Текст книги "История для ленивых"

Глава 70. Битва под Верками

Хмельницкий умер.

Словно гигант рухнул, оставив вокруг себя мелкие и враз осиротевшие фигуры.

Хмельницкий умер, а вопрос так и остался открытым…

Все были очень разными, а вопрос был общий.

Против кого дружить будем, девочки?

Московское царство, еще позавчера с поляками воевавшее, а вчера уже нет, ввиду Потопа, растерянно топталось на месте.

Место было малознакомым, и потому топтание было еще более невнятным.

Речь Посполитая дергалась в судорогах, едва сдыхавшись от шведов и пытаясь понять, что делать теперь.

А мнения были разными.

Великое княжество Литовское пребывало в составе все той же Речи Посполитой, но в глубоких раздумьях…

Украину штормило.

Пришедший на смену Хмельницкому Выговский был ботаном.

Самым натуральным ботаном, канцеляристом, писарем, очкариком, короче, всем тем, за что в наших палестинах и в более спокойные времена можно здорово огрести по шапке Мономаха.

Это Хмельницкий в хорошем настроении мог просто убить, треснув чем-то тяжелым, а в плохом вообще сделать страшно подумать что.

Выговский же мог только гадать, кто из полковников чего учудит и как с этим быть.

Единственными, кто четко определился, были шведы.

Эти извечные короли лузеров, уже имевшие в своих руках всю Польшу, умудрившиеся все потерять и отправившиеся экспериментировать в Данию, к всеобщему облегчению всех вышеупомянутых, избавившихся от них на следующие сорок лет.

Итак, 1658 год.

Знаете, когда говорят, что в Украине в то время была Руина, о Польше не говорят ничего, просто не имея приличных слов.

Окрыленные спасением от неминуемого развала, поляки собрали съезд, где скромно решили обсудить вопрос избрания на царство Алексея Михайловича Романова.

Все это в присутствии собственного короля, злосчастного Яна Казимира, который битых десять лет дрался за Польшу даже тогда, когда сами поляки, льстиво улыбаясь, приносили присягу шведскому королю.

Но благодарность – болезнь собачья, а на этих благородных животных поляки не тянули никак.

Поэтому изумленный до невозможного король слушал план выхода из кризиса.

Звать на царство Алексея Михайловича и одновременно попытаться вернуть Украину.

Да, взаимоисключающие вещи, но еще никто и никогда не дерзнул упрекнуть поляков в последовательности.

И полетели письма.

К царю, к и.о. гетмана Выговскому, к шведам и к трансильванцам.

Выговский тоже писал, и тоже царю, королю польскому, королю шведскому и магнатам.

Вообще надо отметить, что ни одна из сторон до 1648 года особо написанием писем не злоупотребляла.

Гробовая тишина стояла, войска могли послать, а письмо нет.

А тут вдруг как прорвало, все ощутили себя писателями и скрипели перьями так, что аж гай гудел.

Короче, увлеклись и не заметили, что литовские гетманы Сапега и Гонсевский категорически не рвутся продолжать войну с Россией и покинули Варшаву с очень кислым выражением и так вечно хмурых рож.

Прибыли домой, в Брест, и решили начать с царем сепаратные переговоры о мире.

Пикантность ситуации заключалась в том, что всего три года назад ровно то же самое, только со шведами, устроил покойный Радзивилл.

Которого вышеупомянутые Сапега с Гонсевским и довели до могилы.

Но место сидения определяет точку зрения, так всегда и везде.

Выговский, проникшийся идеей стать узаконенным магнатом, хозяином Украины и по факту, и на бумаге, договорился с Яном Казимиром.

План был прост.

Вместе с поляками и литовцами двинуться на русские войска князя Долгорукова, стоявшие в Ковно, и решить геополитические проблемы прямо там.

Забегая вперед, сразу скажу, что были упущены три важных момента.

Неспособность поляков сделать по-человечески хоть что-нибудь.

Тонкий нюанс, донесения этой новой концепции до казацкой старшины.

И тот малоприятный, но статистически достоверный факт, что русские всегда возвращаются, чтобы там не произошло до этого.

Ну и начали.

В Варшаве почему-то были уверены, что Выговский, уютно свернувшийся в кресле Хмельницкого, уже атакует русских, и не ровен час того гляди сам возьмет Москву.

Сапега получил приказ поддержать, и его войска в Литве начали нападать на русских.

Все это, при непрекращающемся потоке писем царю на предмет – правь нами, ну скорей же.

Царь оторопел.

Для Тишайшего, Алексея Михайловича, эта чехарда была явно чересчур.

Он 6 лет морозился от Хмельницкого, с его просьбами, потом воевал против поляков, потом с ними против шведов, был ошеломлен перспективой стать королем польским и великим князем Литовским, причем исходящей из разных источников.

Как нужно было понимать действия Сапеги Царь не знал.

И никто не знал.

Поэтому послали приказ князю Долгорукому действовать по ситуации.

Долгорукий был человеком примитивнейшим, искренне считавшим, что если что-то пытается тебя убить, то нет смысла заморачиваться размышлениями о высоких материях.

Поэтому тупо послал полторы тысячи драгун в Вильно на помощь сидевшему там русскому воеводе.

Этих-то драгун и окружили войска гетмана Сапеги.

Два дня продолжалась болтовня о перспективах дальнейшей жизни, в течение которых Сапега отчаянно ждал спешившие к нему на помощь войска Гонсевского.

Ибо с драгунами как-то не складывалось, они тупо возвели лагерь и сидели спокойно, обещая пристрелить каждого, кто решит подойти поближе.

К чести Долгорукова, оказавшегося в этом цирке (а русские послы по-прежнему вели в Вильно переговоры с поляками), он все понял правильно.

И скрытно двинулся спешным маршем наперерез Гонсевскому, которого внезапно поймал у села Верки, недалеко от Вильно.

11 октября 1658 года.

Литовцы бросились в бой, и даже уже почти, но нет.

Пехота стояла твердо, и закончилось все печально и предсказуемо.

Героические паны бежали, привычно бросив в руках русских весь обоз и польного гетмана Гонсевского лично.

Одновременно с этим Сапега пошел на штурм Вильно, вломился-таки в в ворота, но был жестоко бит и отступил.

Соединившись в бегстве с так ожидаемыми войсками Гонсевского, бодрой рысью бежавшими из-под Верок.

Князь Долгорукий пошел вперед, но обнаружил, что местность начисто разорена и ограблена легендарными полками Выговского, в бой не рвавшимися, но не пропустившими ни одной богатой избы.

Русские ушли в Смоленск, к глубокому разочарованию царя, который таки понял наконец, что королем польским ему пока не быть.

Гонсевский уехал на 4 года в плен, по возвращении из которого вскоре был пойман и расстрелян польскими рокошанами.

Расстрелян был и Выговский, расстрелян был Богун, кровь хлынула сплошным потоком, и несчастная страна захлебывалась в ней, отчаявшись дождаться мирных времен.

Но этого еще никто не знал.

Гетман Выговский готовился к самому важному шагу в своей жизни: сообщить коллективу о том, что он подписал Гадячский договор с поляками.

Царь готовился выслушать объяснения и извинения от Выговского, не представляя, что их отношения безнадежно разрушены.

Ян Казимир готовился выслушивать упреки поляков, у которых он всегда был во всем виноват.

Татары готовились прийти на помощь любому, кто позовет.

Грабить.

Насиловать.

Угонять в Крым.

Хлынула кровь…

Глава 71. Иван Богун

27 февраля 1664 года в Новгороде-Северском военно-полевой суд приговорил к смерти полковника Ивана Богуна.

Приговор тут же привели в исполнение через расстрел.

Один из самых ярких лидеров восстания 1648 года нашел свою смерть, сопровождая польскую армию в ее последнем походе на Украину, осаде Глухова.

Во время которой якобы пытался предупредить Брюховецкого и Ромодановского.

Королю донесли, Ян Казимир не простил.

Шла война, шутки в сторону, а милосердием обе стороны не славились.

Жизнь и смерть Богуна – горькая драма, как ничто другое отражающая суть истории нашей страны и ее народа.

Он был известен и имел авторитет до 1648 года.

Принимал участие в подготовке восстания Хмельницкого, видимо, был ему близок.

Был одним из самых знаменитых полковников, за ним шли люди.

Именно Богун стал тем человеком, который принял командование под Берестечком, когда наши разлюбезные друзья, крымские татары, волоком уволокли Хмельницкого с поля боя.

Битва, так уверенно начавшаяся, закончилась жутким разгромом, но Богун сумел увести остатки войск, спасши их от полного уничтожения.

Потом был Молдавский поход, смерть Тимофея Хмельницкого и отступление.

Надежды гетмана на династию рухнули: Юрий не был вариантом, что и подтвердилось потом.

А после была Переяславская рада, которую Богун не поддержал.

И царю не присягнул.

Но уже через 2 года шел в польский поход вместе с царскими войсками.

А потом с Выговским, против царя.

А после против Выговского.

И опять.

И снова.

И так до конца.

Вокруг полным-полно умников, которые прекрасно знают, что Хмельницкий тогда был не прав.

Которые прекрасно знают, как было правильно.

Как нужно было поступить.

Иван Богун тоже считал, что Хмельницкий не прав.

Но как поступить правильно, не знал.

Искал, пробовал, заплатил жизнью за свои поиски, но так и не узнал.

Судить сегодняшними мерками людей, живших 350 лет назад, в атмосфере бесконечного, просто не имеющего никакого предела предательства, ложных клятв, переходов со стороны на сторону – очень легко.

И так же очень – глупо.

Сказать, что Богун не патриот?

А кто же тогда патриот?

Кто, как не он, вырвал ценой своей крови возможность выбирать?

Сказать, что он выбрал неверно?

Так ведь он испробовал все варианты, все, что знал.

Сказать, что Хмельницкий ошибся?

Так ведь Богун, который считал так же, умер за то, что поддержал в конце концов ту же сторону.

Которую выбрал гетман.

Наша история полна драматизма.

Самого трагичного, неподдельного.

И вместо того чтобы ее учить, изучать, заниматься ею, мы постоянно тонем в фарсе.

Выдумывая фальшивых героев и закатывая в лубочно убогие образы реальных.

Самый яркий образ Богуна я видел на экране в «Огнем и мечом». В прекрасном польском фильме польского же режиссера, в котором Богуна сыграл россиянин Домогаров.

Ну, не насмешка ли?

Или это и есть ирония судьбы?

Злая.

Глава 72. Ян Казимир

Место проклято.

Трон.

Да, да, престол одной из самых прекрасных стран решительно был проклят.

Судите сами, Генрих Валуа, Стефан Баторий, Владислав и Ян Казимир Ваза, не оставившие наследников, их отец Сизигмунд, свергнутый со шведского трона.

Трон польский, такой желанный и труднодостижимый, был проклят.

И проклят, решительно был проклят Ян Второй, Казимир, король польский и великий князь литовский, на этот трон взошедший.

Меньше поляк, чем Хмельницкий, Вишневецкий и Радзивилл.

Отчаянно рвавший жилы ради защиты той самой Польши, которую сами поляки предали и продали.

1609 года рождения, сын короля польского, а некоторое время и шведского, Сизигмунда Третьего, от второй жены.

Для своих, Сизигмундович.

Старший братец, Владислав, отправился на Смоленскую войну, продолжая мнить себя если не царем московским, то уж точно царевичем, не меньше.

Ян Казимир поехал с ним, их много молодых и не очень поехало туда, и там они перезнакомились, если не были знакомы раньше, не зная, как жизнь сведет их вместе через двадцать лет.

Ян Казимир, Иеремия Вишневецкий, Адам Кисель, Самуил Лащ, возможно, им на глаза попадался крепкий и молодой тогда еще казацкий сотник Хмельницкий, но кто в двадцать лет присматривается к незнакомым лицам.

Отвоевались.

Смоленск русским не отдали, но от мечты о Кремле пришлось отказаться вместе с титулом.

Владислав Четвертый вернулся царствовать, а иногда и править в Польше, а Ян Казимир…

Знаете, судьба брата короля всегда незавидна.

Чудовищное искушение и чудовищная обида на жизнь, угораздившую родиться вторым, а не первым.

А судьба не сильно любимого брата еще печальней.

Поэтому Ян отправился к дьяволу, куда глаза глядят, то есть в Австрию, на родину матери.

Немного повоевал с французами в Тридцатилетней войне, поболтался без толку в Вене и, спустя пару лет, поволокся в Португалию претендовать на местный престол.

Скучно, а там хоть какие-то варианты.

Поездка оборвалась на французской границе, где сатрапы Ришелье отвесили пару затрещин, отобрали оружие и с примитивнейшим мешком на голове отволокли в кутузку, где наш герой отсидел где-то с год, пока не явились посланцы вспомнившего о нем братца и не выклянчили его у кардинала.

Стряхнув тюремную пыль, Ян Казимир посмотрел на этот мир новыми глазами и неожиданно ощутил в себе тягу к Вере.

Реализовал которую немедленно, отправившись к иезуитам, вступив в их Орден и немедленно получив сан кардинала.

Надо отметить, что через нежные и опытные руки наследников Лойолы прошли и Хмельницкий, и Вишневецкий, и многие другие.

И яйца их, как показала история, столь бережно выращиваемые, оказались разложенными по всем корзинам…

Иезуитствовал Ян недолго и кардинальствовал тоже.

В какой-то момент заскучав, он аккуратно сложил с себя шапку, сан и прочие обязательства и вернулся домой.

В блаженном 1645 году, когда ничто еще не предвещало ничего, Хмельницкий наслаждался жизнью с еще своей Геленой на еще своем цветущем хуторе Субботов, Вишневецкий царствовал в Лубнах некоронованным королем Левобережья, Радзивилл смотрел из окон Кейданского замка на унылые массивы бескрайних литовских лесов, а Тугай-бей тоскливо колесил безлюдным крымским пограничьем, изнывая от скуки и безделья.

Запорожцы пили на Сечи, разомлевшие от сносной и мирной жизни, реестровые несли службу, а на проблемы посполитых, быдла и хлопов все вышеперечисленные триста раз плевать хотели с самых высоких горок.

Вернулся и в кои-то веки получил от старшего брата какое-то серьезное поручение, которое тут же умудрился испоганить.

Владислав послал Яна Казимира жениться по доверенности, мол, занят, смотайся, встреть, отбубни за меня клятвы, ты ж кардинал, хоть и бывший, должен быть в курсе.

Ян поехал, встретил Людовику Марию Гонзагу и влюбился.

Знаете, самые завернутые сюжеты фильмов – лишь бледная тень истории.

Вокруг полным полно баб красивых и интересных. Нет, угораздило.

В общем, привез супругу брату и, забегая вперед, женился на ней сам, едва Владислав остыл, как следует.

Он ее действительно любил, Любил с большой буквы, хоть и совала она всюду свой нос и создавала ему массу проблем, как в свое время Клеопатра Антонию.

В общем, пока пиры, свадьбы и брачные ночи, глядь, а на календаре уже 1648-й.

И вот уже совсем не скучно Тугай-бею в Крыму, и вполне бодро скачет он, давно пройдя границу, во главе шести тысяч татар. Вот реестровики выпрыгивают из лодок и обнимаются с запорожцами, подняв на пики свою старшину. Вот горят поместья Вишневецкого, и князь мечется, собирая своих людей. Вот бегут сломя голову, бросив раненых и обоз, коронные войска под Желтыми Водами, Корсунем и Пилявцами, и Радзивилл на свои деньги собирает хоругви, двигаясь навстречу вторгшимся в Литву казакам.

И над всем этим нависает гигантская тень гетьмана, огромная и беспощадная.

И тут умер Владислав Четвертый.

Какая там война?

Да расколись мир на три части, рухни небо и загорись вода, поляки наплюют на все на свете, утонув в своей извечной грызне.

Ну и утонули.

Кандидатов было три.

Ян Казимир, братец его младший, Кароль Фердинанд, скотина настолько лютая и фанатичная, что на него Ярема с опаской поглядывал, и Ракоци, товарищ из Венгрии, возжелавший править Речью Посполитой.

В общем, выбрали Яна.

Не в последнюю очередь благодаря нажиму и вмешательству гетмана нашего, героического, деликатно пообещавшего устроить, если что, такую резню, какой свет еще не видел.

Ян Второй Казимир, Божьей милостью Король не только Польский, но и Великий Князь Литовский, и дальше список титулов еще на полстраницы.

А власти – ноль.

Это Речь Посполита, так во всем, мишура, и блеск, и пустота внутри.

Надев корону, Ян моментально стал другим человеком.

Словно найдя в себе, ранее никогда не посещавшие его, благородство и достоинство.

И жизнь не замедлила их тут же испытать.

1649 год, князь Иеремия Вишневецкий самовольно начал войну и оказался осажденным в Збараже.

Единственный, из бесчисленного числа гонцов избежавший смерти, ворвался в королевский дворец и, как был, в грязи и крови, бухнулся на колени перед королем.

Кровь и грязь.

Они стали символом его царствования.

Поляки не предложили Яну Казимиру ничего, кроме крови, пота и слез.

Собрав всех, кого мог собрать сразу, король выступил на помощь Иеремии Вишневецкому, люто его ненавидевшему, изо всех сил боровшегося против его избрания королем.

И гетман выступил, как же не выступить.

Казаки шли под знаменами, дарованными самим же Яном Казимиром, раскачивался в седле Тугай-бей, злобно косясь в сторону Крымского хана, присоединившегося к походу.

Встретились под Зборовом.

Грохот барабанов заропожцев, грохот тысяч конских копыт, жуткое завывание татар.

Шорох и треск.

Шорох, с которым шляхетное панство устремилось под телеги обоза, и треск разрываемых на спинах жупанов.

Ян Казимир не верил своим глазам.

Просто не мог поверить.

Казацкая пехота валом валила в пролом в укреплениях, немецкая наемная пехота отбивалась из последних сил, а король, в измятых и окровавленных доспехах, бродил по лагерю и выволакивал из-под телег свое дворянство, вытаскивая за шиворот и пинками отправляя в бой.

К вечеру бой стих, а ночью пан Адам Кисель прошел через линию часовых, как сквозь пальцы проскользнул.

И договорился с ханом.

Хан кинул Хмельницкого, поставил его перед фактом, и был заключен Зборовский мир.

Закусив губу, Ян Казимир молча стоял и слушал, как еще примятая после сидения под телегами шляхта оглушительно кричала, приветствуя освобожденного из осады Вишневецкого и попрекала его, короля, «позорным» миром.

Берестечко.

Два года пролетели, как одна секунда.

Сейм требовал выиграть войну.

Сейм требовал закончить войну.

Сейм не хотел давать денег на войну.

Сейм Речи Посполитой вел себя так, будто круль Речи Посполитой – злейший враг его.

Ян Казимир вел войска в битве при Берестечко, и Господь был на стороне поляков.

Атака за атакой, тяжелая кавалерия, крылатые гусары, волна за волной, за ними шляхта, свист вращаемых над головой сабель, грохот копыт.

Рев конницы, и рев немецкой пехоты, идущей в атаку.

Рев артиллерии, и рев запорожцев, залпами бьющих из-за выстроенных в линии возов.

Визг татарских дудок, мчащая по холму лошадь, волочащая застрявшего ногой в стремени мертвого Тугай-бея.

Истерика хана, бегство, Хмельницкий и Выговский, мчащиеся следом за ним, заломленные за спину руки гетмана и разбросанные в разные стороны ханские нукеры.

Казацкий перебежчик полковник Крыса, и Богун, уводящий людей через наспех замощенное болото.

Разгром.

Смерть Вишневецкого, бунт в войске.

Маршалок сейма Радзиевский устроил рокош, не найдя лучшего времени, и обвиняя короля в том, что Хмельницкий ушел.

Белоцерковский мир, и снова сейм, снова крики шляхты, которую снова кто-то предал, будто не она бунтовала и отказывалась добить врага.

Мирный год, и Батожская резня.

Королю рассказали, как Хмельницкий молча шел мимо бесконечной толпы пленных поляков, а потом махнул рукой и их начали убивать.

Осада Жванца.

Двухмесячная битва, разгром, эпидемия в польском лагере.

Король голодал вместе со всеми, как когда-то Вишневецкий в Збараже, когда он шел к нему на помощь.

Но помощи больше ждать было неоткуда, и Ян Казимир приготовился умереть.

И умер бы, да крымский хан передумал.

Зачем заканчивать игру, в которой злейшие враги истребляют друг друга?

Снова унизительный мир, унизительный для короля, и унизительный для гетмана.

Они хмуро посмотрели друг на друга в последний раз, перед лицом хихикающего хана, и больше не встречались никогда.

А потом наступила катастрофа.

Взбешенный гетман, понявший, что ему не выстоять, уломал-таки царя.

1654 год, Переяславская рада, Войско Запорожское перешло под царскую руку, в подданство, присягнув царю.

Так и не выиграв войну внутреннюю, поляки получили войну с Московским царством.

Украина была потеряна сразу, царские войска и войска гетмана хлынули в Литву, разбили Радзивилла, загнали его, словно волка на охоте.

Вильно и Ковно были взяты.

Казалось, Речь Посполиту не спасет уже ничто.

И как оказалось, не казалось.

Потоп.

Это трудно представить, будто возможны были еще большие беды в несчастной стране, но шведские войска, той самой Швеции, королевский титул которой Ян Казимир усердно продолжал царапать в своих приказах, вторглись в Польшу.

Битву под Варшавой поляки проиграли.

Ян Казимир угрюмо смотрел, как высшие вельможи, один за другим, покидают его лагерь.

Он знал, куда они едут.

Польская шляхта присягала шведскому королю Карлу Десятому, в Литве на его сторону перешли Радзивиллы, отчаявшись найти спасение от казаков и русских.

Брошенный всеми король польский и великий князь литовский Ян Казимир отступил в Силезию, с горсткой оставшихся верными ему людей.

Предатель Радзиевский, давно сбежавший к шведам и пришедший вместе с ними, соблазнял посулами и стращал угрозами.

Верить нельзя было никому.

А оказалось, что можно.

Полякам.

Не шляхте, не панству, не магнатам, обычным хлопам, которых Ян Казимир в жизни знать не знал и в глаза редко видел.

Хлопы взялись за вилы.

Под шведами горела земля.

Не было бы счастье, да несчастье помогло.

Понимая, что, сожравши Польшу, Швеция станет в разы сильнее, московский царь, Алексей Михайлович Тишайший, решил, что с Польши хватит.

Был заключен мир, антишведский мир.

Хмельницкий, уже на пороге смерти стоявший, был в самом лютом бешенстве.

До «окончательного решения польского вопроса» оставалось лишь полшага, но ему так и не суждено было его сделать.

Не дали, не судьба.

Ян Казимир вернулся в Польшу.

Дралась, осажденная, но не сдавшаяся Ченстохова, дрались лютые мужики, стекалась под знамена шляхта и магнаты.

Без раскаяний, без извинений, будто и не было ничего и не заработали на плаху.

Шведов изгнали, изгнали черт знает откуда вторгнувшихся венгров, перевели дух.

Хмельницкий умер, булаву получил Выговский, Ян Казимир был согласен на что угодно, лишь бы закончить эту жуткую войну.

Гадяцкий договор давал Украине больше, чем когда-нибудь мечтал Хмельницкий.

Она вошла бы в состав Польши и княжества Литовского третьей, равной.

Мир, на таких замечательных условиях, казацкая старшина швырнула Выговскому в лицо.

Мир, на таких замечательных условиях, отказался утвердить сейм.

Так началась Руина.

Сменявшие друг друга гетманы.

Правящие по нескольку сразу.

Сторонники тех и сторонники этих.

Походы на Левобережье, где уцелевший под Батогом гетман коронный Стефан Чарнецкий зверствовал так, что покойному Яреме не снилось.

Пожары, кровь, коронные войска, царские войска, татары, вышвырнутые из могилы кости Хмельницкого.

В 1664 году, собрав огромную армию, сто двадцать тысяч человек, Ян Казимир двинулся в последний, решающий поход на Украину.

И армия перестала существовать.

Мелкие успехи, потом провалившаяся осада Глухова и катастрофа, бегство, голод, потеря десятков тысяч людей и десятков тысяч коней.

На прощание расстреляли Богуна.

Ирония судьбы, злая ирония, тот самый Богун, который уводил казаков из-под Берестечка, шел вместе с поляками на Глухов, и ими же был расстрелян за измену.

Ровно через месяц, 16 марта 1664 года, без суда и следствия был расстрелян сенатор Речи Посполитой, бывший и.о. гетмана, Иван Выговский.

Фигуры покидали доску, освобождая место для фигурок.

Ян Казимир сломался.

Вернувшись домой, он попытался усилить королевскую власть.

Угадать, куда ведут Польшу шляхетские вольности, было нетрудно.

В ответ вспыхнул рокош Любомирского.

Король кричал дурным голосом на сейме: «Выберите мне преемника при жизни!!

У меня нет детей, выберите любого, но сейчас, не погружая снова страну в мрак и хаос».

Шляхта, которую 16 лет бесконечной войны и кошмара не научили ничему, орала ему в ответ: «Вето», – пьяно хохоча, и хлопая руками по коленям.

Ян Казимир выкупил из плена Иеронима Радзиевского, предателя и своего личного врага.

А потом аккуратненько положил к ногам поляков их бесценную корону.

За которую они были готовы загрызть друг друга.

И которую больше не хотел носить он.

16 сентября 1668 года Ян Казимир отрекся от польского престола и уехал во Францию.

Где стал аббатом иезуитского монастыря.

И счастливо жил, пока в декабре 1672-го не пришла весть о взятии турками Каменца.

Остановилось сердце.

История учит только одному.

Благодарность – собачья болезнь.

Правда, поляков не учит и этому.