Текст книги "Темный лорд. Заклятье волка"

Глава тридцать седьмая
Узы любви

Город погрузился в хаос. Начальник священных покоев смотрел вниз с высокой дворцовой башни. На северо-западе, на вершине седьмого холма, некоторые дома были охвачены пламенем, которое ярко полыхало в ночи. Башня городской стены тоже пылала.

Неужели взбунтовались его воины? Или же это варяги решили пробиться в город? Он опасался, что это варяги, поскольку знал, как те жаждут занять место его хитаерос. Он вызвал гонца и отправил к горящим воротам отряд городских стражников во главе с командиром хитаеры. Командир был белым от страха. Кто из них станет теперь исполнять приказы? Гонец говорил, что на Средней улице мертвецы лежат горами и приходят вести о новых странностях, творящихся в городе.

Руны, стенавшие и шипевшие в сознании начальника покоев, пребывали в смятении, они волновались и метались, словно овцы в загоне, услышавшие волчий вой. Он не сомневался, что в городских беспорядках виноват только он.

Начальник священных покоев жестом велел слуге подать бокал с водой. Он поднес бокал к губам и попытался сделать глоток, но не смог. Живот свело судорогой, горло тоже. Он отставил воду и, ощущая тошноту, привалился к стене, чтобы удержаться на ногах. Яркая капля крови упала на пол. Он поднес руку к носу. Еще кровь.

– Платок, дай платок!

Слуга быстро нашел платок, и начальник священных покоев прижал его к носу.

Кровь все равно текла.

Он мысленно призвал один магический знак, позволил его контурам соткаться перед внутренним взором. Карас знал, что у этого символа множество имен. Сегодня он как будто бормотал ему что-то на языке варягов. Руна Манназ до сих пор всегда посылала ему видения, помогала принимать решения, позволяла на шаг опережать противников. Однако же сейчас символ пытался сбежать от него. Он как будто был озабочен чем-то. Он напомнил начальнику священных покоев норовистого коня, которому за каждым незнакомым кустом мерещится хищник и его больше волнует собственная судьба, чем благополучие седока. Руна походила на живое существо, а не на образ или идею, он ощущал, как ее контуры извиваются в сознании подобно змее, вытягиваются и рвутся, силясь высвободиться.

Он призвал другой символ, желая подчинить его. После того, как он принес необходимую жертву, управлять магическими знаками было удивительно легко. И слово «символ» не отражало их сути. Для северян они были не просто начертанными буквами. Может, они и впрямь демоны, принявшие такое странное обличие?

Одал – еще одно слово на языке северян. Может быть, руны хотят сказать ему что-то? Он вытянул руку, как будто желая коснуться знака, использовать его, как использовал когда-то, чтобы защищать родных и друзей, чтобы привести Стилиану во дворец и заставить богатое семейство удочерить ее, чтобы скрыть от других свою любовь к старым верованиям и приверженности к магии. Руна как будто избегала его.

Наконец ему удалось унять кровотечение из носа. Над городом разносились крики, стоны боли. В городе умирали. Он не понимал, что убивает людей. Он проводил обряд, посвященный богине, смешивал кровь мертвеца с миртом и лавром, наносил эту смесь на глаза. Он произносил слова, обращенные к богине:

 
– Заклинаю тебя собачьим лаем,
Заклинаю повешенными и
погибшими на войне.
Заклинаю этой пролитой кровью —
пошли мне откровение.
 

Руны в его сознании стенали и бились, но не давали ответа; видение, способное объяснить происходящее, не приходило. Может, это конец света? Может, Геката одержала победу над царством света?

Начальник священных покоев призвал еще один символ, тот, что полыхал, словно факел. Теперь он едва светился, как будто затянутый туманом или же черной моросью, которая не прекращалась с того дня, когда появилась комета. Карас постарался сосредоточиться, заставить символ засиять ярче, однако он знал, что этим знакам нельзя приказать. Они являлись во сне, в миг между сном и бодрствованием, они жили на границе реального и сверхъестественного миров. Точнее, приказывать им можно, но это зависит от жертвы, которую он готов принести. Он вспомнил слова матери: «Ничто не дается даром».

– Нет!

Он как будто обращался к символу, отвечая на его предложение. Однако символ ничего не предлагал, ничего не показывал. Препозит разговаривал с самим собой.

Он всегда считал, что заботится о Стилиане из чувства вины, доказывая, что и ему ведомы доброта и сострадание. Она его сестра, он виноват в том, что она лишилась остальной семьи, и потому в те времена, когда еще мог использовать живущую в нем магию, он помог ей.

Но он понимал и другое. Магия требовала потрясения. Он же мужчина, плохое вместилище для таких сил. Кастрация помогла ему привязать магию к себе, однако связь, возникшую между ним и этими символами в кровавом свете у источника, требовалось постоянно укреплять. А он позволил ей ослабнуть, предпочтя сытую жизнь жертвам.

Нет, конечно, он приносил в жертву черных ягнят, коз и овец, которых хотела богиня. Однако магия не может довольствоваться столь жалкими подношениями. Он знал, чего она хочет: боли, отвращения, ужаса, которые гонят прочь повседневный здравый смысл. Требует, чтобы он выбросил все лишнее из головы, освободил место для основополагающих связей Вселенной, воплощенных в рунах, которые он вынул из воды и поселил у себя в сознании.

Что-то промелькнуло на периферии зрения. Он развернулся, вглядываясь, но ничего не увидел. Но он все равно ощущал присутствие, горестное и злобное. Своей мертвой сестры. Может, это творит ее дух? Способен ли ее гнев порвать путы смерти? Она же была жрицей Гекаты, богини смерти. Она погибла в одном из самых святых мест, где сливаются три потока. Может быть, богиня даровала ей право вернуться? Вдруг это она свела с ума живущие в нем руны, заставила их выйти из-под его власти, помогла им вырваться на свободу, чтобы посеять в городе хаос?

Он чувствовал, что это близко к истине. Когда-то он получил власть над рунами, даже силу. Если он хочет получить ее снова, то необходима жертва, равная предыдущей.

Стилиана. Он держал ее при себе, как единственное связующее звено с жизнью, в которой была любовь, нежность и семейные узы. Однажды он привязал к себе руны из источника и смог творить великие дела. Теперь он должен восстановить эту связь.

В городе вспыхивали пожары, дома горели, люди кричали. Что же он выпустил на свободу? Он принялся проговаривать слова обращения к Гекате:

 
– Богиня вечных глубин,
богиня тьмы,
прими мою жертву.
Я сжигаю для тебя страшные благовония:
жир пегого козла, кровь и навоз,
сердце безвременно погибшего.
Твоя величайшая тайна, о богиня,
что отворяет ворота в земли мертвых,
гонит прочь бесполезный свет,
до времени погружая мир в ночь.
 

Он-то считал, это просто слова, подтверждающие могущество богини, а вовсе не описание того, что может случиться на самом деле.

Снова какое-то движение, и что-то сдавило грудь.

– Это ты, Эли? Сестричка? – проговорил начальник священных покоев вслух.

Вдалеке завыла собака.

– Что ж, – сказал он, – насчет меня можешь больше не беспокоиться.

Он прижал к носу платок, убеждаясь, что кровотечение прекратилось.

– Я сам приду тебя навестить, – сказал он.

Где-то на стене раздался предсмертный крик. Он услышал в отдалении голоса и шум битвы. Едва различимый во мгле, через нижние ворота – не те, что горели, – вливался поток огней. Северяне!

Он понял, что там произошло. На улицах гибнут люди, город в хаосе, еще этот случай с волкодлаком. Император решил, что это уже слишком. До него дошли какие-то слухи. Он послал свою печать и приказал открыть ворота, чтобы варяги сделали то, чего им так хотелось, – заменили воинов хитаеры. Но вряд ли им удастся сделать это без боя.

Это выпад против него. Василий до сих пор во всем доверял начальнику священных покоев, занимаясь только военными делами, однако же если препозит не в силах поддерживать порядок, не в состоянии отбить магическое нападение на город, то он лишит его власти, убрав верных начальнику покоев хитаерос и заменив их чужестранцами. И Карас предвидел бы это, если бы не был так поглощен магией. Нависшая угроза заставила его действовать.

– Немедленно прислать ко мне гонцов, – сказал он слуге, – и еще нового начальника почтовой службы.

Слуга вышел из комнаты, оставив начальника священных покоев в одиночестве. Тот уронил голову на руки и проговорил в пустоту:

– Это еще не конец. Я выстою. Что бы там ни было, я выстою.

Глава тридцать восьмая
Разоблачение

Снова темнота, снова сырость, мучительные стоны и вонь заживо гниющих в кандалах людей.

Со времени последнего прихода Луиса в тюрьму ужасов в Нумере только прибавилось. Почтовая служба волокла в темницу каждого, кого можно было заподозрить в колдовстве, каждого, кого когда-нибудь посещали крамольные мысли, каждого, с кем у самих гонцов имелись личные счеты, а таких было немало.

В тюрьму бросили столько народу, что закончились кандалы, и на нижних уровнях заключенные от отчаяния – или же по недомыслию – отваживались уходить в подземелья, где еще было место, чтобы размять затекшие члены. Однако далеко в недра земли они не углублялись. Тоннели были слишком узкие, слишком каменистые и темные, чтобы бродить по ним без света, веревки и колышков, отмечающих пройденный путь.

Луису с варягами приходилось толкаться, протискиваться, орать и сыпать угрозами, чтобы пробиться к нижним пещерам. Вандрад с товарищами даже пробили несколько голов, и, хотя узников было во много раз больше, чем варягов, никто из них не решился дать отпор. Эти люди, понял Луис, утратили всякую волю. Отряд протиснулся мимо последних заключенных и поднялся по каменной осыпи. Здесь, как знал Луис, имелся лаз, ведущий в большие пещеры.

– Нельзя так с людьми, – сказал Вандрад. – Убейте их, как мужчины убивают врагов, или же отпустите. Такая смерть никому не принесет славы.

Луис знал, что почтовая служба вовсе не стремится к славе. Они жаждут власти, запугивают своих врагов.

– Это жертва, – сказал Луис, – принесенная страху из страха.

– Я знаю, «висел на дереве под ветром девять полных дней, пронзив себя копьем, принес я жертву Одину, себя – себе», – проговорил Вандрад.

– Я говорил о человеческой злобе, а не о вашем языческом идоле, – возразил Луис.

– О́дин и есть человеческая злоба. О́дин это страх, – вставил другой варяг, – и он принес себя в жертву самому себе, как это сделал ваш бог Христос.

Луис не стал опускаться до спора с этим человеком. Ему не терпелось попасть в нижние тоннели, оказаться подальше от толпы умирающих людей за спиной.

– Давайте-ка прибавим ходу, – сказал Луис. – Я хочу, чтобы волкодлака взяли живым.

– Но это не всегда возможно, – сказал Може.

– Плачу двойную цену за живого дикаря, – пообещал Луис.

– Хочешь сказать, что покажешь мне дворцовые фонтаны дважды? – удивился Може.

Луис едва не захохотал. Он совсем забыл, что Рагнар – под этим именем знали здесь нормандца – работает не за деньги.

– Если ты схватишь его, я даже разрешу тебе искупаться в фонтане, – сказал он.

Луис шел во главе отряда, неся перед собой лампу. Он знал, как важно выглядеть в глазах северян храбрецом. Сначала проход был совсем узкий, и ему пришлось протискиваться между камнями. Он порадовался, что нанял не самых рослых воинов.

Он поднялся по очередной каменной осыпи, окидывая взглядом широкую пещеру, где Аземар расправился с греками. С тех пор события сменялись с такой быстротой, что у него не было времени подумать о том, как странно, что его друг после долгого заточения сразил стольких противников. Может быть, Аземар боялся, что его снова бросят в темницу. От страха люди сражаются с яростью волков, Луис часто слышал подобное высказывание.

Когда Луис соскользнул с осыпи в пещеру, во рту у него уже было сухо от пыли. Он поднял лампу повыше. Тела греков, убитых Аземаром, исчезли. Куда они подевались? Неужели кто-то пришел и забрал?

Вандрад шлепнулся на пол рядом с ним, остальные последовали его примеру. Теперь в пещере было шестеро. Луис никак не мог отделаться от мысли, что здесь уже погибло восемь человек, и это только те, о которых известно ему. Все равно придется идти. Луис не сомневался, что человек-волк знает ответы на его вопросы.

Дальше коридор был достаточно высок и позволял идти в полный рост. Они двинулись вперед, не слишком быстро из-за неровного пола, а в следующей пещере их встретили каменные наросты, опасно свисающие с потолка. Луису и его воинам пришлось с осторожностью огибать их. Никто не осмелился дотронуться до каменных выростов из страха, что они рухнут. Сначала выбирать дорогу не приходилось, но чем глубже они спускались, тем больше появлялось развилок и поворотов. У одной трещины в полу Може остановился и послюнил палец, чтобы определить, движется ли воздух. Вокруг другой расщелины, примерно посреди стены, камни были испачканы засохшей кровью. Може снова послюнил палец, но на этот раз потер камень и попробовал на вкус. Он попытался залезть в эту щель, но тут же вернулся и сообщил, что проход перекрыт разложившимся телом. Здесь никого не бывало уже много лет.

Они пошли дальше по высокому тоннелю, пока путь им не преградил новый обвал.

– Что теперь? – спросил Луис. – Здесь есть и другие проходы, может, обследовать их?

Може посмотрел на него, заставляя умолкнуть. После чего нормандец долго рассматривал каменную кучу. Затем он забрался на осыпь и принялся снимать верхние камни.

– Осторожнее, – сказал Вандрад. – Ты же не хочешь, чтобы все это рухнуло на нас.

– Не рухнет, – заверил Може. – Верхние камни положены отдельно.

Прошло немного времени, и им стали видны только ноги Може, а сам он все углублялся в проход, освобождая его от валунов. Затем из виду скрылись и ноги.

– Дайте мне сюда лампу, – донесся его голос.

Луис забрался на осыпь с лампой и втиснулся в лаз. Може взял лампу, и Луис полез следом. Он оказался в пещере, не похожей на все предыдущие. Здесь было сыро, стены блестели от влаги. И пол был гораздо глаже и ровнее – на нем почти не валялось отдельных камней, – и скальная порода была в складках, как будто раньше здесь проносился водяной поток.

Викинги протискивались в пещеру.

– Те, внизу, обрадуются, если рассказать им об этом месте, – заметил Вандрад. – Здесь можно прожить, слизывая воду со стен.

– Они не смогут добраться сюда в темноте, – сказал Може.

– Как ты узнал, что верхние камни положены отдельно? – спросил Луис.

– Я не знал, – ответил Може, – просто они выглядели как-то неестественно. Те, которые обрушились сами, легли по-другому. А те, что были наверху, кто-то выложил специально.

– Кто-то пытался замести за собой следы, – сказал один из варягов.

– Понадеемся, что так и есть, – отозвался Може. – Нет ничего легче, чем идти по такому следу.

– Я оставлю на камне зарубку, чтобы было проще вернуться, – сказал Вандрад. Он нацарапал на скале какой-то знак.

– Что это? – спросил Луис.

– Молот Тора.

– Здесь тебе не помогут боги, живущие над землей, – сказал Може. – Лучше проси Одина, это он помогает людям отыскивать путь в темноте.

Луис поглядел на седого викинга. У него на шее висел грубый деревянный крест, однако здесь, в пещерах, в недрах древней земли, он вспомнил свои языческие корни.

– Хорошо, пусть О́дин, – согласился Вандрад.

Он начертил на стене странный знак из трех переплетенных друг с другом треугольников. Луис был слишком озабочен тем, чтобы войти в подземелье и выйти из него живым, поэтому не стал укорять викинга за идолопоклонничество, однако же символ, несмотря на смущение, возбудил в нем любопытство ученого.

– А это что?

– Ожерелье мертвого бога, – пояснил Вандрад. – Узел повешенного.

– Три в одном, – добавил Може.

– Три чего? – не понял Луис.

– Ни разу не удосужился спросить, – ответил Може.

Судя по всему, викингам его слова показались ужасно смешной шуткой. Може понял, что сбил ученого с толку.

– Такой способ показать, что этот бог не простой. Для разных людей он разный.

– Большинство богов такие, – сказал Луис, удивляясь собственной циничности. Мысленно он помолился, извиняясь.

– Только не Тор, – возразил кто-то из викингов. – Он просто бьет по башке.

– Ладно, – сказал Вандрад, – давайте-ка найдем нашего волчка и уважим его так, чтобы боги порадовались.

Може вскинул руку.

– Дальше все идут молча, – велел он. – Если он здесь, то именно в этих пещерах. Он все равно узнает, что мы приближаемся, как бы мы ни таились – свет лампы выдаст нас, – однако же постараемся не шуметь. Когда найдем его, то попытаемся взять живым. Возможно, получится, он ведь уже давно сидит здесь без еды. Однако мне доводилось раньше сталкиваться с чародеями вроде него. Они изворотливые гады, во всяком случае, некоторые. Если дело примет скверный оборот, пусть лучше умрет он, а не кто-то из нас.

Ему ответили угрюмыми кивками и согласным бормотанием, после чего двинулись дальше, и Може пошел первым. Тоннель уже скоро резко пошел вниз, и становился все круче и у́же. Затем разделился на два тоннеля, уходящие вниз. Може кинул в один из них камешек. Последовала долгая пауза, затем послышался плеск. По другому тоннелю камешек поскакал, громыхая. Значит, им сюда.

Спуск был очень крутой, и держать лампу было попросту невозможно. Поэтому Вандрад остался наверху, чтобы светить. Когда все остальные спустились, Може зажег свет внизу, и Вандрад загасил свою лампу и спустился. Перед ними начинался длинный низкий лаз. Они ползли по нему, пока не случилось то, чего больше всего боялся Луис – коридор ушел под воду.

Може постучал Луиса по плечу и поманил его к себе. Луис пробрался между викингами.

– Кто-то наверняка проходил здесь, – проговорил Може едва слышно, – и возвращался обратно. Смотри!

В мерцающем свете Луис увидел на скале над водой отпечаток грязной ладони.

– И что теперь?

– Мы тоже сможем пройти. Во всяком случае, попытаемся, – сказал Може.

– Тот, кто рискнет идти первым, настоящий храбрец, – сказал Луис.

– И этот храбрец ты, – ответил Може. – Ведь это тебе нужен волкодлак. Тебе и рисковать.

– Но неизвестно, какой длины проход, – возразил Луис.

– Мы обвяжем тебя веревкой. Если тебе покажется, что ты сейчас захлебнешься, дерни три раза, и мы тебя вытащим.

– А если выберусь на сушу?

– Тогда просто вытяни веревку. Ты сможешь сохранить сухим трут?

– У меня есть коробочка, – сказал Луис.

Это была единственная ценная его вещица, маленькая шкатулка из груши с плотно подогнанной крышкой, под которую не проникала никакая сырость. Но уцелеет ли трут под водой? Возможно.

– Ступай, и если тебе удастся зажечь лампу, дерни за веревку пять раз подряд, – велел Може.

Луис подготовился, проверил вещмешок – хлеб и сыр точно размокнут, поэтому он съел хлеб. Лампы, его и запасная, наверняка не пострадают, фитили у них пропитаны маслом. Судьба коробочки с трутом в руках Божьих. Он заткнул за пояс нож.

– Ты готов?

Луис пожал плечами. Потом привязал веревку к ноге – Може сказал, что если обвязать вокруг пояса, то можно зацепиться за что-нибудь. Затем он сделал три больших глотка воздуха и погрузился в воду. Вода оказалась невыносимо холодной, и он задохнулся, как только вошел. Он забился, раскрыл рот, глотнул воды. Несколько мгновений, и он всплыл на поверхность, кашляя и отплевываясь.

Викинги встретили его взглядами, полными укоризны. Луис лежал на камнях, хватая воздух, а они молча стояли вокруг. Отдышавшись, он попробовал еще раз. Теперь он нырнул под воду как следует. Его снова охватила паника, однако он сумел подавить ее и двинулся вперед. Поплыл вверх. Белые искры посыпались из глаз, когда он ударился головой о потолок. Он перевернулся на спину, отталкиваясь от неровного каменного свода над ним. Ему отчаянно хотелось вдохнуть. Он не сможет плыть дальше. Страх захлестывал. Он трижды резко дернул за веревку, но она провисла. Придется плыть. Наконец он ощутил, что над ним больше нет потолка, и он рванулся вверх, не зная, конец ли это тоннеля или же просто каверна в скальной породе, из которой нет выхода. Он не знал, будет ли там воздух, но выбора все равно не было: он вдохнул.

Луис набрал полную грудь воздуха, забил руками, стремясь к суше. А в следующий миг веревка натянулась, и его затянуло под воду. Викинги решили, что он подал условный сигнал, и потащили его обратно. Он сопротивлялся под водой, рвался и цеплялся за камни, но без толку – его упорно волокли назад. Ужас заставил его схватиться за нож и перерезать веревку.

Снова вынырнул на поверхность, ударился обо что-то рукой. Он рванулся к этой преграде, нащупал. Да, сухой камень. Луис осторожно выбрался из воды, опасаясь удариться головой о низкие своды пещеры. Никаких сводов не было.

Тьма вселяла ужас. Луису представилась массивная тяжелая скала, нависающая над ним подобно руке великана, готового придавить. Он сделал глубокий вдох, стараясь собраться с духом. Потянулся за вещмешком. Надо быть осторожнее, чтобы не намочить трут, поэтому он медленно вынул коробочку. Затем отжал фитиль, убедился, что тот пропитан маслом. Нашел огниво и трут, ударил по кремню – и вскрикнул.

На расстоянии вытянутой руки от него стоял жуткий человек-волк. Даже в секундной вспышке огнива он увидел, что тот покрыт грязью и чуть жив от голода – настоящий волк или же мертвец, вернувшийся на этот свет по приказу колдуна. Щеки у него ввалились, глаза запали, а от тела остались кожа да кости.

– Ты вернулся.

Волкодлак говорил на скандинавском наречии. Луис только слышал его. Он снова ничего не видел. Он попятился к стене, отчаянно желая спрятаться от чудовищного существа.

– Ты был с моим братом. – Голос звучал совсем близко.

Луис выставил перед собой нож, молясь, чтобы глаза быстрее привыкли к темноте. Но они не привыкали. Здесь вообще не было света, ни искорки.

– Успокойся, – сказал волкодлак. – Мне нет причины убивать тебя. Зачем ты пришел сюда? Я постарался замести за собой следы.

– Я искал тебя, – сказал Луис. Нет смысла лгать.

– Для чего?

– Черное небо, смерти, болезнь императора…

– Какие смерти?

– Наверху, на улицах люди все время гибнут, падают на землю, похолодевшие, хотя только что стояли живые и здоровые как мы с тобой.

– Он приближается.

– Кто? Иисус?

– Разве имеет значение, как называть бога? Он висит на дереве, пронзен копьем, его холодит свет звезд и слепит свет луны. Тот бог, что три в одном, это он приближается.

– Значит, демон?

– Кто тот человек, который убил стражников, тот, которого ты увел отсюда?

– Его зовут Аземар. Он монах с севера, как и я.

– Откуда ты знаешь его?

– Он мой друг. Он пришел, чтобы спасти меня.

– От чего?

– Ко мне подослали убийц.

– И что в тебе такого особенного?

– Я ученый Луис из аббатства в Руане. Я сбежал оттуда с дочерью герцога.

– Он пришел сюда не для того, чтобы спасти или убить тебя, – сказал волкодлак. – Он пришел по причине, которую, вероятно, скрывает даже от себя самого.

– Какой причине?

– Он имеет отношение к тому, что ты наблюдаешь: к черному небу, к смертям. Он убийца.

– И кого он должен убить?

– Бога, того, который уже здесь. Одина, который воплощен в трех наборах рун, Одина, повелителя мертвых.

– Откуда ты знаешь? Это же предрассудки, это…

– Есть одна женщина.

– Не понимаю.

– Должно быть, где-то здесь есть женщина. Норны сказали, что он будет искать ее.

– Во дворце полным-полно женщин.

– Ей снятся особенные сны. Она должна видеть его. Видеть меня. Она видит нас на тропинке у реки, залитой лунным светом.

Луис перекрестился.

– Есть такая женщина. Зачем он ищет ее?

– Он желает и ее крови тоже. Он убийца, он несет смерть и забвение. Он кровожадная тварь.

– Он мой друг. Я знаю его. Он не может никого убить.

– Твой друг? Как его зовут, говоришь?

– Аземар.

– Этот монах разорвал в клочья шестерых стражников в подземелье. Как ты это объяснишь?

– Он боролся за свою жизнь. В подобных обстоятельствах люди обретают удивительную силу.

– Причем одни больше других. Я стоял рядом, когда он подкрадывался к мертвым телам, как это делают мои братья-волки. Я видел, как человеческая плоть насытила его и сделала другим человеком. Он сломал кандалы, чтобы освободиться.

– Это неправда!

– Как иначе человек, просидевший в подземелье месяц, обрел силу, чтобы творить такое? Я узнал его.

– Откуда тебе известно все это?

– Я обливался потом и замерзал в темноте. Я подходил к границе мира богов и заглядывал туда, я стоял рядом, когда те, кто знает больше меня, терпели муки и умоляли даровать им знание.

– Так ты чародей.

– Нет. Я простой человек, но человек, которого боги заметили и изредка вознаграждают.

– Что будет с женщиной, той, которая видит волка во сне?

– Она манит его к себе, а ее влечет к себе бог. Она найдет бога, и волк найдет ее.

– А потом?

– Бог получит то, к чему стремится. Смерть нужна ему в этой жизни, чтобы жить в царстве вечности.

– Что будет с женщиной?

– Она умрет.

Молчание Луиса было для волкодлака тем ответом, который он хотел услышать.

– Она дорога тебе?

– Она моя жена.

– Значит, и тебе отведена роль в этой истории.

– Я тебе не верю.

– Он мой брат.

Луис вспомнил легенду, которую рассказал ему Змееглаз, о том, как два брата оказались втянутыми в интриги богов, как один брат убивает другого, чтобы обрести силу для убийства бога. Однако же он все равно не верил человеку-волку.

– Нет.

– У тебя остался трут?

– Да.

– Зажги.

Луис ударил по кремню и во вспышке света увидел свою лампу и трутницу. Еще пара искр, и он уже держал в руках и то, и другое. Он зажег лампу. Лицо волкодлака было изможденным, исхудавшим, в шрамах, однако же это было, совершенно точно, лицо Аземара. Он вспомнил, что говорил ему друг: «Я видел там, в темноте, своего двойника». Лампа у него в руке задрожала.

– Как мне уберечь жену? – спросил Луис.

– Помогай мне, – ответил волкодлак. – Мне не особенно хочется погибнуть от руки брата. Я собираюсь нарушить планы бога.

– Как это возможно?

– Мне надо попасть еще глубже, к источнику мудрости, тогда я смогу испить из него и узнаю, что делать дальше. Я-то думал, что одной моей смерти будет достаточно. – Человек-волк махнул рукой за спину, на сияющую в свете лампы воду. – Источник там.

Луис всмотрелся в лицо волкодлака, лицо своего друга Аземара. Ему хотелось верить ему. Невероятное сходство волка с Аземаром доказывало, что они братья. Беатрис. Беатрис! Мысль о том, что она угодила в магическую ловушку, что может быть мишенью для темных сил, переполняла его желанием раскидать скалы над головой и кинуться к ней. Он видел, что сделал Аземар с теми стражниками в темном коридоре, видел, как он убивал и кормился. Он мог поверить в то, что его друг Аземар теперь волк. А Луис сам отвел его во дворец, оставил у себя в комнате рядом с Беатрис.

– Можно ли спасти и его тоже? – спросил Луис.

– Не знаю. Ответ даст источник.

Отчаяние терзало Луиса, словно острый нож, – надо что-то сделать, чтобы выдернуть его.

– Я помогу тебе, – решил Луис. У него за спиной раздался сиплый вздох, и из воды вынырнула седая голова Може. – И мои воины тоже.

– Отлично. Меня зовут Элиф, – сказал волкодлак.

– А я Луис.

Може рывком выбрался в каменный тоннель.