Текст книги "Любовь по-немецки"

– Я сделала от этого урода аборт, – призналась мне Люда. – Я так хотела ребёнка, хотя бы для себя. А он настоял на аборте, и теперь у меня проблемы по-женски. Врач говорит, что я больше не смогу иметь детей.

Мне было жалко её, и мне было жалко себя.

– Когда это было? – спросила я.

– Два года назад.

Два года назад! Спустя всего год нашей совместной жизни. Я представила себя, тогда ещё счастливую и ни о чем не подозревающую. Как горько и как больно, в душе просто выжженная пустыня.

4. Три счастливых дня было у меня…

Именно эту песню Аллы Пугачевой я исполнила Жене в один из дней, проведенных в его квартире, нежась в его объятиях. Я чувствовала себя на подъеме, торжествуя победу: все-таки я оказалась для него главной женщиной в его жизни! Тогда я еще не понимала до конца природу нарциссизма и действительно наивно полагала, что он осознал, как я дорога ему и какую ошибку он совершил, променяв меня на другую. В ту же ночь, когда ушла Люда, выпив водки от пережитого потрясения, он овладел мной, забыв про свои опасения по поводу СПИДа. Три дня мы практически не вылезали из постели. Только один раз в воскресенье мы отправились за грибами, и, ползая по кустам, Женя давал мне последние наставления перед отъездом, как мне вести себя с моим мужем, чтобы срубить с него побольше денег и не вернуться в июле с голой задницей, как это случилось на этот раз. Что касается Карстена, Женя считал, что с ним давно все покончено, поэтому больше не переживал на его счёт. Однако во время секса он все время держал его в голове, не в силах забыть внушительные размеры моего любовника, и старался перещеголять его, если не величиной, то умением. Он действительно был искусен и неутомим, но в его близости никогда не было чувств. Не способный к эмпатии, абсолютно эмоционально холодный, Женя и в постели был просто роботом. Даже во время секса он не целовал меня в губы, его лицо оставалось бесстрастным, а глаза равнодушными и пустыми. С Карстеном, несмотря на секс без изысков, я чувствовала совсем другое. Ни с чем не сравнимую взаимную нежность и в то же время пронзительное желание, сочетание которых превращало близость с ним в нечто особенное, не доступное для меня с таким партнером, как Женей.

С Женей я испытывала настоящую радость лишь от того, что у меня появилась возможность спать в его объятиях. Это было то, потерю чего я больше всего оплакивала в июле. Его тело все ещё было близким и родным для меня, как ни странно. Это давало мне чувство защищенности и уюта, в которых я так нуждалась.

Омрачало эти дни лишь то, что Женя не мог скрыть своего беспокойства по поводу Люды. Я видела, что он терзается мыслями о ней, только не могла понять, что это: тоска по утраченной подруге, или страх перед тем, что она может как-то навредить ему, поскольку они работали вместе.

Перед отъездом у нас в распоряжении оставалось всего несколько ночных часов, потому что мой рейс отправлялся в три часа утра. Мы легли рано, около девяти, и провели несколько беспокойных часов в полудреме, боясь прозевать будильник.

Как только я улечу в Германию, он приложит все усилия, чтобы Люда вернулась к нему. И она сделает это, несмотря на его предательство. Так, как это делала я уже много раз, потому что нарциссы умеют убеждать и играть на чувствах соперничества своих жертв.

5. «Дежа вю»

В этот раз мне была предоставлена возможность самостоятельно добираться до нашего дома в Бад Бодентайхе без встречающих и сопровождающих. Убедившись во время моего бегства, что я способна сама ориентироваться на вокзалах Германии, мой муж решил сэкономить на собственном билете в оба конца. Я не возражала. Мне нравилось путешествовать одной, к тому же, у меня не было никакого багажа, кроме полупустого рюкзака с косметичкой и документами. Высадившись из самолёта и пройдя стойку регистрации на паспортном контроле, я вышла из здания аэропорта. Я оказалась в том же месте, где мы стояли и курили все вместе в прошлый раз: я, Карстен и муж. Тогда мусорное ведро около скамейки задымилось от плохо потушенной кем-то сигареты, и душа пожарника не выдержала: Карстен побежал в здание и раздобыл где-то лейку, из которой полил клубящуюся чёрным дымом урну. Вспоминая это, я вздохнула. Как много произошло с тех пор, а ведь прошло всего полтора месяца. Что ждёт меня на этот раз? Я искренне надеялась, что все между нами наладится и Карстен больше не составит меня одну, хотя бы из опасений, что я снова уеду в Россию. Ведь я доказала ему, что я действительно способна так поступить. Однако мои контакты в вотсапе и, самое главное, в телеграме были по-прежнему заблокированы, и уже это одно являлось свидетельством того, что так хорошо, как в ноябре и марте, уже не будет. Я смотрела на улицу перед аэропортом, заставленную такси, туда и сюда сновали приезжающие и отъезжающие. Этот пейзаж уже стал привычным для меня. Я прилетала в Гамбург в четвёртый раз, кто бы мог подумать. Всего 12 дней назад я ожидала здесь моего рейса в Москву и была уверена, что уезжаю навсегда. И вот я снова здесь. Не из-за денег, хотя это тоже важно, не из-за слез моего мужа, в искренность которых я не верила, а всего лишь из-за одного короткого голосового сообщения от Карстена:

«Марина, ишь либе дишь нох имма. Комм цу мир вида, ишь вайне оне дишь. Кус-кус, дайне Тига» (Я все ещё люблю тебя. Возвращайся снова, я плачу без тебя. Целую-целую, твой Тигр).

Через дорогу от здания находился огромный лифт, спустившись по которому можно было попасть на платформу, откуда уходил поезд S1 курсировавший между гамбургским аэропортом и вокзалом. Йенс заблаговременно заказал и оплатил в интернете билет для меня на весь путь до Бад Бодентайха, и мне оставалось только свериться со временем и найти нужную платформу. Я очень хотела есть, но экономила шесть евро, которые остались у меня от прошлого пребывания в Германии. Кто знает, где и когда это ещё может мне пригодиться. Моя жизнь не предполагала никакой стабильности. А мой муж никогда не беспокоился о том, что мне надо что-то перекусить в дороге, и денег на еду или какие-то мелкие непредвиденные расходы мне не выделялось.

Добравшись до гамбургского центрального банхоф (вокзала), я обнаружила, что я приехала слишком рано и мой поезд до Ильцена с последующей пересадкой на Бад Бодентайх прибывает только через сорок минут. Вскоре должен был подойти поезд на Ганновер, который также проходил через Ильцен, и я, на свой страх и риск, решила попробовать добраться на нем. В моём проездном билете был указан поезд «metronom», и я очень опасалась, что контролёр, обнаружив это, просто высадит меня на ближайшей станции или заставит доплатить (только вот чем, моей русской картой Visa?), потому что мне казалось, что существует разница в цене между комфортабельным поездом и обычным. Однако контролер, сосканировав штрих-код на моём билете, улыбнулся и пожелал мне «гуте райзе» (доброго пути). Значит, так можно, подумала я, несмотря на то, что указан один поезд, ехать в другом. А может быть, он просто не заметил ошибки? В любом случае, остаток пути до Ильцена я ехала, наконец-то расслабившись и просто получая удовольствие от пейзажа за окном. Ближе к Ильцену я начала подумывать о том, что теперь у меня появилось дополнительное время на пересадку, и я могу использовать его, чтобы сходить в банк и обналичить в евро имевшиеся на моём счёте 6 000 рублей. Я должна была иметь при себе немецкую наличность. Несмотря на то, что я твёрдо решила дождаться всех положенных мне выплат от мужа и улететь в июле, я понимала, что ситуация может в любой момент измениться, и мне нужны были деньги на поезд на обратный путь до Гамбурга в случае, если мне снова придётся срочно уехать. В моём распоряжении было целых сорок лишних минут. Я бегом добежала до центра Ильцена и обналичила 50 евро. На вокзале, спрятавшись в тени деревьев, я предусмотрительно, как и прежде, спрятала деньги в упаковку от чистой женской прокладки. Проходящая мимо девушка с подозрением покосилась на меня.

В вагоне я достала косметичку и немного постаралась освежить свой вид. Кто знает, а вдруг Карстен придёт меня встретить на станции? Я не очень-то рассчитывала на это, но все же на всякий случай подкрасила губы и смела пудрой обсыпавшиеся за ночь комочки туши под глазами. На перроне Бад Бодентайха меня встречал только мой муж. Он стоял, опираясь на ограждение, и сиял от радости. Я посмотрела на него, как бы со стороны. Довольно привлекательный тип. Сегодня он выглядел круто: черные непросвечивающие очки-«лисички», спортивная футболка с шортами и неизменная сигара в руках. Настоящий немецкий «ман». Любая русская невеста, наверное, захотела бы такого жениха. Высокий, голубоглазый, с ямочками на щеках. Ну, немного в возрасте, однако подтянутый и полный энергии. Проблема была в одном: я не любила его и не доверяла ему.

– Я знал, что ты приехала, – радостно объявил он, пытаясь поцеловать меня в губы. Но я уклонилась, и его поцелуй скользнул по моей щеке. – Карстен видел тебя в Ильцене.

– Что? – растерялась я. Я решила, что Карстен мог меня видеть заходящей в банк, а я не хотела, чтобы Йенс знал о том, что у меня есть деньги.

– Он был на вокзале: ехал к врачу с его больной ногой в Бад Бевензен, и видел, как ты садилась в поезд, – отвечая на мои мысли, продолжил Йенс. – Он тут же позвонил мне и сказал, что все в порядке и ты вернулась.

Я вздохнула с облегчением. Значит, Карстен видел меня только на вокзале. Но тут же мне стало грустно от того, что он даже не окликнул меня и не попытался со мной заговорить. Я сказала об этом мужу.

– Ну, он просто стоял на другой стороне перрона, а вы уже садились в вагон, – успокоил меня Йенс.

Дома все было так, будто я и не уезжала. Мои любимые вещи, которые мне пришлось бросить здесь, чтобы не вызывать подозрений при побеге. Только в спальне сюрприз для меня: новый прикроватный столик рядом с тумбочкой и большое зеркало во весь рост на стене.

– Это чтобы вы могли краситься и накручивать волосы, глядя в зеркало. Очень удобно, – улыбался довольный муж, наблюдая за моей реакцией. – Карстен тоже сказал, что это хорошая идея.

– Да спасибо, мне нравится, – согласилась я.

Пока все начиналось неплохо. Меня ждали и готовились к моему приезду.

Хотя я очень устала после перелетов и дороги, я надеялась, что Карстен примчится сегодня к нам, как это было всегда, когда я приезжала. Но муж огорчил меня:

– Сегодня у него допоздна процедуры в Бад Бевензене, завтра работа. Поэтому он придет в четверг.

В четверг… В этот день я должна была ехать в Ауслендерамт (ведомство по делам иностранцев) за получением уже готовой пластиковой карты – электронного документа, предоставляющего мне вид на жительство. Итак, два приятных события в один день.

Я смирилась с тем, что мне снова придётся ждать, пока я увижу моего любимого, и постаралась отогнать невольные опасения, что апрельская история с Карстеном может повториться снова. Нет, не может быть. Он осознал, что так он потеряет меня. Теперь все будет иначе.

Я приняла душ, выпила бутылочку пива для расслабления и отписалась домой, что я благополучно добралась до места назначения.

6. Ауфентхальтсэрлаубнис (вид на жительство)

Господин Оливер Рихтер был красивым холеным мужчиной сорока лет, прекрасно осознававшим свою привлекательность. В руках этого государственного чиновника была сосредоточена власть выдачи видов на жительство и иных документов для иностранных граждан. На его столе в аккуратных лотках лежали печати, которыми он визировал документы. И всё – от компьютера до аксессуаров – было утонченно-красиво и носило на себе отпечаток личности своего хозяина. Даже компьютерная мышка была необычной: чёрная и вытянутая вертикально, как гребень экзотической рыбы, она притягивала мой взгляд все время, пока мы находились в его кабинете.

Я знала, что сегодняшний мой визит связан с выдачей мне временного вида на жительство. По почте пришло письмо о том, что мне необходимо явиться на термин, то есть на встречу. В Германии к чиновникам не приходят просто так. Сначала по электронной почте или по телефону надо договориться о встрече, и вам направляют обычной почтой в конверте приглашение явиться в условленный день в такой-то кабинет. Или же, если эта встреча санкционирована самим чиновником, он направляет в ваш адрес такое же письмо. Я получила уведомление явиться 17 мая. Вернее, письмо получил Йенс, потому что он присвоил себе право получать и вскрывать всю мою корреспонденцию. Это был планируемый вызов, так как моя 90-дневная национальная виза подходила к концу, и я ожидала приглашения получить мой вид на жительство со дня на день.

Сначала Йенс собирался поехать со мной, но, в конце концов, решил сэкономить на своём билете, который обошелся бы ему в оба конца в 11 евро. Он был настолько жаден, что предпочёл отправить меня одну, хотя в этот день я оделась очень вызывающе для консервативной Германии. В своём пестром джинсовом костюме, состоявшем из пиджака и мини-юбки с яркими цветами, в таких же цветных туфлях на каблуках я выглядела слишком сексуально и совсем не вписывалась в окружающую меня обстановку. Хотя, надо сказать, несмотря на мой кричащий вид, я не произвела фурора. В нашей деревне на улицах практически не бывает людей. На станции сидела чета пожилых англичан или американцев – во всяком случае они беседовали на английском. Они бегло скользнули по мне взглядом и продолжили свой разговор. Потом подтянулись школьники целой оравой, громко болтая и поедая на ходу мороженое. Им тоже было не до меня. И все же я чувствовала себя неуютно на высоких каблуках рядом с небрежно одетой в футболки и джинсы публикой. Кроме того, я предчувствовала нелегкий денёк для моих бедных ножек. Они уже начали поднывать с непривычки в новеньких туфлях, а мне еще предстояло пройти на этих туфельках несколько улиц по Ильцену. Подъехал поезд, и я с облегчением села, незаметно освободив ноги из туфель, чтобы дать пальцам передохнуть. В дороге я получила сообщение от мужа, что он созвонился с господином Рихтером и предупредил его о том, что я приеду одна. Поэтому мне не пришлось особо изощряться в знании немецкого языка при встрече.

– Гутен таг, – и я назвала мои имя и фамилию.

Чиновник жестом пригласил меня присесть. Мои документы были готовы, и мне оставалось лишь расписаться в двух местах и получить взамен аккуратную переливающуюся пластиковую карту с моей фотографией, персональными данными и электронным чипом. Это был мой вид на жительство сроком на три года. В основании выдачи документа был указан брак с гражданином Германии. На обратной стороне карты моя немецкая прописка. Об этом документе мечтают многие, даётся он не всем и, порой, с большим трудом. Мне же он достался относительно легко и быстро, но я испытывала смешанные чувства. Я боялась, что не смогу воспользоваться всеми благами немецкой жизни, так как, несмотря на все открывающиеся передо мной с получением этого документа перспективы, я не смогу ужиться с моим мужем, и мне придётся уехать навсегда через два месяца, если он своими действиями не подтолкнет меня сделать это еще раньше. И, конечно, в большой степени моё пребывание здесь зависело от того, как будут складываться мои отношения с Карстеном.

Господин Рихтер не стал поздравлять меня с получением документа, всего лишь вежливо улыбнулся, вручая его мне, и мы распрощались. До поезда оставалось полтора часа, которые надо было как-то убить. Можно было, конечно, пройтись по Ильцену. Но на моих каблуках это было слишком утомительно. Денег, чтобы посидеть в кафе, у меня не было, так как Йенс дал мне ровно столько, чтобы хватило на дорогу и сигареты. Да и сам город мне уже порядком поднадоел. Слишком часто мне приходилось ждать здесь моего поезда по два часа и более, и я давно обошла его вдоль и поперёк и сделала фотографии всех мест, заслуживающих внимания. Но тёплая майская погода невольно улучшила моё настроение. Лёгкий свежий ветерок веял мне в лицо, я шла летящей походкой мимо витрин и маленьких уличных кафе. Немецкие аккуратные цветные домики, вывески на немецком языке, слоняющиеся без дела туристы… Я присела на лавочку в маленьком скверике и, затянувшись сигаретой, подумала, что, может быть, все не так уж плохо и кое с чем даже можно примириться. Настроение моё ещё больше улучшилось, когда я подумала, что сегодня вечером придёт Карстен. Я старалась не сильно загадывать после всего, что произошло, но невольно предалась мечтам о том, как мы встретимся после двухнедельной разлуки, как страстно я прижмусь к нему и он стиснет меня в своих крепких объятиях. В прекрасном уже настроении я отправила несколько фото с немецкими видами Жене и сообщила ему, что получила вид на жительство. В ответ тот разлился черной желчью: «Аверина, – ему нравилось называть меня по фамилии. – Может, ты останешься в Германии? Подумай только, какие перспективы». Или: «О, блин, как здесь чисто и красиво. Не то что в нашей гребаной России». И все в том же духе.

Я заверила его в том, что не собираюсь здесь оставаться и уже скучаю по нему, хотя на самом деле мои мысли были заняты только Карстеном и предстоящей встречей с ним. Однако никаких угрызений совести по этому поводу я вовсе не испытывала, учитывая постоянную ложь, которой кормил меня до последнего мой бывший. И хотя сцена расставания с любовницей произошла прямо при мне, и мы договорились, что Женя будет ждать моего возвращения в июле, я все равно не до конца доверяла ему и небезосновательно. Это было невозможно после всех бесконечных обманов и измен, которые сопутствовали нашим отношениям на протяжении всех лет.

На вокзале у входа в здание было место тусовки местных бездельников, бомжеватого вида молодых и не очень людей, которые слушали тут музыку, выпивали и просто убивали время. Йенс предупреждал меня, что они могут быть опасны, и лучше подходить к вокзалу с другой стороны. Но, на мой взгляд, от них не могло быть никакого вреда, тем более что прямо у входа в вокзал находилось отделение полиции. Проходя мимо них сегодня, я почувствовала любопытные взгляды и мне вслед прозвучало: «Какие ножки, эй, беби!» Ну вот, хоть кто-то дал мне почувствовать себя сегодня красивой. Не зря я мучилась весь день на каблуках. Естественно, не оглядываясь, но довольная вниманием, я прошла в здание вокзала.

Это здание было построено архитектором Хундертвассером и являлось одной из достопримечательностей города Ильцена. Когда я увидела его в первый раз, я была удивлена, так как стиль, который был использован, совершенно не вписывался в мои представления о немецкой архитектуре. Высокие разноцветные колонны, украшенные округлыми башенками, волнистые изгибы линий пешеходных переходов, – все это напоминало минарет или дворец какого-то восточного султана.

От Ильцена до Бад Бодентайха всего несколько станций, и в общей сложности путь занимает около двадцати минут. Я рассеянно смотрела в окно. Я уже знала наизусть все эти пейзажи, да и, в общем-то, в них не было ничего интересного. Поля, уже полностью зелёные, чередовались с лесными участками. Довольно скучная картина по сравнению с яркой и контрастной природой Северного Кавказа, где можно увидеть сразу и горы, и леса, и цветущие поляны, и даже снег среди лета на вершинах двуглавого Эльбруса. «Нексте хальт Бад Бодентайх» («следующая станция Бад Бодентайх») объявил голос в динамике, и я вышла на перрон. Вот тут я прочувствовала всю «прелесть» многочасового путешествия на каблуках. Пока я сидела в вагоне, мои ноги немного отекли, и теперь каждый шаг причинял мне неимоверную боль. И зачем только я решила так одеться сегодня? Учитывая, что мне нужно было пройти ещё не меньше пятисот метров до дома, это была настоящая пытка. И все же я нашла в себе силы идти, как ни в чем не бывало, волнующей лёгкой походкой, правда, стиснув зубы. «Я вам покажу, что такое настоящая русская фрау, – подбадривала я себя. – Русские не сдаются». И пусть даже никого не было поблизости, я шла так, словно иду по подиуму и на меня смотрят сотни глаз.

Йенс услышал стук моих каблучков задолго до того, как я появилась в зоне его видимости. Как он сказал мне потом, в деревне никто не ходит на каблуках, поэтому он сразу понял, что это я. Конечно, это я, русская женщина, которая не хочет и не может быть похожей на немецкую фрау. Всегда на высоте, всегда с макияжем и всегда сексуальна.

Дома я с облегчением вытянула ноги, положив их на перила балкона. Муж сфотографировал меня во всей красе и отправил моё фото Карстену.