Текст книги "Максимализмы (сборник)"

Божественные бездны наслаждения

Послушал я интервью со знаменитым биологом-генетиком Craig Venter. Он написал книгу под самоуверенным названием A Life Decoded (Расшифрованная жизнь). При анонсе интервью, которое заняло в итоге почти час и которое я бы слушать не стал прежде всего из-за своего невежества в генетике, меня привлёк последний по списку вопрос из тех, что ему задавали: «Что такое жизнь?» Именно ответ на этот кардинальный вопрос был для меня исключительно интересен, потому что исходил от учёного мирового класса, ковыряющегося в самых глубоких потрохах жизни.

И что же он в ней расшифровал? Вот его ответ почти дословно:

Я об этом пишу в своей книге «Расшифрованная жизнь»… Моё личное убеждение, что живые организмы заполняют Вселенную. Жизнь является одним из главных свойств Вселенной. Если имеются нужные компоненты, то спонтанно образуются живые существа. Во Вселенной есть бесконечное количество планет, подобных Земле.

Нам чрезвычайно трудно определить границу, где взаимодействие химических элементов становится живым существом, способным размножаться. Я задавал себе вопрос… «Как пуля, попавшая в мозг и разрушившая небольшое количество клеток, убивает человека, состоящего из ста триллионов клеток?» Мы до сих пор не можем дать удовлетворительное определение жизни… Быть может, разница между живым и неживым так же проста, как разница между незаведённым и заведённым двигателем автомобиля: все детали работают совместно достаточно долго при минимуме поставляемой энергии. Я думаю, что не будет ничего таинственного в будущем, что люди будут способны создавать жизнь, если научиться собирать вместе нужные компоненты…

Очевидно, что вопрос о сути жизни не застал Вентера врасплох – он думал над этой проблемой и даже излагал свои взгляды в книге, поэтому можно полагать, что сказанное им в интервью есть выжимка его мыслей на эту важнейшую тему, а не первые попавшиеся слова, вдруг пришедшее в голову во время интервью.

Меня поразил близорукий пример с автомобилем, который весьма точно характеризует мышление Вентера. Автомобиль создан человеком и не мог образоваться в результате эволюции или естественного отбора. Следуя этому примеру, человека тоже кто-то должен был создать.

Далее, если рассматривать неработающий автомобиль как скопление мёртвых клеток, которые оживают при повороте ключа зажигания, то опять же, такое «превращение» – это результат конструкции, придуманной человеком, заранее продуманной, и здесь важно не только «вдыхание души» или поворот ключа зажигания, а то, что кто-то должен был вдохнуть эту душу в неживую материю, в заранее спроектированное «существо» автомобиля.

Создаётся устойчивое впечатление, что Вентер мыслит исключительно механистически – ведь он занимается складыванием кубиков генов-шменов в разные комбинации.

Вместо того, чтобы попытаться определить, что такое жизнь, он уходит от ответа с помощью пока ещё никак не доказанного утверждения, что жизнь – это свойство Вселенной. Оно напоминает самодовольное средневековое утверждение, что Земля – это центр Вселенной.

Вентер даёт своё беспомощное понимание жизни, состоящее в том, что она самозародится спонтанно, как только удастся сложить нужные кубики в нужном порядке. Сказать для учёного «спонтанно» по отношению к зарождению жизни – это значит полностью капитулировать как перед познанием, так и перед верой.

Если в начале XX века обнаружили бесконечность образований и превращений микрочастиц в неживой материи, то теперь обнаружили ту же божественную бездну – бесконечность дробления живой клетки и методов управления жизнью по кем-то установленным законам. Наше бессознательное, которое несравненно больше сознательной части, оказывается, управляется способами такой немыслимой сложности и бесконечных порядков, что любое живое существо можно представить как бескрайнюю вселенную, которую только сейчас наш разум начинает в какой-то мере осознавать.

Что я ожидал бы услышать от Вентера, это хотя бы намёк на то, что жизнь – это тайна, исчерпать которую невозможно не только складыванием кубиков-генов, но всеми научными методами, что жизнь – это сверхъестественное явление, которое мы привыкли считать естественным. Или хотя бы Вентер выказал ошеломление от безграничной сложности контроля за нашей судьбой, осуществляемой на таких неисчерпаемых микроуровнях.

Интересно и то, что в лексиконе Вентера слово «эволюция» является универсальным научным термином, объясняющим возникновение и совершенствование жизни. Я не помню, сколько лет, согласно придумкам учёных, прошло со времени начала жизни на Земле. Предположим, десять миллионов – в любом случае это цифра – конечная. Однако сложность внутриклеточной жизни с каждым годом приоткрывается всё на более изощрённых уровнях, причём стало очевидно, что этих уровней будет открываться бесконечное число, что нельзя будет найти тот исходный неделимый кирпичик, который лежит в основании жизни. В связи с этим у меня возникает вопрос: «Каким образом бесконечная сложность может образоваться за конечный период времени?» Такая сложность может образоваться только благодаря вмешательству Провидения.

Одним из необходимых свойств живых организмов является их способность к размножению. Стимулом к размножению у людей и в животном мире является наслаждение. Смею с уверенностью предполагать, что какой-то эквивалент наслаждения как стимул размножения существует и на клеточном уровне, то есть оплодотворённая клетка начинает делиться с бешеной скоростью именно потому, что клетки испытывают наслаждение в процессе деления. А если хоть в чём-то следовать Вентеру и предположить, что жизнь это действительно свойство Вселенной, то можно сделать ещё один шаг в рассуждениях и провозгласить, что наслаждение обеспечивает существование Вселенной, суть которой – быть заполненной жизнью.

А те, кто выступают против наслаждения, выступают против миропорядка и потому должны быть обречены на изгнание из живой природы.

Почему я ненавижу христианство

Казалось бы, всем христианство неплохо: и заповедями, заимствованными из Моисеевых, и поучительными историями о человеческой психологии, и наивными чудесами из доисторических волшебных сказок – но есть нечто основополагающее в христианстве, что не только неприемлемо, но и омерзительно, ибо оно делает всех людей преступниками, грешниками, обречёнными на ничтожество жизни. Я имею в виду основную концепцию христианства – «непорочность зачатия».

Во многих мифах и религиях описывается рождение богов без совокупления и не из влагалища (например, рождение Афины из головы Зевса). Необычность зачатия и рождения делало необычным само родившееся существо. И только христианство вместо «необычности зачатия», сделало его обвинительным приговором, назвав внеполовое зачатие «непорочным». Таким образом, утверждалось, что совокупление, половые органы и наслаждение, которое они доставляют – это порок, грех, зло, а значит всё человеческое изначально греховно – недаром на теле каждого человека христианство выжигает кровавыми буквами приговор «рождённый во грехе». Приговор, основанный на выдумке расторопных хитрецов, сновавших вокруг Христа. Ведь сам Христос не оставил после себя ни единого слова (хотя он был человеком не только грамотным, но и образованным), а вся христианская дурь строится на словах его четвёрки «шестёрок»: Луки, Марка, Иоанна и Матфея. Мало ли чего они напридумали?

Разные конфедерации христианской церкви разнообразно лицемерят, не в силах противостоять сексуальному освобождению людей, и провозглашают свою терпимость к ебле в браке и вне брака, но с намерением пожениться, а некоторые даже принимают и гомосексуальный образ жизни (наверно потому, что у гомосексуалистов не может быть зачатия, а значит и порочного).

Казалось бы, именно христианская церковь должна ратовать за генетические эксперименты всякого рода, потому что они в конечном итоге позволят вообще избавиться от порочности зачатия, и оно будет происходить в пробирках искусственно созданными сперматозоидами и яйцеклетками.

Именно христианская церковь, будучи последовательной, должна бы выступать за массовые аборты, ибо каждый зародыш – это есть результат греха порочного зачатия, а грех нужно уничтожать.

Вследствие своей лживости христианство переокантовывается и вдруг начинает трястись над результатом порочного зачатия и елейно называть зародыш божьим творением, а не творением дьявола, которым он именно и является, раз произошёл в результате греховной ебли.

А пока все ошалело празднуют рождение Христа, которое произошло вовсе не от совокупления Марии с римским легионером Пантерой, а якобы от святого духа. (Интересно, испытала ли Мария оргазм в момент попадания в неё этого святого духа?) Недаром в глубине души народ подсмеивается над этой выдумкой и, когда какая-нибудь девица пытается повторить трюк Марии и прикинуться, что не знает, каким образом она забеременела, ей задают риторический вопрос:

– Что, святым духом занесло?

Но у христианства не хватило ума врать до конца. Уж если Христос был зачат без хуя, то надо было придумать, что он родился не через пизду Марии, а уж, ну хотя бы, с помощью кесарева сечения, а ещё лучше, чтобы на руке у Марии образовался пузырь, из которого выскочил Христосик. А то что же получается? – начали за здравие, а кончили за упокой: Христос вроде бы зачался без ебли, а родился-то он через пизду, весь обмазанный пиздяными соками, кровью, в её запахах, – то есть всё-таки Христа осквернила пизда – воплощение истинного греха и грязи. Нехорошо получается: в последний момент взяли и всю идею непорочности зачатия похерили порочностью рождения.

О каком сосуществовании с христианством других религий и любого честного человека может идти речь, если первое, что бросает всем в лицо христианство – это приговор-оскорбление: твоё зачатие было греховным, твои мать и отец, зачав тебя, сотворили грех.

Вот и доказывай после этого, что ты не верблюд.

Если в суде ты невиновен, пока не доказана твоя виновность и только поэтому удаётся в мире людских взаимоотношений достигнуть хоть какой-то меры справедливости, то в христианстве никаких сомнений в твоей виновности нет – ты виновен по определению, ибо ты человек, то есть тот, кто рождён в результате ебли.

Пока христианство не откажется от доктрины «непорочности зачатия», до тех времён никакого мира с христианством быть не может. Это подобно тому, как Израиль отказывается вступать в какие-либо отношения или переговоры с организациями, в основе идеологии которых лежит цель уничтожить Израиль. Вступить в какие-либо отношения с такими организациями – это значит совершать самоубийство. Именно этим самоубийством невежественно занимается каждый христианин, ибо он обязан принять постулат «непорочности зачатия» Христа, а следовательно, считать своё собственное зачатие порочным, а себя – во грехе до тех пор, пока не помрёшь. Вот она, христианская любовь через ненависть к причине твоего рождения.

Христианство – это надругательство над самыми сокровенными чувствами человека, родительскими чувствами, ибо истинные христианские родители должны не радоваться своему новорожденному, как это позволили Марии, а смотреть на только что родившееся сморщенное существо и причитать: «родился во грехе, в грехе и умрёшь».

Празднуя рождение Христа, христиане прежде всего празднуют «непорочное зачатие», то есть проклинают своё собственное. Самоубийственный праздничек.

Христианство – это самая античеловечная религия в мире, ибо порицает и посрамляет божественную суть человека – совокупление, в результате которого рождается дитя.

А значит христианство ненавидит человека.

Вот почему я ненавижу христианство.

Жизнь № 1 и Жизнь № 2

Моя голубая кровь

Мой прадедушка по маминой линии был извозчик и любил выпить. Он приезжал время от времени из Могилёва в Ленинград с маленьким чемоданчиком погостить. У него имелось восемь человек детей. Однажды он взял пятилетнюю дочку на ярмарку, лошадь взбрыкнула и ударила копытом девочку в голову. Он принёс домой на руках окровавленный трупик. Говорят, с тех пор и пить начал.

Бабушка спрашивала его: «Хочешь водки?» – и глаза прадеда сразу загорались. Она давала ему деньги и он, как мальчик, нёсся в магазин.

Он приехал очередной раз в июне 1941 года и навечно застрял в гостях. Мой дядя, военный врач, вывез из блокадного Ленинграда мою маму с бабушкой и дедушкой, а прадедушку оставили – не хватило места в маленьком самолёте. Дядя обещал, что скоро его тоже заберёт, но не забрал и прадедушка умер безвестно как.

Надеюсь, что умер пьяненьким.

Неопровержимое доказательство

Мне три годика, и у меня длинные локоны до плеч. Мы с дедушкой вернулись с гулянья в Юсуповом саду. Он возбуждённо рассказывает бабушке, что одна женщина приняла меня за девочку и не верила, что я – мальчик. Возмущённый дедушка предложил женщине:

– Хотите я ему трусики сниму?

Эта фраза, это странное и неопровержимое доказательство глубоко поразили меня великой тайной, которую я совершенно отчётливо почувствовал, но до конца не понимая.

Я тогда ещё плохо понимал различие между мальчиком и девочкой, но то, что для определения кто есть мальчик, а кто – девочка, следует снять штаны, поразило меня, как молния.

Причём, до сих пор я не могу опомниться…

Первомай пятидесятых

В конце пятидесятых на главных улицах Ленинграда на первое мая появлялись весы, у которых стояли весовщики. На весах, также на цепочках висели динамометры двух размеров, большой и поменьше. Праздничным развлечением обыкновенного советского человека было взвеситься и заодно проверить силу своего рукопожатия. Стоило это удовольствие копейки, но и они берегли считанный рубль получки.

Взвешиваться мне было не интересно, но за динамометр я всегда хватался, брал, который поменьше, и сжимал правой рукой. Динамометр больно врезался плоскими краями в ладонь и из-за этого я никак не мог сжать его изо всех сил, так что показания моей мощи были занижены. Меня это огорчало.

Я шёл и покупал у цыганки «раскидай» и сосучий петушок на палочке и тем утешался. Цветастый «раскидай» я дома всегда вспарывал – не верилось, что такая яркая наружность содержит в себе простые опилки. То же самое я делал с калейдоскопами, которые мне часто покупали и которые не переставали восхищать моё зрение, но и их я всегда разламывал в неистребимой надежде увидеть внутри продолжение чудес, однако из трубки вываливались осколки цветного битого стекла, и я всякий раз дивился этому до глубины души.

Радиопродуктор, что висел на стене дома рядом с окном нашей квартиры, гремел марши и патриотические песни. Люди с воздушными шариками и полупустыми бутылками возвращались с демонстрации.

Было интенсивно и беспричинно весело, но в то же время торжественно – детство.

Идеальная смазка

В детстве, регулярно дроча, я выискивал способы усиления наслаждения с помощью поиска идеальной смазки. Что я только ни пробовал: слюни, сопли, мыло, сырые яйца, масло (сливочное и подсолнечное). Но смазка пизды разом переплюнула всё.

Вот что должны изучать Научно-Исследовательские Институты Смазочных Материалов для разработки самых лучших смазок. Если бы собирать эту женскую пиздяную жидкость и смазывать ею трущиеся механизмы, то им бы износу не было.

Дача как школа половой жизни

Однажды дачные мальчики пригласили меня с собой в лес. Мне было лет десять. Они туда таинственно убегали и что-то там делали, не говоря мне, что. А тут – пригласили с собой.

Нас было человек шесть. Заводилой был местный Боря, выше всех ростом. Другим был Саша, красивый черноволосый мальчик, у него была очаровательная старшая сестра, от которой я не мог отвести глаз. Её, грудастую и бедрастую, звали Ляля. Другие мальчики не произвели впечатления и не остались в памяти.

Когда мы зашли в глубину леса и оказались на небольшой полянке, мальчики остановились, встали в кружок и спустили штаны и трусы ниже колен. Предложили и мне, и я снял их тоже, плохо соображая, зачем. Все хуёчки были необрезанные и мягкие, и мальчики занимались тем, что оголяли головки и рассматривали их друг у друга. У меня был обрезанный и потому на меня почти не обращали внимания.

Я запомнил появившиеся жёлтые кусочки чего-то, когда Боря натянул кожу на своём, вставшем. Были словесные намёки, что произойдёт нечто большее, но что – мне было непонятно. Мальчики не прикасались друг к другу, даже не дрочили.

Боря зачем-то нагнулся, его голые ягодицы раздвинулись и между ними я увидел жидковатое дерьмо. «Даже не вытирается» – подумал я и запомнил этот вид навсегда.

Я возвращался на дачу разочарованный, но не знал чем. Ничего не случилось, но я и не представлял, что могло там случиться.

На лужайке у дачи я увидел Лялю, лежащую на траве и впитывающую своим неизъяснимым телом солнечные лучи. Я стал раздумывать, как бы подойти к ней поближе и стоять, разглядывая её, но чтобы она меня не прогнала. Ляля лежала на животе и её ягодицы вырывались наружу из мелких трусиков, и я с уверенностью подумал, что уж у неё-то между ягодицами наверняка всё вымыто. Тут я почувствовал, что хуёк мой затвердел, и я понял, что так и надо.

Знание будущего

Старшеклассники в нашей школе прошли на уроке истории Варфоломеевскую ночь. Среди малышей пронёсся слух, что если старшие схватят тебя на перемене и спросят, гугенот ты или католик, то надо отвечать, что католик, и они тебя отпустят, а если скажешь, что гугенот, то побьют. Так и произошло – хватали нас, четвероклассников, на переменах, прижимали к стенке и допрашивали.

Я сказал, что я – католик и меня отпустили. Я не знал, ни что такое католик (лишь слышал это слово), ни гугенот (никогда не слышал такого слова). Но мне было наплевать: слово «католик» было как пароль, который тебя освобождал.

Так знание будущего позволило мне избежать грозного настоящего.

Рабство слов

Теперь я раб своих рабов, а это значит, я – свободен.

Так я писал после школы.

А в школе, классе в пятом, шёл морфологический разбор слов. Учительница вызвала меня к доске, чтобы я докопался до корня в слове «рабочий». Разумеется, что корнем я назвал три буквы «раб». Учительница схватилась за голову – как это я посмел приравнять советского рабочего к рабу.

– А какой же корень у этого слова? – спросил я.

– «Рабоч», – торжественно произнесла учительница.

При Сталине меня бы посадили. А при Хрущёве меня лишь отчитали за непонимание идеологической ситуации. Так прогрессировала Россия.

И до сих пор прогрессирует-сирует.

1962

В 1962 году написал я длинное письмо в рифмах:

 
Дорогой товарищ Исаковский!
Я пишу письмо моё в стихах.
В нём моих мечтаний отголоски
и надежды, и немножко страх.
 
 
Мне пятнадцать лет, шестнадцать скоро,
с десяти лет начал я писать,
и в большой поэзии просторы
до сих пор мечтаю я попасть…
 

Дальше – не помню. Но помню, что Исаковский ответил и посоветовал повременить с большой поэзией и её просторами, а заняться просто поэзией в масштабе ЛИТО[80]80
  Сокр. от «ЛИТературное Объединение».


[Закрыть].

Я же мечтал о мгновенной и всенародной славе, но коль она не грянула с помощью Исаковского, то я последовал его совету.

В итоге, разных ЛИТО я перепробовал кучу. А что до большой поэзии, то она буквально накрылась пиздой, а точнее – пиздами. И по-большому прославила их.

Моя первая порнография

…В юности Лермонтов пенился и пузырился интересом к женщинам, что отразилось в нескольких стихах да Юнкерских поэмах. Взрослея, он действительно больше мцырями да демонами увлекался, причём своими собственными. И в конце концов, он доигрался, когда написал в свой последний год «Душа моя мрачна», а про еблю – ни слова. Известно же, что только тот,

Кто поёт и ебёт – два века живёт.

Тем не менее именно Лермонтов стал для меня первой порнографией, но не Юркерскими поэмами – где мне было их достать в 14 лет в те времена? Но зато был в семейной библиотеке четырёхтомник, изданный в 1957 году Худлитом. И вот, почитывая первый том, я наткнулся на стихотворение «Счастливый миг»[81]81
  Со стихотворением можно ознакомиться на: http://www.stihi-rus.ru/1/ Lermontov/ 122.htm


[Закрыть], которое Лермонтов написал в 17 лет, причём в примечаниях, которые я всегда любил читать, об этом стихе не писалось ни слова. Так что я додумывал и интерпретировал сам.

Я в то время был ещё девственником на фоне цветущего онанизма и полон желания познать свою первую женщину. И тут я нарываюсь у классика на подробное описание соблазнения, но в то же время беспощадно пропущенного желанного описания ебли, и тем не менее имеющегося краткого описания убийственного конца чудесного процесса. Но даже одно лишь туманное описание соблазнения меня ошеломило на фоне полного советского литературного безсексья тех времён. А я ведь тогда читал всё подряд и в изрядных количествах.

Задели меня тогда до всевозможной глубины следующие строки:

 
Стыд ненужный отгоня
 

И действительно, самое главное, что можно сказать о стыде, что он ненужный. А потому его легко отогнать.

 
От нескромного невежды
Занавесь окно платком
 

Почему от нескромного неуча надо прятаться? Это при том, что ненужный стыд уже отогнан. Почему бы не обучить неуча, а нескромность в вуайеризме просто необходима.

Тронула меня также аргументация «подгоняния» в статус возлюбленной – подрожи и баба разденется:

 
Так скорее ж… я дрожу.
 

Потом пошло раздевание, от которого я уже сам дрожал, читая:

 
О! как полны, как прекрасны
Груди жаркие твои,
Как румяны, сладострастны
Пред мгновением любви;
 

Румянец я привык считать принадлежностью щёк, а не грудей, хотя я их, грудей, на тот период ещё воочию не видел. Однако я был непоколебимо уверен, что груди не могут быть румяны. Соски – да. Надо бы сказать: «Румянец сосков на щеках грудей», – это я уже сейчас придумал.

Но про мгновение любви я сразу понял. Оргазм мне был знаком хорошо, но любовь мне почему-то представлялась более протяжённой, куда входил и сам процесс раздевания, и процесс добычи оргазма, а не только сам оргазм. Так что с мгновением я подозревал натяжку.

 
Вот и маленькая ножка,
Вот и круглый гибкий стан,
 

Груди уже на этот момент были обнажены, и вот появляется ножка, да ещё маленькая. Если маленькая, то имелась в виду ступня. Но ступня должна была быть видна с самого начала – девица ведь юбку или платье сняла на тот момент и должна была видна быть не маленькая ножка, а полная или смуглая или волосатая, но никак не маленькая нога. Хотя говорят «разведи ножки», но это во множественном числе.

А к тому же, что значит «круглый стан»? Я пытался представить и выходило, что девица – кубышка. Будучи начинающим стихоплётом, я догадался, что должно было быть «округлый стан», но втиснуть лишний слог в строку не получалось. Однако я великодушно прощал Лермонтова за ошибку – ведь он осмелился писать о стане вообще, да ещё обнажённом. А коль обнажённый, то пусть хоть круглый.

 
Под сорочкой лишь немножко
Прячешь ты свой талисман
 

Под сорочкой я ждал пизду, а в какой-то талисман я не верил. Видно таким эвфемизмом решил воспользоваться Лермонтов, и я это понял и принял.

Дальше я споткнулся о невесть откуда появившегося «злодея»

 
Так невинна ты, что мнится,
Я, любя тебя, – злодей.
 

Только что Лермонтов говорил о «мгновении любви», но уговоры девицы с удобным для рифмовки именем начинают идти от противного:

 
Но ужасным, друг мой Лена,
Миг один не может быть.
 

То есть жизнь ужасной быть может, но миг – он прекрасен по определению. Мне тогда не пришло в голову, что речь могла идти о миге разрыва девичей плевы.

А дальше впервые активная и пассивная стороны меняются местами: сначала Лерма раздевал и домогался. Но раздев, испугался и только зырит на уже обнажившуюся девицу:

 
Полон сладким ожиданьем,
Я лишь взор питаю свой
 

Тут девице надоела пассивность мальчишки именно тогда, когда надо действовать, и она, несмотря на её утверждаемую Лермой невинность, берёт инициативу на себя:

 
Ты сама, горя желаньем,
Призовешь меня рукой;
 

Эта активность женщины возбуждала меня больше всего. Далее следовал рецепт радикального избавления от мук, который я стал использовать как панацею:

 
И тогда душа забудет
Все, что в муку ей дано,
 

А в концовке Лермонтов несказанно удручал меня своей тоской:

 
И от счастья нас разбудит
Истощение одно.
 

Я, разумеется, знал ощущение после оргазма, но я также знал, что желание приходит вновь очень быстро, и я делал акцент не на «истощении», потому что оно не «одно», а это только передышка для новых «счастливых мигов». Сексуальный пессимизм Лермонтова был мне чужд. «Если мне в 17 лет достанется баба, то я уж не стану причитать об истощении, а после конца брошусь в новое начало», – мечтал я, перечитывая это стихотворение ещё и ещё, незаметно для себя выучивая его наизусть.

Разумеется, что в 14 лет мысли мои были не столь осознанны, но я чётко помню похотливый восторг от этого стихотворения, перемешанный с выпестовавшимся решением: нет, я пойду другим путём.

И пошёл.