Текст книги "Всадники равнин"

Глава 34
Опасность впереди!

Подняв глаза, Обмылок увидел над собой калеку – он стоял на своих скованных железом изуродованных ногах, опираясь на один костыль. Второй, отделанный сталью, был использован Питером в качестве грозного цепа. Именно этим орудием ему удалось выбить немного зерен благоразумия из мякины гнева, овладевшего лесорубами.

В то время как он все еще продолжал держать длинный костыль, занеся его высоко над головой, начавшая было собираться толпа поспешно попятилась назад, и это движение было похоже на рябь, разбегающуюся по водной глади пруда от брошенного камня. И, подобно кругам на поверхности воды, недоумение и благоговейный ужас захлестнули сознание Обмылка.

Он и сам был могуч и бесстрашен, но все же на этот раз силы оказались слишком уж неравными. Он даже представить себе не мог того, какая ужасная участь могла бы постигнуть его в дальнейшем; но тут появился калека, который не побоялся выступить вперед, и одним махом разогнал всех обидчиков, спасая Обмылка от верной смерти.

И это вовсе не являлось простым проявлением силы и великодушия. Конечно же все было гораздо сложнее: на всем лежала печать колдовства, когда затруднительное положение разрешилось само собой, словно по мановению волшебной палочки. Вера в некое оккультное могущество, якобы присущее Питеру, возродилась в мулате с новой силой. Нет, Обмылок боялся его теперь ничуть не меньше, чем прежде, но сейчас, помимо одного лишь безотчетного ужаса, он испытывал благоговейное чувство, которое было сродни любви.

В порыве собачьей преданности он мог сейчас броситься в пыль, на землю, и обнимать колени своего спасителя, так как Питер на его глазах совершил восхождение из ада на небеса и больше уже не казался ему злым гением. Он был живым воплощением добра и божественного совершенства. Так думал Обмылок, но тут ему подвернулся удобный случай, чтобы на деле проявить свою преданность. Какой-то жалкий человечишка воровато подбирался к его идолу со спины, очевидно рассчитывая напасть на Питера сзади и избежать таким образом сокрушительного удара увесистого костыля.

Разумеется, он мог бы предупредить Питера и на словах, но на слова мулат был куда менее скор, чем на поступки. Поэтому он бросился вперед. Противник поспешно вскинул руки, пытаясь защититься, но это ему не помогло. Увесистый кулак Обмылка угодил точно в цель, и в следующее мгновение поверженный обидчик уже лежал неподвижно на земле, уткнувшись лицом в пыль.

Откуда-то сверху, из поднебесья, раздался спокойный, исполненный сострадания голос Питера Хейла:

– Обмылок, переверни беднягу на спину. А то еще задохнется в этой пыли.

Обмылок повиновался, трепеща от волнения. Теперь ему было уже совершенно ясно, что он имеет дело с истинным Богом! Ну конечно же это и есть повелитель, ниспосланный специально для того, чтобы наставлять его, Обмылка, на путь истинный! Ибо он разделял и властвовал, поражая воображение мулата своей мудростью, присущим ему терпением, милосердием и необъяснимым могуществом. Обмылок всем сердцем признал его власть над собой. Он следовал чуть позади своего повелителя, готовый в любой момент грудью встать на его защиту.

Но пока что им ничего не угрожало, ибо в тот вечер драк и потасовок случилось уже так много, что хватило бы для пресыщения даже такой толпы, как эта. Было пролито достаточно крови, а также сломано немало ребер и носов. Время от времени то здесь, то там еще раздавались стоны и брань пострадавших. Так что Питера и Обмылка оставили в покое, и они неспешно направились к гостинице.

– Обмылок, иди рядом со мной. Я хочу с тобой поговорить.

– А вдруг какой-нибудь сукин сын набросится на вас сзади, мистер Хейл?

– С чего же им бросаться на меня, а, к примеру, не на тебя?

– А какой прок им разбираться со мной, если в это время рядом будете вы, сэр?

Обернувшись назад, Питер слегка улыбнулся:

– Не принимай все так близко к сердцу, Обмылок. Я просто застиг тех парней врасплох и отогнал их от тебя. Они не ожидали ничего подобного!

Сверкнув глазами, Обмылок лишь вежливо улыбнулся, ибо он все прекрасно понимал и без слов. Когда Бог совершает героический поступок или демонстрирует свое неимоверное могущество, он неизменно должен делать вид, что ничего особенного не произошло, проявляя неподражаемую скромность. С Питером Хейлом все было именно так. В одиночку разогнать толпу разъяренных канадцев – подумаешь, какие пустяки!

Сердце и душу мулата переполнило чувство безотчетной, по-детски восторженной радости. С самого детства скитаясь по свету, греша и совершая один за другим неблаговидные поступки, он теперь чувствовал, что наконец-то нашел себе долгожданное прибежище. Теперь ему нечего бояться, ибо он обрел спасителя и поводыря. Мысленно оглядываясь назад, вспоминая свою первую встречу с Питером, он не мог не удивляться неизменному и необъяснимому спокойствию белого человека.

Ведь это он сам, Обмылок, вызвал его помериться силами. И теперь мулат содрогнулся при мысли об этом. Как все-таки здорово, что этот могущественный мудрец не испепелил его на месте и не проклял навечно! Впав в транс, незадачливый Обмылок с трудом соображал, куда и зачем его ведут, пока, наконец, они не остановились перед гостиницей в свете большого уличного фонаря.

– А теперь, – сказал Питер, – полагаю, тебе будет лучше вернуться к лошадям – приготовить повозку, а также наших коней под седло. А я тем временем отыщу босса и доставлю его сюда. К нашему приходу, Обмылок, у тебя все уже должно быть готово.

– Мистер Хейл, все будет сделано. Я вас больше не подведу. Никогда в жизни!

– Тогда тебе лучше поторопиться, и вот почему: видишь ли, я оказался на той улице вблизи ринга лишь потому, что по городу пополз слух, будто бы Обмылок, подручный Майка Джарвина, заявился в город и вытворяет черт знает что. Если уж они знают, что ты имеешь отношение к Джарвину, и если кое-кто догадывается о том, что Джарвин в городе, то все может обернуться большими неприятностями! Ведь считается, что Джарвин якобы не рискует уезжать далеко от дома! – Питер говорил об этом с улыбкой.

Обмылок захлопал глазами и опрометью бросился к конюшне. Перед мысленным взором мулата начинали открываться и другие неприглядные стороны его неудачной затеи, и этих сторон оказалось так много, что голова у него пошла кругом. Так, значит, его появление здесь связывают с Джарвином. Они узнали его. На память пришли некоторые выкрики, раздававшиеся в толпе, обступившей ринг. Да, они обвиняли его в том, что он якобы специально проиграл поединок, нарушив правила, исключительно ради того, чтобы его хозяину достались поставленные на него денежки.

Порой так получается, что человеку грозит наказание за какой-то проступок, а он его совершенно не заслуживает, и вот, в первый раз в жизни, душу негра посетило ощущение собственной невиновности.

Мальчишку, нанятого им для присмотра за конями, он нашел спящим на земле у забора, прямо под ногами у лошадей, поэтому некоторая часть недавно обретенных добродетелей покинула душу Обмылка, и, за шиворот подняв мальчишку с земли, он дал ему пинка ногой, выталкивая в темноту, царившую за воротами. Затем проверил упряжь на лошадях и, убедившись, что, к счастью, все было в полном порядке, отправился навестить оседланных коней.

Судя по всему, несколько часов отдыха пошли им на пользу. Лэрриби лежал – верный признак того, что он будет силен, как всегда. Торопливо подготовив коней к отъезду, Обмылок вернулся к повозке, где его уже дожидался калека.

– Ты Джарвина не видел? – спросил он.

– Его здесь не было, – признался Обмылок.

– В гостинице его тоже нет, – проговорил Питер с тревогой в голосе.

– Ну и черт с ним, пускай остается, – сказал Обмылок. – А нам с вами, мистер Хейл, нужно поторопиться, чтобы успеть спасти свои шкуры.

Обмылок видел, что Питер поднял руку, намереваясь задержать его, и тогда он взволнованно указал на улицу:

– Мистер Хейл, что это там за толпа собирается?

– Я тебя прекрасно понимаю, – ответил Питер. – Но из города не уеду, пока не разузнаю, где Джарвин. Возможно, старый мошенник успел натворить еще чего-нибудь и был вынужден спешно исчезнуть.

Он отправился обратно к гостинице, а мулат остался ждать, сосредоточенно держа коней под уздцы. Замеченная им прежде на улице толпа стала значительно больше. Кто-то забрался на скамейку и обращался к присутствующим с речью. До ушей Обмылка долетали лишь отдельные слова и обрывки фраз, но он знал, что если толпа терпеливо стоит, внимая разглагольствованиям невесть откуда взявшегося вожака, то ничего хорошего от этого ждать не приходится. Тем временем народу на улице все прибывало и прибывало, и Обмылок наблюдал за ними, холодея от страха.

Поиски Питера тем временем принесли некоторые результаты.

– Эй, приятель, – выйдя обратно на веранду гостиницы, обратился он к проходившему мимо ковбою, – ты, случайно, не видел здесь такого толстого мужика, не молодого, с большим…

– Это Джарвина, что ли? – не моргнув глазом перебил его собеседник. – А ты один из его людей, не так ли?

– Предположим, – сказал Питер, немного краснея. – А ты не знаешь, где он сейчас?

Ковбой же уже отвернулся от него, бросив через плечо:

– Нет, не думаю, чтобы мне это могло быть известно.

Рука Питера легка ему на плечо, и он мгновенно развернулся – однако за кольт хвататься не стал, но вообще-то был очень близок к тому, чтобы выхватить револьвер, но передумал, так как по городу уже успела разнестись весть о том, каким манером калека в одиночку отбил огромного мулата у целой толпы. Один из слухов прочно засел в голове ковбоя. Поэтому, хоть он и ненавидел Джарвина лютой ненавистью, но к «человеку Джарвина» относился куда с большим почтением.

– Он вон там, в соседней гостинице. Играет в карты, но, похоже, там не задержится.

Говоря так, он со злорадной ухмылкой указал на кучку решительного вида людей, шагавших по улице.

Остальные подтягивались вслед за ними, и завершали это шествие наименее агрессивно настроенные участники сборища. Питер точно не знал, куда они направляются, но догадаться об этом было совсем не сложно. Однажды эта компания уже получила отпор, но так и не смогла смириться с поражением. И теперь он всерьез опасался самого худшего из того, что только могло случиться!

Глава 35
На перилах

Почувствовав, что железная хватка Питера ослабла, ковбой ловко высвободил плечо и поспешил войти в гостиницу. Но Хейл даже не взглянул в его сторону: со все нарастающим беспокойством он следил за стремительным развитием уличных событий, где толпа, собиравшаяся перед входом в соседнюю гостиницу, уже достигла внушительных размеров. Несколько человек, по-видимому самых отчаянных, направилось к двери. Если они и в самом деле намеревались повязать Майка Джарвина, то последний оказывался в очень незавидном положении!

Питер и сам пребывал, не ведая того, в не меньшей опасности. У себя за спиной он слышал приглушенный ропот:

– А этого верзилу на костылях они не видят, что ли?

– А он-то тут при чем?

– Ведь это он шлялся по городу и лупил ребят по головам своим костылем. Он тоже из шайки Джарвина!

– Брось! С каких это пор Джарвин начал брать себе на службу калек?

– Но этот точно работает на Джарвина, а раз так, то и дураку понятно, что он тоже мошенник и ничем не лучше своего хозяина. Интересно только, где это его так покалечило? Вот что мне хотелось бы знать, старина! Клянусь, что это была бы самая захватывающая история, которая наверняка заинтересовала бы кое-кого из наших, и в том числе и шерифа!

– Но если он работает на Джарвина, то почему его до сих не повязали?

– Вот-вот, ведь это именно он отбил этого Обмылка у ребят, когда те собирались хорошенько проучить его, так, чтобы этой желтой шкуре мало не показалось.

Эти замечания никак не были предназначены для ушей Питера, но тем вечером слух его был обострен до предела. Он все слышал, как слышал и разговоры о том, что Майк Джарвин будет схвачен и доставлен прямиком на виселицу, где ему и учинят суд разом за все преступления, в которых его было принято обвинять, включая даже давнюю, но тем не менее не забытую смерть Сэма Дебни! Атмосфера в городе накалялась с каждой минутой, так что оставаться здесь Майку Джарвину и его помощникам становилось небезопасно. Поэтому Питер не стал терять времени попусту. Было ясно и без лишних слов, что толпа намеревалась учинить расправу над Джарвином. Возможно, Майк и в самом деле заслуживал такой участи, но в то же время он был патроном Питера, и к тому же Хейл и был нанят специально для того, чтобы охранять его шкуру. Поэтому, развернувшись на своих костылях, он отправился обратно на конюшню, находившуюся на заднем дворе гостиницы, где его дожидался Обмылок – мулат очень нервничал и тут же заговорил, сверкая белыми зубами:

– Они собрались из-за босса, мистер Хейл?

– Из-за Джарвина, а то из-за кого же еще. Они отправились за Майком в соседнюю гостиницу. А нас с тобой всего двое. И как мы теперь сможем помочь ему?

Обмылок был поражен, что его повелитель задает такие вопросы – он, наделенный столь божественными силами. Но очевидно, здесь, в этом городе, происходило нечто такое, что было неподвластно даже всемогущему Питеру Хейлу.

Поэтому Обмылок с жаром заговорил:

– Мистер Хейл, мне кажется, что нам с вами нужно как можно скорее сматываться отсюда. Вы хотите знать, что мы можем сделать для старика Джарвина, оставшись здесь? Ничего, разве только что загреметь в ту же тюрьму, куда засунут и его. Или же оказаться вздернутыми на виселице рядом с ним. Люди здесь злы и мстительны. Я слышал, как местные, проходившие здесь всего за минуту до вас, на полном серьезе говорили о линчевании – о том, как было бы здорово устроить здесь настоящее, первоклассное линчевание. Вы понимаете?

– Понимаю, – вздохнул Питер. – Мне тоже показалось, что все к тому идет. Так что, Обмылок, теперь мы тем более не можем бросить его на произвол судьбы.

– Джарвина?

– Не можем.

– Да пошел он к черту! Вот он бы бросил нас и уехал, и долго раздумывать не стал!

– Так ведь это же не мы нанимали его себе в охранники, а он нас, – спокойно сказал Питер. – Так что не забывай об этом, пожалуйста.

– Фу ты! – фыркнул мулат. – Не думаю, что мне понятен ход ваших рассуждений, мистер Хейл, но я бы уж скорее согласился быть брошенным в загон с табуном диких лошадей, чем снова оказаться в руках того сброда. Потому что все, что вы видели прежде, – просто шуточки по сравнению с тем, что начнется сейчас. А уж теперь все будет вполне серьезно, уж можете мне поверить!

– Будет, а то как же иначе. Хотя… что-нибудь…

Питер замолчал вдруг. Было видно, как собравшаяся дальше по улице толпа вломилась в гостиницу. В следующий момент послышался дикий грохот и треск.

– Вон дверь открывается! – процедил Обмылок сквозь сжатые зубы.

Толпа почти тотчас же высыпала обратно на улицу, вынося на плечах отчаянно барахтавшегося толстяка, к которому тянулось множество нетерпеливых рук. Толстяком был Джарвин; и лишним подтверждением тому стал гневный рев толпы: «Джарвин! Джарвин!» Теперь уж они наверняка выбьют из него признание во всех злодеяниях, а потом набросятся всем скопом и растерзают на кусочки.

Но кому нужны его признания? Разве любой здравомыслящий человек сам не знал, что и как было на самом деле? Ну, разумеется, знал, однако они будут следовать традициям, заведенным здесь их предками с незапамятных времен, когда те установили свои законы и порядки в этом диком краю! Так рассуждала толпа, так думал и Питер Хейл, угадывая ее мысли и наблюдая за разъяренным сборищем, ряды которого стремительно пополнялись.

Теперь, когда Джарвин оказался в руках толпы, каждому хотелось почувствовать себя причастным к свершению правосудия. Тем более что рядом нашелся и подходящий крохотный помост для арестованного. С новыми перилами, сколоченными из крепкого дерева, положенными на дубовые столбики и любовно приколоченные гвоздями, купленными специально для этой цели.

Но стараниями множества рук перекладина размером три на шесть дюймов была с легкостью оторвана. И Джарвин оказался водруженным над головами толпы, выше, чем спина самой большой лошади, на которой ему когда-либо приходилось ездить; да и к тому же это седло для него было чрезвычайно узким.

Разом двадцать плечей с готовностью подперли доску. И Джарвина поволокли по улице, сопровождая шествие такими неистовыми победными криками, что даже дикие лошади из Невады испуганно встрепенулись в своих загонах. Это был небольшой табунчик, доставленный в город кем-то из предприимчивых торговцев специально для тех, кто был не прочь выложить немалые денежки за хороших скаковых лошадей – норовистых и выносливых. Однако горделивые создания оказались слишком уж неуправляемыми, а потому торговля шла не слишком бойко, и в загоне все еще оставалось с полсотни голов необъезженных лошадей, которые теперь неистово пялили на всех глаза и прижимали уши, напуганные громкими криками. Глядя на них, Питер почувствовал, что это был его последний шанс. Одно из двух: либо он убьет своего хозяина, либо освободит его. Он сказал, обращаясь к негру:

– Обмылок, встань на этой стороне дороги. Я выпущу лошадей. Когда они будут пробегать через ворота, начинай стрелять и кричать – открывай стрельбу сразу из обоих пистолетов и ори так громко, как только сможешь. Тебе все ясно?

– Мистер Хейл, неужели вы решитесь на какую-то затею вон с теми дикими лошадьми?

– Так ты сделаешь то, о чем я попросил?

– Да, сэр, сделаю!

Питер начал пробираться вдоль дощатого забора, которым был обнесен загон, в то время как лошади поначалу шарахались от него, а затем осмелели и даже подходили поближе, то и дело просовывая морды между досками и пытаясь достать чужака зубами. Он откинул засов, и под напором тесно толпившихся коней ворота распахнулись настежь, жалобно заскрипев на ржавых петлях. Лошади немедленно устремились в образовавшийся проем, а оттуда дальше, на улицу.

Там их уже дожидался Обмылок, который тут же принялся палить в воздух из обоих пистолетов, издавая при этом пронзительные, душераздирающие вопли. Мустанги шарахнулись в сторону от этого огнедышащего монстра. Заметавшись в испуге, они в конце концов устремились с храпом и ржанием на волю, вдоль по улице, в сторону разъяренной толпы, тащившей Джарвина к месту, где должен был состояться сначала импровизированный суд, а затем свершится и долгожданное возмездие за все его прегрешения. Кони мчались во весь опор, окутанные клубами пыли, вскидывая головы, хвосты, и их гривы развевались по ветру.

Питер видел, как Майк Джарвин внезапно исчез с перекладины, на которой его несли. Вне всякого сомнения, его попросту бросили на землю, в то время как тащившие его добровольцы разбежались в разные стороны, ища спасения.

– Обмылок, быстро в повозку! – закричал Питер. – Живее!

Обмылок не заставил себя долго упрашивать. Он вмиг оказался рядом с повозкой и вскочил на сиденье.

По дороге его опередил Питер, проскакавший мимо на своих костылях. Оседланные лошади были привязаны позади повозки. Питер отвязал двух из них – Лэрриби и коня Джарвина, вскочил верхом на Лэрриби, когда повозка уже набирала скорость. Не было никакой нужды лишний раз объяснять Обмылку, что от него требуется. Он знал, что Питер идет на большой риск, отправляясь следом за неистовым, сметающим все на своем пути табуном диких лошадей. И все же он хлестнул вожжами по спинам новой пары мустангов, впряженных в повозку, ослабляя поводья и пуская коней вскачь. Лошади сорвались с места, тут же переходя на галоп, бросаясь в густое облако пыли, поднятое с земли только что пронесшимся по дороге диким табуном.

Питер следовал недалеко позади, и расстояние между ними быстро сокращалось. Его взгляду открылась картина, которую он почти ожидал увидеть, и в то же время не смел надеяться, что такое возможно. По улице навстречу им бежал трусцой человек, прилагавший все усилия к тому, чтобы бежать побыстрее, и вооруженный двумя пистолетами.

Это был не кто иной, как Майк Джарвин, при первой же возможности бросившийся наутек и готовый скорее принять смерть, чем снова угодить в руки своих мучителей.

Глава 36
«Тебе его не одолеть!»

Никто не остался лежать посреди улицы: Питер Хейл благодарил провидение, волею которого люди успели укрыться от опасности, в то время как по дороге пронесся табун лошадей. Тем не менее главная цель была достигнута. Толпа, плотной стеной перегородившая улицу и намеревавшаяся во что бы то ни стало довести задуманное до конца, теперь оказалась разобщенной, рассредоточившись по дверным проемам, верандам и обнесенным заборами полисадникам.

В то же время Джарвин сумел благополучно вырваться на свободу и бросился бежать, чтобы оказаться подальше от злополучного места. Завидев знакомую повозку, которой управлял Обмылок, он с радостным криком устремился к ней. Но этот маневр не остался незамеченным, и к тому же, похоже, мысль о неотвратимости казни Майка прочно засела в умах горожан. Даже дикие лошади не могли отвлечь их от этой затеи.

Какой-то высокий человек выбежал из двери одного из домов – рослый, хорошо одетый парень; в руке у него был пистолет. Питер пришпорил Лэрриби, и огромный конь понесся вперед, обгоняя повозку и оставляя ее позади. Высокий парень выстрелил. Из пистолета Майка Джарвина прогремел ответный выстрел, а в следующий момент Питер налетел на парня, сбивая его с ног, он не стал наезжать на него, а просто протянул руку и с силой толкнул, как это обычно делают в футболе. В то время как жертва с криком опрокинулась навзничь, оставаясь барахтаться в пыли, Питер с удивлением увидел, что это был его собственный кузен Чарльз.

У него оставалось немного времени на мысленный комментарий к увиденному – ему показалось странным, что Чарльз так горячо желал смерти человеку, который, по представленной ему версии, так великодушно вернул все, что ранее выиграл за карточным столом. Хотя, если хорошенько задуматься, в поведении Чарли обнаруживалось множество качеств, могущих навести на размышления.

Теперь люди с поразительной быстротой снова заполняли улицу, но Майк Джарвин уже успел добраться до повозки и благополучно забраться в нее. Увидев это, Обмылок принялся неистово хлестать мустангов, вновь заставляя их перейти на безумный галоп.

Заметив в руках у Майка ужасный обрез двустволки, Питер поспешно направил коня к летящей по улице повозке. Если разрядить оружие в толпу, подобную этой, нетрудно себе представить, каковы могут быть последствия. И в конце концов, ответственность за расстрел повесят на Майка. А Питер и Обмылок также окажутся невольно причастными к нему.

Поэтому Питер зычно выкрикнул:

– Майк, если ты выстрелишь из своей пушки, я сам всажу тебе пулю в лоб! Так и знай!

Лицо Майка исказила гневная гримаса. Оглянувшись, он зло посмотрел в сторону Питера и даже направил дула своего оружия на огромного всадника. Тот ничего не ответил, Джарвин же просто стоял в повозке, широко расставив ноги, подобно моряку, который не обращает никакого внимания на качку корабля, и угрожающе направлял свой обрез то в одну сторону, то в другую.

В собравшейся толпе не было дураков. Все они прекрасно знали, что это было за оружие, и поэтому, не раздумывая, с испуганными криками бросились врассыпную, ища спасения за стенами своих домов. Прогремело несколько выстрелов, но сделаны они были явно наугад. Лишь один из всех стрелял осознанно – человек, занявший позицию на ступеньках бакалейной лавки. В суматохе шляпа слетела с его головы, а по ветру развевались длинные седые волосы. Питер сумел лишь мельком разглядеть его сквозь клубы пыли, которые, несомненно, сохранили жизни всей троице, став их спасением от выстрелов этого снайпера. Дважды пули, выпущенные из его винтовки, просвистели у самого уха Питера; и целых три раза прошили стенки повозки, лишь по счастливой случайности не задев людей и коней.

Эта опасность оказалась последней, в то время как повозка и всадник, скрывшись за поворотом улицы, направились вон из города по дороге, ведущей к речке. Им пока ничто больше не угрожало – до поры до времени. Но они были уверены, что через несколько секунд преследователи оседлают коней и бросятся за ними в погоню.

Тем временем старый Джарвин привычным движением поднес к губам горлышко уже известной черной бутылки, а потом протянул ее Обмылку. Но Обмылок, стоя в повозке и изо всех сил натягивая вожжи, отказался от выпивки, что случилось с ним, пожалуй, впервые в жизни. Теперь наряд его состоял по большей части из рваных лохмотьев – все, что осталось от одежды. А до слуха Питера доносился его взволнованный голос, очень напоминающий раскаты далекого грома:

– И тогда я там все сокрушил! Я им такое устроил! Они расползлись по канавам и орали от страха, когда я на них налетел. Я дрался, как десяток разъяренных рысей. Я ревел, как медведь! О, Майк, жаль, что ты не видел, как я расправился с теми слабаками.

В ответ ему послышался не менее мощный, громоподобный рокот Майка Джарвина:

– Рад за тебя, парень. Так им и надо. Но только что это по сравнению с тем, что устроил им я? Всех оставил в дураках! Я бы и не стал больше играть. У меня собралось достаточно деньжат и после первого захода – но этот кретин Хейл отобрал их у меня! Поэтому, Обмылок, я был вынужден снова засесть за игру. Это было так же элементарно, как отобрать конфету у ребенка. С той только разницей, что эти великовозрастные детки оказались все сплошь при усах и увешанными грозными кольтами. Я же вытрясал денежки из их карманов, да так, что они же от этого еще и удовольствие получали.

Провалиться мне на этом месте, если они не приняли меня за неудачника. Ведь до них так и не дошло, что суть моего якобы «везения» состояла в том, чтобы проигрывать по мелочи и выигрывать по-крупному. Обмылок, у меня полно денег. В бумажнике сорок тысяч наличными! А было бы и все сто, как пить дать – если бы не этот кретин Хейл… – Он замолк на полуслове, чтобы в очередной раз отхлебнуть из бутылки, но затем, по-видимому немедленно позабыв о своей обиде на Питера, затянул разухабистую песню.

Обмылок продолжал гнать лошадей, а Питер ехал, сидя в седле вполоборота, не сводя глаз с извилистого участка дороги, оставшегося за их спинами.

Теперь, когда пыльные городские улицы остались позади, им открывался вольный обзор окрестностей, залитых серебристым светом луны. Издалека город казался просто нагромождением теней и слишком маленьким для того, чтобы удержать в себе все те страсти, что кипели той ночью на его улицах.

Но тут стало заметно, как от большой темноты городка начали отделяться другие, маленькие тени, которые тут же поползли по дороге вслед за ними. Питер знал, что на самом деле представляли собой те ползущие темные точки. Это были охваченные яростью, изрыгающие самые страшные проклятия и неустанно шпорившие лошадей всадники, оседлавшие своих лучших коней и задавшиеся целью во что бы то ни стало догнать и схватить троих беглецов.

Какое же пятно позора ляжет на их город, если по всей округе разнесется весть о том, как трое проходимцев самым наглым образом обвели вокруг пальца его самых лучших и уважаемых граждан, а потом еще сумели вызволить своего предводителя из рук огромной толпы и благополучно скрыться!

Чувствуя себя глубоко уязвленными, горожане продолжали неистово пришпоривать коней – это было делом чести для их города и его окрестностей. Кроме того, как подсчитать, скольким из них в тот вечер довелось испытать на себе силу увесистого кулака Обмылка или же проиграться в карты, глядя на то, как их денежки перекочевывают в карман горячо ненавидимого Джарвина? Причин для неудовольствия накопилось больше чем достаточно, и Питер заметил, что расстояние между их повозкой и горожанами быстро сокращается. Мустанги, обремененные упряжью и вынужденные тащить за собой тряскую, подскакивающую на ухабах повозку, никак не смогут соперничать в скорости с преследователями. Видя это, Питер пришпорил Лэрриби, подъезжая ближе к повозке.

– Джарвин, ты меня слышишь?

– Я слышу тебя, Пит, слышу, мой мальчик, – ответил Джарвин, – и еще я пью за твое здоровье. После того, как ты отобрал у меня мои денежки, честно заработанные тяжким трудом за игрой в карты… я уж думал, что мы с тобой больше никогда не помиримся. Но, черт побери, Питер, ты можешь сразить человека наповал, а уже в следующий момент снова его возвысить… и выхватить из рук тысячной толпы! Мальчик мой, чего стоит только твой трюк с дикими лошадьми… здесь ты превзошел даже меня. Это было гениальнее даже самого удачного фокуса изо всех, которые мне когда-либо удавалось проделать за карточным столом, а уж я всю свою жизнь только и делал, что упражнялся с колодой.

– Джарвин, может быть, ты все-таки заткнешься? Если думаешь, что все уже позади, то оглянись и посмотри на дорогу. Они гонятся за нами. Их там не меньше сотни. Сто разъяренных львов!

Толстяк ухватился рукой за край повозки перед сиденьем и встал, чтобы получше видеть то, что творилось у него за спиной.

– И верно. – Джарвин вздрогнул и погрозил преследователям кулаком. – Ну ничего, скоро они познакомятся вот с этим моим дружком. Они уже давно на это напрашиваются, так что получат все сполна!

– Ты думаешь, от этого что-нибудь изменится? Скорее всего, тогда тебя просто вздернут несколькими секундами раньше, чем было задумано, только и всего. Взгляни туда снова и попробуй понять главное. Эти ребята летят слишком быстро. Мы не сумеем оторваться от них.

– Тогда пересядем на лошадей. Для чего же мы тогда взяли их с собой?

– У нас с тобой быстрые кони, а как же Обмылок на своей кляче?

– Черт возьми, Хейл, ты что, собираешься отправить меня на виселицу ради какого-то там черномазого? И убери от меня свои лапы, Обмылок, а не то я разнесу тебя в клочья!

В то время как огромная рука Обмылка вцепилась Майку в горло, Джарвин ткнул стволом своего обреза в живот негру – и Обмылок медленно разжал пальцы, опустив руку.

– Нас трое, – сказал Питер. – Так что либо мы спасаемся все втроем, либо все вместе пропадаем. Третьего не дано. Понятно тебе, Джарвин?

Толстяк с отчаянием поглядел на Питера, а затем обернулся, смерив взглядом отряд летевших по дороге теней. Они быстро приближались, начиная приобретать очертания, особенно теперь, когда выехали на небольшой пригорок, это стало заметно, как никогда – бесконечная вереница конных силуэтов, вырисовывавшихся на фоне ночного неба.

– Ладно уж, – проворчал Джарвин. – Я остаюсь с вами, если вам так этого хочется. Но лишь одному Богу известно, что теперь с нами будет.

Лошадиные подковы глухо прогрохотали по узенькому мостику, и под ними сверкнула неподвижная водная гладь реки, посеребренная лунным светом.