Текст книги "Сиротка. В ладонях судьбы"

Чувствуя смутное волнение, женщина бросила взгляд на часы. Уроки мадемуазель Дамасс закончатся через час. Когда в дверь постучали, она вздрогнула, недоумевая, кто бы это мог быть.

«На улице моросит дождь и ветер ледяной. Мадлен и Шарлотта уехали в Роберваль вместе с мамой. А отец вряд ли вышел бы из дому в такую погоду».

Она торопливо вытерла руки о фартук.

– Иду! Одну секунду!

Испытывая досаду, она повернула задвижку и увидела перед собой Овида Лафлера, пытавшегося укрыться от непогоды под козырьком, которым было снабжено крыльцо каждого дома в Валь-Жальбере. В непромокаемом плаще и кепке, по которым ручьями стекала вода, он был похож на заблудившегося путника.

– Вы?! Входите скорее, – сказала она, чувствуя неловкость. – Что вы здесь делаете?

Она отступила назад, чтобы дать ему возможность вытереть сапоги о половик. Ее сердце бешено стучало.

– Я привел коня, Шинука. Простите, что так долго. К счастью, я встретил вашего соседа, месье Маруа. Он отвел свою лошадь на конюшню, а заодно и мою.

Овид явно был взволнован, снова увидев ее, и несколько смущен. Окинув взглядом уютную обстановку, он добавил:

– И этот господин любезно показал мне, где вы живете. Такой большой городок, и не видно ни души.

– Это мой городок-призрак, – пошутила Эрмина. – Выпьете чашку горячего кофе?

– Спасибо, но лучше чаю, – ответил он, снимая дождевик. – Я испачкаю ваш паркет…

Они не решались смотреть друг другу в глаза. Воспоминание о мгновении сладострастного безумия, охватившего их в гостинице, воздвигло между ними барьер.

– А я занимаюсь стряпней, – сказала Эрмина. – Но мне приходится бороться с упрямой Мирей, нашей экономкой, которая все время норовит нам что-нибудь приготовить.

– А как себя чувствует Киона? Ее сейчас здесь нет?

– Нет, начиная с прошлой среды, они с Акали ходят на уроки мадемуазель Дамасс. Я считаю это правильным. Учеба поможет им отвлечься от пережитого горя. И дети все время вместе. Даже Луи, мой младший брат, постоянно прибегает сюда под любым предлогом.

Продолжая говорить, Эрмина накрыла миску с тестом и приготовила чай. Она принесла две чашки, сахарницу и жестяную банку, в которой хранилось печенье.

– С момента моего возвращения я почти все время здесь. В воскресенье мы переехали в этот дом, и я всю себя посвятила Кионе. Она вызывала у меня беспокойство в день нашего приезда. Я ощущала ее холодность, недоверие, в частности по отношению к моему отцу. И вы не поверите, Овид, я совсем забыла, что вы должны привести Шинука.

– Вы правы, я вам не верю, – с серьезным видом ответил он. – Это значило бы, что вы забыли и об остальном.

– Увы, нет! Но я прошу вас, давайте больше не будем об этом. Итак, насколько я поняла, вы приехали верхом на своей лошади, ведя за собой Шинука?

Учитель взял Эрмину за руку. Он немного наклонился вперед, чтобы вглядеться в ее лицо.

– Ради бога! Не уподобляйтесь тем женщинам, которые одним движением ресниц вычеркивают из своей жизни так называемый момент безумия. Они дарят вам поцелуй и ласки, а потом запрещают даже намекать на это. Мне ничего не приснилось, я знаю, что это было на самом деле. Мы уступили сильному взаимному влечению. Конечно, волшебство долго не продлилось, но я впервые в жизни ощутил такой порыв, такое лихорадочное счастье, экстаз перед экстазом.

Взволнованная, Эрмина молчала. Однако, когда он погладил ее по щеке, она запротестовала:

– Овид, в тот вечер я находилась в непривычно возбужденном состоянии. Да, не стану отрицать, меня влекло к вам. И если я не хочу об этом говорить, то только по конкретной причине. Я замужем уже десять лет за мужчиной, которого люблю всей душой. Не умаляя своих чувств к вам, я обязана с уважением относиться к Тошану. Я уже и так достаточно поглумилась над ним, бросившись в ваши объятия и критикуя его перед своими родителями. Вчера наконец я набралась смелости и написала ему письмо. Совсем скоро он узнает, что его мать умерла, да еще при таких ужасных обстоятельствах. И меня не будет рядом, чтобы утешить. Овид, я очень дорожу вашей дружбой. Не портите все, требуя от меня невозможного.

– Я ничего от вас не требую, Эрмина, только искренности.

– Я искренна, сообщая вам о своем решении. Я буду счастлива встречаться с вами, как с другом… Мы ведь в состоянии поддерживать недвусмысленные отношения?

Учитель отпил глоток чаю и поставил чашку на стол.

– Простите, но мне эта затея кажется очень рискованной. Всю дорогу, пока ехал сюда, я дрожал от нетерпения, словно влюбленный подросток. Я воображал, что вы поджидаете меня у окошка. Что вы хотите – я неисправимый романтик! В тот памятный вечер в гостинице я поначалу вам сопротивлялся. И знаете почему?

Она отрицательно покачала головой.

– Потому что я хорошо себя знаю и не хотел страдать. Эрмина, я мечтатель, пылкий и увлеченный. Говорят, что мужчинам нужно удовлетворять свои физические потребности. Мне на это наплевать. Я ищу любовь! Настоящую любовь! Мне показалось, что такая женщина, как вы, не стала бы отдаваться, не испытывая таких же чувств. Я хочу вам сказать, Эрмина, хотя и не должен бы, я люблю вас уже три года. Да, три года!

Эрмина встала и подошла к окну. Так она пыталась защититься от себя самой. Признания Овида тронули ее сердце, и, если бы он сейчас подошел к ней и обнял, она бы снова потеряла над собой контроль.

– Умоляю вас, замолчите, не говорите больше ничего. Вы мой друг, и я бы хотела, чтобы вы дождались детей. Акали с Кионой будут очень рады вас видеть. Они уже скоро придут. Почему бы нам не поболтать всем вместе, не выпить еще чаю?

Она сбивчиво пыталась объяснить ему, чего бы ей хотелось.

– Мы собирались вместе добиваться закрытия этих гнусных пансионов, – продолжила она. – Стоит ли отказываться от этого из-за ошибки с моей стороны? Да, это была ошибка. Я невольно причинила вам боль.

– Не оправдывайтесь, Эрмина. Я так глупо надеялся, что вы меня любите. Возможно, это прозвучит некрасиво, но я скажу вам, что о вашей паре в Перибонке ходили определенные слухи.

Встревожившись, она вернулась на свое место и подняла на него вопросительный взгляд. Он продолжил:

– Говорили, что вы с мужем расстались восемь лет назад. И при нашей первой встрече вы выглядели очень несчастной – это когда Тошан пошел добровольцем в армию. Я сделал поспешный вывод, что вы готовы развестись.

Оправившись от изумления, она бросила на Овида по-женски сочувствующий взгляд.

– Боже мой, мне так жаль! Развестись? Нет, никогда! Конечно, у нас с Тошаном был период кризиса, но он уже прошел.

Эрмина была не до конца честна, утверждая это. Независимый, почти эгоистичный характер мужа часто тяготил ее. Тошан дорожил своей свободой, и, отплывая в мае в Европу, он не выглядел слишком расстроенным. То, что разбивало ей сердце, у него вызывало лишь раздражение и озабоченность.

– Овид, пожалуйста, будьте моим другом, моим драгоценным другом, – взмолилась она. – Я дам вам прочесть мои любимые книги, а потом мы поговорим о них. Вы будете приходить к нам на чай или на ужин. Вы так мне нужны!

Он долго смотрел на нее. Без следов макияжа, с молочно-белой кожей, приоткрытыми губами, молодая женщина была потрясающе красива. Она убрала волосы назад, надев повязку из голубой ткани.

– Если я люблю вас так, как утверждаю, – наконец произнес он, – то должен пойти на эту жертву. В конце концов, в Средние века благородные дамы заставляли годами томиться своих верных рыцарей. Во время турниров те имели право нести их флаг только по прошествии нескольких недель. Необходимо было доказать свою отвагу и любовь. Поцелуя они удостаивались лишь через год или два, да и то не всегда…

В этом и состоял особый шарм учителя. Его упоминания о какой-либо книге или старинных французских обычаях не были лишены выразительности и чувства юмора. Эрмина не удержалась от тихого смеха.

– Моя целомудренная дружба вам обеспечена, – подвел он итог, вознагражденный ее улыбкой. – Но я прошу об одной милости: если я буду вас навещать, вы будете петь для меня?

– Я вам это обещаю! – порывисто ответила она.

Эрмина чувствовала себя спасенной, избавленной от соблазна, отныне уверенная, что Овид будет вести себя более благоразумно. Снаружи послышались голоса. Дверь распахнулась, и в коридор ворвался Мукки в брюках для верховой езды и резиновых сапогах. Сзади его подтолкнули близняшки, прижавшиеся друг к другу под одним большим плащом. Шествие завершали Киона и Акали.

– Здравствуйте, мои дорогие! – воскликнула молодая женщина. – А у нас гость. Месье Лафлер.

– Добрый вечер, месье! – вежливо сказал Мукки. – Я вас уже видел у моей бабушки. Вы были вместе с Пьером Тибо, приятелем моего отца.

Овид пожал руку этому рослому мальчику десяти лет, который вполне мог сойти за чистокровного монтанье. Он удивился, не найдя в нем никакого сходства с Эрминой. Лоранс и Мари унаследовали светлые глаза своей матери, а также красивые черты ее лица. Они грациозно его поприветствовали. Киона подошла не спеша, в зеленой вязаной шапочке и с шарфом в тон вокруг шеи. Овид с радостью убедился, что девочка хорошо выглядит и синяки исчезли с ее лица.

– Я рада вас видеть, месье Лафлер, – с улыбкой сказала она. – Сегодня после обеда у нас был урок геометрии и английского языка. Мадемуазель Дамасс поставила мне отличную оценку.

– По какому же предмету?

– По английскому.

– У Кионы хорошие оценки по всем предметам, – вмешался Мукки. – Это самая умная девочка на свете. Мама, я пойду оседлаю Базиля, Киона хочет проехаться верхом.

– Но на улице дождь, – возразила Эрмина. – И довольно холодно.

«Она просто прелесть!» – с отчаянием подумал Овид, восхищенный молодой женщиной, которая казалась беспомощной перед своим сыном. В это время кто-то постучал сзади по его плечу. Он обернулся и увидел Акали, глаза которой радостно блестели.

– Здравствуйте, милый месье! – воскликнула маленькая индианка. – Вы видели дом, где я теперь живу? Он мне очень нравится.

Искренний восторг Акали, ее счастливое возбуждение, чудесная улыбка Кионы – все это утешило учителя в его печали. Он почувствовал себя обновленным, веселым, освобожденным от страсти к замужней женщине.

– Я бы охотно выпил еще чаю, моя дорогая подруга. Я уже успел забыть, насколько общение с детьми делает нас лучше. А ведь я учитель, хотя и безработный, увы!

– Это дело времени, – заверила его Эрмина, которая поняла намек и была этому безмерно рада. – Я открою банку с вареньем из вкуснейшей черники Лак-Сен-Жана. Сегодня утром Мирей испекла бриошь[38]38
  Сладкая булочка из сдобного теста с шариком из того же теста наверху.


[Закрыть] и дала мне половину.

Мукки и Киона убежали на улицу без полдника. Лоранс уселась за маленький столик и принялась рисовать. Она продолжала делать успехи и проводила все свободное время, делая наброски животных или людей. Мари-Нутта предложила Акали сыграть партию в шашки. Девочки очень хорошо ладили между собой.

– Овид, вы сегодня же вечером отправитесь в Сент-Эдвидж? – с беспокойством спросила Эрмина, протягивая ему чашку.

– У меня нет выбора, – со вздохом ответил он. – Жаль. Ваш дом – самый уютный из всех, что я знаю. Вы зажгли лампы, подбросили в печку дров, а варенье просто восхитительно. Здесь настоящий маленький рай, но мне придется его покинуть.

– Мама! – завопила Мари-Нутта. – Месье Лафлер придумал название для нашего дома: мы будем звать его «маленьким раем»!

– Не кричи так, милая, – пожурила ее мать. – Можно сказать то же самое, но гораздо тише. Но я с тобой согласна, мы назовем наше скромное жилище «маленьким раем».

– Потому что я дикарка! – буркнула девочка, обидевшись, что ее отчитали перед гостем.

Овид рассмеялся. Громкий крик, раздавшийся снаружи, прервал его смех. Пять секунд спустя кто-то уже барабанил в дверь.

– Мимина, это Жозеф! Пусть месье Лафлер срочно бежит к нам! У его лошади колики!

Молодой человек бросился на улицу. Там его встретил вымокший до нитки Жозеф Маруа, он был в панике.

– Мне пришлось вывести корову и Шинука из конюшни, – крикнул он. – Ваша лошадь катается по земле, месье! Идемте скорее!

Валь-Жальбер, вечер того же дня

Смеркалось. Овид продолжал выгуливать свою лошадь, держа ее за уздечку. Эрмина его сопровождала. Поскольку Мадлен вернулась домой, она оставила на нее детей и приготовление мясного пирога.

– Вашей лошади уже лучше? – спросила Эрмина.

– Надеюсь. У нее урчит в животе – это хороший знак. Мой старший брат хотел разводить лошадей, но смог купить только эту. Отец научил нас, как нужно действовать в случае колик. Прогулка расслабляет кишечник лошади, а главное, не позволяет ей кататься по земле. Ведь животное может пораниться или спровоцировать грыжу.

– Боже мой! Я этого не знала, – ответила она. – Шинуку повезло: у него никогда не было колик.

– Да, на страдания животных всегда тяжело смотреть. Эрмина, вы не обязаны со мной оставаться. Вы можете простудиться.

– Нет, я составлю вам компанию. Я же видела, до какой степени вы встревожились. Так что я хочу быть уверена, что животное больше ничем не рискует и вы спокойно переночуете у Жозефа. Видите, как все хорошо устроилось. Наш сосед приютит вас у себя, а ваша лошадь проведет ночь в стойле в моей конюшне, то есть в постройке, когда-то служившей конюшней Лапуэнтам. Вы только что встретились с Шарлоттой. Она получила в наследство дом, где я сейчас живу. У ее родителей была корова, но они продали ее еще до того, как она отелилась. Отец моей подруги был не очень достойным человеком.

Овид слушал молодую женщину, упиваясь мелодичными интонациями ее голоса и отвлекаясь от своей тревоги.

– Если б вы знали, каким оживленным был Валь-Жальбер, когда мне было десять лет! В школе я написала сочинение, уже после закрытия завода. Я описывала свой городок, людей, водопад – все, что находилось на самой прекрасной в мире земле, рассказывала о хоккейных матчах на катке, расположенном за товарным складом – вон тем высоким зданием… Я тогда получила «отлично», и сестра зачитала мое сочинение в классе. Жозеф и Бетти очень мною гордились.

– Почему они вами гордились? – удивился он.

– О! В ту пору я жила у них. Монахини отдали меня в семью Бетти. Маруа хотели меня удочерить, но этого так и не случилось. К счастью, моя мать нашла меня.

Молодая женщина подняла голову и вгляделась в небо. Дождь закончился, но над холмами висело плотное покрывало облаков. Лошадь фыркнула. Овид остановился и приник ухом к ее животу.

– Скоро можно заводить ее в конюшню, – сказал он. – Ей явно хочется спать. Кризис миновал. Еще один круг, и я буду спокоен.

– В таком случае пойдемте до монастырской школы, – предложила Эрмина. – Моя судьба решилась на этом крыльце.

Она поведала ему свою историю подкидыша, сделав акцент на ее романтичной стороне.

– Сестра Сент-Мадлен обнаружила меня, возвращаясь с товарного склада. Я лежала, завернутая в мех, у меня был сильный жар. Настоятельница уложила меня в свою постель и вызвала кюре, который меня осмотрел. Сестры холили меня и лелеяли, дали мне образование и научили петь. Я им многим обязана.

Молодые люди одинаково задумчивым взглядом смотрели на элегантный фасад монастырской школы, колоколенку, возвышающуюся над крышей, балконы и высокие окна.

– Надеюсь, это великолепное сооружение будет неподвластно времени, – сказал Овид. – И нужно повесить медную табличку на дверь, указав, что здесь началась судьба великой Эрмины Дельбо.

– Вы надо мной подтруниваете! – шутливо возмутилась она. – В наказание я приглашаю вас на ужин.

– Месье Маруа это уже сделал, – ответил молодой человек. – Он обидится.

– Вы правы. Тогда приходите к нам на чай, заодно проверите, все ли в порядке с вашей лошадью.

Овид с улыбкой согласился. Его зеленые глаза светились невыразимой нежностью.

– Я приду.

– Я буду вас ждать.

* * *

На следующее утро, когда дети были на занятиях, Эрмину навестила мать. Лора, не снимая мехового манто, знаком попросила Мадлен оставить их вдвоем. Это не ускользнуло от внимания молодой женщины.

– Мама, что с тобой? Ты можешь говорить в присутствии моей подруги, мне нечего от нее скрывать!

– Я предпочитаю остаться с тобой наедине.

Мадлен поспешно поднялась на второй этаж. Она старалась никогда не досаждать вспыльчивой Лоре Шарден.

– Слушаю тебя, мама! И могу поклясться, что ты собралась читать мне мораль. Ладно, снимай свое манто, будем пить кофе.

Лора подошла к своей дочери и сказала ей на ухо:

– Я обеспокоена! Вчера вечером я видела тебя с Овидом Лафлером, когда вы прогуливались с лошадью. Дорогая, о чем ты только думаешь? Ты брала за руку этого мужчину, прижималась к нему. Ты что, совсем потеряла голову? Хочу тебе напомнить, что ты замужем, а супруга солдата не появляется на улице в обществе другого мужчины. Это я и хотела тебе сказать.

– Овид – мой духовный брат, бесценный друг. Ты напрасно сомневаешься в моей верности Тошану.

– Тогда объясни мне, почему он вышел от Жозефа после ужина, – прошептала Лора с насмешливой гримасой. – Дорогая, я пришла не отчитывать тебя, а предостеречь. Поклянись, что ты не спала с ним этой ночью!

– Но, мама! Ты сошла с ума! Совсем необязательно было шпионить за нами и следить за его поступками и жестами! Овид просто хотел убедиться, что у его лошади не возобновились колики. Уверяю тебя, он пробыл здесь лишь до полуночи, Мадлен может это подтвердить. Мы втроем трудились над письмами в правительство, в Бюро по делам индейцев. Мы хотим сообщить о том, что на самом деле творится в этих пресловутых пансионах, созданных для того, чтобы постепенно истребить народ монтанье. Я ведь уже объясняла все это тебе и папе! Бадетте я тоже написала письмо, попросив ее в своей статье рассказать о творящихся безобразиях. Я сообщила ей все необходимые сведения.

Они вызывающе и настороженно смотрели друг на друга. Лора вглядывалась в лицо дочери в поисках малейших следов, которые могла оставить ночь любви: распухшие губы, более красные, чем обычно, или круги под глазами. Но ей пришлось признать, что во внешности Эрмины не было ничего подозрительного.

– Неужели ты действительно считаешь меня способной изменить Тошану, мама? Мы с Овидом поклялись друг другу в дружбе, тебе не о чем беспокоиться. Даже во время нашего похода верхом ничего не случилось.

Она лгала, и на ее щеках выступил легкий румянец. Лора, внезапно смягчившись, обняла дочь.

– Девочка моя, я знаю, как слаба порой бывает плоть. И сердце тоже… Я была на грани паники. Я так испугалась, что ты разрушишь свой брак из-за минутного помешательства. Это будет катастрофой для детей, не забывай об этом никогда. Тошан страстно любит тебя, и ты его тоже, я в этом уверена, несмотря на его недостатки и былые ошибки. Прошу тебя, будь осторожна в будущем. Я допускаю, что ты хочешь изобличить мерзости, в которых виновны эти монахи из пансиона. Ты мне достаточно поведала о них, мне даже снились кошмары. Но местные люди не поймут твоих дружеских отношений с этим учителем!

Лора сделала акцент на слове «дружеских». Потом она добавила:

– Народ будет судачить здесь и в Робервале, а также в Сент-Эдвидже, и, когда Тошан вернется, пусть даже просто приедет в увольнительную, до него могут дойти эти слухи. Он оскорбится и начнет сомневаться в твоей верности. Твой муж ревнивый собственник. Даже если ты сможешь убедить его, что ничего плохого не делала, его еще долго будут терзать подозрения.

Эрмина согласно кивнула. Слова матери были разумными и пугающе точными. Сраженная этой неумолимой логикой, она с трудом сдерживала слезы. Взволнованная, Лора нежно обняла ее.

– Доченька моя любимая, ты такая отважная! И такая хрупкая! Тебе приходится поднимать Киону, и ты была так великодушна, что взяла под свое крыло Акали. На твоих плечах столько ответственности, а Тошана нет рядом.

– Мама, мне приятно баловать эту малышку. С Кионой все по-другому: она должна войти в нашу семью официально. Если бы папа ее узаконил, она бы навсегда была избавлена от подобного обращения.

– С тобой ей тоже ничего не грозит, Эрмина. Она сводная сестра твоего мужа, – отрезала Лора, тут же отстранившись. – Зачем спешить? Позже будет видно. Я хорошо отношусь к Кионе и, повторяю, испытываю к ней искреннее сострадание. Но я не вижу необходимости в публичном признании отцовства.

– Мама, Шарлотта уже в курсе, Мадлен тоже, и Мирей наверняка догадалась. Это секрет полишинеля. И Луи будет приятно узнать, что она его сводная сестра. Ты же видишь, как он ее любит!

– Мы еще поговорим об этом, – вздохнула мать, направляясь к двери. – Я не могу остаться: Жослин должен отвезти меня в Роберваль. До свидания, дорогая!

Лора вздохнула свободнее, оказавшись одна на улице, под моросящим ледяным дождем. Она открыла зонтик и медленно пошла к своему дому. «Какая же я идиотка! – думала она. – Я дрожу от страха, как бы моя дочь не совершила адюльтера, тогда как сама отдалась другому мужчине без всяких оправданий. Господи, помоги мне, пошли мне знак! Сама я никогда не пойму, кто настоящий отец моего сына, моего любимого Луи! Жосс или Ханс? Сегодня мне кажется, что это один, завтра я уже уверена, что другой. Должна ли я говорить своему ребенку, что Киона его сводная сестра, если на самом деле это, возможно, не так? Боже, если бы только у меня появилось доказательство!»

Она заметила Жослина под широким козырьком, прикрывающим крыльцо. Он улыбался ей, держа шляпу в руке, одетый в выходной костюм.

«Мой Жосс, я люблю тебя, – подумала Лора. – И не хочу, чтобы моя Эрмина совершила такую же глупость, как я! Овид Лафлер больше к ней не приблизится, я об этом позабочусь».