Текст книги "Безславинск"

Глава 38
Здесь я её и поцелую!

Прокурорша Ромакова стояла на коленях перед тем, что осталось от расстрелянных образов её «домашней церкви» и широко крестилась. По выражению лица, освещенным тусклым светом бра, сложно было понять, то ли благодарит она Господа Бога за что-то, то ли просит у Создателя что-либо, то ли проклинает…

Наконец, поднявшись на ноги, она подошла к журнальному столику, на котором стояла початая бутылка ее «убойной пятитравки». С улицы послышался приближающийся треск мотоциклетного двигателя. Степанида Владимировна взглянула в окно.

К воротам подъехала Лана Дмитрина на своем мотоцикле, в коляске сидел Кузьма с перевязанным ухом. На улице было темно, но фонарь, освещавший ворота особняка, захватил и подъехавший мотоцикл, и пассажиров. О чем весело говорили оба, не было слышно прокурорше, зато как они обнялись и поцеловались на прощание, она разглядела очень хорошо.

Прокурорша Ромакова схватила дорогущую китайскую вазу с подоконника и расшибла ее об пол. Губы ее стали мертвенно-бледными. Замерев на некоторое время, она думала, сведя к переносице широкие мужицкие брови. После достала из кармана мобильный телефон, набрала нужный ей номер, деланным спокойным голосом заговорила:

– Ало! Изиль Лелюдыч, ты чем сейчас занят?.. Ах, ты у брата находишься! Понятно. Когда в Отрежку вернешься?.. Завтра. Хорошо… Да нет, ничего срочного. Хотела, чтобы ты заглянул ко мне, думала поговорить о размещении вновь прибывающих добровольцев в школе, но это терпит… Да. Не буду мешать тебе. До завтра.

Закончив разговор, невидящим взглядом прокурорша обвела каминный зал. На настенном турецком ковре красовались подарки «клиентов» Степаниды Владимировны. Были там и копья, и шашки, и древние шлемы с мечами, и старый кавказский нож. Костяная рукоятка, вдоль обуха продольные долы, а конец клинка немного загнут вверх.

Степанида Дмитриевна схватила его и спрятала под кофту.

В каминный зал зашла немая Дуняша. Её кривое, толстое от природы лицо, разбитое прикладом, – последствие недавнего ограбления особняка прокурорши, – сильно опухло и посизело. Руками и жестами пояснила Дуняша сестре, что готов поздний ужин, но та угрюмо отказалась.

– После, Дуняша, после…

Кривая, но внимательная Дуняша заметила что-то неладное в поведении старшей сестры, но не подала вида, лишь промычала небольшой кусок из сольфеджио, разученного накануне. Степанида Владимировна вышла из зала, немая сестра ее окинула помещение заботливым взглядом домохозяйки и заметила пропажу кавказского ножа.

– Ти куди зібралася в таку темряву? – спросил дед Кузьма свою жену, столкнувшись с ней лбами на пороге входной двери.

– Дело у меня одно есть, важное… – проговорила прокурорша, не останавливаясь, и, придерживая рукой длинный нож, исчезла за калиткой.

Как быстрым шагом шла по улице, как споткнулась и упала у пожарного пруда, она не помнила. У ворот сгоревшего на днях дома столкнулась с проходившим мимо потерянным Натанычем, но не узнала его, несмотря на его реплику:

– Не цацкайся с ним и немнажэчко наплюй ему в рот!

Последнее, что запомнилось ей, когда пошла она мимо своего забора, была стоявшая у окна сестра Дуняша. Широким, размашистым крестом она перекрестила ее трижды.

На улице прокурорша Ромакова переложила нож из запотевшей левой руки в правую. Покуда шла по Отрежке, была наигранно спокойна. Казалось, что она просто идет домой с работы, как много раз ходила, чтобы поразмять ноги после долгого сидения в кресле.

«Ну, физручка! Ну, стерва! Не уйдешь теперь!» – подбадривала себя бывшая судья.

Чем ближе подходила к дому директора школы, тем отчетливее представляла себе страшное действие, к которому она готовилась, внимательно обдумывая, как ей остаться незамеченной, как обойти дом сзади, чтоб выйти с задков к самому крыльцу, закрытому от внешних взоров кронами яблонь.

Сбиваясь в темноте с тропинки, цепляясь за колкие ветки ежевики, прокурорша побежала.

– Господи, помоги! Поддержи! – шептали мертвенно-бледные её губы.

Оглушающе стучали молотки в висках, сердце выпрыгивало наружу, в большом животе сводило кишки.

Вот и хлипкий забор на задках сада директора Огрызко. Она прислонилась к стволу дерева.

– Ежели перелезть забор вон в том участке – будет самое оно… – Степанида Владимировна хорошо знала эти места – не раз гуляла со своим любимым Айдаром по задворкам, дабы никто не видел их ласк.

Проникнув на территорию сада, тихо подойдя к крыльцу, Ромакова почувствовала жар от двигателя мотоцикла, припаркованного прямо у ступенек. И словно напившись горячего воздуха, лицо её вспыхнуло, побагровело ещё больше.

«Здесь я её и поцелую!» – до боли в руке стиснула рукоятку ножа Степанида Владимировна.

И стоило ей только ступить на первую, на вторую ступень, как дверь отворилась и на пороге появилась Лана Дмитрина, успевшая нацепить на себя домашний халат. Физрук Верходурова могла бы захлопнуть дверь, запереться изнутри, но что-то словно сковало ее. Она сделала по инерции шаг вперед и остановилась.

Из открытой двери были слышны громкие голоса репортеров – работал телевизор, шли новости, но Лана Дмитрина воспринимала их как что-то постороннее, не касающееся её. Все внимание некрасивой женщины было сосредоточено на мертвых, трясущихся губах прокурорши и на поднятой на уровне плеч руке, в которой она держала нож.

С лицом, побелевшим как снег, физручка стояла перед прокуроршей, стиснув зубы. Больше всего она боялась выдать хотя бы одним звуком охвативший ее страх.

– Попалась, наконец! – придушенно сказала Степанида Владимировна.

Лана Дмитрина не спускала глаз с лица прокурорши: на нем были и ужас, и ненависть, и мучительная радость. По этим глазам хмельная физручка угадала, что сейчас бывшая судья ударит ее ножом в левый бок, под грудь.

– Караул! Спасите! Убивают!

Лана Дмитрина инстинктивно заслонилась рукой и в тот же момент услышала:

– Получай, паскуда!

Удар прожег её от макушки до пяток. Падая навзничь, физрук Верходурова охватила глазами и зардевшую как свекла физиономию Ромаковой, и грязный, загаженный мухами потолок крыльца, и громкие голоса репортеров, и шум ветра в кронах ветвистых яблонь.

Тяжело и глубоко дыша, прокурорша стояла на крыльце несколько минут. Затем тихо положила нож на пол, схватила ненавистную физручку за руки и потащила ее отяжелевшее тело в дом. Кровь непрерывным родником била из-под крохотной груди Ланы Дмитрины, обильно орошая ночнушку и пол. Прокурорша Ромакова была сосредоточена только на одном: успеть сымитировать ограбление с последующим убийством до прихода директора школы или ещё не дай Бог кого.

Глава 39
Вдруг дверь в комнату дверь
распахнулась…

МарТин нескоро пришел в себя. В соседних палатах слышались голоса детей, громко работал телевизор, хриплый мужской голос отдавал распоряжения.

Долго не мог понять, где он и почему голым лежит на мягком полу. Он стал припоминать всё по порядку, начиная со своего крещения, и все-таки не мог понять, где он. Отяжелевшая голова бесплодно силилась собрать в порядок события минувшего дня. На запястье висел шнурок с кусочком черной обгорелой пластмассы: «Я отдал видеокамеру и взял с собой прибор желания!». Отчетливо вспомнилась только красная кнопка на «приборе желания», как давил на неё, как кричала врач-мышь и как кто-то оглушил его сзади страшным ударом по голове.

«Да где это я? – и, с трудом приподнявшись, стал всматриваться в полутьме. – Господи! Да ведь это же камера пыток!» – подумал он почему-то, ощупывая пол и стены «резиновой» камеры.

В голове эхом, какими-то обрывками стремительно закрутились клочки отцовского чтения:

«Стало так темно, будто солдатик опять попал в коробку. «Куда меня несет? – думал он. – Да, да, все это проделки тролля! Ах, если бы со мною в лодке сидела та барышня, тогда будь хоть вдвое темнее, и то ничего!».

Над дверью камеры, все стены, полы и сама дверь которой были обиты матами, виднелся вмонтированный тусклый светильник, служивший не для освещения помещения, а для ориентира на дверь и «кормушку». Из-за отсутствия какой бы то ни было вентиляции, в камере стоял устойчивый запах резины и человеческого пота. Естественно, что там не было никакой мебели и никаких приспособлений для личной гигиены и нужд.

МарТин попытался встать, позвать кого-нибудь, но со стоном упал навзничь. Перед глазами залетали белые мухи, стало подташнивать, и закружилась голова. И вдруг мозг словно сжали в тиски, резкая боль в висках, глаза готовы были взорваться, и МарТин отключился.

Прошло ещё какое-то время, прежде чем МарТин пришел в себя, и тогда в углу «резиновой» камеры нарисовался силуэт Гаррета.

– Па… Это ты?

– Да, МарТин.

– Здесь очень плохо. У меня все болит. Они избили меня просто так! Я ничего не сделал плохо! Просто нажал кнопку. Кстати, ты не знаешь, этот прибор желания сработал? Всё получилось?

– Сработал. Но это не прибор желаний и поэтому то, что ты пожелал не исполнилось, а случилось совсем другое. Что-то ужасное…

– Почему я такой горемыка? Почему идёт всё против меня?

МарТин готов был расплакаться от обиды и чувства собственной неполноценности. Ему казалось, что все, почти все как сговорились против него. И никто теперь не только не поверит его благим намерениям, но и обвинят во всех своих бедах. И уж никогда больше не примут его как человека честного и порядочного, не говоря уже о его физических недостатках.

– Ты хочешь, чтобы я пожалел тебя? – был вкрадчив Гаррет.

МарТин задумался, в который раз внимательно оглядел «резиновую» камеру и вдруг, неожиданно для самого себя, сказал гордо, глядя прямо в глаза отцу:

– Мне себя не жалко, и я не хочу, чтобы кто-то относился ко мне с жалостью. Я получаю удовольствие от жизни, так что меня незачем жалеть. Хотел бы я, чтобы те врачи, кто предсказывал мое будущее, посмотрели, какого счастья я достиг. Я познал, что такое настоящая ЛЮБОВЬ, разве может быть что-то в жизни выше этого?

– Нет ничего выше Любви, МарТин. Любовь отдает только себя и ничего не берет взамен. Любовь ничем не владеет, и ею нельзя обладать, поскольку Любви нужна только Любовь. Твоя Любовь пришла к тебе с неба, а это значит, что она тебя уже не оставит никогда.

– Па, я ничего теперь не боюсь. Я готов сражаться со всем злом в мире, чтобы защитить маму, бабушку и дедушку, тебя… А главное, Энни!

– Вот это мой сын! Я горжусь тобой, МарТин!

– Спасибо, па. Я так сильно люблю тебя! Ты самый лучший папа в мире.

– Смотри, что я принес тебе! Мундир стойкого оловянного солдатика. Надевай!

МарТин встал на колени, затем на ноги, уперся спиной в угол и принялся натягивать на себя великолепный наряд: мундир красный с обшлагами, украшенными позолоченными пуговицами, с белыми панталерами, перекрещенными на груди, желтые эполеты и ремень, синие брюки, высокий кивер с белым украшением в виде султана и с позолоченной кокардой, черные лакированные ботики со шпорами и даже ружье! Гаррет принес всё!

Когда МарТин полностью оделся и вытянулся по стойке смирно, отец обнял его и заговорил:

– Мой единственный МарТин, вот ты и стал воплощением несгибаемого мужества, стойкости и упорства. Помнишь, как ты называл себя неудачником? Ты считал, что если ты родился не таким, как все вокруг тебя, то это ужасно, но это не так. Ведь главная черта твоей натуры – необычайная твердость духа. Солдатику тоже не повезло во время рождения – на его отливку не хватило олова и он получился одноногий, но вспомни, МарТин, как твердо и уверенно он простоял свою короткую жизнь на одной ноге! Многие на двух так не умеют… Ты, как и он, ни разу не предал своих близких, никогда не боялся трудностей. До последнего дыхания был верен своей любви.

– Почему ты говоришь так, словно мы расстаёмся навсегда? Ты что, уходишь от меня?

– Нет, МарТин, теперь я всегда буду рядом с тобой.

МарТин облегченно вздохнул, после немного помялся, опустил глаза и тихо сказал:

– Тем не менее, я очень сильно хочу уйти отсюда. Мне здесь совсем не нравится. Забери меня к себе, в свой параллельный мир. Это возможно?

– Возможно. Для тех кто заслужил и достоин. Но, ты должен понимать, что никогда не сможешь вернуться в своем обличие в этот мир, поскольку твоё тело будет деформировано и изменится до неузнаваемости. Процесс необратим. Готов ли ты к таким изменениям?

МарТин задумался, опасливо вскинув глаза на дверь, прижал к себе ещё крепче ружьё и закрыл веки.

«Если я останусь здесь в собственном теле, то смогу ли я помочь Энни? – судорожно думал он. – И вообще кому я смогу помочь, если я даже за себя не могу постоять? Но, что самое ужасное – я причинил людям зло, нажав кнопку на приборе…»

– Помнишь, ты как то сказал, что мы все разные и у каждого из нас свой неповторимый путь на этой планете и в этом измерении? – не открывая глаз, спрашивал и спрашивал он, – Значит, мой путь закончен? Я улечу на другую планету, в другое измерение? А сколько их вообще этих планет и измерений? И это далеко отсюда?

Даже от самих вопросов у МарТина начало сосать под ложечкой, не говоря о том, что он собирался услышать в ответ. Причём ему так отчётливо показалось, что он заранее знает все ответы сам, что у него едва не вырвалось: «Я читал в интернете! Всего во вселенной одиннадцать измерений!»

– Во-первых, нас разделяет не пространство, а время. Сейчас ты общаешься не с тем, какой я есть в своём измерении, а с тем, какой я был в земной параллели. Таков принцип временного порядка в пределах нашего мироздания. Теперь об измерениях, я знаю про число одиннадцать, но не хочу углубляться в их количество, поскольку их гораздо больше, чем мы себе можем даже вообразить. А чтобы тебе стало понятнее, представь себе вселенную хотя бы из шести измерений. Про первые четыре ты узнал в школе: это длина, высота, ширина и фактор времени, с двумя остальными сложнее. Они являются сферой энергетически-информативного воздействия и сферой воображения, в которой скорость мысли не имеет числовых измерений. Отталкиваясь от шестимерности пространства, а не четырехмерности, как ошибочно утверждал Эйнштейн со своей теорией относительности, ты можешь себе представить, что всё созданное нашим воображением уже существовало, существует или будет существовать в других параллелях во вселенной.

– Получается, ты заберешь меня туда, где я уже существую другим человеком?

– Да. Но, как я уже говорил, в момент скачка через временной барьер тело твоё распадётся на атомы, собрать его обратно и вернуться сюда будет невозможно.

– Я готов. Готов как никогда! – открыв глаза, решительно сказал МарТин, прямо в грудь образа своего отца.

– Если так, то пошли, – Гаррет легким движением руки открыл дверь, запертую снаружи, и мрачное помещение «резиновой» камеры заполнилось теплым светом. МарТин взял отца за руку и сделал первый шаг, идти оказалось совсем легко. Он улыбнулся, потому что никогда раньше не чувствовал такой уверенности в себе и своих силах. Удивительным было ещё и то, что за дверью оказался не коридор интерната, а знакомый пейзаж Отрежки. После жуткой, тесной «резинки» свобода казалась ему Божественной. Вот и дощатый мосток через речку, невесомый МарТин прошелся по нему, ноги радовались скрипучей непрочности досок. На двух последних досках он попрыгал, как обычно, вытянул из них забавную пищащую мелодию. Облокотился на перила, увидел свое отражение в воде и очень удивился – монгольское лицо куда-то подевалось, все недостатки исчезли, из речной глади на МарТина смотрел очень красивый юноша в великолепном сине-красном мундире. И только маленький шрамик на кончике носа, похожий больше на родимое пятнышко, напоминал ему очень далёкое, словно во сне увиденное приключение.

МарТин снова огляделся по сторонам. На выходе из леса на залитым солнечным светом косогоре в большое озеро гляделась плакучая ива с блестящими коричневыми стеблями. Так же, как и в тот счастливейший день в жизни МарТина, когда он нашёл под ивой Энни, наискось по изумрудному берегу от старицы белела цепочка гусей – шли искупаться с гусаком впереди мимо пасущихся овец. И на поляне справа млела на солнцепеке красная-красная земляника.

Странно было лишь то, что над крышами городка возвышались не привычные для взора купола православных церквей и пирамидальные тополя, а будто шпили буддийских монастырей и высоченные пальмы. Да и гора Кобачун стала гораздо выше, скалистее, рядом с ней появилась гряда других гор, кольцом окружающая долину, а на небе рядом с большим солнечным диском висела странная огромная планета, совсем не похожая на Луну.

Гаррет шел по диковинной траве фиолетового цвета босыми ногами, и было необычно, что после него не оставалось никаких следов, даже трава не приминалась, будто он ступал на самые кончики травинок и таким диковинным образом передвигался по земле.

– Пап, расскажи сказку до конца, а то нас все время кто-то да прерывает.

– Хорошо, слушай: «Вдруг дверь в комнату распахнулась, танцовщицу подхватило ветром, и она, как сильфида, порхнула прямо в печку к оловянному солдатику, вспыхнула разом – и нет ее. А оловянный солдатик стаял в комочек, и наутро горничная, выгребая золу, нашла вместо солдатика оловянное сердечко. А от танцовщицы осталась одна только блестка, и была она обгорелая и черная, словно уголь».

* * *

Близилась глубокая ночь. Млечный путь вырисовывал свои дорожки над посёлком Едькино. Заглядевшись на полярную звезду, сторож интерната сидел на табурете посреди двора и пел детскую новогоднюю песню, теребя пальцами мочки своих ушей. Ворота интерната были незаперты, и легковая машина проехала к главному корпусу без препятствий. Во всех окнах горел свет, суетились людские тени, будто с нетерпением готовились к приезду званых визитеров. Машина остановилась у подъезда, из неё вышла беременная Ализа и быстрым шагом направилась к широко распахнутой входной двери.

Её муж остался сидеть в машине. Ох и натерпелся он за последние пару суток: поездка в Безславинск, переполненная рисками для жизни, возвращение в Харьков под бурные рыдания беременной жены, бессонная ночь с разговорами о материнском долге и предательстве, поездка в Едькино, связанная с ещё большим риском быть подстреленными снайпером, поломка автомобиля и так далее…

Ализа зашла внутрь и увидела странную картину: на полу сидел грузный мужчина в докторском халате с красным вытянутым лицом. Он плакал, пускал слюни и просил пристрелить его, а два подростка в пижамах успокаивали его отеческими нравоучениями.

Дальше было больше: в одном из кабинетов другой мужчина бился в истерике, требуя немедленного ввода войск Украинской национальной гвардии на территорию России.

У окна стояла знакомая нам врач-мышь, переминалась с ноги на ногу, будто хотела в туалет, и тихо звала на помощь. Ализа дотронулась до её плеча,

– Простите, можно спросить?

– Вызовите охрану, мне страшно! – ответила та, повернувшись.

– Что случилось?

– Ничего не случилось, просто мне очень-очень страшно, меня хотят изнасиловать и съесть.

– Понятно. Послушайте, я мать МарТина, которого к вам привезли сегодня. У него синдром Дауна и он плохо говорит по-русски. Где он?

– Ах, этот… Который избил всех и угрожал мне электрошокером. Он тоже хотел меня изнасиловать! Возможно, им!

– Что? Каким ещё электрошокером изнасиловать? – удивилась Ализа.

Думаю, именно сейчас стоит объяснить, что за инцидент произошел с «электрошокером».

Итак, «прибор желания» был создан по простому принципу эхоэнцефалографии – неинвазивный метод исследования головного мозга с помощью ультразвуковой эхографии. В обычной медицинской практике при обследовании таких высокочувствительных образований, как мозг, не сообщается о каком-либо вредном воздействии ультразвука. Но любой образованный физик знает, что при повышении мощности ультразвука становятся заметны изменения в структуре биологических объектов, которые возникают при значительных величинах интенсивности колебаний, продолжительности воздействия, направления и фокусировки источника излучения и, наконец, повышенной чувствительности ткани к ультразвуку. То есть импульсный отраженный ультразвук оказывает физико-химическое влияние на биологические ткани.

Основываясь на вышеперечисленных исследованиях, в одной из калифорнийских лабораторий некая группа физиков получила задание создать прибор, с помощью которого можно разрушающе воздействовать на человеческий мозг. Прошло немало времени, прежде чем на свет появился компактный и мощный ультразвуковой прибор «Duren-1» или, как его прозвал МарТин, «прибор желания».

Используя максимальную мощность и продолжительность излучения (воздействия на объект), создается реальная угроза нарушения биологических процессов. Кроме того, как было доказано Андреем Юрьевичем Ильенко, ведущим физиком группы, эмигрантом из Украины, ультразвуковая энергия доходит до мозга и мозжечка, практически полностью поглощается органами центральной нервной системы, расположенной в полости черепа. Практически 90% всей излучаемой энергии прибором «Duren-1» доходит до любого живого существа, находящегося в диаметре 10 километров от точки активации, что гарантирует максимальную возможность биологического действия ультразвука, излучаемого «прибором желания».

Пяти минут работы прибора вполне хватает для того, чтобы лишить ума любого человека и некоторых животных.

Лишь одну ошибку допустил русофоб Андрей Ильенко, во время испытаний прибора, – а испытания проводились локально в неблагонадежных районах Нью-Йорка, после чего там начался полный хаос, – физик не подверг воздействию прибора умалишенных людей.

Зато именно Ильенко Андрею Юрьевичу пришла в голову смелая мысль – транспортировать «Duren-1» в Россию в муляже батарейки розового пасхального кролика! С задачей изготовления материала для муляжной батарейки группа физиков справилась на все сто процентов. Теперь игрушечного кролика можно было просвечивать сколько угодно, но ничего, кроме пустоты, внутри батарейки работники аэропорта и таможни не увидят на своих экранах.

Кстати будет сказать, что в лаборатории, в кабинете физика Ильенко на внутренней стороне двери висел вырезанный из старого журнала кусок страницы, помещенный в рамку. На немецком языке выцветшая от времени бумага несла на себе высказывание Отто фон Бисмарка:

«Нет ничего более гнусного и омерзительного, чем так называемые «укрАинцы»!

Это отребье, взращенное поляками из самых гнусных отбросов русского народа (убийц, карьеристов, пресмыкающейся перед властью интеллигенции), готово за власть и доходное место убить собственных отца и мать! Эти выродки готовы разорвать своих соплеменников, и даже не ради выгоды, а ради удовлетворения своих низменных инстинктов, для них не существует ничего святого, предательство является для них нормой жизни, они убоги умом, злобны, завистливы, хитры особой хитростью. Эти нелюди вобрали в себя все самое плохое и низменное от русских, поляков, и австрийцев, для хороших качеств в душе их не осталось места. Больше всего они ненавидят своих благодетелей, тех кто сделал им добро и готовы всячески пресмыкаться перед сильными мира сего. Они ни к чему не приспособлены и могут исполнять только примитивную работу, они никогда не смогли бы создать своего государства, множество стран гоняли их словно мячик по всей Европе, рабские инстинкты настолько въелась в них, что покрыли омерзительными язвами всю их сущность!»

И когда МарТин пытался «изнасиловать своим электрошокером» психиатора Булсратову и активировал прибор, спустя короткое время «Duren-1» начал излучение – прав был жеманный Олежа Валерич, усомнившись в наказе своего шефа.

Ультразвук ударил по мозгам всех живых существ поселка Едькино с такой силой, что они чуть было не вскипели. Даже старый одноглазый кот Васятка, живший на кухне интерната, взбеленился, набросился на свою кормилицу повариху, сильно исцарапал её лицо и шею, разорвал белок левого глаза и, выскочив в открытую форточку, навсегда убежал в сторону Одессы.

А вот некоторые постояльцы интерната вдруг увидели мир по-новому, будто очнулись от вечного сказочного сна, в котором находились практически с рождения. Мир оказался совсем не таким, каким он представлялся им раньше. Он оказался черно-белым…

– Я вам покажу этот электрошокер, – пищала врач-мышь.

– Не надо! – была резка Ализа. – Где мой сын? Покажите мне его!

Мучительная тоска и боль, сжимавшие материнское сердце, мгновенно переросли в гнев. Покуда Ализа металась по интернату, лицо её покрылось багровыми пятнами, губы тряслись, как на морозе.

– Поймите, мамаша, – уверяла врач-мышь, буквально трясясь от неведомого страха, – мы даже не ожидали, что ваш МарТин настолько буйный и больной, ведь, как правило, дауны неполноценны, конечно, но совсем не агрессивны. А ваш – просто монстр…

Ализа вскипела, приняв позу разъяренной тигрицы, накинулась на сотрудницу интерната, словно та была виновата во всех её горестях:

– Замолчите вы все! Заткнитесь! Вы… Ты, сучка! Мы! Понимаешь? Мы все даже мизинца его не стоим! Просто отдайте мне его назад! Просто отдай мне сына, мразь!

Врач-мышь съежилась, сгорбилась и засеменила по коридору на тоненьких ножках, бубня себе под нос:

– При доставке нового пациента в Нижнечебатуринский дом-интернат для умственно отсталых детей у него произошел нервный срыв, у него проявлялись признаки суицидального поведения. Поэтому он был помещен в камеру №001 – «резиновую» или «мягкую» камеру для «буйствующих» лиц, переживающих нервный срыв. Перед помещением в камеру он был осмотрен психиатром Булсратовой Ириной Андреевной, то есть мною, запись в журнале произведена и свидетельствует о том, что пациент нуждается в лечении.

Когда они наконец достигли «резиновой камеры», выяснилось, что дверь распахнута, а внутри никого нет. На полу лежал только маленький комочек обгорелой крышки от видеокамеры, причем на комочке виднелись остатки блестящей эмблемки. Возникла непродолжительная немая пауза.

Неожиданно Ализе показалось, что в углу «резиновой камеры» стоит тот самый гинеколог, в кабинете которого она была семнадцать лет назад.

Он выглядел по-прежнему – с недельной щетиной и короткостриженной головой, напоминал скорее уголовника или могильщика, находящегося в длительном запое, нежели английского врача.

Он спокойно, не торопясь, крутил в руке кюретку для вакуумной аспирации (прерывания беременности) и в упор смотрел на Ализу.

Как и тогда, в его глазах не было ничего, ни малейшего намека на эмоции, даже на саму жизнь, будто это были не человеческие глаза, а чёрные стеклянные протезы. Каким-то загробным голосом он произнёс страшные слова:

Hell Is Empty, and All the Devils Are Here…

И, как тогда, Ализа снова прошептала:

– Дай мне силы, Господи…

Но, словно эхом отдалось в голове:

 
«Вы чертей не ищите в Аду.
Среди нас вся рогатая братия».
 

И Ализа отчетливо вспомнила произнесенные ею тогда слова: «Зачем они мне это сказали? Лучше бы я ничего не знала…».

«Они» – это были врачи, сообщившие Ализе на третьем месяце беременности о патологии плода – о Синдроме Дауна…

Ализа повернулась к психиатру Булсратовой, сжала кулаки, ногти впились в ладони:

– Где МарТин?! Куда ты его дела?! Мразь!

– Я по-прежнему настаиваю на обязательном использовании «резиновой» камеры с целью лечения вашего сына, его «преследуют голоса», он буйный, – верещала врач Булсратова.

Ализа начала действовать. Наверное, впервые в жизни она ударила человека по лицу, и удар был таким мощным, что Ирина Андреевна залетела в «резиновую камеру» и со сломанным носом растянулась на полу. С грохотом за ней захлопнулась тяжелая дверь, щелкнул мощный засов. Ализа бросилась на поиски МарТина в здании.

Тем временем к двери камеры №001 подобралось абсолютно обезумевшее существо, напоминавшее своими движениями Голума – омерзительного персонажа из фильма «Властелин колец», жадно смотревшего полоумными глазами на кольцо, принадлежащее темному владыке Средиземья Саурону, и приговаривавшего: «Моя прелесть»…

– В каждом человеке волчьей шерсти клок – сытых глаз на свете нет, Ирин Анреена, да и быть их никогда не может, – таинственно шептал медбрат Николай, разглядывая через окошко «кормушки» врача-мышь, забившуюся в угол. Она тряслась и стонала, из сломанного крысиного носа обильно текла кровь по губам, подбородку, шее и груди. В её шепоте угадывалось: «Зачем я стала психиатром? Почему я не стала адвокатом? Почему я не стала прокурором? Там бы я над этими мерзкими людишками поиздевалась бы в волю… Попила бы у них кровушки».

Обежав весь корпус, заглянув в каждую палату, под каждую койку, Ализа выскочила на улицу сама не своя. Она не понимала происходившего вокруг неё, как ей казалось, апокалипсиса.

Словно магнитом потянуло Ализу к обшарпанному зданию с высокой кирпичной трубой. Она понимала – это крематорий, но всё равно шла туда, словно на плаху, боясь увидеть то, о чём даже страшно и подумать.

Уже перед самым входом она остановилась, и не напрасно, поскольку в тот самый момент из двери выскочил здоровенный амбал, неся на руках обнаженный труп женщины! Ализа шарахнулась в сторону.

– Что?! Ещё партию привезли с боевых позиций? – с идиотским смехом спросил амбал. – Мы ещё тех съесть не успели! А эту я себе в женушки оставлю! Уж больно попка у неё хороша!

Чуть не сбив Ализу с ног, здоровенный мужичина побежал прочь. Он держал труп женщины, прижимая к своей груди, крепко обняв её обеими руками за ягодицы. Казалось, что при каждом его прыжке убиенная с чем-то соглашается, усиленно кивая головой и тряся полными грудями.

Превозмогая жгучий страх, Ализа зашла внутрь.

То, что она увидела внутри, повергло её в ещё больший ужас, чем амбал, решивший жениться на трупе женщины – там была настоящая ярмарка человеческих «запчастей», предназначавшихся не только для состоятельных сограждан, но и для иностранцев.

Официально торговля человеческими органами запрещена в большинстве стран мира, однако, если верить статистике Всемирной организации здравоохранения, состоящей из 194 государств-членов, ежегодно производится порядка ста двадцати тысяч как легальных, так и нелегальных операций по их пересадке.

Ализа, конечно же, не знала, что черная трансплантология давно жила на Украине, дышала полной грудью и являлась источником обогащения хунты, ее приспешников и ее инвесторов. Не знала она и того, что теперь многие украинцы добровольно торгуют своими органами, в основном, чтобы быстро найти средства для решения жизненно важных вопросов. Что ещё остается делать некоторым людям, брошенным на произвол судьбы собственным правительством? Хотя, другие граждане решают вопрос иначе – вооружаются и грабят, разбойничают и крадут. Недаром статистика последнего полугодия указывает на трёхкратный рост преступности в Украине…