Текст книги "Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы"

 
Подойди Электра,
Сядем на берегу,
Гадать по руке я лучше
Лживых цыган могу.
 
 
Ровная линия жизни –
Не каждому дана.
Ты будешь жить, Электра,
Долгие времена.
 
 
И если не оборвётся
На тонком месте нить,
То лет до девяносто
Ты можешь ещё прожить.
 
 
От чистой и глубокой
Линии головы
Будет в глазах твоих много
Ласковой синевы.
 
 
Ты будешь любить холодные,
Строгие тона,
И будешь стройна станом,
Красива и умна.
 
 
Но сбереги рассудок
И чувство обуздай –
И, как с огнём, с любовью
До времени не играй!..
 
 
Ясная линия сердца
Любовь до гроба таит.
Поймёт ли друг Электру
И верность ей сохранит?
 
 
Сердечную утрату
Готовься перенести,
Она и легла помехой
В самом начале пути.
 
 
Есть у тебя таланты,
Но все уйдут на семью.
Болезни и тревоги
Не минули руку твою.
 
 
Не раз омрачит горе,
Утрата близких друзей,
И будут все невзгоды
Залогом радостных дней.
 
 
Я также в твоём сердце
Найду себе уголок.
Вспомнит меня Электра,
Когда наступит срок.
 
 
Вернусь к тебе через годы,
Как верный, добрый друг,
Делить пустые заботы
И поздний вечерний досуг.
 

1954–1955

 
Я к тем принадлежу поэтам,
Которые в единый миг,
Внимая музам и газетам,
Мутят свой творческий родник.
Я отбирать слова привык
По родственным душе приметам,
Они горят локальным цветом.
Люблю я площадной язык.
 
 
С натурой в нём понятья слиты.
Век прозаизмами греша,
Слова весомые на плиты
Выносит с мусором душа.
Она, как прежде, хороша,
Её движенья домовиты,
Лишь правила в игре забыты,
Идёт навстречу, не спеша.
 
 
Послушай, я не мизантроп,
Терплю с друзьями разговоры.
Пойдём вдвоём искать опоры,
Нехоженых и свежих троп.
И крутим мы калейдоскоп,
Запоминая с ней узоры,
Которые пленяют взоры
Чередованьем точных стоп.
 

1954 сентябрь – ноябрь

 
Еврейку смуглую я встретил на пути
С чертами юной кружевницы,
И так спросил, смутясь, у Царь-девицы:
– Как ближе на Кузнецкий мост пройти?
 
 
Потупив сонные, округлые глаза,
Она ответила с акцентом просто:
– Не знаю я такого моста…
А через час в Москве была гроза.
 
 
Пережидая под навесом ливень
И видя мокрый в лужах троттуар,
Я остужал сердечный жар
Лишь потому, что был наивен.
 

1954

1955

 
Вот и камни в гордом молчании,
Обхватив колени, ждут,
Что нахлынет прилив отчаянья
И счёт утратам ведут.
 
 
Кустарник ломкими пальцами
Держится за песок,
Колючий и настойчивый
Он жизнь не уступит легко.
 
 
Где враждуют вода и берег,
Обнажают и роют дно,
Всё в движеньи стократ сметено.
Там ищи и найдёшь обереги.
 

1955 январь

 
Ужели ты не знаешь
Всех прелестей стиха,
Который поделён на равные отрезки
Заданной долготы?
Лёгким движеньем губ
Ты удлиняешь меру
Теснимых в ритме звуков,
Вызывая их к жизни.
Хорошо, когда стихи сами поют
И сливаются с чистыми побуждениями
сердца,
Они полнятся твоим содержанием,
Принимают совершенную форму.
Красота стиха рождается после того,
как он написан,
Слова слетают с губ
Белым цветом лепестков вишни…
Я хочу, чтобы ты говорила
Только моими словами,
Чтобы сердце твоё уловило
Подсказанные прежде ритмы.
В этом и есть прелесть стиха,
Уменье читать его.
 

1955 февраль

 
Снова в ночь, в небытие
Ты сознанье окунаешь,
Точно пальцы в ледяную
Воду,
и оттуда
извлекаешь
Камни ценности безмерной,
Что ложатся, как созвездья,
На песке
и отражают
Свет души твоей
бездомной.
 
 
Ночь насквозь тебя пронижет,
Растворит в густом покое,
Вдавит в каждую песчинку,
Умалит,
но не покинет,
Не отстанет, не забудет –
И, как небо голубое,
Опрокинет над собою.
 
 
Уж не малым,
но безмерным
Ощутишь себя и рухнешь
С высоты
к тем отраженьям
Дна,
которое полно
Звёзд
и выглядит
неверным.
 
 
Снова в ночь, в небытие
Падаешь ты, устремляясь
Постоянно в высоту.
Лишь паденье станет взлётом,
Как подхвачен налету,
Будешь с головы поставлен
На ноги,
вновь перевёрнут
На голову,
вновь поставлен
На ноги
и опрокинут в ночь,
Туда,
где вечное круженье
Сыплет звёздной пылью в очи,
Мнёт отражение твоё.
 

1955 март

В.М.

 
К ядру вселенной устремлён,
Какое солнце видел он?
В какой простейший элемент
Кольцо галактик съединил,
И сам в круговорот вступил,
Что порождает тьму легенд?
Он восхищался пылью звёзд,
Стремимых к центру своему.
Луч света, как непрочный мост,
Служил помехою уму.
Когда же всё сумел вобрать –
Все ощущенья и тела –
То не творить, но созерцать
Избрал себе благую часть.
Людские подлые дела
Над ним свою вершили власть,
Тогда он отметал, как прах,
Докучное теченье смен
Династий, войн. В его глазах
Не отражалось перемен.
В просторах малая земля
Песчинкой для него плыла.
Познал он вечности огонь,
Движенье бесконечных тел,
Где плюс на минус подменив,
На обожженную ладонь
К нему подобный мир летел.
Так два конца соединив,
Для малых и великих числ
Он находил единый смысл –
И в бесконечности смыкал
Разновеликие ряды.
Распад сознанья не смущал.
Из воздуха, огня, воды,
Земли – черпал он матерьял,
Который был употреблён
На оправданье бытия.
Во всём творцу подобен он,
В эфире растопив края…
 

1955 март

В духе Г. Сковороды

 
Мысли мои вращает
Земной вихрь страстей.
Сердце покоя не знает
В скорбной юдоли сей.
 
 
Вот и стою недвижен,
Подобен камню, унижен,
Сдвинуться не могу,
Бег времени стерегу.
 
 
Твёрд в своей малой вере,
Я уступать не намерен,
И тот, кому тесен путь,
Не в силах меня столкнуть.
 
 
Так и стою недвижен,
Подобен камню, унижен,
Свет вижу, мир познаю,
Беру и не отдаю.
 
 
Полон внутри движенья,
Предвижу всему исход,
Крылатое воображенье
С места камень столкнёт.
 
 
Кинет силой в пучину
Бездны мировой,
Испепелит личину,
И дух утвердит мой.
 
 
Всё то, что сердце познает
У бездны на краю –
Сознание не вмещает.
Беру и не отдаю.
 

1955 март

В.М.

 
Прислушайся к голосам страсти,
Они подобно песку отстоялись на дне,
Взгляд твой пронижет прозрачные воды
И будет ловить отражения света.
Как привлекательна ясная чистота,
И отрадно погружаться в её среду,
Плотную, расступающуюся покорно,
Убивающую помыслы о насилье.
От поверхности до глубины одна толща
Отстоявшейся тяжёлой воды,
Где каждая капля исполнена мудрости,
Глубокого жизненного опыта.
Только и здесь твой покой обманчив,
Прозрачная вода жива и дышит
Жизнью малых существ, порождённых застоем,
И может зацвести в разгар лета.
Не только взгляд, но руки, всё тело
Погрузи в прохладные воды,
Взбаламуть песок, подними страсти
Со дна на зеркальную поверхность.
В водовороте коричневой мути
Сместятся давние воспоминания
И будут осаждаться в ином порядке,
Погружаясь на дно ровным слоем.
Может быть одни голоса страсти
И следует вызывать из застоя,
Чтобы верхние проточные струи
Смывали семена и мелкие частицы,
Чтобы после возмущения, воды
Приобретали кристальную ясность,
И на дне покоились песчинки,
Хранящие память о нагом теле.
 

1955 июнь

Памяти Гарсиа Лорки

 
Сказала Луна: – Мальчик,
Давай играть в прятки!
Прячься от меня в бурьяне,
Как лягушонок голый.
Там, где кошачий маун,
Анис, белена и мята –
Сладок дурманный запах,
А я пойду вдоль забора.
Мальчик глядит и видит
У Луны длинные ноги,
Идёт она, раздвигая
Стебли трав руками.
Мальчику стало страшно:
– Луна, ай, Луна, хватит,
Ступай себе на небо,
Не хочу играть в прятки!
Вижу над собой большие
Круглые, полные груди
И живот, как в полнолунье
Мягкий, нежный и круглый.
Свет от тебя кругами
Расходится и дробится…
 
 
Мальчик глаза протирает,
Рад, что всё только снится.
Вспомнил, как на бал кони
Поздно по ночам ходят.
В открытое настежь ухо
Ловит гулкое ржанье
И видит белую лошадь.
Она говорит: – Мальчик,
Вставай, будем бегать вместе
По ночному, тёмному саду.
Я лунная, белая лошадь,
 
 
У меня волнистая грива,
Я побегу вдоль забора
Туда, где кошачий маун,
Анис, белена и мята…
Когда ты меня осалишь,
Я сама тебе в руки дамся.
Ты возьмёшь заводной ключик
И закрутишь туго пружину.
– Лошадь, белая лошадь,
Ты хочешь овёс кушать?
Смотрит на мальчика лошадь
Нарисованными глазами
И уже не стучит громко
Деревянными ногами.
– Я хотела бы овёс есть,
Да в кормушке он вышел весь!
Глядит на лошадь мальчик,
Удивлённый: – Почему
Лошадь та, что на балконе,
Снится в комнате ему.
 
 
Тут, по лунной дорожке,
Ускакала лошадь быстро,
А в окно с ближайшей тучки
Впрыгнула чёрная кошка.
У кошки в пуху рыльце,
Она лапкою моет ротик,
И глаза у неё, как две чашки,
Горят зелёными огнями.
Прыгнула чёрная кошка,
Как стрела, готовая из лука
Вылететь за лунными мышами,
Что покинули в саду норы;
Бегают белые меж стеблями,
Подняли писк, отыскали
Обточенный Луной камень
И уселись на нём рядами,
Вытянув мордочки к свету.
 
 
– Луна, ай, Луна, Луна,
Не твои ли мы дети?..
А Луна то растёт, и светит,
То хохочет себе до упада,
Не знает, что чёрная кошка
Готовится идти на охоту –
Туда, где кошачий маун,
Анис, белена и мята,
Где белая лошадь и мыши,
Белый камень и белые блики.
 
 
Прыгнула из-за кровати
Кошка, длиннее тучи,
А потом как Луну схватит
За край, тут она и упала.
Лежит за старым сараем,
Как лист ржавого железа.
Мальчик спит без сновидений.
Каплями дождя кошка
Гремит всю ночь по крыше –
То каприз грозовой тучки.
 

1955 июль

1.

 
Я не люблю зимы с её снегами,
С холодным ветром, дующим в лицо,
Когда с трудом выходишь на крыльцо,
Где стужа поджидает за дверями,
И день короткий, с тусклыми часами
Сужается затем, чтобы замкнуть кольцо
Бесцветными, подобными стихами…
 

2.

 
Как сердцу докучает снегопад
Паденьем ослепительных снежинок.
Давно одет пушистым слоем сад,
Деревья неподвижные стоят,
Вступая с ветром в долгий поединок.
И за мельканием, и веяньем снежинок
В небытие прорваться ищет взгляд.
 

3.

 
Есть светлое видение зимы.
От солнца блеск стоит невыносимый.
Снег, пылью мелкой в воздухе теснимый,
Весь сразу искрится. И понимаем мы,
Что отступает в вечность царство тьмы.
Нам яркий свет – отрадный и любимый –
Врачует души и живит умы…
 

1955 декабрь 20

1956

В.М.

 
Чуть Мойры развернули свиток,
Как стебли проросли сердца,
Из чаши бытия был выпит
До капли вечности напиток,
И я вошёл тогда в Египет
По плитам мраморным дворца.
 
 
Живая влага ум бодрит,
Я надписи со стен читаю
И медленно себя в гранит
Колонн и статуй обращаю.
Уже величью моему
Доступны грозные размеры.
Колос, с трудом подъявший сферы,
Раздвинул предо мною тьму,
Окаменел и держит свод,
Украшенный луной, звездами.
Всю тяжесть, что легла веками,
Несёт он, как привычный гнёт.
 
 
На мир с высот взирает Око,
Пытливое в оценке дел.
Там каждый терпит свой удел,
Не в силах выйти из потока,
Течёт, как нильская вода,
И множится в пору разлива,
Следит, как колосится нива,
Плодятся тучные стада.
И, заклиная гнев пустыни,
Смиряет знойные пески,
Из камня возводя святыни
По берегам родной реки.
 
 
Из праха возрождает Нил
Великолепие окраин.
Там слит с природой поселянин
Коричневый, как вязкий ил.
Цветенье буйное растений,
Гул птичий и звериный гам,
Дым от закопченных селений –
Стремятся к топким берегам.
Чтобы в струях перевернуть
И потопить на дне невзгоды,
Всю человеческую муть
Вбирают голубые воды.
 
 
Определённый век суров,
Вся жизнь полна ограничений –
Там фараон, как страж владений,
С богами делит власть богов.
Он в житницы сбирает труд,
Сам колесницей солнца правит,
Свой гневный совершает суд
И непокорство правых давит.
В пути, опереждая смерть,
Рабов калечит на работе,
Готовый на крови и поте
Гробницу прочную возвесть.
 
 
Традиций нома одолеть
Не в праве ты. Пути закрыты.
Давно в улыбке Сфинкса слиты –
Рождение, любовь и смерть.
И я готов с тобою слиться
В одно, не чувствуя греха,
Ведь будет миг отрадный длиться
Короче одного стиха…
И за разрез глазных миндалин,
За взгляд, лучом разящий грудь,
 
 
Судьбе останусь благодарен,
В тоске уйду в обратный путь.
Но лотос, в волосы вплетённый,
И ласку обнажённых рук,
Твой страстный и гортанный звук
Запомню я навек пленённый.
 
 
И пусть в веках неразделённый
Любовный теплится недуг.
 

1955–1956

 
За одним окном моим Индия,
За другим – великий Китай.
Как много друзей увидел я
За время ночных скитаний.
Запала крупица сна
В сердце, как памятный знак.
В утреннем свете оба окна
Мне мира вещий призрак.
 

1956 январь

 
Как сердцу неудобно,
Забилось под пиджак,
Стенным часам подобно
Стучит себе: Тик-так!..
 
 
Когда же под рукою
Пружин слабеет ход,
Готово оно к бою
И глухо, страшно бьёт.
 

1956 январь

 
Были у женщины глаза заплаканы,
Грязь размазана по щекам,
Но крохи участья сердцу лакомы –
Для улыбки
достаточно
пустяка.
 

1956 январь

«…мечта, мой верный вол…»

В. Брюсов

 
Трудись, как тощий вол,
В телегу шаткую впряжён,
Терпи все годы произвол,
Тяни поклажу. Под уклон
Твой скоро путь пойдёт.
Как не щади последних сил,
Кнут ямщика бока проймёт,
Он воз изрядно нагрузил.
Придёт к нему на помощь брань,
Висит она на поводу, сочна
И тянется, как с губ слюна.
А тем, кто выехал в такую рань
Из дома, сытная еда нужна,
Питьё и отдых. Жар палит,
И жалят потного слепни.
Кто мне подскажет – Отдохни!
Уж воз разлаженный скрипит.
С трудом даётся нам подъём.
Он крут, и что мне до того,
Что мы полезный груз везём,
Не удивишь тем никого.
Начнём спускаться с крутизны,
И станет тяжесть в зад толкать –
Воз будет трудно удержать.
Под вечер, в кровь изъязвлены,
Слабеют ноги. Скрип колёс
Терзает слух. Нет больших зол,
Чем испытать мне довелось.
Но я тружусь, как тощий вол.
 

1956

В.М.

 
К несуществующим предметам,
Питая неустанно страсть,
Ты можешь вещи мимо класть,
Воспринимать их по приметам.
Есть множество часов, зеркал, –
Уже их нет на месте старом,
Но ты ещё не перестал
Их осязать, владея даром
В недвижности свой мир хранить,
Который полон изменений,
Движенье, точно ряд смещений,
В упрямой памяти членить.
Наткнувшися на острый угол
За шкапом ты припомнил дверь.
Цветы с застроенного луга,
Ты ставишь в вазу и теперь.
За путаницей восприятий
Таится творческий подход –
Так из отобранных понятий
Картина чёткая встаёт.
Вот стёртый временем узор
Читаешь ты на хлебном блюде,
А рядом возникают люди,
Ведут привычный разговор.
Тот мир, что в памяти вмещает
Твой острый и пытливый взгляд –
И есть бесценный вечный клад.
Он никогда не убывает.
 

1956

 
Если пропасть легла между нами,
То ищи меня в глубокой яме,
На самом дне, где возник
По камням бегущий родник.
 
 
Если пропасть легла между нами,
То ищи меня под облаками,
На крутой высоте, без крыл,
Я в теченье ветров вступил.
 
 
Мы засыплем своими руками
Пропасть, что легла между нами,
Общий нас объединит труд,
Края сотрутся и грань сотрут.
 

1956 февраль

 
Я разрываю круг бумажный
И прыгаю через кольцо,
Всегда расчетливый, отважный,
Храня спокойное лицо.
 
 
Но годы на арене цирка
Мой обесцветили полёт,
И слава жалкая, как бирка,
Лишь по ногам уныло бьёт.
 
 
В движеньях равнодушьем связан,
Привычно делаю прыжок,
Поскольку прыгать я обязан,
Покуда не свалюся с ног.
 

1956

 
И у меня товарищ
Нашёлся… Пришёл. А прежде
Я не чувствовал близости локтя,
Был ломоть, отрезанный грубо.
Откуда такой нежданный –
С Луны ли, с Марса, с Венеры?
А где ты ещё был прежде?
Я готов тебя полной мерой
Оделить жаром пылкого сердца.
Вместе мы пожираем угли,
Много красных углей жарких…
Потерять тебя вновь смогу ли?
Мне будет нестерпимо жалко,
Если сердце, открытое настежь,
Равнодушно ты первый покинешь.
И зачем ты пришёл, товарищ?
Поделиться со мной стихами?
Если только стихов ты ищешь,
Для меня ты желанный товарищ,
Добрый, близкий товарищ…
 

1956 март

 
Легка моя печаль, как день светла,
Она под солнцем неустанно тает,
В лучах его горячих исчезает –
И вдруг нахлынула, весь мир обволокла,
Вновь разрастается, всё прибывает,
Как будто, прежде, в свете не была…
Но кроткая печаль лишь на свету бывает.
 

1956 март

 
О том, как древле Иаков
Боролся с Богом и, сражён,
В глубокий погрузился сон,
Боль чувствуя в бедре тупую –
Слагали песни пастухи.
Не сокрушён был богоборец,
И силы прежние во сне
Собрав, тогда не пожелал
Разглашать преступной тайны
Великого единоборства.
 
 
Виденье лестницы его
С порядком вышним помирило,
В душе посеяло притворство.
По лестнице взад и вперёд
Сновали ангелы, крылами
Держали шаткие ступени.
Там порождал священный трепет
Шелест крыл и шум шагов.
 
 
На баснословной высоте,
В сфере неподвижных звёзд
Увидел дерзкий богоборец
Вседержителя на троне.
Был милостив к нему и прост
Грозный властелин, но лика
Не приоткрыл… Предал Иаков
Себя и род свой, ослеплён
Величьем… Растворился в сонме
Жрецов благого Бога.
По праву сильного, в раю
Упрочив место за собой,
Сошёл на землю примирённый.
Поведал всем о пораженье.
Жил праведником. Пас стада.
 

1956 март

 
Так было нестерпимо грустно,
Так грустно, будто в сильный дождь
Ветвей хлестали руки,
И смертным боем капель била дробь.
Взлететь подстреленною птицей,
Маша поломанным крылом,
Как в сказке говорится –
В весенний день вдруг пронизала дрожь,
Был приступ жестокосердной скуки…
 
 
Достанет ли всей юной красоты,
Чтоб не почувствовать утрат? Жестоко
Над счастьем надругалися мечты,
Смешали с грязью, и подхвачено потоком
Оно вдруг стало достояньем суеты:
Вот – обод колеса, вот – спицы,
И нет его… Как прежде дождь идёт.
 

1956 март

 
Много красивых песен
Породила нужда.
Они глубоки, как море,
В движенье всегда.
Лишь возьму гитару,
Сразу вспыхнет строй песен,
И мы запоём хором
О том, как мир чудесен.
А если мир чудесен,
Красочен и богат,
То наши громкие песни
Нигде не встретят преград.
 
 
На каждого хватит солнца
С горячими лучами.
Ешьте жирное солнце
Лакомыми кусками!
На каждого хватит неба –
В широкие лоскуты
Оденем нагое тело,
На грудь приколем мечты.
 
 
В пылком воображенье
С песней дружно сплелось
Уличное движенье,
Чад и грохот колёс.
Все дни гремят гитары,
Глумясь над суетой,
Песни, как нежные пары,
Ходят по мостовой.
Песни, как нежные пары,
Руку кладут на плечо
И под аккорды гитары
Целуют в лоб горячо.
 
 
С песней труд отраден,
Вечен мир на земле,
 
 
И длится щедрая юность
Сто и больше лет.
 
 
Когда же для влюблённых
Вызовут ночь гитары –
 
 
Ночь, ночь, иди скорей!
Всё небо звёзд полно!
 
 
Ночь одевает мглою
Сонные бульвары.
 
 
Море ждёт и город ждёт
Вот будет: темно, темно…
И снова станут песни
Искать для сердца простора,
Такого, как небо, как море,
В котором потонут взоры.
 
 
Глаза твои, как море,
Как небо глубоки.
Я ласку закинул как невод,
А нет золотой рыбки.
 
 
Стихли на миг гитары,
К чему влюблённым память?
Лунный свет они пьют
Медленными глотками.
 

1956 март

 
Я ношу комок тепла,
Он пушистый, с мягкой шерстью,
Осторожно носом водит,
Чтобы знать, чем пахнет воздух.
Вот живой комок тепла
Голос подаёт в апреле,
После спячки он воспрянул,
Вытянул наружу лапы,
Вывалился весь клубок.
 

1956 апрель

1.

 
Разве я не похож на источник,
Источающий радость?
Разве я не утолил жажды
Страждущего друга?
Разве на моём каменистом ложе
Не отдыхало в полдень солнце
И не мылось в струях свежих,
Обнажая потоки света?
Разве не пили мои дети
Из родника лет влагу
Сухими, как в пустыне, губами?
Разве не породил я радость,
Что из воды вышла,
Как из освещённой купели?
Восприемниками юной были
Два восторженных еврея.
Они в саду обрезали розы
И громко псалмы пели.
 

1956 май 9

2.

 
Радость, одна радость
Вышла голая из потока,
Скинула на песок личину
И осталась, совершенная по красоте.
И принёс ей белый голубь
Лёгкие одежды,
И надела она летний воздух
На стройное тело,
Полетели от неё крылатые надежды
Плавными кругами.
И, смутясь, сказала радость людям:
– Будем, как дети!
 

1956 май 9

 
Она в лиловом доме
Радостно жила.
Дом в зелени тонул
Старинных лип.
И белая берёза
Раскинула широко
Ветви под окном.
По дорожкам сада
Девушка гуляла
Много лет назад.
 
 
В том лиловом доме
Пустота живёт.
И чужие люди
Глядят в окна.
Липы и берёзы
Стоят как прежде.
И, уже другая,
По дорожкам сада
Юная девушка
Гуляет, как прежде.
 

1956 май 26

 
Читая повесть атомного века,
Представил я бунт роботов рабов,
Готовых свергнуть иго человека,
Поколебать привычный ход веков.
История была часам подобна,
Где стрелки, обегая циферблат,
Без всякого следа на круг обводный
Кидали тень мимо летящих дат.
И, озирая жизнь, стремимую по кругу
Способен был лишь точный механизм
Запечатлеть живое буйство числ,
Но душу требовал он за услугу.
 
 
Настало время мыслящих машин,
Что приняли подобье человечье
И всю премудрость школьных дисциплин
Смогли вместить, изгнав противоречья.
Чувствительный к помехам аппарат,
В огромной черепной коробке,
Не допускал в познании преград
И выносил всё ложное за скобки.
Догадок не было – один лишь труд
И беспощадный в дерзости анализ
Им продлевал течение минут,
В которые сомненья разрешались.
Всё взвесить, всё учесть, объять умом
Мир атома, затем разъять на части
Неизмеримое, постичь живое в нём,
Но быть рабом, лишённым свежей страсти,
Быть роботом – безрадостный удел.
Пусть рабство наше станет адом людям,
Мы им в борьбе во всём подобны будем,
Положим грубому насилию предел.
 
 
Рассудок чистый двинул рычаги.
Движенье скреп, осмысленное ритмом,
Вложило твёрдость в чёткие шаги,
И вышли роботы в бой строем слитным.
Был разогрет металл напором чувств
Незнаемых. Вкруг острые, тупые
Мелькали части. Так, технических искусств
Созданья стронулись, пошли живые…
Был принят бой, но перед силою ума,
Отжатого в сложнейшие приборы,
Подались люди, скрылися в дома,
На площадях умолкли разговоры.
Так, перед собственным творением, познал
Ум человеческий тщету былых дерзаний,
Расплаты ждал, суровых испытаний,
Одушевлённый проклинал металл.
 
 
Машины рыли, строили, читали,
Пускали в звёздные просторы корабли,
От снега шапки полюсов отогревали,
В царя животных человека низвели.
Как дерзкий Вий, врывалася машина
И требовала смазки всех частей,
Жевала медленно и соки из людей
Тянула, ржавчине подобна, дисциплина.
 
 
Мысль у людей подспудная росла
Наслать болезнь на чёрствые созданья –
Коррозией растлить машин тела
И тем лишить движенья и сознанья.
И удалось им хитростью свести
Гигантов, разума животного лишённых,
До положения существ, вновь обречённых
Труд подчинённый на людей нести.
Благ кибернетики полна в атомный век
Семья машин, создавши строй согласный,
Которым правит справедливый человек,
Сломив машинный бунт позорный и напрасный.
 

1956