Текст книги "Безславинск"

Лишь только увидел он горящий сарай, осевший одним углом, будто вросший в землю, и стоящий рядом целый и невредимый трактор, как возбуждённое состояние его прошло. Всё в нем пришло в равновесие, в спокойную уверенность. Поскольку ни к сараю, ни к прицепу, горевшему внутри, он не имел ровно никакого отношения. А вот трактор, купленный им два года назад и исправно приносящий ежемесячный доход (участковый инспектор сдавал его в аренду безславинцам для личных нужд), был цел и невредим.

Всем в Отрежке было ясно, что горит сарай деда Кузьмы, в котором участковый Ябунин хранит свой трактор. Прицеп принадлежал Кузьме, и они на пару с участковым занимались столь простым, но, относительно безславинских мерок, выгодным бизнесом – сдачей в аренду сельхозтехники. Вот и прибежали на тушение пожара лишь гости со свадьбы да ещё несколько случайных жителей, а остальные затаились и равнодушно ждали, когда рухнет сарай Кузьмы и одновременно с ним его бизнес на пару с местным участковым. Да и потом, за последнее время после постоянных артобстрелов уже столько было этих пожаров, что хотелось не пойти хотя бы на один из них.

Замученный изжогой участковый инспектор многое видел за годы службы в Безславинске, видел чужое горя, чужие проблемы, к которым он, как правило, относился с должностным безразличием, а иногда и с умышленным злорадством, но страшное показное презрение к нему самому и к его имуществу возмущало его до глубины души.

– Я вам теперь устрою весёлую жизнь! Падлы! – пообещал он неизвестно кому неизвестно какую жизнь и смачно выругался, да так, что чуть не поперхнулся от собственной злобы и желчи.

И будто услышав угрозу участкового, словно испугавшись его возмездия, безславинцы поочередно начали выходить из своих домов. Наконец к сараю Кузьмы побежали люди. Но, конечно, не страх перед представителем закона стал причиной людского участия – это набатный звон срывал их с постели и гнал на тушение пожара. Это страх перед всепожирающим огнём, готовым вот-вот перекинуться на соседние дома и превратить их за считанные часы в обугленные останки, вынудил людей выскочить из домов.

– Гори-и-им! – вырвался чей-то голос в дальнем конце улицы.

Сам Кузьма со своим сыном давно уже работал, обнаженный по пояс, от жара и дымовой копоти пот заливал ему лицо. Генка, весь измазанный в саже, от лакированных ботинок до опаленных волос, кому-то что-то кричал, сверкал белыми зубами. В возбуждении они словно протрезвели и не чувствовали усталости – ведь спасали своё имущество.

Кто-то из мужиков приказал рубить смежные с сараем заборы и раскидывать их на стороны. Народ кинулся за топорами. Женщин с ведрами и молодых парней заставили лезть на крыши близстоящих домов и заливать сыпавшиеся искры. От пожарища люди казались расплавленными, готовыми вспыхнуть каждую минуту.

Улии деда Кузьмы, его миниатюрная пасека, стоявшая вплотную к сараю, была полностью разорена и затоптана. Пчелы, напуганные огнём, хаотично разлетелись кто куда…

Матушка Анисия опустилась на обочину дороги и молила, чтобы огонь не пошел в ширину, не перекинулся на соседние постройки.

– Монгол жгёт зажиточных! Кого следующего подпалит? – раздавались чьи-то пьяные возгласы. Кому-то было жутко, кому-то весело в ту июньскую жаркую ночь.

У пожарища шумел народ. Но, несмотря на то, что в конечном итоге тушить пожар прибежала чуть ли не вся Отрежка, сарай вместе с прицепом сгорел дотла. Сам же виновник вышеописанной трагедии полулежал на втором этаже особняка прокурорши Ромаковой в «местечковом джакузи», поливал свои гениталии прохладной водой, то и дело повторял: «Вот овца-то целкообразная, ну и трахайся со своим долбоящером, а не с таким пацаном, как я!».

МарТин так и просидел всё время на земле, глядя на то, как люди борются со стихией. В глазах его метались отблески пожарища. В какой-то момент он хотел заснять это на видеокамеру, но почему-то передумал, о чём после не раз пожалел. Он очнулся только тогда, когда баба Зоя с широко открытым ртом, задохнувшаяся от бега на костылях, крепко обняла его:

– Мартынушка мой! Живой!

Последним прибежал на пожар хмельной Натаныч, мокрый от пота, с прилипшими ко лбу волосами и заляпанными очками. Он кинулся к МарТину и жене, крикнул им одно только слово: «Господя!», и, задохнувшись от быстрого бега, бессильно сел рядом с ними на землю.

Ночь окончательно заглушила мычание коров, ржание жеребят, крики жителей Безславинска, тушивших пожар. Низкий туман, перемешавшись с едким дымом, окутал реку и приречные луга. Золотой бровью изогнулся ущербный месяц. Желтые звезды на небе, как высыпавшие на луговину пушистые гусята, теплились далеким светом. В глубине черного леса таинственно и жутко кричала неведомая одинокая ночная птица.

Выдоенные коровы разбрелись в разные стороны. Некоторые из них паслись рядом с Анной, а она всё ещё лежала в сырой траве на лугу, подрагивая не то от холода, не то от рыданий. Одна из нетелей совсем близко подошла к ней, жадно хватая сочную траву. Учуяв девушку, телка, фыркнув, отпрянула в сторону. Анна ещё плотнее прижалась к земле.

– А ну, пошла! Разфыркалась тут, окаянная!

Сама не зная, сколько времени прошло, она, окончательно продрогнув и наплакавшись, встала и побрела домой. Бабушка, наверняка, прослышав про пожар, переволновалась до чёртиков.

Глава 12
Гора Кобачун

Газель, груженная награбленным добром, с выключенными фарами медленно ехала по пустынному шоссе, освещенному светом Млечного пути. За рулём сидел кавказец-бородач. Рядом с ним пристроился белобрысый пацан, которого знобило – скорее не от ночной прохлады и ветра, трепавшего его волосы, а от нахлынувшего волнения и тревоги. Все-таки впервые в жизни он ограбил церковь и пробил голову старику-служке.

– Не ссы, сопляк, – успокаивал его главарь Аваков, – Прорвемся!

– Трэбо валить… Не к добру это всё. Ладно магазин или лавку ювелирную накрыть, а вот церковь… Зря мы туда пошли! Видит Бог, зря… Слышь, старшой, давай заберем из тайника всё добро, что уже награбили, и свалим до дома! А?

– Ты догоняешь или повторить? Не ной! Ещё денька три похуевертим и в Ростов дунем!

Прежде чем направиться к своему логову, банда «добровольцев» уничтожила все следы кровавой расправы в церкви, обчистила ещё четыре жилых дома, хозяева которых тушили пожар в Отрежке. В кузове лежали мешки, набитые награбленным, и связанная Милуша со своим бессознательным отцом, который, к счастью, был ещё жив. На мешках сидели и курили ростовские «добровольцы».

Газель приближалась к горе Кобачун, у подножия которой раскинулись разнообразные хозяйственные постройки, склады и гаражи. Свой контейнер нашли быстро.

Кавказец-бородач отпер здоровенный амбарный замок широким ключом, второй – меньший размером – был кодовым. «Добровольцы» начали затаскивать внутрь награбленное добро и незапланированных пленников.

Изнутри контейнер был оборудован как временное жилье для строителей-гастарбайтеров: стол, лавки, двухъярусные нары, тумбочки. Но для отвода глаз «добровольцы» здесь не жили, они разместились в здании городского военкомата вместе с другими ополченцами. Когда пленники и награбленное были помещены в тайный подпол контейнера, банда грабителей приступила к раннему завтраку.

Несмотря на то, что старик был жив, белобрысому пацану кусок не лез в рот. Недолго посидев с подельниками за столом, он вышел покурить. Стоять на одном месте не хотелось, решил немного пройтись. Обойдя Кобачун с западной стороны, он стал свидетелем страшной картины. У подножия горы украинские каратели скидывали в меловой карьер трупы военных Министерства обороны «Незалежной». По приказу украинских верхов, пытавшихся любыми способами не допустить проведение опознания погибших, трупы силовиков засыпали известковой смесью, которая разъедала любые биологические покровы.

Белобрысый пацан окаменел, стоя за кустарником отцветшего жасмина.

«Если они со своими так поступают, что же они с нами-то сделают?» – появилась в его голове тревожная мысль, затмившая беспокойство об ограблении церкви.

«Бежать! Бежать ко всем чертям из этой Новороссии! На кой ляд я подписался под эту вербовку?! Срал я на этот Киев и Донецк! Бежать!» – думал он и, перед тем как ломануться к секретному контейнеру, услышал иностранную речь наёмников, обсуждавших вчерашнюю казнь. К счастью, белобрысый не понимал ломаного английского языка и не знал, что намедни Нацгвардией были расстреляны двадцать четыре украинских военнослужащих, отказавшихся воевать против ополченцев и мирных граждан Донбасса.

Глава 13
Молния

Безудержно, будто ругаясь друг с дружкой, брехали собаки на разных концах Отрежки. С реки вязко тянуло мягким ветром. А в хате около шорной Натаныч, его супруга, их полукровка-внук и участковый только что приступили к чаю, неторопливо намётывали на живушку свою жизнь в прогоркшей степной полынью ночи.

Натаныч трясущейся рукой налил в стакан густой, как сусло, чай, подал участковому, после МарТину, за женой ухаживать не стал – сама пусть о себе позаботится. Уж больно взгляд у неё был тяжёлый в тот момент.

На столе прямо перед блюстителем порядка лежала видеокамера, которую он периодически трогал указательными пальцами обеих рук, словно неумело печатая на клавиатуре компьютера. Участковый инспектор уже просмотрел весь отснятый материал на видеокамере, пытаясь разобраться в ходе событий, но «видеорепортаж» МарТина заканчивался ровно в тот момент, когда он потерял сознание от выпитого самогона, сидя за столом на свадьбе.

Вдруг бабушка Зоя, будто очнувшись от продолжительного сна, спросила дрожащим голосом:

– Мартынушка, ну скажи, внучек, кто сарай-то поджег?

МарТин, уперевшись взглядом в кружку с чаем, молчал, но было видно, что он страдает, что душевная боль не даёт разуму покоя.

– Мартын, я тебе обещаю, что если ты скажешь мне имя того, кто поджег сарай, то тебя не отправят в больницу, и в тюрьму не отправят! Ведь это не просто поджог! Это диверсия вражеская! – добавил старлей Ябунин и щёлкнул пальцем по тому, что осталось от крышки объектива видеокамеры – так, что та отлетела и покатилась по столу. Натаныч остановил её своей закорюзлой ручищей, сурово глянул на милиционера и заявил:

– Товарищ следователь, я всё понимаю, сам не пальцем делан. Вы такой обаятельный, ну не до такой же степени! За шож его-то в тюрьму? Шож он там делать-то будет?

– Здрасьте вам через окно! Очнулся! Ты, пропойца, помалкивай. Я для чего тебя на свадьбу отправила? Я с тобой опосля разберусь-таки…

– Ох, Бэб-Зая-Бэб-Зая! Тут немнажэчко за серьезное спрашивают!.. – Натаныч с недавних пор начал звать жену исключительно так же, как это делал МарТин. Уж больно нравилось ему это её новое прозвище.

– За поджог сарая точно посадят в тюрягу! – подмигнув Натанычу, продолжил участковый инспектор. – «Немнажэчко»…

– Господи помилуй! – взмолилась баба Зоя, размашисто крестясь.

– Кстати, где гусь свадебный? – повышая голос, спросил участковый.

– Какой ещё гусь? – не понял Натаныч.

– Вы мне дурочку тут не валяйте! Ваш Мартын ещё и вор!

– Да што вы такое наговариваете, товарищ милиционер? – чуть не плача, тараторила баба Зоя.

– Со свадьбы, прямо со стола, под общий шумок ваш внучок блюдо с гусём вынес и больше не возвращался. Вот вам и дурачок! Это как объясните?

Ещё одна неприятная новость освежила головы деда с бабкой.

– Мартын, гуся-то кудой дел? – спрашивал Натаныч, одновременно листая словарь. Найдя нужное слово, ткнул пальцем.

– Goose? – не сразу сообразил МарТин, о чем идет речь и как связан гусь с поджогом сарая.

– Гуз-гуз! Куда гуся дел? – был неугомонен Ябунин. Он постоянно вытирал пот со лба: горячий чай и алкоголь в крови делали своё дело.

– Oh! Goose! – вспомнил МарТин, – Я давать goose пьёсик ням-ням.

– Пьёсик ням-ням? – не совсем понял участковый инспектор.

– Дак четвероногому верному другу он скормил гуся твоего! – не сдержался Натаныч и чуть тише добавил, – Наиболее подозреваемый человек, как правило, таки невиновен…

– Ладно, черт с ним, с этим гусём, – выдохнул старлей милиции как после погони, – Тебя не посадят в тюрьму и у тебя, Мартын, не отберут видеокамеру, и ты продолжишь снимать свой репортаж. Просто скажи имя! Кто поджег?

– Да шож ты с этим сараем вцепився, как лишай до пионэрки? – хлопнув себя по коленям, возмутился Натаныч.

– Ну, не ведает он, – вставила баба Зоя, – и потом, может, это нацгвардия свой очередной снаряд запулила.

– Что ты его выгораживаешь, мамаша? Не было в те часы ни одного выстрела! Он же преступник! Я же знаю! – наехал участковый инспектор и снова подмигнул Натанычу.

– Бэб-Зая, закрой уже рот! Дай милиционэру спокойно сделать себе мнение! – возмутился Натаныч и, повернувшись к участковому, продолжил, размахивая руками:

– Интерэсно знать, аж позвоночник ходуном ходит, шо вы уже такое знаете, чего он вам ещё не рассказал?

– Мне этот преступник щас всё выложит!

– И шо вы всё этим страшным словом «преступник» нам нервы причёсываете? – невзирая на подмигивания милиционера, глаголил Натаныч, периодически поправляя очки своим неизменным волосатым пальцем, – Уже сил нет на это-таки глядеть! Идрит-ангидрит! Голова раскалывается просто пополам…

– Пить самогонку потомушто надо меньше по вечерам! – подкольнула баба Зоя своего мужа.

– Плохая привычка употреблять самогонку по вечерам вырабатывает-таки хорошую привычку по утрам пить полезное: рассол, кефир, минералочку. Диалектика, однако, – нашёлся Натаныч.

Тем временем старлей Ябунин уже листал словарь МарТина, указывая ему на такие слова, как «тюрьма», «правда», «поджог» и так далее. В какой-то момент МарТин начал доверять участковому и уже хотел все рассказать, ведь он не хотел в тюрьму. «За что!? Ведь я действительно не сделал ничего плохого!»

– Хорошо, – начал по-английски МарТин, – Только не отбирайте видеокамеру. Сарай поджег… – и тут он запнулся, порылся в словарике, сказал по-русски: – Делать огонь…

– Говори! Быстрее! Имя говори! – надавил участковый инспектор!

– Это бил… била… – МарТин уткнулся в словарь с головой.

– Не тяни, внучок, кота за все подробности! – вставил Натаныч.

– Тhunder and Lightning! Молния!

– Шо? – не сразу понял Ябунин и тут же переспросил, – Молния?!

МарТин закивал головой.

– Тhunder and Lightning!

– Молния? – одновременно повторили вопрос бабушка с Натанычем, и МарТин кивнул им тоже.

– Подождите, а разве был дождь? Или гром? – напрягся участковый и между присутствующими, за исключением МарТина, началась перебранка. Они активно выясняли, была ли гроза прошлой ночью, шёл ли дождь, и вообще кто где был в тот злосчастный час…

Сложнее всего спорить приходилось Натанычу, поскольку, когда он очнулся от пьяного забытья, оторвал голову от праздничного стола, сарай уже был потушен, закончился дождь, а если и был гром с молнией, то лишь в его сумбурном сне о каких-то лилипутах, дергавших его за жидкую бородёнку. Во время жаркой дискуссии участкового, бабушки и дедушки МарТин призадумался, уткнулся в чашку с чаем, пальцами теребил цветочки, вплетенные в венок Анны, что лежал у него на коленях, и шёпотом разговаривал с самим собой:

– Как же ты мог, МарТин? Ты чуть не предал свою единственную любовь – свою Энни… Ведь она же не просто девушка твоей мечты, а ещё и твой друг, а ты хотел раскрыть её тайну! Ах, МарТин-МарТин, измена другу – преступление без оправдания, а главное, без прощенья…

– «Вдруг кораблик нырнул под длинные мостки через канаву. Стало так темно, будто солдатик опять попал в коробку. „Куда меня несет? – думал он. – Да, да, все это проделки тролля! Ах, если бы со мною в лодке сидела та барышня, тогда будь хоть вдвое темнее, и то ничего!“ Тут появилась большая водяная крыса, жившая под мостками. – Паспорт есть? – Спросила она. – Предъяви паспорт! Но оловянный солдатик как воды в рот набрал и только еще крепче сжимал ружье. Кораблик несло все вперед и вперед, а крыса плыла за ним вдогонку. У! Как скрежетала она зубами, как кричала плывущим навстречу щепкам и соломинам: – Держите его! Держите! Он не уплатил пошлины! Он беспаспортный!»

МарТин аккуратно прикрепил к видеокамере съежившийся кусок пластмассы, напоминавший о том страшном пожаре, который явился последствием еще более ужасных событий. Мысли МарТина были прерваны стуком в дверь. Натаныч резко встал, касаясь головой потолочного горбыльника, сделал шаг в сторону печки и гаркнул:

– Я интересуюсь знать, кто там ещё?

В проёме низкой двери показалась узкая фигура учителя английского языка:

– Здрасьте вам! Ну что, общаетесь?

– Да уж, Шарип Ахмедович, без тебя во всём разобрались, – констатировал участковый инспектор, – Молния, говорит, сарай подожгла…

Казалось, старлей Ябунин пил не чай, а уксус, так перекосилось от злости его огромное рыхлое лицо.

Все поняли, что упорство МарТина не побороть, и раздосадованный милиционер удалился, не попрощавшись. Угрозы Ябунина сильно взволновали Натаныча, грудь его ходила ходуном под рубахой. На грязном от салата лбу выступил пот, а в коньячно-карих глазах такая появилась решимость, словно он готовился спрыгнуть с утёса.

Шарип Ахмедович тяжело вздохнул и только теперь заметил, что и сам он, как Натаныч, весь в поту, что и его грудь и плечи тоже ходят под рубахой. Учитель английского сбросил пиджак, расстегнул воротник и обтер платком красную, покрытую сажей от пожара шею.

Чтобы сменить тему разговора, Натаныч задал вопрос учителю, грызший своей злободневностью чуть ли не каждого первого украинского и каждого третьего русского поданного:

– Ты, Шарип Ахмедович, человек грамотный, в тонкостях политики разбираешься как-никак. Ты мне вот шо скажи: ежели всё-таки случится война между Украиной и Россией, кто-таки победит?

Взглянув на грустное, обескровленное от постоянного напряжения и алкоголя лицо Натаныча, учитель английского языка понял, что старый еврей задал этот вопрос не от праздного интереса, а, видимо, для него сейчас это было жизненно важно. И, конечно же, он сам знал ответ на поставленный вопрос, но его интересовала позиция учителя, позиция человека, которого он искренне уважал.

– Россия победит. Однозначно, Россия!

– Твоими бы молитвами… Хотя, мне кажется, шо победителя не будет. Проиграют все. Ведь, если они начнут воевать, то и Америка вклиниться и Европа подключится и начнётся Третья мировая…

– Хорошо, Леонид Натанович, давайте я вам сейчас мотивирую свой ответ и популярно объясню, почему Россия победит даже в Третьей мировой. Итак, во-первых, у России военный потенциал во много раз сильнее украинского и европейского, во-вторых, население России превосходит население Украины в три раза – численность солдат в десятки раз больше, ну а самое главное – это ВВП, у России бабла настолько больше, что даже сложно сопоставить. Ну а бабло, дорогой вы мой, решает в деле современной войны все!

– Ты хочешь сказать, шо будет точно такой же сценарий, как было с армией США против армии Саддама Хусейна?

– Скорее да, чем нет… – кивнул головой учитель, ухмыльнулся и добавил: – Вот только разница в том, что армия США подлая, трусливая и абсолютно небоеспособная, в отличие от армии российской, в которой один боевой дух чего стоит.

– А говорят, шо Америка будет воевать до последнего украинца…

– Да уж, смешно… Но Москва этого не допустит.

– Я был озабочен, но при таком раскладе мой следующий вопрос таки теряет свою актуальность, – без сожаления констатировал Натаныч.

– Надеюсь, это не был вопрос о том, кто победит, если начнётся война России со штатами?..

– Войны не трэбо, но научить Европу и Америку куртуазности не помешает-таки, не помешает! Одно обидно, у меня такое впечатление создается, шо мы России-то и не нужны вовсе. Они нас оттяпать хотят только потому, шо им в Крым дорога прямая нужна, а не в объезд через пролив…

– Можно чайку? – словно не обратив внимания на последние слова Натаныча, учитель обратился к бабе Зое. Она наполнила чашку одной заваркой до самых краёв – любил Шарип Ахмедович крепкий чай.

Затем он сделал несколько глотков, подержал себя за щеки ладонями и тихо заговорил:

– России не нужна Украина… России наплевать на Новороссию… Странно такое слышать. Ведь Россия создала это государство, собрав его по кусочкам – как разбросанный по тёмной комнате пазл. Одарила Украину землями, раздольями, сформировала и укрепила. Россия обустраивала здесь всё, вкладывала сердце и душу, не говоря уже об огромных деньгах. А кто отстроил украинские города после столь любимого ныне многими хохлами «Гитлера-освободителя», который от неньки камня на камне не оставил? Кто? Россия! И ведь русские всегда чтили и уважали Украину, называли её житницей, здравницей, матушкой… А когда Украина захотела самостоятельности – Россия приняла на себя все её долги. И продолжала содержать на своей шее, – здесь Шарип Ахмедович глубоко вздохнул, немного подумал и продолжил: – Когда украинцам стало негде работать, кто принимала их у себя, отдавая им рабочие места и зарплаты своих граждан? Запад? Америка? Россия! И когда вся Украина майданила – Россия призывала опомниться, продолжая содержать и кормить всю эту шайку-лейку неблагодарную. А им всё было мало. Жадная свора всё не унималась и всё прибеднялась. А Россия давала ещё и ещё – как в прорву ненасытную. Теперь, когда Украина христопродалась и начала давить своих же детей с криками «Москаляку на гиляку!», Россия принимает беженцев, лечит военных, кормит украинский народ, расхлёбывает всё и везде, где хохлы накосячили. А конца и края этому не видно!.. А жадная свора гиен и шакалов лишь побрёхивает: «Газа! Сала! Денег! Дайте! Сволочи! Дайте! Да на халяву! Сволочи! Мало дали! Мало! Всё давайте!».

На минуту все утихли. Задумались. Политические разговоры, будоражащие сердца жителей Безславинска, не давали никому покоя, то и дело врываясь вихрем в их тревожную жизнь. Но в то же время, осознавая свою беспомощность, гражданский люд сводил все эти дискуссии к банальному «русскому авосю».

Вот и Натаныч, почесав затылок, поправив очки, поднялся со стула и дружески положил руку на плечо учителя. После услышанного монолога желание продолжать болезненную дискуссию прошло.

Натаныч улыбнулся, сверкнул глазами и пропел:

 
Не пора ли мне с измученной душою
На минуточку прилечь и отдохнуть?