всех, кто его знал. Это самый высокопоставленный российский дипломат, арестованный за последние годы по обвинению в шпионаже. Востоковедам Моисеев известен как прекрасный знаток обеих Корей – и Северной, и Южной.
Его обвинили в работе на южнокорейскую разведку. В течение долгого времени он как сотрудник министерства иностранных дел тесно контактировал и даже дружил с советником южнокорейского посольства в Москве Чо Сон У. Федеральная служба безопасности заявила, что на самом деле дипломат был официальным представителем Агентства планирования национальной безопасности Южной Кореи – разведки. В таком качестве советник посольства Чо Сон У был представлен ФСБ.
Моисеева задержали в момент встречи с корейским дипломатом. После чего южнокорейского посла пригласили в министерство иностранных дел, где от него потребовали, чтобы советник Чо Сон У покинул Россию в течение семидесяти двух часов. Корейский дипломат тут же уехал из страны.
Никто из южных корейцев не ожидал, что ФСБ поспешит придать этой истории гласность, но российская пресса получила массу информации об этой истории. В ответ Южная Корея объявила персоной нон-грата первого секретаря российского посольства в Сеуле Олега Абрамкина, из чего можно сделать вывод, что он был резидентом российской внешней разведки, работая под дипломатической крышей.
В ответ Москва прибегла к еще более жестким мерам. Из России попросили уехать сразу пятерых южнокорейских дипломатов – двоих из посольства в Москве и троих сотрудников генерального консульства во Владивостоке. Все пятеро были названы выявленными сотрудниками южнокорейской разведки. Москва заявила, что в России находится слишком много корейских разведчиков.
Южная Корея согласилась отозвать своих разведчиков в знак взаимного сокращения разведывательной деятельности. Сеул не хотел ссориться. Министр иностранных дел Южной Кореи Пак Чон Су на встрече с Евгением Максимовичем Примаковым (он тогда руководил российским МИД) согласился подвести черту под этой историей и даже дал согласие на возвращение в Сеул Олега Абрамкина, что никогда не делается: высланный разведчик в ту же страну больше не возвращается. Москва, в свою очередь, разрешила оставить во Владивостоке трех южнокорейских дипломатов.
Примаков расценил решение корейских властей как фактическое извинение за высылку Абрамкина. Но когда он сказал об этом вслух, в Сеуле разгорелся скандал. Президент страны Ким Дэ Чжун счел это унижением государства, обвинил своего министра иностранных дел в потворстве русским и отправил его в отставку.
Улаживать скандал было поручено новому послу Республики Корея в Москве Ли Ин Хо. Это первая корейская женщина-посол. Прежде она преподавала русскую историю в Сеульском университете. Ей не повезло. Едва она приехала в Россию, как разразился шпионский скандал. В Сеуле даже говорили, что кризис и возник из-за того, что в Москву отправили женщину-посла… Корейское общество похоже на российское – не принимает всерьез женщин на высоких постах.
Посол говорила мне: «Это неприятный инцидент, и наш министр иностранных дел вынужден был уйти в отставку, потому что подвергся критике со стороны корейской прессы. Я боюсь только одного, что оживут старые предрассудки – Корейская война, в которой Советский Союз сыграл известную роль, сбитый над Камчаткой корейский самолет. Все это не забыто и порождает скептическое отношение к России. Когда наши страны установили дипломатические отношения, мы довольно плохо понимали друг друга. Россия оказалась не такой уж супердержавой, как ее представляла Корея, а Корея не была настолько богата и готова к большим инвестициям, как этого ожидала Россия. Поэтому первоначальный энтузиазм сменился некоторым охлаждением…»
Какие же секреты выдал корейцам Валентин Моисеев, если из-за этой истории разгорелся скандал и чуть было не испортились отношения между двумя странами?
Газеты писали, что Моисеев был арестован в момент передачи южнокорейскому дипломату секретных материалов. Это значит, что Федеральная служба безопасности заранее знала, что произойдет передача информации. Каким образом российская контрразведка обратила внимание на Моисеева? По словам коллег-журналистов, служба собственной безопасности министерства иностранных дел обнаружила, что Моисеев собирает на дискете информацию, которая не нужна ему для исполнения его служебных обязанностей, и сообщила об этом в ФСБ. За Моисеевым установили наружное наблюдение, которое и выявило его встречи с советником южнокорейского посольства Чо Сон У.
Говорили, что ФСБ следила за Моисеевым не один год. Контрразведчики подозревали, что происходит нечто криминальное, опасное для интересов государства. Но если корейский дипломат на самом деле был разведчиком, то почему российского государственного чиновника не попросили воздержаться от таких контактов? Если же Моисеев уже давно передавал корейцу важные секреты, то почему его не задержали раньше, чтобы пресечь разглашение государственной тайны?
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.