Текст книги "Любовь по-немецки"

Не знаю, как ему удалось уладить этот вопрос с бедолагой Рене, но мы с мужем отправились после перекура в спальню, а Рене пришлось довольствоваться софой в гостиной. И хотя он уверял нас, что все в порядке, на самом деле молодой человек, без сомнения, был сильно разочарован.

Через полчаса мы услышали, как хлопнула входная дверь – Рене ушёл. Несмотря на глубокую ночь, он отправился домой, разгневанный и оскорблённый. Йенс получил от него сердитое сообщение в вотсап: «Вы обещали мне целую ночь с вашей женой, а на самом деле мне пришлось спать в гостиной. Я даже не получил удовлетворения».

Бедный Рене! Он действительно был так сосредоточен на том, чтобы доставить мне удовольствие, что откладывал свою разрядку на потом, предвкушая целую ночь впереди. И в итоге ему пришлось уехать, так и не получив своей доли удовольствия сполна.

На этом, правда, история с Рене не закончилась. Он ещё несколько раз писал моему мужу, что хотел бы продолжить отношения со мной, так как я произвела на него огромное впечатление. «Ваша жена – настоящая граната, – писал он. – И я по-прежнему мечтаю о ней».

Он все так же предлагал мне провести совместный отпуск с ним, и Йенс пытался убедить меня принять его предложение, однако я была непреклонна. Неудачный опыт с Рене ещё больше поверг меня в депрессию. Я не только испытывала чувство вины по отношению к Карстену, но ещё больше убедилась в том, что никто не может мне его заменить. И это усилило мою тоску и мои страдания по моему возлюбленному.

Через некоторое время Рене прислал мужу письмо, что он познакомился на сайте с новой девушкой и вполне доволен. Я только порадовалась за него. В конце концов, это был действительно очень хороший молодой человек, и он заслуживал счастья.

33. Поездка в Целле

Итак, моих скромных средств хватало только на близлежащие города. Но все они не представляли никакого исторического интереса, кроме Целле, в котором я уже побывала вместе с Вероникой и Рональдом. Поскольку мы были там всего лишь проездом, я решила, что в этом городе есть ещё много красивых достопримечательностей, которые я не успела увидеть из-за ограниченного времени. Поэтому было решено – я еду в Целле. Билет туда и обратно стоил всего 40 евро, таким образом, я не превышала мой лимит и у меня ещё оставалось 10 евро в запасе. Через несколько дней 29 апреля в Бад Бодентайхе начинался ежегодный рыцарский спектакль, когда на поле перед замком феодала (ныне это здание городской администрации) раскидывались шатры с гербами и щитами, проводились рыцарские турниры и стрельбы из лука, разворачивались сценки из бургерской городской жизни средних веков, шумела городская ярмарка, а по дорожкам бродили горожане, переодетые в средневековые платья. В ночь на 1 мая все это завершалось феерией Вальпургиевой ночи, когда Везельвул с другой нечистой силой устраивали мистическое яркое представление с огненным шоу. Завершалось все это танцами в под волынки и барабаны, продолжающимися до рассвета. На это ежегодное представление съезжались жители из разных уголков Германии. Я тоже не хотела пропустить такое событие. И я очень надеялась, что в волшебную Вальпургиеву ночь я увижусь с Карстеном, который, как я знала, принимал активное участие в подготовке к празднику. Но вход на территорию замка во время спектакля тоже стоил денег. Мои 10 евро как раз решили бы этот вопрос.

Заявив мужу, что я иду на прогулку, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, я отправилась на вокзал. Купить билет в автомате теперь не представляло для меня проблем. Как всегда, пересадка в Ильцене, направление Гёттинген. В этот раз я намеренно не отвечала мужу на его сообщения в вотсапе. Злясь на Карстена, я невольно вымещала мои эмоции на Йенса, к тому же он был так же виновен в том, что случилось. Карстен появился в моей жизни по его просьбе и инициативе. Йенс представил мне его как своего самого лучшего и надежного друга, хотя на тот момент знал его от силы несколько недель. Йенс гарантировал мне его верность и преданность, он постоянно поддерживал во мне веру в его любовь, он обещал мне, что Карстен никогда не покинет меня. А слова Карстена лишь подтверждали это, создавая внутри меня глубокую убежденность в том, что так оно и есть на самом деле.

Я мстительно отключила мобильник. Это был невинный поступок по сравнению с тем, чему подвергли меня мои муж и любовник.

На станции в переходе очень удобный указатель извещал о том, что налево пойдешь – в новый город попадешь, а направо пойдешь – в старый город попадешь. Конечно, мне надо было в старый. Я вышла на площадь перед вокзалом. В Целле очень удобное расположение улиц. Здесь невозможно заблудиться. Не зная дороги и не умея пользоваться гугл-картой, я просто двигалась вниз по улице. Сразу за мостом передо мной слева оказался прекрасный парк. Это была пора цветения сирени, и её благоухание наполняло все пространство. Я включила телефон и начала фотографировать. В вотсапе сразу посыпались сообщения от мужа, но я игнорировала их. За маленьким парком передо мной открылся ещё более чудесный пейзаж: на холме перед огромным живописным водоёмом возвышался дворец. В пруду, над которым склонились плакучие ивы, плавали уточки, а вокруг раскинулся огромный парк, наподобие Версальского, по которому прогуливались отдыхающие. На переднем плане я увидела памятник, изображающий вздыбленную лошадь, которую пытается удержать мальчик. Пройдя вдоль парка, обзор которого я оставила на обратный путь, я дошла до Альтштадт (старого города). Именно здесь мы были с Никой и Рональдом по пути в Эссен. Теперь я могла никуда не торопиться, и я наслаждалась, прогуливаясь по узеньким улочкам среди разноцветных фахверковых домов, которые хотя и были построены в одном стиле, но все же носили отпечатки индивидуальности каждый. Внимания заслуживало практически каждое здание, и я сделала не менее пятисот снимков в тот день. В парке на обратном пути я обошла вокруг дворца, часть которого была в лесах (шла реставрация), а потом присела на лавочку в одной из аллей, доедая запасливо захваченную из дома булку. Снимки я перекинула в «облако» и удалила их с телефона, чтобы не выдать моё тайное путешествие мужу, который имел обыкновение рыться в моем мобильнике. Йенс не должен был знать, что у меня есть наличные деньги и что я умею самостоятельно покупать себе билеты. В тот момент я уже готовилась к побегу. Моё отсутствие в течение пяти-восьми часов вне дома тоже должно было постепенно подготовить моего супруга к тому, что я могу уйти на длительную прогулку. Следующей такой прогулкой должен был стать собственно мой отъезд в Россию.

Вернувшись домой к вечеру, я, не говоря ни слова и не обращая внимания на разгневанный вид мужа, прошла в спальню, разделась и легла спать. Я очень устала, и мне не хотелось никаких расспросов. К тому же я была расстроена. На вокзале в Ильцене, ожидая своего поезда до Бад Бодентайха, я все же решила просмотреть сообщения от мужа. Одно из них было пересланным голосовым сообщением от Карстена.

«Йенс, Марина, – говорил он. – Моя нога уже лучше, и я собираюсь зайти к вам в понедельник на часок на чашечку кофе, ок?»

Сухое бесстрастное сообщение. Ничего для меня персонально. «Йенс, Марина» – официальное обращение к женатой паре. Никаких поцелуев, никакого привета лично для меня. И подчёркнуто ограничение во времени с указанием границ визита: только на чашечку кофе.

Лучше бы я этого не слышала! Все впечатления от прогулки по прекрасному городу Целле были сметены новым приступом боли, охватившей меня при прослушивании его «шпрахнахрихт» (голосового письма). Я несколько раз прокручивала запись туда и обратно, надеясь расслышать между строк хоть что-то приятное для себя, что могло бы меня успокоить и дать мне надежду. Но он говорил то, что хотел сказать. Ничего более. В этот момент я уже ясно поняла, что у меня нет другого выхода и мне нечего больше ждать: я должна бежать в Россию, бежать от моей любви, от моего разбитого сердца, от разрушенных надежд. Уже было неважно, что он придёт в понедельник. Эта встреча, я была уверена, принесёт мне только боль, потому что Карстен никогда не будет со мной прежним. Ночью, спрятавшись от мужа в ванной комнате, я заказала билет на самолёт на вторник. Цены были просто «драконовские»: билет только до Москвы стоил в районе 15 тысяч рублей, а мне еще требовалась пересадка до Минеральных Вод. Спустя неделю цена падала вдвое, но я не могла больше ждать. Я намеренно взяла билет на следующий день после планируемого визита Карстена. Пришёл бы он или нет (как обычно в последнее время) – оба варианта не несли с собой ничего, кроме боли и разочарования. Решение было принято.

34. И все-таки он пришел…

И все-таки он пришел. 2 мая в понедельник, как и обещал, на чашечку кофе.

– Все хорошо? – спросил он, обнимая меня в прихожей.

– Теперь да, – ответила я, имея в виду тот факт, что он пришёл.

Он сразу прошёл на балкон, как обычно, где его поджидал Йенс с неизменной сигарой в зубах. Я смотрела на Карстена, прощаясь. Теперь я ни за что не открыла бы ему тайну моего отъезда. Я не хотела манипулировать этим. Я не хотела, чтобы он просил меня остаться только потому, что я угрожаю уехать. Я хотела знать правду, что происходит на самом деле. Я все еще готова была сдать билет, если бы я поняла, что он любит меня. Я готова была дать ему последний шанс. О Карстен, что с тобой происходит? Тот же смех, тот же любимый голос, но сам ты уже какой-то чужой… Я ничего не понимала до сих пор из того, что они говорят между собой с Йенсом. Тайком я включила запись, однако когда я начала задавать Карстену вопросы, мне пришлось прибегнуть к переводчику. С этого момента запись автоматически отключилась, и у меня не осталось самых важных моментов нашей встречи, чтобы прослушать их снова. Я не помню подробностей этого ужасного вечера. Даже не вечера – у меня было всего лишь полчаса или сорок минут, которые он отвел мне. И это после того, как мы не виделись целых две недели! Он все время демонстративно поглядывал на часы, и это усиливало мою нервозность. Я плакала и говорила, что я люблю его.

– Любишь ли ты меня? – спрашивала я в отчаянии.

– На сегодняшний день я не могу сказать тебе, что я люблю тебя, – ответил он. – Но это не значит, что я тебя не люблю.

Какая иезуитская изощренная формулировка!

– Ты можешь подождать несколько недель? Мне нужно решить мои проблемы, – добавил он.

Мне было прекрасно известно, что означают слова мужчины, когда он просит дать ему время подумать или сделать паузу в отношениях. Мужчины трусы по своей природе. Не решаясь сказать женщине напрямую, что все кончено, опасаясь её слез и истерик, они всего лишь просят отсрочки, не говоря ни «да», ни «нет» и не сжигая за собой мосты в случае, если им все же захочется вернуться. Я уже достаточно часто в моей жизни слышала подобные слова, и я знала, чем это заканчивается.

Как хорошо, что у меня уже забронирован билет на завтра!

Уходя, он забыл телефон и вернулся за ним, подъехав на велосипеде под балкон.

– Посмотри на софе! – крикнул он Йенсу.

Пока муж занялся поисками, я смотрела на Карстена, перегнувшись через перила. Но он ни разу не взглянул на меня, глядя куда-то вдаль. Йенс вернулся на балкон, ничего не найдя. Раздосадованный, Карстен ворвался в квартиру. Дверь открывала я. Он пронёсся мимо меня, не обращая на меня никакого внимания, нашёл свой телефон и также стремительно скрылся за дверью. Я даже не успела ничего сказать или даже дотронуться до него.

«Окей, Карстен. Теперь мне больше нечего здесь делать, – пронеслось у меня в голове. – Ты не оставил мне другого выхода».

35. Побег

Мой муж перед моим выходом из дома регулярно проверял мой рюкзак. Да что там говорить, он рылся в моих вещах постоянно. Мои дорожные сумки были спрятаны, и, как утверждал мой муж в ответ на мои гневные вопросы, он был тут ни при чем. Это Карстен во время очередного визита к нам, опасаясь моего отъезда в Россию, забрал их и тайком перевез к себе домой. Я давно смирилась с тем, что вряд ли мне удастся покинуть Германию, не оставив здесь все мои вещи. Если бы Йенс увидел, что я снова собираю сумки, мне не удалось бы выйти из дома. Конечно, я могла бы вызвать полицию на крайний случай, но время, потраченное на разбирательства, не позволило бы мне вовремя попасть на мой поезд до Гамбурга, и я бы опоздала на рейс. Поэтому мне нужно было действовать тайком. Прошли те времена, когда я в открытую угрожала моим отъездом, в надежде, что Карстен примчится ко мне, заключит меня в объятия и мы снова будем счастливы. Несколько раз это сработало, однако я так и не добилась желаемого результата: Карстен отдалился от меня. И даже под угрозой моего отъезда он так и не разблокировал мои телефонные номера в вотсапе и телеграме. И хотя он продолжал утверждать, что он все еще любит меня, его отсутствие доказывало обратное. Он даже перестал утруждать себя личными уговорами, а просто через Йенса подкармливал меня обещаниями скоро прийти и просил Йенса постараться удержать меня. Мне не нужны были его просьбы через посредника. Мне бы хватило одного-единственного письма от него, предназначенного лично мне в телеграме, и я бы тут же раздумала уезжать. Я думаю, он осознавал это, но не хотел использовать эту возможность, избегая ответственности. И это ещё сильнее убеждало меня в том, что он больше не дорожит мной и нашими отношениями.

Мой рейс до Москвы должен был вылетать в 19 часов. Я вполне успевала к началу регистрации, если бы села на поезд из Бад Бодентайха в 14:30. Однако я так опасалась возможных непредвиденных обстоятельств, что решила ехать на более раннем поезде в 12.30. Уж лучше просидеть несколько часов в аэропорту, чем потом кусать локти после неудачной попытки. Я не имела право на ошибку. Моё бегство не должно было превратиться в фарс. Побег был моим спасением – от лживого мужа, от опостылевшего заточения и, самое главное, от ожидания Карстена и моей боли по нему. Женя, который был посвящен в мои планы и должен был мне помочь купить билет из Москвы до Минеральных Вод, также поддержал моё решение ехать раньше.

В рюкзак я могла положить только то, что я обычно беру с собой на прогулку: мою косметичку, мои телефоны, паспорта, бутылку энергетика с булочкой и, конечно, деньги – мой «неприкосновенный запас», отложенный на железнодорожный билет до Гамбурга. В моем портмоне дополнительно лежали 10 евро, которые я обменяла в Ильцене на мои последние 890 рублей, оставшиеся на карте. Но, открыв кошелек, я не обнаружила денег: мой муж украл их, присвоив себе право решать, могу я или нет иметь карманные деньги. Как хорошо, что основную сумму я предусмотрительно спрятала в упаковку от женской прокладки, куда он не додумался заглянуть. «Урод», – процедила я сквозь зубы. Я с грустью оглядела шкафы в спальне. Как мне хотелось захватить с собой хоть пару рубашек и моё любимое платье. А мои красивые выходные туфли, которые я так ни разу не одела! Все это приходилось оставить здесь, чтобы не вызывать подозрений. Я вздохнула. В конце концов, моя свобода была мне дороже. Как честная женщина, я достала ключи от дома и засунула их глубоко в ящик тумбочки. Йенс найдет их после моего отъезда.

С утра я была мила и приветлива с моим мужем. Чтобы усыпить его бдительность, я приготовила с утра куриные ножки, обжарив их на сковороде. Это создавало видимость моих планов поужинать вместе с ним. Ближе к 12 часам лихорадочное нетерпение охватило меня. И мне стоило большого труда не выдать себя своими эмоциями. Я сообщила Йенсу, что я устала сидеть дома и хочу прогуляться по такой хорошей погоде. Он не возражал, тем более что я уже приучила его к своим регулярным длительным прогулкам. Я не стала целовать его напоследок, так как это было нетипично для меня. Мне не нужны были его подозрения, а зная проницательность моего мужа – все было возможно. Единственное, что я сделала уже на улице, это обернулась и помахала ему рукой «винки-винки». Он, как всегда, стоял на балконе и курил и в ответ тоже улыбнулся и взмахнул рукой. Вот и все. Я испытывала неимоверное облегчение. Быстрым шагом я направилась к железнодорожной станции, молясь о том, чтобы никого не встретить по дороге и уж тем более на самом вокзале, ведь соседи моего мужа имели привычку тут же докладывать ему, где и когда они меня видели.

К моему счастью, мне никто не встретился. На перроне стояло несколько незнакомых мне людей, которые не обратили на меня никакого внимания. Я купила билет в автомате и спряталась в тени у здания вокзала. Отсюда я могла видеть всех прибывающих, но меня не сразу можно было заметить.

Я вышла из своего укрытия, только когда показался мой поезд. В облегчении я плюхнулась на свободное место и откинулась на сиденье. Полдела сделано. Путь свободен. Я отослала Жене сообщение в вотсап: «Все в порядке, я в поезде на Ильцен». В ответ: «Молодец. Сообщи, когда будешь в аэропорту. И не вздумай отвечать на его звонки». «Напротив, – возразила я. – Лучше пока отвечать, что я гуляю и все хорошо, чтобы он ничего не заподозрил». «Ну, действуй по обстоятельствам», – ответил Женя.

В Ильцене на пересадку на поезд до Гамбурга мне было отведено 8 минут. Я бегом отправилась к кассе, так как в автомате я не знала, как купить билет именно до аэропорта, а не до центрального вокзала. Железнодорожный служащий неторопливо обслуживал посетителя, оказавшегося впереди меня. Стрелка на вокзальных часах неумолимо отсчитывала минуты, и в окно я видела мой поезд, уже готовый к отправлению. Я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Чёрт бы побрал этих немцев, которые никогда никуда не спешат. Конечно, опоздай я на этот поезд, у меня ещё было время в запасе до следующего. Я все равно выехала заранее. Но это означало ещё почти два часа слоняться по Ильцену, и к тому же мне не терпелось поскорее оказаться в аэропорту. Тогда бы я уже наверняка чувствовала себя уверенной в том, что мой побег удался. Наконец назойливый посетитель ушёл, и я быстро купила билет до аэропорта с указанием платформ и времени пересадок. Собственно, мне предстояла только одна пересадка на центральном вокзале Гамбурга. Я даже приблизительно помнила путь: подняться по лестнице наверх, пройти по территории вокзала среди многочисленных кафе и бистро, и снова спуститься вниз на специальный поезд S1, который идёт прямо в аэропорт. Ничего сложного. Я бегом выбежала на платформу и успела сесть в поезд в последний момент. Двери закрылись, я еду в Гамбург! В вагоне я полистала телефон. Удивительно, но никаких сообщений от мужа не было. Правда, я отсутствовала всего час, он еще не начал волноваться. В аэропорт я приехала за пять часов до начала моего рейса и, соответственно, за три часа до начала регистрации. Я убивала время тем, что просматривала фотографии, сделанные в Германии, переписывалась с Женей и без конца выходила из здания курить. Я уже не нервничала. Но я прощалась. Самым чудесным было ощущение свободы, и боль по Карстену наконец начала меня отпускать. Это не он бросил меня, это я нанесла упреждающий удар, не дожидаясь полной развязки. Пусть ему будет больно теперь. В глубине души я все же надеялась на это и пыталась представить его реакцию, когда его настигнет известие о моём отъезде. Я составила два письма, одно для Карстена, другое для мужа. Письмо для мужа было коротким с извинениями и просьбой меня понять, так как моё сердце разбито и я больше не могу терпеть эту боль.

Письмо для Карстена, как всегда, длинное и душевное. Я писала, что я принимаю его решение, я понимаю, что его любовь ушла, и с этим ничего нельзя поделать, поэтому я покидаю Германию. «Я люблю тебя, – писала я. – Но я не могу находиться здесь, в этой стране, зная, что ты больше не любишь меня».

И все в таком же духе: «Люблю, прощаю, отпускаю и буду помнить всегда». Печально и красиво. Писать письма я умела. У меня больше не было связи с ним ни через вотсап, ни через телеграм, но у меня еще оставался адрес его электронной почты.

За все пять часов ожидания мой муж не написал мне ничего и ни разу не позвонил. Это было очень странно, так как к моменту моей посадки на рейс я отсутствовала дома уже 8 часов. Как выяснилось позднее, мои длительные прогулки в Люнебург и Целле приучили Йенса к моему долгому отсутствию, и он ничего не заподозрил до последнего. До того самого мгновения, когда я села в самолёт и отправила ему моё прощальное письмо. Моё прощальное письмо до Карстена так и не дошло. Оказалось, что он давно поменял адрес своей электронной почты. В 19 часов самолет компании Аэрофлот оторвался от земли, и я покинула Германию. Как я думала, навсегда.