Текст книги "Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…"

– А ты слышал, Михаська, о беспорядках в Москве в мае этого года?

– Да так… Краем уха. Чего этим-то неймётся?

– О, Михаська, немцев, проживающих в Москве, сильно громили…

– За что? За их принадлежность к немецкой расе?

– Именно за это, Михаська! Столица на три дня выходила из-под контроля властей. А ведь всё это – конфликты и проблемы общества…

– О, Jezus Maria! Теперь-то уж точно начнут наказывать всех непричастных к войне людей только по их национальным признакам, – ядовито констатировал Михаил.

– Не иначе, так и будет, Михаська! Да ведь и Санкт-Петербург в ходе борьбы против «немецкого засилья» 31 августа 1914 года в Петроград переименовали. Слыхивал об этом?..

– Конечно, слыхивал… Вот только никак не могу привыкнуть к новому названию. Привык, что Санкт-Петербург должен Санкт-Петербургом называться… Трудно для моего восприятия Петроград даётся…

– Согласен с тобой, Михаська. Такие же чувства испытываю. Да! Кстати! А ты слышал, что забастовки по Москве прокатились? Везде пишут об этом… Плюс ко всему, подростковая преступность наводнила города. А тут, как назло, полиции не хватает, чтобы разруливать эти ситуации.

– Ой, Станек, – поморщился Михаил, – тут надо было властям вовремя обратить внимание на нервное напряжение в народе и вовремя устранить их неудовлетворенность жизнью…

– Да! Ты прав! Глядишь, и не достигли бы своего кульминационного пика его возмущения. Но не-е-ет… тянули до последнего!.. Кстати, читал я любопытный доклад небезызвестного господина Мартынова. Слышал о таком?

– Нет, – развел руками Михаил, – первый раз о таком господине слышу…

– Господин Мартынов, Михаська – это начальник Московского охранного отделения. Так вот, он, этот Мартынов, в своем докладе по поводу произошедшего отметил, что вышеупомянутые события могут оказаться только репетицией для другого, настоящего и серьезного взрыва в стране. Подчеркнул, что беспорядки в Москве в мае этого года, в действительности – только прелюдия к тому страшному, безумному пожару, который может полыхнуть чуть позже и уж тогда-то точно обуглит всю Россию.

Слушая Станислава, Михаил все хмурился и хмурился… Затем резонно заметил: «Тогда какого черта правители надумали наш Варшавский университет переводить в Москву, если и там покоя нет?!»

– Ты что, братишка, не в курсе, что «Варшавку» только на время эвакуировали в Москву?

– Как так?! А где же теперь «Варшавка»?!

– В Москве Варшавский университет был только транзитом, а оттуда направился в Ростов-на– Дону…

– В Ростов-на– Дону, говоришь?.. – принялся лихорадочно теребить свою бородку Михаил.

– Да! В Ростов-на– Дону… Ты что, никогда не слышал о таком городе?..

– Почему не слышал? Слышал. Это на Кавказе… «Погибельный Кавказ», как его еще иначе называют с 1863 года…

– Да! Именно так, Михаська! На «Погибельный Кавказ» отправили твой любимый Варшавский университет. Туда, именно туда, куда тысячи поляков были высланы после неудачного антироссийского восстания 1863 года…

– Но почему именно туда надо было эвакуировать тысячу пятьсот студентов, сотню преподавателей, семь лабораторий, обсерваторию?.. Помимо всего прочего – музей древности, библиотеку… Прекрасную, скажу я тебе библиотеку, из пятисот шестидесяти двух тысяч томов книг!..

– Потому что городская дума Ростова-на– Дону, в отличие от других городов, претендующих на «Варшавку», сумела удовлетворить требование ректора вашего университета – профессора Сергея Вехова.

– Какое это было требование?..

– Профессор Вехов потребовал, чтобы университету дали возможность целиком переехать на новое место, не растаскивая его по факультетам. А это оказалось по силам только Ростову-на– Дону. В начале августа уже и ректор Вехов, и все члены университетского правления переехали туда. Правительство Ростова-на– Дону давно мечтало иметь у себя в городе университет, и вот их мечта сбылась. О-о-о… сколько там радости было!.. Молодежь организовала шествие, манифестацию, празднуя долгожданное событие – открытие в их городе университета. В Ростове-на– Дону уже все, как один, готовы сесть за парты студиозусов хоть с сегодняшнего дня. Кстати, братишка, прием студентов там будет длиться до 1 декабря!!! – заострил на этом важном моменте внимание Михаила Станислав. – Так что напомни им о себе. Обязательно напомни! А то вычеркнут тебя из списков студентов. Вычеркнут, даже можешь и не сомневаться!.. И забудут раз и навсегда, что был у них такой студент – Михаил Богдан…

– Ужас! Ужас!!! До чего дожили!.. – покачал сокрушенно головой Михаил. – Это же надо, чтобы престижный Варшавский университет с профессурой мирового масштаба, да в такую дыру, как Ростов-на– Дону отправить! Надеюсь, что «Варшавка» не застрянет на берегах Дона навсегда!.. Скорее всего, после проклятой этой войны университет переберётся обратно, с берегов Дона на берега родной Вислы.

– Не знаю, что тебе на это ответить, – призадумавшись, принялся поглаживать пальцем свои усики Станислав. – Ходят слухи, что отцы города Ростова-на– Дону прямо-таки клещами вцепились в идею заполучить себе «Варшавку» навсегда.

– Навсегда?!! – побледнел Михаил. – Ты это серьезно?!!

– Совершенно серьезно!.. Еще бы им не вцепиться клещами в этот университет!.. Кому не захочется заполучить пять факультетов престижного и старейшего Варшавского университета со всей его элитной профессурой, со всеми студентами и, вдобавок ко всему, несколькими сотнями элегантных варшавянок – студенток Высших женских курсов и женского медицинского института?.. Ты представляешь, братишка, куда наших панночек, наших сладеньких девочек отправили? – подпихнул Михаила плечом Станислав. – В какой-то там Ростов-на– Дону, – поморщил он нос…

– Да-а-а… и врагу такого не пожелаешь!.. Из Варшавы, да в такую-то дыру!!! О, Jezus Maria!.. Что на свете творится…

– Так что, Михаська, поедешь ты теперь вместо Варшавы на Кавказ доучиваться. И будешь теперь вторую свою половинку среди наших землячек не в Варшаве искать, а на берегах Дона…

– Ну, уж не-е-ет!.. Дождусь, когда кончится война и университет обратно в Варшаву вернется. Тогда и продолжу там свою учебу…

– К слову сказать, – вдруг оживился Станислав, – слыхивал я, что немцы, в пику русским, на базе оставшегося, не вывезенного до конца университета, надумали в Варшаве свой университет открыть. В Москву-то, по слухам, только часть университетского оборудования удалось вывезти. Большая часть университетской библиотеки, оборудования и даже личные библиотеки профессоров и по сей день в Варшаве находятся.

– Вот и отлично! В таком случае, буду доучиваться в Варшаве! Хочу на родине остаться! И только там!.. Даже если суждено мне будет погибнуть там, с радостью приму смерть у себя дома. Дома и смерть красна!.. А вообще, – снова устало вздохнул Михаил, – хочется мне, Станек, покоя… Хочется, чтобы ничего не омрачало радости, которой я так долго ждал от встречи с тобой. Хочется не думать об этой войне и всех ее ужасах. Насмотрелся я на несчастья людей, пока добирался до тебя. Сколько их, сирых и убогих, по дорогам империи сейчас скитается. Ночью такой вой собак в разорённых деревнях стоит, жутко даже! С голодухи они трупы людей жрут. Фу!!! А ведь любая война – это, в первую очередь, бездарная работа дипломатов и правителей.

– Да-а-а… Действительно ужас, что в мире творится!!! – поморщился Станислав.

– А знаешь, Станек, пришла мне сейчас на ум мудрость персидского поэта Хафиза Ширази. Помнишь его строки: «Людей пора переродить и вырастить свой сад, и мир свой заново создать – иначе, это ад!..».

– Прав! Ох, как прав был старина Ширази!.. – воскликнул Станислав. – Но, к сожалению, переродить людей ни у кого и никогда не получится. Миром правила и будет править жажда наживы, господство сильных мира сего над слабыми и извечное холуйство тех самых слабых перед сильными. Ай!.. Да ну их всех к черту!.. – махнул рукой Станислав. – Давай-ка, Михаська, будем лучше придерживаться других мудрых слов Ширази: «Вино да косы женские – вот мира глубина». Давай возьмём их за девиз нашей с тобой жизни! Ведь что может быть лучше вина и женщин? Ничего! А теперь, Михаська, пошли в мой дом! Пошли скорее!.. Мне так о многом хочется расспросить тебя, о многом тебе рассказать…

Откинув в сторону печальные мысли о войне и снова настроившись на радость встречи, друзья, крепко обнявшись, направились к крыльцу дома Станислава.

– Хоромы-то какие у тебя, Станек!.. – ликующе воскликнул Михаил. – Не дом, а целый дворец!..

– Ну, положим, до дворца ему далеко, но дом неплох!.. Тут самое главное, что он очень добротный! На века построен. И ты знаешь, братишка, если бы я надумал навсегда кинуть свой якорь в Могилеве, то, может быть, и выкупил бы этот дом у своего дядюшки Франца Яновича Войцеховского. Ведь это его дом…

– Так это дом твоего дядюшки? Не твой?..

– Да, Михаська!.. Это дом моего дядюшки. Перед моим приездом в Могилев он купил себе другой дом, а в этом доме предложил пожить мне, пока я буду служить в могилевском банке. Почему бы и нет, подумал я, и согласился… Дом прекрасный, теплый, уютный. Этот дом достался жене моего дядюшки по наследству от ее родителей. Но теперь семье моего дядьки он больше не нужен, и, когда я надумаю покинуть Могилев, он поставит его на продажу.

– Да-а-а…. не дом, а дворец у твоего дядьки! – обвел его восторженным взглядом Михаил.

Особняк, в котором жил Станислав, и вправду, смотрелся очень респектабельно. Это было высокое, с длинным фасадом здание, выстроенное из красного кирпича, с цокольным этажом и бельэтажем. В центральной части фасада – высокое каменное крыльцо со ступеньками и полукруглым козырьком, крытым металлом.

Окна и двери цокольного этажа украшали кованые решётки, над которыми были установлены крытые железом навесы-зонтики.

В бельэтаже дома, непосредственно над козырьком крыльца – большой балкон, попасть на который из помещения можно через двойные стеклянные двери, совмещённые в арочном проеме стены с двумя находящимися по разным их сторонам двустворчатыми окнами. Балюстрада балкона напоминала собой замысловатое кружево, изготовленное из кованого метала. Справа и слева от балкона – по четыре высоких, полуциркульных окна. Крыша дома крыта железом.

– Все по высокому классу, братишка! – очарованный домом, вымолвил Михаил. – Сколько тут комнат?

– В бельэтаже девять, не считая кабинета, столовой, гостиной и кухни, – ответил Станислав. – Внизу, в цокольном этаже, множество комнат для слуг, а ещё всевозможные кладовые и другие подсобные помещения.

– Куда же одному-то столько?! – улыбнулся Михаил.

– Да так…. чтобы было! – неопределенно пожал плечами Станислав. – Да и по статусу положено. Однако пошли, братишка, в дом. Покажу тебе, как я в Могилеве устроился. Ведь ты у меня впервые тут. Не так ли?

– Да! В Питере я у тебя неоднократно был, а вот в Могилеве впервые…

На крыльце, во главе с неопрятно одетым дворецким Семеном, толпилась почти вся прислуга Станислава Войцеховского, не замечая того, что огромный багаж приезжего барина извозчик уже давным-давно перенёс с пролетки к ступенькам крыльца, а сам, запрыгнув в экипаж, укатил с места разворачивающихся событий. Позабыв обо всём на свете, вся эта братия с нескрываемым интересом рассматривала незнакомого им приезжего барина…

Среди них была молоденькая горничная Кристина, которая, завидев его, безуспешно пыталась стереть улыбку девичьего смущения со своего лица. Одетая в длинное платье из шелка темносерого цвета с белым отложным воротничком и белыми манжетами на его длинных рукавах, она кокетливо поправляла то… туго накрахмаленную кружевную наколку в копне своих рыжих волос, то… бретельки своего белого батистового фартука, сплошь расшитого кружевом…

А толстая, низкорослая прачка Раиска, выполняющая в доме господина Войцеховского еще и роль судомойки, одетая в белую, с короткими рукавами рубашку, заправленную в синюю ситцевую юбку на резинке, выставив вперед свой огромный, прикрытый полосатым тиковым фартуком живот, и вовсе стояла с открытым ртом, отвесив вниз свою нижнюю мясистую губу.

Помимо прочих, на крыльце находился повар господина Войцеховского по имени Афанасий, мужчина лет тридцати пяти, невысокого роста, плотного телосложения и с о-о-очень солидным брюшком…

Одет он был в белую двубортную тужурку с вырезом под самую шею, длинные рукава которой были закатаны до самых локтей, а еще в белые, широкие штаны и длинный белый фартук. На голову его был надет высокий поварской колпак, сшитый из белого полотна. На поясе повара висел большой поварской нож, вставленный в ножны. На ножнах внакладку находились ножны еще двух ножей меньшего размера. Ножны были выполнены из черной кожи с медной оковкой сверху и снизу. Рукоятки ножей повара Афанасия были изготовлены из белой кости.

Повар Афанасий был на хорошем счету у своего барина, поскольку являлся необычайно чистоплотным – качество, которое очень ценил в нём его хозяин, и был мастером своего дела. Он удивительно хорошо готовил блюда из дичи, рыбы, мяса. Был прекрасным специалистом по невероятному числу холодных закусок и кондитерских изделий. Господину Войцеховскому он обходился недёшево, но это того стоило, поскольку тот был не только гурманом, но и не допускал в своем меню часто повторяющихся блюд.

А в это самое время, когда прислуга господина Войцеховского с интересом наблюдала за его встречей с приехавшим другом, из раскрытых парадных дверей выбежал поваренок Андрейка, помощник повара Афанасия, и, расталкивая всех локтями, стал пробиваться к центру событий. Это был подросток лет двенадцати, одетый в белую рубашку с длинными рукавами, широкие белые штаны и длинный белый фартук, весь заляпанный какими-то пятнами. Высокий поварской колпак, торжественно водружённый на голову Андрейки, давно уже съехал набок, обещая своему хозяину вот-вот свалиться с его головы.

Бесцеремонно распихав всех своими локтями и оказавшись на переднем плане собравшейся на крыльце дома прислуги, стал и он с любопытством рассматривать приехавшего господина, которого с такой любовью все обнимал и прижимал к себе его барин, господин Войцеховский.

Михаил чувствовал, что возбудил у прислуги своего друга Станислава повышенный к себе интерес, поскольку их откровенно восхищённые и зачарованные взгляды просто-таки были прикованы к нему, но особого значения этому не придавал. Он уже привык к тому, что его колоритная внешность не остается без неуёмного внимания людей, а особенно женщин.

Ну, что ж… Михаил действительно был красив, и, если бы его красота была запечатлена на холсте, то им можно было бы любоваться открыто и до бесконечности, получая от этого неслыханное эстетическое наслаждение. Но в жизни такие вещи непозволительны, и им любовались только украдкой.

Михаил замечал, как это деликатно, скрыто, ненавязчиво делают дамы воспитанные, обученные этикету. А вот простолюдинки, в силу отсутствия должного воспитания, позволяли себе проявлять к его красоте свой не завуалированный, ярко выраженный интерес, как это делают дети, а когда встречались с ним взглядом, прыскали со смеху и разбегались в разные стороны.

– Нет, вы только посмотрите на них, пан Богдан! – возбужденно воскликнул Станислав. – Когда нужны были, никого не мог дозваться, а теперь и в дом-то не пробьёшься. Встали тут, cholera, рты пораскрывали! А ну, быстро отнесите багаж барина в приготовленную для него комнату, и марш по своим делам!!! Да побыстрее с глаз моих долой!..

Орава домашней прислуги отпрянула в сторону, пропуская господ в дом.

Андрейка тем временем ухватил за ручку огромный, изрядно истасканный в дальних дорогах чемодан Михаила, намереваясь отнести его в комнату, приготовленную для него, но…. из этой затеи у него ничего не получилось. Объёмный чемодан, перетянутый добротными, с надежными медными пряжками ремнями, ограничивающими излишнюю его припухлость, даже и не подумал сдвинуться с места. В этот самый момент он и получил увесистый подзатыльник от старика-дворецкого, который, отогнав его от чемодана, всучил ему в руки большую картонную коробку для шляп и дорожную сумку приезжего барина, а его чемоданы взял в свои руки.

Между тем Станислав и Михаил вошли в дом и оказались в просторном его холле.

– Вот мой холл, Михаська, – улыбнулся Станислав.

Михаил обвел взглядом помещение… Главное его украшение – широкая парадная лестница из белого мрамора с позолоченными перилами, ведущая на просторную лестничную площадку бельэтажа, откуда через арочный проем можно попасть в покои дома.

Стены холла в бежевых тонах, пол выложен белой мраморной плиткой. Справа и слева от лестницы – напольные зеркала.

С левой стороны от входа в холл – большая гардеробная. С правой стороны от его входа – мягкий диванчик на изогнутых ножках, спинка и сидение которого обиты белым шелком.

– Уютный у тебя холл, Станек! – улыбнулся Михаил. – И как здорово, что в его интерьере отсутствует чучело бурого медведя… Не знаю, почему это теперь взято за моду, но во многих домах держат…

– О, уволь!!! – поморщился Станислав. – Я не тот человек, который слепо придерживается веяний. У меня на всё своя точка зрения присутствует. Да и зачем мне в доме чучело убитого зверя?.. Это дико!..

– Полностью с тобой согласен, Станек! Сам терпеть не могу всевозможного рода чучела. Они вызывают у меня брезгливость. Очевидно, это потому, что мы с тобой не охотники и никогда ими не станем.

– Почему это мы с тобой не охотники, братишка? – хитро усмехнулся Станислав. – Охотники, да еще какие! Только за дичью другого рода… Не так ли?.. – подтолкнул он Михаила игриво плечом…

– Да уж… тут нам с тобой равных нет! – в замешательстве улыбнулся ему тот…

А в этот самый момент…. мимо них пробежал поваренок Андрейка, в руках которого была часть багажа Михаила – его дорожная сумка и большая картонная коробка для шляп. Напевая что-то себе под нос, он с лёгкостью преодолел ступеньки лестничного марша, ведущие в покои дома, прошмыгнул в арку и скрылся из виду, оставив на память о себе лишь легкую волну всколыхнувшегося воздуха. Следом за ним, гружёный двумя объемными и весьма тяжелыми чемоданами Михаила, проследовал дворецкий… Старик изо всех сил пытался показать своему хозяину, что он всё еще хоть куда и донести ему тяжелые чемоданы приезжего барина не составляет никакой сложности. Но… как он ни пытался демонстрировать ему свою залихватскую прыть, по тому, как тяжело он дышал и горбился под тяжестью багажа, было видно, что возраст его уже предательски подводит. А тут еще казус… проходя мимо Михаила, он чуть было не зацепил его краем чемодана, но тот вовремя успел отскочить в сторону…

– Простите, барин!.. Простите!.. – едва не выронив от страха оба чемодана, приостановился дворецкий и уставился на Михаила маленькими подслеповатыми глазками. Его взгляд показался Михаилу усталым и затравленным…

– Ступай себе с Богом!.. – вымолвил Михаил, почувствовав, как в душе его пробудилась жалость к старику.

Но тут… подхватился Станислав. «О, cholera! Семен!!! – сверкнул он в его сторону недобрым взглядом. – А ну, постой!..»

Вздрогнув от его окрика, дворецкий приостановился и с великой осторожностью поставил чемоданы Михаила на пол. «Слушаю вас, господин Войцеховский», – посмотрел он на него обеспокоенно.

– В деревне, на печке твое место! Понял, на что я тебе уже десятый раз за сегодняшний день намекаю?!

Ничего ему не ответил на это дворецкий, только еще больше поник и сильнее сгорбился… Во всем его облике чувствовалась какая-то обреченность… Снова взяв чемоданы в руки, он начал взбираться с ними по ступенькам лестничного марша вверх…

А в этот момент в проеме арки показался Андрейка, весело подпрыгивающий и по-прежнему что-то напевающий себе под нос. Парнишка уже успел отнести багаж Михаила в приготовленную для него комнату и радостный возвращался обратно. Высокий поварской колпак Андрейки подпрыгивал в такт его прыжкам, длинный белый фартук почти съехал до пола и грозил запутаться у него в ногах. Однако мальчугану все это было нипочём… Чуть было не сбив с ног несчастного дворецкого, который с чемоданами Михаила с трудом взбирался по ступенькам лестницы вверх, он беспечно пролетел мимо него, затем с предпоследней ступеньки спрыгнул на пол холла…. и вот тут-то был схвачен за рукав рубашки своим хозяином – господином Войцеховским…

– Послушай меня, засранец! – брезгливо подтащил тот поваренка поближе к себе. – Ты помнишь, с каким условием был взят ко мне на службу?

Андрейка в ответ на это только часто-часто заморгал своими короткими, белесыми ресницами да тыльной стороной ладони принялся тереть курносый, усыпанный рыжими веснушками нос.

– Ну-у-у?.. Чего молчишь?.. – склонившись к самому его уху, выкрикнул Станислав.

Паренек вздрогнул и, очевидно, от страха вообще забыл обо всем на свете… Только с испугом

смотрел на своего барина и бессмысленно хлопал и хлопал бесцветными ресницами.

– Хорошо!.. Напомню, если у тебя, cholera, мозги отшибло!!! – прошипел ему на ухо Станислав.

– Так вот……когда я, внимая мольбам твоей несчастной матери, у которой чертова дюжина детей

и ни копейки за душой, взял тебя на службу в свой дом, то приказал, чтобы ты всегда был чист и опрятен! Приказал тебе, чтобы твоя рабочая одежда всегда была белоснежной! И это важное условие для всех, кто служил, служит и будет служить в моем доме! Для всех!!! – громко выкрикнув, обернулся он назад, к входным дверям, где на пороге топтались притихшие горничная Кристина и толстая прачка-Раиска. «И для вас, в том числе!.. В том числе! Понятно вам?.. – сконцентрировал он свое внимание на женщинах. – Так вот, был такой разговор или нет?!» – вновь обратил он свой взор в сторону поваренка.

– Да, барин, был! – затряслись мелкой дрожью губы мальчугана…

– Тогда поясни мне, прямо тут и прямо сейчас, почему твой белый фартук и твоя белая рубашка

– а точнее, давно уже серые – не стираны сто лет? Почему ты, покинув самовольно свое рабочее место на кухне, выбежал в поварской одежде на крыльцо дома и в этой же одежде, задача которой

– защищать продукты питания от тебя самого, схватился нести испачканный в дорожную пыль и грязь багаж моего гостя?! Ты забыл, что твоя одежда обязана быть белоснежной, что является одной из составляющих чистоты на кухне, в месте, где находятся продукты питания?! Святая святых этого дома?! Забыл?! – резко тряханул он поварёнка за рукав. – Или ты решил пренебречь условиями, которые я озвучил, беря тебя на службу помощником повара?

От страха, что его выгонят, Андрейка начал тихонько подвывать…

– Пош-ш-ш-шел вон!!! – резко отпихнул его от себя Станислав…

– Куда, барин?! – отлетев от него на значительное расстояние, прогундосил парнишка.

– Сказал бы я тебе куда, гаденыш!.. Быстро иди к прачке, пусть переоденет тебя! – проговорил он сквозь зубы…

И тут Станислав обернулся назад, где, за его спиной, притаилась прачка-Раиска. Посмотрев с отвращением на ее огромный, выставленный вперед живот и отвисшую вниз мясистую губу, он снова выкрикнул: «Чего стоишь с открытым ртом?! Немедленно переодень хлопца!!!»

Прачка, насколько ей хватило прыти в ее полных ногах, сорвалась с места и, увлекая за собой Андрейку, приложила все усилия к тому, чтобы поскорее скрыться из поля зрения своего рассвирепевшего хозяина.

– Скажите спасибо, что важный гость в моем доме сегодня!!! – проорал вдогонку убегающей прачке Станислав. – Не то бы устроил я вам прямо тут, и прямо сейчас, нашествие Золотой Орды на Святую Русь! Ох, устроил бы! – с ненавистью процедил он сквозь зубы, провожая взглядом уже и горничную Кристину, пронёсшуюся мимо него пулей вслед за скрывшейся из виду прачкой-Раиской. – Доберусь я ещё до вас!!! Ох, как доберусь! – все не мог успокоиться он. – Ещё будете у меня, psiakrew, по коридору левой, правой, правой, левой маршировать!..

– Ну, все, братишка, все! Успокойся! – почувствовал Станислав легкое прикосновение руки Михаила к своему плечу.

– Вот видишь, Михаська, какая нынче прислуга пошла?! Бараны, а не прислуга! Тупые! Наглые! Неблагодарные! Только дашь небольшое послабление, и уже всё… на голове у тебя сидят!!! Żeby was wszystkich szlag wziął! Разгоню! Всех, к чёрту, разгоню! – крикнул он вслед разбегающейся от него в разные стороны прислуге.

– Ну, всё, Станек, всё! Успокойся! – снова погладил его по плечу Михаил.

– Извини, братишка!.. Извини!.. – лихорадочно поправил на шее свою белую бабочку Станислав. – Знаю, что неподходящее время для наведения порядков выбрал, но уж так получилось… Прости, ради Бога! Пошли, – снова увлек он за собой Михаила к ступенькам лестничного марша, ведущим в покои его дома.

По ступенькам лестницы друзья быстро поднялись вверх и, пройдя через арку, оказались в просторном холле бельэтажа с отходящими от него ветвями длинного просторного коридора. Станислав все еще находился на взводе. Михаил видя это, снова принялся его успокаивать…

– С людьми всегда сложно, Станек. Хочешь с ними по-хорошему – на шею садятся. Начинаешь наказывать – обижаются. Им бы ответственно к поставленным задачам относиться, тогда бы и нареканий к ним не было, вот и жилось бы всем спокойно…

– Да я и сам, Михаська, во многом виноват, вовремя не оказывая должного противодействия их разгильдяйству, – посетовал Станислав. – Все никак не доберусь до них. То у меня в банке дел невпроворот, то ночные загулы по ресторанам и клубам, то дела амурные… А им все это только на руку! Что хотят, то и воротят, пока хозяин спит или вечно отсутствует. Вот твой отец, Михаська, барон Стефан Ордоновский, тот всегда умело свою дворню в руках держал. Умел он это делать!.. Ох, уме-е-ел! Образцово-показательная прислуга у барона Ордоновского была! – с накалом внутренних страстей вдруг выкрикнул он. – Во всей волости, ни в одном из поместий равной ей не было!.. По струнке все ходили! И в глаза-то своему пану посмотреть боялись!

– В таком случае, Станек, тебе просто-напросто надо обзавестись таким же управляющим, каким был пан Медлер у барона Ордоновского. Такой управляющий, как пан Медлер, быстро бы навел порядок в твоем доме. Не хуже было бы, чем в имении Ясно Вельможного пана. Даже можешь и не сомневаться в этом!

– О, да!.. – воскликнул Станислав, – пан Медлер еще тот бродяга был! Однако… попробуй такого найди!.. Еще с детства помню присказку пана Медлера – скорее, его девиз, которым он апеллировал в свое оправдание, когда его порицали за жесткие меры с дворовыми: «Если видишь в прислуге человека, не заводи прислугу…»

– Это, братишка, он от своего хозяина, барона Ордоновского, наслышался, – добродушно пояснил Михаил. – Много чему научился пан Медлер у своего барина, много в чем поднаторел за время службы в его усадьбе. А что касается прислуги, Станек, так это, на мой взгляд, огромный, тяжелый пласт духовно неразвитых людей. Они безответственны, безнравственны, без чести и совести. Свойственно ли им задумываться над своими проступками, чтобы потом исправлять совершенные ошибки? Нет!.. Да они даже и отчета не отдают тому, что творят! Присутствует ли в них стремление работать с полной отдачей, по чести и по совести? Нет!.. Они работают только под страхом наказания. Если дубинка управляющего перестанет их завтра склонять к труду, то вся эта орава, которая без принуждения только горилку гонит и хлещет, тут же заживет праздной жизнью и, как следствие, начнет развращаться. Тогда прощай раз и навсегда такая форма общественного сознания, как нравственность! А без нравственности общество начнет деградировать. Я склоняюсь к тому, Станек, что люди обязаны жить по канонам и заповедям религии, ведь там, в Святом Писании, все четко и ясно мудрыми людьми расписано, на блюде с голубой каёмочкой предоставлено, как в какой ситуации надлежит поступать. Тогда бы и проблем в человеческом обществе не было.

– Да уж… что и говорить… люди холопского звания – сущие псы иногда! – охотно согласился с мнением Михаила Станислав.

– Тем не менее, Станек, везде должна присутствовать золотая середина, – желая быть объективным, заключил Михаил. – А у пана Медлера, управляющего имением барона Ордоновского, ее отроду не было. Ведь он страшным деспотом и палачом был! Страшный это был человек!..

– Да ладно…. леший с ним, с этим паном Медлером! – ступая рядом с Михаилом, прервал его Станислав. – Ты мне, Михаська, лучше вот о чем расскажи….

Однако Михаил его уже не слышал… Все его внимание было приковано к стенам коридора, которые всюду были завешаны картинами в золоченых рамах, пейзажи которых прославляли уютные улочки и дворики Санкт-Петербурга, города Италии, Франции, Германии и других европейских стран, в которых успел побывать Станислав.

– До чего же великолепные пейзажи! – приостанавливаясь у каждой картины, восхищался Михаил. – До чего же искусные работы мастеров! Какая палитра красок! Какой удачный ракурс в расстановке объектов…

Михаил зачарованно рассматривал мосты Венеции, красочно изображенные на картинах… Рассматривал всемирно знаменитые античные храмы Рима, в том числе Римский Колизей, собор Святого Петра, а также роскошное здание миланского театра оперы «Ла-Скала».

А вот – узкие улочки Парижа, Елисейские поля, ажурная, взлетающая своим острием в небо Эйфелева башня.

А вот уже живописные долины германского Рейна с множеством средневековых замков и монастырей… Тут и Бранденбургские ворота, рейхстаг и, конечно же, уютная улица Берлина Унтер-ден-Линден.

Восторгу Михаила не было предела: «Боже, Станек! Ощущение, будто бы в картинную галерею попал. Сколько картин! Сколько картин! Часами бы не отходил от них!..»

– Я же тебе писал, Михаська, что после того, как переехал в Могилев, много путешествовать стал, – без энтузиазма пояснил Станислав. – Мне после Питера в этом Могилеве, особенно первое время, очень муторно было. Вот я и старался бежать отсюда, куда подальше.

– Не спорю, ты мне действительно писал, что путешествуешь по Европе. Вот только не написал, что столько картин приобрел за время своих путешествий. Даже словом об этом не обмолвился…

– Не знаю… Наверное, не придал этому значения, – пожал плечами заскучавший Станислав.

А Михаил уже снова увлекся рассматриванием картин. Смотрел и всё покачивал головой: «Красота!.. Ох, и красота! До чего же безупречная работа мастеров!»

– Да уж…. – еще больше заскучал Станислав…

– Видишь ли, Станек, картины – это моё всё!.. – только на мгновение оторвавшись от их просмотра, напомнил Михаил другу о своем увлечении. – Могу часами от них не отходить…

– Да неужели?!.. – с недовольством уставился на него Станислав. – Надеюсь, ты не для этого ко мне приехал?.. Ты мне лучше вот о чем скажи, – оттянул-таки он его от картин и увлек за собой в дальнейшее путешествие по своему дому, – ты в курсе дела, где сейчас Ясно Вельможный пан Ордоновский обитает? Когда ты последний раз своего папеньку видел?