Текст книги "Всадники равнин"

Глава 28
Тяжелая жизнь

Чарли вышел из комнаты, гордо подняв голову и спокойно глядя перед собой, провожаемый уважительными взглядами, словно говорившими: «Вот это парень!»

Глядя же на Майка Джарвина, все лишь с усмешкой качали головами. «Удачливый старый дурак!» – таково было всеобщее мнение.

– Надеюсь, – сказал Джарвин, – парнишка переживет потерю такой уймы денег. Кто бы это мог быть? Его зовут Чарльз Хейл. Интересно, а расплатиться-то он сможет?

– Кто? Чарли Хейл? – переспросил кто-то из стоявших рядом. – Этот-то сможет. А если нет, возьмет у отца. Они там, наверное, миллионами ворочают. Богатые, как черти. Ничего, с них не убудет!

– Отличная новость! – воскликнул мистер Джарвин. – Черт побери, никогда еще мне так не везло! Полагаю, мне тоже пора перестать испытывать судьбу.

Его уговаривали остаться. Все знали, что в карманах у него теперь лежало целое состояние. Если бы он только согласился на игру, ставки в которой не выходили бы за пределы разумного, – и вот тогда они в два счета обыграли бы его, обобрали бы до последнего цента.

Но счастливый победитель не поддавался ни на какие уговоры. Ему уже повезло, и незачем снова искушать судьбу. Возможно, как-нибудь в другой раз, если у них будет настроение сыграть… Он пробирался сквозь толпу, и Питер поймал себя на мысли, что следует за ним и чуть заметно улыбается.

Джарвина он нагнал только на улице. Тот был вне себя от счастья.

– Все прошло гладко, как никогда, – ликовал Майк. – Может быть, вы, сэр, все-таки поинтересуетесь, какова была моя прибыль от этой игры?

– Тысяч пятьдесят? – спросил Питер.

– Больше шестидесяти пяти, провались я на этом месте! – сообщил Майк. – Они оказались даже глупее, чем я думал. Мне, конечно, и раньше доводилось опускать себе в карман довольно приличные деньги, но чтобы вот так, на глазах у целой толпы, страстно желающей облапошить меня, – такое со мной впервые! Еще никогда в жизни я не делал ничего подобного! Пит, этот городишко – настоящее золотое дно. Столько олухов в одном месте! За то время, что они давали мне на тасовку и сдачу карт, можно было запросто научить собаку танцевать. Так что каждый раз у меня была возможность сложить колоду в нужном мне порядке. Что я до последнего хода и проделывал. А этот молокосос сидел, как часовой. «Я не покину своего поста», – говорит часовой. «Тогда изволь получить вот это», – говорю ему я и выдаиваю из него очередные десять тысяч.

Мило, не правда ли? Давненько я не получал столько удовольствия, сколько от сегодняшней игры. А они-то приняли меня за убогого! Остается лишь молить Всевышнего о том, чтобы они не узнали меня прежде, чем я снова нагрею их на кругленькую сумму! А уж деньжата у этих ротозеев водятся, можешь не сомневаться. Тем более что теперь всем им неймется поскорее обыграть меня! Что ж, я конечно же проиграю несколько тысчонок, так сказать, для приманки, а затем сорву куш. Ведь кто знает, когда мне снова так повезет!

Он положил на мускулистое плечо Питера свою толстую руку и залился счастливым смехом.

– Покажи мне расписки, – попросил Питер.

– Вот они, одна к одной, – сказал Джарвин. – Можешь пересчитать. С ними я… Эй, сынок, что ты задумал? – забеспокоился он, увидев, что Питер сунул листки в карман. – Это же пятьдесят тысяч, а ты их так комкаешь! – воскликнул Майк Джарвин.

– Это перебор, – сказал Питер. – Хватит с тебя и наличных, которые ты украл сегодня.

Майк был вне себя от возмущения.

– Это просто неслыханно! Ты что, собираешься надуть меня? Совести у тебя нет! Так это и есть твоя цена? Пит, ты что и в самом деле…

– Не ной, – оборвал его Питер. – А ты думал, я буду просто стоять в сторонке и спокойно наблюдать, как ты грабишь моего собственного кузена? Нет, Майк, все это я верну ему. А ты давай иди своей дорогой… насколько я понимаю, представление окончено!

Майк Джарвин разразился длинной бранной тирадой; он даже зашел так далеко, что сделал многозначительный жест, хватаясь за карман, но затем вдруг передумал и, резко развернувшись, зашагал прочь.

Питер же отправился на поиски своего кузена. Найти его было несложно. Если Чарли и до игры слыл достаточно важной персоной, то уж из-за карточного стола он вышел настоящей знаменитостью. Портье в гостинице немедленно проводил Питера в комнату, где остановился Чарльз; в ответ на стук дверь немедленно отворилась, и на пороге появился сам герой событий, бледный как полотно.

Увидев перед собой Питера, он ахнул от неожиданности:

– Питер! Как ты здесь оказался? Заходи же!

Затащив Питера в комнату, он поспешно закрыл дверь.

– Ты уже слышал обо всем, да?

– Да.

– Мне конец, Питер! Я уничтожен! – хрипло выдавил Чарльз.

Он принялся нервно расхаживать по комнате.

– Я столько вкалывал – ты сам это знаешь. Я был таким, каким хотел видеть меня отец. А теперь я повержен. Все кончено!

– Что кончено?

– Я имею в виду отца. Теперь он не пожелает меня видеть. Потому что больше всего на свете терпеть не может карты и игроков. Он говорит, что человека, пристрастившегося к азартным играм, убить мало, потому что горбатого только могила исправит. Отец смог бы мне простить убийство, но только не то, что случилось сегодня. У него больше не будет никакого доверия ко мне. Теперь я для него не больше чем бездомная собака. А ты небось после того нашего с тобой разговора и рад видеть меня поверженным! Подумать только, столько трудов, жизнь кончена!

– Только третья ее часть, – мрачно отозвался Питер. – Так вернее. Слушай, ты же молод. У тебя еще все впереди.

– Начинать все сначала, выбираться с самого дна? – с горечью в голосе спросил кузен.

– Так ведь у тебя есть ради чего это делать! – ответил Питер.

– Имеешь в виду Рут? Я знаю, ты о ней говоришь. Но ничего не выйдет. Я никогда не смогу уговорить ее связать со мной свое будущее. После того вашего знакомства она уже никогда не согласится на это. Зато нарваться на отказ будет проще простого. Мне нужно было бы быть с ней поделикатнее, Пит. А уж теперь, когда у меня не будет и гроша за душой…

– С чего ты это взял, Чарли? Ведь никто еще не лишил тебя наследства!

– Это только пока, – мрачно сказал Чарльз, – до тех пор, пока отец еще ничего не знает. А потом все будет кончено в момент! Он же кремень, скала! И как только он узнает о том, что я натворил, то просто отречется от меня. А потом возьмет да и усыновит кого-нибудь другого. И объявит его своим наследником.

Питеру показалось, что повод для причитаний был каким-то уж слишком однобоким. Выходило, что Чарльз беспокоился совсем не об отце, сердце которого будет безнадежно разбито известием о выходке сына, по-настоящему его пугала лишь перспектива потерять собственность.

Тем не менее Питер больше не мог тянуть с тем делом, ради которого пришел сюда. Достав из кармана долговые расписки, он положил их на стол перед братом.

– Вообще-то, Чарльз, – сказал он, – тот парень решил просто пошутить над тобой. Он знал, кто ты такой, и разорять тебя вовсе не собирался. Ему вполне хватило наличных, которые он выиграл у тебя. Но он не ставил себе целью пустить тебя по миру!

Чарльз брал собственные расписки одну за другой, еще какое-то время разглядывал их, а затем вновь обратил взгляд на Питера.

– Я изо всех сил пытаюсь понять, – сказал он, – но у меня ничего не складывается. Это превыше моего понимания! Ты что, поймал того старого толстого простофилю и ограбил его?

Питер покачал головой:

– Позволь назвать тебе имя этого старого простофили. Ну, конечно, ты же не знаешь его в лицо, а я как-то сразу и не подумал об этом. Но дело в том, что это был Майк Джарвин.

– Джарвин? – ахнул Чарльз.

– Мошенник Джарвин.

– Боже мой, а я… каким же я был идиотом!

– Похоже на то.

– Но что…

– Он не собирался разорять тебя, Чарли. Он хотел просто как следует проучить и поэтому-то и взял с тебя все эти расписки.

– Но ведь Джарвин никогда никому ничего не возвращает. Такого еще никогда не было!

– Даже у Майка есть свои принципы. Даже он порой хочет, чтобы все было по правилам. Это своего рода парадокс. Я не нахожу этому объяснений. Но думаю, что взять эти деньги у тебя для него было бы слишком примитивно.

Чарльз изумленно всплеснул руками.

– Я был готов поклясться, что этот толстяк был лишь чокнутым простофилей, которому просто случайно повезло. А теперь выясняется, что это был Джарвин собственной персоной! Слушай, Пит, а почему же он сам не пришел сюда и не сказал мне всего этого? Почему прислал тебя?

Он холодно и с нескрываемой враждебностью разглядывал Питера.

– Дело в том, – сказал Питер, – что у него были еще другие дела. Он знал, где тебя искать. И послал меня…

– Послал тебя?

– Я работаю на него, Чарли.

– Ты… работаешь… на Джарвина!

– Да. Вот уже…

– Так вот почему ты исчез из дому? Вот почему твой отец едва не сошел с ума от горя?

– Именно поэтому.

– Но зачем? Черт возьми, зачем тебе это?

– Что ж, расскажу тебе и об этом, – согласился Питер. – Меня всегда тянуло к чему-то неизведанному, Чарли. И к тому же мне надоела скучная жизнь на ранчо. Не хотелось огорчать отца. К тому же, в конце концов, на ранчо теперь все в порядке. Вот так я снялся с насиженного места и отправился на рудник к Джарвину, собираясь познать жизнь такой, какая она есть на самом деле, безо всяких прикрас.

В какой-то момент во взгляде Чарли вспыхнул и тут же потух огонек презрения.

– Без прикрас, могу себе представить! – хмыкнул он.

– Да, – сказал Питер, – именно так!

Глава 29
Окружной чемпион

При выполнении данных ему поручений Обмылок никогда не отличался чрезмерным усердием, так как считал, что если хозяин все равно получит с этого какую-никакую выгоду, то с его стороны не будет большим преступлением, если он немного подумает и о себе. Поэтому, оседлав коней, отправился выбирать лошадей для повозки. Он просто наскоро обтер усталых мустангов, плеснул им воды и дал пожевать немного овса, а сам тем временем принялся подбирать замену. Это было совсем несложно. В городе отбоя не было от желающих торговать и торговаться. Так что всего через каких-то несколько минут он набрел на повозку, в которую были впряжены достаточно бодрые кони. Разыскав владельца, Обмылок предложил ему упряжку Джарвина в обмен на его пару. Тут же и ударили по рукам: хозяину повозки понравились высокие кони, а мустанги из конюшни Джарвина были почти на голову выше его собственных. На доплату Джарвин выдал сто долларов; Обмылок же сторговался на сорока и возвратился обратно весьма довольный собой, ведя на поводу новых коней да еще с шестьюдесятью долларами чистого дохода в кармане.

Мулат был глубоко убежден, что деньги существуют на свете для того, чтобы их тратить. Он впряг коней в повозку, оставив их на попечение мальчишки – помощника конюха. На противоположной стороне улицы, прямо напротив конюшни, призывно сияло огнями недавно открытое кафе, и праздничная иллюминация была приурочена к этому замечательному событию. Высокие табуреты у стойки казались Обмылку сказочными тронами. И хотя ему было строго-настрого наказано никуда не отлучаться и дожидаться в повозке, голод все же взял свое.

Перейдя через улицу, он вошел в заведение и уселся на первый же освободившийся стул. Здесь стояло несколько плит, у которых священнодействовали трое поваров. Аромат кипящего молока и запах душистого кофе проникал в ноздри Обмылка и волновал его душу. Дым поднимался и над жаровнями, на решетках которых шипели гамбургеры, подрумяниваясь и покрываясь хрустящей корочкой. Булькал раскаленный жир, в котором обжаривался французский картофель, – потом его вынимали, с золотистых ломтиков капало масло, а Обмылок неподвижно сидел, вдыхая трепещущими ноздрями тончайший аромат.

– А что вам? – спросил официант, убирая тарелки, стоявшие перед Обмылком на столе, застеленном клеенкой.

– Мне? – переспросил метис, прикрывая глаза, чтобы посоветоваться со своим желудком.

В этот момент совсем рядом раздался грубый голос:

– Белые обслуживаются в первую очередь. Принеси мне пирог!

Обмылок закатил глаза. Впервые в жизни он молча примирился с обидой и не стал пускать в ход кулаки. Но теперь все его мысли и чувства – все, кроме одного – были обращены к предстоящей трапезе, заставляя его млеть от удовольствия. В кармане у него лежало шестьдесят долларов. А уж вместе с тем, что ему удалось выгадать при недавней покупке коня, сумма получалась и вовсе внушительной, и он ощущал себя миллионером, поэтому решил не обращать внимания на оскорбительную фразу, тем более что эти слова просто подсказали ему идею.

– И мне тоже пирог, – попросил Обмылок.

– Яблочный, с черникой, с персиками?… – начал перечислять официант.

– Яблочный, – сказал незнакомец.

– Яблочный, – вторил ему Обмылок.

На стойке появились две тарелки, на каждую из которой был положен внушительных размеров кусок пирога.

Все тот же низкий голос незнакомца, занявшего место недалеко от Обмылка, сказал:

– И это все? Официант, и вот это вы называете куском пирога?

– Перестань! – прикрикнул на него вдруг другой человек, говоривший на редкость гнусавым голосом. – Тебе скоро на ринг выходить, а ты набиваешь брюхо пирогами…

– Это мое дело! – рявкнул первый, хватая кусок с тарелки.

Обмылок же объявил официанту:

– Это так, для затравки. А теперь давайте пирог. Целый пирог!

Он за два приема отправил в рот кусок и протянул свою здоровенную ручищу к большому яблочному пирогу сразу же, как он только появился на столе. Во время еды Обмылок закатывал глаза и время от времени косился в сторону. Он видел, что взгляд расположившегося рядом смуглого гиганта обращен в его сторону.

– Черт побери, – сказал великан, – но мне кажется, что этот черномазый жрет пирог специально для того, чтобы позлить меня, Билл.

Билл, оказавшийся господином, шею которого украшал алый галстук, заколотый булавкой со сверкающим бриллиантовым глазком, схватил своего подопечного за мускулистое плечо.

– Все, Бад, теперь пойдем, ладно? Идем же! Всем хочется увидеть тебя перед поединком. Пойди же, покажись народу!

– Но для начала, – сказал Бад, – мне хотелось бы врезать черномазому…

Тем не менее он все же позволил стащить себя с высокого табурета, в то время как Билл с жаром забормотал:

– Тебе что, не терпится обломать руки об эту башку? Поверь, это все равно что бить кулаком по мраморному куполу! Идем же!

Они ушли, провожаемые недобрым взглядом Обмылка, дожевывающего остатки своего пирога. Ему не терпелось вспороть громиле Баду брюхо и выпустить наружу кишки. Неукротимое желание броситься в драку было сильно, как никогда, но, с другой стороны, пирог лишь разжег в нем аппетит, и теперь мулат был весь в его власти. Сидя с набитым ртом, он промычал нечто нечленораздельное, требуя подать гамбургер, огромная порция которого была немедленно принесена. Сцапав со стойки целую буханку хлеба, а затем выплеснув на землю воду из кувшина, он протянул посудину официанту, попросив наполнить ее кофе с молоком. И это было только начало.

Минут через тридцать-сорок Обмылок, наконец, утер свои пунцовые губы и вздохнул.

– Эх, если бы это был ресторан, – с сожалением сказал он, – то уж я бы там разгулялся. Дайте-ка мне еще вон тот лимонный пирог.

Заказ был выполнен. Повара и официанты собрались вокруг, с изумлением и улыбкой глядя на необычного посетителя.

– А куда это девался весь народ? – пробормотал Обмылок, держа в руках стремительно убывающий пирог и посылая в рот кусок за куском.

– Отправился посмотреть на поединок, – сказал официант, старательно протирая стойку и втайне надеясь на чаевые.

– Вот это да, – сказал Обмылок, припоминая недавние события вечера. – Значит, поединок?

На ум пришла жареная картошка, а за ней варенье, два вида пирогов, гамбургер, связки ароматных колбасок и еще кое-какие менее запомнившиеся блюда, внесшие разнообразие в его легкий обед. А затем его мысли вновь вернулись к облику обидчивого Бада.

– А этот придурок – тот, которого все называли Бадом, – наверное, и дерется там? – поинтересовался Обмылок.

– Ну да. С Питом Канадцем. Эх, ну и начистит же тот ему рожу!..

– Кто? Канадец?

– Ага.

– Что ж, – сказал Обмылок, – может быть, мне тоже стоит взглянуть на этот поединок.

– Даже не знаю, успеете ли дойти. Слышите, как орут?

Обмылок шел по улице, ориентируясь на раздававшиеся в ночи крики. Наконец он оказался перед высоким дощатым забором, за которым горел яркий свет, а в воздухе витал терпкий запах табачного дыма. Заплатив доллар за вход, он прошел внутрь как раз в тот момент, когда его недавний знакомый, Бад, перелезал через канаты, которыми был огорожен ринг, устроенный на деревянном помосте, возвышающемся в самом центре поля. И толпа снова взревела.

Было нетрудно догадаться, что Бад был чемпионом округа по боксу и всеобщим любимцем. И когда он стоял в свете огромных фонарей, то казался достойным тех ставок, которые были сделаны на него.

У него была широкая волосатая грудь, а могучие руки, под кожей которых перекатывались упругие мускулы, доходили едва ли не до самых коленей. Черные волосы были коротко острижены, а на губах играла самодовольная ухмылка.

Но надежда увидеть нахала поверженным возродилась в душе Обмылка с новой силой, когда он увидел, как скидывает халат и выходит на ринг второй участник поединка. Физически Канадец ничем не уступал Баду. К тому же его руки и ноги отличало изящное сложение суставов, что могло послужить доказательством хорошей скорости и силы. Он появился в кругу света, где можно было как следует разглядеть его узкое, бледное лицо, оттененное небольшой бородкой, под которой угадывалась крепкая квадратная челюсть, которая будто была создана специально для того, чтобы вынести любой удар. Но больше всего мулат был поражен проницательным взглядом этого человека – близко посаженные глаза задумчиво смотрели из-под нависшего лба. Этот взгляд живо напомнил Обмылку о другом, уже хорошо знакомом ему человеке – такой же взгляд был у Питера Хейла, загадочного творца невозможного.

Так какие же трюки собирается на сей раз пустить в ход боксер на ринге? Он уже успел снискать себе некоторую славу в своих кругах, этот Канадец. Поднявшись по лестнице боксерской славы, он не остановится на достигнутом и наверняка постарается взойти еще выше. Данные ему от природы бойцовские качества и сила, благодаря которым за последние несколько месяцев он приобрел необыкновенную известность в многочисленных поселках канадских лесорубов, теперь подверглись тщательной шлифовке опытным тренером, усилиями которого процесс и был направлен в нужное русло. Сам тренер был приверженцем методов старой школы, в соответствии с принципами которой его подопечные должны были сами пробивать себе путь наверх, совершенствуя умение и набираясь опыта в процессе работы. Тренируя боксера пять дней подряд, на шестой вечер он ожидал увидеть, как тот применяет полученные знания во время поединка на ринге. Так что Канадец совершал турне по городам и весям, участвуя в показательных поединках и с поразительной легкостью одерживая победу за победой. Когда-нибудь в будущем, когда ученик поднаберется опыта и отточит до совершенства длинный удар левой и свой коронный сокрушительный удар правой, то можно будет устроить ему турне по Восточным штатам для встречи с по-настоящему прославленными спортсменами и неплохо на этом заработать.

Уверенный в собственной неотразимости и уповающий на грубую силу, Бад еще только разминался, готовясь к схватке со своим сохранявшим абсолютное спокойствие соперником, а любому из собравшихся на поле зрителей было ясно, что поединок обещает быть недолгим.

Из толпы раздавались выкрики:

– Бад, я поставил на то, что ты сможешь продержаться три раунда. Так что не подведи. Не давай ему бить правой, Бад. Держись, малыш, и дай мне выиграть!

Но к дальнейшему развитию событий не был готов никто. Звякнул колокол, и Бад в яростном порыве выскочил из своего угла, налетая на противника и нанося удары обеими руками. Тот сумел ловко увернуться, а затем вдруг выпрямился, одновременно проводя мощнейший удар левой снизу.

Возможно, он не собирался бить так сильно. Возможно, ему просто не удалось рассчитать собственные силы. Но как бы там ни было, а только ужасный громила Бад взмахнул руками, неловко покачнулся и рухнул на помост.

Грохот этого падения разнесся глухим эхом над притихшим полем.

Глава 30
Грубая сила

О том, чтобы начинать отсчет, и речи не могло быть, так как в данной ситуации это казалось делом совершенно излишним. Рефери подхватил Бада под мышки, а судья взял за ноги, и вместе они отволокли его в угол ринга, где на голову незадачливого боксера было опрокинуто ведро воды. Толпа же начала понимать, что на этом шоу, за возможность посмотреть которое они, собственно говоря, и заплатили свои денежки, закончено, и никакого зрелища не будет. В задних рядах раздался ропот – как это обычно бывает в любой толпе, – который быстро нарастал, и вскоре уже и в первых рядах слышались разочарованные возгласы, выражающие всеобщее недовольство. Тут же с задних рядов докатилась вторая волна, и на этот раз угрожающий ропот был громче. А затем словно по сигналу раздался всеобщий вопль возмущения.

Помощник шерифа поспешно удалился. Якобы для того, чтобы разыскать шерифа! Организатор матча начал было тоже пробираться к выходу, но не успел он сделать и десятка шагов, как был узнан и в него вцепились чьи-то сильные руки. Его подхватило встречной людской волной, которая вынесла его на поле и выпихнула на середину ринга, на который вслед за ним вылезли двое или трое сурового вида ковбоев.

– А теперь давай объясни ребятам, ради чего все это затевалось! – приказали они ему.

Организатор матча оказался благообразного вида господином с бегающими глазками. Возможно, он и силился что-то сказать, но с мысли его сбивали сразу два отвлекающих фактора, одним из которых был яростный рев толпы, а вторым – тяжелые кобуры, украшавшие пояса его новых партнеров по рингу.

– Успокойтесь, парни, – жалобно хныкал он, – вы ведь все знаете, какой крутой наш Бад. До сих пор еще никому не удавалось победить его, и, видит Бог, он всегда дрался как зверь. Он пообещал утереть нос Канадцу!

– Нам плевать, что он там тебе наобещал, – процедил один из ковбоев. – Ребята хотят знать, почему не возвращают деньги. Только и всего. Мы все сгораем от нетерпения услышать, с чего это Бад перепутал ринг с купальней и решил так быстро нырнуть вниз головой. И это ты называешь боем?

Устроитель отчаянно потел, но так и не смог выдавить ничего вразумительного. Но судьба все же сжалилась над ним, и помощь пришла с той стороны, откуда он ее меньше всего ожидал. Сам могучий Канадец выступил вперед и поднял затянутую в перчатку руку, требуя тишины. Толпа мгновенно обратилась в слух.

– Парни, – произнес он голосом, оказавшимся на удивление высоким и тонким, чего никак нельзя было ожидать от обладателя столь могучего торса, – я очень извиняюсь, что шоу было таким коротким и что я так быстро вырубил Бада.

В толпе раздался взрыв хохота, который тут же стих, и Канадец продолжил:

– Я приехал сюда не для того, чтобы грабить вас, ребята. Среди присутствующих я вижу много крепких парней. Так, может, кто-нибудь из них захочет попробовать свои силы против меня? Я готов выдать перчатки любому, кто изъявит желание выйти на ринг. Что касается меня, то я буду драться до тех пор, пока вы не решите, что я отработал ваши деньги!

В целом, это было хорошее спортивное предложение. Но только кто захочет перелезть через канаты, чтобы сойтись в поединке с этим монстром, каждый удар которого обладал поистине чудовищной силой?

В толпе возникло стихийное движение: многие невольно отступили назад. Люди переглядывались, выискивая в своих рядах героя. Но тут стал заметен некто, пробиравшийся к рингу и провожаемый недоуменными взглядами, – это был низенький, плотного телосложения человек. В образовавшейся сутолоке шляпа давно слетела у него с головы и была затоптана, но, не обращая на это никакого внимания, он продолжал протискиваться дальше, распихивая впереди стоящих своими длинными, могучими руками.

– Пропустите, дайте пройти! – просил незнакомец.

Толпа покорно расступилась, освобождая ему проход к рингу. В следующий момент он уже ухватился руками за канаты и перелез через них.

– Давайте сюда эти ваши перчатки! – потребовал он. – Я буду с ним драться!

Это был не кто иной, как Обмылок!

Толпа радостно взревела, она ликовала, в то время как глаза скрупулезно разглядывали мощную фигуру Обмылка и его длинные руки. Вид у него был более чем внушительный. К тому же, в конце концов, зрелище обещало быть захватывающим. На это стоило посмотреть.

Устроитель поспешил воспользоваться предоставившимся ему случаем.

– Если продержишься четыре раунда, приятель, получишь пятьдесят долларов. Вот тебе форма и туфли Бада.

Стащив с ног свои растоптанные башмаки, Обмылок приложил к пяткам подошву одной из теннисных туфель, которые были поспешно стащены с Бада – бедный Бад тем временем начал понемногу приходить в себя и даже начал интересоваться происходящим.

– Форма мне не нужна, – заявил Обмылок. – Да и как я натяну на себя эти туфли? Обойдусь одними носками, а одежда какая-никакая на мне имеется!

Скинув с себя сюртук и рубаху, он остался в нижней фланелевой рубахе красного цвета. Двое человек, подступившие к нему с обеих сторон, пытались натянуть ему на руки самые большие перчатки, которые только удалось раздобыть. Их пришлось надрезать с обеих боков, но даже после этого они едва налезли и трещали по швам, обтягивая огромные ручищи негра.

Тем временем в дальнем углу ринга происходил доверительный разговор менеджера со своим подопечным, который, казалось, несколько утратил свой воинственный пыл.

– Что это за чучело? – спросил Канадец у своего тренера. – Это же все равно что сразу два Сэма Лэнгфорда в одном лице!

– Просто он такой жирный, – успокоил его менеджер, с явным беспокойством разглядывая огромную тушу мулата.

– И вовсе нет! – возразил Канадец. – Все это мускулы – ни грамма жира. Под этой красной рубахой скрыта гора мускулов. И зачем только ты притащил меня сюда?

– Брось, ты только погляди на него, – уговаривал менеджер. – Он же ничего не умеет! Ты только погляди!

Снаряженный для поединка Обмылок со свистом разрубал руками воздух, пробуя провести несколько пробных ударов. Понаблюдав за ним, Канадец неожиданно ухмыльнулся.

– Ладно, – сказал он. – На старину Сэма он точно не смахивает. Скажи им, что я готов!

Ринг очистили от посторонних. Все еще стонущего Бада подхватили под руки и поволокли прочь. В толпе стихли разговоры и наступила полная тишина.

– Вы готовы, джентльмены? – спросил рефери, натягивая шляпу пониже на глаза.

– Готов, – сказал Канадец.

– Заводите музыку, – ответствовал Обмылок. – Я готов сплясать.

– Вы готовы, мистер судья?

– Готов, док!

– Тогда ударьте в гонг.

Звякнул колокол, и Канадец изящно выступил в центр ринга. Он протянул обе руки в перчатках для рукопожатия. Но Обмылок, увидев, что путь открыт, не стал терять времени и тут же попытался изо всех сил ударить в челюсть. В толпе послышался смех и свист. Удар Обмылка на целый ярд, а то и больше прошел мимо цели, в то время как Канадец успел отпрянуть назад.

И теперь – как умело действовал на ринге Канадец! Он проводил целые серии атак обеими руками – по два с каждой руки, после чего отступал чуть назад, освобождая немного места, куда бы мог рухнуть оглушенный его ударами смуглолицый колосс.

Однако колосс вовсе не спешил падать. Он даже не был оглушен, даже не помотал головой, чтобы оправиться от ударов, а сам рвался в бой, наступая на соперника, размахивая своими огромными ручищами. Толпа снова взревела. Разумеется, мулат вовсе не был неженкой, ибо звонкие звуки мощных ударов были хорошо слышны всем собравшимся.

Основной задумкой Обмылка было зажать своего противника в угол ринга и там как следует врезать ему – лишь один-единственный раз! Но только как нужно исхитриться, чтобы попасть по парящему в воздухе перышку тяжелой кувалдой? Призвав себе на помощь всю свою мощь и силу, он бросился вперед, но Канадец внезапно увернулся, словно растаял в воздухе, а вслед за этим последовал сокрушительный удар сбоку, и затянутый боксерской перчаткой кулак впечатался точнехонько Обмылку в самое ухо.

Это было уж слишком. Сам удар, который, пожалуй, запросто мог свалить с ног вола, не оглушил его, но край уха оказался рассеченным до крови и болел так, как от укуса осы. Взревев от боли, он развернулся и со всего маху ударил правой. Конечно же и этот удар не задел блестящего тела фантома! Или он и в самом деле сумел отскочить назад и избежать встречи с просвистевшим в воздухе огромным кулаком?

Тяжелая перчатка крепко впечаталась в челюсть – точку, называемую «пуговицей», и в голове у Обмылка зазвенело, перед глазами поплыла пелена призрачного тумана, а по телу разлилась приятная истома. Он улыбнулся и, протянув вперед огромную левую руку, сгреб ею своего оппонента. Оказалось, что перед ним никакой не фантом. Нет, он состоял из двухсот тридцати с лишним фунтов крепчайших мускулов и теперь извивался, осыпая тело и голову Обмылка градом коротких ударов.

Что ж, самому ему не было никакого дела до этих любовных прикосновений. Обмылок подтянул свою жертву поближе к груди. Ударив вполсилы левой, он сломил сопротивление соперника, который неожиданно сделался совершенно беспомощным. И после этого мулат угрожающе занес правый кулак, собираясь окончательно добить Канадца.

Но тут словно гром среди ясного неба раздался пронзительный голос:

– Оставь! Оставь его, парень, или толпа растерзает тебя! В клинче удары не допускаются. Я же говорил тебе об этом!

– А что, это и есть клинч? – разочарованно спросил Обмылок. Он раздосадованно отпихнул от себя соперника. – Никакая это не драка. Так себе, танцульки! – с сожалением проговорил Обмылок.

И в то время, как он снова было бросился в атаку, удар колокола возвестил о конце раунда. Все остальные звуки потонули в приветственном реве ликующей толпы.

Заботливые руки увлекли Обмылка назад.

– Парень, у тебя не кружится голова? Он так лупил тебя… Это тебя взбодрит. Кажется, ты травмировал его, когда сгреб в охапку! Ну ты даешь! Ты просто создан для ринга! Вот…

Они плеснули на него водой.

– Уйдите от меня со своей водой, – прошипел Обмылок, – или я вам обоим шею сверну, обещаю. Воды не надо, дайте лучше хлебнуть немного джина, ладно?