Текст книги "История для ленивых"

Глава 78. Начало Второй мировой войны

Знаете, с чего начинается вранье?

С двух дат.

С двух дат начала войны.

Возьмите карандаш и начертите прямую линию с двумя началами.

Как-только получится – сразу к врачу.

Верхом на розовом единороге.

1 сентября 1939 года, Германия напала на Польшу.

Одна Германия на одну Польшу, 1 сентября, возьмите все тот же карандаш и напишите это на лбу у того, кто рассказывает вам что-то другое.

Вероломно напали?

Не особенно.

Был ультиматум, были переданные Англии предложения, которые поляки не слишком уж торопились читать, были польские планы отражения немецкой агрессии, заготовленные аж с января 1939 года.

А потом взревели моторы, танки намотали на гусеницы колючую проволоку, и немецкая пехота, закатав на жаре рукава и ухмыляясь, прикусив сигареты, пролетающим над головой самолетам, зашагала вперед.

На Польшу.

Вспоминали ли поляки в эти минуты свой героический поход в Тешин? Настойчивые просьбы Советского Союза дать проход войскам для защиты Чехословакии?

Уверен, нет.

У поляков самая короткая в мире память, факт.

Не вспоминали.

И даже когда словаки двинулись вместе с немцами и отобрали его обратно, тоже вряд ли вспоминали.

Ведь берешь чужое, а отдаешь-то всегда свое.

И все свое, ранее бывшее чужим, и просто свое, полякам пришлось отдать.

3 сентября, спустя двое суток после немецкого вторжения, Англия и Франция объявили Германии войну.

Запомните это, если кто наслушался диких бредней.

Германия напала на Польшу 1 сентября 1939 года, и 3 сентября Англия и Франция объявили ей войну.

Никто больше и никому больше!!!

А потом Франция аккуратненько двинула свои войска в немецкое приграничье и застыла там.

Как вкопанная.

Знаете, что это значит?

Франция предала Польшу.

Да-да, предала, как раньше вместе с Англией предала Чехословакию.

Ничего личного, бывает.

Вот только поляки, на собственной шкуре теперь ощутив, каково это, тщетно бегали коридорами французского МИДа напоминая, что французы по договору должны немедленно вступить в бой в воздухе и на 15-й день на земле.

Не вступили.

Странная война, да?

Немцы ничем не могли прикрыть Западный фронт, ничего не могли туда перебросить, но союзники спокойно сидели и смотрели, как на их глазах убивают Польшу.

Которой они дали гарантии.

И в мирном Дюнкерке не высаживались беспрепятственно англичане, чтобы идти на помощь полякам.

Сами, всё сами.

Никто не скажет, что поляки не дрались храбро.

Никто не скажет, что, даже потеряв Польшу, они перестали драться.

Они воевали с немцами на всех фронтах Второй мировой.

Но Польшу они потеряли.

И вот когда Польши не стало…

В день бегства польского правительства и военного руководства за границу.

За десять дней до окончательной капитуляции Варшавы.

Когда польское государство полностью перестало существовать.

Вот тогда и только тогда советские войска перешли западную границу.

И заняли территории, захваченные Польшей двумя десятилетиями ранее.

Вернули.

Вырвав их у уже занявших либо вот-вот готовых занять их немцев.

Не дайте себя обмануть.

Никакой другой Украины, кроме существовавшей тогда в составе Советского Союза УССР, не было!!!

Не было!!

Передаю по буквам.

Да, украинцы жили во многих странах.

И евреи жили во многих, буквально незадолго до описываемых событий.

И армяне, и курды, и много кто еще где жил и живет.

Но Украина была одна!

И если кто-то действительно озабочен воссоединением отторгнутой Западной Украины, то радуйтесь!

17 сентября 1939 года советские войска это сделали.

Никто другой этого не сделал, и никак иначе этого было не сделать.

Точка.

Было два варианта.

Запомните, всего два!!!

Воссоединить Украину или отдать Западную Украину немцам.

Все.

Если вы выбрали второй, вам на этой странице делать нечего.

А если первый – за все есть цена.

И Советское государство было именно таким, каким было.

Поэтому воссоединенные территории были советизированы, это было, и никто этого не отрицает.

Обращаю внимание тех, кто ведется на ложь!

Ни Англия, ни Франция, ни США не объявили войну Советскому Союзу!!!

Враг был понятен, и это не был Советский Союз.

Именно Англия и Франция отказались подписать договора с СССР в июле 39 года.

И они это прекрасно помнили и понимали, чай не поляки.

Мы пришли и взяли свое.

А потом вынесли на себе основную тяжесть войны и спасли очень многие народы, и поляков в первую очередь, от истребления.

Да, они попали в зависимость на полвека.

Не в рабство, байки не повторяйте, в зависимость.

Вот только за четыре года немцы истребили шесть миллионов поляков!

Шесть!

Как думаете, сколько лет им нужно было чтобы закончить этот процесс?

Зависимость – это цена, которую заплатили поляки.

Мы совершили множество страшных ошибок.

И наша страна, а она нашей была, чтоб вам сейчас не вбивали в головы, заплатила за это страшную цену.

Чудовищную.

Как никто другой.

И нет такой семьи, от крестьянина до Верховного Главнокомандующего, которой бы этот платеж не коснулся бы.

Иначе бы не победили.

Но возвращение Западной Украины – это не ошибка.

Это то, что было необходимо сделать.

И это было сделано.

Не верьте тем, кто вам врет.

Они знают, что врут, и знают зачем.

У них эта ложь заложена в расчетах.

У вас – нет.

Да и просто выглядеть дебилом, рассказывая лживые байки, стыдно.

По крайней мере, мне было бы.

Глава 79. Готовность СССР к войне

Советский Союз был к войне не готов.

НЕ ГОТОВ!!!

Ночью разбуди любого администратора коворкинга – он тебе с презрением в лицо рассмеется.

Весь мир, и у них в коворкинге все, в том числе знали, что Гитлер нападет.

Знали с точностью до минуты.

А эти простофили прохлопали ушами.

Иногда, в качестве контрольного выстрела в собственную голову, могут с презрительной ленцой бросить фразу: «Сталин же расстрелял всех маршалов и генералов».

Затянуться дрипкой и глубокомысленно добавить: «Способных…»

«Прям таки всех?» – нет-нет, да и спросишь.

«Да, всех… (Еще затяжка.) Сотни тысяч».

(Тысячи обычно масштабнее смотрятся сотнями.)

«Кого именно, например, из блестящих стратегов?»

«Ну-у-у… Тухачевского, Якира… Вот если б не их…»

«А как же мы тогда выиграли Войну? Если всех расстрелял?»

«Ну, как-то… как-то не так выиграли».

Ясно.

Если вы особо циничны, в вы циничны, это видно из ваших гнусных вопросов, – задайте еще один.

Всего один.

Все равно не ходить вам больше в этот коворкинг, хотя, в принципе, чего врать-то, вы в этих коворкингах сроду не бывали.

А кто был готов?

Какая конкретно страна была готова к агрессии гитлеровской Германии?

Кто та страна, на фоне которой победивший Советский Союз оказался «неготовым»?

Нет, у администратора коворкинга больше ничего не спрашивайте.

Задайте этот вопрос в пустоту, с ней намного интереснее, чем с ним.

Кто?

Итак, давайте методом исключения.

Кратко пробежимся.

Начнем с Польши.

Польша готовилась к отражению германской агрессии с января 1939 года.

Весь мир трещал и искрил вокруг адресованных будущей «бедняжке» немецких ультиматумов, переговоров и угроз.

В результате – спустя восемь месяцев с начала блестящей подготовки – внезапное вторжение и разгром в пух и прах.

Франция и Англия.

Тут ситуация совсем грустная.

Они не просто готовились.

Не просто вели бесконечные переговоры со всем, что шевелится и, в частности, с Советским Союзом, на предмет – что будем делать, если вдруг?

Они дали гарантии Польше.

Пустые, как оказалось, бумажки, но ведь подозревали то, что где-то по карте бродит Гитлер, которому они широким жестом подарили Чехословакию, и может возникнуть некоторое недопонимание.

Вооруженнейшее.

И как в воду глядели.

Началось.

Ок.

Объявили Германии войну 3 сентября 1939 года и спокойно занялись своими делами, терпеливо ожидая капитуляции немцев.

Странная война.

И вдруг, бабах!

Немцы захватили Данию и Норвегию.

Апрель 1940 года.

Ну, кто бы мог подумать, а?

Ок, Данию и Норвегию списали.

Казалось бы, тут бы насторожиться, но нет.

10 мая 1940 года, Германия начинает наступление на Западном фронте.

Все, конец футбольных матчей у скучающих в окопах союзных войск, доигрались.

Окружение англо-франко-бельгийской группировки на территории Бельгии уже через десять дней.

Капитуляция бельгийцев еще через неделю.

Героический рывок к Дюнкерку, и трогательное прощание с теми французскими солдатами, которые не поместились на корабли.

Боливар двоих не вынес.

Наступление немцев, прорыв французской обороны и капитуляция Франции.

Нет никакого сожженного, лишь бы не достался врагу Париж и битвы до последнего патрона, чай, не варвары какие-нибудь.

Все.

Ну, как все.

Неожиданные разгромы в Греции, на Крите и в Северной Африке, но то уже была так себе неожиданность, на любителя.

Немцы были очень сильны.

А потом – нападение Германии на Советский Союз.

К которому Советский Союз был так же не готов, как и все остальные.

Только меньше.

Потому что, несмотря на все, закончил войну подписанием капитуляции.

Германии.

Безусловно, ответственность за чудовищный разгром в начале Великой Отечественной войны лежит на высшем советском военно-политическом руководстве.

На Сталине, если хотите конкретики.

Миллионные потери погибшими и пленными, жуткие цифры.

Но тем не менее.

Когда рассказываете про неготовность советских к войне, будет очень красиво смотреться рассказ про чью то готовность.

Это будет очень редкий рассказ.

Прям цветущий в озере красной ртути папоротник.

P. S. Ваши родственники победили.

А вас послушать, так стояли очередью в вагончик в Компьенском лесу. Расписываться.

Глава 80. 22 июня 1941 года

22 июня.

Эта ночь навсегда вошла в нашу жизнь.

В каждую семью, в каждого из нас, из поколения в поколение.

«Не смеют крылья черные, над Родиной летать…»

Посмели.

Ночь.

Они прилетели с последними звездами…

Горят города, горят танки, горят самолеты на аэродромах.

Уже гибнут мирные жители, ведут последний бой пограничники.

Утром миллионы людей соберутся у репродукторов.

Вся страна.

Кто-то со слезами и страхом.

Кто-то с ненавистью, стиснув зубы и кулаки.

Вся страна молча вышла на улицы.

И слушала о начале войны.

Великой Отечественной войны.

Уже потянулись колонны беженцев пыльными дорогами.

Уже расстреливают их немецкие штурмовики.

Ревут моторы, они наступают.

Никто и ничто до этого не смогли им противостоять.

Катастрофа первых дней войны – чудовищна.

Погибнут сотни тысяч.

Миллионы попали в плен.

Не сдались, попали.

Все любят писать про эти миллионы пленных.

Но кто пишет про миллионы рапортов в первый же день войны?!

Десятки миллионов!!

С первого дня!

Из дальневосточных гарнизонов и московских музучилищ.

Как под копирку написанных – прошу отправить на фронт!

Вы это забыли, да?

У нас пленили миллионы, у остальных – всех.

Целые страны.

Но наши писали рапорты, миллионы рапортов – прошу отправить на фронт, и потому мы победили!

Народ не сдался.

Можно перечислить бесконечное множество национальностей, населявших Советский Союз.

Это глупо.

Никто не забыт, никто не сдался, все ушли на фронт.

У Гитлера были планы на эту землю.

Только на землю, ему даже не нужны были рабы.

Уничтожить всех, просто истребить, в первую очередь евреев, цыган, потом славян, немцы очень методичные, они не забыли бы никого.

Не вышло.

Из-за миллионов рапортов.

Из-за миллионов, ставших к станкам.

Из-за миллионов, на руках перетащивших эвакуированные заводы и запустивших их в чистом поле.

Из-за шедших на таран, подрывавших себя гранатами, закусывавших провода, умерших от голода, работая раздатчиком хлеба в Ленинграде.

Из-за миллионов ждавших и веривших!

Нет ничего проще, чем быть славным народом, когда все хорошо.

Как французы.

«Странная война»: месяцы игры в футбол на виду у немцев.

Наша война была войной насмерть с первых секунд.

До последней секунды.

С четырех утра 22 июня 1941 года.

Глава 79. Бабий Яр

Они пришли вовремя.

К восьми часам утра, как было сказано, 29 сентября 1941 года.

Тысячи объявлений по всему Киеву, захочешь не узнать, узнаешь.

Огромная колонна, несколько тысяч человек.

Старики.

Женщины.

Дети.

Мужчины были на фронте, а они нет.

Не были.

Холодный ветер, пасмурное утро.

Озябшие руки сжимают баулы с вещами.

«Сказали взять самое ценное».

Старики молчат.

Старики все знают, еврей, который дожил до старости, знает все.

Женщины не хотят верить.

Прижимают детей, будто могут их от чего-то защитить, сжимают их до боли в стиснутых пальцах.

Дети молчат.

Не плачут.

Ужас родителей передался им, они замерли, застыли.

Огромная масса людей, и каждая фигура в ней отдельно.

Невыносимо одинокая в толпе.

Немцы отдают команду.

Люди идут, идут по одиночке, идут, взявшись за руки.

Бесконечная колонна людей.

Идут своим городом, таким нежным и любящим, таким родным и теплым.

Чужим и мертвым.

Шаг за шагом, тысячи шагов, молча.

Пропускные пункты.

«Все вещи сдать».

Немцы тщательно их отсортируют, разложат по ценности и функциям.

Они очень методичны, немцы.

Кто-то отправит домой платье жене, кто-то подберет игрушку ребенку.

Игрушку другого ребенка.

Этим детям уже не нужны игрушки.

Они стоят голые, рядом с голыми матерями, тысячи голых людей дрожат на ветру у края рва.

У края смерти.

Их убивают.

Методично, так как немцы делают всё.

Просто задача такая, убить абсолютно всех.

Нет, они не знают никаких секретов, которых бы не рассказали.

Никаких тайн, которых не захотели выдать.

Они не нанесли рейху никакого ущерба, что могут сделать рейху вон те брат и сестра, 5 и 7 лет?

Они дрожат, держа друг друга за руки, абсолютно беззащитные.

Рейх убьет их потому, что они евреи.

Только за это.

Для рейха этого достаточно.

Щелкают затворы, гремят выстрелы.

Падают в ров тела.

Учетчики сортируют вещи.

Методично.

Они убили всех.

Больше ста тысяч человек.

Евреев, украинцев, цыган.

Ров разницы не знал.

Я не могу вернуть им жизнь.

Это не в человеческих силах.

Я не могу за них отомстить.

Это давно сделали за меня.

Я могу только пройти их путем.

Выкурить за них сигарету.

Выдохнуть дым, посмотреть, как он рассеивается на ветру.

Вдохнуть полной грудью воздух.

Постоять, просто постоять столько, сколько захочу.

Я пойду, чтобы они знали, что все было не зря!

Что мы живы, и наши дети расскажут об этом своим детям.

Чтобы они знали, что спустя четыре года знамена летели на брусчатку и их топтали сапоги.

Все было не зря.

Я пойду, чтобы они знали, что эти два слова – Бабий Яр – знает весь мир.

Что о каждом из них помнят, и каждое имя сохранено.

Завтра я пойду их путем.

Я пойду, чтобы они знали, что я ничего не забыл и ничего не простил.

Я никогда ничего не забуду и никогда ничего не прощу.

Глава 81. Оккупация Киева

Мерный грохот сапог.

Прижатые к груди дети.

Разбитые витрины, тела бойцов посреди улиц.

Наших бойцов.

Они вошли двумя колоннами, вслед за разведчиками.

Ровными четкими колоннами, как умеют ходить только немцы.

Навстречу друг другу.

Мерный грохот сапог.

19 сентября 1941 года советские войска оставили Киев.

Киев.

Взорванные мосты и взорванный Крещатик.

Пятна свастик на флагах.

400 тысяч киевлян.

Оставшихся.

100 тысяч из них угонят на работу в Германию.

Как рабов.

120 тысяч погибнут.

Не дождутся своих.

Голод.

Объявления с приказами немецких властей.

Для евреев Киева и окрестностей отдельные.

Бабий Яр.

Дарницкий концлагерь.

Наши военнопленные съели всю траву и кору на деревьях.

Массовый побег из лагеря в конце сентября, 4 тысячи смогли бежать, 12 тысяч расстреляли.

Вот они, наши потери, они просто убивали пленных.

Моряки Днепровского отряда Пинской флотилии.

Тридцатисемиградусный мороз, босиком через весь Киев в Бабий Яр.

На расстрел.

Очевидцы вспоминают, что по дороге они пели «Интернационал» и их избивали конвоиры.

Матч смерти.

Киевское «Динамо».

Немцы вступали в Киев, сапоги грохотали по брусчатке улиц, регулировщики отдавали приказы.

Колонна за колонной, мерно, уверенно.

Как к себе.

В наш Киев.

Оккупация.

Спустя два года 2438 бойцов получат звание Героя Советского Союза за освобождение Киева.

Пятая часть всех, кто был этого звания удостоен, ни до ни после такого массового награждения не было.

Не было ничего дороже Киева.

Мерный грохот сапог…

Глава 83. Об оккупации

Пару слов про оккупацию.

Всерьез, без эмоций, шуток и троллинга.

Знаете, что такое оккупация?

Это когда желтые звезды на одежде.

И повязки полицаев на рукавах.

И зашторенные наглухо окна, замирание при каждом шорохе.

Это комендатура, на которой висит листок с приказами наместника.

Это расстрелянные во рвах и взятые заложники.

Виселицы на пустых площадях и обочинах замерзших дорог.

Это люди, украдкой пробирающиеся улицами и шарахающиеся от прохожих, сделавших шаг навстречу.

Это матери, прячущие симпатичных дочерей, и отцы, бессильно смотрящие, как их сыновей, как скот, запихивают в вагоны и рабами везут в чужую страну работать.

Это вывезенный чернозем и заводы, работающие на врага.

С часовыми на каждые десять станков и овчарками, скалящимися в свете фонарей и выдыхающими морозный пар.

Это запрет на свой собственный язык, штраф, как в Эльзасе, это так, для своих скидку сделали.

Это отбор, отлов людей для адских опытов.

Абажуры из кожи, мыло из человеческого жира, удаление органов и издевательства над телами живых и мертвых.

Люди – не люди, а лабораторные крысы, причем крыс не ненавидят.

Это когда свои только в глухих лесных дебрях, и за подозрение в связи с ними, как месть им – смерть, смерть на глазах родных и близких.

И вчерашние добрые друзья-соседи выдадут, укажут на окно и ночью выломают дверь, загрохочут сапогами.

Или когда эти свои придут из леса и потребуют помощи, а за отказ тоже смерть.

Быстрая и беспощадная оккупация, шутки в сторону и все человеческое в сторону.

Это когда ты либо люто ненавидишь и ждешь, ждешь, сцепив зубы в последней отчаянной надежде.

Или когда тебе уже все-все равно.

И ты сам готов идти вслед за теми, кого заставили себе рыть могилу перед тем, как убить.

Оккупация, это когда твои сограждане гонят тебя и таких, как ты, по улицам приграничного города с улюлюканьем, избивают и забивают до смерти полуголого на глазах безразлично курящих в стороне солдат врага.

Оккупация, это когда ты больше не житель, но лишь временный житель, они еще просто не придумали, как утилизировать тебя с максимальной пользой.

Оккупация, это когда у тебя нет никакого будущего, – ни хорошего, ни плохого.

Его нет у твоих детей, и у них не будет детей, никого не будет после тебя, потому что будущего нет.

Если не вернутся свои.

А они вернутся, только если ты их ждешь.

Ты, и такие, как ты.

Если каждый из вас готов сдохнуть, но только увидеть, как они входят в город и эти бегут.

Вот это оккупация.

Безусловно, большевики навязали свою идеологию силой.

Но ее удалось навязать, и она была воспринята только потому, что была куда ближе, чем невнятное блеяние всех этих петлюр, скоропадских, винниченко и прочих директорий.

Держащихся только на немецких и польских штыках и ищущих себе хозяев.

Нужно иметь смелость признать самим себе.

Абсолютное большинство жителей Украины приняло советскую идеологию как свою.

И своей ее считало.

Это наши люди заседали во всех органах власти.

Законодательных и карательных.

Наши люди писали доносы друг на друга и читали доносы.

Наши люди закрывали собой амбразуры и шли в полицаи.

И мы были единым целым со всеми остальными 14 республиками от запада до востока.

Сами собой, но единым целым.

Мы выросли из этой идеологии, выросли не в том смысле, что родились в ней, а в том, что отказались от нее добровольно.

Переросли ее, я надеюсь, в стремлении стать лучше и жить лучше.

И не важно, что многое не получилось, всегда есть шанс, если человек жив и хочет.

Но гнусная и убогая ложь самим себе – это не мы, это нас – она не просто нас унижает: это что ж мы, сорокамиллионный народ, прикидывались 70 лет?

Она крадет у нас надежду на будущее, потому что мы пытаемся переврать прошлое.

Не стать лучше, не признав правды и не имея смелости об этом сказать.

Так можно только по-настоящему стать объектом оккупации.

И да, если какой-то дурак расскажет мне, что я скучаю по Советскому Союзу – нет, не скучаю.

Я скучаю по Украине, такой, какой я хотел бы ее видеть.

Лично мое мнение, никого не пытаюсь убедить и никому не навязываю.

Помните, когда овчарки скалятся в свете фонарей – назад пути уже нет.

Глава 84. Битва за Москву

«На карту легло все».

На какую, к дьяволу, карту, эти расхожие фразы смешно звучат.

Не на карту, не на стол, не на чашу весов.

На землю!

Все, все что было, легло на землю!

Вгрызлось в нее, вцепилось обмерзшими пальцами и зубами.

«Позади Москва».

Отступать некуда.

Это не фигурально, не образно говоря.

Вон она, Москва, сзади, и немцы уже рассматривают ее в бинокли.

Ее уже видно, еще один шаг.

Ни одного шага.

Ни одного шага назад.

Больше ни одного.

Этих шагов уже сделаны тысячи тысяч, десятки миллионов шагов.

От самой западной границы.

Все, закончились шаги.

Им нужен еще один, всего лишь один шаг вперед.

А у нас закончились шаги назад.

Дальше всё и ничего.

Вот так вот, вместе, одновременно.

Всё и ничего.

Все, что осталось, и ничего, чтобы отступать дальше.

Дальше некуда.

Все, все что есть, на землю.

В ружье, в строй, в седло, в окоп, в танк, в самолет, к орудиям.

К орудиям!!!!

Московское ополчение.

Как в восемьсот двенадцатом.

Последний довод русских, теперь советский последний довод.

Рабочие с заводов, еще не тронутые мобилизацией, и скрипачи консерваторий.

Поправляют очки худыми пальцами.

Дайте оружие!!!

Дадут, дадут оружие.

Но сначала лопаты.

Тысячи, десятки тысяч лопат.

Они сейчас наше главное оружие.

Перекопать все, выгрызть траншеи, зарыться в землю и стать насмерть.

Ни шагу назад!!!

Зарылись.

Нет больше шагов назад.

Ни для кого нет.

И для власти нет.

Прочь колебания, к дьяволу бункер в Кирове!

В Москве.

Иначе люди побегут, просто не выдержат, сломаются под чудовищным напором, под которым не устоял никто в мире.

Который гнал их сюда.

От самых западных границ.

Сейчас не побегут.

Тут все вместе, от рядового до главнокомандующего, и здесь решится все.

Для всех.

Не или – или.

Никаких «или».

Ни шагу назад.

Они смотрят в бинокли на всех.

Они видят всех, скользя невидящим взглядом, от маршала до ополченца.

Все выглядят одинаковыми пятнами серых шинелей в немецкие бинокли.

Они и есть одинаковые пятна. От ополченца до маршала.

Все равны.

Все и есть тот самый, последний рубеж.

Парадом прошли бойцы.

Хроника швыряет в лицо фигуры в маскхалатах, стремительно проходящие сквозь метель.

На фронт.

Уже совсем не далеко, вот он, передний край, и он же край единственный.

Трясутся в теплушках сибиряки.

Сибирские дивизии, пехота, кавалеристы Доватора.

Машинисты выжимают все, что могут, вся страна стала одной сплошной магистралью, по которой к столице мчат поезда с войсками.

Состав за составом.

Рельсы струной.

Нервы струной.

Железные кружки с чаем, одна сигарета на пятерых.

Взгляд, тысячи взглядов не мигая – на проносящиеся перед лицами заснеженные поля и города.

Скорей.

К Москве.

Через всю шестую часть суши.

Дворники.

Обычные московские дворники.

Каждое утро.

Подметают, чистят снег, отбрасывают его с улиц на обочины дорог.

Нет, не будто нет рейха вовсе.

Есть рейх.

Вон, в тридцати километрах, смотрят в бинокли.

Наши улицы должны быть чистыми.

Дворники шаркают растоптанными валенками, снег летит к обочине дорог.

Москва, словно огромная сжатая пружина.

Каждый боец, словно сжатая пружина.

Каждый командир.

Каждый житель столицы.

Немцы смотрят в бинокли.

На вжавшиеся в землю пружины.

Заснеженными улицами Москвы идут почтальоны.

Шаркают валенки.

Уголки писем.

Мы вгрызлись в землю.

Мы стоим.