Текст книги "Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы"

 
От детства тянется восторженная нить
Простых и задушевных песнопений,
Стоят они точь-в-точь туман вечерний,
Когда кругом: вода, цветы и синь…
Всю эту правду светлую окинь
Спокойным взглядом – время заблуждений
Прочь отошло – прозрачный и осенний
Недвижим воздух. Всё, что не забыть
Приобретает чёткость очертаний…
Пусть золотая сыплется листва –
Есть полный мир живых воспоминаний,
Есть свежесть восприятий, ожиданий
И неотъемлемые на любовь права…
Кому дано с природой тесно слиться,
Тот вечен сам, тому поют леса,
Поля и реки… Слушай голоса –
И сердце будет вдохновенно биться.
Природа внятно говорит с тобой,
И светлая преображает старость.
Берёт она болезни и усталость,
Дарует радость, творчество, покой.
 

1949 сентябрь

 
Когда ты в бездну упадёшь,
То бездна громко запоёт –
На каждый голос отзвук есть,
И бездна долго будет петь.
Подземным пеньем восхищён,
Ты будешь слушать мерный звон,
Идущий в мир из глубины –
Соборы там погребены.
Незримый град хранит земля,
Но тесных врат найти нельзя,
В подземный град войти нельзя,
Тебе назад уйти нельзя.
Гудят, зовут колокола,
Все дни поют колокола –
То белый звон, то красный звон,
Расколота, редеет мгла.
Тогда в раздумье погружён,
Ты будешь долго слушать звон
И пенье иноков честных
У стен суровых, крепостных.
В самом паденье есть предел.
Таков твой мысленный предел.
Когда ты в бездну упадёшь,
Не гибель – Китеж обретёшь.
 

1949

1950

В.М.

 
Родная, добрая земля,
Тебе не тяжек след колёсный,
Въезжаю в синие поля
Травы душистой, медоносной.
 
 
Здесь птицы синие в пути
На дальний Север ночевали –
И травы принялись цвести,
Где птицы перья потеряли.
 
 
В тревожной, душной синеве
Далёко слышен гул весёлый,
Там вьются, путаясь в траве,
Тяжёлые, большие пчёлы.
 
 
– Фацелия, я жду тебя!
Прости мне давние тревоги!
Ты здесь хозяйка у себя,
Я гость, измученный с дороги.
 

1950

 
Лисица рыжая ворвалась в дом:
– Бегут охотники за мною.
От них я скрылася с трудом,
Всю ночь бежала под луною.
 
 
Укрой от гибели меня
На тёплой ото сна постели.
Хочу, чтоб жарко угли тлели,
Сушиться буду у огня.
 
 
Лукава жёлтая лиса,
Меняет вмиг своё обличье,
Видна под шерстью стать девичья,
Нагая юная краса.
– Ху Четвёртая, тобою
Ляо Чжай был покорён,
Стройной девочкой – лисою
Незапамятных времён.
 
 
Не страшны мне лисьи чары.
– Госпожа, прошу к столу!
Коврик лунный на полу!
Мы вином наполним чары.
За удачу будем пить
И под винными парами
По-китайски говорить,
А ещё лучше –
говорить будем
стихами.
 
 
Постель моя пуста.
Спеши ко мне
лиса,
И пусть охотники
проходят
мимо.
Богами
ты от бед
хранима,
А людям –
нужны чудеса.
 
 
Я не хочу терять тебя в постели,
Греховной страстью опалён,
Всё алчу, жажду нежной цели,
И жаль мне
оборвать свой сон.
 

1950

 
Прислушайся к весенним голосам,
Их распирает творческая сила,
Упругие напряжены стволы.
Где прелый слой листвы вода размыла,
Сверкает зелень, и спешит к цветам
Мать-мачехи капустниц жёлтых стая.
Раскинуты лужайки, как столы,
Накрытые перед приходом мая.
Весна кругом…. И если надо мной
Нависли неба пасмурные своды –
Я снова полон радости земной.
У ног моих теснятся шумно всходы.
 

1950

Из Моргенштерна

1.

 
Превратности жизни, ужасы тьмы,
На прочных верёвках вздёрнуты мы.
Здесь жабьи чары, паучьи сети,
Нам треплет и чешет кудри ветер.
 
 
О ужас, ужас, вещий, бредовый!
Будьте прокляты! – кричат нам совы.
Луна и звёзды пусть меркнут сразу.
Раздроблены кости, и гаснет разум.
 
 
О, ужас, ужас, вещий, бредовый!
Кобыл серебряные бьют подковы!
Сыч не кричи, конца не пророчь.
Тут скрип, тут храп, тут свадьба всю ночь.
 

1950 октябрь

2.

 
Буря свищет?
Точит червь?
Кличут совы
с башни
вверх?
 
 
Нет!
 
 
Это висельной верёвки,
крепкий
оборвав конец,
мчатся
с диким воем
трупы,
жажда мертвецов тревожит.
Только их ночной источник
утолить уже не может…
 

1950–1952

3.

 
Софья, мой палач прекрасный,
Приди и череп целуй страстно.
Мой чёрен рот,
Ощерен, ждёт –
А ты, по-прежнему, прекрасна.
 
 
Софья, мой палач прекрасный,
Приди и череп ласкай страстно.
Противен он,
Волос лишён –
А ты, по-прежнему, прекрасна.
 
 
Софья, мой палач прекрасный,
Приди, взгляни на череп страстно.
Без глаз он стал,
Орёл пожрал –
А ты, по-прежнему, прекрасна.
 

1950 октябрь

4.

 
Как ворон чёрн
Хи-хи, ха-ха
Был скручен он
Кра-кра, фью-фью,
В петле, при всех
Был вздёрнут вверх
Хи-хи, кра-кра,
Ха-ха….
 
 
Там деве мглы
Хи-хи, ха-ха
Хрипел хвалы
Кра-кра, фью-фью.
И был ей люб
Облезлый труп
Хи-хи, кра-кра,
Ха-ха….
 
 
Уж минул год
Хи-хи, фью-фью,
Как ворон тот
Кра-кра, фью-фью.
 
 
Глубоко в лог
Под камень лёг.
Хи-хи, кра-кра,
Фью-фью…
 

1950–1951

5.

 
Спи, дитя, до конца.
На небе стоит овца,
Из водных паров её черты,
Спи, дитя, до конца.
 
 
Спи, дитя, до конца,
У солнца в пасти овца,
Как пёс, слизнуло оно языком
Овцу на пастбище голубом.
Спи, дитя, до конца.
 
 
Спи, дитя, до конца,
Навек исчезла овца.
Месяц встаёт и жену бранит,
А та с овцой в утробе бежит.
Спи, дитя, нет конца.
 

1951 ноябрь

 
Там где лунный, лунный, лунный
Луч скользит по кровлям сонным,
Бродит юноша влюблённый
Под окном невесты юной.
Он вдыхает жадной грудью
Аромат цветущих яблонь –
Белизна цветов подобна
Красоте невесты юной.
 
 
Только лунный, лунный, лунный
Луч его владеет тайной.
Ночью лунный луч дорогу
В сонное селенье стелет.
Тишина полна дыханья
Трав, деревьев, ветра, влаги.
Мирно лунный свет струится
С лепестков цветущих яблонь.
 
 
Нежной яблоне подобна
Девушка порой весенней,
Стройной песне, что украдкой
Ото всех людей сложилась,
Тихой лани с томным взглядом,
Вечной сказке, кротким звездам –
С нею лунный, лунный, лунный
Луч давно ведёт беседу.
 
 
Лунный луч имеет силу
Проникать глухие ставни,
В сад, где сонные громады
Тополей стоят на страже.
Ночью лунный, лунный, лунный
Луч смеётся и колдует.
 

1950 ноябрь 20

1951

 
Как распрямиться, перенесть увечье
И не остаться в жизни одному? –
Иди навстречу счастью своему: –
Пусть тёплое, пусть человечье
Не достаётся больше никому.
 

1951 июль

 
Пусть это будет последняя
Баллада о нищем, одетом в рубище.
Тридцать девять лет моей жизни
Были поисками тепла и света,
Были годами бесплодных блужданий
По тёмному, порочному кругу.
Вялый огонь меня гложет,
Я обуглен, как сырое полено.
 
 
Нищему радостно перебирать
Сокровище жизни растраченной,
Рядиться в одежды цвета радуги.
Пить вино и есть досыта.
На пышных хлебах, на питье сладком
Мечта расцветает, как пустоцвет.
Проклятая пища воображенья
Одна не способна меня насытить.
 
 
У нищего могут быть сильные руки,
Призванье к труду, способность мыслить,
Строить воздушные замки, к небу
Возводить высокие стены.
Всё, что мог бы я сделать своими руками,
Всё, чем мог бы принести пользу,
Оплачивается жалкой монетой,
Которая не держится в худом кармане.
 
 
Остались у меня одни глаза,
Полные слёз миру неведомых,
А всё остальное – тупая боль,
Горечь утрат – до потери сознания…
И когда я вижу глаза свои
На площади, в ветхом рубище –
Я подаю им горсть никеля,
Они же просят тепла и света.
 

1951 март

 
Начинают песни мои
По вечерам соловьи.
Они так громко поют,
Голоса их так свежи,
Что строки сами бегут,
Лишь на бумагу их положи –
И песня будет греметь с листа,
Как соловьиная трель чиста.
 

1951 май

 
Мы говорили с вами о стихах,
О вечной юности, о прочих пустяках.
Но так обильна для догадок тема…
В движеньях скромных, в искренних словах
И в излучающих младенчество глазах –
Ясна мне стройная, нарядная поэма,
Где ямбы дышат в сдержанных строках.
 

1951, май

 
Когда великолепный
Взыграл во мне самец,
Я сказал: – Позвольте
Уйти мне, госпожа!..
Я не возьму у брата
Без ведома ничего:
Ни вола его, ни раба его,
Ни прекрасной жены его…
 

1951 ноябрь

1952

1.

 
Разве ты не видишь как идут солдаты?
– Я слеп, я слеп!
Разве ты не слышишь как идут солдаты?
– Я глух, я глух!
 
 
Из твоих рук
Я беру хлеб,
И на рубища мои ставишь ты заплаты.
 
 
– Дяденька, к нам солдаты идут!
Они песни громко поют.
Сойдём с дороги!
 
 
– Не кидай меня, пожалей,
Не ходить мне без костылей,
Где мои резвые ноги?
 
 
Ведь и сам я был солдат,
Бравый да лихой,
Потому в пути им рад
Помахать клюкой.
 
 
Ты платочком,
Я клюкой –
Пусть идут они туда, где ждёт их вечный
покой.
 

2.

 
До чего мы дожили,
 
 
Раны сами ожили,
Кровью алой налились,
Как опара поднялись,
Вздулись вены синие,
Как в половодье воды,
Волосы все в инее,
А не в тягость годы.
 
 
У безногих костыли
Листьями поросли.
 
 
Бравые солдатушки
На отдых полегли.
Крутят самокрутки,
Терзают гармонь,
По кустикам, по просекам, по вешнему
раздолью
 
 
Стоит солдатская вонь.
 
 
А весна ярится,
Солнце лечит души.
У костра ефрейтор
Портянки сушит.
 

3.

 
– Дяденька, милый,
Солдатики поют,
Они сердце юное
В плен берут.
 
 
– Душа моя, девочка,
Как ты хороша,
Что тебе делать
С нищим, душа?
 
 
У меня глаза прозрели,
Обострился слух,
Костыли осточертели,
В дряблом теле – бодрый дух.
 
 
Иди, душа девочка,
К солдатам сестрой,
Провожай, снаряжай туда, где ждёт их
вечный покой!..
 
 
А я на кухню пойду,
Я годами стар
Варить сытную еду,
Как заправский кашевар.
 
 
Снова будет мне шинель
И одежда, и постель.
 

1952 февраль

 
К чёрту все затеи,
В стужу, в сырой туман,
Выпьем водки скорее
Полный стакан.
К чёрту все затеи,
Будем сидеть вдвоём,
Нальём стаканы полнее,
Выпьем и вновь нальём.
 
 
Что нам чёртова стужа,
Ветра жалкий вой –
Пьяному море – лужа,
Горы – на мостовой.
Вот и запрёмся вместе,
Всё-таки, свой дом,
Всё-таки, здесь, по чести
И водку мы пьём вдвоём.
 
 
Экая крепкая водка,
В глотку течет огонь,
Дикой стала походка,
Сник и печален конь.
Все мы немного кони,
Все мы горим в огне,
Все мы немного кони
И топим себя в вине.
 
 
К чёрту пустые затеи,
Каждый из нас пьян,
Но будет ещё пьянее,
До дна, осушив стакан.
К чёрту все затеи,
Будем сидеть вдвоём,
Нальём стаканы полнее,
Выпьем и вновь нальём.
 

1952 февраль (?)

 
Не твоё ли это сердце
Ночью ищет утешенья,
Ждёт участья и тепла?
 
 
Не твои ли это руки
Обовьются вокруг шеи
Так, что слышен только шелест?
 
 
Вся ты просишь тесноты.
Гибкую, целую в губы,
Снова жадно пью дыханье.
 
 
И, любовью опьянённый,
Целиком тебя вбираю,
Ничего не оставляя.
 
 
Для кого нужны тревоги? –
Для лишённых утешенья,
Одарить ответной лаской.
 
 
Для кого нужна обида? –
Для живущих равнодушно
В повседневной суете.
 
 
А для нас – и по ночам
В сердце не погаснет солнце,
Расточающее радость.
 
 
А для нас, чем ночь темней,
Тем становится полнее
Тихо бьющееся сердце.
 
 
Мы всегда с тобою,
Вечно слиты друг для друга –
И когда разлучены.
 

1952 март 19

 
Когда с головной болью,
Неспособный разобраться толком
В тёмных названьях книг,
Перечисленных в картотеке,
Я прихожу к тебе вечером –
Мы говорим о погоде,
О новых людях, о старом счастье
И, как повелось, о книгах.
Я смотрю на тебя и вижу,
Как тускнеют твои глаза,
Удлиняются черты лица,
Обостряются милые приметы.
Чем отличаемся мы от книг,
Перечисленных в картотеке?
Одетые в тёмные переплёты
Мы уходим на книжные полки.
 

1952

1.

 
Садится солнце в море,
И жаркий диск в пучине
Насильно топит.
 
 
Уж волны гасят искры,
Что на весу сереют,
Становятся стальными.
 
 
Вдруг набегает ветер,
И налетают чайки
С жестоким криком.
 
 
Потом пустеет берег.
Одни рыбачьи лодки
Вдали чернеют.
 

1952 август

2.

 
Плашмя упало лето,
Лежит на животе
В розовой пыли.
 
 
И Благодать на пляже
Сидит со мною рядом,
Совсем нагая.
 
 
Вот я беру песок
И, взвесив на ладони,
Бросаю в воду,
 
 
А море гложет камни,
И, подползая ближе,
Щекочет пятки.
 

1952 август (?)

1.

 
Вечно зелен лес.
Сосны и ели кругом
Недвижны стоят.
Мох под ногами сырой,
Мирно лепечет ручей.
 

1952 август

2.

 
С холма погляди
На цветущее поле –
Рожь созревает.
Колос зерном налился,
Близок большой урожай.
 

1952 август

3.

 
Горек удел мой,
Счастье бежит от меня,
Его не догнать.
Тщетно зову: – Оглянись!
Нагло смеётся оно.
 

1952 сентябрь

4.

 
Будь человечен,
Тихо касайся души,
Её не тревожь.
Тысячи мелких обид
Снимет улыбка одна.
 

1952 сентябрь

5.

 
Не в кратких словах,
Не в излишестве строф –
Моё мастерство,
А в том, как встречу закат
И что на небе прочту.
 

1952 сентябрь

6.

 
Солнечные вью
Лучи в кольцо тугое,
В пламенный венок.
Он радуге подобен,
Весь собран на поляне.
 

1952 сентябрь

7.

 
Вот она осень,
Ясная осень во всём –
В природе, во мне.
Там красные клёны стоят,
Здесь щедро золото лет.
 

1952 сентябрь

 
Близок день обыкновенный,
День, в который я умру.
Почему же мне так дорог
Этот день обыкновенный,
День, в который я умру?
Потому что этот день
Для других обыкновенный –
Будет мой последний день.
 

1952 октябрь

1953

 
Несёт меня мечта
В неведомые места –
В лиловые сады Марса,
Где цветут синие
лилии.
 
 
Несёт меня мечта
В оранжевые прерии
На сверкающей Венере,
Где цветут одни
огни.
 
 
Покинь меня мечта
Среди земных трав,
Зелёных изумрудных,
Сочных и круглых
стеблей.
 

1953 январь 15

 
Любовь – доброе чувство,
Она помогает жить вместе
Общими интересами.
Радости, которые вносит любовь,
Поддерживают горение сердца –
И это пламя неугасимо.
Я люблю тебя и берегу в памяти
Все твои действия и слова,
И они всегда мне дороги.
Я знаю, что любовь счастье,
Которое выпадает раз в жизни,
И его надо сберечь до конца.
Любовь восторг и вдохновение,
И жизнь, которая приносит радость,
Полная надежд и упований.
Я люблю тебя, как отражение
Звёздного неба, как вещую тайну,
Воплощение красоты и света?
Я люблю тебя за полноту,
За настоящую женственность,
За право быть единственной.
Знаю то, что ты неповторима
Во всех своих проявлениях,
И люблю тебя преданно и нежно.
 

(?)

 
Маленький Арлекин
ласкает голубя,
а ему
подаёт
знаки
из окна
Мариам!
И тогда
у Арлекина
начинают
глаза
округляться
от восторга,
от умиления –
и он прячет их
в нежные перья…
А вот и нет Арлекина!
И не было…
А вот
и есть Арлекин!
И
будет!
 
 
Колесо!
 
 
Весело.
 
 
Мариам смеётся.
Сыплется смех
и!
на улицу!..
Арлекин
роняет голубя
и теряет
голову.
 

1953

 
Ласково ты мне сказала:
– Приходи, побудь со мною!
А в саду краснели маки,
И сорвал я красный мак.
 
 
Ты была в зелёном платье,
Ты несла в руках корзину,
Ты наверно шла на рынок
Продавать цветы из сада.
 
 
С моря дует свежий ветер,
Он твои румянит щёки.
Я куплю охотно маки,
Только мы их вместе срежем.
 

1953 февраль 24

1.

 
Прямой дичок, в глуши росла Ассоль.
Её движенья были угловаты,
Девчонке снились по ночам пираты,
Она твердила в забытьи пароль.
Ей с детства горькая, морская соль,
Дым трубки, просмолённые канаты –
Привычны были. Детские утраты
Не огорчали, не пугала боль.
Мать умерла. Отец, хромой калека,
Матрос бывалый, образ человека
Сберёг в единоборстве с нищетой.
Он для продажи мастерил игрушки,
Чуждался женщин, позабыл пирушки –
И море слилось для него с мечтой.
 

2.

 
Ассоль и море – вот его мечта.
Так своенравны, и непримиримы
Два эти образа, что вместе зримы,
Но между ними вечная черта,
С рожденья девочки прошла тщета.
Просторы водные в груди теснимы,
Стоят, глазами детскими хранимы, –
И сомкнуты отцовские уста.
Он дочку нянчил, мирно в колыбели
Качал, и заполнял трудом недели,
Чтоб сократить заботой долгий срок.
По вечерам повествовал о море,
Топил в любви безвыходное горе,
Ассоль, меж тем, росла – прямой дичок.
 

3.

 
Не часто их тревожили соседи.
Отец бежал назойливых людей.
Продав игрушки, нёс на много дней
С базара в дом разнообразной снеди.
Ассоль заботилась о праздничном обеде
Из красной рыбы, свежих овощей.
Ложились рано, зря не жгли свечей,
И коротали сумерки в беседе.
Порою в окна залетали брызги,
Смех слышался, возня и визги.
Такая жизнь была им дорога.
Они давно сроднились с мощным шумом,
Который отвечал их тайным думам.
 

4.

 
Кто знает тайных дум привычный ход
Не поддаётся мелочным тревогам.
Огромный мир теснится за порогом
И чувствовать себя соблазнами даёт.
Так море властное отца к себе влечёт.
Плывёт Тритон к нему с призывным рогом.
Ассоль уходит под любым предлогом
На берег и событий смутно ждёт.
Две чуждые души родство связало,
Определило тесное начало,
Предел для общих положило дум.
Ассоль дика, застенчива, ни слова
Не скажет, вспыхнув, убежать готова.
Отец сидит задумчив и угрюм.
 

5.

 
Коленки сбиты, ноги в синяках,
Простое платье ободрали ветки,
На теле детском остаются метки,
Запутался репейник в волосах.
Задорный огонёк горит в глазах,
А слёзы не нужны и крайне редки,
Как птичка вольная она не знает клетки,
Ей нет неволи в четырёх стенах.
Порыв души её всегда свободен,
И каждый миг уже с другим не сходен, –
Так своенравна и жива она.
Смеётся, скачет, прячется за камни
Стучит, как ветер в спущенные ставни, –
Побег зелёный – так Ассоль стройна!
 

6.

 
Русалочкою, с косами прямыми,
Идёт одна знакомою тропой,
Кузнечики и бабочки толпой
За нею следуют, дразня живыми
Движеньями, и прыгать вместе с ними
Ассоль сама готова вперебой.
– Что ж догоняйте!.. Лёгкою стопой
Отпрянула. Струями ледяными
Дорогу перегородил ручей.
– Скажи, ты можешь петь ещё звончей
Чем я пою?.. Тут синие стрекозы
Садятся на руки, на плечи. Для неё
Чудесное доступно бытиё
И ветер нежно расплетает косы.
 

7.

 
Бывало спрячется и стережёт часами.
Мелькнёт зверок в удобную нору,
Полуденную чувствуя жару.
Коснётся солнце до воды краями,
Чтоб погружаться в глубину с лучами,
Нырять и обсыхать на ласковом ветру.
Забава эта – прямо по нутру.
Не выдержит, начнёт бросать камнями,
Пойдут круги широко по воде.
И ликованье буйное везде:
На небе синем, в глубине подводной.
Ассоль кидается на берег голышом,
Ей падать с камешками вместе хорошо,
И не тонуть, лежать на глади водной.
 

8.

 
Ассоль, Ассоль, как много синевы
В небесном имени твоём. Ребёнок
Ты своеобразный. Радостен и звонок
Твой чистый смех, и, может быть, правы
Чужие люди, говоря, что вы
С отцом рассудка лишены, что тонок
И требует вмешательства с пелёнок,
Да не пустой, матросской головы.
Тебе смешны их домыслы пустые.
Как няньки ходят за тобой стихии.
Прилежно ты сидишь за букварём,
Раскрашиваешь пёстрые игрушки,
Чай подслащённый разливаешь в кружки.
Вы сами по себе, а всё – вдвоём.
 

9.

 
Бубновый, в тряпочку завёрнутый король
Спокойно спит на золотой соломе.
Неслышные, крадутся мыши в доме,
Им на столе готовы хлеб да соль.
В рубашке белой выбежит Ассоль
На вольный воздух в первой полудрёме.
За нею сны… А под луною, кроме
Нет никого… То поперёк, то вдоль
Ложатся тени на ночной дороге.
И по сырой траве скользят босые ноги
Уверенно вперёд. А там всегда простор,
Сверкает море, серебрится пена,
И волны катятся за сменой смена –
И тонет в мраке любопытный взор.
 

10.

 
Лонгрен встаёт со светом. Спозаранок
Гремит своим тяжёлым костылём,
Потом сидит, склонившись над столом,
И мастерит кораблики из планок.
Он украшает их не для приманок
Случайных покупателей, в былом
Всем существом был слит он с кораблём.
Не для базарных завсегдатаев, крестьянок,
Не для рыбацкой детворы – седой
Он вызывает к жизни призрак свой,
Мечту крылатую, таимую под спудом.
Ассоль следит из под руки его
Как помогает в скорби мастерство
И всё преображает светлым чудом.
 

11.

 
– Ассоль, остались мы с тобою без гроша.
Томит меня жестоко лихорадка.
Второй уж день не по себе мне, гадко,
На волю рвётся сирая душа.
Приходит мать твоя, в лицо дыша.
Мне в библии волос осталась прядка,
Цветок засушенный, её закладка…
Возьми игрушки! С ними, не спеша,
Иди в селенье. В суете базарной
Откроются торговые ряды.
И там – на деньги обменяй труды.
Да не скупись, не будь неблагодарной.
Купи табак, еды на пару дней.
В нужде не станем мы с тобой бедней.
 

12.

 
Ассоль остановилась у ручья,
Кораблик с алыми достала парусами,
Склонилась низко над бегущими водами:
– Чуть задержуся, поиграю я…
Пусть он плывёт в заморские края,
Гонимый резвыми, попутными ветрами.
Я буду следовать за ним путями
Обычными… – Скажи Ассоль, ты чья?
– Я папина!.. А ты? – Я из Китая.
– Отважный капитан, я девочка простая,
Что ты привёз? Противный! Ничего!
Плыви назад!.. И повернул блестящий
Кораблик, медленно, как настоящий,
Прибавил ходу, скрылся… нет его…
 

13.

 
Ассоль бежит, но быстрая вода,
Попутный ветер ей догнать мешают,
Кусты силком за платьице хватают,
Плывёт корабль и скрылся без следа…
Вдруг голос: – Девочка, поди сюда!
Поди, вокруг легенды оживают,
Они судьбу твою приоткрывают.
Ты будешь видеть чудеса всегда!
Старик седой, волшебник, вероятно,
К ней обращается с любовью, внятно,
И оживлённо, долго говорит:
– Утешься, всё ко благу обернётся,
Кораблик тот со временем вернётся,
За счастьем он в грядущее спешит!
 

Виланель

 
На солнце алые пылают паруса,
Плывёт кораблик в сказочные страны,
Где наяву творятся чудеса.
 
 
Там вечно синие прозрачны небеса,
И радостно пробившись сквозь туманы
На солнце алые пылают паруса.
 
 
Там тянутся по берегам леса,
Где прыгают на ветках обезьяны
И наяву творятся чудеса.
 
 
Пройдут года, – так шепчут голоса,-
И за тобой придёт корабль желанный.
На солнце алые пылают паруса.
 
 
Весёлый капитан, морей краса,
На берег ступит, оглядит поляны –
И наяву творятся чудеса.
 
 
И с ним уйдёт в чужие пояса
Ассоль, где будут оба постоянны.
На солнце алые пылают паруса –
 
 
И наяву творятся чудеса.
 

14.

 
– Ассоль, утешься! Ждёт тебя Лонгрен,
Вот несколько грошей, вам их достанет.
Отец и сам на днях с постели встанет,
За труд возьмётся. И без перемен
Дни побегут. Пройдёт немало смен,
Корабль вернётся. Девушку застанет
В разгаре смутных чувств, и не обманет
Вновь капитан. Ей подарит взамен
Утрат – большое, человеческое счастье,
Оно дороже, чем моё участье.
Любовь тебя, Ассоль преобразит.
Беги домой! От мелочных обид
И от насмешек – доверяйся чуду.
Верь старику, оно с тобой повсюду!..
 

1948 июль-август