Текст книги "12 религий, которые меняют мир сегодня. Все об их истории, учении, практиках и значении. 2-е издание"

Будда создал систематическую методику, следуя которой люди могут избавиться от страданий и достичь окончательного освобождения. Благородный Восьмеричный Путь – это жизненный путь, позволяющий избежать недобродетельных действий и создать себе заслуги, достаточные для счастливой жизни и благоприятного перерождения. В итоге этот путь приводит человека за пределы колеса смертей и перерождений – к достижению нирваны.

Первый аспект Благородного Восьмеричного Пути – правильное понимание, то есть глубокое и верное осознание Четырех Благородных Истин. Вначале мы начинаем различать иллюзии – например, понимать, что, заработав чуть больше денег, не станем от этого счастливее. Постепенно мы учимся пересматривать в свете Четырех Благородных Истин свои прежние взгляды. Все, что мы делаем и говорим, управляется нашим сознанием. Будда учил, что, если наше сознание неочищенно и необучено, страдание следует за нашими действиями так же верно, как колесница за лошадью. Если же наше сознание очищено и обучено, наши действия становятся заслугами и приносят за собой счастье.

Второй аспект – истинное размышление, или правильная мотивация. Будда советует докапываться до «нездоровых» эмоциональных корней нашего мышления, например таких, как желание скрыть свои недостатки или избежать контакта с другими. По мере того как мы обнаруживаем в себе подобные эмоциональные блоки и устраняем их, наше мышление освобождается от ограничений, связанных с сосредоточенностью на себе – оно становится спокойным, чистым и открытым.

Третий аспект – правильная речь. Будда учил своих последователей воздерживаться от лжи, сплетен, осуждения или пустой болтовни, а вместо этого использовать общение в интересах истины и гармонии. Кроме того, он советовал обращаться как к другим, так и к самому себе с неизменным благим пожеланием: «Будь сегодня здоров и благополучен».

Четвертый аспект – правильное поведение, которое начинается с соблюдения пяти нравственных принципов: не отнимать жизнь, не красть, не прелюбодействовать, не лгать, не употреблять одурманивающих веществ. Кроме того, все действия должны основываться на ясном понимании. «Злые деяния, – говорил Будда, – суть те деяния, что совершаются из страсти, вражды, глупости и страха»[184]184
  Sigalovada Sutta, Dighanikaya III, с. 180–193, цит. по: H.Saddhatissa, The Budda’s Way, New York: George Braziller, 1971, с. 101.


[Закрыть].

Пятый – правильные средства к существованию: нужно быть уверенным, что твой способ заработка не противоречит ни одному из пяти предписаний. Наша работа не должна вредить другим или разрушать социальную гармонию.

Шестой аспект, правильное усилие, означает неустанную борьбу с нездоровыми состояниями в прошлом, настоящем и будущем. Этот путь – не для лентяев!

Седьмой аспект, правильная память, особенно характерен для буддизма, видящего путь к освобождению в дисциплине ума. Смысл его в том, чтобы в каждый момент времени полностью осознавать все, что с тобой происходит. В Дхаммападе (Изречения Дхармы), очень раннем тексте, мы находим такое энергичное наставление:

 
Следи за своим умом,
Будь на страже.
Подобно слону,
Вытаскивай себя из грязи[185]185
  The Dhammapada, translated by P.Lal, op. cit., с. 152. (См. рус. пер. в: Дхаммапада/Перевод с пали, введение и комментарии В.Н.Топорова. – М.: Издательство восточной литературы, 1960. – Прим. ред.)


[Закрыть].
 

Восьмой аспект, правильное сосредоточение, применяет правила умственной дисциплины к успокоению самого ума. Будда объяснял, что наше сознание есть «тонкое, невидимое, коварное»[186]186
  Там же, с. 49.


[Закрыть]. Достаточно сложные ухищрения необходимы, чтобы понимать и контролировать его беспокойную природу. Когда ум вполне спокоен, он превращается в водоем, в котором ясно отражается истинная природа вещей. Различные школы буддизма, сформировавшиеся в течение столетий, разработали различные техники созерцания, однако основной их принцип остается неизменным.

Старайся сознавать все – и пусть все идет своим чередом. Тогда твое сознание научится, словно чистое лесное озеро, оставаться спокойным в любых обстоятельствах. Удивительные и редкие животные будут приходить к этому озеру, чтобы испить из него, и ты ясно увидишь природу всех вещей. Много странного и чудесного будет являться к тебе, проходить мимо и уходить – но сам ты будешь оставаться спокоен. В этом счастье Будды.

Ачаан Шах, учитель медитации, Ват Па Понг, Таиланд[187]187
  Achaan Chah in A Still Forest Pool, Jack Kornfield and Paul Breiter, eds., Wheaton, Illinois: Theosophical Publishing House, 1985.


[Закрыть]

Буддийское учение о перерождении несколько отличается от ортодоксального индуистского, поскольку в нем нет вечной души, переходящей из тела в тело. В буддизме одно событие или феномен действует как причина, влекущая за собой другое. Основная причина в этом процессе – карма (палийское: камма): действия нашего тела, речи и сознания. Впечатления от наших добродетельных и недобродетельных действий миг за мигом формируют наш опыт. Со смертью этот процесс не прекращается: пламя нашей жизни переходит в новое существование, уровень которого отражает нашу прошлую карму.

Колесо рождений и смертей приводят в движение, главным образом, три корневые страсти: алчность, ненависть и заблуждение. Противоположности этих страстей – отсутствие алчности (щедрость, самоотречение, альтруизм), отсутствие ненависти (дружелюбие, сострадание, терпение) и отсутствие заблуждений (ясность ума, верное понимание сути вещей) – становятся причинами, разрывающими этот круг смертей и рождений.

Для буддийской мысли все одушевленные существа возрождаются не только много раз, но и в самых разных формах, создавая тесно переплетенную паутину жизни. Из этого выводятся важные следствия для наших отношений с жизнью в целом. В одном тексте объясняется:

В длительном ходе сансары [перевоплощения] нет среди живых существ ни одного, чья форма не побывала бы матерью, отцом, братом, сестрой, сыном, или дочерью, или каким-либо иным родственником всем прочим формам. Все мы связаны процессом перерождения, и каждый из нас – родня всем диким и домашним зверям, птицам, всем существам, рожденным из чрева матери[188]188
  Lankavatara Sutra, цит. по: Christopher Key Chapple, «Animals and Environment in the Buddhist Birth Stories», in Mary Evelyn Tucker and Duncan Ryuken Williams, eds., Buddhism and Ecology, Cambridge: Harvard University Press, 1997, с. 143.


[Закрыть].

Рассказывают, что Будда помнил все свои прошлые жизни и, желая проиллюстрировать свои нравственные поучения, рассказывал истории о том, что случалось с ним в прошлых рождениях. Сотни таких историй собраны в Джатаках – рассказах о прошлых жизнях бодхисаттвы Будды. Одна из них, которую мы приводим здесь (см. врезку: «История царя обезьян») иллюстрирует не только буддийский путь развития личности, но и необходимость соблюдения правил нравственности для всех – монахов, мирян и правителей.

* * * * *

Сокровища мудрости. История царя обезьян

В те дни, когда в Бенаресе правил Брахмадатта, Будда родился среди обезьян и стал могущественным царем восьми тысяч обезьян, живших близ Ганга. Над рекой нависало раскидистое манговое дерево с огромными и сочными плодами. Когда плоды созревали, одни из них падали на землю, а другие – в реку. Обезьяны ели эти плоды, и вместе с ними ел их и Великий: но он предвидел, что плоды, падающие в воду, в будущем принесут опасность его подданным. Поэтому он приказал обрывать все манговые плоды, растущие над водой, пока они еще зелены. Однако один плод обезьяны не заметили. Созрев, он упал в сети, которые раскинул на реке царский рыбак. Вытащив из воды чудесный плод, рыбак отнес его царю Бенареса. Попробовав манго, царь захотел еще – и приказал, чтобы его отвезли туда, где растут такие плоды.

На множестве кораблей приплыл царь со своими приближенными к манговому дереву. Разбив под ним лагерь, он весь день наслаждался сладкими плодами. В полночь к дереву явились Великий и его обезьяны: они ели плоды, прыгая с ветки на ветку. Царь проснулся и увидел их. Он приказал своим лучникам окружить дерево и приготовиться стрелять, чтобы наутро отведать не только манговых плодов, но и обезьяньего мяса.

В ужасе обезьяны взмолились Великому, чтобы он защитил их. «Не бойтесь, я вас спасу», – ответил он. С этими словами он взобрался на ветку, нависающую над рекой, а затем сделал огромный прыжок на другой берег Ганга. Там он сломал стебель бамбука такой длины, чтобы можно было перекинуть его через реку. Один его конец он привязал к дереву на дальнем берегу, а другой – к собственному поясу: и, сделав это, еще одним гигантским прыжком вернулся на манговое дерево, где, дрожа от страха за свою жизнь, ждали его обезьяны. Однако бамбуковый шест оказался чуть короче, чем нужно – и Великий ухватился за ветку и повис на ней, заполнив недостающее собственным телом. Он подал обезьянам знак, чтобы они бежали по его телу и по бамбуковому шесту на другой берег. Восемь тысяч обезьян, со слезами благодаря Великого и моля его о прощении, бросились спасаться. Но одна злокозненная обезьяна (она затем переродилась в Девадатту, двоюродного брата Будды, постоянно пытавшегося ему навредить), воспользовавшись случаем, прыгнула с верхней ветки на грудь царя обезьян и надорвала ему сердце.

Наконец все обезьяны достигли безопасного берега: лишь раненый Великий остался висеть на дереве. Брахмадатта, видевший все это, был поражен величием его самопожертвования. Едва рассвело, он приказал своим людям осторожно снять царя обезьян с дерева, обмыть его, умастить его тело маслом, одеть его в желтые одежды и уложить на мягкое ложе. Сам же он, сев рядом с царем обезьян, заговорил с ним о его поступке. Великий сказал, что ни боль, ни смерть не страшили его, ибо он действовал ради блага тех, кем правил – вот пример, которому стоит поучиться царям! Дав царю такое наставление, Великий умер. Царь Брахмадатта приказал предать его тело сожжению по царскому обычаю; затем возвел на месте его сожжения святилище, а череп его наполнил золотом и поклонялся ему в Бенаресе. Следуя наставлениям Великого, Брахмадатта стал добрым и праведным царем и после смерти узрел Лучший Мир.

Рассказав эту притчу, Будда открыл, что человеческим царем в этой истории был Ананда, а царем обезьян – он сам.

* * * * *

Планы бытия в буддизме можно понимать и как психологические метафоры, и как метафизическую реальность. Всего их тридцать один. В них обитают адские существа, голодные духи (терзаемые неудовлетворенными желаниями), животные, люди и боги. Все эти состояния, достигаемые через перерождение, непостоянны и несовершенны. Все одушевленные существа замкнуты в круге перерождений и обречены проживать жизнь за жизнью, снова и снова испытывая старение, болезни, страдание, смерть, а затем – болезненное перерождение, пока наконец не достигнут нирваны, где причинно-следственные связи утрачивают свою силу.

О нирване – цели буддийской практики – Будда говорил мало, однако описывал ее как состояние, желательное состояние сознания. Единственный способ окончить цикл страданий – положить конец всем желаниям и вести жизнь, свободную от привязанностей и не имеющую кармических последствий. При этом человек входит в состояние, которое Будда называл «сердечной тишиной»[189]189
  The Mahavagga I.


[Закрыть], «непостижимым состоянием за пределами старения и смерти»[190]190
  Suttanipatta 1093–1094.


[Закрыть], «не рожденным… не умирающим… не скорбящим… непорочным, полнейшей свободой от уз»[191]191
  Majjhima-Nikaya 1:161–164.


[Закрыть]. Для арханта (палийское: архат, арахат) – «достойного», достигшего нирваны при жизни, —

 
Нет страдания для него,
Того, кто свободен от скорбей,
Свободен от тягот жизни,
Свободен во всем, что он делает.
Он достиг конца пути…
 
 
Подобно птице, парящей высоко в небесах,
Он живет, ничем не владея:
Пища его – знание, мир его – свобода,
И пусть дивятся ему другие…
 
 
Он обрел свободу —
Спокойны его мысли, спокойна его речь,
Спокойны его дела, безмятежно его сознание[192]192
  The Dhammapada, translated by P.Lal, op.cit., с. 71–72.


[Закрыть].
 

Когда архант умирает, его индивидуальность исчезает, и он окончательно входит в состояние нирваны. Когда Будду спрашивали о том, что происходит с архантом после смерти, он не давал ответа. Почему? Однажды, прогуливаясь со своими учениками по лесу, Будда поднял с земли пригоршню палых листьев и спросил, где листьев больше – во всем лесу или у него в руке. Они ответили: «У тебя в руке, господин, листьев очень мало – во всей роще их куда больше» – и тогда он сказал:

Разумеется. Вот так же, друзья, и истин, которые я знаю, но не открыл вам, намного больше, чем тех, что знаю и вам открыл. Почему же я не открываю их? Да потому, друзья, что вам не будет от них никакой пользы: потому что они не помогают достичь святости; потому что не ведут от уныния к миру и спокойствию, от знания к мудрости и нирване[193]193
  Samyutta Nikaya, цит. в предисловии к The Dhammapada, translated by P.Lal, op. cit., с. 17.


[Закрыть].

Распространение буддизма за пределами Индии

После того как вокруг Будды сформировалась группа учеников, он разослал их во все стороны света, чтобы они помогали ему проповедовать Дхарму. Через двести лет после смерти Будды могущественный индийский царь по имени Ашока начал войну, желая расширить свою империю. Однако, увидев, к каким потерям с обеих сторон привела война, он, по преданию, испытал сильнейшее раскаяние, стал буддистом и начал проповедовать ненасилие. По всей стране он поставил каменные столпы с высеченными на них принципами Дхармы, в которых особенно подчеркивал необходимость общественных добродетелей. Именно при царе Ашоке буддизм распространился не только по всей Индии, но и далеко за ее пределами, начав существование в качестве мировой религии. Однако после смерти Ашоки брамины вернули себе политическое влияние, и в некоторых областях Индии буддисты подверглись преследованиям. Ко времени вторжения в Индию мусульман в XII веке буддизм пребывал в упадке: вернуть себе прежнее влияние на родине Будды ему так и не удалось.

По мере того как учение Будды распространялось в разных странах, адаптируясь к местным культурам, возникали различные школы, толкующие это учение по-разному. Из древнейших буддийских школ до наших дней дожила только Тхеравада («Путь Старцев»). Она господствует в странах Юго-Восточной Азии: на Шри-Ланке, в Мьянме (бывшей Бирме), Таиланде, Камбодже и Лаосе. Несколько позднее возникла школа, известная под общим названием Махаяна («Великая колесница»). Постепенно она приобрела влияние в Непале, Тибете, Китае, Корее, Монголии, Вьетнаме и Японии. Последователи этих традиций равно признают Четыре Благородные Истины, Восьмеричный Благородный Путь, а также учения о карме, сансаре и нирване.

Буддисты-тхеравадины изучают ранние писания на палийском языке, почитают монашество и совершают медитации, направленные на достижение осознания. Все это относится в первую очередь к интеллектуалам и монахам: обычные миряне, как правило, склонны довольствоваться бытовым благочестием.

Палийский Канон. Буддисты, следующие традиции Тхеравады, изучают обширное собрание древних писаний, дошедших до наших дней на древнеиндийском языке пали. Этот древний канон, или собрание авторитетных писаний, именуется Палийским Каноном. Носит он и другое название – Типитака (санскритское: Трипитака, «три корзины» – название связано с тем, что в старину рукописи на пальмовых листах хранились в плетеных корзинах). «Три корзины» представляют собой три собрания священных писаний: учение о Дхарме, правила монашеской жизни и ученые сочинения. После смерти Будды лидеры монашеской общины начали собирать авторитетный канон учений и монастырских правил. Согласно буддийскому преданию этим занимался совет из пятисот старцев, учеников самого Будды. Преподобный Ананда, по легенде, помнил речи учителя наизусть; другой приближенный к Будде ученик сформулировал правила жизни монашеского ордена. Вместе старцы разработали состав канона, который передавался из уст в уста до I века до н. э., когда сутры (палийское: сутты) были записаны. Помимо Типитаки, тхеравадины признают некоторые неканонические палийские труды – позднейшие комментарии к канону.

К XIII веку н. э. буддизм распространился во всех направлениях от Индии, но почти исчез в самой Индии

Три Драгоценности. Как и все остальные буддисты, последователи Тхеравады ищут прибежища в Трех Драгоценностях: Будде (Просветленном), Дхарме (учении Будды) и Сангхе (общине). Человек, желающий стать буддистом, прибегает к этим трем драгоценностям, произнеся на палийском языке формулу: «Буддхам саранам гаччхами (я принимаю прибежище в Будде), дхаммам саранам гаччхами (я принимаю прибежище в Дхарме), сангхам саранам гаччхами (я принимаю прибежище в Сангхе)». «Принимать прибежище в Будде» означает не молить его о помощи, но чтить как верховного учителя и образец для подражания. В каком-то смысле «принимать прибежище в Будде» означает чтить мудрость Будды, заключенную в каждом из нас.

Дхарма подобна лекарству, исцеляющему наши страдания: однако, чтобы лекарство подействовало, необходимо его принять. В Палийском Каноне говорится, что исцеление наступает мгновенно, длится вечно, ведет к умиротворению; познать, что это такое, можно только на собственном опыте.

Сангха – в конечном счете сообщество реализовавших постижение; но на житейском уровне Сангха – орден бхикшу и бхикшуни, которые отвергли мирскую жизнь, чтобы беспрепятственно изучать Дхарму, следовать ей и проповедовать ее миру.

Будда основал один из первых в мире монашеских орденов, и в странах, где распространена Тхеравада, Сангха по-прежнему имеет большое влияние. Всего в Юго-Восточной Азии около полумиллиона монахов-тхеравадинов. Стремясь свести к минимуму свою мирскую жизнь и полностью посвятить себя изучению и проповеди Дхармы, монахи и монахини бреют головы, одеваются в самую простую одежду, пользуются лишь немногими необходимыми для жизни предметами, не вкушают твердой пищи после полудня, принимают обет безбрачия, а в вопросах пищи, одежды и медицинской помощи полностью полагаются на мирян. Каждое утро, на рассвете, монахи выходят на улицы с сосудами для подаяния, и миряне подают им еду, веря, что этим улучшают свою карму. Взамен они получают от монахов благословения, духовное наставничество и исполнение различных общественных обязанностей, например наставление и образование молодежи.

Буддийские монастыри не оторваны от мира, как можно было бы подумать: обычно они стоят посреди деревни и находятся в центре сельской жизни. Двери монастыря открыты – туда постоянно приходят люди. В обществе монахи пользуются уважением: их считают образцами ума, доброты и самообладания. В Таиланде существует обычай, согласно которому молодые люди принимают временный монашеский обет – чаще всего во время сезона дождей, когда от них почти не требуется работа в поле: они бреют голову, собирают подаяние и живут аскетической жизнью, одновременно получая религиозное образование.

В отличие от монахов, монахини в Юго-Восточной Азии традиционно не пользуются особой поддержкой общества. Во времена Будды были приняты правила, согласно которым женщины-монахини должны были жить в отдельных монастырях и вести такую же жизнь, как и монахи; однако орден полностью посвященных монахинь (бхикшуни) в странах Тхеравады угас около тысячи лет назад. Во многих ранних буддийских писаниях указывается, что женщины способны к обретению мудрости и достижению нирваны не менее мужчин; однако, поскольку духовная власть оставалась и остается в руках монахов, у женщины-монахини мало шансов занять позицию учителя или лидера общины.

С течением времени взгляды некоторых монахов, а также редактируемые ими тексты приобрели несколько сексистский уклон. Поскольку буддийские монахи безбрачны, им не разрешается непосредственно контактировать с женщинами, и многие полагают, что общение с женщинами вредит духовному развитию монаха. Однако феминистские ученые возражают против такой интерпретации. Так, таиландский буддист доктор Чатсумарн Кабилсингх утверждает:

Новопостриженные монахи, не имеющие практического опыта, духовная решимость которых еще очень слаба, легко могут сбиться с пути под воздействием чувственных влечений, основным объектом которых являются женщины. Даже если поблизости нет ни одной женщины – образы женщин, живущие в сознании монаха, могут создать ему проблемы. Однако женщины не отвечают ни за сексуальное поведение мужчин, ни за их воображение; справляться со своими сексуальными желаниями монахи должны сами. Просветленные, надежно защищенные от подобных духовных состояний, способны превзойти гендерные различия. Сам Будда не нуждался в том, чтобы избегать женщин, поскольку женщины больше не представляли для него предмет сексуального влечения. Он жил в гармонии с собой и полностью контролировал свою психику[194]194
  Chatsumarn Cabilsingh, Thai Women in Buddhism, Berkeley, California: Parallax Press, 1991, с. 25.


[Закрыть].

В наше время в странах распространения Тхеравады наблюдаются попытки возродить полное посвящение для монахинь. Знаковое событие произошло в 1998 году, когда 135 монахинь из разных стран мира приняли полное посвящение в Бодх-Гайя. Согласно каноническим правилам для посвящения монахинь необходимо собрать кворум из уже посвященных монахов и монахинь. Ссылаясь на это правило, консервативные лидеры монашества пытались не допустить посвящения женщин. Однако в Китае, на Тайване, в Японии и Корее женские монашеские ордена сохранились: благодаря им в Бодх-Гайе удалось собрать требуемый кворум из десяти бхикшу и десяти бхикшуни. Так в Шри-Ланке возродилось женское монашество, исчезнувшее там почти тысячу лет назад.

Медитация. Традиция Тхеравады стремится сохранить то, что считается оригинальным учением Будды, в том числе и разнообразные техники медитации. Две основные ветви медитационной практики – саматха (успокоение) и випассана (прозрение). В начале практики медитирующий сосредоточивает свое внимание на каком-либо конкретном предмете с целью успокоения (саматха) и сосредоточения ума. Затем он переходит к випассане, глубоко осознавая суть понятий дуккха, аничча и анатта.

Бирманский учитель медитации Махаси Саядав учит начинать практику випассаны с того, чтобы просто следить за своим дыханием, сосредоточив внимание на том, как вздымается и опускается твоя грудь и живот. Чтобы сосредоточиться на этом процессе и не позволять бессознательным реакциям на окружающий мир отвлекать себя от него, медитирующий делает мысленные «заметки»: «поднимается», «опускается». В беспокойном уме неизбежно возникают другие мысли и чувства. Медитирующий просто отмечает их суть – «воображение», «блуждание мысли», «воспоминание», – а затем вновь обращается к собственному дыханию. Возникают и телесные ощущения – и с ними медитирующий обходится таким же образом: «чешется там-то», «неудобно там-то», «усталость» и так далее. Медитация сидя чередуется с медитацией во время ходьбы, когда медитирующий так же внимательно отмечает все движения своего тела: «нога поднимается», «движется», «становится на землю». Если в медитации возникает экстаз или какие-либо видения – эти состояния также следует отмечать, а затем позволять им уйти, не удерживая их. Так же следует обходиться и с возникающими эмоциями: наблюдать, принимать и позволять им уйти, не определяя их как «хорошие» или «дурные». Обычно, говорит наставница Дхармы Йоко Бек, мы, напротив, цепляемся за свои эмоции:

Все мы заворожены своими эмоциями, ибо считаем, что они и есть мы. Мы боимся, что, отказавшись от привязанности к ним, станем никем. Но ведь мы и есть никто! Когда идеи, надежды, мечты увлекают тебя за собой, отворачивайся от них – не один раз, но, если потребуется, и десять тысяч, и миллион раз[195]195
  Joko Beck, цит. по Lenore Friedman, Meetings with Remarkable Women, Boston: Shambhala, 1987, с. 119.


[Закрыть].

Истины бытия, сформулированные Буддой – дуккха (страдание), аничча (непостоянство) и анатта (отсутствие вечного «я»), – в процессе медитации становятся очевидными. С течением времени сознание медитирующего обретает спокойствие, ясность, внимательность, гибкость, свободу от симпатий и антипатий. Такое сознание необходимо сохранять и в обыденной жизни, и повседневной деятельности.

Почитание Будды. Помимо философских и созерцательных традиций, описанных ранее, многие представители среднеазиатского буддизма Тхеравады, как миряне, так и монашествующие, поклоняются Будде, ища у него помощи и защиты. Возводятся храмы, молитвенные залы и придорожные святилища с изображениями Будды, перед которыми люди преклоняют колени, зажигают свечи, возжигают благовония, приносят цветы, покрывают изображения золотыми пластинами и обращаются к ним с молитвами. Некоторые монахи и интеллектуалы – в том числе христиане-протестанты, в конце XIX века заинтересовавшиеся изучением буддизма, – клеймят эту практику как несовместимую с духом истинного буддизма, в котором видят нетеистическое, рационалистическое, философское мировоззрение, не допускающее ни ритуалов, ни почитания икон. Однако в наше время, несмотря на все возрастающую коммерциализацию буддийских образов, некоторые комментаторы пытаются найти исторические корни ритуалов в буддизме. Популярные обряды в народном буддизме столь широко распространены и столь влиятельны, что многие ученые все же склоняются сейчас к тому, чтобы видеть в них естественный элемент буддийской религии.

Ключевым текстом в этом вопросе является «Махапариниббана Сутта», палийское писание, описывающее сожжение тела Будды и дальнейшую судьбу его останков. Этот текст касается исполнения обрядов: в нем сообщается, что перед смертью Будда, среди прочих практик Дхармы, рекомендовал верующим почитание своих останков: «Всякий, кто возлагает на них венки, или окрашивает их в яркие цвета и умащает благовониями… благочестиво и преданно, надолго обретет счастье и благополучие»[196]196
  Mahaparinibbana Sutta, ii. 142.


[Закрыть]. И далее этот текст выступает в защиту служения Дхарме путем почитания Будды. Читая «формулу прибежища», в которой они просят прибежища в Будде, Дхарме и Сангхе, буддисты-миряне, быть может, чувствуют, что «прибежище» – не просто философская идея, но живая связь с вечным присутствием Будды.

В Северном Таиланде существует популярный ритуал, во время которого нити, прикрепленные к гигантской статуе Будды, во время специальной церемонии передают его духовную силу Сангхе, святой воде, амулетам и новым изображениям, нуждающимся в освящении. Натянутые в воздухе нити образуют 108 квадратов, в которых верующие видят магический космос: через свисающие вниз шнуры священная энергия этого магического космоса передается земле. Пока монахи поют сутры, простые люди обматывают себе головы этими шнурами и таким образом получают духовную помощь. Чтобы освятить новое изображение Будды, монахи сначала запечатывают ему глаза воском и накрывают голову тканью. Ночь напролет они поют священные песнопения, медитируют, учат о Будде и о Дхарме: это тренировка ума – и одновременно освящение изображения. При этом Сангха живо ощущает свое единство с Буддой, с Дхармой и друг с другом. На рассвете с изображения снимают покровы, перед ним ставят молоко и сладкий рис; теперь оно – в каком-то смысле живое.

Кроме статуй, сила Будды присутствует, по мнению верующих, в его останках. Изображения Будды могут находиться в ступах – возвышающихся к небу башнях-хранилищах останков, возможно, заимствованных буддизмом из древнейших языческих духовных традиций. Например, в храме Дои Сутхеп в Чанг-Мае, Таиланд, хранится крохотный осколок кости, о котором говорят, что он был частью тела Будды. Рассказывают, что некогда правитель страны, желая открыть эту реликвию для народа, положил ее на спину белого слона – символ Будды – чтобы слон выбрал наилучшее место для храма. Слон поднялся на близлежащий холм и, достигнув его вершины, опустился на колени. В наше время по 290 ступеням, ведущим на вершину холма, ежедневно поднимаются паломники: они украшают изображение Будды золотыми пластинами, воскуряют три палочки благовоний в честь Трех Драгоценностей, зажигают свечи, приносят цветы – так они испрашивают у Будды благословения. Останки Будды столь почитаемы, что священные процессии с реликвией, считающейся зубом Будды, используются правительствами Шри-Ланка и Мьянмы для легитимизации своих притязаний на мирскую власть.

Почитаемые образы Будды можно в изобилии найти в храмах и придорожных святилищах. Последние практически ничем не отличаются от языческих святилищ духов, даже в наше время часто встречающихся в Таиланде, где буддизм часто сочетается с языческой духовностью и брахманизмом. Эти изображения напоминают верующим об учении Будды и дают ощущение его руководящего и спасительного присутствия. В Юго-Восточной Азии шаманы часто используют образы и символику буддизма Тхеравады в ритуалах исцеления. Якедуры на Шри-Ланке призывают силу Будды и Дхармы, чтобы отогнать злых духов и исцелить тех, кто страждет душой. В космической иерархии Будда и Дхарма считаются могущественными силами, способными подчинить себе меньшие силы. Во время ритуалов исцеления пациент слушает буддийские притчи: они должны освободить его от тревог и придать силу духа, которая станет ему защитой. Даже монахи считаются своего рода магическими защитниками, и последователи буддизма часто просят у них благословения для защиты от разных бед.

В Тхераваде, как и во всех буддийских культурах, храмы – не только места поклонения, но и центры групповой идентичности и интеграции общины. Монахи не только проповедуют Дхарму, но и проводят сельские праздники, посвященные повышению урожая, совершают над умершими обряды, призванные обеспечить им лучшее перерождение, призывают благословения различных божеств. Все эти события становятся для общины праздниками и укрепляют ее единство.