Текст книги "Олег Табаков"

Школьником я влюбился. Она была много старше меня. Когда мы шли на Соколовую гору, помню, что я два раза терял сознание. Никогда больше сознание в своей жизни не терял! Если по серьезу, это называется физиология, и все можно измерить, зафиксировать. Я в свое время с академиком Симоновым толковал: а нельзя ли играть любовную сцену, чтобы датчики были у меня? Но тогда были датчики громоздкие.

Физика человека всегда рассказывает о нем наиболее полно. Был такой тест: Павел Васильевич Симонов приходил к нам на занятия, у него была подлинная запись давления пульса Гагарина, приказы Королёва и ответы Гагарина. Когда читаешь эту словесную запись – полное впечатление, что Гагарин владел ситуацией. А когда он меня посадил и попросил прочитать запись, я был единственным, у кого совпали слова и показатели физиологического состояния. То есть слова-то одни, а состояние было другое. Гагарин и боялся, и растерян был. Думайте про это… Не всегда произносимые слова являются измерителями того, что мы делаем. Говорю об этом специально, делая разбор первой сцены в «Энергичных людях». Вот Аристарх просыпается и встает после страшного похмелья. Как сделать это правдиво, чтобы мы поверили в происходящее, а тело актера соответствовало физиологическому состоянию? Начнем с простого, очень важного. Что такое нащупать в состоянии похмелья стакан и ввести в себя влагу? Именно в данную минуту устанавливается или не устанавливается контакт с вами.

(Исполнителю) Ты делаешь какие-то забавные вещи, но это мною не идентифицируется, потому что сидел – и вдруг «дунул» стремительно в дверь! Ты бы умер в жизни, если бы проделал такое! Пьянь живет в человеке последовательно, пьяный человек иногда такие вещи делает, что никогда в трезвом состоянии не придумаешь.

Если нет личного опыта, то очень хорошо и подробно подобное состояние отражено в литературе. Если надо, возьмите учебник медицины, там точные вещи описаны.

Поиск физического самочувствия должен вами исследоваться как ничто другое, все запоминайте, перебрасывайте на себя, примеряйте, подсматривайте за всем. Не случайно К. С. Станиславский в конце жизни приходит к тому, что называется «метод физических действий». По сути дела, он приходит к мысли: если человек правильно ведет себя, то мы можем по его физическому поведению понять его психофизику.

Я к тому, что подлинность физического самочувствия должна стать для каждого проблемой номер один. Я вижу, как студент развивается, был что-то вроде большого ребенка крупного животного, а сейчас вполне человеческий облик приобретает. Но у него ноги отдельно, руки отдельно, и голова с глазами тоже часто автономна. Иногда голова соединяется с руками, при этом с ногами не контактирует. Это не смешно, потому что вранье! Конечно, не все время вранье, но когда расходится вектор взаимодействия тела с ушами, вестибулярного аппарата с глазами, видно, что врет. В жизни человек как самая высокоорганизованная скотина делает все на автомате! Если, конечно, не спьяну. То, о чем говорю, очень серьезно! Этим надо заболеть!

Форма

Когда берете жанр, помните: жанр требует владения формы, а этого пока нет. Как рассказывал мне сам подвыпивший Эраст Павлович Гарин – поэтому имею право рассказать вам, – однажды он взял на грудь лишнее, вступил в откровенный конфликт с мастером, изрекая: «Стилизуй меня, Мейерхольд!»

Х

Художественный театр

Родом мы все из лона Московского Художественного театра. Никто не отменял методологию Художественного театра к той вере, что мы, ваши педагоги, исповедуем. Что нужно? От существа – к существу – о существе. Этого мы добиваемся от вас. Если бы кто-то из вас хотел сыграть или поставить нечто реальное из того, что происходит в мире! А когда вас не интересует правда, тогда нужен такой вымысел, чтобы задохнулись от волнения! То, что вы предлагали сегодня, – набор приблизительного знания, что является самой серьезной ошибкой.

Когда я учился, во МХАТе шел жутковатый репертуар. Это был период завершения нравственного растления. В обмен на условия жизни, условия содержания надо было играть «Незабываемый 19-й», «За власть Советов!». Но интересно не это! Интересно, что даже в этих странных пьесах существовало настоящее. И вот, чтобы было настоящее и подлинное при любых условиях, нужно все делать ответственно.

Почему я люблю МХАТ? И выше «живой жизни человеческого духа» на сцене ничего не знаю. А на этой сцене она царила! Будучи человеком успешным в своей актерской профессии, я видел, как режиссура все сужает и сужает то пространство театра, которое прежде занимал актер. И вот когда мне предлагали высказаться на эту тему в средствах массовой информации, я думал: да не буду я опускаться до полемики с вами, а возьму и обучу артистов, и они вам покажут кузькину мать!

Ц

Цель

Вот, зачем вы идете на сцену? Не задумывались? Если не дойдете до способности сострадать, останетесь на полпути. Главная задача русского театра – сострадание.

Выходя на сцену, прежде всего думайте над тем, чего я хочу? Что я делаю для того, чтобы реализовать то, что я хочу. Настоящность желания – и есть смысл существования на сцене!

Ч

Человек

Человек – существо хитрое, живучее, в каждом возрасте он ищет свои пути выживаемости. Не надо бояться быть глупым, смешным, нелепым. Человек так устроен, что в нем масса интересного, хорошее и дурное в нем растут на одной почве, но мы в анализе часто идем по первому слою, а существует второй, третий…

Сейчас вам 17, кому-то 18. По сути дела, с одной стороны, – это прекрасные счастливые обстоятельства, позволяющие вам верить, а с другой стороны – недостает того самого реального эмоционального опыта, который дает диалектичность взгляда на происходящее. Но, задумавшись, понимаешь, нет, пусть лучше в эту сторону идет развитие. Ваша приверженность к подлинности бытия для меня – самое главное впечатление!

Человек состаивается через резкие проявления.

Не хватает того, что является сильной стороной существования на сцене: негативного знания мира. У вас это впереди. Но мне хочется быть положительным в отношении к вам, а стало быть, реально видеть и воспринимать то, что вы делаете. Такая диалектика. Делаете и умеете пока немного, но меня радует, что пошли в сторону поиска добра, надежды.

Когда человек ясно представляет, что его жизнь имеет конечность, уровень размышления иной. Я говорю о том, что далеко от вас. Я какое-то время провел в клиниках и видел, что вот рядом они только что были живы – и вдруг их кладут на каталку и увозят. Это очень серьезное размышление.

Я не очень понимаю, насколько важно то, что я говорю о знании негативной стороны человеческого бытия. Но вам явно не хватает этого. В жизни все случается единожды, то есть человек все набело делает, он совсем не имеет возможности совершить почеркушки, а потом что-то поправить.

Чувство

Основа театра – живое чувство. Способность отозваться.

Самое ужасное на сцене, когда слова сказаны – а чувства отстали или, еще хуже, умерли.

Ш

Школа

Какой будет школа – такой будет театр.

Театральное образование сегодня в серьезном кризисном положении. Почему? Первое. Учат те, кто играть не умеет или умеет слабо. Второе. Театральные педагоги имеют грех влюбчивости. Увлекаются и даже некоторые шаги своих учеников воспринимают как большие успехи. Вот ничего не умел – и вдруг пукнул! Это их вдохновляет. И третье. Мы или делаем вид или не хотим отдавать себе отчет, что на дворе двадцать лет стоит капитализм, уродливый, с нечеловеческим лицом. Если мы взялись за эту лямку, то надо представить путь, который ведет к возможности воспитания конкурентоспособных, профессиональных людей. Сегодня никто ни за что ответственности не несет, и ситуация не улучшается. Мы дошли до того, что кто-то на телевидении уже предлагает сделать артистов за полгода. Никто не хочет ждать момента, когда в человеке прорастет что-то естественным образом, и он своими ползучими растениями обовьет себя, и возможно, из этого что-то выйдет.

Я 30 лет занимаюсь педагогикой. Наша задача – выпустить людей, которые могут делом заработать кусок хлеба. Ничем нельзя покрыть отсутствие этой возможности, ни старанием, ни преодолением себя. Весь мир сегодня испытывает кризис в воспитании актера. Наше дело – удержать свою возможность и умение учить, строго соблюдая стандарты в своем театре. Русская театральная педагогика является наиболее котируемой частью театрального дела в развитых странах. В мире нас ценят гораздо больше, чем дома.

Обучение вообще и театральная педагогика в частности всегда связаны в моем понимании с необходимостью открытия в человеке таких возможностей, о которых он и сам-то не подозревает. Вот и приходится пробуривать довольно глубокие скважины в душе ученика, чтобы оттуда забила наконец вода.

Мы вошли в полосу очень серьезного кризиса театральной педагогики, и процесс этот не только регионально русский, а глобальный. За последние три года я в этом убедился. И в Америке, и в Германии, и в Чехии, и в Венгрии, да и по Польше есть такая же информация. Не хотят учить молодых людей те, которые сами умеют играть. Они хотят заниматься работой, которая несет достойную оплату за их труд. А так как природа не терпит пустоты, в освободившуюся нишу идут люди, которые не умеют играть хорошо, а значит ничему научить не могут. Кто интересуется процессом обучения актерскому мастерству, сам все видит.

Э

Экзамен

Самое трудное в нашей профессии – быть все время на экзамене.

Эмоция

Нужно один раз так прожить, чтобы это стало твоим эмоциональным и жизненным опытом.

Эстетика

Эстетическая категория – не просто естественность, органика и вера в предлагаемые обстоятельства, а то, что может случиться только с тобой и ни с кем другим! Это почти по Гоголю: правдоподобие невероятного.

Эрудиция

Есть соображение о том, что называется культурой, знанием. Достичь результата можно не только приращиванием умений. У человека умения не безграничны. Необходимо заботиться о постоянном пополнении знаний, своих запасов наблюдений, размышлений. Без накопления знания о себе успеха не бывает.

Ю

Юмор

Ты смешно это делаешь, но однообразно!

Я

Самое ценное в театре – личностное проявление. Я в предлагаемых обстоятельствах – без поправок на обстоятельства театра. И здесь важна степень вашего душевного клада прожития, то, как разделяете боль своего героя. Меня интересует не ваше соответствие ролям, не ваше представление о роли, меня интересуете вы сами.

Открытие внутри себя самого себя – самое важное.

Есть такой режиссер Матиас Лангоф, который лет десять-двенадцать назад предложил мне играть Вершинина в парижской постановке. Было интересно, но я прикинул: а это мое? Человек про себя должен многое знать.

Условно говоря, если бы мне сейчас дали самостоятельную работу и надо было играть Ромео, вы скажете: «Дедушка, вы еще?!.» Это не аналог, но я хочу, чтобы вы поняли: между вами и существом человеческим, которое вы представляете на наш суд, все время есть большая-большая прослойка.

Самое сложное – идти от себя. Но двигаясь в сторону написанного содержания автором.

Самое интересное, что может делать актер, – это почти религиозное от Станиславского «Я – есмь» в предлагаемых обстоятельствах.

Лет тридцать–сорок тому назад в ходу был термин исповедничество. Не хочу никого обижать, особенно тех, кто был привержен исповедальне. Но всякий раз, когда видел, как он опять исповедуется, я думал, ну, вот, когда ты придешь домой и сядешь «Советский спорт» читать, тебе с тоски удавиться не хочется?! Я не утверждаю, что это неверный путь, нет, но!

В одном из писем Василий Качалов пишет Станиславскому: «Дорогой Константин Сергеевич, вчера был счастливый день в моей жизни. Я начал в границах того, о чем мы с вами сговорились, и вдруг появилась возможность пойти дальше, дальше, дальше… Я пошел дальше. А потом вернулся…» Это говорит о том, что профессия наша, если она реализуется через трату себя, имеет большие возможности. Не думаю, что Михаил Чехов был не исповедален в спектакле «Сверчок на печи» или в Хлестакове, в «Эрике XIV».

Не правы те, кто хочет зафиксировать: вот я такой странный и предлагаю всем оценить, как прекрасна моя странность.

В 75 лет я думаю, что Бог есть любовь и красота. Справочников, как это отзывается в человеке, – много. Узнавайте больше, заполняйте себя, тащите в себя все, что читаете, видите, – этим будете отличаться от других. Вы молоды, вам жить, вам дерзать, вам искать. Что может быть прекраснее этого?

Вы живете в трудное время. Стандарты снижены, жизнь напоминает аквариум на Сретенке, где рыбы подплывают к стене, смотрят на тебя и уплывают. Время, когда о нас кто-то должен позаботиться, ушло безвозвратно. Хочешь жить – научись зарабатывать. И я ни за что не променяю ни на какую чечевичную похлебку собеса, ни на какой социалистический гарант старости моей – ту свободу, которую получил. Еще раз: не теряйте время зря! Время проходит так быстро, что вы должны помнить постоянно: сколько в душу положите, столько и будет на сцене. Другого способа заполнения души я не знаю…

Эпилог

…И прожил я свой век на этом свете.

С. Трофимов

Ну вот и все. Если подводить итоги – а Олег Павлович любил поговорить о том, что остается «в сухом остатке», – то выводы следующие.

Успешно работает Московский театр Олега Табакова, который в устах зрителей любовно звучит как «Табакерка».

В Московском театральном колледже, основанном Мастером, учатся дети из разных городов страны. Другой подобной школы, как уже говорилось, в России нет.

Во многих театрах страны работают десятки его учеников. Трое из них – Безруков, Машков, Миронов – возглавляют московские театры. Этому тоже аналогов нет. Хочется верить в духовные гены, которые передаются не по крови, а по духу исканий, по напряжению воли, устремлений, когда преданность профессии, долгу, верность сказанному слову главенствуют, и «мертвые будут воскресать усилиями живых». Надеюсь, это унаследовано от мастера в душе и размышлениях нынешних руководителей. И конечно, главное – остались дети, внуки, которых он любил и которыми гордился.

Магия результатов его труда сегодня завораживает, вдохновляет, но подобного никто не добился. Дело не только в отсутствии дарования и желаний последователей, ушел масштаб личности такого толка. Вот и весь секрет. В конце жизни, когда возраст на всех сказывается, были люди, его обожавшие, общались с ним, как с центром вселенной, но были и те, кто хитроумно его использовал, решая личные проблемы. Это естественно, а часто неминуемо. А некоторые считали, что, несмотря на успех, он все делает не так, неверно. И словно очнувшись, сегодня они азартно соревнуются в перечислении грехов, промахов, ошибок. А он – и прозревая, и признаваясь в ошибках – всегда предпочитал низким истинам возвышающий обман. Совмещая множество должностей, он никогда не перекладывал на кого-то обязанности, не занимался исключительно творческими проблемами. В театре его волновало все – от проданных билетов на спектакль, срочного ввода актера, заканчивая обсуждением проекта памятника основателям Художественного театра. Всё требовало внимания и работы. С годами силы таяли, но многие сохранят в душе его отклик на беду или проблему. Сегодня на все лады обсуждают, как государство помогает семьям с детьми, а он это делал много лет подряд из своего фонда, и это были не разовые выплаты, а ежемесячные. Суммы солидные и по сегодняшним меркам. Откликался Табаков не только советом и сочувствием, но осязаемо, делом. Редкое и драгоценное ныне качество, которого не хватает сегодня многим.

Его азарт и благодарность жизни за сбывшиеся мечты и ожидания, ощущение мира как чуда жизни, приключения учат терпению и добру. В наши дни, когда те, кто больше двух раз снялся в сериале, в одночасье стали великими «звездунами и звездуньями», судьба Табакова – пример удивительного творения природы и усилий самого творца. Он был народным не только по званию, а по всеобщему призванию как элитарного, так и простого люда. Лицедей по натуре, Табаков перемерил сотни масок и был убежден, что театр – это то, от чего люди не откажутся никогда. Сегодня театральная актерская школа, воплощением которой он был, к сожалению, уходит со сцены. Возникает ощущение, что на глазах потихоньку опустошается пространство театра, пространство культуры. Невольно задаешься вопросом: кого из нынешних лицедеев будут вспоминать, как вспоминаем мы любимых артистов канувших десятилетий? Это было удивительное поколение настоящих творцов, чувствующих время, требование эпохи, работавших для нее, подчас ее опережая. Они умели всю жизнь учиться, ценить жизнь, восхищаться талантом.

И когда звучит известное утверждение, что актер – это краткая летопись своего времени, в памяти возникают лица: Иннокентий Смоктуновский, Евгений Леонов, Владимир Высоцкий, Олег Ефремов, Анатолий Папанов, Олег Борисов, Юрий Яковлев, Павел Луспекаев, Кирилл Лавров, Евгений Евстигнеев, Вячеслав Невинный, Олег Янковский, Олег Табаков, Сергей Юрский, Николай Губенко, Василий Лановой. Да разве перечислишь всех, кто сыграл важную роль в духовном формировании людей разных возрастов, профессий, социальных положений и не утратил силы и обаяния после ухода в иной мир?

Спектакли с участием этих актеров дают ответ на вопрос, зачем вообще существует театр. Многие из нас до сих пор помнят щемящее чувство тоски по совершенству, с которым выходили в те годы из театра. Ты мог приехать из другого города или прийти в любом настроении и состоянии, а уходил человеком, причастным к подлинным ценностям в этом мире. Театр спасал тебя от одиночества. Воспоминания тех лет не отпускают, потому что в спектаклях была пища для души, душа питалась и работала. И творили это чувство они – актеры ушедшего поколения. Ушла эпоха, ушел праздник, свет, талант, и трудно смириться, что ничего подобного не будет. Остается одно: поблагодарить судьбу, что жил в это время, видел настоящих творцов, а кое с кем был знаком и не раз беседовал.

Смена канонов в искусстве во все времена проходит болезненно, но при всех открытиях не должен уходить смысл, во имя чего актер выходит на сцену. Он может не формулировать это вслух, и многие из актеров, ушедших в мир иной, не делали этого. Но когда они размышляли о своих героях, возникало ощущение, что в них самих одновременно проходил процесс самопознания, самоанализа, что является главным в профессии – необходимость заглянуть в собственную душу. Поэтому и не было на сцене в те годы брезгливости и презрения к человеку, а значит пафоса смрада и чернухи. Сегодня налицо острый дефицит интереса к жизни духа, сердца человека, ответы на поставленные вопросы в основном ищут в нижнем этаже живота, в сталинских репрессиях, в чем угодно, но не в душе человека. Увлеченные резкими формальными исканиями, которые часто выдают за открытия, некоторые именуют все подряд постмодернизмом, авангардом, даже аналоги находят, мол, на рубеже веков подобное всегда происходит. О каком постмодернизме можно рассуждать, если все сегодня сводится к монтажу и перестановкам давно известного? Это не освежение, не отступление, а цитатничество, передергивание.

Не стоит забывать, что авангард начала ХХ века родился на пиршестве идей, исканий, выдающихся личностей и был необходим в обществе, потому что, часто оскорбляя и раздражая, он всегда обновлял. И словно подсказывал, что нужно искусству, чего не знала жизнь, и как отсутствующее в реальности должно осуществиться. Наш нынешний авангард родился не из богатства, а от бедности, оторванности от жизни. В условиях озлобленности, бессмысленности наш авангард – бедный реализм, натурализм, поражающий однообразием мотивов. Создатели нынешних творений всё время спорят с истиной, что эстетизация физиологии и смерти чужда русской цивилизации. Из спектакля в спектакль переходят голые люди, часто отталкивающие некрасивостью своих тел, мотивы безумия, неудавшейся репетиции, наплывающего дыма, зеркал, движущихся экранов с текстами, которые только что произносили актеры. Перечисленное рождает мотив монотонности, мол, все проходит. Однообразие в содержании выдает бедные мысли. Актеры здесь совсем не важны. А уж если действие классической пьесы режиссер перенес в иное пространство, что само по себе примитивно, тебе объяснят, что это «новое прочтение». Тусовка торжествует, потому что есть покупатель. Но подобная безоглядная революционность способна любой талант превратить в мгновенно полыхнувший и сгоревший метеорит. О ком сегодня можно сказать – «мощный»?

Сегодня душа театра будто устала и легко отказывается от богатого и сложного опыта, которым был переполнен ХХ век, а это ведет к тотальному упрощению. Да, увиденные сочинения иногда кажутся замысловатыми, а порой даже красивыми, но никогда «не дарят радости выстраданного художественного смысла». А значит не оставляют желание размышлять. Здесь царствуют самовлюбленность, самовыражение без восприятия. Но мир чуткий, он всегда ответит тебе тем, с чем ты к нему обратишься.

Анатолий Васильев честно признает: «Гибель театра начинается с позиции режиссера, который уверен, что он путем дрессировки способен медведя превратить в кота. Или наоборот – не важно. Важно, чтобы подопытное животное беспрекословно прыгало с тумбы на тумбу. И чтобы тумба не как у людей. Меня все зовут: приходи, такой-то режиссер то-то сделал по-новому. А я все жду и жду, когда кто-нибудь сделает что-нибудь по-старому…» Современный театр часто равнодушен к категориям вкуса, культуры, меры. Вкус как гармоничное соотнесение смысла и средств выражения – редчайшее качество. Это главное в существовании театра. Умных и образованных много, людей со вкусом – единицы. Вкус проявляется во всем. Никакой талант не спасет, если нет вкуса. Только через вкус можно и развивать театр.

Сегодня коммерческий успех для многих важнее художественного результата – это тоже факт. За утрату критериев придется расплачиваться дорого и долго. На недавних вступительных экзаменах ректор ГИТИСа посетовал на странности абитуриентов. Одних охрана останавливала, изымая ножи, а один молодой человек, выслушав отрицательный ответ, достал из кармана пистолет и выстрелил в себя, на груди растеклось кровавое пятно. «Лежал долго, – говорил ректор, – заставил поволноваться комиссию». Еще одна несостоявшаяся актриса отомстила экстравагантным образом: отпросилась в туалет, вернулась с использованным тампоном и бросила его на сцену, дополнив жест проклятиями». Так и хочется спросить: а что вы ждете, когда на сцене театра, в стенах которого творили Станиславский, Немирович-Данченко, актриса воплем во всю мощь своих легких оглушает зрительный зал: «У меня нет оргазма, нет оргазма!!!» Зал в тот вечер затих – не иначе среди пришедших на спектакль было большинство тех, кто привык, входя в уборную, закрывать за собой дверь. У молодой пары, сидящей рядом, реакция была разная: парень опустил глаза, а девица замерла в восхищении. Не иначе как собралась в театральный! Так что, готовьтесь, господа экзаменаторы!

Трудно представить, что ради заработка, лишь бы засветиться на экране, кто-то из прежних кумиров встал бы на коньки, дискредитируя великий спорт. Или хуже того, вышел бы на боксерский ринг, забывая о том, что лицо – визитная карточка актера. Достоинство профессии не позволяло им это сделать. Да, в «лихих девяностых» даже великий Смоктуновский сыграл бандита, что выглядело нелепо. Но он зарабатывал на жизнь профессией, а не рекламой, не путая никогда два понятия: продавать свой труд и продавать себя. Так всегда бывает, когда пишешь, думаешь вглубь, постоянно осмысливая свои поступки. Недавно я услышала, как известный артист-бизнесмен, прекрасный исполнитель женских ролей, легкомысленно говорил об актерской профессии, словно забыл, что эта профессия требует таких ушедших сегодня понятий, как обостренная совесть, интеллигентность, ответственность. «Дилетантизм шагает по планете», – невесело констатирует Александр Ширвиндт.

В этой ситуации, конечно, многое осмыслить могла бы помочь критика. Но единственный в стране журнал «Театр» высокими стопками лежит невостребованным. Помню, как его предлагали бесплатно на одном из спектаклей. Было жутко: на предложение никто не реагировал. Другое некогда известное издание уже многие годы печатает под своим логотипом нечто напоминающее буклеты театральных коллективов, явно по заказу самих театров. Словом, «неладно что-то в Датском королевстве». Даже бойкий отчет о создании Ассоциации театральных критиков, в которой сегодня более ста человек, не радует, потому что напоминает отчет одного секретаря писательской организации. Тот в свое время, выступая на съезде писателей, гордо рапортовал: «Товарищи, если до революции в Тульской области жил только один писатель – Лев Толстой, то теперь Тульское отделение Союза писателей насчитывает целых 14 человек!»

Любые объединения, ассоциации, секции помогают выживать, скопом отбиваться, нападать, но профессионально состояться критик, если он талантлив, может только в одиночку. В искусстве строем не ходят, талант всегда одинок. Посему и тонет сегодня истина в заказанной болтовне, порой недурно оплачиваемой. Или в цепкости удерживать пусть маленькую, но власть. И речь идет не столько о профессионализме, сколько о честности, принципиальности, достоинстве. Диву даешься, наблюдая некоторых персонажей. Ему девятый десяток, ногу не может поднять на первую ступеньку, а в позе мыслителя направо и налево раздает характеристики, кто устарел и не вписывается в контекст дня, за кем будущее, а кого не следует приглашать и допускать. Притом во всем этом нет ни логики доказательств, ни вескости аргументации. А все оттого, что на старости лет он почему-то почувствовал себя, как говорит молодежь, «в тренде», откуда один путь – тупик и бессмыслица. Как сказал известный режиссер, «многие боятся стареть, потому что не способны мудреть».

Студенты часто спрашивают меня: как понять, где подлинное, настоящее, а где подделка, обман, не имеющее отношение к искусству? Долгое время безуспешно и многословно пыталась сформулировать, пока не услышала подсказку в рассуждении умного Андрея Девятова. «Искусство – это внешняя форма проявления культуры. Культура же в своем внутреннем содержании есть триединство этики (того, что можно и что нельзя), эстетики (что красиво, а что безобразно) и логики сердца (что правда, а что ложь). В последнем есть и то, что называется совесть, долг, справедливость…» Проверяла – помогает. Театр – искусство хрупкое, сиюминутное. Кончился спектакль, и ничего нет – словно ветер прошумел в пустом коридоре. А наша память хранит табаковские жесты, интонации, движения. Стихия его игры по вдохновению жива и после его ухода. Это удивительно!

На девятый день после ухода Мастера телевидение организовало вечер его памяти. Было много известных лиц. Вдруг один из присутствующих попросил слова и рассказал историю о том, как Олег Павлович однажды в день рождения подарил ему шкатулку со словами: «Когда будет совсем плохо – открой!» Шкатулку он не открывал несколько лет и предложил сделать это «прямо сейчас». Открыл – и раздался смех Табакова! Такой родной, узнаваемый, со всеми характерными переливами, похрюкиванием, причмокиванием.

Все замерли. Было полное ощущение, что он рядом, здесь.

И подумалось: может быть, просто кончилась жизнь и началось бытие?..