Текст книги "Всадники равнин"

Глава 24
Гипноз

Хозяину рудника подобная сделка показалась не совсем обычной – если он обязуется вежливо говорить с этим молодым человеком, то этот молодой человек не станет убивать его! Он глубоко вздохнул, начиная чувствовать, что Питер для него стал даже гораздо более ценным приобретением, чем ему казалось изначально. И все-таки юность во многом схожа с острым инструментом, требующим крайне осторожного обращения. Иначе сам владелец рискует сильно пораниться. Разумеется, было бы глупо отказываться от услуг этого ужасного типа, не выяснив прежде, каким образом им можно управлять.

Вслух же Джарвин сказал:

– Знаешь, Питер, мне не хотелось бы показаться навязчивым, но должен тебе заметить, что Обмылок был одним из самых лучших парней, которые когда-либо работали на меня. И честно говоря, его бегство стало для меня большим ударом. Кроме того, он забрал твоего коня…

– Не стоит беспокоиться, – перебил его Питер. – Я попросил его выполнить небольшое поручение. И еще до темноты он вернется, можешь не сомневаться!

– Так что же, черт побери, ты мне сразу об этом не сказал? – завопил Джарвин.

И стоило ему лишь раскрыть рот, как огромная рука Питера легла на спинку стоявшего рядом стула; Джарвин, испуганно хрюкнув, опрометью выскочил за дверь и снова отправился посидеть на солнышке и поразмыслить на досуге о радостных и печальных сторонах жизни. Положительным во всем этом Джарвин считал все, что приносило ему удовольствие и на чем можно было неплохо нажиться; к отрицательным же сторонам относил все, что угрожало его безопасности и комфорту.

Он убедился на собственном опыте, что все удачи и разочарования странным образом переплетаются и идут рука об руку. Например, взять хотя бы рудник, поглощавший труд множества работяг. В награду за их поистине каторжные усилия земля отдавала руду, которую спускали вниз в вагонетках по рельсам, проложенным его, Джарвина, стараниями, до самой дороги, откуда ценные ископаемые уже переправляли до ближайшего пункта отгрузки. Денежки с рудника текли рекой, и поток этот нарастал с таким постоянством, что Майк Джарвин начинал мыслить уже не привычными категориями в сотни тысяч долларов, а в масштабе будущих миллионов.

С другой стороны, добросовестные работяги, те, кто добывал для него серебро, отбирая несметные сокровища у земных недр, все как один были его злейшими врагами. Неужели это все из-за того, что он в свое время обыгрывал их в карты?

У Майка складывалось впечатление, что они переживали поражение слишком болезненно. Любой человек, садящийся за карточный стол, должен обладать хоть каплей соображения. Игра велась на полном серьезе, и если он не был готов к такого рода схватке, то очень глупо было с его стороны вообще ввязываться в нее; в таком случае ему следовало бы быть благодарным судьбе хотя бы за то, что денежки у него отобрали так легко и безболезненно, как это обычно практиковал сам Джарвин. Но вот только рассудительности в них не было ни на грош; они откровенно ненавидели его. Когда же на руднике появлялся новый работник, то в первый же день местные трепачи рассказывали ему все эти душераздирающие истории, после чего новичок тоже проникался ненавистью к боссу и наравне со всеми начинал поносить того последними словами.

Вспоминая обо всем этом, мистер Джарвин чувствовал, что люди, приносящие ему богатство, одной рукой кладут к его ногам серебро, в то время как другая рука сжимает кинжал за спиной. Интересно, когда они все же решатся рискнуть?

При этой мысли толстяк Майк, ощущая некоторое напряжение, выхватил свой блестевший на солнце металлом револьвер и одним выстрелом разнес на мелкие осколки кусок кварца. И тотчас увидел, как в темном дверном проеме кухни мелькнуло чье-то лицо. Однако никого, похоже, не встревожил звук выстрела, прогремевшего вблизи рудника. А что, если, к примеру, убийца тихонько подберется со спины и всадит пулю ему в поясницу, кто увидит, как он упадет?

И правда, а вдруг именно в этот самый момент тот черномазый гад, что работает на конюшне, – что, если он уже пробирается по склону, переползает от валуна к валуну, задумав отправить своего босса на тот свет?

Джарвин резко обернулся, держа револьвер наготове. Склон был совершенно пустынным. Но тут зашуршали ветки кустарника, словно от внезапного дуновения ветерка. Джарвин не раздумывая выстрелил в этом направлении. Если там затаился человек, пусть теперь, дурень этакий, пеняет на себя.

До слуха Джарвина долетел тихий визг. Толстяк прислушивался к нему, испытывая удовлетворение кровожадного хищника. Отныне он всегда будет доверять своим предчувствиям; станет всецело полагаться на них, как женщина полагается на свою интуицию!

Но вместо недвижного человеческого тела из-за кустов выпала и покатилась вниз по склону легкая заячья тушка, безжалостно изуродованная его пулей.

– Везет тебе, Джарвин! – похвалил самого себя Майк. – Черт возьми, везет!

И он отнес зайца к повару.

– Вот, собственноручно пристрелил с сорока ярдов!

– Ну надо же! – усмехнулся повар.

Взяв кролика, он повернулся к боссу спиной и больше не сказал ни слова. Вот она, людская бездушность. Майк тяжело вздохнул и повернул обратно. Не то чтобы он повернулся спиной, нет; вообще-то он никогда не поворачивался спиной ни к кому из своих людей, за исключением тех случаев, когда рядом был охранник.

Сделав небольшой крюк, он возвратился от домика повара к своей собственной хижине.

Работа по уборке хижины Баттриков и подготовке ее для нового жильца шла полным ходом.

Бывший матрос и рабочий с рудника старательно скребли половицы и выметали мусор за порог.

– Эй, Пит, – окликнул Майк. – Обмылок так и не вернулся?

– Он будет к назначенному времени, – ответил Питер Хейл.

– К какому времени? – поинтересовался мистер Джарвин.

– К тому времени, как он мне понадобится, – объяснил Питер, – и я думаю, что пора прекратить этот разговор. Ведь теперь он вроде бы как работает на меня, не так ли?

Джарвин испустил горестный вздох.

– Обмылок был всегда одним из самых лучших моих людей, и не скрою, что я уступаю его тебе с тяжелым сердцем, – проникновенно объявил он. – Но раз уж он тебе так нужен, то, надеюсь, ты сумеешь найти с ним общий язык.

Тем временем огромный жеребец мчался во весь опор, унося холодевшего от ужаса Обмылка все дальше и дальше от поселка и рудника. Оставив позади пару миль и почувствовав себя, наконец, в относительной безопасности, он осадил коня, заставляя того перейти на шаг. Но затем, принявшись сворачивать сигарету, он все же время от времени отвлекался от этого занятия и оглядывался назад. Почему? Во всей округе, нигде среди этих гор, не было такого коня, на котором можно было бы пуститься в погоню за его жеребцом и нагнать его, особенно после того темпа, который изначально был задан Обмылком; и все же его не оставляло в покое гнетущее ощущение близкой опасности, скрывавшейся за каждым поворотом!

Его страшило непостижимое могущество таинственного потустороннего мира, находившегося за пределами понимания подавляющего большинства людей. Как знать, что за руки могут потянуться к нему из той неведомой пучины? Бедный Обмылок старался поскорее забыть о том, что происходило с ним в хижине, когда он сидел за столом напротив Питера Хейла. И все-таки чем упорнее он старался загнать эти мысли в самый дальний уголок своей памяти, тем настойчивее они рвались наружу.

Его ничуть не беспокоил ни тот факт, что ему пришлось стать банальным конокрадом, ни то, что он бросил свою старую работу у Джарвина. Он был рад поскорее выбраться оттуда и с содроганием поглядывал на дрожащую и ноющую руку в синяках, державшую сигарету.

Дважды он останавливал коня, испытывая необъяснимое желание повернуть обратно и боясь сам не зная чего. В третий раз, глядя на то, как солнце медленно опускается за поросший деревьями западный склон горы, он вспомнил, к какому времени Питер Хейл назначил ему вернуться. Мулат мигом развернул и пришпорил коня, поспешно отправляясь в обратный путь, не задумываясь о причинах столь внезапного решения и не тратя времени на рассуждения, а зная лишь то, что больше всего на свете ему хочется вовремя возвратиться в поселок.

Солнце, еще видимое с горного плато, садилось за низкие холмы, озаряя небо алыми и багряными сполохами, когда Обмылок наконец вернулся на рудник. Испытывая огромное облегчение, он отправился на конюшню и принялся расседлывать огромного коня. Подошедший конюх строго спросил его:

– За чем это тебя посылали?

– Посылали? – переспросил мулат.

– Ну да, – подтвердил тот. – Мы все думали, что ты решил смыться, но Хейл сказал, что услал тебя по делу и что ты обязательно вернешься. И тут являешься ты!

Бедный Обмылок так и остался стоять, разинув рот, с уздечкой в одной руке и с седлом в другой, размышляя о том, что же все-таки творится в этом странном мире. Теперь у него не осталось ни малейших сомнений относительно того, что заставило его возвратиться обратно на рудник. Это была молчаливая воля белого человека, которая, преодолев расстояние в несколько миль, коснулась незримой рукой его души. Он чувствовал, что все это время лично от него не зависело ровным счетом ничего, и Питеру Хейлу не составило никакого труда вернуть обратно беглеца – ему было достаточно лишь только пожелать этого.

– Гипноз! – ахнул Обмылок. – Ведь я же уже уехал! И как только ему это удается?

На этот вопрос у него не было ответа. Теперь он считал себя уже совсем пропащим, будучи твердо уверенным в том, что отныне Питер Хейл станет манипулировать им по своему желанию, а у него не будет ни малейшей возможности противостоять этому влиянию.

Обмылок вошел в хижину. В углу комнаты стояла кровать; в другом углу была поставлена обыкновенная койка. Негр обнаружил, что все его пожитки, которые он, спасаясь бегством от дьявола, бросил впопыхах, были развешаны на крючках, вбитых в стену над койкой. На постели лежали вещи белого человека, а у изголовья кровати была прислонена к стене длинная винтовка.

Обмылок осторожно взял ее, отмечая про себя, что приклад был довольно потертым, но ствол хранил следы частой чистки. Механизм двигался без труда, а затвор был в идеальном состоянии. Обмылок отметил, что, по-видимому, хозяин винтовки знал толк в оружии и умел с ним обращаться, хотя, с другой стороны, его удивляло то, что такой зловещий тип, как этот самый Питер Хейл, держит при себе еще и винтовку.

На узкой веранде крошечного домишки раздалось металлическое позвякивание, и на пороге появился Питер Хейл. Он дружелюбно кивнул метису.

– Ну вот, Обмылок, – сказал он, – для нас уже есть новость. Завтра мы все втроем совершим небольшую поездку. Ты, Джарвин и я. Как, ты готов?

– А куда ехать? – мрачнея, спросил Обмылок.

– Прогулка за пределы рудника ради сбора Джарвином какого-то там навара. Ты уже когда-либо сопровождал его во время подобной жатвы?

Сам того не желая, Обмылок широко улыбнулся, обнажая два ряда крепких белых зубов. Подобные экскурсии были для него делом привычным. И он подумал, что, может быть, в конце концов, гипнотизер и не станет для него такой уж тяжкой обузой.

Глава 25
Планы

Великий Майк Джарвин нечасто снисходил до появления в миру. Но в былые времена, когда его талия была потоньше, а рука вернее, Джарвин частенько объявлялся по другую сторону границы, там, где его никто не знал. Это давало ему огромные преимущества. Во-первых, знакомых у него там не было, и вымышленное имя позволяло скрыть свою истинную репутацию. А во-вторых, даже если его и ловили за руку, то в те времена обычай выражать свое негодование при помощи оружия еще не вошел в моду.

К сожалению, с тех пор многое в мире изменилось, и теперь толстый Майк Джарвин с непередаваемой тоской взирал на окружавший его мир с высот благополучия собственного рудника. Можно сказать, что он стойко держал оборону своего форта, не полагаясь на силы окружавшего его мятежного гарнизона и противостоя постоянным приступам страха. Это было сродни тому, что плыть на корабле с давно прогнившим днищем по морю среди рифов. Джарвин так часто видел, как волны разбиваются об острые скалы, что почти привык жить с ощущением постоянной опасности. Но когда он начинал задумываться о том, куда еще податься, чтобы провернуть очередное дельце на стороне, тем самым хоть на время избавляя себя от постоянной опасности, подстерегавшей его на собственном руднике, то неизменно оказывался в весьма затруднительном положении.

Когда-то он был стройным и подтянутым, что давало ему возможность проскользнуть где угодно и с легкостью затеряться в любой толпе. Но с тех пор прошло немало времени, и лицо его заметно округлилось, а огромный живот и располневшая талия обращали на себя всеобщее внимание. Он еще и показаться нигде не успеет, как, завидев его издалека, люди уже говорили друг другу: «А вон идет Майк Джарвин!»

После чего рука такого человека непроизвольно тянулась к оружию, чтобы убедиться, что он должным образом готов к непредсказуемому событию. Можно подумать, что честный Майк отбирал деньги у людей под дулом револьвера, словно какой-то бандит; на самом же деле он всегда использовал тихие, хорошо отработанные и безболезненные приемы, которые пускал в ход за карточным столом. И всякий раз, вспоминая о той неприкрытой враждебности, с которой относились к нему окружающие, Майк тяжело вздыхал и сокрушенно качал головой. Подчас у него даже возникало желание открыть людям свое сердце, чтобы они, наконец, убедились сами, какое несчетное число добродетелей там скрыто.

Но все-таки этот день затеплил в его душе новую надежду. Повозка была запряжена двумя сильными, поджарыми мустангами, способными всего за один день без особого труда преодолеть расстояние в добрую сотню миль. Выбор не случайно пал на столь могучих скакунов, ибо, по-видимому, планировалась более дальняя, чем обычно, поездка.

Как правило, один, без сопровождения Баттриков, он никогда не решался уезжать от своего жилища слишком далеко – чтобы в случае чего можно было благополучно возвратиться обратно, гоня коней во весь опор и не давая им отдыха. Но даже путешествуя с Баттриками, расстояния, на которые он мог удаляться от рудника, были весьма ограничены. На руднике Майк чувствовал себя в относительной безопасности. Остальной же мир просто-таки, образно говоря, кишел голодными, прожорливыми акулами, прекрасно осведомленными о прошлом Джарвина и кровожадно мечтавшими о том, чтобы растерзать его на мелкие кусочки, а при случае заглотить целиком вместе со всеми потрохами.

Но теперь к нему возвратилась прежняя уверенность. Бесспорно, братья Баттрик были известными и доблестными воинами. Но куда им равняться с Обмылком и калекой! На протяжении многих и многих месяцев он лелеял мечту о том, чтобы доверить собственную охрану одному Обмылку, нежели держать при себе несговорчивых Баттриков. Но он так и не осмелился сказать об этом мулату. Джарвин знал, что негр давно и тайно его ненавидит и что, пожалуй, ничто на свете не доставило бы Обмылку такой радости, как заполучить, наконец, долгожданную возможность молча сомкнуть свои толстые пальцы на шее хозяина.

Однако теперь у Обмылка появился хозяин, чье загадочное влияние было столь велико, что появилась возможность держать мулата под контролем. Это поражало Джарвина и в то же время радовало до глубины души. Итак, вот он, Майк Джарвин, человек, еще вполне способный сам постоять за себя, но предпочитающий, чтобы враги подходили к нему по очереди. Теперь у него за спиной возвышалась странная фигура калеки, который на самом деле им вовсе не являлся – он был наделен умом, спокойствием и силой Питера Хейла. А за Питером Хейлом стоял хищный зверь, безумец; тот, кто наслаждался мгновениями смертельной опасности, как другие упиваются чистым и прозрачным воздухом гор. Все вместе они образовывали могучий треугольник. Так чего же удивляться его решению совершить еще одну пиратскую вылазку в раскинувшиеся внизу долины?

Оттуда, из поселков лесорубов, далеких рудников, захолустных городишек, больших и малых скотоводческих хозяйств – из каждого такого источника к нему тек постоянный ручеек прибыли. По правде говоря, теперь, когда столь широкое распространение получила банковская система, русла денежных рек стали по большей части невидимы. Но люди умные обычно безошибочно определяют близкое присутствие подобного потока и в состоянии устроить колодец на его пути. Никто больше не возил с собой золотой песок или же толстые пачки наличных. С другой стороны, теперь люди эти могли подписывать долговые обязательства на гораздо большие суммы, тем свободнее оперируя огромными числами, чем выше оценивалось их состояние.

Именно в таком свете Майк Джарвин взирал с высоты своих владений на жиреющий внизу мир, самодовольно потирал руки и улыбался, отчего его маленькие глазки совершенно исчезали в складках жира.

– Что ж, как знать, – глубокомысленно изрек он наконец. – Возможно, ночью мы уже будем в тех местах, где меня еще никогда не видели!

Джарвин предложил ехать напрямик через владения его рудника в сторону окутанных сизой дымкой холмов, видневшихся на горизонте. Там, по другую сторону этих холмов, у него появлялась возможность переменить обстановку и оказаться в обществе совершенно незнакомых людей. И может быть, именно там ему удастся провернуть достаточно занятные махинации, чтобы потом на досуге, предаваясь воспоминаниям в тишине рудника, было о чем вспомнить.

А на случай внезапной опасности он призвал к себе двоих самых грозных защитников из тех, с кем ему только доводилось сталкиваться за всю свою деловую жизнь, большая часть которой прошла так или иначе в тесном общении с ганфайтерами, считавшимися мастерами своего дела. Он также не сомневался и в том, что сил и прыти мустангов хватит для блестящего завершения задуманного путешествия – на одном дыхании, без остановок. Но рассчитывал он отнюдь не только на них. Помимо мустангов в путь отправлялся и неутомимый, спокойный и выносливый мул Обмылка, а также собственный любимый конь Джарвина, который хоть с виду и казался несколько тяжеловат для скаковой лошади, но был довольно быстр для того, чтобы оторваться от преследователей. Кроме того, у них был еще и огромный Лэрриби, который должен был нести на себе их козырного туза, Питера Хейла, доставив его до места, а затем в случае непредвиденных обстоятельств вырвать из зубов у опасности!

В целом, мистер Джарвин был доволен. Он ненадолго задержался, чтобы самолично проверить приготовленный в дорогу багаж. Когда же, к его величайшему удовлетворению, с этим было покончено, то к уже уложенным вещам он добавил ещу одну маленькую вещицу, которая, как оказалось, вот уже с давних пор сопровождала его повсюду.

– Возможно, это покажется тебе странным, – сказал Джарвин Питеру. – Наверное, я просто безнадежно устарел и отстал от моды, потому что замечаю, что парни сейчас все чаще не расстаются с автоматическими пистолетами, где лишь достаточно раз нажать на спусковой крючок, чтобы выдать целую очередь из дюжины патронов! Что ж, Пит, они могут сколько угодно увлекаться этими новомодными изобретениями, но, признаюсь тебе, своим успехом я в какой-то мере обязан именно вот этой старенькой винтовке.

Ее не назвать скорострельной, для стрельбы с большого расстояния тоже не подходит, да и с виду она не слишком-то изящна. Можно ли положиться на такое старье? И я отвечу: можно! Как-то раз, имея при себе лишь вот это самое ружьецо, я наткнулся на шайку угонщиков скота, которые направлялись обратно в Мексику. Я совсем не собирался с ними связываться. И даже не знал, кто они такие. И знать не хотел. Но тем не менее, выехав из-за поворота, оказался с ними лицом к лицу. Они немедленно решили, что моя миссия – остановить их. Не успел я и глазом моргнуть, как на солнце сверкнул ствол пистолета, и две пули просвистели у самого моего уха.

Можно сказать, положение было критическим. И тогда я схватил своего старого боевого приятеля. У меня не было времени прицеливаться. Они оказались прямо передо мной. Еще немного, Пит, и меня наверняка разнесли бы в клочья.

Тогда я опер ствол о колено и почти не глядя спустил один, а затем и второй курок. Вот это уж воистину можно было назвать преступлением, сынок, – то, как летели пули.

Всего какую-то минуту назад передо мной была шайка наглых ворюг, державших путь к границе с Мексикой. А в следующее мгновение все они уже лежали в пыли – кто-то уткнувшись носом в землю, кто-то, наоборот, обратив лицо к небу, а кое-кто быстро шептал молитвы, другие на редкость громко ругались, проклиная все на свете, – но только всем им было суждено вскоре оказаться совсем в ином месте, куда более жарком, нежели Мексика.

С тех пор и по сей день, отправляясь в дорогу, я всегда беру с собой эту старенькую двустволку. Имея ее под рукой, ты даже пьяный будешь не беспомощен.

Давай, Обмылок, залезай в повозку. Будешь править лошадьми. А я сяду здесь, рядышком, и буду любоваться на твою распрекрасную физиономию!