Текст книги "Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…"

VI. Плотник Селивестр Богдан и его роковая ссора с паном Казимиром Медлером

Клубы пыли, оставленные экипажем барона Ордоновского, еще долго оседали на придорожную траву и согнутые спины деревенских жителей, встречающихся на пути его следования.

Два вороных жеребца, запряженных в легкую мягко-рессорную коляску, подгоняемые кнутом кучера Яцка, проворно везли барона в соседнее имение на обед к очень добропорядочной семье, куда он был приглашен заранее, еще вчерашним днем.

Настроение барона было отвратительным… С самого утра не задался его сегодняшний день. Перед рассветом ему стало холодно и неуютно в своей постели и захотелось, чтобы в спальне поскорее разожгли камин. Полураздетый пан Медлер вскочил с кровати и, даже не успев накинуть на себя свою любимую душегрейку, в одном исподнем белье – в белых подштанниках и длинной холщовой рубахе – безотлагательно прибыл к своему барину по его звонку. Но развести камин у него не получилось… По неизвестной причине куда-то исчезла тяга, и дым от огня начал заполнять покои лежащего в постели барона.

Перепуганный пан Медлер кинулся проветривать помещение, распахнув для этой цели дверь, ведущую из спальни хозяина в его уютный, уже наполненный пением птиц сад. Из сада в спальню потянуло предрассветным промозглым холодом… Нетрудно представить, что пришлось вытерпеть управляющему, не сумевшему угодить своему барину… Сначала тот разразился на него безудержной бранью, затем, поняв, что ему от этого легче не стало, подпрыгнул с кровати, схватил его за грудки, приподнял вверх и ударил спиной о стену…

Но тут случилось нечто ужасающее – барон обнаружил, что испачкался об управляющего в сажу… О-о-ох… Его белый атласный шлафрок и белоснежная ночная сорочка, сшитая из деликатного батиста, были безвозвратно утрачены. Безвозвратно!.. Пережить такое было выше сил Ясно Вельможного Пана. Он снова схватил изрядно потрепанного управляющего за грудки и выкинул его, полуголого, вон, на улицу, в предрассветный промозглый сад…

А тут снова незадача… К полудню этого же дня привезли барону от портного новый смокинг, который он заказывал ему к завтрашним деловым переговорам, связанным с винокурнями. Но смокинг оказался ему великоват, и его в срочном порядке увезли обратно в мастерскую портного на переделку, пообещав вечером вернуться для последней примерки. А это означало только одно – весь сегодняшний вечер ему предстоит провести в ожидании портного, сдвинув на неопределённый срок время своего выезда в дом одного высокопоставленного чиновника, куда тот его пригласил на сегодняшний вечер для деловой встречи с чрезвычайно важными партнерами по их совместному предпринимательству.

Разгневанный барон явился в столовую к завтраку. Но и тут его ожидало разочарование… На завтрак ему был подан хлеб, который оказался то ли клеклым, то ли плохо пропечённым а, скорее всего, и вовсе вчерашним. Когда же он, смахнув со стола на пол весь поданный ему завтрак, приказал управляющему пану Медлеру доставить ему для расправы незадачливую стряпуху – тетку Ядвигу, очевидно, ей-то и предстояло ответить за все его невезения разом – выяснилось, что со своего рабочего места, с хлебопекарни, она куда-то бесследно исчезла…

Устроив очередной разгон пану Медлеру и заверив его в том, что он завтра же и со свистом вылетит с должности управляющего на свинарник, если срочным образом не наведет идеальный порядок в имении, Ясно Вельможный пан Ордоновский покинул свое поместье…

Тем временем пан Медлер от крайнего беспокойства не находил себе места… Он уже и сам не мог припомнить, когда такое было, чтобы хозяин так сурово с ним расправлялся. А его заверения в том, что завтра же он, сам пан Медлер, вылетит с должности управляющего имением, и не куда-нибудь, а на свинарник, с полной ответственностью встревожили его душу. Он прекрасно помнил о том, что хозяин его слов на ветер не бросает. А это значит, если он сегодня же не выполнит все его требования и не восстановит идеальный порядок в имении, то с завтрашнего дня уж точно будет выгребать навоз из коровников и свинарников панского поместья на пару с каким-нибудь дворовым мужиком.

О-о-о… Этот день оказался днем кровавой расправы над дворовым людом… Причем над всем!.. И над теми, кто был причастен к сложившейся ситуации, и над теми, кто мало был причастен к сложившейся ситуации, и над теми, кто к ней вовсе не был причастен… Плетка пана Медлера работала без устали, глаза его были налиты кровью… Он ещё и ещё жаждал расправы… Зажав в огромном своём кулачище плетку, он с ожесточением стегал ею по земле, если поблизости не попадалось подходящей для этого спины.

Перепуганные люди, дабы не навлечь на себя ещё большего гнева управляющего, с крайним усердием трудились, каждый на своём рабочем месте, и старались без нужды не показываться ему на глаза. Сновали туда-сюда по двору перепачканные в сажу мужики, вычищающие дымоходы всех каминов панского дома. Выбегали из дома и забегали в дом бабы с ведрами и тряпками, что-то там усердно намывая и натирая. В четыре трубы топились и прачечная, и баня, и кухня, и пекарня… Скрип дверей, грохот вёдер, лязг засовов смешались со злобными, хриплыми возгласами пана Медлера и лаем его остервеневшего кобеля Шайтана, которого он с трудом удерживал на коротком поводке рядом с собой.

– Всех сгною! – хрипел с пеной у рта пан Медлер… – Всех с сумой по свету отправлю… Наберу новых работников!.. – орал и орал он, стоя посередине двора и с яростью в глазах глядя по сторонам. Он страстно желал только одного: скорее бы подобрать себе новую жертву… Но, как назло, все батраки в одночасье куда-то испарились…

Неожиданно из сарая, где хранились корма для лошадей, высунулся рыжий тщедушный мужичишка с жидкой козлиной бородой, одетый в широкие латаные портки и длинную, до самых его колен рубаху. В руках он держал вилы, насаженные на черенок выше его роста. Увидев разъярённого управляющего с собакой на поводке, он вздрогнул и, сжавшись в комочек, предпринял попытку снова скрыться в сарае.

– Марш ко мне, гнида!!! Приказываю! Марш ко мне!!! – прохрипел обезумевший пан Медлер и принялся злобно стегать плеткой по земле. В унисон ему, словно взбесившись, подхватился лаять его хорошо откормленный чёрный кобель Шайтан, оголив для острастки на мужика четыре своих длинных желтых клыка, похожих на остро заточенные лезвия сабли. При этом вязкие, тягучие слюни, переполняющие пасть Шайтана, свисали с его нижней челюсти вниз и мотались из стороны в сторону в виде длинных омерзительных сосулек… Перепуганный мужик выронил вилы и, словно окаменев, замер на месте.

– Марш ко мне, гнида!!! Марш ко мне!!! – снова взревел управляющий и снова принялся нещадно стегать плеткой по земле. И мужик покорно, словно загипнотизированный кролик, направился к удаву-управляющему для расправы… Но тот уже и сам рванул с места навстречу своей жертве и, ухватив мужичка за козлиную его бородку, потащил за собой в сторону конюшни. Через мгновение оба, в сопровождении пса, с рыком хватающего несчастного за штанину, скрылись за её дверями.

Селивестр Богдан, работающий в усадьбе Ясно Вельможного Пана Ордоновского плотником с того самого момента, как сегодня рано утром пришёл на работу в панскую усадьбу, даже носа не казал на улицу. Все это время он находился в своей столярной мастерской. Мастерская его, в виде добротной одноэтажной деревянной постройки, находилась в отдалении от имения, где-то там на его задворках в старом, сплошь состоящем из высоких развесистых лип парке. Рядом с его мастерской расположилась ещё одна деревянная постройка, выполняющая функцию склада лесоматериалов. Там хранились ценные и дорогие сорта древесины, идущие на изготовление мебели.

В функции плотника Селивестра входило не только само плотницкое его ремесло: изготовление окон, дверей, перекрытие крыш, ремонт мебели – но и столярное дело. Селивестр Богдан был еще и талантливым столяром, и не просто столяром, а столяром-краснодеревщиком… Мастерил он своими руками высококачественную мебель из дорогих пород дерева. Именно ремесло столяра-краснодеревщика и занимало у него почти всё его рабочее время. Где он учился мастерству краснодеревщика? Нигде… Гениальный талант краснодеревщика получил он от природы, по милости самого Всевышнего…

Сегодня плотник Селивестр Богдан, окрыленный вдохновением, всецело посвятил себя работе… Что-то тихо напевая себе под нос, он чертил на листе бумаги схему орнамента, которым предполагал украсить обрамление одного из каминов барского дома. По замыслу творца, эскиз рисунка для обрамления камина должен был быть уникальным, ни с чем не сравнимым произведением. Этот высокохудожественный замысел требовал от него большой сосредоточенности, самоотдачи и, что немаловажно, тишины и покоя. Но беспокойные крики и ор, доносившиеся со стороны усадьбы и ее подсобных дворов, сильно его отвлекали и сбивали с мысли…

В имении Ясно Вельможного пана Ордоновского плотник Богдан работал уже много лет. Он сразу же пришёлся по душе своему хозяину, но не только потому, что был превосходным плотником и великолепным столяром-краснодеревщиком, которому сполна можно было доверить работу с ценными и дорогими породами деревьев, а еще и потому, что оказался очень опрятным и ответственным работником… Был он общительным и доброжелательным человеком… Не боялся иметь свою точку зрения, умел тактично и толково донести ее до собеседника… Да и с чужим мнением умел считаться. Умел вовремя придти на помощь всем тем, кто в ней нуждался. И, несмотря на нищету, в которой прозябал со всем своим многочисленным семейством, не был корыстолюбивым человеком. Как раз все те качества, которые не могли ускользнуть от внимания его вдумчивого барина. Качества, за которые барин его очень уважал.

На момент описываемых событий, а на дворе властвовал 1886 год, середина июня, плотник Селивестр Богдан находился в возрасте около сорока лет.

Это был мужчина ниже среднего роста, щуплой на вид конституции, но очень жилистый и сильный человек. Несмотря на то, что не был он ещё стар, на темечке его уже прочно обосновалась обширная плешь. И только немного скудных тёмно-каштанового цвета волос, сохранившихся в районе его затылка, помогали определить, что в молодости плотник Богдан был темным шатеном. Зато его тёмно-каштанового цвета усы и окладистая борода, в отличие от волос на голове, были на удивление густыми. За сильно смуглую кожу его лица и тела, черные глаза да крупный крючковатый нос его часто обзывали то цыганом, то татарином… На самом же деле предки плотника Богдана, впрочем, как и он сам, испокон веков проживали на территории Царства Польского и были по национальности поляками. Плотник Селивестр Богдан знал это твердо и на злые языки своих соседей по деревне Каленевцы не обращал никакого внимания. Ведь по природе своей он был человеком добродушным, умеющим прощать людям любые их прегрешения. Да и голова его всегда была занята другими, более важными и насущными для него делами, нежели реагировать на их наветы. Например, он всегда был озабочен тем, как прокормить многочисленную свою семью, единственным кормильцем которой являлся.

Хотя внешность плотника Селивестра Богдана и была заурядной, зато талант его краснодеревщика, как уже говорилось выше, на самом деле был велик… Талант его можно было бы смело отнести к самому высокому дару мастерства, к дару от самого Всевышнего. Барон Ордоновский талантливых и деловых людей ценить умел, потому-то и не был плотник Селивестр Богдан обделен ни его вниманием, ни его опекой. Да и в материальной поддержке барон не отказывал своему плотнику – особенно когда в его покоях появлялась новая, уникальная его работа. За это он удостаивал его хорошим материальным вознаграждением. Но даже этих заработков было недостаточно, чтобы хоть как-то мало-мальски удовлетворять бесконечные нужды большой семьи Селивестра, держащиеся только на его плечах. А семья у него, и вправду, была большая: престарелые тесть и тёща, жена и трое малолетних детей. Да вот еще Тимофей, младший его брат, который не так давно покалечил себе руку и стал инвалидом… Его Селивестр тоже взял под свою опеку, поскольку Тимофей не мог больше выполнять сложную физическую работу, а ведь он был отцом большого семейства и кормить ему надо было жену и пятерых своих детей.

И вот еще незадача… Жил плотник Селивестр со всем своим многочисленным семейством в старой покосившейся лачуге, стены которой хорошо еще помнили его дедушку и бабушку в молодые их годы. По этой причине вопрос о строительстве нового жилья в семье Селивестра Богдана стоял очень остро. Потому-то всё последнее время, затянув потуже ремень на брюхе своей семьи, откладывал он каждый грош на строительство нового дома, а чтобы заработать этот грош – работал и работал не покладая рук.

Пан Медлер лютой ненавистью ненавидел «выскочку Селивестра», а именно так называл он плотника за глаза. На его взгляд, тот слишком уж выслуживался перед барином, слишком уж много его внимания пытался привлечь к себе и любыми способами желал заслужить одобрение с его стороны…

Ну и, конечно же, не по нутру ему было, что к плотнику Селивестру, обласканному их Ясно Вельможным Паном, недозволительно было не то что бы прикасаться, не дозволено было причинять ему даже малейшее беспокойство… Никому не дозволено было!.. Даже ему, самому пану Медлеру!.. Насупившись… обходил он «выскочку Селивестра» стороной…

Мало того, что плотник Селивестр Богдан в усадьбе Ясно Вельможного Пана Ордоновского был в статусе неприкасаемого, так еще, по приказу Пана, плотник Селивестр был полноправным хозяином уютной, просторной, с большой русской печкой столярной мастерской, наполненной всевозможными необходимыми для его работы инструментами, стеллажами, верстаками. И, по приказу самого барина, входить в его творческую мастерскую никто не имел права – даже он, управляющий имением пан Медлер!..

Помимо всего прочего, плотник Богдан находился на полном продовольственном обеспечении в имении своего Пана. Кухарки знали все его кулинарные пристрастия и по нескольку раз в день носили ему в мастерскую то обед, то ужин, то крынку с молоком и ломтем свежеиспечённого хлеба.

Плотник Селивестр был очень благодарен своему барину за все те условия, которые он ему создал для работы в своем имении, поэтому творил не покладая рук… Мастерил мебель для его покоев…

Талантливым столяром-краснодеревщиком Селивестром Богданом восхищался не только сам Ясно Вельможный пан Ордоновский, изысканному вкусу которого не так-то и просто было угодить, но и все те господа, которые бывали у него в гостях. Желающих заказать мебель краснодеревщику Богдану не было отбоя. Но барон этого умельца с редким талантом и золотыми руками хранил только для себя самого, тем же оставалось только сожалеть, что им не повезло со столь талантливым работником, каковым являлся краснодеревщик Селивестр в имении барона Ордоновского.

И ведь действительно, непростое это дело – найти даровитого мастера для работы с деревом… Не каждый человек может стать краснодеревщиком. Этот дар даётся только тем, кто испытывает огромную любовь к дереву. Таковым и являлся Селивестр Богдан. Не жалея своих сил и здоровья, трудился он над своими рукотворными произведениями. Только у него хватало выносливости сидеть в жару в своей мастерской и вдыхать едкий запах лака, изготовленного им самим же по специальному, только ему известному рецепту. Только у него хватало терпения долгими месяцами колдовать над рецептом сверхкрепкого клея, который мог бы склеить детали декора с поверхностью мебели на века.

До глубокой ночи, а порой и до самого утра, в окнах мастерской Селивестра Богдана не гас свет его масляной лампы… Опять засиделся допоздна на работе, вычерчивая на листе бумаги какие-то орнаменты с экзотическими цветами и растениями, животными и птицами, а то и с целыми сюжетами на библейские темы. Всё то великолепие, которое потом будет переноситься им с листа на дерево, а уже потом выпиливаться, выстругиваться, шлифоваться, чтобы превратиться в детали декоративных накладок на будущую мебель, предназначенную украшать собой покои хозяина усадьбы, барона Ордоновского.

Для меблировки усадебного дома Ясно Вельможного Пана Ордоновского Селивестр Богдан изготовлял много всевозможной мебели… Но особенно много приходилось ему мастерить столов, стульев, кресел и диванов. Причиной тому было большое количество гостей, приезжающих в усадьбу барона, чтобы в его доме и его компании провести очередной вечер. А всех их необходимо было удобно разместить…

Больше всего гостям барона полюбились вошедшие в моду канапе с чужеземными названиями – «tete-a-tete» или «vis-a-vis», производство которых с легкостью наладил усадебный мебельщик Селивестр Богдан.

Эти оригинальные канапе, сидя на которых, удобно было общаться гостям барона, имели не только удобные сидения, но и своеобразные спинки в виде буквы «S». Ножки этих канапе дополняли крохотные колёсики, что позволяло без труда перекатывать их в нужную часть зала или гостиной. Эти канапе, сделанные руками краснодеревщика Селивестра Богдана, украшали «голубую гостиную» барона Ордоновского.

Всю свою высокохудожественную мебель краснодеревщик Селивестр Богдан изготовлял из деревьев ценных пород – липы, сосны, ясеня. Но любимым его деревом являлся дуб. Он знал, что дуб – это символ бессмертия, поэтому данное понятие вкладывал и в свои работы. Ему мечталось, чтобы его творениями любовались поколения, которые придут в наш мир через столетия, а ему, давным-давно ушедшему в небытие, было бы не стыдно, когда кто-то вдруг в укромном уголке какой-либо вещи, изготовленной его добрыми руками, неожиданно заметит мелко выгравированную им надпись – как, например: «1886 rok. S.Bogdan»… А прочитав её, помянет его имя добрым словом.

Но сегодня… сосредоточиться над своим новым проектом ему всё время мешали крики и вопли, доносившиеся то… со стороны господского дома, то… со стороны подсобных дворов усадьбы. Наконец, он не выдержал… Устало вздохнув, отложил в сторону свою работу и решительно направился на душераздирающий крик какого-то человека, доносившийся со стороны панских конюшен.

Когда он появился на территории хозяйственного двора, то очень был удивлён, не обнаружив в округе ни единой живой души… Только из конюшни продолжали и продолжали доноситься раздирающие душу крики и стоны… Долго не раздумывая, он стремительно направился к дверям той конюшни, откуда доносились эти вопли. Войдя вовнутрь конюшни, увидел, как обезумевший управляющий стегает плетью какого-то распластанного на стогу соломы мужичка. Причем настолько уже забитого, что Селивестру Богдану так и не удалось определить, кто же попал под раздачу сошедшего с ума пана Медлера.

С безобразным поведением управляющего плотник Богдан был знаком не понаслышке… Сам лично, с тоской и ужасом, наблюдал за его неистовым разгулом вседозволенности. Не по душе было ему, человеку по духу доброму, умеющему чужую боль воспринимать как свою, наблюдать за всем этим кошмаром, но соваться в дела управляющего он не имел права…

В ужасе от увиденного, Селивестр Богдан стремглав кинулся к управляющему и, перехватив занесённую им вверх руку с зажатой в ней плетью, отвёл ее в сторону от спины полуживого человека.

– Казимир!!! Ты сошёл с ума!!! – проговорил он, тщетно пытаясь восстановить дыхание, сбившееся у него от охватившего его ужаса. – Уйми свою кровожадную морду!!! Сейчас же уйми!!!

Пан Медлер предпринял яростную попытку высвободить свою руку из руки плотника Селивестра, но ему это не удалось… Плотник Селивестр, несмотря на то, что был человеком небольшого роста и очень худощавым, оказался сильным, жилистым мужчиной, да еще намного моложе самого управляющего, вот и сумел удержать его руку в своей руке. Пан Медлер был вынужден покориться ему и немного притих… Поняв это, Селивестр Богдан высвободил его руку…

Болезненно морщась, пан Медлер стал разминать запястье своей правой руки, при этом… сверля исподлобья ненавистным взглядом плотника Селивестра… Но тот не испугался ненавистного взгляда пана управляющего. Напротив, бесстрашно принял негативный его посыл на себя. Мало того, так же, исподлобья, начал и сам испепелять его своим полного отвращения к нему взглядом. В чёрном змеином взгляде пана Медлера Селивестру Богдану удалось понаблюдать за тем, как тот борется с непреодолимым желанием забить его, ненавистного ему «выскочку Селивестра», своей плетью до самой его мучительной смерти. Ох…. как же ему этого хотелось!.. Но… к великому его счастью, к нему вовремя вернулся утраченный им рассудок. И тот, вовремя вернувшись к своему хозяину, пану Медлеру, напомнил ему, что плотника трогать нельзя!!! Нельзя!!! Уж этого-то… хозяин ему точно никогда не простит!.. И пан Медлер приложил огромное усилие, чтобы взять себя в руки… Но… ненавистного плотника решил-таки припугнуть.

– Ты, Селивестр, не дразни мой характер!.. – прохрипел он, продолжая потирать запястье своей правой руки. – Неужто забыл, что я на многое способен?.. Например, могу сделать тебе какую-нибудь гадость исподтишка, коль уж ты напрямую защищён от меня волей нашего хозяина. Да такую гадость, отчего у тебя, Селивестр, глаза на лоб полезут. А ведь у тебя, Селивестр, дети… Как-то жёнку твою видел, – неожиданно хитро усмехнулся он, – понравилась мне… Очень понравилась… Недурна собой эта бабёха!.. Красивая… Мало сказать, красивая… О-о-очень красивая!!! И, что уж совсем непонятно, ну, просто очень породистая бабёха, несмотря на свое холопское происхождение… Так что, Селивестр, береги свою жену!.. Мало ли что может случиться…

Пан Богдан видел, как управляющего трясет от злости и как играют канонаду желваки на крепко сжатых его челюстях. Сколько же ему требовалось сил, чтобы прямо сейчас, на этом месте, не вцепиться обеими своими ручищами в горло краснодеревщика Селивестра, посмевшего помешать ему, самому пану Медлеру, заниматься прямым своим предназначением – муштрой дворового мужика…

– Порвать бы тебя сейчас, плотник, на куски! – процедил сквозь крепко сжатые зубы пан Медлер… – Ох, порвать бы!..

– А ты попробуй! – с вызовом кинул ему в лицо Селивестр.

– Чтооо? Что ты сейчас сказал?!! – окончательно помрачнев, неожиданно цепко ухватил пан Медлер плотника за грудки… – А ну, повтори, что ты сейчас сказал. – подтянул он его вплотную к себе.

Селивестр Богдан сделал попытку высвободиться из цепкой хватки управляющего, но тот на сей раз сумел пересилить его: «Стой на месте и не дергайся!.. – еще крепче ухватил он его за грудки. – Слушай меня сейчас сюда, Селивестр, и запомни!!! Я в твой плотницкий промысел не лезу, и ты в мой промысел не лезь! Ты мне, Селивестр, не барин, чтобы указывать, как мне поступать и что делать. Ты мне никто! И в этом мире ты тоже никто! Никто!!! Запомни это!!!

– Правильно ты, Казимир, заметил… Правильно… Не барин я!.. – сумел-таки отшвырнуть от себя его руки Селивестр Богдан. – Но я – человек! И тот мужик, – указал он в сторону не подающего никаких признаков жизни мужичишки, – тоже человек!..

– Кто человек?.. Ты – человек?!! – злорадно ухмыльнулся пан управляющий. – Да что у тебя, Селивестр, за душой-то есть, чтобы человеком называться?!

– Что у меня за душой есть, чтобы человеком называться? – сурово переспросил его Селивестр Богдан. – Отвечу тебе, Казимир… Совесть у меня для этого есть! Совесть!!! И это – самое главное человеческое качество…

– Совесть, говоришь?!! – выдавил из себя пан Медлер ядовитый, больше похожий на рык зверя смешок. – Ну, ты, плотник, даёшь!.. При твоей-то нищете и о совести думать! Глупо!.. Глупо, плотник!!! Вот ответь мне, плотник, – ткнул он рукояткой своей плетки в его грудь, – по карману ли тебе, босяку, такая роскошь, как совесть? Зачем она тебе, эта совесть, когда у тебя и гроша-то ломаного в кармане нет? Тебе не о совести надо думать, Селивеструшка, а о том, как выживать в этом мире. А для этого нужны деньги. А совесть-то, она, плотник, дорогу к деньгам не укажет! Дорогу к деньгам укажет ее отсутствие. Не совесть самое главное в жизни, плотник, а деньги! У кого есть деньги, Селивестр, у того будет власть!.. У кого будет власть, всегда будут деньги!.. А деньги и власть, Селивестр, это господство над людьми!!! Это свобода!!!.. А ты, Селивестр, на пару со своей совестью, всегда будешь тем, кто ты сейчас есть… То есть, никем!!! И всегда будешь никем!.. А чтобы человека называли человеком, Селивестр, чтобы его уважали, ему надо иметь за душой что-то весомое. То, что простит ему всё, даже отсутствие её, пресловутой той совести. А что у тебя за душой-то есть, Селивестр, чтобы тебя человеком назвать?! Деньги?.. Только грош в кармане… А порой и того-то нет. Земля?.. Только что под ногтями… Дом?.. Только покосившаяся хатенка… Единственное, что у тебя есть, Селивестр, так это твоя никчемная совесть, которая не в состоянии обеспечить достойную жизнь ни тебе самому, ни твоим престарелым родителям, ни твоей жене с кучей детей-кровососов, которые все разом сидят у тебя на шее и проедают твою и без того уже облезлую не по годам плешь. Какой от них всех прок, Селивестр?! Так… Одна морока…

При упоминании о детях Селивестр вскипел… Ухватил управляющего за душегрейку, подтянул его вплотную к себе и, уткнувшись лбом в его лоб, прошипел ему в лицо: «Мои дети, Казимир – это те люди, которые сделали меня счастливым в настоящем. Это те люди, которые помянут меня добрым словом в будущем. Это моё продолжение! И им никогда не будет стыдно за своего отца и деда. А ты-то, Казимир, прожив без стыда и совести всю свою жизнь, что поимел? Деньги? Власть? Ну хорошо, допустим, что всё это у тебя есть. А сделали ли они тебя счастливым, Казимир? Кто тебя любит? Никто! Кто тебя добрым словом вспомнит? Никто и никогда! Ты, Казимир, одинокий и злой зверь, как твой кобель, – кивнул он головой в сторону черного пса Шайтана, сидящего в непосредственной близости от своего хозяина, пана управляющего, и ни на секунду не сводящего с плотника Селивестра своих черных, совершенно бездушных собачьих глаз. – Единственно, чем тебя люди помянут после твоей смерти, так это бранным словом и плевком на твою могилу. Вот и всё!!! И запугивать меня, Казимир, я тебе не советую. Не боюсь я тебя!.. А что касается жены моей и детей моих, то постоять за них я сумею! Даже ценой собственной жизни сумею! Найдем и на тебя управу, живоглот!.. И вот что я тебе ещё скажу, Казимир, – продолжил Селивестр Богдан, сумев при этом пресечь желание пана управляющего высвободиться из его рук. – Сегодня же, непременно сегодня же, пойду я к нашему Пану и расскажу ему, что ты, именно ты, помешал мне трудиться над моим детищем, над проектом рамы для обрамления камина в его кабинете, которую он с большим нетерпением ждёт не дождётся… Тебе, Казимир, человеку низменному, бездушному и бездуховному, не понять, что такое творческие люди. Не понять тебе, кровожадный зверь, что творческие люди живут вдохновением. Да, да! Вдохновением!!! А ты у меня его сегодня украл. Убил прямо на взлете… И когда оно теперь, это вдохновение, вернется ко мне, пойди тут, угадай! Ну, что ж… ничего страшного… Подождём!.. И барин наш тоже пусть подождёт. Сегодня же ему, нашему Пану, так и скажу: простите барин, но работать в нервной обстановке я не в состоянии. Когда люди находятся на нервном срыве, Музы к ним не наведываются и вдохновением не наделяют. А без вдохновения, какая это работа?.. Так что простите уж, но работа моя, по вине пана Медлера, откладывается на неопределённый срок. До тех пор, пока не вернется моё вдохновение, которое он у меня сегодня украл…

Внимательно наблюдая за выражением лица управляющего, плотник Селивестр понял, что сказанное им ввело его в явное беспокойство… Похоже… что он даже чего-то испугался…

А испугался он того, что «выскочка Селивестр», и впрямь, приведёт своё обещание в исполнение, обо всём рассказав хозяину. Еще этого ему не хватало… Мало ему утренних пинков, упрёков и угроз со стороны разъярённого барина, так ещё этот «выскочка-плотник» на него нажалуется… Да-а-а… Некстати всё это… Очень некстати!..

Селивестр Богдан, между тем, оттолкнул управляющего подальше от себя в сторону и быстрыми шагами направился от него прочь…

Но пан Медлер быстро совладал с собой, и временное его замешательство снова сменила неистовая злоба…

– Иди-иди, Селивестр, жалуйся барину… – прошипел он ему вслед. – Жалуйся, жалуйся… Но ты еще попомнишь меня, голодранец!.. А то, что кто-то да когда-то плюнет на мою могилу, так это не беда, плотник! Лишь бы при жизни моей никто не плевал мне в лицо так, как я плюю всем вам, в ваши быдлятские морды! Всем плюю!!! Слышишь, голодранец? Всем!!! И тем, кто сейчас прячется от меня по углам и щелям усадьбы… И этой быдле, лежащей сейчас тут, на грязном полу конюшни подле моих ног, – указал он плетью на обездвиженного мужичка, только что забитого им до смерти. – И тебе, босяк-Селивестр, тоже плевал, плюю и буду плевать в твою бородатую морду. Вот так… – плюнул он смачно вслед удаляющемуся в сторону своих мастерских плотнику. – И почему же мне, «выскочка Селивестр», всё это дозволено? Да потому, что у меня есть право на власть! Вот она где, эта власть, плотник!.. – погрозил он в спину удаляющегося Селивестра Богдана своим мощным, поросшим чёрными волосами кулачищем с крепко-накрепко зажатой в нем плетью. – Вот в этом моём кулаке с зажатой в нём плетью вся моя власть над вами, батраками, и заключается! И никто у меня её, эту власть, не отнимет! Никто! Я сумел ухватить её, эту власть, за хвост, и, что немаловажно, сумел удержать! И ничего у тебя, плотник, не получится, чтобы её у меня отнять. А что касается Пана нашего, так я, несчастный выскочка, всегда найду, чем оправдаться перед ним. А вот ты, мразь, ещё меня попомнишь!.. Ох, как попомнишь… Ох, как попомнишь ты меня, Селивеструшка… Жди своего часа, плотник!!! Жди!!! – ещё раз смачно плюнул пан Медлер в спину удаляющегося от него плотника…