Текст книги "История для ленивых"

Глава 85. Операция «Уран»

Этого не знал еще никто.

Ни бойцы, метр за метром сжимающие кольцо.

Ни командиры, в прокуренных, хоть топор вешай, штабах.

Не знала промерзшая земля, не знали покрытые гарью танки, не знали раскаленные стволы орудий.

Они не неодушевленные: идущая в бой техника дышит металлом, вздрагивает им, словно живая, кричит, умирая.

Никто не знал.

Что в этот день, 23 ноября 1942 года, наступил переломный момент во Второй мировой войне.

Советские войска окружили под Сталинградом немецкую группировку войск.

Гитлер прорываться запретил.

Да-да, те самые «тупые» советские генералы и маршалы, поймали в мешок тех самых «блестящих» стратегов.

Те самые «трусливые» солдаты, миллионами сдававшиеся в плен, давно прекратили сдаваться.

И начали брать.

Немцы собирались зимовать.

С расстановкой, по-немецки, по-хозяйски устроившись в выгрызенной части Сталинграда.

Набраться сил.

Дождаться весны и ударить, сметая остатки войск в Волгу, раздавить, растоптать, в куски разнести.

И тогда все.

Это был прекрасный план, безупречный, как все немецкие планы.

Вообще, как все немецкое.

Но утром 19 ноября он оказался дешевле той бумаги, на которой был написан.

Началась мощнейшая артиллерийская подготовка.

Сразу после которой, 5-я танковая армия прорвала оборону румын.

И смяла немецкую контратаку.

На следующий день перешла в наступление ударная группировка Сталинградского фронта.

Нет, это не был сюрприз, неожиданный сюрприз.

Это был шок.

Знаете, а ведь потерь можно было избежать.

Можно было не пытаться защищать Киев.

Можно было сдать Москву.

Можно было отдать Ленинград, да-да (соседку бабушки подкормили конфетой, бумажка от которой передается из поколения в поколение, знаем).

И Сталинград можно было отдать: в конце концов, ведь все остальные так и сделали.

Ну, не носили французы свои береты, тяжело, но жить можно.

Нет, я не думаю, что бойцам, обычным бойцам, пехоте, танкистам, морякам и радистам доводили до сведения план «Ост», подразумевавший тотальное уничтожение народов.

Если не знаете каких, поинтересуйтесь.

Я вообще не уверен, что бойцов как-то интересовали планы Гитлера.

Но они в них абсолютно не сомневались, верили каждому слову.

Потому что всё видели наглядно.

И поэтому не отдали ничего из того, что смогли не отдать.

Сталинград стал переломным моментом.

Как воспринял это мир?

Спросите у парижан, мирно пьющих кофеек на улице Сталинград.

С огромным одобрением воспринял, сразу бейте в лицо того, кто лжет вам про что-то другое, это враг.

Ваш, ваш личный враг.

23 ноября.

Паулюс еще очень долго не увидит Германию.

Они все еще очень долго не увидят Германию.

Многие уже никогда.

А наши увидят.

Очень скоро.

Каких-то 700 дней.

Кольцо замкнулось.

Глава 86. Курская дуга

День танков.

«Броня крепка», – пелось в песне, и броня не подвела.

Не подвела из-за людей.

Всякая броня крепка настолько, насколько крепки люди за ней.

Наши люди оказались крепче.

Горело все.

Горела земля, горело небо, горело солнце на броне и горела эта самая броня.

12 июля 1943 года произошла битва под Прохоровкой.

День танков.

Лоб в лоб.

Танки, которыми так гордился вермахт.

Танки, которые собирали женщины и мальчишки в вывезенных за Урал заводах.

Лоб в лоб.

5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова.

2-й танковый корпус СС Хауссера.

Лоб в лоб.

Немцы поставили на этот день всё.

Он был вершиной, кульминацией, сосредоточением всех сил и усилий.

Разгром Польши и Франции, гонки в Африке, Москва, Ленинград, Сталинград, – все имело значение только в одном случае.

Если танки Хауссера прорвутся к Курску.

Без всяких «если».

Должны прорваться!!!

Советский Союз поставил на карту все.

Нет, не на карту.

На своих людей и их танки.

Взорванный Крещатик и погибших пограничников, бойцов Бреста и Севастополя, несдавшихся москвичей и ленинградцев.

Погибших под Москвой кавалеристов Доватора, расстрелянные баржи сталинградских подкреплений.

Мы не играли в игры.

Они просто не должны были пройти.

И навстречу Хауссеру, навстречу его «Тоттенкопфу» и «Дас Рейху» рванули танки 5-й гвардейской танковой армии и 5-й гвардейской армии.

Лоб в лоб.

До 1200 танков с обеих сторон.

Всё, что смог собрать для своего спасения рейх.

Всё, что смогла послать в бой Страна.

Лоб в лоб.

Они не прошли.

Наша броня, наши люди оказались крепче.

И поле боя, двенадцать километров металлического ада – осталось за нами.

За нами вообще осталось все.

И ничего за ними.

Рейх умер к вечеру 12 июля 1943 года там, под Прохоровой.

Издох, хоть еще два года огрызался, убивал и казнил.

Пути вперед у него уже не было.

А к вечеру началась операция «Кутузов», Орловская наступательная операция.

Войска Рокоссовского, Соколовского и Попова перешли в наступление.

Оборона на Курской дуге закончилась.

Наступил перелом.

Наше время.

Через полтора месяца в 5-ю гвардейскую танковую армию лейтенантом, выпускником Ульяновского танкового училища попал мой дед.

Ушедший в военкомат добровольцем, отбросив институтскую бронь.

Наши добровольцы отбросили бронь и пришли.

И потому мы победили.

А «Дас Рейх» и «Тоттенкопф» плохо закончили.

Да и как можно закончить что-то с такими названиями?

Глава 87. Блокада Ленинграда

Блокада.

Голод и лед.

Пустые глаза старух и каменные лица часовых.

Скрип саней.

Репродукторы на столбах.

Заклеенные крест на крест окна.

Библиотека.

Древний как мир старик идет вдоль книжных полок.

Ноги дрожат, дрожат руки.

Касается идеально ровно стоящих книг, передвигает на невидимые миллиметры.

Ревет сирена воздушной тревоги.

Ревет, надрывается, разрывается на части.

Старик бредет вдоль книжных полок.

Удар.

Чудовищный взрыв совсем рядом, вздрогнули стекла, взвизгнула, ударившись о стекло, ложка в стакане с давно остывшим кипятком, подпрыгнул на столе кусочек сахара.

Старик шатается, на секунду хватается рукой за полку и вновь бредет узкими коридорами стеллажей.

За столом мальчишка.

Не разговаривает.

Нет, не немой, просто не разговаривает.

Родители погибли в самом начале, сестра умерла от голода.

Каждый день он приходит сюда после школы, открывает книжку и молчит.

Молчит, неотрывно глядя на одну и ту же страницу.

И старик молчит.

Они молчат до утра, потом он идет за водой, равнодушно волоча с собой санки.

Узкие плечи, варежка на одной руке, врезавшаяся в ладонь полуистершаяся веревка.

Вторая в кармане тулупа, отцовского, большого в плечах, подрезанного снизу по длине.

Старик дрожащими руками забирает у него бидон, мелкими шажками несет в комнату.

Молча.

Мальчишка разворачивается, несколько секунд стоит, потом идет в школу протоптанной в снегу тропинкой.

Молча.

Ленинградцы.

Гремит оркестр.

Они бы сами над собой смеялись раньше от этого «гремит».

Слабо бренчат тарелки, едва тарахтит барабан, легкие выбрасывают в крик трубы последний кислород.

Металл прикипает к губам на морозе и отрывается с кровью.

Бьют тарелки.

Сильнее, отчаянно бьют.

Из-за угла показывается пехота.

Батальон марширует колонной, шинели и винтовки, глаза, как черные провалы, у последнего в руках щенок.

Пехота идет, гремят тарелки, бьет, словно нашедший в себе силы барабан, рвет сердце труба!

Прохожие останавливаются, смотрят, встречаются глазами.

Зажглись, загорелись черным огнем провалы: пехота идет!

Барабан гремит так, что не слышно рева моторов, не слышно воя сирены, не слышно грохота зениток!

Взрывы сотрясают город, дрожат дома, и мимо дрожащих стен идет пехота.

Толстый майор жрет тушенку.

Пальцами, прямо из банки, пробиваясь сквозь застывший жир, вылавливает куски.

Колченогий деревянный стол завален бумагами.

Папки громоздятся одна на другую, квадратики фото прижимаются друг к другу, будто целуясь.

Майор доедает последний кусок, облизывает короткие, поросшие рыжими волосами пальцы, подходит к окну.

Закуривает.

Желтые зубы прикусывают папиросу, едкий дым туманом висит в воздухе, окутывая раскачивающуюся люстру с отломанным рожком.

Хлеб.

Вы знаете, как больно пахнет хлеб?

Запах разрывает грудь, вонзается в нее тысячей крючков, выворачивает наизнанку.

Свежий, горячий хлеб.

Нож мерно пластает ровные куски, порции.

Хлеб свежий, от него нет крошек.

Их не собрать, не задержать во рту, обманывая себя вкусом.

Пальцы твердо держат буханку, пластает нож, белый фартук и белый колпак, белое от голода лицо, порция за порцией.

Часовые.

Шагающие навстречу друг другу караулы.

Воет сирена.

Голод, лед…

Глава 88. Операция «Багратион»

23 июня 1944 года началась Белорусская наступательная операция.

Так называемая операция «Багратион».

Мне всегда нравилась одна история, связанная с подготовкой этой операции.

Всем известно, что затравленные советские маршалы до смерти боялись возразить вождю, боялись пискнуть и сказать слово наперекор.

На том стоит и стоять будет наша концепция.

Так вот, маршал Рокоссовский, успевший, кстати, посидеть до войны и подвергшийся пыткам, боялся еще больше других.

Поэтому категорически настаивал на своем плане проведения операции.

Наступлении на двух направлениях вместо одного, вопреки всем правилам военного искусства.

Уж как ни козлили его товарищи и коллеги во главе со Сталиным, перепуганный маршал продолжал тупо гнуть свою линию и остался ей верен даже после того, как сходил подумать в соседнюю комнату.

И видя, как он бьется в конвульсиях ужаса, товарищи маршалы и генералиссимус сжалились и приняли его план.

Немецкие генералы не боялись ничего.

Просто не хотели снизойти до спора с Гитлером, который категорически запретил отступать.

Поэтому потеряли Белоруссию, половину Польши и Прибалтики и группу армий «Центр».

Но зато всё сделали правильно.

Знаете, мы ведь уже триста раз осудили все, что заслуживало осуждения.

И официально, и искренне, в глубине души каждого.

Так на хрена ж называть рыб птицами?

Они все равно не полетят.

Глава 87. Нюрнбергский трибунал

Собственно, почему бы не закончить этот день на приятной ноте?

1 октября 1946 года Нюрнбергский трибунал вынес приговоры.

Двенадцать человек, назовем их так, Геринг, Кейтель, Йодль, Кальтенбруннер, Франк, Фрик, Зесс-Инкварт, Борман (заочно) и еще несколько Риббентропов с Розенбергами – на веревку.

Шпеера и Шираха – на 20 лет.

Если ты архитектор, так и будь архитектором, а нет – так двадцатка.

Редера посадили к Деницу или наоборот и изгадили отсидку им обоим, хотя делились пайкой поначалу, несмотря на взаимную ненависть.

Ну, и все остальные получили, то, за что боролись, хотя, на мой взгляд, союзники преступно злоупотребили гуманизмом.

Ни одна сволочь себя виновной не признала и не раскаялась, и слава богу, не хватало еще внезапного прозрения и неожиданного смягчения срока.

Зато все кандидаты на веревку попросили их помиловать, только за одно это стоило казнить еще пару раз.

Естественно, отказали, но Геринг, Кейтель и Йодль, видимо, решили, что они на рынке, и продолжали торговаться.

Мол, можно расстрелять, а не вешать.

«С Гитлером нужно было спорить, а сейчас поезд ушел», – вполне могли бы ответить им союзники. Но просто послали.

Приговоренный к пожизненному Редер просил расстрелять его, кстати, Дениц вполне мог бы, но отказали и ему.

Ни одна, повторяю, тварь, себя виновной не признала.

Ковентри, Лондон, Хатынь и Ленинград, миллионы и миллионы погибших, горе, охватившее весь мир.

Ну и очень хорошо, опять же, повторюсь, что не признали.

Они были просто созданы для петли.

Глава 90. О потерях во Второй мировой войне

Кратко, ибо осточертело все хуже горькой редьки и хочется спать.

Но надо, ибо осточертело все хуже горькой редьки.

Нам постоянно набрасывают кубометры лжи.

Фокус примитивный, он не нов и всегда срабатывает эффективно.

Вносится заведомый бред, причем подается как аксиома.

И уже от него дальше строятся какие-то конструкции, как от истины.

Советский Союз был союзником Рейха, Коммунизм = фашизм, парад в Бресте, мне лень и просто противно перечислять весь этот убогий набор, который, как змея, постоянно меняет шкуру.

Каждый из вышеперечисленых гнусных мифов достаточно быстро рассыпается в прах.

Просто при малейшем детальном рассмотрении, а не на лозунгах, эмоциях и истеричных воплях.

Но остается мерзкий осадок, а в это время громоздится новая ложь.

Она тоже рассыпется осадком, но осадок на осадке, грязь подступает к горлу, и мы барахтаемся в ней, задыхаясь от вони и омерзения.

Сегодня резанул глаза триста раз повторенный разными комментаторами к разным постам тезис о чудовищных, неоправданных потерях Советского Союза в Великой Отечественной войне.

Один из комментаторов даже пришел к очевидному выводу, что победа, достигнутая такой ценой, вовсе не победа.

И не нужны такие победы, лучше уж вообще не побеждать, чем так.

Я не спорю со всякой мразью и впредь не буду.

Каждый раз, в тысячный раз я пишу одно и то же, надеясь и рассчитывая помочь нормальным людям не дать утопить себя в этом дерьме.

Настолько, насколько могу в меру своих скромных способностей и возможностей.

Так вот, никаких цифр.

Никаких мемуаров.

Никаких исследований и википедий.

Не будем корчить из себя академиков, рассуждаем так, как если бы мы сидели за столом, с банкой пива в руках каждый и никаких гуглов под рукой.

Любому, кто за этим сказал бы, что лучше нам тогда вообще не побеждать, с такими потерями, я задал бы всего один вопрос.

Перед тем, как выкинуть из-за стола, естественно.

«А с чем, ты, баран, сравниваешь? С чем сравниваешь потери???»

Ни одна континентальная страна, кроме нашей, не билась до конца.

Битва Англии против рейха закончилась очень быстро и очень печально.

Гитлер остановил наступление и дал англичанам сбежать из Дюнкерка, иначе их статистика потерь была бы немного ярче.

Ровно на всю их армию, до последнего человека.

Все остальные, лень перечислять, вы их и так знаете, сдались.

Кто-то сопротивляясь месяц, кто-то дни, сдались.

Их потери – целые страны.

Франция, Польша, Бельгия, Голландия, Греция, Норвегия с Данией.

Сложите всё население этих стран, это и есть их потери.

За пять лет немцы убили 6 миллионов поляков.

Убили бы и всех остальных, просто не хватило времени.

Напомнить, почему не хватило?

И то, что эти потери Европы не стали безвозвратными, произошло лишь потому, что рейх подох.

Подох, убитый Советским Союзом и странами-членами антигитлеровской коалиции.

С Советским Союзом все пошло не так.

Не так, как должно было идти по правилам, понимаете?

Мы должны были сдаться, рассыпаться, рухнуть на колени и подставить шею под топор или ярмо.

По математике, логике и правилам.

Именно так поступили ВСЕ европейские страны.

Кроме маленькой показавшей зубы Швейцарии.

И наши потери – это та цена, которую пришлось заплатить за то, что бы устоять и победить.

По всем правилам было не удержать Москву.

Не удержать Ленинград.

Сталинград.

Дом Павлова – это не по правилам, понимаете?

Это вообще невозможно!

Так не сделал больше никто!

И потому они все понесли абсолютные потери, а мы чудовищные.

Безвозвратные.

Отдельно скажу о штурмах городов и об их обороне.

О Севастополе, о Киеве, о Берлине.

А вы с чем сравниваете???

Какие еще города, кроме наших, защищались?

Кто и какие города брал штурмом с такой обороной вермахта?

С чем вы всё это сравниваете?

100 тысяч погибших – это много?

А 10 тысяч молодых мужчин, лежащих накрытыми белыми простынями, – этого вам мало?

Вы торгуетесь?

Торгуетесь со смертью?

С которой другие давно расплатились за вас сполна, чтобы вы жили?

Победа наша уникальна и не имеет аналогов.

Знаете почему?

Потому что борьба наша уникальна и аналогов не имеет.

И наши цифры, наши потери, наших погибших и нерожденных ни с чем не сравнить.

Потому что французы (кроме тех, кто воевал за вермахт), в знак протеста носили береты.

Когда никто не видел.

А наши подносили снаряды.

Когда некому было подносить.

Потери Красной Армии и вермахта соотносятся как 1,3 к 1.

Западные исследователи в помощь, кому интересно проверить.

А 27 миллионов – это то, что эти мрази сделали с нашей страной.

С нашими людьми.

Да, это всё наши потери – и бойцы, и гражданские, которых 70 процентов.

Но эти цифры так чудовищны не потому, что мы плохо воевали.

А потому, что эти выродки просто истребляли все живое.

За что их и повесили в Нюрнберге.

Я надоел, пишу об этом, возможно, слишком часто, и в этот раз слишком длинно.

Но.

Каждый раз, когда вы бездумно или целенаправленно, по глупости или умыслу повторяете этот липкий паскудный бред – не сомневайтесь.

Вы открыто и прямо выступаете на стороне повешенных в Нюрнберге.

И они ласково улыбаются вам сгнившими черепами.

Глава 91. Главный маршал авиации Голованов

Когда-то я уже имел честь писать о настоящем Рыцаре Советского Союза.

Маршале Константине Рокоссовском.

Сегодня день рождения тоже Маршала, и тоже Рыцаря.

Главного маршала авиации Александра Голованова.

Создателя советской дальней бомбардировочной авиации.

Менее известного, чем Рокоссовский, но не менее доблестного и не менее достойного человека.

Человек удивительной судьбы.

Человек, сделавший самую невероятную карьеру в годы войны.

Которую он начал 37-летним полковником и уже в 1944 году стал Главным маршалом авиации.

За три с половиной года.

Самым молодым маршалом рода войск в истории Советского Союза.

Гигант.

Гигант во всех отношениях: и ростом, и как человек, как личность.

Он был лучшим во всем.

Абсолютно во всем, за что брался.

Красногвардеец, боец Красной Армии с 1919 года.

Служба в ОГПУ, командировки в Китай.

Я нигде не нашел ни одной строчки, порочащей его в период этой службы.

Хватит лить бесконечные помои на разведку и контрразведку, закрашивая все в черное.

В 1929 году вступил в партию.

В 32-м закончил летную школу и пошел работать пилотом «Аэрофлота».

Голованов стал лучшим пилотом страны.

О нем писали газеты, и «Огонек» выходил с его фото на обложке.

1937 год.

Исключение из партии.

Голованов едет в Москву, требует комиссии партийного контроля.

Его оправдали и восстановили.

Халхин-Гол, Финская война…

1941 год, январь.

Банкет летчиков, Новый год.

Знаменитый Яков Смушкевич предлагает ему написать письмо Сталину.

И Голованов пишет.

О необходимости подготовки летчиков дальней авиации к работе в плохую погоду.

И Сталин читает.

И вызывает его к себе.

В феврале 1941-го Голованов получает авиаполк.

В августе того же года – уже авиадивизию.

А Смушкевич получает пулю в затылок.

Такая она, советская пирамида того времени.

С началом войны полковник Голованов лично летал за штурвалом бомбардировщика.

Бомбить Берлин.

Эти бомбардировки не причинили и не могли причинить существенного ущерба.

Но наша страна и их страна должны были знать: мы будем бомбить.

Я не буду пересказывать подробно все моменты его карьеры.

Он был единственным военачальником РККА, всю войну подчинявшимся лично только одному человеку. Сталину.

Он и его дальняя авиация и есть тот самый последний сталинский довод.

Королям и не снилось.

Голованов – тот человек, который мог сказать Сталину «нет».

Мог и говорил.

Голованов говорил.

Рокоссовский говорил.

Вышвырнутый из партии в 37 году Голованов, запытанный в лагере Рокоссовский не боялись сказать Сталину «нет».

Глядя не в сторону, в эти жуткие, тысячу раз описанные бездонные тигриные глаза.

И Верховный Главнокомандующий им верил.

Верил этому «нет».

А «фоны» и бароны кивали Гитлеру.

Всегда кивали.

Он не верил в их «да», а они потом таки сказали ему свое «нет».

Через двадцать лет, в мемуарах.

Голованов снабжал партизан и был в Сталинграде, был на Курской дуге и лично вел второй из двух самолетов, которые везли советскую делегацию на Тегеранскую конференцию.

Немцы о нем знали.

Не просто знали – очень хорошо знали.

Подчеркивали колоссальный авторитет Голованова в войсках со слов пленных пилотов.

Знали, что Голованов имеет прямой доступ к Сталину и что-тот зовет его по имени.

Как очень немногих, буквально считаных людей.

В знак уважения.

Вывод Финляндии из войны.

Ювелирные бомбардировки Хельсинки, ничего общего с мясницкой резней Гамбурга и Дрездена.

Финны все поняли правильно.

Берлинская операция стала последней.

18-я воздушная армия Голованова бомбила немецкую столицу, превращая ее в ад.

Война закончилась, и карьера закончилась вместе с ней.

В 1948 году его сняли с должности командующего дальней авиацией и отправили в академию Генштаба.

Окончил, золотая медаль.

А назначения в войска не дали.

Голованов написал Сталину.

И получил воздушно-десантный корпус – не имеющее в истории Союза понижение для маршала рода войск.

После смерти Сталина его окончательно вышвырнули из армии.

И он ушел работать в гражданскую авиацию.

С двумя орденами Ленина, тремя – Красного Знамени и тремя орденами Суворова первой степени.

Я бы на этом и закончил.

Если бы речь шла об обычном советском маршале, одном из многих.

Александр Голованов не был обычным.

И был единственным маршалом, который пришел к смещенному со всех постов Жукову.

Которого очень не любил.

Но к которому пришел.

Как маршал к маршалу.

«Чего пришел-то?» – горько бросил ему Жуков.

«Так ведь больше никто не придет, Георгий Константинович», – так ответил ему Голованов.

Единственный советский маршал, чьи мемуары в полном объеме так и не издали при его жизни.

А переделывать их в угоду времени он отказался.

Рыцари не гнутся.