Текст книги "Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…"

– Станек, неужели ты и в правду ни разу не задумывался о женитьбе? – спросил он его. – Неужели так и останешься на всю свою жизнь в холостяках? Только серьезно…

– Не знаю, что и сказать, Михаська. Беда моя в том, братишка, что чувство притяжения к женщине я испытываю только до тех пор, пока завоевываю её. А как завоюю, она мне уже неинтересна. Хотя-я-я… что в этом сложного… Только помани любую из них, и она уже у твоих ног. А дальше… Дальше всё так предсказуемо!.. Скука адская…

– А какая бы барышня тебя устроила для серьезных отношений? – спросил его Михаил.

Станислав призадумался… Потом, пожав плечами, тихо вымолвил: «Откуда я знаю… Пойди тут, угадай…»

– Ну, все-таки…

Не зная, что ответить, Станислав погрузился в раздумья… Нащупывая в глубине души верное направление в сторону образа той, единственной, которая устроила бы его на все сто процентов, он то капризно морщился, то вдруг, как бы с кем-то не соглашаясь, отрицательно качал головой, то… недвусмысленно улыбался, а то… очень заинтересованно к кому-то внутри себя прислушивался… Наконец…. удовлетворённый поиском образа своей единственной, воскликнул: «О, да!.. Именно такая панночка меня бы вполне устроила!..»

– И какая же она, братишка? – всё продолжая что-то отыскивать в своем чемодане, с улыбкой на устах поинтересовался Михаил. – Познакомь меня поскорее с ней…

– Ну-у-у… прежде всего, она должна быть с чувством собственного достоинства, но не гонористая, – затянувшись сигарой, принялся размышлять Станислав…

– Это как?

– Должна знать себе цену, при этом оставаясь уважительной к людям.

– Понятно! – качнул головой Михаил.

– Слушай дальше и не перебивай! – кинул в его сторону недовольный взгляд Станислав…

– Молчу…

– Итак, дальше… Должна быть наделена от природы разносторонними талантами.

– О, нет… Не думаю, что так бывает, Станек…

– Почему?..

– Потому, что где много талантов, там нет ни одного настоящего!.. Разносторонней бывает только бездарность. Известная для всех истина, брат!..

– Неужели?.. – сдвинув к переносице брови, призадумался Станислав.

– Именно так, братишка…

– Хорошо! Пусть будет наделена только несколькими талантами, однако склонна развивать в себе и множество других, до поры до времени таящихся в ней.

– Принято!.. – продолжая перебирать какие-то свои вещи в чемодане, улыбался Михаил.

– А ещё… – продолжил Станислав, – хотел бы обрести в ее лице приятного собеседника, с которым можно было бы о чём-то поговорить, поспорить, пофилософствовать, наконец!.. Для этого она должна быть эрудирована и красноречива.

– О, да… пофилософствовать ты любишь!..

– Дальше слушай и не перебивай!.. – выпустил в потолок струю сигарного дыма Станислав.

– Всё!.. Молчу!..

– Итак… – продолжил он, – дама моей мечты должна на всё иметь свою точку зрения и не бояться высказывать её даже тогда, когда она, её точка зрения, в корне отличается от мнения большинства. Для этого, конечно же, она должна быть искренна, логична и непременно объективна. Должна быть непредсказуема, чтобы быть разной, не то быстро наскучит мне… Должна быть изысканна в красоте и манерах, чтобы ей всегда хотелось любоваться. Умела бы красиво кушать, чтобы не вызывать к себе отвращения в этот момент. А ещё, должна иметь чувство юмора, что её в корне бы отличало от других женщин, как правило, не наделённых этим даром. Должна быть опрятна во всем! Я очень брезглив… А еще должна быть целомудренна, при этом пробуждая в мужчине огромную силу сексуального влечения к себе.

– О, Станек, из всего перечисленного тобой следует, что тебе предстоит очень сложный путь в поисках той, которая своей внешней красотой и привлекательностью, великим умом и изящными манерами сразит тебя наповал и заразит хворобой страсти нежной. Я правильно тебя понял? – тихо рассмеялся Михаил…

– Несомненно!!! – выпустил в потолок очередную порцию сигарного дыма Станислав.

– Не знаю, что и сказать-то тебе на это, – вдруг призадумался Михаил. – Знаю только одно: что на таких ярких, редкостных по своей сути женщин с предубеждением смотрит церковь.

– С чего это?..

– Как это, с чего?! Потому, что видит в них зло и дьявольское наваждение…

– Ай!.. Предрассудки все это!.. – отмахнулся от его слов Станислав. – Лично мне только такую барышню и подавай! Такую, и только такую!.. И все тут!..

– Ну, хорошо… допустим, заполучишь ты от своей судьбы такую уникальную во всех отношениях женщину. В таком случае, не боишься ли стать предметом огромной зависти со стороны других мужчин? А ведь зависть, братишка, это страшная штука! Очень страшная… Разрушительная вещь, скажу тебе…

– Нет! Не боюсь! На мой взгляд, лучше быть предметом зависти, выбрав для себя уникальную женщину, нежели предметом сострадания, выбрав для себя никчемную дуру!.. Да, кстати, – потя гивая сигару, продолжал размышлять о своем женском идеале Станислав, – есть еще один немаловажный аспект, который мог бы простимулировать мой интерес к подобной даме. Это великая сложность в её завоевании. О-о-очень великая, братишка! Очень!!!

– Что?.. Что ты сейчас сказал?! – крутя в руках какие-то носки, вытянутые им из недр чемодана, ошарашенно посмотрел на него Михаил. – Великая сложность в её завоевании? Я правильно тебя понял?..

– Мало сказать, великая! Очень великая! – добавил Станислав…

– Опомнись, Станек! Да неужели существуют в природе такие панночки, которых тебе придется завоевывать с великим трудом?! – отшвырнул-таки он от себя в сторону эти носки, поняв, что это вовсе не то, что он так старательно выискивал в чемодане…

– Вот в том-то и беда, Михаська, что для нас с тобой таких панночек не существует!.. А ведь только такая панночка, сложно доступная, как гора Эверест, смогла бы пробудить во мне война-завоевателя.

– С ума ты сошел, братишка! Не желаю тебе встретить на пути женщину-голгофу, женщину-убийцу, как гора Эверест.

– Не страшусь! – вдруг решительно воскликнул Станислав. – Ради такой женщины не побоялся бы потерять самое дорогое, что у меня есть – голову и рассудок! Хотел бы бороться за неё, а затем, как самый дорогой в жизни трофей, притащить в зубах в свое брачное ложе и уже там от души насладиться им, своим завоеванием. Ведь нет, Михаська, ничего дороже того, что дается нам, людям, с большим трудом!..

– Да неужели?!! – прямо-таки ахнул Михаил и, перестав копаться в чемодане, озадаченно уставился на Станислава. – А я и не знал, Станек, что ты знаком с трудностями, которые приходится преодолевать большими усилиями.

– С тобой не поспоришь, пан Богдан!.. – продолжая потягивать сигару, согласился с его мнением Станислав. – Мне повезло в жизни… Моя судьба никогда не отказывала мне ни в чём, чего бы я ни пожелал. Может, поэтому-то я и не научился ценить любовь женщин, ведь их любовь даётся мне без всяких усилий. Но я мечтаю о панночке, которая принудила бы меня добиваться и завоевывать ее с великим трудом, с великими страданиями…

– Ой, Станек….. не смеши ты меня!.. – проворчал себе под нос Михаил, прилагая при этом все усилия к тому, чтобы расстегнуть неожиданно заевший замок своего третьего чемодана. – Ты, братишка, обречён брать женщин голыми руками. Обречён их брать bez problemu i zbędnych emocji. Другими словами, без суеты и лишних эмоций. Даже не сомневайся!..

– Скорее всего, ты снова прав, Михаська. Но, знаешь, я часто сожалею о том, что мне так легко удается завоевывать женщин. Очень сожалею… Никакой в этом, брат, поэзии нет…

– Ох, Станек, всем бы твои трудности! – с облегчением выдохнул Михаил, наконец-то справившись с замком своего третьего дорожного чемодана. – Хотя…. не смогу с тобой не согласиться, братишка. Неплохо было бы повстречать на своем жизненном пути такую панночку, какую ты только что описал выше, да еще, что немаловажно, с хорошим приданым. Я угадал? – тихо рассмеялся он себе под нос.

– И не просто с хорошим, Михаська, а с очень хорошим приданым! – довольный его пониманием, добавил Станислав. – Ох…. такая бы панночка меня точно заинтересовала. Пожалуй, женился бы на ней, не раздумывая! – расплылся он в мечтательной улыбке.

– А как же любовь, Станек? Ведь нет гарантии того, что, несмотря на все выше перечисленные выдающиеся качества той барышни, ты смог бы полюбить ее всем своим сердцем… А без любви-то, какая это жизнь…

– О какой любви ты все толкуешь, брат?! Заладил – любовь,, любовь… Наслушался вздора, глупец! – с возмущением смотрел на него из кресла Станислав, где по-прежнему возлегал с сигарой в зубах. – Верить в любовь, Михаська – это удел ещё юных, розовощеких глупышек с веснушками на вздернутых носах да романтичных гимназистов, которые ещё не поняли, что им по жизни уготованы шуры-муры не с одной женщиной, а с множеством разных. Любви нет – и никогда её не было, пан Богдан! Есть временная влюбленность, которую ветром сдувает, как только начинаются серые семейные будни.

– О, нет, Станек, тут я с тобой не соглашусь… Любовь была, есть и будет! Вот только не каждому свою честь оказать спешит, – принялся Михаил натягивать себе на ноги те самые чёрные носки, которые наконец-то отыскал среди множества вещей в своем чемодане.

Неожиданно… в дверях комнаты появилась горничная Кристина. В высоко поднятой вверх руке она держала двое плечиков, на которых был аккуратно развешан безупречно отутюженный фрачный костюм Михаила. Встретившись взглядом со Станиславом, она затравленно засуетилась… Когда же поймала на себе взгляд Михаила, сделала реверанс в его сторону и робко сказала: «Ваш костюм, пан Богдан».

– Большое спасибо, Кристина! – любезно поблагодарил ее Михаил. – Пожалуйста, повесь его на открытую дверцу шкафа.

Сделав всё, как ей приказали, Кристина быстро направилась прочь из комнаты. Но… обходя раскрытые чемоданы Михаила, которые лежали на полу и практически полностью перекрывали собой путь к входной двери, она, неожиданно зацепившись ногой за ремень одного из этих чемоданов, споткнулась, а не упасть ей помог Михаил, вовремя подхвативший ее под локоть. Кристина сильно стушевалась, ее лицо сделалось пунцовым: «Простите меня, ради Бога, пан Богдан!» – схватилась она за сердце…

– Ты ни в чем не виновата, Кристина. Это я виноват, что завалил весь проход, от шкафа до дверей, своим багажом. Так что ты меня прости, пожалуйста…

Ничего ему не ответила на это перепуганная горничная, только ухватилась руками за пунцовые щеки и выбежала прочь из комнаты…

– Слуг не благодарят, Богдан!!! И уж тем более… не просят у них прощения!!! – мрачно глядя исподлобья на Михаила, проговорил из кресла сквозь зубы Станислав. – Иначе они уважать своего хозяина не станут! – затушил он нервозно в пепельнице свою сигару…

– Станек, – сконфузился Михаил, – я думал……………………..

– Пора бы уже знать, а не думать!!! – подскочив с кресла, рявкнул Станислав…

– Ничего не поделаешь, пан Войцеховский, я с прислугой не жил… Сам из семьи прислуги…

– Всё!!! Не молоти вздор!!! – заложив руки в карманы брюк, принялся хаотично расхаживать по комнате сильно нахмуренный Станислав. – Я знаю, Богдан, кто твой кровный отец, и мне этого достаточно! А кто твоя мать…. от этой информации мой мозг научился защищать мою психику. Научился все чёрное, что касается твоего происхождения, переработать в белое, направляя эмоции в сторону добра. Так что не дразни мой характер, а лучше войди в моё положение…

– В какое такое твоё положение я должен войти, Станек? – боясь еще больше встревожить спесивого своего друга, осторожно уточнил у него Михаил.

– Wszystko!!! Idź do diabła! К чёрту!.. К чёрту!..

Михаил не решился больше затрагивать Станислава. Он почувствовал, что в нём что-то сломалось и между ними пролегла полоса отчуждения. Скорее всего, ему следовало бы сейчас побыть наедине с самим собой и хорошо разобраться в своих чувствах… Впрочем, как и Михаилу…

На время в их комнате повисло молчание… Михаил бессмысленно перекладывал вещи из своего чемодана на полки шкафа, Станислав же, прохаживаясь по комнате, с холодным отчуждением поглядывал на него со стороны.

Они оба понимали, что в их отношениях сложилось что-то не так, но оба не знали, что теперь с этим надлежит делать. Не знали, как теперь выйти из неприятно сложившейся ситуации. Михаил с еще большим усердием стал перекладывать свои вещи из чемодана в шкаф, а Станислав отошел к окну и стал вглядываться куда-то вдаль…

Из распахнутых в сад окон подул легкий ветерок, подняв высоко-высоко вверх белые воздушные занавески. С деревьев тихонько осыпались листья. Успев потерять былое буйство зеленых оттенков, кружили они в воздухе и тихонько ложились на вычищенные работниками сада дорожки. Неожиданно налетевший поток ветра подхватил их с земли, поднял в воздух, закружил и понёс прочь из сада, далеко-далеко от родных деревьев, на которых они родились, выросли и прожили целое лето…

С печалью в глазах взглянул Михаил в сторону Станислава, одиноко стоящего у раскрытого настежь окна в сад. Величественный, красивый, одинокий и неприступный. Ветер слегка колыхал волнистые пряди его волос, внося в его до мелочей продуманную прическу некий хаос. Но он не обращал на это ровным счетом никакого внимания. Он полностью ушёл в себя…

Еще со времен гимназии Михаил прекрасно знал заносчивый характер своего друга Станислава Войцеховского. Прекрасно помнил, что тот всегда делил людей на два сорта – на тех, которых подпускал к себе и умел быть с ними терпимым, и на всех остальных, которым никогда бы не даровал своего доброго расположения. Сейчас Михаил ощущал себя в числе вторых…

А еще Михаил прекрасно знал, что Станислав любит его, своего друга Михаила Богдана. Любит!.. И любит искренне, как дорогого своего брата. За время их дружбы Станислав научился признавать свои ошибки, научился просить у Михаила прощения. А ведь признание ошибок – это и есть тот важный шаг, который помогает вносить поправки в отношения людей, направляя их в сторону добра. И Михаил никогда не забывал об этом, поэтому, не раздумывая, подошел к Станиславу сзади и положил ему на плечо свою руку…

Станислав какое-то время стоял недвижимо, потом повернулся к нему лицом и напряжённо посмотрел в его глаза. Они стояли, смотрели друг на друга и молчали… Наконец, в холодном взгляде Станислава что-то дрогнуло… Он легонько прикоснулся рукой к руке Михаила, лежащей на его плече, и тихо сказал: «Собирайся, Михаська… Мы опаздываем…».

Михаил повернулся, чтобы отойти, но Станислав придержал его за локоть: «Прости меня, братишка! Прости!.. Не хотел тебя обидеть… На самом деле, не хотел…».

Едва заметно улыбнувшись, Михаил легонько ткнул Станислава кулаком в плечо и отошёл от него. Все свое внимание он перенес на фрачный костюм, который горничная Кристина повесила на раскрытую дверцу шкафа. Снял с плечиков белоснежную сорочку и надел ее. Затем, застегнув все её пуговки и вставив в манжеты запонки, натянул на себя черные брюки, отделанные по внешним швам черными атласными лампасами… Затем надел белый пикейный жилет и старательно застегнул все три его пуговки.

Станислав с интересом наблюдал за Михаилом, который с головой ушёл в очень ответственный процесс – сборы на бал. Вяло улыбнувшись, он спросил его: «Ох, и не простое же это дело сборы на бал, не так ли, Михаська?» Однако для чего спросил, и сам не до конца понял. Ну, уж точно не для того, чтобы получить ответ на вопрос, заведомо ему известный. Тогда для чего?.. Скорее всего, для того, чтобы суметь вновь приспособиться к нему, к своему другу Михаське, вновь уловить ту дружескую волну, которую только что упустил в отношениях с ним…

– И не говори, братишка… – отрешённо ответил ему на это Михаил, ни на секунду не отвлекаясь от сборов.

– А вот интересно было бы узнать у вас, пан Богдан: сами-то вы едете на бал, чтобы развлечься, или на этой, так называемой ярмарке невест присмотреть себе спутницу жизни?

Однако Михаил ему не ответил. Всё его внимание было сосредоточено на непокорном галстуке-бабочке… Ну никак у него не получалось завязать его красиво!..

Наблюдая за муками друга, Станислав в тот же миг понял, что от него требуется, и без промедления направился к нему на помощь: «Давай, братишка, я тебе помогу».

– Не надо, Станек, – уклонился тот от его помощи, – эту деталь гардероба надлежит надевать самому. На этом настаивают традиции…

– О, cholera! Да не следуй ты уж так буквально всем предписаниям традиций! И уж, тем более, не забывай о том, что друзья всегда и во всем должны помогать друг другу!.. Поэтому давай, помогу тебе… У меня это получается лучше…

– Станек, не надо!.. – снова уклоняясь от него, уже не совсем уверенно вымолвил Михаил. – Сам справлюсь…

– Не спорь, Михаська! – расплылся в обворожительной улыбке Станислав. – Мне будет приятно поухаживать за тобой…

Михаил смущенно улыбнулся и подставил ему свою шею… И…… о, чудо!.. Всего несколько

ловких манипуляций, проделанных изящными пальцами Станислава – и шею Михаила увенчала белоснежная бабочка.

– Ну надо же, как это ловко у тебя получилось!.. – приятно удивился Михаил и со счастливой улыбкой на лице стал рассматривать в отражении зеркала свой галстук-бабочку.

– Ежедневная практика, только и всего, – осматривая плоды своего труда, сказал Станислав. И тут он поймал себя на мысли, что залюбовался своим другом Михаськой… Уж очень к лицу ему были белоснежные цвета его одежды: рубашки, манишки, жилета, галстука-бабочки. Белый цвет прекрасно сочетался с бледной кожей его лица и подчеркивал аристократичность, а черные кудри волос, густые брови и ресницы выгодно оттеняли синие, наполненные радостного блеска глаза.

– Ох, и красив же ты, Михаська!.. – невольно вырвалось у Станислава.

– Спасибо, Станек! – смущённо взглянул на него Михаил.

– Сам-то не подумываешь присмотреть себе на балу невесту?

– Ай! Выкинь из головы эти глупости, Станек! Пока университет не закончу, даже и думать о женитьбе не стану…

– А вдруг…. пресловутая любовь надумает тебе свою честь оказать… Тогда как? – поглаживая свои усики, тихо рассмеялся Станислав.

Но Михаил или не услышал его, или сделал вид, что не услышал. Он в этот момент надевал на себя фрак, а потом в отражении зеркала стал придирчиво оценивать все нюансы своего убранства… Поправил белоснежный воротничок сорочки и белую бабочку…. одёрнул полы белого пикейного жилета и полы фрака… Затем, отступив на пару шагов от зеркала, стал рассматривать себя со стороны. После чего подошёл снова к зеркалу и присмотрелся к своему правому профилю…. потом к левому… Взял гребень и зачесал назад волосы. И опять отошёл на несколько шагов от зеркала, и еще раз осмотрел себя с отдаления…

Станислав с великим любопытством наблюдал за самолюбованием своего друга Михаськи… на губах его трепетала едва заметная добродушная улыбка…

Между тем Михаил, налюбовавшись на свое отражение в зеркале, направился к одному из своих чемоданов, из которого достал черные лаковые туфли. Увидев его туфли, Станислав сначала посмотрел на них с удивлением, а потом громко рассмеялся…

Михаил стоял посередине комнаты с туфлями в руках и с непониманием смотрел на него…

– Ну, Михаська, ты меня убил наповал! – не в силах уже успокоиться, смеялся все сильнее и сильнее Станислав. – Это что, твои туфли?..

– Что-то не так?.. – принялся обеспокоенно рассматривать свои новые туфли Михаил. – В Варшаве перед самым отъездом купил их. Знал бы ты, сколько я за них отвалил!..

– Да не в этом дело, брат Михаська, – всё смеялся Станислав…

– Тогда почему смеешься?..

Станислав и рад был бы пояснить обеспокоенному другу причину своего смеха, но у него из этого ровным счетом ничего не получалось… Не получалось, и всё тут…

Наконец, едва совладав с собой, спросил: «Ты мне лучше скажи… Ой… подожди, – снова стал он смеяться, – какой размер обуви у тебя?» – всё-таки выдавил из себя с трудом…

– Сорок шестой… – по-детски доверительно признался ему Михаил. – А то ты, Станек, сам не знаешь, какой у меня размер обуви!.. – вдруг психанув, со злостью посмотрел Михаил на заливающегося хохотом своего друга…

– Да знаю, знаю, что сорок шестой размер ноги у тебя… Но смотрятся они гораздо больше, братишка, – все смеялся Станислав. – Ой!.. Уже и не помню, когда так смеялся… Ну ты и насмешил меня, брат…

Михаил снова оценивающим взглядом окинул свои туфли, потом… туфли, которые были на ногах Станислава: «Да у тебя и у самого-то, брат, лапища – о-го-го, какая! Кто бы смеялся…»

– Да в том-то и дело, что тоже большая. Сорок пятый размер у меня, – продолжал смеяться Станислав. – Такие лапы, как у нас с тобой, Михаська, редко где найдешь… Да уж… вымахали мы с тобой, брат, – подошёл он к Михаилу, взял его под локоть и подвел к зеркалу.

Они стояли плечом к плечу у зеркала и внимательно рассматривали самих себя и друг друга в его отражении. Оба высокие, статные. Один златокудрый, другой – брюнет с роскошными кудрями… Светлые лица… Высокие лбы… Идеально очерченный изгиб красивых густых бровей… Точеной формы носы, только у Станислава, в отличие от Михаила – с небольшой горбинкой. Большие, выразительные глаза: у Станислава карие, у Михаила синие. Движения их неторопливые, вальяжные. Внешнее и внутреннее их содержание красноречиво отражает в мир благородство их происхождения…

– А знаешь, Михаська, – вдруг прервал молчание Станислав, – я вот о чем всё хотел с тобой поговорить. Тебе никогда не приходило в голову, что мы с тобой и в самом деле братья? Никогда об этом не задумывался?

– В каком смысле – братья? В духовном?..

– Нет, Михаська, в прямом смысле этого слова… Вспомни Ясно Вельможного пана Ордоновского. Вспомни этого Дон Жуана. Сколько женщин перебывало в его постели! Скольким он судьбы испортил из-за безответной любви! И ведь с твоей матушкой, простой крестьянкой, тоже успел переспать. Ведь это он – твой настоящий отец, а не Селивестр Богдан!..

– Только и всего?!! – разочаровался в сказанном им Михаил. – Я-то подумал, что ты мне что-то новенькое расскажешь. О том, что я внебрачный сын барона Ордоновского, двадцать восемь лет ни для кого не является секретом.

– Тогда, Михаська, давай с тобой немного поразмыслим. Итак… всем известно, что по Ясно Вельможному пану Стефану Ордоновскому сохли все, без исключения все женщины. Не так ли?!

– Еще бы! – усмехнулся Михаил. – Это не просто мужчина, это сам Зевс! Зевс во плоти! Мой папаша, он еще то-о-от самец!..

– В том-то и дело! – согласился с ним Станислав. – И ты знаешь, брат, участь сохнуть по Ясно Вельможному пану не обошла и мою матушку. Ведь и она побывала в постели этого знойного самца, этого Зевса во плоти…

– Что-о-о?!! – опешил Михаил. Нет, не опешил… Он просто-таки врос ногами в пол. – Откуда ты об этом знаешь, Станек?..

– Знаю, Михаська! Знаю!.. Дело в том, что не так давно был я свидетелем разговора своей матушки с моим отцом и впоследствии много размышлял об услышанном, много анализировал и сравнивал…Так вот… Как-то мой отец, Адам Войцеховский, вернулся домой только под утро… Вернулся подшофе… Очевидно, у кого-то из господ в преферанс всю ночь играл. Матушка упрекнула его в неверности, и тогда он в сердцах выкрикнул: «Сама шлюхой была хорошей, и Станислав – верное тому подтверждение!!! Господа мне уже открыто об этом в лицо говорят…»

– О чём?.. – скрыто улыбнулась моя матушка.

– О том, что Станислав не мой сын…

– И чей же он сын? – вкрадчиво поинтересовалась у него моя матушка.

– Ах, да-а-а… ты же не знаешь, чей он сын! Хорошо!.. Открою тебе тайну. Соседа нашего Стефана Ордоновского он сын!..

– Ах, вот как?! – прямо-таки вспылила мать. – В таком случае пусть эти господа не за чужими, а за своими женами присматривают! А то ведь я быстро разочарую всех твоих наушников в их же женах, которые, в отличие от меня, и в самом деле им изменяют! Причём, самым наглым образом. Даже знаю, где, и знаю, с кем! А что касается моей связи с бароном, так это еще доказать надо! А у кого эти доказательства есть? Ни у кого их нет и никогда не будет! Так что всё это – пустые, ничем не обоснованные домыслы!

– Ах, вот оно, в чём дело!.. – побледнел от злости мой папаша. – Надеешься на то, что ни у кого нет доказательств, которые бы подтверждали твои шашни с бароном?! Ну, знаешь!.. – принялся он метаться по комнате. – Ты, очевидно, и впрямь меня за дурака держишь, коль уж думаешь, что я не замечаю, какими ты глазами на Ясно Вельможного пана поглядываешь… А я все вижу! Не слепой!!!

– Это какими же глазами я на него поглядываю?.. – невозмутимо спросила его моя мать. – Интересно было бы узнать…

– Какими?.. Глазами изголодавшейся самки, вот какими!.. – задрожали губы и щеки моего отца от негодования… – Да, да! Глазами изголодавшейся самки ты всегда на него смотришь! Самки, ещё и ещё желающей любви от этого мощного кобеля. Надо быть слепоглухонемым, чтобы не понять, что между вами уже что-то было!.. Было!!! И было не раз!!! Но тебе все мало… Мало… Тебе ещё и ещё подавай сладеньких утех с этим пошлым развратником! Да и зачем далеко ходить, если главное доказательство твоих измен каждый день перед моими глазами слоняется. Может, ответишь мне, в кого это Станислав под два метра ростом вымахал, точь-в-точь, как наш сосед, Ясно Вельможный пан Ордоновский? Может, в меня? Ха-ха-ха! Тогда, наверное, в тебя? Тоже – ха-ха-ха! Да в твоей и моей родне все – чуть более полутора метров в росте! А внешние данные!.. Что-то, моя любимая супруга, я ничего своего в Станиславе не нахожу! Зато вот от барона Ордоновского у него – всё!.. И глаза… причем, заметь, карие глаза, как у самого Ясно Вельможного! А у нас с тобой, между прочим, глаза голубые. Не так ли?! И роскошные вьющиеся волосы Станислава – тоже точь-в-точь такие же, как у Стефана Ордоновского, в отличие от моей плюгавой лысины и твоих жиденьких белобрысых волосенок, прикрытых дюжиной накладных паричков. А сколько в характере Станислава надменности, капризности, заносчивости! Не поймёшь, с кем общаешься – или с собственным сыном, или с их сиятельством бароном Ордоновским!..

Услышанное застало Михаила врасплох… Он озадаченно развел руками… потом в размышлениях стал пожимать плечами…. потом вдруг глупо улыбнулся и наконец-то растерянно спросил: «Станек!.. Почему же ты мне раньше ничего об этом не рассказывал?.. Ведь это потрясающее известие!»

– Ach, cholera!.. Сам об этом только этим летом узнал, когда с родителями в Питере встречался… Они туда из Варшавы на время войны переехали.

– Так вот оно в чём дело?.. – всё поглаживая свою маленькую бородку, раздумывал Михаил. – Так, может, потому-то с самого раннего детства мы и были с тобой неразлучны? Не иначе, как зов крови, братишка! О, Jezus Maria! Да ты, скорее всего, и вправду мой брат! – вдруг он на радостях саданул Станислава в плечо, да так саданул, что тот на несколько шагов отскочил от него в сторону и, инстинктивно ухватившись за место удара, болезненно поморщился…

– Вот это новость, Станек?! – продолжал изумляться Михаил. – Нет! Ты посмотри, что творится! А что, если ты и в самом деле мой брат?! Ну, братишка, ты даешь!..

– Не я, Михаська, даю, – потирая место удара, направился Станислав к своему креслу, – матушка моя даёт! – погрузившись в него, с усмешкой сказал он. – И не кому-нибудь даёт, а самому барону Ордоновскому!.. Самому Зевсу во плоти!..

– Да-а-а… вот так расклад событий! – все изумлялся Михаил, надевая на ноги свои новые туфли. – И ведь это говорит только о том, что мы с тобой, Станек, и в самом деле братья! Ну что ж…. я этому безмерно рад! Рад и благодарен Ясно Вельможному пану за то, что, благодаря его любвеобильности, в этом мире есть мы с тобой, – довольно улыбаясь, принялся он шнуровать свои туфли…

– А знаешь, Михаська, я вот о чём сейчас неожиданно подумал, – начал было говорить Станислав, но, не договорив, снова рассмеялся… Он смеялся и смеялся, не в силах что-то произнести. Михаил же стоял в новых туфлях с прикованным к нему взглядом и мучительно выжидал, когда же его Станек наконец-то насмеётся и продолжит недосказанную им фразу. Но тот все смеялся и смеялся… Наконец, справившись со смехом, продолжил: «Слава Богу, братишка, что мы с тобой уехали из тех краев! О, Wielkie Nieba!.. Слава Богу!..» – смахнул он с глаз слезы…

– Почему? – все еще не понимал причину его смеха Михаил.

– Да потому, что рано или поздно в наших с тобой постелях уж точно бы побывали родные сестры. Не удивлюсь, если у барона, помимо нас с тобой, где-то ещё есть внебрачные дети…

Тут молодые люди рассмеялись разом, а затем принялись вспоминать всех панночек, некогда встречавшихся на их пути в их родных краях, внешние данные которых были чем-то схожими с их внешними данными либо с внешними данными Ясно Вельможного пана Ордоновского.

Но тут…. Станислав неожиданно помрачнел и сменил тему разговора…

– Плохо только то, Михаська, что твой Ясно Вельможный папенька скопидомом по отношению к тебе оказался…

– Неправда, Станек!.. Вот уж неправда!.. – принялся Михаил с запалом страстей отстаивать своего отца. – Разве он не дал мне денег на учебу в университете?.. Дал!.. Неужели этого мало? А в детстве… Если бы не он, разве смог бы я учиться в гимназии?.. Ведь какая там высокая плата за обучение была! Не видать бы мне, сыну батраков, учёбы в гимназии!

– Где мы с тобой и сдружились – правда, братишка? – подхватил его мысль Станислав.

– Да, Станек… Именно там, в гимназии, мы с тобой и сдружились.

– Хорошая была гимназия, – сладко зевнув, сказал Станислав. – Самые лучшие педагоги в ней работали – передовые, опытные! Вот стоимость обучения и была высока. А помнишь, Михаська, как мы с тобой к учителю танцев на занятия ходили? – вдруг оживился Станислав…

– Это тот, который с усердием каждое «па» отрабатывал с нами? А еще – балетные позиции, антраша, сложные фигуры бальных танцев, походку, поворот головы, поклоны…

– Да, он!.. Француз по кличке «Плёха».

– Конечно же, я прекрасно его помню, Станек! Из балетных он был. Гибкий… Грациозный… Спина ровная, как струна натянутая. Еще бы я его не помнил!..

– Да… Актёром балета был наш «Плёха»… Правда, уже отставным…

– А помнишь, Станек, сколько мы над ним подшучивали?..

– Помню, Михаська!.. Всё пытались научить его русское слово «Плохо» выговаривать. Но… безуспешно!.. – улыбнулся Станислав.

– Да… Безуспешно… – согласился с ним Михаил. – Так и не научился наш «Плёха» выговаривать русское слово «Плохо», хотя использовал его бесконечно. Сколько ни выписывали мы с еврейским старанием всевозможные кренделя ногами, разучивая мазурку ли, польку, вальс или котильон, ему всё «Плёха» да «Плёха»!

– Да уж…. даже при этом краснел весь и трясся от злости, особенно во время разучивания котильона..

– О, котильон!.. Только не напоминай мне об этом танце, Станек, – поправляя свои волосы у зеркала, взмолился Михаил. – Сложно он мне давался… Пойди тут сразу запомни, в какую сторону следует в определенный момент повернуться или бежать и какой из дам прежде поклониться.