Текст книги "Темный лорд. Заклятье волка"

Глава семнадцатая Вала[15]15
  То же, что и вёльва, провидица.


[Закрыть]

Болли Болисон сидел на берегу моря, глядя на темный горизонт. У него за спиной раскинулся палаточный город, над которым хлопали на ветру знамена с волками и воронами. Никогда в жизни он не видел подобной картины: сверкающий черный океан, небо оттенка железа и серебристо-голубой воздух.

Собаки в лагере будто взбесились, они непрерывно лаяли и рычали на падающий снег. Над морем парили две чайки, они громко переругивались, скандалили, как будто споря, что сейчас: день или ночь. Где-то рядом заходился в плаче ребенок, и никто не успокаивал его.

– Неужели это оно, вала?

– Не называй меня так.

Женщина, сидевшая рядом с ним, была не молода, но в слабом голубоватом свете казалась удивительно красивой.

– Но ведь это правда. Я не знаю никого мудрее тебя.

– Я не владею даром, Болли. Это у твоей матери руны жили в душе, а у меня нет.

– Но ты же видишь.

– Только чужими глазами. Хотя это правда, я вижу.

– Возможно, это и есть конец, то, что творится здесь?

– Не знаю, Болли.

Женщина повернулась к нему, и оказалось, что правая половина ее лица ужасно изуродована. Это был шрам от ожога – ни нож, ни меч не способны так изувечить кожу.

– Если бог умрет здесь, что потом?

Она отмахнулась от вопроса пренебрежительно и в то же время раздраженно.

– То же, что и всегда. Смерть, боль, перерождение. Как обычно.

– Элиф пытается этому помешать.

– Элиф человек. Он сначала делает, а потом думает, – ответила она.

– Он старается защитить тебя.

– Меня нельзя защитить, – сказала она. – Элиф играет свою роль в замыслах богов, и хотя он действует, надеясь помешать им, он попросту ускоряет свою гибель и гибель тех, кого надеется спасти.

– Я смогу тебя защитить, если ты мне позволишь.

– В защите нуждаюсь вовсе не я. Мы сейчас там, где О́дин почерпнул мудрость. Мы там, где он сделался безумцем. Если он вернется сюда, то погибнет целый город.

– Меня это вполне устраивает, – заметил Болли Болисон. – Тогда все мы здорово разбогатеем.

– Это необходимо прекратить, Болли. Я больше не могу.

– Не можешь чего?

– Вечно терять своих сыновей. Отсылать их прочь, прятать, чтобы спасти от взгляда безумного бога.

– Твои сыновья мертвы, вала.

Женщина поглядела на море.

– Я слишком долго живу, – сказала она. – Боги думают, будто благословили меня, но на самом деле это тяжкое проклятие.

– Они в самом деле тебя благословили. Сегодня ты точно такая же, какой я увидел тебя впервые.

– Внешне – возможно, – согласилась она, – но я так устала, Болли. Я должна это сделать.

– Ты уверена, что источник именно там, где ты говоришь?

– Хотя бы это мы видели.

– Тогда позволь мне пробраться в эту тюрьму, и я все сделаю.

Она покачала головой.

– Обряд занимает много времени, кто-нибудь обязательно заметит. Нам необходимо сначала захватить тюрьму, Болли.

– Ты говоришь об обряде, хотя только что утверждала, будто не владеешь даром.

– Я владею им ровно настолько, насколько необходимо. – Она не стала объяснять ему, что ей предстоит, потому что он захотел бы помешать ей, как пытался помешать человек-волк. Боги всегда требуют одну и ту же цену – смерть.

Болли Болисон подался вперед и взглянул на черные небеса.

– И ответ ждет тебя там?

– Так показала мне твоя мать. Конец уже близко, Болли. Просто потребуется немного собраться с духом.

– Если требуется лишь крепость духа, я могу поручить дело любому из моих воинов. Я сам это сделаю.

– Но ты не сможешь.

– Не могу?

– Только я сама.

– А моя мать смогла бы?

– Твоя мать была мудрая и знающая женщина. Но нет, не смогла бы. Это не ее судьба. Это моя судьба, так она сказала мне, когда…

Голос женщины сорвался.

– Она умерла, вала. Я уже пятнадцать лет воюю. Я не такой неженка, как тебе кажется.

Она улыбнулась и тронула его за плечо.

– Я знаю тебя с тех пор, когда ты еще сосал материнскую грудь. Сердце твое вовсе не так сурово, как ты хочешь показать своим воинам.

– Оно достаточно сурово.

– Но ведь ты пошел за мной из любви.

– Верно. И еще по приказанию матери.

– А если бы мать не приказала тебе?

– Я все равно пошел бы за тобой, Саитада. Но откуда ты знаешь, что мы пришли в нужное место? Если мы завладеем этой тюрьмой и ты спустишься под землю, как ты поймешь, что это тот самый источник?

– Я пойму, в том нет никаких сомнений.

Болли Болисон проворчал себе под нос:

– Источник Мимира. – После чего прибавил: – Бог О́дин отдал глаз за глоток мудрости из этих вод.

– И норны[16]16
  Богини судьбы.


[Закрыть] ткут там судьбы людей.

– Тот источник называется Урдабрунн.

– Они все одинаковые. И в то же время разные. Один и тот же магический источник проявляет себя по-разному, так же как боги, сходя к людям, примеряют разные тела.

– Значит, О́дин отдал глаз. Что же отдашь ты?

– Кое-что подороже. Я ведь женщина, а не бог, с меня эти воды потребуют еще больше.

– Ты останешься жива? – спросил он.

– Моя судьба здесь. Судьбы богов здесь. Я должна сыграть свою роль.

– Принеся в жертву свою жизнь?

– Погляди на небо, Болли. Магия Одина уже действует. Он придет сюда, чтобы погибнуть от зубов волка и избегнуть этой же участи в царстве богов. Нельзя позволить ему. Он должен погибнуть в царстве богов. Безумному правлению Одина пора положить конец. Так сказала и твоя мать. Моя судьба соткана, я должна исполнить ее.

– Каким образом?

Женщина пожала плечами.

– Это все та же судьба, которой распоряжается бог и назначает одну и ту же цену – смерть.

– А девушка, которую мы найдем во дворце, должна умереть?

– Если бы все было так просто, Элиф уже убил бы ее. Я не знаю, что с ней должно случиться. Мы просто отведем ее к воде.

Женщина смотрела на черное море, вспоминая стихи, родившиеся в ее сознании, когда умерла старая вала. Она начала читать их вслух. Она вовсе не хотела обременять Болли Болисона, однако ей требовалось поделиться с кем-нибудь своими страхами. Кроме того, у него было право знать, что происходит.

 
Сидела старуха
в Железном Лесу
и породила там
Фенрира род;
из этого рода
станет один
мерзостный тролль
похитителем солнца.
Будет он грызть
трупы людей,
кровью зальет
жилище богов;
солнце померкнет
в летнюю пору,
бури взъярятся —
довольно ли вам этого?[17]17
  Прорицание вёльвы. Старшая Эдда.


[Закрыть]
 

– Так говорила моя мать, – сказал Болли Болисон. – Это пророчество и сбывается теперь?

– Фимбулвинтер, великанская зима, – сказала женщина, – когда лето вдруг кончится и великие беды обрушатся на людей. Это знак: гибель богов уже близко. Это знак: Рагнарёк уже не за горами. Посмотри – снег идет среди лета, и та неожиданная смерть на поле боя.

– Значит, О́дин скачет навстречу своей гибели в пасти волка?

– Да. Причем в этом мире. Чтобы жить дальше в своем. Мы будем страдать, весь мир будет страдать, зато он будет жить.

– Если бог уже пустился навстречу своей смерти, как же мы остановим его?

Вала поглядела на Болли Болисона, и он снова ощутил себя маленьким мальчиком, уличенным в глупости. В детстве он был неугомонным ребенком, его частенько оставляли без обеда и отправляли в постель, но ни это, ни побои и ругань не помогали. Зато стоило Саитаде лишь взглянуть на него, и он умолкал, сжимался от стыда, сознавая, насколько безобразно себя вел.

И вот теперь он ощущал то же самое – он такой глупый, так хочет угодить ей, только не понимает как. Он полюбил ее еще в детстве, сначала как тетушку, а потом начал обожать со всей пылкостью, какую следовало бы расточать на девушек своего возраста. Но он не хотел их. Он ездил по миру, он стал великим воином, убил в сражениях множество людей, выковал свою судьбу копьем и мечом. Но стоило ему вернуться домой и поглядеть ей в глаза, и он ощутил себя тряпкой, недостойной ее. Ее дух был гораздо сильнее, и рядом с ней он был всего лишь вечным ребенком.

Саитада кинула в волны камешек. Она вспоминала багровый рассвет, стоячие камни на фоне застывшего неба. Предсказательница погибла, пытаясь отыскать причину мучительных снов Саитады, которые терзали ее после смерти мужа.

Саитада видела, как он угасает, иссыхает в постели, воин, который ходил за моря, который возвращался к родному очагу с золотом, добытым топором и щитом. Болезнь забрала его, не пощадила и сыновей.

В ту ночь, когда умер третий мальчик, Саитада рыдала у его постели, пока не заснула, и ей показалось, будто она падает с большой высоты. Она слышала, как во тьме кто-то выкрикивает имена, странные, но отчего-то знакомые. Вали, Фейлег, Жеан, Элис и ее собственное имя. Видения забрезжили в сознании: ухмыляющийся кузнец со спущенными штанами, раскаленное железо, которым она уничтожила свою красоту, изуродовала лицо, чтобы он больше никогда не смотрел на нее с вожделением. Она увидела воина с седыми волосами, его меч, похожий на серебристый коготь; увидела безумное дитя; увидела бога, того, что приходил к ней уже трижды. Яркий, прекрасный, светящийся бог, который явился к ней в образе волка; бледный в лунном свете купец, который вышел из тела погибшей дочери конунга; и тот, кто нашел ее одну посреди моря, спас, затащив на корабль из ногтей мертвецов, и возлег с нею на серебристой от звездного света скамье.

Трижды он даровал ей сыновей, которых она старалась спрятать от взора Всеобщего Отца. Дважды она терпела поражение. На этот раз она обязательно защитит их, своих мальчиков, близнецов, тех, о ком не знал ни ее муж, ни сородичи, тех, кого она прятала в горах и за морем.

Она надеялась прожить жизнь, не привлекая к себе внимания богов, подальше от их интриг, вернуться в те края, где жил когда-то конунг с белыми волосами, завести семью, постараться все забыть. Только он не дает ей покоя, он, ее любовник, отец ее близнецов.

После той ночи, когда она похоронила последнего сына, она уже не знала ни одной спокойной ночи. Каждый раз во сне странные голоса выкрикивали полузабытые имена. Во сне она входила в пещеру, низкую и темную, где кто-то связанный был прикован к скале, кто-то, кто содрогался и метался, тосковал по свободе. Внутри нее пробуждались вечные страдания.

Мать Болли, вала, провидица, сказала, что постарается освободить ее от ночных кошмаров. Они отправились к стоячим камням, где из серых туч на скалы опускалась завеса дождя, и совершили обряд.

Саитада помогала старой вале, развела костер, кидала в огонь травы, не давала ей спать девять дней и девять ночей под этими продуваемыми всеми ветрами камнями. Видения пришли, и они убили старую провидицу.

Когда мать Болли умерла, Саитада тоже увидела: волшебный источник, источник мудрости, и комету, восходящую на востоке. Она сказала Болли Болисону, что его воины озолотятся в Киеве, и отправилась туда вместе с ними, где они нанялись на службу к русскому князю. Она провела в горах десять лет, пока Болли Болисон носился по полям сражений. Она была совершенно счастлива в одиночестве со своими козами, пастушьим посохом и плащом.

Она усаживалась у ручья или у входа в пещеру, и ее сознание скиталось по бескрайней пустоте вечера. Она любовалась тем, как загораются звезды, словно яркие рыбки всплывают на поверхность темного океана ночи, наблюдала, как низкое солнце на закате воспламеняет грозовые тучи, обращая их в неуклюжих драконов с огненным брюхом, видела, как рассвет рисует алмазы на снегу. Зимой она уходила в хижину и там, в уединении и тишине, искала ответы на свои вопросы. Восток, один только восток манил ее. У нее не было нужных трав для костра, у нее не было знаний и наставника, чтобы помочь ей. Она действовала интуитивно, морила себя голодом и жаждой, чтобы вызвать видения, мерзла на морозе, бодрствовала по многу дней, пока ей не открылась истина. Она должна узнать, как найти источник, должна обрести настоящую мудрость.

На восьмой год к ней пришел человек-волк, которого, как он сказал, привели сны. Он видел ее где-то высоко в горах, оглядывающей землю. Она очень важна для богов и важна для него. Она спросила, не бог ли он сам, он ответил, нет, просто человек, который видел ее во сне. Она сказала, что тоже видела его во сне, видит каждую ночь с тех пор, как отдала его одной семье, жившей в горах. Он снится ей, потому что она его мать.

Она обнимала его, называла сыночком, но при этом рыдала, потому что ее видения показали ей, какую судьбу готовят для него боги.

В своих снах она вечно оказывалась в той пещере, где невидимое в темноте существо ворочалось и стенало в своих оковах. Она должна сыграть свою роль. Может, она ждала чего-то? Или кого-то? Теперь, когда рядом был человек-волк, никакие видения не приходили.

Они вместе проводили обряды, вместе страдали от голода и жажды. А потом она увидела гораздо больше того, что видела в одиночестве: город со звездой и полумесяцем, а под звездой и полумесяцем – источник, серебристые воды которого переливались под усеянным звездами небом.

К ней пришли слова, которые уже никогда не покидали ее:

 
Я отдал глаз
источнику Мимира,
висел на древе
девять долгих дней.
Пронзив себя копьем,
принес я жертву Одину,
себя – себе.
И взял я руны.
Крича от боли,
взял их.
И через них вернулся.
 

Она догадалась, что предстало в видении: источник под мировым древом, воды которого даруют мудрость каждому, кто заплатит, чтобы напиться; магический источник, существующий во всех мирах, источник, где сидят норны, где О́дин отдает глаз за знания. Человек-волк, кажется, увидел даже больше. Он бежал от нее, дав клятву ее спасти, хотя она умоляла его не уходить.

– Ты лишь обречешь себя на проклятье, – говорила она.

Но он все равно ушел, и она осталась одна в безлюдном краю оплакивать свою потерю. Страдая, она вспомнила: много лет назад, в других жизнях, ее сын в образе волка без устали искал одну женщину, и эта женщина приводила его туда, где он убивал повешенного бога. У Саитады была своя роль в представлении, которое бог устраивал, чтобы убийца пришел к нему.

Тогда она радовалась появлению волка. Но не теперь. Тогда она думала, что сама мстит богу за гибель своих детей. Ничего подобного. Она, не подозревая об этом, делала ровно то, чего он нее требовалось: убивала бога на земле, чтобы он мог жить в своем мире.

Когда Элиф сбежал от нее, боль отчаяния распахнула в сознании какие-то двери, и она все поняла. Раньше она уже видела воющую руну, крадущуюся руну, руну, означавшую волка, бурю и западню. Эта руна и была теми путами, которые удерживали божественного волка, не давали ему подняться и уничтожить старого обманщика Одина. Руна жила в женщине, всегда только в женщине. И эту женщину она тоже видела в прежних жизнях. Саитада рыдала, зная, что ее сыновья идут на зов руны, привлеченные любовью. Нельзя допустить, чтобы это повторилось. Руну необходимо вырвать из женщины, которая ее несет. Убить? Вероятно. Но только вода даст верный ответ, поэтому женщину, внутри которой живет руна, необходимо отвести к источнику.

Она отправилась в Киев, и Болли Болисон был рад ее видеть.

– Богатство ждет нас под звездой и полумесяцем, – сказала она.

А через день киевский князь отправил варягов на службу к императору Византии, и она тоже отправилась по течению Днепра с шестью тысячами воинов. Они захватят Нумеру обманным путем. Будет сражение, и это кстати – если люди прольют кровь, пытаясь противостоять воле богов, они принесут жертву и заявят о серьезности своих намерений.

– Даже не стану делать вид, будто понимаю что-либо, – сказал Болли Болисон.

– Никакого понимания и не нужно, – ответила Саитада, – нужна только вода. Под землей, там, куда ходил О́дин. Мы найдем девушку и отведем туда.

– Но как ты ее узнаешь?

– Я уже видела ее раньше.

– А что будет с Элифом?

– Ему нужно помешать. Я знаю, чего от меня потребуют там, внизу, и он, в свою очередь, будет мешать мне. Он надеется спасти мне жизнь.

– А ты не хочешь жить?

– Я надеюсь, что останусь жива. Но прежде всего я надеюсь исполнить свой долг. Это все, что от меня требуется. Остаться в живых – не главное.

– Если мы найдем человека-волка, я убью его. Это укрепит твою решимость. Нельзя же идти на битву с богами, когда тебя что-то держит в этом мире.

Она помотала головой.

– Если кому и суждено его убить, то только мне.

– Почему?

– Ты спрашивал, какая жертва дороже глаза. Я могу отдать сына.

– А ты сможешь?

– Не знаю.

– Не позволяй себе отклониться от цели.

– Я не позволю. Однако все требуется сделать точно так, как подскажет источник. Есть только один очевидный путь вперед и к победе – через тернии.

– А я бы его убил.

Ее лицо посуровело.

– Из мальчишеской ревности, потому что я привязана к нему сильнее, чем к тебе? Он же мой сын, не думаешь же ты, что я буду любить тебя больше, чем его. Когда я говорила, что на востоке нас ждет богатство, ты взялся за дело, как полагается мужчине. Вот и веди себя как мужчина.

– Храбрости мне не занимать. В бою я готов выступить против тысячи врагов. Но я вижу, что против тебя магия, и тут я превращаюсь в труса. Я боюсь за тебя, и, признаюсь честно, я тебя люблю.

Саитада улыбнулась.

– Подави в себе нежные чувства. Они держат тебя в западне. Меня нельзя любить, Болли. На мне лежит тень мертвого бога. Не допускай, чтобы она пала и на тебя.

– Моя мать пожертвовала жизнью ради тебя. Я готов сделать то же самое.

– Тогда сделай это как следует. А не разбрасывайся своей жизнью просто так.

Воин засмеялся.

– Ты была бы мне прекрасной женой. Ты настоящий воин, Саитада, хотя твой меч – острый язык, а твое копье – красота.

– Я старуха, Болли.

– Но красивее любой девчонки. Ты прекрасна.

– Я принесу тебе смерть, как и всем остальным, кто был верен мне.

– Прошло пятнадцать лет с тех пор, когда я впервые убил в бою человека, и за это время я отправил в чертоги Всеобщего Отца немало народу. Одину не терпится увидеть меня за своим столом, я это чувствую. Воины понимают, когда их жизнь на исходе. Мой отец, например, понимал. Я должен умереть в самое ближайшее время, не может же мне везти вечно. И я отдам свою жизнь за тебя. Не такой уж это великий подвиг.

Женщина сглотнула комок в горле и поднялась.

– Наверное, – проговорила она, – но, как мне кажется, в итоге наступит мир.

– Ты обретешь мир со мною. У меня хватит сокровищ и золота, чтобы даровать счастье любой женщине. Становись моей женой, Саитада, чтобы я мог бросить к твоим ногам выкуп за выдру.

Саитада улыбнулась, слушая, как Болли Болисон пытается говорить возвышенным слогом. Она вспомнила легенду о том, как Локи убил выдру, которая была вовсе не выдрой, а человеком, превратившимся в зверя. Отец убитого пленил Локи, заставил поклясться, что бог даст выкуп за смерть его сына. Локи отдал кольцо, украденное у одного карлика, но карлик проклял кольцо, и оно принесло смертным одни только несчастья.

– Я и есть выкуп за выдру, Болли. Проклятый дар. Норны отдали меня в жены богам, а не людям.

– Так разведись с ними. Для этого достаточно одного слова.

– Я не знаю, как сказать это слово. – Она протянула руку, чтобы погладить его по голове. – Но вдруг я узнаю его у источника.

– Когда ты идешь к источнику?

– Когда ты откроешь мне дорогу?

– Мои люди наготове. Сначала надо заключить уговор, но, думаю, дня через два-три тюрьма будет в наших руках.

– Уговор?

– С императором. Я уже отправил гонцов. Его армия не справляется, они теряют доверие. Люди уже спасаются из города бегством. Мы хотим, чтобы он заменил свою гвардию нами. И тогда город окажется в наших руках.

– Греки будут сопротивляться.

Болли Болисон похлопал по рукояти меча.

– Я же сказал, что готов умереть за тебя.

– Будет довольно, если ты проведешь меня в дом, который стоит в тени собора. Твоей смерти не требуется. Нам необходимо продержаться там, пока не наступит подходящий момент.

– Когда он наступит?

– Когда я соберусь с духом.

– В таком случае ждать осталось недолго, вала.

Женщина улыбнулась ему.

– Да, ждать осталось недолго.

Глава восемнадцатая
Волк

Аземар попробовал на прочность веревки, стягивавшие руки за спиной. Веревки были крепкие и завязаны так туго, что у него онемели пальцы. Он находился в каком-то подвале, как ему показалось. Было очень темно, хотя сквозь доски, настеленные сверху, пробивался слабый свет.

Никто не объяснил ему, за что он здесь и кто его схватил.

Потом, когда болезненный дневной свет угас и в подвале сделалось темным-темно, послышались шаги. Аземар мысленно перекрестился и помолился об избавлении. Он понимал, что попал в руки вовсе не простых разбойников, потому что у него – монаха в рясе и с тонзурой – явно было нечего брать. Значит, его взяли в заложники? Да, иногда монахов похищали, чтобы потребовать выкуп у монастыря, только он так далеко от дома – пройдут годы, пока гонец доберется до Руана. И господин Ричард точно не станет платить за его освобождение теперь, когда он не смог выполнить задание.

Его похитители говорили что-то о чародействе. Может, они просто суеверные греки, которые хотят возложить на чужестранца вину за странную напасть, поразившую город. В этом случае у него вовсе нет надежды на спасение. Они убьют его на всякий случай, вдруг он действительно виновен.

Дверь открылась, и на стену упал треугольник света. Аземар мысленно собрался и выпрямил спину. Шаги на лестнице: спускаются двое, высокий, идущий сзади, несет свечу. Он рассмотрел впереди маленькую фигурку в плаще с капюшоном, ее сопровождал огромный детина, грузный, с хлыстом за поясом, который кроме свечи нес еще и небольшой стул. Он поставил стул напротив Аземара, и человек в капюшоне сел. Это оказалась женщина, миниатюрная, в шикарном платье, сверкавшем золотыми нитями, ее изящные ручки были украшены переливающимися кольцами.

– Почему ты здесь? – Женщина говорила по-гречески.

– Меня схватили.

– Зачем ты пришел сюда, в Константинополь?

Аземар сглотнул ком в горле. Со страху ему показалось, будто женщина спрашивает, как он оказался связанным в чужом доме, он даже подумал, что она отпустит его.

– Я ищу здесь друга.

– Если ты сейчас же не откроешь всей правды, то я прикажу тебя бить, – сказала женщина. Голос ее звучал ровно, дружелюбно, однако Аземар счел за лучшее не сомневаться в правдивости угрозы.

– Я здесь, чтобы найти ученого Луиса. Меня отправил отец его жены.

Женщина подняла палец, и детина ударил Аземара хлыстом по лицу.

Боль пронзила его словно молния, от щеки до ног, и он закричал.

– Отправил для чего? Не заставляй меня вытягивать из тебя слова, монах, лучше сам рассказывай все, что знаешь.

Аземар не видел смысла запираться, ускоряя таким образом свою смерть или делая ее мучительной. Он был испуган, однако испуган не так сильно, как думал. Наконец-то его путешествие подошло к концу, он не будет причастен к смерти друга, и это радовало его. По телу струился пот, он тяжело дышал, как будто бежал куда-то.

– Я привел с собой убийцу. Я был близким другом Луиса, и мой господин заставил меня отправиться на его поиски.

Палач вскинул хлыст.

Аземар лихорадочно соображал, что еще он знает.

– Он бежал с госпожой Беатрис, и ее отец хочет, чтобы дочь вернули домой. Вместе с головой ученого.

– Почему же он не обратился к императору с просьбой отправить дочь обратно вместе с ученым, которого он лично обезглавил бы к своему удовольствию?

– Господин Ричард не из тех, кто потерпит отказ или захочет быть в долгу у другого правителя. Ему было бы удобнее убить ученого здесь, чем обращаться с просьбой к императору.

– А твой приятель-убийца, где он теперь?

– Я не знаю.

Женщина подняла палец, и палач снова ударил Аземара хлыстом, на этот раз по другой щеке. Аземар закричал и рванулся в тщетной попытке порвать веревки.

– Пока он не скажет нам, – велела госпожа, и хлыст загулял по спине Аземара, по голове, по ногам, снова по голове – молнии боли пронзали его тело.

– Я не знаю, где он! Он убежал! Мы остановились в доме недалеко от маяка, но он сейчас может оказаться где угодно!

Истязание прекратилось. Аземар закашлялся. Во рту была кровь. Он не сомневался, что ему сломали нос.

– Он убил двух моих людей, – сказала женщина.

– Сожалею, госпожа, но я ему не указчик. Он настоящий дикарь, родственник нашего господина, приехавший с севера. Я даже говорить с ним не осмеливаюсь, не то что указывать ему, что делать!

– Он здесь вместе с варягами?

– Нет, госпожа. Мы пришли сами по себе, клянусь.

– Вы разговаривали с переводчиком императора.

– Мы познакомились с ним на ступенях собора. Может, искал того, кто поможет найти Луиса, вот и все.

– Еще.

Хлыст полоснул Аземара по макушке, и от боли он лишился чувств. Когда он пришел в себя, женщина в капюшоне сидела совсем близко.

– Что еще ты можешь сказать нам?

– Я говорю правду, клянусь.

– Это мы проверим. Я уже видела твое лицо раньше, монах, так и знай.

– Я никогда не покидал своего монастыря, госпожа.

– Я видела тебя. В тех местах, куда ты не пошел бы по своей воле.

– Я не понимаю тебя.

– Это взаимно.

Она хлопнула в ладоши, и на лестнице появился еще один слуга: на одной руке у него была толстая перчатка, он нес ведро раскаленных углей и небольшую жаровню.

– Нет, госпожа, умоляю! – Аземар извивался в веревках.

– Поставь перед ним.

Ведро поставили прямо перед носом у Аземара. Жар от углей шел нестерпимый.

– Хочу получше тебя рассмотреть, – сказала женщина. – Мне надо знать, кто ты такой. Твое появление было предсказано.

– Как это – предсказано?

– Кометой на восточном горизонте. Я думаю, это твой знак. Звездные карты говорят, что ты должен быть здесь, и я сразу узнала тебя в церкви, это не может быть простым совпадением.

– Но я монах, обычный монах!

– Возможно. Только я так не думаю. Мне кажется, ты стоил тех усилий, каких требует прорицание. И, как ты скоро увидишь, усилия требуются немалые.

Слуга внес еще небольшой сундучок, поставил на пол и открыл его. Внутри не оказалось ничего устрашающего – просто какие-то порошки и склянки. В какой-то безумный миг Аземару показалось, что женщина принесла сюда свою косметику. Кто-то из слуг пересыпал мерцающие угли в жаровню.

– На третий день, – сказала госпожа, – не раньше. Войдете во втором часу и приведете меня в чувство.

Оба мужчины поклонились и вышли.

Женщина скинула с себя платье. Под ним оказалась рубашка, открывающая плечи. Даже при столь скудном освещении Аземар увидел, что ее кожа сплошь покрыта шрамами.

Она вынула что-то из своего сундука, какой-то поднос с пузырьками и порошками. Достав со дна сундука украшенный драгоценными камнями нож, поставила поднос обратно. Аземар силился освободиться от веревок, но они держали крепко.

Она взяла немного порошка и бросила на угли. Небольшое пространство заполнил омерзительный запах. Она вынула пробку из пузырька, помазала его содержимым лоб Аземара, затем сделала то же самое с собой. После чего уселась напротив Аземара, едва не касаясь его.

Она вдохнула дым и заговорила нараспев:

– Богиня мертвых. Охотница. Появись. Появись и покажи все, что было, что есть и что будет. Появись здесь, богиня мертвых, ледяная повелительница земных недр, та, кто движет луну, проливающую свой свет над царством мертвецов. Богиня смерти, властительница мертвых, та, что стоит у врат смерти, появись. Покажись!

Женщина взяла нож в правую руку и полоснула себя по левому плечу. Затем переложила нож в левую руку и ударила по правому плечу. Она даже не поморщилась от боли, хотя раны получились глубокие. Кровь заструилась по белой рубашке.

– Я приношу тебе в дар свою кровь, богиня мертвых. Пей кровь, купайся в крови, богиня смерти и разрушения. Появись, появись!

Она упала вперед, продолжая бормотать.

Время для Аземара перестало существовать. Его начал одолевать сон, и, несмотря на свои веревки, он задремал. Проснулся. Женщина сидела в той же позе, только ее раны больше не кровоточили. Сколько времени прошло? Он решил, что довольно много.

Аземар снова задремал, и на этот раз ему приснился сон.

Он шел ночью по какому-то странному лесу у реки. Вокруг было очень красиво и сыро, в серебристом ночном воздухе висел свежий запах молодой листвы и гниения, такой сильный, что кружилась голова. Он брел по лесу, выискивая неизвестно что. Между деревьями засветился какой-то огонек, и он пошел на этот свет. Что там такое? Небольшая жаровня, точно такая, в какую женщина бросала свой порошок.

Ему стало холодно, поэтому он решил подойти и погреться. Женщина сидела рядом с жаровней, обмякшая, точно такая, какой она была в подвале.

Аземар решил подойти к ней, сказать, что он не опасен, даже попросить ее о защите.

Он тронул ее за плечо. Но когда отнял руку, оказалось, что пальцы в крови. Он лизнул их. Вкус был приятный. Он снова коснулся ее плеча, стер кровь и снова облизал пальцы. А в следующий миг он уже не мог совладать с собой. Он наклонился над женщиной и принялся лизать рану на плече, упиваясь незнакомым и восхитительным вкусом.

Женщина оттолкнула его, ее лицо исказилось от ужаса. Она произнесла только одно слово: «Волк!» Теперь вокруг них появились какие-то другие существа. Прозвучали слова: «Он порвал путы!»

Кто-то невидимый ударил его по лицу, и он упал на спину. Он как будто был теперь наполовину в лесу, наполовину в подвале. Или же это лес превратился в подвал, а в подвале проросли деревья? До него дошла вся нелепость собственных рассуждений, и он захихикал. Ему завели руки за спину и снова связали.

Он услышал, как кто-то спрашивает по-гречески:

– Мне его убить, госпожа Стилиана?

Женщина тяжело дышала и кашляла. Потом она наконец отдышалась и сказала:

– Ничего не получится. Отведите его в Нумеру.