Текст книги "Всадники равнин"

– Остановись, Обмылок! – закричал Питер. – Останавливай, слышишь?

Обмылок покорно натянул вожжи.

– Пит, ты что, с ума сошел? – завопил Джарвин.

Но Питер уже слезал с коня.

– Послушай меня, Обмылок, – зашептал Джарвин. – Он выжил из ума. Я его пристрелю. А потом мы с тобой… вдвоем… да на хороших лошадях… а?…

– Ты козел! – рассмеялся Обмылок ему в лицо. – Неужели ты и в самом деле думаешь, что мы с тобой – или даже вся эта толпа, что теперь гонится за нами, – можем одолеть его?

Глава 37
Обманутые преследователи

Джарвин никогда не сомневался в том, что самовлюбленный Обмылок был живым воплощением всех известных грешному миру пороков. Но это заявление, казалось, стало неожиданной демонстрацией какого-то сверхъестественного уважения к приказам и мнению Питера Хейла. И как раз это-то никак не укладывалось в голове у Джарвина. Тяжело дышавшие мустанги остановились, и в наступившей тишине было слышно, как где-то вдалеке гудит земля под копытами коней приближающегося сборища разгневанных хищников.

– Вылезайте из повозки! – приказал голос Питера в темноте.

Джарвин неохотно поднялся со своего места – как если бы на него было направлено дуло пистолета – и повиновался. Обмылок был уже на земле, и Питер увлек их обратно к мосту.

– Он собирается сдать нас! – простонал Джарвин на ухо Обмылку. – Продержит здесь под прицелом своих пушек, а затем сдаст той шайке – лишь бы только спасти свою собственную шкуру.

– Заткнись! – рявкнул на него Обмылок. – Ты выпил лишнего!

И он застыл в молчании перед хозяином, демонстративно повернувшись спиной к мистеру Джарвину.

– Итак, – рассудительно проговорил Питер, – ясно, что оторваться от этих ребят мы не сможем. А раз так, то, следовательно, нам необходимо их задержать. Единственное место, где мы можем остановить их и тем самым обеспечить себе путь к отступлению, – вот этот мост.

– Не дадим им перейти через мост. Конечно, мы втроем смогли бы сдерживать их здесь всю ночь! – радостно воскликнул Обмылок.

– Чтобы поутру нас изрешетили свинцом? – вставил Джарвин. – Нечего сказать, Хейл, здорово придумано!

Питер оставался совершенно спокоен.

– Это наш единственный шанс. Или мы остановим их у моста, или все мы – покойники! Так что пойдемте взглянем, что за работенка предстоит!

– Черт возьми, Хейл, что ты имеешь в виду?

Даже Обмылок теперь глядел на своего повелителя, будучи не в силах скрыть охватившие его испуг и замешательство.

– Давайте спустимся под мост. Идите за мной, – сказал Питер, возглавляя шествие.

Они покорно последовали за Хейлом. В призрачном свете луны можно было разглядеть, что мост на ближнем к ним берегу покоился на двух массивных валунах.

– Значит, так, – объяснил Питер, – мы откатим в сторону один из камней и столкнем мост в реку – в противном случае нас вздернут еще до рассвета. Все ясно?

Они взглянули на Питера, а затем, подняв головы, посмотрели на освещенную луной полоску дороги, белеющую в темноте, и на двигавшиеся тени, а затем дружно уперлись руками в каменную глыбу. Их было трое – трое сильных мужчин, но тяжелый, словно вросший в землю, камень лишь слегка подрагивал, так и не сдвинувшись с места, несмотря на все их усилия.

Раньше всех терпение лопнуло у Обмылка.

– Давайте-ка я заберусь снизу и упрусь в него спиной! – предложил он.

Он лег на спину, упираясь в берег чуть согнутыми в коленях ногами, подставив под валун свои могучие плечи.

– Сейчас! – подал сигнал Обмылок.

В то время как все они разом снова налегли на камень, ступни метиса зарылись глубоко в мягкую землю, ставшую прочной опорой. Затем в игру начала постепенно включаться вся мощь его тела – не разом, ибо он был не из тех, кто имеет обыкновение выкладываться до конца с первой же попытки, а медленно, понемногу. Острый край валуна больно впился в мышцы плеча, прорезая их до самой кости; они слышали, как Обмылок стонет от нестерпимой боли, но не сдается. Воодушевленные столь могучей выдержкой, двое его приятелей тоже удвоили свои усилия.

Валун задрожал; с обрыва посыпались мелкие камешки, и неожиданно глыба сдвинулась с места и тяжело загрохотала вниз по склону. Она едва не задела Питера; Джарвин тоже едва успел отскочить. Мост накренился и осел на одну сторону, съезжая вниз, прямо на распростертого на земле под ним негра, в то время как каменная глыба благополучно свалилась с обрыва, ударяясь о дальнюю стену каньона, а затем с грохотом полетела в воду, на поверхности которой на месте падения взметнулся фонтан брызг и белой пены.

А что же Обмылок?

– Он готов! – выкрикнул Джарвин. – Слава Богу, избавились. Уж теперь мы с тобой, Пит, мальчик мой…

Но Питер не дал ему уйти. Совместными усилиями им удалось немного приподнять краешек обрушенного моста. И вот из темноты вылез чертыхающийся и отплевывающийся Обмылок.

– Похоже, я нечаянно проглотил паука. Джарвин, дай-ка хлебнуть чего-нибудь.

– Подожди пить, Обмылок, у нас еще остались кое-какие дела, – сказал Питер. – Нам нужна твоя сила, чтобы столкнуть мост вниз. Гляди! Все доски, удерживавшие его, уже оторваны – так что давайте-ка дружно наляжем!

Собравшись с силами, они разом навалились на доски, приподнимая и тут же отпуская их. Дерево отчаянно заскрипело – конец сооружения заскользил вниз, и Питер, не удержав равновесия, упал, оказавшись у него на пути. Подняться самостоятельно он не мог, и огромная махина наверняка скинула бы его с обрыва в пропасть. Но тут сильная рука подхватила его и легко выдернула обратно.

Обмылок усмехнулся:

– Этим мостам ничего не страшно! Они не боятся даже вас, мистер Хейл!

И вот Питер, придерживаясь одной рукой за мускулистое плечо Обмылка, глядел на то, как мост на мгновение застыл на месте, а затем сорвался с края обрыва. С оглушительным грохотом и треском дальний конец его отделился от своей опоры, описывая в воздухе большую дугу, и все сооружение рухнуло в реку.

Все трое поспешили вернуться обратно к оставленным лошадям. Но теперь уже не было никакой необходимости торопиться. Кони в два счета домчали их до спасительного островка каких-то низкорослых деревьев, а преодолевая склон холма, можно было безбоязненно оглянуться назад, чтобы увидеть, как по дальнему берегу мечется темная масса разгневанных всадников: переправиться через ущелье в этом месте не было никакой возможности. Никакой конь не сможет спуститься вниз по отвесному каменистому берегу.

Все, что оставалось преследователям, так это повернуть назад и мчаться к ближайшему мосту, находившемуся за многие мили отсюда, или же попытаться найти переправу где-нибудь поближе. Поймать беглецов этой ночью им уже не удастся – это совершенно очевидно. А к тому времени, как их загнанные лошади сделают крюк, вся троица будет уже очень, очень далеко – на пути к руднику, где окажутся в безопасности.

Для обоих мошенников путешествие обернулось просто увеселительной прогулкой, но только не для Питера. Всю дорогу обратно он ехал, понуро опустив голову и слушая вполуха поток громкой болтовни и комплиментов в свой адрес, щедро отпускаемых обоими попутчиками. Как уже не раз подчеркивал в своих речах Обмылок, только благодаря силе своего нового союзника и Джарвин и он сам неоднократно за время этой вылазки избегали гибели, находясь буквально на волоске от смерти.

Ближе к утру Джарвин задремал. Он проснулся, когда на небе забрезжил серый рассвет, и тут же крикнул:

– Эй, Питер!

Питер Хейл подъехал ближе к повозке.

– Питер, мне приснился сон, как будто я отбиваюсь от змей… тут ты протягиваешь руку… за тысячу миль, с севера… и вытаскиваешь меня. Питер, дай Бог тебе здоровья, что бы со мной было сейчас, если бы не ты?

Ответ был очевиден, и поэтому Питер не стал утруждать себя им. Они просто поехали дальше. Утро стояло уже в самом разгаре, когда было решено устроить привал, чтобы дать отдых загнанным лошадям и немного поспать самим.

День клонился к вечеру, когда они, наконец, добрались до рудника.

В их отсутствие телеграф и телефон сделали свое дело.

Перед хижиной Джарвина расхаживал высокий, худощавый человек. А чуть поодаль выжидающе толпились ухмылявшиеся рабочие с рудника, с нескрываемым интересом наблюдавшие за происходящим.

– Это Уилл Наст! – ахнул Джарвин, увидев незнакомца. – Какого черта ему здесь нужно?

Но Уилл Наст, похоже, пребывал в хорошем настроении. Приветственно помахав всем троим, он остался стоять подбоченясь, в то время как ветер раздувал полы его сюртука, под которым виднелась блестящая звезда шерифа.

– Ну что, ребятки, – сказал он, – хорошо погуляли?

Они молча кивнули, ожидая продолжения, оставаясь стоять перед ним, словно провинившиеся ученики перед строгим учителем.

– Что касается тебя, Обмылок, то мне кажется, твое истинное призвание – боксерский ринг. Честно сказать, я и прежде частенько недоумевал, почему ты до сих пор не посвятил себя этому делу. И деньги там достаются легче, чем здесь, да и зарабатываются они не столь бесчестным путем!

В ответ Обмылок лишь хмыкнул и отступил назад, радуясь тому, что так легко отделался.

– А ты, Джарвин, – продолжал шериф, – шулер вонючий… паршивая жирная крыса и просто старая сволочь, вот ты кто. Я уже очень давно надеюсь на то, что придет день, когда у меня, наконец, появится благовидный предлог для того, чтобы засадить тебя за решетку. И поэтому, получив первые сообщения о том, что вы там устроили, я уж было обрадовался, что это время настало. Но, похоже, я ошибся. Вот незадача-то! И сейчас тебя спасло только то, что там обошлось без жертв. Так что радуйся. Ты прославился еще больше. Все, что пока имеется против тебя, – так это подозрения, что ты опять занимался мухлежом. Было такое?

Он повернулся спиной к Майку Джарвину – что было довольно рискованно, принимая во внимание то, что он только что ему наговорил. Но Майк Джарвин был из тех, кто не привык действовать открыто, среди бела дня – да еще к тому же и при свидетелях. И хотя лицо его побагровело, а на щеках задвигались желваки, он не спешил хвататься за пистолет.

– А теперь, – сказал шериф, обращаясь к Питеру, – я думаю, тебе, Питер Хейл, пора вернуться домой. А ты. как думаешь?

– У меня заключено соглашение с мистером Джарвином, – сказал Питер. – Ну как, Джарвин, ты меня отпускаешь?

Грубо хохотнув, Джарвин поднял руку над головой и щелкнул пальцами.

– Отпустить тебя? Слушай, Наст, ты когда-нибудь слышал, чтобы Майк Джарвин взял да и просто так выбросил в море пригоршню бриллиантов? Но разве могут сравниться какие-то бриллианты с Хейлом? А?

Шериф снова заговорил с Питером:

– Пит, и что это вдруг на тебя нашло? Зачем ты это сделал?

– Объясню коротко и ясно, шериф, – сказал Питер. – Если бы я отказался, то угодил бы прямиком за решетку.

Понимающий взгляд Уилла Наста посуровел.

– Это и в самом деле настолько серьезно?

– Да.

– Тогда ты мне ничего не говорил, и я ничего не слышал. Но может быть, ты все же проводишь меня? Мне нужно поговорить с тобой о твоем отце.

Глава 38
Письмо

Дверь дома Макнэра громко хлопнула, и на переднюю веранду вышел Чарльз Хейл. Мистер Макнэр сидел откинувшись назад на прислоненном спинкой к стене стуле и зацепившись каблуками башмаков за нижнюю перекладину. Он не повернул головы, но все-таки поинтересовался:

– Что, Чарли, повезло тебе сегодня?

– Сэр, – проговорил Чарли, – но как вы догадались?

– Вижу, тебе есть что рассказать, – сказал Макнэр. – Так что давай, выкладывай.

– Знаете, сэр, она назначила день свадьбы.

– Кто?

– Рут, мистер Макнэр.

– Ну надо же! – сказал отец и, широко зевнув, равнодушно уставился на кандидата в зятья.

– Да, – подтвердил Чарли. – Если вы не возражаете… в следующую пятницу.

– Быстра, однако, не правда ли? Ну, если уж она так решила…

Чарльз вежливо кашлянул.

– Если вы, конечно, не возражаете…

– Я? А почему я должен возражать? Мне за тебя замуж не выходить.

Чарльз смутился и густо покраснел.

– Ну тогда я, пожалуй, пойду, – пробормотал он наконец.

– Пока, Чарли.

– И все-таки, – вдруг заговорил Чарли, оборачиваясь, – как здорово, что она так резко передумала, когда… – Он осекся и замолчал.

– Когда ты уже решил, что она собирается замуж за Питера, да?

– Ну в общем-то… – начал Чарльз.

– Тогда послушай, что я тебе скажу, – перебил его ранчеро. – Твой кузен уехал из этих мест и уже успел так прославиться, что она очень гордится возможностью выйти замуж хотя бы за его родственника. Я думаю, что именно поэтому она так поспешно передумала. А ты сам-то как считаешь?

– Честно говоря, – сказал Чарльз, – я предполагал… то есть я хочу сказать, мне казалось…

– Что после той заварухи в Лоусон-Крик Питер дискредитировал себя и навсегда выбыл из игры? Ты так думал?

– Может быть, вы и правы, сэр.

– Зная характер своей дочери, – сказал Макнэр, – я не думаю, что она столь наивна и глупа, чтобы отвергнуть мужчину только из-за того, что он и на своих протезах может драться лучше всех остальных, тех, у которых с ногами все в порядке.

Смутившись еще больше, Чарли поспешно удалился, чувствуя, что завязать приятную беседу с отцом Рут в этот день ему все равно не удастся. Оседлав коня, он выехал на дорогу, где навстречу ему попался спешивший куда-то Росс Хейл. Оба резко осадили коней.

– Как дела, Чарли? Какие новости? – устало спросил дядюшка у племянника, нетерпеливо поглядывая в сторону дома Макнэра.

– Ничего нового, – сказал Чарли, – разве только то, что в пятницу мы с Рут поженимся.

И он поехал дальше, улыбнувшись побледневшему Россу Хейлу. Последний же еще некоторое время ошалело стоял посреди дороги. Затем наконец тронулся с места, и его конь медленно брел до тех пор, пока сам не остановился у коновязи перед домом Макнэра.

– Решил погреться на солнышке, Росс? – окликнул его Макнэр.

Росс спешился и подошел к веранде.

– Ну и какие у тебя планы? – поинтересовался Макнэр. – Я слышал, ты собираешься прикупить у Уэстона те сорок акров земли, что граничат с твоими черноземами?

– Да, собирался, кажется, – вздохнул Росс Хейл. – Дело в том… – Он снова горестно вздохнул и замолчал.

– Присаживайся, отдохни, – гостеприимно предложил ранчеро.

Но погруженный в раздумья Хейл, похоже, не слышал его.

– Ну как, Росс, есть какие-нибудь новости? – участливо поинтересовался Макнэр.

– Ничего нового. Он все еще там.

Сказав это, он обратил взор к окутанным сизой дымкой холмам, вглядываясь в даль через колышущуюся над землей пелену дрожащего зноя, в то время как рука его медленно вынула из кармана сложенный листок бумаги.

– Письмо от Питера?

– Да, от моего Питера.

– Так, значит, у него все в порядке?

– Говорит, что чувствует себя нормально.

На веранде снова воцарилось тягостное молчание. Мистер Макнэр неловко заерзал на своем стуле.

– Должно быть, тебе надо увидеться с Рут?

Хейл вздрогнул от неожиданности.

– Честно говоря, да.

– Тогда позвони прислуге. Пусть кто-нибудь из негров сходит за ней.

Росс Хейл позвонил в колокольчик и все так же рассеянно передал приказание слуге. После непродолжительной паузы на лестнице, ведущей в комнаты, снова раздались шаги, и ленивый голос сказал:

– Мисс Рут сказала, что она очень сожалеет – у нее очень болит голова. Она даже не может встать с постели. Может быть, вы желаете передать ей что-нибудь на словах?

– Эй, ты! – окрикнул Макнэр.

Слуга с готовностью подскочил к нему.

– Да, мистер Макнэр?

– Ступай наверх и приведи эту безмозглую девчонку, понял? Скажи, что я ее зову. Тебе все ясно?

Было слышно, как торопливые шаги слуги удаляются от двери, исчезая где-то в недрах большого дома.

– Что ты, старина, – запротестовал Хейл, – если Рут плохо себя чувствует, то я не хочу ее тревожить.

– Не болтай чепухи, Росс. Лучше присядь и отдохни. Хочешь табаку? Нет? По-прежнему куришь сигареты? Скажу тебе честно, что я лично это дело не одобряю. Слишком много грязи. И пепел этот повсюду. То ли дело табак пожевать – чисто и хорошо. Я тут наблюдаю за ястребом, что кружит над птичьим двором Митчела. Ты только глянь, как парит. Правда, красиво?

Росс Хейл ничего не ответил. Он снова тоскливо посмотрел на голубые вершины холмов и темные ближние склоны. Его взгляд остановился, и он вздохнул.

В доме послышались шаги, и затем скрипнула дверь.

– Ты посылал за мной, отец? Здравствуйте, мистер Хейл! Как у вас дела?

– Да так, живем помаленьку, – ответил Хейл, равнодушно глядя на нее.

– У меня так голова разболелась… – начала было девушка слабым голоском.

– Перестань нести чепуху, Рут, – перебил ее отец. – Перед тобой отец самого сильного парня и замечательного стрелка, каких уже давно не знала наша округа. Он оказал тебе честь, приехав сюда исключительно ради тебя, а ты отказываешься поговорить с ним только потому, что у тебя, видите ли, болит голова? Проводи гостя в дом, усади, где попрохладнее, угости кофе. Он хочет сказать тебе что-то важное и ужасно личное!

Девушка оказалась в безвыходном положении. Она пригласила Росса Хейла в прохладную гостиную и покорно принесла ему кофе, который так и остался стоять нетронутым на столике. Россу не хотелось кофе. В руке он все еще держал письмо.

– Вы хотите сказать что-то о письме? – в конце концов спросила Рут.

– Что-что? – рассеянно пробормотал Хейл. – Письмо? Ах да! – Еще немного помолчав, он наконец собрался с мыслями и сказал: – Я тут встретил Чарльза… – Он снова замолчал и задумчиво поглядел на нее.

– Да, – сказала Рут Макнэр, слегка краснея.

– Что ж, – проговорил Росс Хейл. – Чарли – хороший парень.

Он снова замолчал, и внезапно Рут поднялась со своего места и пересела на стул рядом с его креслом. Она обеими руками взяла его огромную, грубую ладонь.

– Но вы ведь ехали в такую даль не для того, чтобы поговорить о Чарльзе, правда?

– Конечно же, дорогая, не за этим. Но видишь ли… – Он снова запнулся, глядя на то, как загорелись ее глаза, и с удивлением замечая стоящие в них слезы. – Сказать по правде, я очень надеялся… Но это уже не важно. Я приехал сюда, чтобы спросить у тебя, Рут, не откажешься ли ты мне помочь?

– Я согласна, – сказала она, – с радостью!

– Но сначала скажи… это все из-за того, что произошло в Крике?

Она кивнула и потупилась. Но затем заставила себя снова поднять глаза.

– Да-да, я понимаю, – сказал Росс Хейл. – Любая девушка испугалась бы, узнав о том, что там творилось.

– Если бы он только написал мне, – не выдержала она. – Если бы только все объяснил… но вот так, неожиданно исчезнуть… а потом еще терроризировать окрестности на пару с этим чудовищем, с Джарвином; о, дядюшка Росс, как же я могла вынести такое? Сидя здесь, дома… и оставаясь в неведении… сходя с ума от горя.

– Да, конечно, – согласился ранчеро. – Точно. Сходя с ума от горя. Боже мой, как одиноко может быть в доме! Наверное, хуже, чем в могиле, гораздо хуже! Когда-то я испытывал жалость к тем людям, которые умерли. Но это было давно. Я тогда был слишком молод. Но если говорить о Питере, то, знаешь, никак повлиять на него я не могу. Я писал ему, много писал. И он всегда отвечал, присылал длинные, добрые письма.

Он снова замолчал.

– А что потом? – чуть слышно прошептала девушка.

– Странно, конечно, – пробормотал отец, – но у него довольно скверный почерк… хоть он и учился в колледже. И закончил его с отличием! Смотри, как он ужасно написал адрес!

Росс показал конверт.

– Да, – выдохнула Рут.

И вдруг расплакалась.

Глава 39
Его друзья

Росс вышел обратно на веранду и сел, пребывая в еще большей растерянности, чем прежде. Прошло еще полчаса, а он так и не перекинулся с гостеприимным хозяином ни единым словом. В конце концов, Макнэр решил первым нарушить затянувшееся молчание:

– Что-то короткий у тебя получился разговор с Рут, старина.

На что Росс Хейл ответил:

– Но ведь нельзя ожидать от девушки, что она станет говорить и плакать одновременно, правда?

– Из-за чего плакать? – забеспокоился Макнэр.

– Не знаю, – пробормотал мистер Хейл. – Я показал ей это письмо, просто сказал, какой у моего мальчика скверный почерк…

Он замолчал, и Макнэр тоже решил оставить это без комментариев. Но на протяжении следующего часа его взгляд стал все чаще и чаще задерживаться на лице гостя. Наконец тот поднялся и, оперевшись на мгновение о деревянный столб, подпирающий крышу веранды, сказал:

– Что ж, Мак, спасибо за гостеприимство. Приятно было поболтать. Мне пора.

– Пока, – ответил Макнэр и принялся сосредоточенно строгать палку. – Ты заезжай, когда еще что-нибудь узнаешь, – добавил он, когда Росс Хейл уже оседлал коня.

Он с завидным упорством продолжал строгать и не оторвался от своего занятия, пока его друг, наконец, не скрылся из глаз.

– Глядеть вслед уезжающему – плохая примета, – сказал Макнэр сам себе.

В тот вечер за обедом царило гробовое молчание.

Когда же дошла очередь до пирога – мистер Макнэр имел обыкновение есть пирог по крайней мере дважды в день, – он позволил себе заметить вслух:

– Рут, ты опять выходила на улицу без шляпы. Негоже бросать деньги на ветер.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – ответила Рут слабеньким голоском.

– У тебя красные глаза, – сказал Макнэр, сидя с набитым ртом. – Ну-ка, отрежь мне еще кусок пирога.

Она покорно выполнила просьбу отца.

– Так при чем здесь выброшенные на ветер деньги, отец?

– Кто? – строго переспросил он.

– То есть, папочка, – поправилась она.

– Так ты же постоянно требуешь покупать тебе разные кольд-кремы, изводишь их на свое лицо якобы для того, чтобы стать белой, как отбеленное полотно. Твоими словами это называется «хороший цвет лица». После этого ты выходишь на солнце и снова краснеешь – это я и называю выброшенными на ветер деньгами!

– Я не выходила на солнце, честное слово, – возразила девушка.

– Неужели?

– Я… у меня болела голова, – пояснила она.

– Разве от головной боли глаза становятся красными?

– Должно быть, это невралгия, – с надеждой предположила она, уставившись в собственную тарелку.

– Не по такой погоде… невралгия отпадает. Придумай еще что-нибудь.

– Честно сказать, я просто была немножко расстроена.

– Это чем же?

Она молчала, задумчиво закусив губу.

Тогда отец грохнул кулаком по столу и взревел:

– Что случилось?

– Я… я немного поплакала.

– Ха! Плакала? Из-за чего?

– Мистер Хейл меня немного расстроил.

– Он тебя расстроил? – переспросил отец, порывисто отодвигаясь от стола. – Старый идиот! Сейчас я ему позвоню и теперь уж выскажу все!

– Нет, папочка, не надо!

Он поднялся и направился к двери.

– Пусть этот Росс Хейл знает, что я о нем думаю!

У него за спиной зашуршали юбки, и дочь схватила его за руку.

– Нет, папочка, пожалуйста, не надо!

– Что он там себе воображает?! – не унимался Макнэр.

– Это все из-за письма, честное слово.

– Зачем это ему еще понадобилось писать тебе письма?

– Это было не его письмо… то есть… он просто показал мне письмо.

– Какое письмо?

– От Питера, – прошептала она.

– И что же он там написал?

– Ничего. Я не знаю. Я только видела адрес.

– Иди обратно и сядь, – сказал отец. – Теперь мне все ясно.

Она с готовностью вернулась на свое место, а отец принялся доедать свой пирог.

– Я понимаю, что тебя тревожило, милая. Ведь именно поэтому ты и решила выйти замуж за такого прекрасного парня, как Чарли Хейл, да?

Она низко опустила голову.

– А потом некто напоминает тебе о всем самом мерзком, что только есть в семействе Хейл…

– О мерзком? – перебила девушка, удивленно вскидывая голову.

– О, я понимаю, каково тебе сейчас, – нежно проговорил Макнэр. – Собираясь замуж, девушка начинает задумываться о будущем, о детях. Хоть бы ваши детки удались такими же благополучными, как вы с Чарли. Это было бы просто здорово, большего и пожелать нельзя. Но какова на самом деле реальность? А она такова, что в роду у Чарли имеется и плохая кровь, которая тоже может быть запросто унаследована, и не дай Бог, получится так, что потомство ваше окажется столь порочно, что твое материнское сердце будет просто-таки разрываться от горя. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Рут.

– Нет, нет! – запротестовала она. – Это не так…

– Перестань, – отмахнулся от нее отец, – я все знаю! Я же вижу тебя насквозь. Только и думаешь, что о том, что будет с вами дальше. Именно так! Не дай Бог, один из твоих сыновей окажется таким, как Питер!

Сцепив руки, он страдальчески закатил глаза и в ужасе покачал головой. Но когда он снова взглянул на дочь, то увидел, что она неподвижно сидит перед ним, сверкая глазами. Этот блеск был ему хорошо знаком, ибо он видел его и прежде – в ее глазах – и в собственном зеркале!

Она натянуто сказала:

– Не понимаю, к чему ты клонишь. Потому что мне непонятно, чем так плох Питер Хейл.

– Что?!

Она насупилась еще больше.

– Что слышал! – запальчиво огрызнулась Рут.

Он позволил себе расслабиться и постарался обратить все в шутку:

– Не понимаешь, чем он плох? Что ж, дорогая, зато я понимаю! Человек, который хватается за оружие и расстреливает людей…

– Да кого он убил-то? – резко перебила его дочь.

– Послушай, Рут… ты же не будешь отрицать, что он стреляет как заправский ганфайтер?

Она смущенно отвела глаза.

– Но он не один, кто носит при себе пистолеты в этих краях, и тебе, папочка, это известно, как никому!

– Пистолеты? Брось, их цепляют для красоты, – отмахнулся он от дочери. – Безобидные игрушки. Только и всего. Взять, к примеру, хотя бы меня. Я человек мирный и вовсе…

– Пап! А три года назад…

– Ты имеешь в виду того индейца из Окла…

– А за два года до того, когда ты…

– Ты имеешь в виду того наглого, косого и мерзкого скандалиста из Нью-Йорка? Так это же…

– А всякий раз, как ты уезжал из дому, когда я была еще маленькой, разве не переживала мама за тебя? Ведь она до смерти боялась, что ты ввяжешься в какую-нибудь историю…

– Перестань, твоя матушка была хорошей женщиной. Но слишком уж пугливой и впечатлительной. Нервничала из-за каждого пустяка, по всякому поводу и без повода.

– К тому же, – выпалила Рут, – то, что Питер сделал в Лоусон-Крик, было… было… просто смело! Он герой!

– Вот как? Герой, переполошивший и запугавший до смерти целый город? Вынудивший сотни порядочных, законопослушных граждан влезать на заборы и искать убежища в погребах? Это, по-твоему, и есть геройство?

– Но он… он же никого не убил, – побледнев, проговорила девушка.

– Люди от ужаса седели на глазах – я видел Джада Маккрудера. Совсей седой, а все из-за того ада, что этот проходимец Питер устроил в Лоусон-Крик!

– Чепуха! Он начал седеть еще три года назад.

– Этот твой Питер гонял людей по улицам города… дошел до того, что сбил с ног собственного кузена. Какая жестокость!

– Чарльз в состоянии сам за себя постоять!

– А потом, увидев толпу в две или три сотни человек, которая, изловив одного мошенника, собралась линчевать его – избавив тем самым закон от излишней траты драгоценного времени и денег, – он собственноручно освободил того негодяя, после чего отправился дальше, едва не покалечив двадцать-тридцать других порядочных, сильных, отчаянных парней ради какого-то паршивого черномазого, которому те как раз собирались свернуть шею. И после всего этого ты оправдываешь его, считаешь, что он поступил красиво?

Рут вскочила из-за стола и стояла, уперев руки в бока.

– Я защищаю и оправдываю каждый его поступок, все до единого! – воскликнула Рут Макнэр.

– Зато потом он бежал, попутно разрушив и скинув в реку мост, чтобы уйти от возмездия миролюбивых, законопослушных горожан.

– Да кому нужно линчевать бедного Питера! И ты знаешь это! Тебе это прекрасно известно!

– А разве он этого не заслужил?

– Папа!

– Не смей кричать на отца! Я вижу тебя насквозь и говорю то, что у тебя на душе!

– Но ты не знаешь всего, что у меня на сердце!

– Это надо же, устроить такой погром в Лоусон-Крик только ради того, чтобы позабавиться!

– Нет, нет, нет! Он сделал это ради спасения друзей…

– Вот! Ты сама это сказала! Ради спасения друзей! Самого мерзкого, самого отъявленного мошенника во всей округе и паршивого черномазого убийцы.

– Ну, папа, ты же сам говорил, что Обмылок сражался как герой, чтобы пробраться через ту обезумевшую толпу.

– Мошенник и черномазый убийца. Вот они, его друзья!

– Папа, прекрати! Я не желаю слушать!