Текст книги "Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…"

VII. Страшная, жестокая месть пана Медлера

Весь оставшийся день пан Медлер ходил сам не свой. Злоба, скопившаяся в его сердце на плотника, никак не находила себе выхода на свободу и мучительно терзала его нутро.

Ему уже не было никакого дела до каких-то там дворовых, которые уже и сами, без «душевных» наставлений своего пана управляющего, прекрасно соображали, что от них требуется и чем им неукоснительно следует заниматься.

Всё это время в голове пана управляющего зрел план, как бы побольнее отомстить «выскочке Селивестру».

Была у него одна очень неплохая на этот счет идея… Была, была… Очень неплохая была идея… «Надо только провернуть всё так, – импульсивно размышлял он, – чтобы потом с потерпевшей стороны не было никаких подозрений. И тогда плотник Селивестр получит по заслугам, а мне, пану Медлеру, ничего за это не будет…».

А план его был таков… Пан Медлер вдруг вспомнил об одной очень удивительной истории, произошедшей много лет назад. Тогда его барин, барон Стефан-Райнхольд Ордоновский, был еще очень молод и только учился управлять своими владениями, доставшимися ему в наследство от его отца, барона Ордоновского-Старшего. Этот период жизни был непростым для малоопытного наследника. Приходилось вникать во все премудрости и тонкости управления землями, усадьбами, документами, людьми.

Светлым лучом в тогдашней, беспросветно-деловой жизни молодого барона Стефана, стала милая, очень целомудренная, утонченная во всех отношениях княжна Марийка Левандовская.

Марийка Левандовская принадлежала к очень знатным родам польской и литовской шляхты. Владения ее отца, князя Левандовского, высокого, статного брюнета с утонченными чертами лица, с синими глазами, очаровательной белозубой улыбкой, по натуре весельчака и балагура, находились в непосредственной близости от владений барона Ордоновского-Старшего.

Княжна Марийка Левандовская была копией своего роскошного, породистого отца и была его единственной и любимой дочерью. Отец Марийки, князь Левандовский, и отец Стефана, барон Ордоновский-Старший, были добрыми соседями, хорошими друзьями и надежными партнерами по их серьёзному совместному предпринимательству. А ещё оба Пана были страстными любителями помпезных выездов на охоту, когда по всей округе трубили в рога и горны, землю сотрясали копыта лошадей, а атмосферу разрывал жуткий лай несметного полчища собак.

Помимо охоты, барон Ордоновский-Старший и князь Левандовский были страстными любителями карт, вина и женщин. Женщины!!! О!.. До чего же оба этих известных во всей округе ловеласа прекрасно знали в них толк!!!

Когда Стефан и Марийка были еще детьми, их отцы уже тогда решили породниться между собой, надумав для этого связать своих отпрысков брачными узами. Для осуществления задуманного оставалось дождаться только одного: когда же их дети наконец-то подрастут, а затем получат достойное их статуса образование.

Тема сватовства детей была любимой темой двух отцов, особенно когда они подшофе до поздней ночи просиживали за карточными столами в игровом клубе. Уже не на шутку размечтавшись, оговаривали они приданое невесты и жениха, место проведения свадьбы, спорили, какой город Франции или Италии лучше подойдёт молодоженам для проведения там ими медового месяца. Ярые споры, а порой и размолвки разворачивались между отцами даже тогда, когда они предопределяли место проживания будущей супружеской пары, количество будущих внуков, их пол и даже имена.

Ну, что ж… годы пролетели быстро… Дети выросли, получили прекрасное образование и, действительно, детская их дружба начала перерождаться во что-то большее, нежели невинные детские забавы… Этот неоспоримый факт тешил души двух закадычных друзей: барона Ордоновского-Старшего и князя Левандовского, вселяя в них надежду, что они и в самом деле вскоре станут сватами.

Молодого барона Стефана Ордоновского в княжне Марийке Левандовской устраивало всё!.. Ее добрая открытая душа, детская непосредственность и отсутствие всего неискреннего, притворного. Его восхищала её стать, высокий рост, утончённый профиль лица и длинная, тонкая шея. Робкий взгляд больших синих глаз и роскошная черная коса, которую она укладывала на затылке в замысловатую корзинку и изящно украшала заколками с бриллиантовыми головками.

Марийка Левандовская никогда не обременяла Стефана Ордоновского своим присутствием – напротив, благодаря тому, что была высокообразованным человеком, доставляла ему массу удовлетворения от общения с ней. Она умела с легкостью поддерживать разговор на любые затронутые им темы… Читала ему много душевных стихов, многие из которых талантливо писала сама. Стефану Ордоновскому нравилось наблюдать за тем, как ее нежные бледные щечки трогает легкий румянец, когда она, пересиливая смущение, мужественно отвечает на его каверзные вопросы или откровенно делится с ним своими девичьими мечтами. Ему нравилось, как она трепетно относится к природе и всему живому, что населяет землю, нравилось, что никогда и никого не оговаривает, никому не завидует и ни о ком не судит строго.

Долгими летними вечерами, а время их сильной привязанности друг к другу выпало именно на эту пору года, бродили они вдвоём по аллеям парка, нежно держась за руки, просиживали в полумраке комнаты при свете зажжённых свечей. Молодой барон Стефан был с ней галантным кавалером, очень предусмотрительным и романтичным.

Пан Медлер прекрасно помнил, с какой крайней настороженностью наблюдал он тогда за первой влюбленностью своего молодого хозяина и за тем, как тот начал разительно меняться прямо на его глазах, находясь под воздействием охватившего его сильного чувства к женщине. Помнил, каким он стал отвлеченным от реального мира, задумчивым и рассеянным. Помнил, как подолгу сидел в одиночестве у камина и, глядя на огонь, всё о чем-то раздумывал, раздумывал. То, пришпорив своего любимого жеребца Ганса, уносился в неизвестную даль, навстречу вольному ветру и раздольным просторам своего поместья.

Тягостным бременем, и даже пыткой, стали вдруг для молодого барона Стефана каждодневные однообразные хлопоты, связанные с усадебными делами. Напрягало его регулярное ведение расходов, доходов, каких-то юридических документов, утомлял неусыпный контроль над сельхозугодиями, лесами, озерами, садами. Ведь всё это надо было содержать в достойном виде, а для этого требовалась светлая, не затуманенная влюблённостью голова. Поэтому все текущие в ту пору вопросы, связанные с управлением имения, стал он всецело перекладывать на плечи своих управляющих: пана Обуховского, пана Эдмонда Смилшкалнса и, конечно же, на него, на пана Медлера…

Пан Медлер помнил, как в то время молодой его барин на все сложные переговоры с компаньонами по предпринимательству непременно брал его с собой, чтобы, благодаря неусыпному его контролю, не допустить какого-либо промаха в коварных и хитроумных замыслах конкурентов. С одной стороны, ему это льстило, с другой стороны, беспокоило. Ведь брал-то он его, по большей части, потому, что голова его была забита не ответственными делами, а глупостями, связанными с женщиной.

Мало того, и что более всего было ужасно, хозяин вполуха и как-то уж совсем неблагодарно выслушивал все его доклады о пресечённых им, в его же имении, беспорядках, а ведь он так рассчитывал на его похвалу и внимание к себе. Зато… с нетерпением вглядывался в окно в ожидании приезда княжны Марийки Левандовской. Когда же экипаж княжны наконец-то въезжал во владения молодого барона, он выбегал ей навстречу, помогал выйти из кареты, долго целовал её ручки и, на подъеме радостных эмоций, как самого дорогого гостя, препровождал в свой дом.

Таким своего барина пан Медлер не знал еще никогда… А знал он его с самого младенчества. Для пана Медлера наступили мучительные времена. Он понял, что морально ему следует готовиться к неизбежному, к тому, что у него, у пана Медлера, вскоре, помимо хозяина, появится еще и хозяйка по имени Марийка. А если в скором будущем еще и дети народятся, которые будут сотрясать своими неистовыми криками и пронзительными визгами всё окружающее пространство, то вообще прощай спокойная, размеренная жизнь рядом с любимым Ясно Вельможным Паном. От этих мыслей у пана Медлера сводило челюсти, а зубы издавали злобный, отвратный скрежет.

Но недолго пришлось источать пану Медлеру свирепую злобу на романтические отношения своего Пана. Удалось-таки его неистовству стереть в порошок зарождающийся роман двух молодых людей. Отношения Стефана Ордоновского и Марийки Левандовской потерпели фиаско… Причем так неожиданно, так банально…

Приехала к княжне Марийке из Кракова подруга ее детства. Очень разбитная особа по имени панна Терезка Слежинская. Среднего роста и, несмотря на свой ещё юный возраст, дивчина с очень женственными, очень аппетитными формами тела. Да ещё, вдобавок ко всему, с роскошными рыжими волосами, смазливым личиком, ямочками на щечках и задорным, игривым взглядом. Этакая рыжеволосая бестия-хохотушка, любящая распалять в мужчинах недвусмысленный к себе интерес.

Молодой барон Стефан Ордоновский с первой же минуты знакомства с панной Терезкой понял, чего желает от него эта проказница. Об этом ему поведал ее призывный, манящий к себе взгляд. Он уловил его в тот самый момент, когда при знакомстве с ней целовал ее ручку. И она незамедлительно получила от него всё то, чего так страстно возжелала… Увы!.. Увы!.. Увы!.. Этот факт не ускользнул из поля зрения княжны Марийки, и она, как-то так неожиданно, никого не предупредив, уехала в сопровождении своей матушки в Краков и там, на каком-то приеме, познакомилась с роскошным русским офицером, который в нее влюбился с первого же взгляда и до умопомрачения. За него, впоследствии, она и вышла замуж…

Пан Медлер от свалившегося на его голову счастья ликовал втихомолку, в то время, как молодой его барин страдал и убивался от несносной печали. Его мучило глубочайшее разочарование в своем поступке… Он ходил угрюмым, раздражительным и озлобленным на весь белый свет. Отказывался есть… Напрочь закинул руководство делами усадьбы… Отказывался от всех приглашений на балы в соседние дома… Отменял все без разбору деловые встречи.

Однако… нельзя сказать, что всё это продолжалось слишком уж долго… Вскоре он увлёкся другой женщиной, которая помогла ему смягчить чувство тоски по княжне Марийке. А потом он увлёкся еще какой-то женщиной… Через время… ещё какой-то… А вскоре… стал менять их, как перчатки…

Когда же из Кракова до него дошли слухи, что княжна Марийка выходит замуж за какого-то очень перспективного в плане военной карьеры офицера, сильно задумался над тем, а нужны ли ему вообще были все эти женщины, с которыми он проводил всё своё свободное время, пытаясь определить для себя, а в состоянии ли они заменить ему Марийку?.. В состоянии ли подарить ему все те важные и необходимые его сердцу чувства, которые дарила ему она, ненаглядная его девочка?

Нет!.. Конечно, нет!.. Ведь все эти женщины и были-то в его жизни только для того, чтобы отвлекать его мысли от княжны. А может, ещё и для того, чтобы доказать самому себе, а главным образом – ей, Марийке, что неплохо проживет и без неё. Доказал?.. Теперь-то уже понимал, что нет… Конечно, нет!..

Ох…. как казнил он себя за то, что не поехал тогда за ней в Краков и не пал перед ней на колени. Не вымолил прощения за свой безумный, бездумный, отвратный уже и самому себе проступок. Его мозг беспрерывно сверлили мысли: а что, если он упустил ту неповторимую, ту ненаглядную, ту желанную, которая могла бы стать для него единственной возлюбленной на всю его жизнь… Могла бы стать хранительницей его семейного очага… Могла бы стать той единственной женщиной, от которой бы он хотел иметь красивых и породистых детей…

Как-то по прошествии многих лет с того злополучного расставания с княжной Марийкой у Ясно Вельможного пана Ордоновского, по обыкновению, собрались в доме господа. В курительной комнате, подшофе, они о чём-то оживленно разговаривали. И пан Медлер, по присущей ему манере, в самый ответственный момент «совершенно случайно» оказываться в надежном своём укрытии, а в конкретной ситуации – за портьерой, висящей на двери в эту самую курительную комнату, стал свидетелем очень интересного признания со стороны своего барина. Тот вдруг признался господам, что, несмотря на уже немалый срок давности, не выходит у него из головы княжна Марийка Левандовская, которую он так глупо и так бездумно потерял в свои молодые годы. Признался и в том, что чувства нежности, страстного влечения к ней до сих пор бередят его душу, ведь княжна Марийка оказалась единственной особой на его пути, которую он так и не познал, как женщину…. о чем очень, очень до сих пор сожалеет…

«Стефан! Так, может, потому-то и засела она острой занозой в твоем сердце, что оказалась единственной из всех женщин, с кем тебе не удалось переспать? – посмеивались тогда над ним хорошо подвыпившие его друзья… – А сложись всё, как с остальными прелестницами, может, и думать-то о ней давным-давно позабыл?..».

Ничего им тогда не ответил на это барон Ордоновский, только устремил свой напряженный взгляд куда-то вдаль и очень смачно затянулся сигарой…

Вот на этом-то пассаже и надумал пан Медлер разыграть партию мести с «выскочкой Селивестром»!!! И битой пешкой в этой партии, по его задумке, предстояло стать ненаглядной его жене Ганке, которая была необычайно схожа с княжной Марийкой Левандовской… Просто её копия!!! Просто зеркальное ее отражение!!! Такое же бледное личико, точно такие же большие синие глаза, те же утонченные черты лица и тот же кроткий, доверчивый взгляд. Даже коса… точно такая же, длинная и чёрная. Только вот росточка, в отличие от княжны Марийки, совсем уж маленького. Такая вся хрупкая, изящная, как статуэтка. Пан Медлер помнил, что когда впервые увидел жену плотника Селивестра, то чуть было не лишился чувств. Такого потрясающего сходства между людьми ему еще не доводилось встречать!.. Но барину своему об этом ничего не сказал…

«Ну что, пан Богдан, поиграем?.. – цвиркнул сквозь плотно сжатые зубы мутной слюной пан Медлер… – «Жёнку твою, Ганку на кон ставлю!!! Она, именно она станет той самой мормышкой, на которую непременно должен будет клюнуть наш Пан, увидев в ней свою незабвенную княжну Марийку, с которой ему так и не удалось переспать и которую он страстно желает до сих пор. Вот этой подменой я и отомщу тебе, ненавистный выскочка!!! Доигрался, гад?!! Ну и получай!!!» – резко одернул он свою душегрейку, подбитую заячьим мехом и, недолго раздумывая, большими шагами направился в сторону мастерской плотника Селивестра Богдана.

Когда пан Медлер возник перед дверями столярной мастерской плотника Селивестра, того это крайне удивило… Уж не ругаться ли он снова пожаловал?! Но пан управляющий смотрел на него умиротворенно…

– Ты прости меня, Селивестр, что у нас с тобой всё так неприглядно сложилось, – заговорил он вдруг с не присущей ему вежливостью. – Я имею в виду наш конфликт на конюшне, возникший из-за мужичишки. Понимаю… ох, как понимаю, что переборщил я с ним. Определенно, переборщил!.. – напряжённо взглянул он на плотника и, сделав паузу, виновато вздохнул… – Но-о-о с ними-то, мужиками, Селивестр, по-другому никак нельзя. Мужики, они ведь, Селивестр, любят, чтобы их на путь истинный наставляли. А так у них в голове одно – пьянки, гулянки, что-то украсть, где-то перепродать, где-то соврать, где-то нагадить и главное, только бы не работать. Если бы не страх перед моей муштрой, они бы пальцем о палец в имении Пана не ударили. Поверь уж мне на слово!.. Из века в век это мужичье, Селивестр, были, есть и будут шалопаями и разгильдяями. Они созданы Господом быть рабочими лошадьми. Поэтому Всевышний, дав им недюжинную физическую силу и приспособляемость к любым, даже самым ужасающим условиям жизни, не дал ни грамма интеллекта. А всё для того, Селивестр, чтобы этот интеллект, способный призывать человека к раздумьям, не отвлекал их мысли от прямого предназначения – быть навозными червями и тягловой рабочей силой. Да и зачем он им, интеллект этот, если их задача – дерьмо выгребать, землю копать, мешки таскать? А думать за них и принимать решения приспособлены те, которые наделены мыслительными способностями – другими словами, тем самым интеллектом. Не жалей их, Селивестр!.. Я знаю, ты человек другого полета, хотя тоже из босяков. Но человек ты талантливый, ответственный, умеющий быть благодарным за доброту, проявленную к тебе, и за доброе слово, сказанное в твой адрес. Я знаю, что такое случается в природе, когда в семье батраков рождаются талантливые, добропорядочные люди, как ты. Но это явление редкое!.. Ох, до чего же редкое, Селивестр!!! Поскольку всё это не является правилом, а является исключением из него. Вот поэтому, Селивестр, в силу того, что ты человек с доброй душой и честных правил, всех остальных своих собратьев по вашему холопскому происхождению судишь исключительно по себе, при этом ошибочно полагая, что все эти люди под стать тебе. Ан нет, Селивестр! Тебя же не надо палкой на работу гнать. Знаю, знаю, что не надо. А всё почему? А потому, что тебе присуще чувство долга перед делом, перед семьей, и ты сам знаешь, что к долгу этому надо относиться с полной ответственностью. Вот и я, Селивестр, как и ты, к долгу своему отношусь с полной ответственностью. А все они, – указал пан Медлер плеткой в сторону хозяйственного двора, – только отвернись от них на минуту, тут же всё, что плохо лежит, растащат и пропьют. И глазом моргнуть не успеешь, как пропьют. Они не умеют быть людьми с большой буквы, поэтому живут только низменными потребностями. И ничто этих людей не изменит, даже хорошая жизнь!.. Напротив, Селивестр, хорошая жизнь сделает плебея еще большим хамом. Никогда не жалей их, Селивестр. Их спины приспособлены под плеть и розги. Не подохнут!!! Вытерпят! А если кто из них и подохнет, так они и плодятся, как черви. Их, как той сорной травы, всегда мно-о-о-ого будет. Хоть что с ними делай. Хоть косой их коси, хоть не поливай, хоть сапогами втаптывай в землю, все одно прорастут. Пробьются, и даже сквозь камни пробьются, и будут жить-поживать, как ни в чём не бывало… И если всю эту безрассудную ораву не держать в узде, дать им послабление, они собьются в толпу обезумевших бунтарей и с ними уже никто не справится – ни полиция, ни правительство. Это не люди Света. Это люди Тьмы. Люди Дьявола…

Селивестр Богдан, слушая пана управляющего, всё никак не мог понять, с какой такой целью он к нему припёрся… Может, исповедоваться?.. Тогда не по адресу… Может, захотел расположить к себе, чтобы найти в его лице своего единомышленника, тогда пустая трата времени… Наконец, не выдержав его тираду, сказал: «Пан Медлер, судя по тому, что у тебя на шее медный крестик, ты христианин, а значит, веруешь в Господа нашего и Его учение. Тогда ответь мне, Казимир, ты помнишь, о чём говорится в Библии? Помнишь, что пытается растолковать нам Господь на Её страницах?»

– Не пойму, к чему ты клонишь, Селивестр, – болезненно поморщился пан Медлер.

– Поясню, Казимир… Господь нам, простым людям, через эту чудесную Книгу Книг толкует следующее: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки…». Это ли не притча, содержащая в себе глубокую нравственную премудрость? Ты не согласен с мнением Господа, Казимир?!

Пан Медлер не перебивал плотника Селивестра. Он внимательно следил за ходом его мысли, но смотрел на него со скрытой издевкой. А дослушав, сказал: «Я, Селивестр, согласен с Господом, что к людям надо относиться так, как бы ты хотел, чтобы они относились к тебе. Что я и делаю, Селивестр! К людям я всегда отношусь с почтением…»

– Кто к людям относится с почтением?.. Ты?!! – чуть было не упал со ступенек крыльца Селивестр Богдан…

– Я, Селивестр! Я!!! – решительно заверил его пан Медлер и, сделав паузу, продолжил… – Так вот, плотник! Как я тебе уже сказал, к людям я всегда отношусь с уважением. А батраки, Селивестр, это не люди!.. Это пустоголовое стадо вепрей, глотки которых приспособлены пить горькую, руки которых приспособлены чистить навоз и воровать, спины которых приспособлены, чтобы их драли плетью. Я знаю, Селивестр, что ты человек набожный. Знаю, что регулярно посещаешь костел и исповедуешься у ксендза. Знаю, что ты неплохо разбираешься во всём том, о чем повествует Библия. Тогда давай, вспомни, плотник, с чем ещё обращается к нам Господь через Библию и о чём предупреждает нас…

– Ну что ж… давай вспомним!.. – обречённо вздохнул плотник Селивестр, поняв, что беседа с паном Медлером закончится не так быстро, как ему этого хотелось бы….

– Я не займу много твоего времени, плотник, – словно прочитав его мысли, заверил его уязвленный пан управляющий. – Я выслушал назидание из Библии, пересказанное тобой, дай и мне ответить тебе назиданием из той же Книги Книг…

– Валяй!.. – усмехнулся в усы Селивестр Богдан.

– Так вот, Селивестр, – пропустив мимо ушей его насмешку, продолжил пан управляющий, – послушай сейчас другое назидание Господа, в котором Он нас предупреждает о следующем: «Дети Божии и дети Диавола познаются так: Всякий, не делающий правды, не есть от Бога…». Разве батраки, которые пьяницы и дебоширы, воры и сквернословы, те, которые избивают своих жен до полусмерти и работают только из-под палки, могут быть от Бога? Неужто все они могут быть детьми Праведника, которым Он, Господь наш, является? Нет! Такого не может быть! Следовательно, все эти пьяницы и лоботрясы – сыны Лукавого, а значит, они плевелы, а не доброе семя. И сеет их, как сорную траву, не кто иной, как сам Диавол, враг человеческий. А посему, как поступают с плевелами на поле, собирая их и сжигая огнём, так же поступать надо и с ними, никчемными этими людишками, творящими на земле беззаконие. И все для того, Селивестр, чтобы жизнь праведника, дающего миру доброе семя, воссияла, как Солнце. Поэтому такие люди, как я, и предназначены для того, чтобы очищать нашу землю от смрада человеческого… от плевел в человеческом обличии. А ещё для того, чтобы быть тучей над головами всей этой навозной кучи, чтобы, не дай Бог, оттуда не грянул гром. Что скажешь на это, плотник?.. – с трудно скрываемой злобой во взгляде смотрел пан управляющий на Селивестра.

– А я смотрю, пан Медлер, ты уже напрочь успел позабыть о том, откуда сам родом, – злобно усмехнулся плотник. – Уж не из той ли самой навозной кучи?

– Нет, не позабыл я об этом, плотник! Помню, откуда я!!! Но я смог выбраться оттуда и смог доказать себе и другим, что могу быть личностью, за что меня и уважает наш Пан. И вот еще тебе, Селивестр, кое-что из той же Библии, коль уж ты сам, так сказать, затронул эту тему… Вспомни Книгу Притчей Соломоновых, где он сказал: «От трех трясется земля, четырех она не может носить: раба, когда он делается царем; глупого, когда он досыта ест хлеб; позорную женщину, когда она выходит замуж, и служанку, когда она занимает место госпожи своей». Поэтому, Селивестр, чтобы, не дай Бог, не нарушить Закон этот, прописанный в Библии, стоят на страже его такие вот управляющие, как я!.. Самое страшное, Селивестр, когда раб получит свободу и будет досыта есть хлеб! Нет ничего страшнее сытого раба, Селивестр! Запомни это! Запомни навсегда и попомни меня!!! Сытая жизнь, праздность, развивают в холопе самомнение, причем очень наглое. Это не благородные по своей натуре люди, у которых долг превыше всего, – это ничтожества, у которых на первом месте интерес и выгода!!!

– Просто диву с тебя даюсь, Казимир!.. – всплеснул руками плотник Селивестр. – Откуда у тебя такие познания Библии?! Ты рассуждаешь, как шляхетная персона из высших апартаментов. Я думал, ты только плетью махать мастер…

– При Ясно Вельможном семействе баронов Ордоновских и их многочисленных высокообразованных гостях более сорока лет состою, – многозначительно поведал плотнику пан Медлер, при этом… люто сверкнув в его сторону глазами. – Люблю прислушиваться к их интеллектуальным разговорам, касающимся всевозможных интересных тем, в том числе и той, которую мы с тобой, плотник, совсем невзначай сейчас затронули…

– Уж не из-за портьеры ли, пан Медлер, ты великосветские разговоры с бароном и его гостями ведешь? – ядовито усмехнулся плотник. – Или они, господа, тебя за один стол с собой сажают?! И вообще, ты чего припёрся-то ко мне?! Для чего снова у меня время отнимаешь?..

– Я не припёрся к тебе, Селивестр! Я к тебе пришёл! – деликатно поправил плотника пан управляющий, стараясь при этом изо всех сил держать себя в узде. – Пришел! Понял меня? Пришел!!! Поговорить мне с тобой надо…

– Поговорить?!! – удивился Селивестр… – Это у тебя называется, поговорить?.. На мой взгляд, разговор этот, который ты сейчас затеял, пан Медлер, больше смахивает не на разговор, а на поиск оправданий твоим чёрным деяниям. Не исключено, Казимир, что где-то внутри тебя живет страх перед «Высшим судом». Очень не исключено!.. Тогда тебе нужен не просто разговор, тебе нужно покаяние. А покаяние, Казимир, достойно не моих ушей, а ушей ксендза. А я не ксендз!.. Я плотник!.. Ты ничего не напутал, придя ко мне, Казимир?.. Сходи в костел и исповедуйся у ксендза. А у меня нечего отнимать время. Ты и так у меня его сегодня предостаточно отнял!..

– Да нет, Селивестр, – вдруг окончательно помрачнел пан Медлер, – нет у меня никакого страха перед «Высшим судом»!.. Никого я не боюсь, Селивестр: ни Бога… ни чёрта… И покаяния у ксендза мне не требуется! Вразуми это, пожалуйста… Раз и навсегда вразуми!!!

– Тогда что тебе от меня надо? – растерянно пожал плечами Селивестр.

– Да так… – неопределённо махнул рукой пан Медлер. – Забудь этот разговор, Селивестр. Он был незапланированным отступлением от основной темы, ради которой я к тебе пришел… На самом же деле я пришёл к тебе не для того, чтобы вступить с тобой в спор, а для того, чтобы помочь тебе. Да, да, плотник, помочь! У меня деловое к тебе предложение есть…

– Что-о-о у тебя ко мне?.. Деловое предложение?.. – озадаченно пожал плечами Селивестр Богдан… – Даже в толк не могу взять, Казимир, – развел он широко руками, – о каком таком деловом предложении ты сейчас говоришь?.. Какие у нас с тобой могут быть дела?.. Мы с тобой – никто друг другу!.. Были никто и будем никто!!!

Пан Медлер сделал вид, что не заметил неуважительного отношения плотника к своей персоне. Стараясь унять трудно скрываемую игру желваков на своих скулах, пояснил ему: «С миром я пришел к тебе, Селивестр!.. С миром!!! Возьми это в толк и выслушай меня без колкостей».

– Хорошо!.. – покорился ему плотник Селивестр. – Слушаю тебя, Казимир…

– Дело вот в чём, Селивестр… В имении Пана освободилось место пекаря…

– И что?..

– Как – что?!! Неужели и вправду не разумеешь, к чему разговор клоню?..

Селивестр Богдан по-прежнему смотрел на пана управляющего с непониманием.

– Хорошо… Поясню… – тихо усмехнулся пан Медлер… – Жёнку твою хочу на эту работу взять…

– Ганку?..

– Именно!.. Как-то раз видел я её… правда, мельком. Но обратил внимание на то, что опрятная она женщина – как раз то, что важно для нашего Пана. Да и слышал я от людей, хлеб она выпекает отменный. Вот и пусть приходит работать на место тетки Ядвиги. Тетка Ядвига с сегодняшнего дня больше не работает в имении Пана пекарем. Уволил я ее!..

Селивестр Богдан, услышав о предложении пана управляющего устроить его жену на работу, почти уже успел обрадоваться этому. Но поняв, что для этого потребуется прогнать с работы несчастную его соседку по Каленевцам тетку Ядвигу, у которой в доме нищета еще больше, нежели в его семье, покачнулся на месте и чуть было не упал со ступенек крыльца…

– Казимир! Ты хоть понимаешь, о чем сейчас говоришь?!! Как это, на место тетки Ядвиги?! Если ты её уволишь, семья её с голоду помрет! У нее четверо детей, а младший её сынишка совсем неожиданно заболел вчера… Ходят слухи, что отравился чем-то. Может, грибами ядовитыми, может, ягодами. Весь дом на плечах замученной жизнью Ядвиги. Муж ее батрачит по найму. Едва-едва концы с концами они сводят. Работа Ядвиги пекарем в имении Пана – это огромное подспорье для всей ее несчастной семьи.

– Всё, Селивестр!!! Этот вопрос уже решен!.. – сказал, как отрезал, пан управляющий. – С сегодняшнего дня тетка Ядвига больше не работает в панском имении пекарем. Всё! Осталась она при пиковом интересе! Так постановил сам барон! Так постановил и Я! Посему, если хочешь трудоустроить свою жёнку на место тетки Ядвиги, то добро пожаловать в имение, и непосредственно с сегодняшнего дня! А если будешь и дальше разыгрывать из себя благородного, то подберу другую кандидатуру на это место. Сам знаешь, немало найдется желающих заполучить теплое местечко под крылом Пана, и в благородство играть, в отличие от тебя, никто из них не станет. В первую очередь каждый о своей шкуре печалится. На том мир стоял и стоять будет…

– Когда моей Ганке следует приступать к работе? – не зная уже, радоваться за жену или печалиться за тетку Ядвигу, растерянно уточнил Селивестр.

– Чем быстрей, тем лучше! – в категоричной форме пояснил пан управляющий. – Завтра к утру у Ясно Вельможного пана должен быть на столе самый наилучший, самый наивкуснейший хлеб, который когда-либо доводилось ему пробовать в своей жизни! Сегодня, как только освободилось место пекаря, я тут же о тебе, плотник, подумал. Знаю я, что мужик ты неплохой, работящий и очень нуждаешься в деньгах. Дом тебе надо строить, семью кормить. Поэтому работа твоей бабы пекарем в имении Пана очень облегчит жизнь твоей семье. Так что, давай закрывай свою мастерскую и дуй в Каленевцы. Приводи её сюда, и пусть опару ставит. К утру на столе Пана должен быть хрустящий, румяный каравай. Да такой каравай должен быть, чтобы земля с оси слетела!.. Понял меня, плотник?!! – прямо-таки затряслась вдруг квадратная нижняя челюсть пана управляющего, а руки его сжались в крутые кулаки…

Последнюю фразу пана управляющего плотник Селивестр расценил не иначе, как приказ. Взволнованный, рванулся он к дверям мастерской, чтобы собираться в Каленевцы, но был вынужден задержаться – пан Медлер продолжил свои наставления: «Да смотри, Селивестр, чтобы она, баба твоя, не смердела… Чтобы намытая, начищенная и одетая с иголочки предстала передо мной. А ещё предупреди её, чтобы была опрятна в стряпне. Барин это непременно оценит, и дела твоей семьи пойдут на поправку. Жена при хлебе – всегда сытое брюхо твоей семьи…

– Jezus Maria! О, Jezus Maria! – растерянно переступая с ноги на ногу, чесал на голове свою огромную плешь взволнованный Селивестр Богдан. – Всё так неожиданно случилось… Спасибо тебе, конечно, Казимир! Огромное человеческое спасибо, – положил он свою натруженную ладонь на сердце. – А что касается опрятности моей Ганки, то будь за это спокоен, она у меня женщина аккуратная. Только и обстирывает себя и всю семью. А уж как шьёт и вышивает…. вяжет и ткёт! Когда только всё успевает?!. А в мастерстве по выпечке хлеба ей, и вправду, нет равных! Во всей округе нет!.. Сколько раз пыталась она учить наших деревенских баб грамотно печь хлеб, но всё безрезультатно!.. Лучше, чем у неё, ни у кого хлеб не получается!.. Все так и говорят про Ганку: те же муки, да не Ганкины руки. Всё, Казимир! Закрываю мастерскую и бегу за ней. К утру у нашего Пана знатный хлеб на столе будет! Да такой хлеб, что ни в одном из имений не сыщешь!!! Это я тебе, Казимир, гарантирую!..