Текст книги "История для ленивых"

Глава 31. Битва при Риволи

Войска Массена бежали.

Холодная январская ночь 1797-го, топот тысяч ног, лязг амуниции и фляжек в ранцах.

В каждом ранце – маршальский жезл, но сейчас, будто пушечное ядро забросили на спину, лямки режут плечи, ноги спотыкаются в темноте по крутому каменистому склону.

Войска Массена бежали в бледном свете луны, и пар вырывался горячим дыханием и рассеивался в ночи.

Австрия не могла отдать Мантую.

Никак не могла.

Потеря Мантуи, потеря всей Северной Италии, потеря всей Италии вообще, империя не могла, не хотела позволить себе этого!

Французы в Германии отброшены за Рейн, и всё, всё что Австрия смогла собрать движется на помощь осажденной крепости.

Вурмзер заперся внутри, у него 20 тысяч, после Арколе это все, что есть австрийского в Италии.

На помощь!!

Идут все, все народы, которые только населяют гигантскую империю, рвутся на помощь к своим.

Австрийцы, чехи, венгры, императрица лично вышивала знамена частей, шестью колоннами струящихся на помощь крепости.

Шесть колонн.

Бонапарт бросил Мантую и устремился навстречу.

Ожеро сдержит австрийцев, прикроет их сзади от Провера, пока они бегут.

Бегут навстречу новой, последней армии Австрии, войскам Альвинци.

Они были молоды и злы.

Злы той веселой бесшабашной злостью, которая сносит все преграды, стоит поймать кураж.

Они его давно поймали!

Они – Итальянская армия, на них не возлагали надежд, их бросили голодных и раздетых отвлекать врага, пока полнокровные дивизии на Рейне понесут победоносные знамена Французской Республики!!

Этот маленький генерал, – тощий, кожа и кости, воскового цвета, – вселил в них этот бешеный дух непобедимости, и они бегут, бегут навстречу Альвинци.

Потому что Он приказал им бежать.

Риволийское плато.

Австрийцы ломятся через горы, одна колонна берегом Адидже, четыре продираются ущельями, шестая, эмигранта Лузиньяна, обойдет Риволи с юга и выйдет в тыл.

Ветер воет, злобное эхо скачет по скалам, зубы стучат от холода.

Австрийцы уже почти пришли, утром они хлынут в долину и сметут на своем пути все, а сейчас тысячи, десятки тысяч бивачных костров.

Ночлег.

Войска Жубера ближе.

Войска Жубера бегут еще быстрее, чем войска Массена.

Бонапарт приказал идти на Риволи, бежать со всех ног, взойти на плато и держаться до последнего!

Умереть там, но ждать остальных!!

Нет, Жубер там не умрет.

Он умрет двумя годами позже, при Нови, когда конь вынесет его навстречу суворовским гренадерам и первая же пуля вышибет его из седла.

Но это позже, а сейчас он встал в стременах, вглядывается в ночную мглу, пытаясь разглядеть хвост колонны своей пехоты.

Быстрей!!!

Топот башмаков, лязг пустых фляжек в ранцах, нажрались, черти, оттого так весело сверкают глаза и скалятся зубы.

Быстрей!!!

2 часа ночи.

Жубер на плато!

Бонапарт прискакал в сопровождении десятка кавалеристов, взмыленные кони тяжело дышат, всхрапывают.

Командующий поднимается на высоты, на одну, на другую.

Худой, ловкий, словно кошка, карабкается по скалам, придерживая рукой бьющую по бедру саблю.

Горы в огне!

Пять лагерей, 30 тысяч австрийцев: от Адидже, блестящей льдом с одной стороны, – до озера Гарда с другой.

«У нас будет двадцать тысяч к рассвету!» – бросает Бонапарт Жуберу,

Но это к рассвету!

4 утра.

Пехота Жубера врывается в часовню, нависающую над Адидже.

Австрийцам придется лезть вверх по мерзлому склону под огнем французских стрелков.

Рассвет!

Первые лучи солнца выныривают из-за заснеженных шапок гор, скачут по золотым эполетам Массена, горят на золотом шитье знамен полубригад.

Это потом они станут полками, а сейчас это полубригады Республики, они несут эти знамена со времен Революции, и на каждом написано, кто они!!

Утро.

Австрийцы прут вперед, врученные императрицей знамена плывут над колоннами, касаются кистями высоких шапок гренадеров и рвутся, рвутся вперед!

Французы окружены, Лузиньян вышел им в тыл.

«Они в наших руках!!» – кричит Бонапарт Массена, он то и дело оказывается в гуще вражеских солдат, и французы наваливаются, словно собаки на медведя, вырывая своего главнокомандующего, под ним убито несколько лошадей, и адъютанты, один за другим, слетают с седел, отдавая ему своих!

Австрийская пехота, колонна за колонной, поднимается на плато!

Французская артиллерия лупит в упор, склоны усеяны телами, но австрийцы прут вперед, они должны пройти, их ждет Мантуя!!!

Они на плато!!

Сотни убитых лежат в снегу, ущелье давно стало красно-белым, но австрийская пехота вскарабкалась вверх и взошла на плато!

Артиллерия лупит картечью, каждый залп взламывает желто-белые шеренги, но барабанная дробь гонит, гонит вперед!

Ряды смыкаются шаг за шагом, гренадеры переступают через убитых, уже можно разглядеть яростно оскалившиеся лица, и солнце горит на остриях штыков.

Вперед!!!!

Грохот, грохот австрийских барабанов накрывает плато!!

В узком проходе ущелья показалась кавалерия и батареи колонны Кваждановича!

Пора!!

Сейчас они навалятся, им нужна всего сотня метров, и закрепятся на плато!!

И тогда французам конец, не уйдет никто, они окружены и все останутся тут, а колонны рванут к Мантуе, сметая Ожеро и возвращая Италию Империи!

Пора.

Тонко, пронзительно и надрывно кричит труба, Лассаль вздергивает коня на дыбы и выхватывает саблю!

Он молод, он до смешного молод, ему 22!

Будущая гордость французской легкой кавалерии, потом он скажет, что гусар, которого не убили в 30 лет, дрянь, а не гусар!

Его убьют в 34, те же австрийцы убьют, разбитые при Ваграме, выстрелом наугад перед тем, как бросить оружие.

Но до этого еще надо дожить, а чтобы дожить, надо сбросить их с плато!

Лассаль хрипло хохочет, конь с места бросается вперед, за ним волной всадники.

«Адская бригада» Ласссаля, 7-й гусарский бис, и 22 конно-егерский, за ними карабинеры, со своими огромными палашами.

7-й гусарский, особенный.

Единственные в мире, они умудрились захватить флот, голландский флот, вмерзший в лед залива.

Кавалерия мчит в атаку.

«Французская кавалерия, – лучшая в мире, я в этом кое что понимаю», – скажет Веллингтон лет через десять после Ватерлоо.

Массена бросается вслед за Лассалем.

Французская пехота рвется вперед, поддерживая удар кавалерии, за Массена напирают остатки людей Жубера, давят из последних сил!

Австрийцы сломались.

Австрийская пехота катится назад, натыкается на свою выходящую из ущелья конницу и артиллерию.

Гигантский затор, люди, орудия, лошади, фургоны, французская артиллерия бьет беглым огнем по застрявшей в ущелье Австрии.

Чудовищный грохот взрыва, граната попала в австрийский зарядный ящик, снаряды рвутся один за другим, это последняя капля.

Австрийцы бегут сломя голову, кавалерия рубит их, не давая оторваться.

На плато всходит последняя австрийская колонна, Лузиньяна, не знающего, что для Австрии в этот день уже все кончено.

Массена недобро улыбается, машет шарфом, и бело-синие шеренги разворачиваются навстречу австрийцам.

12 тысяч солдат императрицы.

4 тысячи убитых, 8 тысяч пленных, два знамени.

Французы потеряли три тысячи.

Мокрый от чужой крови Бонапарт обнимает мокрого от чужой крови Массена.

Позднее придворные поэты расскажут, как герцог Риволи, маршал Массена почтительно приветствовал Его Императорское Величество Наполеона.

Но их там не было.

Когда обнимались генерал Бонапарт и генерал Массена.

Мокрые от чужой крови.

Радостно смеялись еще живые Жубер и Лассаль.

Настало время идти на помощь Ожеро и ставить точку…

Глава 32. Обстрел Нельсоном Копенгагена

1801 год. 2 апреля.

Британия, ведущая войну с Францией, топит и захватывает суда любых государств, торгующих с французами.

Англия сама себе Закон, а флот Его Величества – Закон для всех остальных.

Пруссия, Дания, Швеция и Россия от подобных новаций не в восторге.

И создают нечто вроде союза, декларирующего вооруженный нейтралитет.

Мол, мы мирные люди, но наш бронепоезд и т. д.

Никого не трогаем, но и себя тронуть не дадим.

Англия подобного не терпит.

Вопрос даже не в торговле, вопрос в отношении.

Для битья выбирают Данию, и пока русский флот еще не вышел в море, английская эскадра под командованием адмирала Паркера устремляется к Копенгагену.

Вторым номером у него – вице-адмирал Горацио Нельсон.

Имея троекратное превосходство, любители законности и демократии под британскими флагами атакуют датский флот, стоящий у побережья под прикрытием береговых батарей.

А датчане не бегут, но дерутся.

Настолько яростно, что Паркер приказывает сигналить Нельсону – выходим из боя.

И в этот момент одноглазый Нельсон, приложив подзорную трубу к невидящему глазу, произносит свою знаменитую фразу: «Приказа не вижу, продолжать огонь».

Датчане сдались, их флот был частично затоплен, частично уведен в Англию.

Ради мира во всем мире.

В честь этой героической победы сильного над бессильным и ради увековечения подвига Нельсона украинское правосудие гордо несет свой знаменитый девиз:

«Здесь вижу, тут не вижу!»

Глава 33. Битва под Фридландом

Чем дальше отодвигалась битва при Эйлау, проведенная в ничью, тем больше Беннигсен уверялся в том, что он победил.

С каждым днем реальные события стирались в памяти, так устроен человек, он гонит от себя плохое.

Не помнилось уже ни то, что русские стояли, а французы атаковали.

Ни то, что корпус маршала Ожеро закружило в метели и бросило на жерла орудий.

Ни массовое бегство русской пехоты с фланга не помнилось, ни атака на французский центр, беззащитный и беспомощный, вдребезги разнесенная грандиозным кавалерийским рывком Мюрата.

Не помнилось отступление с поля боя, чудовищные потери, невозможность победить при перевесе в силах.

Беннигсен вышвырнул это из памяти и с каждым днем все больше утверждался в мысли, что нужно просто встретить французскую армию и поставить точку.

Император Александр тоже был в этом уверен.

Все в Петербурге были уверены и орлами поглядывали друг на друга.

Как на любой войне, в любое время, донесения военачальников сильно отличались от реальности.

А после Аустерлицкого разгрома, когда так нужно было найти хоть что-то, чтобы воспрянуть духом, принимать Эйлау за что-то, отличное от успеха, было просто нельзя.

Все, абсолютно все – от членов царской семьи, бесконечных княжен и их окружения до юных болванов, которыми полны все уважающие себя дворы, – твердо знали.

Настанет наконец тот день, когда Беннигсен таки поймает французов.

И этот день действительно настал 14 июня 1807 года возле местечка Фридланд, в 40 километрах от Кенигсберга.

Беннигсену всю жизнь сказочно везло.

Проблем с этим у него было всего две.

Он был слишком нерешителен, чтобы сразу хватать это везение за шиворот.

И слишком самонадеян, чтобы понимать, что закончившееся везение – это всегда большие проблемы…

Повезло и в этот раз.

Французская армия, как обычно, раскидывала пальцы корпусов в разные стороны, пытаясь нащупать противника и ухватить, пока остальные придут на помощь.

Это было очень рискованно и дерзко, но тем и брали.

Беннигсен обнаружил Ланна или Ланн Беннигсена, уже не вспомню.

Но корпус Ланна, 15 тысяч человек, оказался у реки Алле, с противоположного берега которой в спешном порядке переправлялись русские войска.

Была глубокая ночь, и Ланн был уверен, что как-нибудь дотянет до прихода своих.

Гонцы взлетели в седла и понеслись в темноту, разыскивать аванпосты, императора, штаб.

Русские спешно переправлялись…

Наступило утро.

Солнечное летнее утро, никаких зимних кошмаров, снегов и метели.

15 тысяч Ланна все так же стояли и ждали атаки 45-ти тысяч русских, которых Беннигсен удосужился переправить через реку.

Еще 20 тысяч русских продолжали переправляться на глазах у обеих армий.

Ланн приготовился встретиться с Господом, в которого не верил, но вместо этого повстречал Наполеона, в котором не сомневался.

Император примчался к полудню, лишь с эскортом, уже не рассчитывая застать маршала в живых.

К своему изумлению он застал выстроенные с обеих сторон войска и вялую артиллерийскую дуэль, развивать которую русские не спешили, а французы не настаивали.

Наполеон был в восторге.

Вместо того чтобы обрушиться всеми силами, смять, раздавить, растоптать корпус Ланна, Беннигсен внезапно оробел.

Не испугался, но вдруг напрочь утратил решимость и застыл как вкопанный.

Гонцы снова взлетели в седла.

Французская армия бежала.

Бежала Старая гвардия, бежали пехотинцы, гнали лошадей кавалеристы и выжимала все, что можно, конная артиллерия.

Приказы сыпались один за другим на спешащие к полю боя войска, уточняя расположение каждой дивизии и вводя поправки по ходу марша.

Русские безмолвно стояли на своих позициях, постреливали 120 орудий.

Среди офицеров зарождалось легкое недоумение, но все ждали генерального сражения завтра.

Переночуют и приступят утречком.

Чем 15 июня хуже 14-го?

Но у Наполеона на 15-е были какие-то другие планы.

К четырем часам гвардия и части корпусов, успевшие вовремя, прибыли к Фридланду и начали разворачиваться в боевые порядки.

В 17.30 французская батарея открыла беглый огонь.

Это был сигнал Нею.

Вперед!

Здесь и сейчас.

Атака была общей, агрессивной, никакой вялости и медлительности.

Обрушиться и бить.

Русская пехота начала отступать к реке, надо было чем-то отвечать.

«Кавалерией», – решил Беннигсен и бросил на жмущих русских к реке французов казаков и регулярную кавалерию.

Французы отреагировали моментально, крепко побитые русские кавалеристы бросились прочь.

Французы перли вперед с тем азартом, который вел их бригады еще в годы Революции.

Поймали кураж, давили, теснили.

Русская пехота отступала обескураженная, и Беннигсен бросил в бой новую порцию кавалерии.

По наступавшим французским войскам била артиллерия русских с другого берега Алле, они потеряли темп, дрогнули.

Момент мог стать переломным, перехваченная инициатива – это всегда чревато.

И Наполеон это тоже увидел.

Увидел, и резервный корпус Виктора пошел в атаку.

Передовую дивизию вел генерал Дюпон, гордость французской армии.

Виктор и Дюпон шли на помощь войскам маршала Нея, отбрасывая все на своем пути.

Если бы историю можно было ставить на паузу, как кадр в кино.

Если бы герои могли знать, как сложится их судьба.

Генерал Виктор через несколько часов получит свой маршальский жезл прямо на поле боя.

Его корпус спас маршала Нея.

Пройдет 8 лет, и маршал Виктор, герцог Беллюнский, проголосует за смертную казнь маршала Нея.

И Ней будет расстрелян.

Генералу Дюпону будет обещан маршальский жезл за следующую битву, в которой прогремит его имя.

Пройдет год, и войска генерала Дюпона капитулируют в Байлене, в Испании.

Ничья карьера в наполеоновской армии не закончилась таким чудовищным крахом.

Но история не знает пауз.

Поэтому войска Виктора перли вперед, на левом, багратионовском фланге русской армии началась паника.

И тут французские артиллеристы доказали, что пехота, може, ти царица полей, но артиллерия – бог войны.

Орудия вынеслись вперед вплотную, на 50 шагов от русских шеренг.

Так близко, как никогда.

В упор.

Картечь била и била, и русские солдаты падали мертвыми на прусскую землю, в ненужной ни России, ни Франции войне.

(«Почему мы воюем», – спросит потом первым делом Наполеон у Александра.)

Белый как стена Беннигсен понял, что все пропало.

Оставалась последняя карта, последний резерв.

Последний шанс.

Русская гвардия, свежая и воодушевленная, пошла в штыковую атаку.

И тут случилось невозможное.

Усталые, измотанные беглым маршем, изнуренные боем обычные, не гвардейские части Дюпона разбили ее.

«Победа пигмеев над гигантами», – как назовут потом этот успех.

Гвардия была разбита и погибала, русская пехота тонула в водах Алле, пытаясь переправиться обратно на свой берег.

Беннигсен развернул коня.

Все было кончено.

7 тысяч французских убиты и ранены.

12 тысяч убитых и раненых русских.

10 тысяч русских пленных, их, кстати, впоследствии благополучно отправят домой.

80 потерянных орудий, 8 потерянных знамен.

Александр Первый был в шоке.

Метался, что-то блеял про войска, резервы и реванш.

Великий князь Константин ухватил брата за рукав.

«Государь, прикажите выдать каждому солдату пистолет и застрелиться».

«Эффект будет тот же, что и от следующей битвы».

Александр сломался.

Деваться было некуда.

К Наполеону отправился гонец.

Императоры готовились встретиться на плоту, ввиду обеих армий.

Королева Прусская Луиза готовилась уговаривать Наполеона всеми средствами.

Король Прусский готовился отправить королеву Прусскую уговаривать Наполеона всеми средствами.

Пруссии очень хотелось быть.

И это была фатальная ошибка Императора…

Глава 34. Битва при СомоСьерре

Хочу написать о Свободе.

О Свободе, которой так дорожат поляки.

И на которую испокон веков покушались русские, немцы и австрийцы.

А иногда, когда совсем уж туго было, турки, украинцы и евреи.

Ладно, согласен, никто из вас не вспомнит, как именно евреи угнетали поляков, но те их ненавидят, так что, видимо, таки угнетали.

Не врут же поляки, в конце-то концов.

Поэтому никто не помнит пачки Лжедмитриев и сидения в Кремле и Тушино.

Но все помнят пламенного Костюшко и до сих пор приводят его в пример чего-то там, да, Ян Валетов?)

О’кей.

Поговорим сразу о двух вещах.

О польской борьбе за свободу и о примерах этой борьбы.

Итак, осень, Испания, Император.

Не просто Император Наполеон, а взбешенный до белого каления Бонапарт.

Он уже взял эту клятую Испанию, взял самым гнусным и грубым образом, это самая что ни на есть захватническая война, и он уже все захватил.

Королевская семья Испании у него под арестом, все давно отреклись по очереди и вместе, а страна восстала.

И армия Дюпона капитулировала в Байлене.

В диком бешенстве Император лично повел армию, и они ворвались в Испанию тремя группами, сметая все, что встало перед ними.

Наполеон в центре, Ланн, разбивший испанцев при Туделе, на одном из флангов, Сульт, сделавший то же самое на другом.

Били и гнали, гнали и били, наотмашь, жестоко.

На Мадрид!!!

И…

Около тысячи достойнейших польских шляхтичей, представителей лучших польских фамилий.

Полк польских шеволежеров, буквально вот только включенный в ряды Императорской гвардии.

Очень большим авансом включенный, а авансы, как вы все знаете, нужно отрабатывать.

Да, забыл сказать, цель пребывания польских героев в рядах французских гвардейцев одна.

Свобода Польши!!!

Ок.

Перевал Сомосьерра в горах Гвадаррамы.

Единственная дорога через хребет на Мадрид.

На Мадрид нужно срочно, к нему идет 35 тысяч британской пехоты, гвардейские полки, лучшее, что есть у Англии.

Серпантин.

Дорога делает виток за витком.

Четыре батареи по 4 орудия на каждом витке.

Укрытые баррикадами.

От первой батареи до четвертой – 2,5 километра.

Дорога простреливается полностью, от и до.

И десять тысяч испанских солдат, защищающих эти батареи, баррикады и проход.

С императором было 45 тысяч человек.

Они подходили по ходу времени, и было это все чудным утром 30 ноября 1808 года.

96-й пехотный полк сунулся на горную дорогу и был встречен шквальными залпами.

Отошли с потерями.

Войска, Император и его штаб стояли у самого подножия горы, до первой батареи было около 500 метров.

Долетали не только ядра, картечь лупила по земле, и двум канонирам оторвало ноги прямо возле Наполеона.

Генерал Монбрен вместе с тогда еще полковником Пире повел в разведку взвод кавалерии и благополучно попал под залп.

Взвод остался на дороге, Монбрену предстояло умереть от ядра в грудь на Семеновских флешах при Бородино, а Пире еще ждала очень долгая жизнь.

И вторая легкая кавалерийская дивизия, которую он вел в бой при Ватерлоо и даже после, при Роканкуре.

Но это все потом, а пока что именно ему повезло подъехать к Императору и выдавить из себя, задыхаясь: «Сир, это невозможно!!!»

Всем известно и никем не оспаривается, что французские маршалы и генералы не боялись ничего.

Вообще ничего на свете, и Ней, с его пятью убитыми под ним при Ватерлоо лошадьми и командой собственным расстрелом, и Мюрат, так же саморасстрелявшийся, и Удино, с его сорока ранениями и т. д. – тому подтверждение.

Ничего, кроме вспышек бешенства Императора.

Наполеон не хотел ничего ждать.

Англичане спешным маршем шли на Мадрид.

Проклятое ущелье можно было взять только в лоб, положив при этом пехоту три к одному.

«Я не знаю слова невозможно!!» – проорал Бонапарт в лицо будущему герою Ватерлоо Пире, и тут…

Тут его взгляд упал на группу орлов с усами, как у Буденного, в красных мундирах и расшитых золотом эполетах.

С нежностью и ожиданием глядящих в его сторону поляков, эскадрон того самого гвардейского шеволежерского, 150 рыл.

Во главе со своим героическим шефом эскадрона – Козетульским.

Пламенным патриотом Польши, дравшимся за Францию до конца.

А потом пошедшим служить царю.

Бывает, понимаем.

«Поляки, возьмите мне эти пушки!!» – резко бросил им Император, повелительно ткнув пальцем в гору.

Дав шпоры коню, адъютант императора граф Сегюр (не позорьте меня, не говорите, что не знаете, кто это) рванул к полякам подтвердить безумный приказ.

И ведомый своим понятием о чести занял место в этом строю смертников, чего его никто не вынуждал делать.

«Вперед, черт бы вас подрал! Император смотрит!!!» – подбодрил своих свободоборцев Козетульский, и польская кавалерия, по четыре человека в ряд, больше не получалось, пошла в атаку.

150 человек на 16 орудий и восемь тысяч пехоты.

Первый же залп вырвал из седел десятки.

С диким криком поляки перемахнули через орудия и, на ходу рубя канониров, рванули дальше.

Второй залп.

Снова десятки.

Две армии, французская и испанская, замерев смотрели на этот самоубийственный рывок.

Вторая батарея пройдена, изрублены канониры, новый виток горной дороги.

Залп.

Доблестный Сегюр получил первую картечь в грудь на второй батарее, но остался в седле.

Во французской армии Первой империи это считалось само собой разумеющимся.

Держишься в седле – вперед.

С коня его сбил второй залп.

А третью пулю он получил, когда уже все было закончено.

И его перевязывали прямо у ног стоящего рядом Императора.

Очень характерный для понимания остроты процессов момент.

Но вернемся к нашим полякам.

В атаку на четвертую, последнюю, батарею шло около 50 человек.

Галопом, ни на секунду не сбрасывая темп с самого начала атаки.

Остановился – погиб.

Залп.

Батарея.

Они взяли и четвертую, убив канониров.

В строю осталось двадцать человек из всего эскадрона.

И тут на них набросилась вышедшая из оцепенения испанская армия, все восемь тысяч.

Что тут скажешь, поляки те еще лютые сволочи.

Один из кавалеристов получил две пули в голову и шесть ударов штыком и остался жив.

Практически все уцелевшие остались живы.

Потому что в этот момент от подножия горы раздался громовой рев!

Французская пехота, сметая все на своем пути, шла в атаку.

Впереди мчалась кавалерия, то, что нашлось под рукой, а именно, остальные три эскадрона польских егерей гвардии, которые вели в атаку лично маршал Бессьер и граф Монбрен.

Испанская армия дрогнула и побежала, оставив груды убитых и три тысячи пленных.

Император поднимался по горной дороге и прикалывал лежащим вдоль нее раненым полякам Кресты Почетного легиона.

Армия аплодировала им.

Путь на Мадрид был свободен.

Ах да, английская армия прекратила свой марш на испанскую столицу.

Ввиду угрозы жизням солдат армии Его Величества.

Часть британцев ушла в Португалию, а часть Император догнал позже у Ла-Коруньи, где и разбил.

Англичане бежали сломя голову на свои корабли, унося с собой тело своего командира, генерала Мура.

В общем, тот же Дюнкерк, только в профиль.

Поляки безумно гордятся своей победой под Сомосьеррой.

О ней сняты фильмы, написаны книги, десятки стихов и песен.

Название этой битвы высечено на колонне могилы Неизвестного солдата в Варшаве.

Вот, в общем-то, и конец истории.

Почти.

Там, на этой колонне в Варшаве, не вся надпись.

Кое-что поляки забыли написать, как это часто бывает в спешке.

Они забыли написать, что угнетенные и потерявшие свое государство, в надежде обрести его и дороже всего ставя идеалы Свободы, они пришли в Испанию.

Участвовать в несправедливой, захватнической войне.

Убивать людей, живущих на другом конце Европы, которые не только ничего плохого им не сделали, знать не знали, где эта самая Польша находится.

Находилась, простите)

Людей, которые поднялись против величайшей Империи того времени и победили ее.

Вот на них, как цепных собак, и натравили польских борцов за Свободу, которые рубили их в клочья, думая об этой самой Свободе.

И о Славе.

И об Императоре, который смотрит.

В общем, можно долго перечислять, но неудобно и неловко полякам перед испанцами как-то не было.

И я никогда не слышал, чтобы стало неудобно потом.

Это перед поляками все всегда виноваты.

А у них все проще.

Они ж за Свободу, ну вы в курсе…