Текст книги "История для ленивых"

Глава 50. Маршал Массена

В этот день, 4 апреля 1817 года, умер герцог Риволи, князь Эсслингский.

Маршал Франции, «любимое дитя победы».

Андре Массена.

Когда говорят о наполеоновской легенде, мало кто перечисляет все два с лишним десятка маршалов.

Вспоминают самых известных и знаковых.

Массена не забывают назвать никогда.

Он был контрабандистом из Ниццы.

Он им и оставался всю жизнь, вечно встревая в какие-то схемы, протягивая руки к лежащему плохо и лежащему хорошо.

Когда Наполеон прибыл в Итальянскую армию, Массена уже был знаменит.

20 лет службы, он был из тех генералов, которые выступили против тощего выскочки.

И которые склонили перед ним головы.

А потом гордо вскинули, и ничто не смогло их остановить.

Первая Итальянская кампания.

Раздетые и голодные солдаты второстепенной армии ворвались в Италию, ведомые такими же молодыми и голодными генералами.

Они били австрийцев порознь и вместе, 6 дней, 6 побед.

Времена славы, и они в ней купались.

В Париж неслись курьеры с трофейными знаменами, города открывали ворота и встречали овациями.

Потом был Египет, куда отправился Наполеон, и Швейцария, где Массена был последним, кто стоял между Суворовым и Францией.

Он разбил корпус Корсакова, и суворовский поход был обречен.

Русские отбросили французов и ушли, унося с собой золотой эполет, сорванный в битве с Массена.

Осада Генуи.

Они съели собак и крыс, съели все, что не доели крысы, но не сдавались.

Массена держался до тех пор, пока Первый консул не перешел Альпы.

А потом было Маренго.

Маршал Империи.

Испания.

Австрия.

«Кто не видел Массена при Эсслинге, тот не видел ничего», – говорил потом Император.

Деревушка Асперн переходила из рук в руки десять раз.

Адъютанты стояли в очередь на смерть, один за другим уносясь к войскам с приказами.

А потом рухнул понтонный мост, и смертельно раненого Ланна пронесли к лодкам.

Отступлением французских войск командовал маршал Массена, и они отошли на остров Лобау, не победившие, но и не побежденные.

Ваграм.

Накануне Массена свалился в какую-то яму и не мог ходить.

В бой его везли на коляске, и она металась по полю, исчезая в клубах дыма и выныривая между кавалерийских дивизий.

Сначала они выдержали удар австрийцев, потом Даву смял фланг, а после построенные в чудовищный таран войска Макдональда прорвали строй и принесли ему маршальский жезл.

Испания.

Он выгнал оттуда Веллингтона и гнал его в Португалию.

Оставалось лишь чуть-чуть, напирали и вдруг уперлись в линию Торрес-Ведрас.

Непреодолимые укрепления англичан.

Веллингтон знал.

Знал заранее.

Их было не взять.

Массена ждал, искал брешь, но ее не было.

Пришлось уходить.

Император ждал от него большего.

Последние годы он стоял в стороне.

В стороне от всего.

Его время ушло.

Неравнодушным оставил лишь суд над Неем.

Маршал Массена презрительно отверг права собравшихся судить маршала Нея.

Но это уже ничего не меняло.

Залитая солнцем площадь Ниццы.

Пустая, ровная, как плац, фонтан, лавочки.

Массена стоит, будто жмурясь на свет, на эполетах сидят голуби, у подножия – арабские мальчишки.

На каменной стелле доски с выбитыми именами побед.

Маршал вернулся домой.

Глава 51. Смерть Наполеона

5 мая 1821 года, со словами «Франция, армия, авангард» на острове Святой Елены умер Наполеон Бонапарт, генерал Бонапарт, как его называли англичане, император Наполеон, как требовал от них он сам.

Это было необходимо.

Для того чтобы быть, нужно было умереть, таков закон жанра.

Масштаб Наполеона не в количестве дивизий и орудий, которыми он оперировал, и не в размерах управляемых территорий.

Он видел, чувствовал, интуитивно хватал ту нить, которая тянула весь клубок.

После разгрома при Ватерлоо он отказался от дальнейшей борьбы.

Можно было, французские рабочие рвались в бой, сотрясая улицы Парижа требованиями дать им оружие.

И армия была, Груши увел свой корпус за Луару, и уже много позже Ватерлоо генерал Экзельманс разбил бригаду пруссаков, неосторожно прущую к Парижу при Роканкуре.

Союзники входили на французскую территорию очень осторожно, с опаской, хорошо помня, как их избивали там же год назад.

Не было воли, нужно было искать какое-то другое решение.

Бежать или сдаться?

Можно было бежать.

Америка была местом, где нашли себя многие эмигранты из его окружения, флот был готов прорвать блокаду англичан.

Бежать и сеять брюкву на ферме?

Чтобы так и записали в учебниках истории?

Император, а впоследствии фермер?

Всякая грандиозная эпопея должна закончиться трагически, поэтому он сдался и с удовольствием наблюдал, как ненавистные англичане сами облагораживают его образ, придавая ему черты мученика.

Бежать со Святой Елены?

В принципе, тоже мог.

Отчаянные бонапартисты день и ночь вынашивали планы побега, один изощреннее другого.

Они просто не могли поверить в то, что все закончилось, оборвалось тогда, когда они еще полны сил и готовы в бой.

Но… Бежать с Эльбы – это драма. Бежать с Елены – это фарс.

Затеряться в неизвестности, доживать где-то свой век.

Наполеон не бежал.

И спешно надиктовывал свои мемуары и знаменитое Завещание, которое должно было подвести итог тому, что он мог сделать сам.

А остальное напишут поклонники и критики.

Нужно было немного.

Все рассказать, объяснить и оправдать, заклеймить предателей Мармона, Бернадотта и прочих, поддержать верных.

Указать на те ошибки, что можно было признать, и попытаться скрыть те, что признавать не хотелось ни за что.

6 долгих лет Император вел сам с собой битву при Ватерлоо, ища ошибки других и возлагая на них свою вину.

Расстрел герцога Энгиенского, недобитая Пруссия, Испанская и Российская кампании, потерянный Париж и Ватерлоо, было о чем подумать и что вспомнить.

Его братья и сестры, вечно недовольные им герцогини и короли были в полном порядке.

Очень богатые люди, со всеми в хороших отношениях, для них эта история закончилась просто.

Брат всех подвел.

Мать всю жизнь откладывала деньги, предполагая, что они будут на тронах не вечно.

Все дела были закончены, оставалось только умереть, швырнув потомкам намек на насильственную смерть от отравления.

И ждать, ждать возвращения в Париж.

В этом он был не просто уверен, не сомневался.

Глава 52. Генерал Лефевр-Денуэтт

К концу Первой империи маршалы устали.

Нет, безусловно, каждый из них по-прежнему стоил тысяч и тысяч, безусловно, совсем еще не потух блеск в глазах и даже поражения в кампаниях 1812–1814 годов их не сломили.

Железные люди.

Просто они уже давно были маршалами, понимаете?

Давно, и выше уже не было ничего, маршальский жезл, ранее так маняще тяжелеющий в солдатском ранце за спиной, давно был в руке.

Выгорел на солнце, перемерз в стужу, почернел от пороховой копоти.

Стал чем-то привычным, само собой разумеющимся.

А ведь именно этой, отчаянной жажды им завладеть так не хватило для последнего рывка.

Надо было гнать всех маршалов и заменить их генералами, нечто подобное приписывают Наполеону, пытаясь передать его запоздалый взгляд на кадровый вопрос.

Всех, не всех, но была огромная, бесконечно длинная линейка запасных, генералов, готовых перевернуть мир, чтобы сомкнуть пальцы вокруг расшитого золотыми пчелами цилиндра.

Одним из них, гордостью французской армии в целом и легкой кавалерии в частности, был генерал Лефевр-Денуэтт, легенда своего, богатого подвигами времени.

Будущий граф Империи, дивизионный генерал и командир конных егерей Императорской гвардии ушел в армию в год Революции, в 1789-м, в 16 лет.

Воевал на Рейне и в Италии, как раз во время суворовского похода, когда французы отступали, отчаянно сражаясь в каждой попытке устоять.

Маренго встретил адъютантом Первого консула.

Был тот момент, когда потеряно было уже все и в бой шли все – и офицеры штаба, и жандармы консульской охраны, – все, кто мог сидеть в седле и держать в руке саблю.

Никто не верил в чудо, но верили в Дезе и к вечеру спали нераздевшись на сваленных кучей австрийских знаменах.

Потом кампания 1805 года, Аустерлиц, и Лефевр-Денуэтт получил свои первые генеральские эполеты, командуя драгунской дивизией.

Нужно было очень много, чтобы получить звание, кто не верит, почитайте Марбо, как долго он ждал свой генеральский чин и как невероятно он выскользнул из рук, когда уже был присвоен.

Потом Испанская война.

Денуэтт командовал егерями гвардии, когда наткнулся на английских драгун на переправе под Асторгой.

Ранение.

Пять лет английского плена.

Пять долгих лет.

А потом он сбежал и украл лодку.

И на этой лодке переплыл Ла-Манш.

Так не делал никто.

Кампания 1814 года, до самого конца.

Когда конец наступил, именно Лефевра-Денуэтта Наполеон выбрал для командования эскортом, с которым проехал по стране в ссылку.

Многим уже нельзя было доверять.

Денуэтту можно было всегда.

Год на службе Бурбонов.

Узнав о высадке императора, Денуэтт поднял свой полк и двинул его навстречу своему командиру.

Линьи и Ватерлоо.

Дивизия легкой кавалерии Старой гвардии, конные егеря, герои бессчисленных картин и оловянных миниатюр.

Если приедете в Ватерлоо, вам покажут позиции английских каре, у которых легли егеря Денуэтта.

Отступление за Луару.

Смертный приговор, проскрипции, бегство в Америку.

Денуэтт хотел домой.

22 апреля 1822 года корабль, на котором он плыл в Нидерланды, попал в шторм у берегов Ирландии и затонул.

Не всем дано пересечь Ла-Манш на корабле.

Но только он смог на лодке.

Глава 53. Маршал Даву

Маршалы молчали.

Свечи горели, блики играли на золоте орденов и эполет.

Абсолютная тишина, ни звука.

Офицеры союзников переглядываются, пруссак нетерпеливо вскидывает голову.

Капитуляция!!!!

Стоящий у окна человек поворачивается, ледяной взгляд равнодушен:

– Амнистия всем.

– Условия ставит король!!! – голос пухлого барона, молодого эмигранта, вернувшегося, уехавшего и снова вернувшегося, срывается на крик.

– Это условие, чтобы стать королем, – равнодушно отвечает человек с ледяным взглядом.

Маршал Макдональд покашливает, обращая на себя внимание:

– На Париж идут три армии, мы возьмем город…

Даву равнодушно смотрит в окно.

Молчит.

– Возьмите.

Маршалы молчат.

Маршал Даву, единственный из всех маршалов, не присягавший Людовику Восемнадцатому, требовал амнистии.

Не для себя.

Он не присягал королю.

Для тех, кто присягал и сломал присягу во время Ста дней.

Для Нея, для Сульта, для тех, кто сводил свои разбитые при Ватерлоо дивизии, готовясь дать последний бой или сложить оружие.

Сделать так, как скажет он, Маршал Франции, герцог Ауэрштедтский, князь Экмюльский, Луи Никола Даву.

Железный Маршал, не проигравший ни одного сражения Маршал, который никогда никого не любил.

И которого не любил никто.

И Наполеон не любил.

Не было между ними той трогательной дружбы, как с Ланном, близости, как с Мюратом, не было.

«Вы единственный, кому я могу оставить Париж», – сказал Император, отправляясь в свою последнюю кампанию.

Обошлись без любви.

Дворянская семья.

Даву родился 10 мая 1770-го, обычная карьера юноши, военная школа, кавалерия.

Революция, война.

Лейтенант Даву был именно тем человеком, который выехал из строя и направил пистолет в лоб генералу Дюмурье.

Герою революционных войн, перешедшему на сторону австрийцев.

Египетский поход, его заметили.

К 1804 году Даву еще не сделал ничего, что поставило бы его в один ряд с уже заслуженными командирами, получавшими маршальские эполеты.

Наполеон произвел в маршалы авансом и никогда об этом не жалел.

1805 год.

Третий корпус Даву – лучший в Великой армии.

Его дивизионные командиры Моран, Гюден и Фриан – лучшие в армии.

Гюдена убьют при Валутиной Горе в России.

Моран и Фриан поведут в бой Старую гвардию при Ватерлоо.

Аустерлиц.

Войска Даву были далеко, и маршал гнал свой корпус к месту сражения бегом.

В самом прямом смысле слова войска бежали, чтобы успеть и успели.

Одна за другой дивизии заняли фланг и весь день отражали атаки русской и австрийской армий, вытянув их на себя из центра, пока в этот центр не ударили войска Сульта и битва была выиграна.

Наполеон не сделал никого герцогом Аустерлицким, но все знали, что каждый выполнил то, что от него ожидалось.

Пруссия.

Ауэрштедт. Йена.

Император ошибся.

Французская армия наткнулась на корпуса пруссаков при Йене.

Армия Пруссии вышла на корпус Даву при Ауэрштедте.

В один и тот же день.

30 тысяч солдат Даву весь день отбивали атаки 80 тысяч немцев.

Маршал Бернадотт не пришел на поле боя, в очередной раз по-своему истолковав приказ.

Весь день Даву отбивался, а к вечеру перешел в атаку, и разбитые пруссаки бежали.

Первый герцог Ауэрштедтский.

1809 год.

Австрийцы, Экмюль.

Даву держался весь день, дав время императору прийти на помощь.

Князь Экмюльский Наполеон оценил.

Кампания в России.

Бои за Смоленск и Салтановку.

Даву категорически требовал от Императора позволить обойти фланг русских при Бородино.

Император побоялся.

Побоялся того, что русские уйдут.

Не ушли.

Контуженного маршала Даву вынесли с поля боя, битва была выиграна, но не война.

1813 год.

Даву заперся в Гамбурге и сдал его только тогда, когда об отречении Наполеона не только сообщили, но и подтвердили ему.

Их было двое таких: Даву в Гамбурге и Сульт в Тулузе.

Уже был взят Париж, а Гамбург держался.

«Сто дней».

Маршал Даву стал военным министром.

Наверно, это была одна из тех, бесконечных критических ошибок, не взять его с собой к Ватерлоо.

Но Император не мог оставить Париж.

А потом все закончилось.

И мирная жизнь начала убивать маршалов одного за другим быстрее, чем их убивала война.

Даву умер от туберкулеза в 1823 году, на два года пережив Императора и на восемь лет Империю.

Торжественные похороны, склоненные знамена, салют.

Все то, что навсегда потерял маршал Мармон.

История рассудила…

Глава 54. Генерал Дюпон

Первая Французская Империя знала много поражений.

Но были две катастрофы – первая и последняя, словно заключившие великий рывок в рамки судьбы.

Байлен и Ватерлоо.

Дюпон и Груши.

Без пяти минут маршал и маршал на месяц.

Два символа краха, пережившие Империю и прожившие очень долгие жизни.

74 года и 80 лет.

Три десятилетия бесконечных упреков и тщетных попыток оправдаться.

Для «отважного генерала» Дюпона де л’Этана они закончились 9 марта 1840 года.

Он был одной из самых ярких надежд Франции.

Абсолютно не знавший страха боец.

Мальчишка, ушедший в армию за пару лет до Революции.

Сражался при Вальми, был произведен в бригадные генералы в 93 году, прямо на поле боя.

Романтические времена, коммиссары Конвента, производящие в генералы молодых офицеров Республики, таких яростных и полных огня.

Они не знали преград, и Дюпон был одним из лучших.

Дрался при Маренго, при Поццоло с 15 тысячами атаковал 50 тысяч австрийцев и держался против них больше суток до подхода главных сил.

Дюпон командовал дивизией в кампании 1805 года.

Это была пора Славы, его 4 тысячи человек атаковали 50 тысяч австрийцев, он участвовал в сокрушении Мака под Ульмом, спас корпус Мортье.

Наполеон обещал ему маршальский жезл за следующий успех.

И послал за ним в Испанию.

Войска Дюпона ворвались в Кордову и вели себя, как звери.

Насиловали, грабили, убивали.

Испания вспыхнула.

Этот пожар уже не удастся погасить до самого конца.

Отрезанный от своих, Дюпон начал отступать, таща за собой огромный обоз.

Войска шли медленно, 20 тысяч, наполовину состоящие из новобранцев.

Испанцы загнали их в ловушку, 35 тысяч человек взяли в кольцо.

Дезертировали швейцарцы, и Дюпон неожиданно сломался.

Он капитулировал, выставив лишь одно требование: забрать обоз.

Всех офицеров по итогу отпустили.

Из солдат вернулось 3 тысячи, через 6 лет.

Испанцы больше не играли в благородство.

Эта капитуляция как молния сверкнула в Европе.

Миф о непобедимости армии Империи рухнул.

Наполеон был в ярости.

Лично бросившись в Испанию во главе войск, сметая на своем пути все, испанцев и англичан, он приказал расстрелять Дюпона.

А потом выяснилось, что в обозах были раненые.

Расстрелять не поднялась рука.

Отпустить тоже.

Лишенный всех званий, титулов и наград, бывший граф Империи, кавалер ордена Почетного легиона генерал Дюпон сидел в тюрьме.

До самого крушения Империи.

А потом Людовик назначил его командовать дивизией.

Каждый из солдат которой презирал своего командующего – и командующий знал, что они знают, что он знает.

Сто дней, его вышвырнули из армии вон.

И дальше – двадцать пять лет долгой жизни.

Еще была служба, еще были должности, еще была Революция, вновь все обрушившая.

Просто доживал жизнь.

Некоторым повезло умереть там, в Испании.

Дюпону не повезло остаться в живых.

Казацкая эра

Глава 55. Пан Лащ

Ну, ведь хорошо-то как, а?

Цветут вишни, цветут абрикосы, цветут яблони, понятия не имею, что еще там может цвести, но цветет все!

Радует глаз, рассыпается брызгами красок, наполняет грудь таким восторгом неописуемым, что просто хочется жить!!

Жить прямо тут, в Украине, а не в Польше почему-то, хоть ты и триста раз потомственнейший шляхтич.

Самуил.

Самуил Лащ.

Для своих – Шмуль, для всех остальных – славнозвисный пан Лащ.

Хорунжий подольский, староста овруцкий, каневский и винницкий, великий коронный стражник!

Как звучит, а?

Юность упомянутого Шмуля, простите, Самуила, прошла ярко.

Парень командовал надворными хоругвями своей тетушки, у которой жил.

Счастливые времена!

Те самые частные армии, о которых так любят говорить сейчас, были тогда делом вполне житейским.

Более того, жизненно необходимым.

Во-первых – безопасность и интересы, во-вторых, скука и понты не вчера родились, вот так и развлекались, а как еще?

Во главе шеститысячной банды Лащ врывался в беззащитные села соседских шляхтичей, грабил, убивал, насиловал и жег.

Бывало наоборот, соседи вламывались с сердечным приветом, и тогда начиналась гонка-перехват с целью спасти свое и отомстить.

Так, кстати, сгорел замок князей Корецких, чем-то неугодивших тетушке Лаща, причем бравый Шмуль первым ворвался в залы и ободрал там абсолютно все, включая портьеры на окнах.

Ибо нефиг.

Да, во Франции и в Англии за мельчайшую попытку такого фокуса уже без разговоров отправляли на плаху.

Но Речь Посполитая была державой, дальше всех пошедшей по пути демократии и оттого закончившей так, как закончила.

В 1617-м, тридцатилетний Лащ впервые поехал в Российскую тогда еще не Федерацию, но уже столицу. В Москву.

Как всякий уважающий себя поляк с Украины, не просто так, а ротмистром казацкой хоругви польской армии.

Цель похода была – благородней некуда.

Будущий Владислав Четвертый, тогда еще просто королевич Владислав, хотел стать русским царем.

Было очень интересно, но не сложилось, спасибо, Господи, удалось убраться целыми и невредимыми.

Возможно, от огорчения, а может, по каким другим причинам Лащ сжег четыре местечка и получил свой первый бан, то есть банницию – приговор, в данном случае, являвшийся изгнанием.

«Да и черт с ним», – равнодушно пожал могучими плечами Шмуль, тьфу, Самуил и провел два замечательных года на Запорожской Сечи.

В обществе людей достойных, абсолютно равнодушных к его католичеству и скотству.

Но позвала труба, в которую Родина дунула что есть сил, когда припекло.

К чести Лаща он откликнулся и дрался во главе хоругви против турок под Хотином в 1621-м, а потом, войдя в раж, гонял еще несколько лет крымских татар.

Воевал со шведами в конце двадцатых годов XVII века, причем под командой будущей польской гордости, Стефана Чарнецкого.

Того самого, помните, уцелевшего под Батогом путем глубокого зарывания в стог сена и позднее вышвырнувшего кости Хмельницкого из могилы.

Но вернемся к Шмулю.

В 1630 году восстали казаки под предводительством Фелоровича, и Лащ здорово отличился в принуждению к миру.

Запомнившись, при этом, звериной жестокостью, дикой даже по тем временам.

И поселился под Киевом, где стал небольшым, но все-таки землевладельцем и помещиком.

У него была своя банда в тысячу рыл, с которой он прикрывал границу от набегов татар.

Польша не давала ни копейки, поэтому кормились с того, что удалось отжать.

А удавалось, еще как удавалось.

Начались конфликты интересов.

То есть, говоря откровенно, дикий террор, которым банда Лаща наводила ужас на соседей.

Таких же, как и он сам, поляков, не кого-нибудь.

Изнасилованные, умершие под пытками, ограбленные до нитки, лишившиеся убитых или проданных в рабство родных, жертвы писали.

Мелким почерком, бесконечные жалобы в суды.

И суды решали.

Вот только у Шмуля армия была, а у судей не было.

Поэтому как-то исполнить приговор не было никакой возможности.

Ну, разве не знакомая картина, а?

Когда количество приговоров достигло трех сотен, Лащ приказал подбить ими свой плащ, демонстративно плюя на правосудие.

И сразу же сделавшись нарицательным персонажем, героем дурацких фантазий тысяч молодых шляхтичей, тосковавших в пыльных коморках по деньгам и славе.

Был в этом всем один милый нюанс.

У Лаща была «крыша».

Самая натуральная, во вполне современном смысле этого слова «крыша», причем такая, что круче мало где найдешь.

Лаща прикрывал Магнат, великий коронный гетман Конецпольский.

С которым они обменивались услугами, далеко выходившими за рамки тех, о которых не стыдно говорить в обществе.

Нет, Конецпольский никому носы не резал, и уж тем более женщинам.

А Лащ резал.

Так и работали, официально и не очень.

В золотое десятилетие 1638-1648, Лащ несколько раз принял участие в подавлении казацких восстаний и бодро продолжал доить Конецпольского до самой его смерти в 1646 году, служа символом дикого произвола и мерзости.

Потом Конецпольский благополучно умер, не дождавшись, к своему счастью, чем все закончится, и Лащ ушел под «крышу» Заславского, имея серьезный конфликт с Яремой Вишневецким.

Началась война Хмельницкого, Лащ еще успел показать молодежи, что значит уметь бегать в полном вооружении под Пилявцами, после чего благополучно умер.

Успев, перед этим, быть оправданным сеймом, короновавшим Яна Казимира, принявшим во внимание его огромные заслуги перед Отчизной.

Лащ умер приличным человеком, восстановленным в правах и званиях, категорически отказавшимся отдать долги многочисленным кредиторам.

И прочно вошел в польский исторический пантеон, где, если присмотреться, все остальные герои того времени недалеко от него ушли.

Вот и вся история об этом славном персонаже.

А теперь вопрос.

Вам не кажется, что дражайший пан Мосийчук – его родной брат?

Это же ровно тот же самый набор.

А мы изо всех сил строим Польшу тех времен.

Почему-то забывая, чем все закончилось.