Текст книги "Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы"

 
Далёкий, неотступный голос
Поёт в душе моей – прозрачный, чистый.
Он тянется, как паутины тонкий волос
В день Покрова на борозде осенней,
Весь серебристый, синий и лучистый,
Любовью сотканный из многих сновидений.
Я различаю вновь закономерность
Идущих неотступно повторений,
Всю иллюзорность кратких изменений,
Оттенки страсти и её безмерность.
 
 
Приди, мой желанный, приди!
Вся жизнь для тебя впереди!..
 
 
В долгом пути изверился ты,
Трудно нести, не утратив, мечты!
 
 
Но сберегла для тебя я кров,
Где обретёшь ты покой и любовь.
 
 
Поёт Сольвейг…
И всё хранит Пер Гюнт
На сердце песню, что дана судьбою.
Она ведёт извилистой тропою
К родному очагу, когда пути ведут
В сырой туман над грозной крутизною,
Где скалы мощный реквием поют.
 
 
Сильна моя любовь. Она полна тобою!
 

1945 октябрь-ноябрь

Эйдкунен

 
Ушёл Пер Гюнт пытать свою судьбу.
Последний след дорога поглотила.
Смех приглушили песней соловьи.
А ты глядела вдаль, по нём грустила.
Сороки слёзы светлые твои
Сносили в гнёзда. Голубь под трубу
Забился, чувствуя полней утрату.
Уж не приняться ли тебе за ворожбу,
Нагнать его, поворотить с дороги? –
Когда забыл он счастье на пороге,
Не задержавшись надолго в дому?
 
 
Сольвейг снесёт безропотно утрату.
Вернётся он – дорожную суму
Закинет в угол, разведёт в камине
Огонь и сирый обретёт отныне
Любовь, которая не снилася ему.
 
 
Ушёл Пер Гюнт, и вместе с ним ушло
Веселье шумное, царившее в округе.
За прялкой, сидя, ты поёшь о друге
И бережёшь для странника тепло.
 
 
Всё кажется тебе: пылит дорога,
Щебечут птицы резво под окном,
Пер Гюнт стоит весёлый у порога.
– Вернулся я, Сольвейг, мы отдохнём!
 
 
К чему гадать? Судьбу не переспоришь.
Года пройдут… А для него – одна
Любовь останется, за прялкой у окна
Сольвейг и песня юная…
Ты сам ускоришь
Свой путь к родному очагу, Пер Гюнт!..
 

1943 декабрь

Муром

 
Был Прометей – Амирани
Цепью к скале прикован,
Звенели на нём оковы,
Познал он горечь страданий.
В неправом бою сражённый,
Не ждал от богов пощады,
Как из пращи, возмущённый,
Кидал он камни – взгляды.
Коршун клевал ему печень,
Грудь разрывал когтями,
В скорби, очеловечен,
Пугал он птицу цепями.
Скованный, обречённый
На вечное заточенье,
Отверг Прометей непокорный
Позорное прощенье.
И там, где клубятся тучи,
Он мог увидеть в разрывы
Над кровлями дым летучий
И знал, что люди счастливы.
Свободные, гордые люди
Память о нём сохранили,
И дух его мощный будет
Явлен в творческой силе.
Там разум возмущенный
Ярится в них, пламенея,
Как у богов похищенный
Живой огонь Прометея.
 

1947

 
Живёт моя лада на третьем этаже,
На третьем этаже, сама хмурая уже…
Хотела бы лада гулять пойти,
Да мать больна, уходить не велит,
Хотела бы лада подруг позвать,
Да мать строга, отказала наотрез.
– Сиди одна, гляди из окна,
Картошку вари, со мной толком говори.
Будет время натешишься,
Натешишься, нагуляешься…
Я сама с тобой пойду,
Когда солнышко взойдёт,
Когда хворь перейдёт.
 

1946–1947

В.М.

 
Пляшу я на площади,
А кругом люди.
Ой, что-то мне будет?
Лихо будет.
 
 
Пляшу я на площади,
А кругом люди.
Чего дурак пляшет? –
Лихо будет.
 
 
Пляшу я на площади,
А кругом люди.
Было бы проще
Плясать в роще.
 
 
Там бы и видели,
Не обидели…
Ой, что-то мне будет? –
Лихо будет!
 

1947 январь 14

 
Так, по-весеннему, обильна даль
Полупрозрачными и тёплыми парами,
Что растворяется незримо вечерами
В прохладном воздухе души печаль.
 
 
Мне дней утраченных давно не жаль,
Жестоко я расправился с годами –
Губительная старость за плечами,
Стоит на страже и уйдёт едва ль…
 
 
Я примирюсь со старостью, когда
Весна коснётся нежною рукою,
Я сердце зеленью цветущей успокою,
Увижу вольных облаков стада.
 
 
Плывите белые без устали, как думы,
На солнце радостны, в тени угрюмы!
 

1947

В.М.

 
О граде Китеже мечта моя,
Покоится он под водами.
И в озеро гляжу часами,
И жду, дыханье затая.
Малиновый, широкий звон
Доносится со дна порою,
Воображения игрою,
А может правдой я пленён.
И хочется мне поделиться
Восторгом, только я один,
Лишь высоко на небе птица
Касается крылом глубин –
И, кажется, вот отраженье
Затронет златоверхий шпиль,
И будут брызги словно пыль,
И медленное погруженье…
Где плещут рыбы, там круги
Расходятся по глади зыбкой,
Град затонувший, помоги
Смириться с жизненной ошибкой.
Когда вечерняя заря
Коснётся озера крылами,
Подхвачен я колоколами
Подводного монастыря.
 

1947

 
Смирися, гордая душа,
В пути лишённая покоя,
И счастье скромное, людское
Приобретай, как все, греша!
Что может в жизни измениться?
Во всём господствует обман.
Свободу нам дарит – темница,
А жизнь – поэма и роман.
Не сомневаяся в рассудке,
Что затемнён уже давно,
Я принимаю предрассудки,
Когда мне сущее темно.
И остаюсь, по доброй воле,
В тени, неведомый другим…
Хожу блаженным и благим,
Душой неизлечимо болен.
 

1947 сентябрь

Астрахань

 
Я не могу забыться и уснуть.
Всю ночь курю. Уставший, на рассвете
Глаза смыкаю, о прошедшем лете
Добром остерегаясь помянуть.
Как мой осенний, безотрадный путь
Усугубляют пришлые заботы.
Хотел бы я свернуть с дороги. Будь
На месте! – голос говорит мне – Что ты,
Ещё успеешь, друг, сто раз свернуть!..
 

1947

Астрахань

 
Осенний ветер нагло рвёт
Листву и по дорогам мечет,
То забегает, то перечит,
То мыслям ходу не даёт.
А там случайный оборот
Подхватит, пустит в оборот
И оборвёт: где чёт, где нечет!
 

1947

Ф.Ф. Федоровскому

 
Какие силы на небе сместились? –
Орды татар и русской рати цвет,
Димитрий князь, воитель Пересвет,
На розовых конях, в огне явились.
 
 
В закатном зареве дымилась даль,
Пожаром были облака объяты,
Летали стрелы и мечи о латы
Стучали… Как полынь цвела печаль.
 
 
Там не ржавея, кровь – руда текла,
Из берегов поднялася Непрядва,
Бутылочного, плотного стекла
Была темней вода. Стонала Правда
 
 
И выпускала белых лебедей
Из рукава. Всю ночь гасили птицы
Грозовых туч зловещие зарницы
И трубным кликом тешили людей.
 
 
Так тьмы мамаевы развеять правы,
Чтобы возжечь Отчизны вечный свет –
Димитрий князь, воитель Пересвет,
Земное воинство и сил и славы.
 

1947

«Ни к кому больше не шёл так стих Пушкина, как к нам, тогдашним ученикам…»

В.Г. Перов

 
«Какая смесь одежд и лиц,
Племён, наречий, состояний» –
Не так ли с пушкинских страниц
Нагрянули мы для стяжаний?
В Училище с утра содом
От гвалта, от кипучей своры,
Гудит, как тесный улей, дом,
Выносит в переулки споры.
От нашей вольницы живой
Прохожие посторонятся,
Озлобится городовой, –
Ну как, друзья, не рассмеяться!..
 
 
Мы парни крепкие, простые,
У каждого горячий нрав,
По виду как мастеровые,
А ходим, головы задрав
От неуемного восторга,
От обхватившей новизны.
В искусстве мы не терпим торга
И с правдой жизненной дружны.
Трещит прогнившая основа,
Дворянства показной парад,
От Бельведерского Брюллова
Мы отрекаемся подряд.
Ремесленники, да какие,
Умельцы все и мастера
Сошлись с глухих концов России
Затем, что действовать пора!
 
 
Вообрази Лаокоона
В плену у безобразных змей,
Под гнётом косного закона
И верноподданных идей –
Он мощно распрямляет плечи,
Все мускулы напряжены.
Гнёт принижает и калечит,
Усилья дерзкому нужны.
Закрепощённое искусство
Не вынесет позорной лжи.
А человеческое чувство
Оправдывает мятежи.
 
 
Есть в нашем творческом уменье
Сермяжных буден красота,
В лубочном жанре обличенье,
В сюжете подлом прямота.
Сроднившись с повседневным бытом,
Заносчивы не на словах,
На нищету откроем сытым
Глаза, в сердца поселим страх.
И от возмездья в жизни праздной
Притворство тех не защитит,
Кто осуждают нас за грязный,
Лишённый блеска колорит.
 
 
Деревни нищи, люди голы,
Здесь недород, там град и мор.
Ограбленный и невесёлый
Народ берётся за топор,
За вилы, за ножи, за колья,
А пустит в злобе петуха
В поместья – так пойдёт раздолье
Разгулом смертного греха.
 
 
Что, брат Перов, порядок древний
Руси, ничуть не веселит?!
Все помыслы полны деревней,
Что силы грозные таит.
Сил первобытных пробужденья
Мы очевидцы. Весь народ
Свободным будет от рожденья,
В сословьях равенство найдёт.
Чей справедливый ум возглавит
Размах стихийных мятежей,
К правленью выбранных поставит
И ограничит власть царей?
 
 
В нужде то певчий, то звонарь,
Чернорабочий, собутыльник,
Плюю с попами на алтарь,
Есть деньги, вот и именинник!
Весь век останусь бунтарём,
Чтоб мысли пробуждать набатом!
В упрямстве я перед царём
Не поступлюсь, покрою матом,
Разжалую его солдатом
И прогоню потом сквозь строй!
Мне что, ведь я мастеровой!..
 

1947?

1948

 
Но, если отодвинуты стихи
На задний план тревогами дневными,
Я заношу отдельные штрихи
В тетрадь с пометами очередными.
О несущественных, житейских мелочах,
О том, что слышу я в очередях,
И чем живёт обычный горожанин.
Писать я не могу, когда желанен
Покой. Ещё я вовсе не зачах
Над рукописной выжатой страницей.
Одни слова!.. А где великий смысл?
Лишь графики невыносимых числ
Проходят предо мною вереницей.
А мне бы быть ручьём…
 

1948 март 13

 
Весенних трав обильное рожденье
Родит во мне ответное движенье.
Я к солнцу устремлён, побегами расту
И шумно радуюся каждому листу,
Окраске сочной, свежести нежданной…
Чудесный мир, живой и первозданный
Встаёт стеною, смертью смерть поправ.
Как много смысла в жизни малых трав.
 

1948 апрель 9

 
Ещё не стаял снег, ещё ледок
Хрустит у края луж, ещё от стужи
Заматываешь шарф на шее туже,
А на проталине цветёт цветок,
Он обронён, как жёлтый огонёк.
Задуть его нельзя. Неистов, ярок,
Он щедрый праздничный подарок
В весенний, пасмурный денёк.
 

1948 апрель 9

Памяти Ф. Гарсиа Лорки

 
Открыт, открыт господень дом,
Встречает нас широким звоном.
Любовь мы вымолим с трудом,
И вылетит признанье стоном.
Сорока будет у окна
Скакать, гостей на пир скликая,
Вот свадьба, как она пьяна!
Всегда разгульная, живая!..
 
 
– Мне не держать приветных рук
И губ ответных не касаться…
Пока томит сердца недуг
В дуге бубенчикам мотаться.
Весёлый вольный перезвон
Гостям сопутствует от храма.
 
 
Жених с печалью обручён,
В толк не возьмёт, какая драма
Терзает тесный круг друзей,
Давая повод к пересудам?
Свершился пагубный скандал,
Соперник, уцелевший чудом,
С невестой нагло ускакал.
А юный муж, убитый горем,
Опутан травами скорбей,
Так шепчет: – Мы ещё поспорим…
Возмездье ждёт тебя злодей!
И, чтобы неповадно было,
Снял нож, отточенный от пояса.
 
 
Смерть на дорогу положила
Два низко срезанные колоса.
 

1948 май

 
Тихо в дом приходит радость,
Плещет белыми крылами,
И за стол садится радость,
Разговаривая с нами…
 
 
– Что задумала ты радость,
– Съединить сердца и руки,
Чтобы вместе, видя радость,
Мы навек забыли муки.
 
 
– Будь добра, устрой нам, радость,
Полное благополучье.
Радость, в доме отчем радость!
Нет милей её, нет лучше!
 

1948 май

 
Были расписаны стены и своды
На вечную тему: в чём моя вера?
Азам коммунизма учил народы
Вдохновенный Диего Ривера.
Были весёлые мексиканцы
Стражами мира, земли и воли,
Когда открывали буйные танцы
И с песнями шли возделывать поле.
Если рабочие и крестьяне
Против насилия и зла восстали,
Общее счастье в дружном стане
Сеяли вместе и вместе ковали.
В широкополой шляпе солдата
Вожди оставляли стоять на страже.
Предков они почитали свято
И пировали с мертвыми даже.
Нынче земли обнажённой бёдра
Вновь широки, откровенны, грубы.
Четыре стихии трудятся бодро,
Вольные ветры дуют в трубы.
 

1948 май

 
– Могу ли исцелить увечья
Столь потревоженной души? –
Так злая воля человечья
Выводит жалобы в тиши.
– Ещё ты видишь эти раны?
Мой друг, не первые они…
Как розы красные желанны
В июньские златые дни,
Когда от солнца позлащёны,
Листвой деревья шелестят
 
 
И сыплют душный аромат
Воздушных брызг вниз на газоны.
Любое лето не отдам
За баснословные богатства.
Вниманье подарю садам.
Широколиственное братство,
Веди мечтателя скорей
Под бузиною слушать змейку.
Сев на дерновую скамейку,
Я мадригал слагаю ей:
 
 
– Моих ты мыслей половина,
Я следствие, а ты причина,
Отец твой Дух Огня – я воск,
Любовью растопи мой мозг…
Одежды белые сверкают
На мне не первой белизной.
Кусты жуками обсыпают,
Мне хорошо, люблю я зной.
 
 
Зачем ты, девочка-душа,
Как неприкаянная бродишь,
В тени, всё места не находишь,
Присядь, подумай не спеша.
Твои минутные сомненья
Легки, как тополиный пух,
Ведь это наше воскресенье,
Оно огромное для двух…
 
 
– Молчи, мучитель и бездельник,
Наш праздник будет в понедельник,
Ты перепутал дни, года,
Смешал их, смял без сожаленья
И чистые мои движенья
Сумел развеять без следа.
Ты думаешь я легковерна
И отличить не смею ложь,
Она мне в сердце острый нож,
Ты и сегодня лжёшь наверно!?
 
 
– Не лгу, любимая, не лгу,
Все праздники я берегу,
Твой смех и пролитые слёзы.
Гляди, белеет ствол берёзы,
Белеют так дела мои…
И даже белые одежды
Сверкают первой белизной.
И не обман – одни надежды
Теснятся весело за мной.
Есть много пагубных замашек,
Шутя, я откажусь от них,
Для наших васильков, ромашек
И колокольчиков лесных.
 
 
Тогда душа садится рядом
И, неразлучная со мной,
Дарит меня небесным взглядом,
Прохладной, ясной тишиной.
Мне кажется на дне слезинки
Прозрачные дрожат, пока
Их примет солнце, облака
Подхватят, также как росинки…
 
 
Ложится под ногами тень
Покорная в июньский полдень.
И дышит зноем Духов День,
Который всё ещё не пройден.
Он весь огромный впереди,
Охвачен пламенем и страстью,
Дорогою проложен к счастью,
Дай руку мне… Иди, иди!..
 

1948 июнь 8

Валюке

 
Окликни Сына Солнца,
Скажи ему: – Приди!
Стоит в короне света
Египет впереди.
 
 
Когда пески пустыни
Преумножают зной,
Старинные святыни
Вниманьем удостой.
 
 
Под каменные своды
Войди, смирясь душой,
Тебя подавят годы
Суровой немотой.
 
 
Священные останки
Умерших посети,
В пути поминовеньем
Их души просвети.
 
 
Изваяны из камня
Царственные львы,
Встречают мановеньем
Венчанной головы.
 
 
По-прежнему нетленна,
В прозрачных пеленах,
Возникнет, как из плена,
Явленная жена.
 
 
Близкая, любимая,
На берегу одна,
В водах святого Нила
Луной отражена.
 
 
Воды ей, как зеркало,
Вся жизнь её в веках,
Мы оба отражения
В небесных зеркалах.
 
 
Давно мы были брошены,
Как зёрна, в чернозём,
И в новых поколениях
Друг друга узнаём.
 
 
Веди меня, Сын Солнца,
Привычною тропой,
В стране обетованной
Мой радостный покой.
 

1948

 
Всё, всё развеяно, сокрушено
Рукой безжалостной моею.
Перед грядущим, что темно,
С невольным трепетом бледнею.
 
 
Глубоко мысль погребена,
Но теплится лучом небесным
И множит искры – семена,
Сокрытая под камнем тесным.
 
 
Тот камень будет сокрушён,
Его приподнимают всходы,
И встанет мёртвый, пробуждён
Веленьем творческой природы.
 
 
Всё, всё чего рука моя
Коснулась ради разрушенья,
Увижу в новой смене я,
Подобное, без повторенья.
 

1948 июль 17

Из Рильке

 
Кто-то в мире плачет всю ночь,
Без нужды, без повода, всю ночь
Плачет обо мне…
 
 
Кто-то в мире смеётся всю ночь,
Без нужды, без повода, всю ночь
Смеётся надо мной…
 
 
Кто-то в мире идёт всю ночь,
Без нужды, без повода, всю ночь
Идёт ко мне…
 
 
Кто-то в мире умирает всю ночь,
Без нужды, без повода, всю ночь
Умирает без меня…
 

1948

Из Момберта

 
В твой солнечный город вхожу
По мраморным гулким ступеням.
Но дивно изменчив мой лик –
То червь я, то ангел парящий.
Из тёмного леса вхожу
В твой мраморный, радостный город.
 
 
Разгладь мои кудри,
Целуй
Золотистые пряди волос,
В них золото павшей листвы.
 

1948 декабрь

Из Моргенштерна

 
Чист и ясен, любишь ты
Опрокинуться струями
Над блестящими камнями,
Потопить луга, кусты.
 
 
Мир, украшенный цветами,
Отражённый, кружевной
Связан с резвыми мечтами
Юной девушки весной.
 

1948 декабрь

 
О, пёстрый мир,
Слепи, глуши мечты…
Я нищ и сир,
И мне не нужен ты.
 
 
Не нужен? – ложь!
Мне дорог твой обман.
Ты всё берёшь,
И весь взамен мне дан.
 

1948 декабрь

 
Так вот она полная чаша
Глубокого небытия,
Губами краёв касаюсь,
Но пить не решаюсь я.
 
 
Не нужно мне забвенья,
Была бы чаша полна.
Не в том моё спасенье,
Что выпью чашу до дна.
 
 
Спасенье моё в уменье
Забвенья не искать,
Высоко поднять свою чашу
И капли не расплескать.
 

1948 декабрь

1949

 
Мы неустанно чары ткём,
И вот под солнечным лучом
Уже сверкает паутинка.
Она прозрачна и тонка,
Её снимаем со станка,
А в ней запуталась пылинка.
 
 
Пылинка яркости такой,
Что мы теряем весь покой,
Она проста, но драгоценна,
В ней каждая чудесна грань.
Тот камень украшает ткань.
Порою форма совершенна.
 

1949 январь

«Какими кистями писали воздух?»

Ф. Тяпкин

1.

 
Только и было:
Изумруды и лалы,
В Элалии дальной
Лейла сказала
– Лани!..
 

2.

 
Лани
Робки, пугливы,
Боятся они человека.
Лёгкой стопою
Идут к водопою –
Лани.
 

3.

 
В Элалии –
Ониксы
лалы,
рубины,
топазы,
сапфиры,
смарагды,
опалы –
Не камни,
а клады…
 

4.

 
Оклады тяжёлые
Любят
Элалии боги.
Кумиры из камня
Крутые
Массивные скалы.
 

5.

 
Руку дай,
Лейла,
Над нами
Синие пальмы.
Видишь,
Под ними
Нет
Тени…
 

6.

 
Лотос цветущий
Держат
Тихие воды.
В озера чаше
Покоится
Царственный лотос.
 

7.

 
Вот они:
Листья,
Прозрачные дали
И отдых!
Где наши кисти,
Которыми пишут
Воздух?!
 

1949 январь 12

Из Рильке

 
В ночные часы случается:
Ветер, как младенец, просыпается
И бредёт аллеями древними,
Тихо, тихо, до ближней деревни.
 
 
Чуть коснётся поверхности пруда
И молчит, прислушивается потом.
И дома бледнеют тогда,
И дубы немеют кругом.
 

1949 июль 25

 
Помянем Софония, иерея – рязанца,
Сладкопевца и песнетворца…
 
 
Он в трудах сложил своё слово,
И любовь, не бранная слава,
Помогла изострить ему сердце.
 
 
Был исполнен ратного духа
Софоний смиренномудрый.
Горечь мук и народных томлений,
Торжество боевых песнопений
Собрала душа иерея,
В общий строй согласно сложила,
Князю Дмитрию Ивановичу во славу,
Храброму воинству в награду,
Христианскому люду в утешенье.
 
 
Жаворонок звонкий, вольная птица,
Поднимись высоко под синее небо,
И Москве – престольному граду –
Сложи свою песню!..
 
 
Правда с Кривдою в бой вступила,
Правда в правом бою победила.
Ковыляет хромое лихо
По широкой степи за море.
Ни татарина нет, ни ляха,
Грудью дышит ровное поле,
Ждёт оратая с сохою.
 
 
Твоё вещее слово Софоний,
Дать ростки в нашем сердце готово.
Мы повторим твои воинские песни,
Да ещё от себя прибавим.
 

1949 август

 
Поднимаются песни сами,
Рвут они грудь когтями,
Как пламенные орлы –
Плещут мощными крылами,
Кличут резкими голосами,
Рыщут чести и похвалы.
 
 
А на бранном поле трупы
Покоятся в цветах.
И лежат неподвижно трупы
На открытых местах.
То их солнце печёт,
То их ливень сечёт –
Рассыпаются трупы в прах.
 
 
Женский голос поёт,
Злых татар клянёт,
Полон и недолю.
 
 
Мужской голос поёт
К возмездью зовёт
К бою…
 
 
По высокой траве
Ползёт ветерок,
Мёртвых окликает,
Берёт зарок.
 
 
– Гей, вы, други воины,
Вставайте с травы,
С оружием с кликами –
«Иду на вы!»
 
 
Но недвижны воины,
Полегли рядами,
Только кружат
вороны
Над ними
кругами.
 
 
А женский голос поёт,
Злых татар клянёт,
Полон и недолю.
 
 
А мужской голос поёт,
К возмездию зовёт,
К бою!..
 

1949–1950

 
Гул колокольный в лунную ночь,
Что он тревожит? Что ему надо?
Он не затушит пламени ада,
Душам усопших не вправе помочь.
 
 
Гвозди бы так вколачивать в гроб.
Грудь мою звон распирает на части:
Скорбь, скорбь, скорбь, скорбь…
Весь я тревог моих тёмных во власти.
 
 
Гул колокольный в лунную ночь,
Чем он поможет? – лишь растревожит,
К земле пригнетёт – и живого положит
В гроб. Он не вправе, не вправе помочь!
 

1949

 
Кони ржут на Москве,
Звенит слава по всей земле Русской.
Трубы трубят на Коломне,
В бубны бьют в Серпухове,
Стоят стязи у Дону у великого на брези.
Звонят колоколы вечные
В великом Новгороде,
Стоят мужи новгородцы
У святой Софеи, аркучи:
– Уже нам, братие, на пособье
Великому кн<язю> Дмитрию Ивановичу не поспеть!
 
 
Не орлы слетаются
Со всея полу<но>щные страны
То съезжаются все князи
К великому князю Дмитрию Ивановичу
И брату его князю Владимиру Андреевичу.
 

1949(?)

 
Выходила дородная Тутарьевна,
Низко змею подколодному кланялась:
– Уж ты, братец любезный, названный,
Исполни мою просьбу девичью!
Красотой, богатством я, Тутарьевна, выдалась,
Вся в цвету, как белая яблоня,
Мне к лицу фата подвенечная,
И пошла бы я, девка, на выданье –
От сватов в дому отбоя нет,
От любимого сваты не идут.
 
 
Уж ползи-ка ты, подколодный змей,
Во чужую, не родную сторонушку,
Всеми правдами и неправдами
Приведи ко мне моего суженого.
Супротивник он родного батюшки,
Удалого, славного змея Тугарина.
На пиру сидит – словом не бахвалится,
Во честном бою – силы не сторонится.
Вьются русые волосы,
Синие глаза приветливы,
Речи краткие приворотливы.
Как подарит взглядом, душа поёт,
Вольной птицей в небо мечется.
 
 
Обернулась бы я сизой утицей,
Полетела бы сама к селезню,
Но душа у меня не свободная,
К серебру-золоту завистлива,
К сундукам цепями прикована.
 
 
А живёт мил-друг у Плещеева озера.
Он на зверя крупного охотничек,
На медведя ходит с рогатиной,
С голыми руками на сохатого,
Кабана заколет – не чванится,
С неимущими соседями делится.
 
 
Уж ползи-ка ты, подколодный змей,
Пути высмотри, правду выведай!
Обведи молодца вокруг волоса,
И напой ему с моего голоса,
Чтобы сон потерял, честь потерял,
И как есть он сам подневольный смерд,
Пошёл бы за тобой не глядя в полон,
Не прощаяся с отцом-матерью,
С молодою Чернавкою…
 

1949