Текст книги "Капкан для Гончей"

Глава 16

В дверь постучали. Нэрис поспешно сунула книгу под подушку и, натянув одеяло до самого носа, отозвалась слабым голосом:

– Входите!

О том, что муж вернулся с полчаса назад и намерен все-таки ее увидеть, верная Бесс сообщила хозяйке заблаговременно. Поэтому новая порция отхаркивающего средства и свежий слой свинцовых белил явили лорду Мак-Лайону удручающую картину самой что ни на есть натуральной хвори во всей ее красе.

– Ну, как ты? – встревоженно спросил Ивар, усаживаясь на стул возле кровати.

– Ничего… – закашлявшись, отозвалась супруга, про себя подумав, что, пожалуй, с настойкой она все-таки переборщила – аж горло уже саднит, надо снизить порцию до одной ложки! – Ты подальше отодвинься лучше… Мало ли что.

– Да я крепкий, – улыбнулся он, глядя на бледное личико девушки, пятном светлеющее в полумраке спальни. – Может, занавески приоткрыть?

– Нет-нет, – Нэрис помотала головой, – свет, он… глаза режет. Я лучше так полежу.

– Как скажешь. – Он нахмурил брови. – Пошлю-ка я все же за лекарем. Не нравится мне все это.

– Не надо. – Готовая к такому повороту дела, леди Мак– Лайон слабо улыбнулась. – Мне уже лучше. И жар спал… Я по осени часто болею, ничего страшного.

Болела она на самом деле крайне редко, но до сведения обеспокоенного супруга сей факт доводить не стала. Пускай поволнуется, ему полезно!

Ивар скрипнул стулом и вздохнул:

– Лучше бы я вместо тебя заболел. В доме черт-те что творится… Кухарка обед сожгла, угли грызли… Выгнать ее, что ли?

– Не надо, – попросила Нэрис. – У всех бывает! А готовит она хорошо. Присматривать просто надо…

«Небось сливки кот слопал! – с досадой подумала она. – А кухарка новых поставить не догадалась, вот брауни и осерчал. Ах, какая неприятность! И я вся из себя «больная», даже с постели не встать!»

– Еще и за кухней присматривать, меня на всех не хватит! – хмыкнул Ивар. – А дворецкий сегодня по моему же поручению ездил, вот вам и результат… И Мак-Тавиши, подлецы, опять напились!

– С утра? – удивилась она.

– Да им, я гляжу, уже время суток не показатель, – мрачно ответил лорд. – Совсем от рук отбились. Они и раньше, конечно, закладывали, но чтоб вот так, не просыхая, которую неделю!

– Может, повод есть?..

– У них, милая, один повод, – отрезал Ивар, – если есть что пить! И ведь где берут, паршивцы, ума не приложу! В карманах пусто, в погреб их не пускают, я распорядился… Ну не может же Творимир, бедняга, все бросить и тенью за ними ходить? Только отвернется – они уже… как Том говорит – «в гусли пьяные»! Я их в другом состоянии, кажется, с самого перехода не видел.

– Наверное, до сих пор успокоиться не могут из-за того, что несколько дней подряд ни капли в рот взять не могли, – фыркнула Нэрис. – Им же Томас моей настойки тонизирующей тогда на привале за ужином в виски плеснул! Да не ложку, как полагается, а все три… каждому во флягу. Помнишь, как они плевались-то тогда?

– Точно! – со смешком кивнул Ивар. – А я-то думал, что это мои нравоучения их так пробрали наконец-то… Оказывается, дело все в лекарстве было?

– Ага, – кивнула она. – Том, шалопай этакий, постарался. Никак из зависти – я в него перед этим ложку влила, чтоб не простудился, ему пить нельзя было. Вот он и… Тебе просил не говорить, вдруг рассердишься.

– Ну и дурак, – убежденно сказал лорд Мак-Лайон. – Да я б его за это премией в десять монет наградил! Это же выход! После твоего «тонизирующего», я так понял, пить вообще никак невозможно?

– Очень противно, аж от запаха хмельного некоторых выворачивает, – подтвердила девушка. – Папа эту настойку всю жизнь терпеть не мог – как раз по этой причине.

– Изумительно! – восхитился Ивар, потирая руки и хищно поглядывая на сундучок с лекарствами, стоящий на столике. – Можно, я у тебя немножко одолжу? Или тебе сейчас самой надо?

– Бери, – пожала плечами она. – Терпеть ее не могу! В кармашке сбоку, как откроешь, плоская склянка зеленого стекла… Нашел?

– Кажется, да, – отозвался муж, роясь в сундучке. – Эта?

– Она, – приглядевшись, кивнула Нэрис. – Только не больше четырех ложек на пинту! Иначе даже в виски вкус почувствуют да и выльют от греха… Она очень противная, правда.

– Ну и прекрасно, – многообещающе играя бровями, проговорил Ивар, пряча склянку в карман. – И потихоньку подсовывать не стану, так хлебать заставлю – зарекутся они у меня пить! – Он снова присел на стул и посмотрел на жену: – Тебе обед приносили? Хотя да, это же и есть невозможно…

– Мне Бесс бульон варит, – улыбнулась Нэрис. – Отдельно. Я же болею, мне тяжелой пищи нельзя… Я обедала!

– А… а у тебя там еще бульона не осталось? – смешно сведя брови домиком, вздохнул лорд. – Что ел, что не ел… Выздоравливай уже скорей!

– Я постараюсь, – пряча улыбку в одеяле, пообещала она и, сжалившись, добавила: – Ты сходи на кухню, спроси у Бесс, может, еще что осталось. Скажи, я просила тебя покормить… И позови ко мне кухарку.

– Может, не стоит? – заколебался он. – В твоем состоянии…

– Ничего, – повторила она. – Поговорить с ней я и лежа могу. А то вы ведь так сегодня и без ужина спать ляжете!

– Хорошо, – пожал плечами Ивар, – я скажу ей, чтоб сюда поднялась. Может, тебе принести что-нибудь? Книжку там, я не знаю… Или если тебе читать тяжело, так я Грейс попрошу, она все равно хотела зайти, тебя проведать…

– Нет-нет, ни в коем случае! – всполошилась Нэрис. – Не надо ей сюда приходить!

– Но я… – опешил было он, удивляясь такой вспышке протеста, однако леди Мак-Лайон уже взяла себя в руки и, откинувшись на подушку, снова отчаянно раскашлялась.

– Не стоит… так рисковать… – прерывисто сказала она. – Леди Кэвендиш – наша гостья! А если и она заболеет? Нет-нет, этого… я не могу позволить.

– Хорошо-хорошо, не волнуйся! Как я сам не подумал… Воды? – участливо спросил Ивар, когда приступ кашля утих.

Нэрис покачала головой и проговорила еле слышно:

– Спасибо… Я… Я отдохну, пожалуй… Как поешь, пришли ко мне Бесс, хорошо?

– Да черт с ним, потом поем, – он поднялся, – я сейчас ее пришлю! Ты лежи, лежи… И зови, если станет хуже, – я сам за лекарем съезжу!

– Хорошо… – вяло кивнула она. Ивар пасмурно покачал головой и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Нэрис полежала с закрытыми глазами еще с минуту – для верности, и, с облегчением выдохнув, потянулась к подносу у кровати, на котором стоял остывший чайничек. В горле пересохло, и пить на самом деле хотелось очень. Но Ивара ближе чем на пару локтей подпускать было опасно – проклятые белила вблизи слишком бросались в глаза. – Леди Кэвендиш, – пробормотала она, булькая холодной водой прямо из носика чайника. – Проведать… Нет уж! Спасибо большое, дорогой… Ты как хочешь, а я уж как-нибудь и без нее обойдусь!

Томас отложил перо в сторону и, прикрыв очередное любовное послание локтем, посмотрел на хмурого командира:

– Ну что, как она? Совсем плохо?

– Да не то чтобы… Но кашляет, конечно, жутко. – Ивар развалился на стуле. – Кому ты там все оды сочиняешь?

– А тебе какое дело? – мурлыкнул волынщик, снова становясь до смешного похожим на довольного кота. – Есть кому, слава богу… А то с такой жизнью хоть в монахи иди.

– У Мак-Дональдов кого-то подцепил? – фыркнул Ивар. – Ну да, чему тут удивляться… Смотри, аккуратнее с письмами-то! А то ее муж найдет, сюда явится… Я из-за тебя в очередной раз оскорбления выслушивать не собираюсь.

– Так и не придется, – хитро прищурился Томас. – Она вдова. Ты уж, дружище, юнца зеленого из меня не делай, стал бы я при живом-то муже такой компромат сам на себя строчить?

– Ой, доиграешься, Том…

– Не каркай, – отмахнулся тот, проверил – высохли ли чернила, и убрал письмо подальше. – Ладно, потом закончу… Чего хмуришься?

– Волнуюсь, – неопределенно ответил тот. – Опять же сейчас бы с женой посидеть – все-таки плохо себя чувствует, да и внимания я ей практически совсем не уделяю, получается…

– Ну так пойди и «удели», – подмигнул рыжий. – И мне не мешай.

– Она же болеет!

– Ну я не знаю, – развел руками Томас. – Ну тогда возьми пример с умного человека… с меня то есть. Письмо ей любовное напиши и под дверь сунь. – Он захихикал, глядя на кислое лицо друга. – А что, и зараза не страшна, и жене приятно будет! Женщины, они красивые слова знаешь как любят?

– Судя по твоей довольной физиономии – любят еще как, – буркнул Ивар и вздохнул: – Сам же знаешь, не силен я в этом вопросе. Ну не умею я стихи сочинять.

– Ох, господи, – страдальчески закатил глаза Том. Потом посмотрел на грустного лорда, крякнул и принялся рыться в кипе наваленных на стол бумаг: – Ладно уж, что для друга не сделаешь? Где-то тут у меня в черновиках подходящее было… так, это неприличное… это именное… это не подойдет, тут про страдания… Ага! Вот, самое оно!

Он с торжествующим возгласом выхватил из неровной стопки мятый лист, сверху донизу покрытый каракулями:

– На! Так и быть, дарю.

– Это что? – пробежав глазами текст, спросил Ивар. – Ну у тебя и почерк…

– Нет, вы на него посмотрите! – праведно вознегодовал волынщик. – Ему все на блюдечке с золотой каемочкой преподнесли, а он еще и нос воротит. Так, отдавай назад.

– Да погоди ты…

– Отдавай, сказал, – бухтел Том. – Заелся…

– Ну чего ты вопишь? – Ивар, зажав лист в поднятой руке, второй рукой, свободной, отбивался от возмущенного поэта. – Я правда благодарен… Том, не скачи, все равно не допрыгнешь! Ну честное слово – спасибо, да только я тут ни черта разобрать не могу! Может, попонятнее перепишешь? Или задиктуй, сам перепишу…

– Боже ж мой, ну с кем приходится иметь дело? – горестно вопросил рыжий, тяжело вздохнув. – Мало того что никакой в тебе романтики, так ты и готового даже прочесть не в состоянии… Ладно. Давай лист.

– Перепишешь? – обрадовался Ивар.

– Ага, сейчас! – язвительно хмыкнул волынщик, набрасывая плащ и беря в руки лютню. – Пошли уж, горе ты мое…

– Куда?

– На улицу, куда… – Томас подошел к двери и, обернувшись, с добродушной снисходительностью пояснил: – Бедняжка весь день в темной комнате, кашлем давится – мне даже тут слышно, а ты, дубина бесчувственная, даже букетика немудрящего жене не прислал! Хоть чем-то ее надо порадовать?

– Так… – Начиная понимать, что задумал Том, лорд Мак-Лайон замахал руками: – Я серенады под окном на виду у всех петь не буду! Я и слов-то не знаю.

– Да какой из тебя певец? – махнул рукой волынщик. – Только кошек пугать… Петь буду я! А ты – рядом стоять, чтоб потом никто не подумал, что я жену собственного командира охмуряю. Чего встали-то, ваше сиятельство? На выход, на выход, шевелите ножками! И рожи мне корчить не надо – сами потом спасибо скажете.

– Да иду я, иду, – недовольно отозвался Ивар, догоняя товарища уже в коридоре. – Вот нельзя было просто стишок на другой лист переписать, да?

– Нельзя! – безапелляционно заявил волынщик, воинственно запахивая плащ. – Ты супруге хочешь настроение поднять?

– Хочу.

– Вот тогда иди молча и не бухти себе под нос! – Томас возмущенно фыркнул: – Ну и мужик пошел! Слова нежного жене не скажут, мелочь приятную хоть какую сделать не в состоянии… А потом удивляются: откуда у них рога вырастают?

– Ты это… – опешил Ивар, – говори, да не заговаривайся! Какие еще, к чертям, рога?!

– Обобщил я, – пояснил волынщик. И добавил многоопытно: – Но на самом деле так оно и есть! Думаешь, все мои женщины только из-за моего личного обаяния в постель ко мне прыгали? Нет, дружище. Недостаток внимания со стороны супруга – и вуаля! Поэтому учись, пока я жив… А будешь хорошо себя вести, я тебе еще парочку баллад напишу. На будущее. – Он обернулся и, окинув взглядом насупленного командира, философски добавил: – Тебе – точно пригодятся!

Со стороны плотно занавешенного окна донеслись слабые звуки музыки. Нэрис приподнялась на подушке и прислушалась. Лютня. «У нас что, сегодня какой-то праздник? – подумала девушка. – Или Томас решил перед ужином порепетировать? Только зачем это делать именно под моими окнами?»

Не удержавшись от соблазна расслышать нежную печальную мелодию получше, девушка встала с кровати и подошла к окну. Чуть сдвинула в сторону край занавеси – так и есть: внизу, задрав голову, в знакомой стойке признанного певца, стоял Том и перебирал умелыми пальцами струны. А рядом с ним с довольно-таки глупым видом переминался с ноги на ногу лорд Мак-Лайон. Лорд исподтишка озирался по сторонам и периодически бросал на окно спальни извиняющиеся взгляды.

– Это еще что такое? – удивленно пробормотала Нэрис, на дюйм приоткрывая оконную створку. – Это они, что ли, для меня тут петь собираются?

– Леди Мак-Лайон! – будто расслышав ее вопрос, весело проорал снизу волынщик. – Тут вот ваш супруг, человек с большим сердцем, но, увы, с небогатой фантазией решил сделать вам приятное и…

– Том!! – прошипел Ивар, едва не покраснев. Из окна напротив показалось удивленное лицо лорда Кэвендиша, со стороны караульных помещений появился Робин, сидящие в отдалении норманны повернули головы… Лорд Мак-Лайон внутренне застонал. «Дернуло же меня у Тома на поводу пойти! – с досадой подумал он, вымученно улыбаясь мелькнувшему за портьерами изумленному личику жены. – Господи, что за балабол? Ну пришел петь – ну пой, что ты тут представление устроил?! Черт возьми, чувствую себя, как юнец на первом свидании…»

– …но так как петь мой дорогой друг и командир не умеет, – балагурил довольный по уши всеобщим вниманием бард, – то сию ответственную миссию он возложил на вашего покорного слугу… Ободрите же певца благосклонным взглядом, моя леди, и я начну!

Нэрис прыснула в кулачок, но, сжалившись над готовым от стыда провалиться сквозь землю супругом, кивнула Томасу через стекло. Тот разулыбался, отвесил низкий поклон и, вновь ударив по струнам, запел:

 
Дождливой ночью прячет тень
Под вереском следы…
Никто: ни сторож, ни олень —
Не ждет сейчас беды.
 
 
Лишь я один крадусь, как враг,
В своем родном краю.
Но я к тебе стремлюсь сквозь мрак —
Лишь для тебя спою!..
 

Ивар смирился с судьбой и, по примеру заливающегося Томаса, устремил пронзительный взгляд на супругу в окне. Нэрис смотрела на него сверху и улыбалась.

 
– Всю ночь глядел в твое окно,
Сквозь дождь глядел без слов.
Но не затеплилось оно,
И ставни – на засов…
 
 
Заснула ты, не дождалась —
Так сладко спится в дождь!
А днем мне весточка пришла:
«Когда же ты придешь?»…
 

Рыжий балбес сделал последний аккорд и, сияя, как медный таз, раскланялся под аплодисменты многочисленной публики. Обернулся к командиру:

– Ну, дружище, я сделал все что мог! Остальное в твоих руках… Кстати, лучшее средство от простуды – чай с малиной и постель с мужчиной! Рецепт для женщин, разумеется… Понял, на что намекаю?

– Брысь отсюда, балабол! – не меняя выражения лица, сквозь зубы прошипел лорд Мак-Лайон. Томас хихикнул, но дальше нарываться не рискнул – закинул лютню за плечо и, нахально послав воздушный поцелуй стоящей у окошка Нэрис, независимо отошел, что-то напевая себе под нос. По пути шикнул на раззявивших рты караульщиков, подхватил под руку ухмыляющегося начальника замкового гарнизона и удалился вместе с ним в сторону кухни, что-то шепотом объясняя на ходу. Лорд Дэвид Кэвендиш с добродушной понимающей усмешкой отошел от окна.

Впрочем, этого всего Ивар не заметил. Он стоял посреди двора, все так же задрав голову вверх, и смотрел на жену. Она улыбалась ему, а лорд Мак-Лайон уже привычно чувствовал себя полным дураком. Но сейчас почему-то – счастливым.

Леди Грейс поставила на низкий столик у камина чашечку с чаем и обернулась к мужу:

– Что там такое, Дэвид? Ты улыбаешься?

– Никогда бы не подумал, что лорд Мак-Лайон – такой романтик, – весело покачал головой сэр Дэвид, отходя от окна и усаживаясь на диван рядом с женой. – Только что наблюдал чудную картину… Может, мне тоже тебе перед сном что-нибудь спеть?

– Ивар пел серенады?! – ахнула леди Кэвендиш, не веря своим ушам.

– Ну, пел не он, а его волынщик, – со смешком ответил лорд. – Но, я так понял, по заказу твоего старинного приятеля.

– Надо же, – краем губ улыбнулась она, снова беря в руки чашку. – На Ивара это не похоже.

– Ну, знаешь ли, – ухмыльнулся он, наливая себе немного хереса из графина, – когда я, помнится, втихую обрывал цветы с твоих клумб в поместье Бойдов, рискуя получить по загривку от вашего садовника, это тоже на меня было не похоже!

– Так это ты портил мои клумбы?! – ахнула Грейс, с шутливой яростью замахиваясь на хохочущего супруга серебряной ложечкой. – Вандал! А я-то голову ломала, что за хулиган доводит старого Мэтьюса до ежедневных сердечных припадков? А если бы он тебя все-таки огрел чем-нибудь?

– Нет, – хитро прищурился сэр Дэвид, – для этого надо было сначала поймать, а меня так просто не возьмешь! Ну к тому же я иногда рвал полевые цветы, чтобы не повторяться.

– Дэвид… – Леди Кэвендиш покачала головой и, взобравшись с ногами на диван, прижалась щекой к плечу мужа. – Ей-богу, это такое ребячество… Но мне приятно!

– Я знаю. – Он поцеловал ее в висок и добавил задумчиво: – Интересно, а у лорда Мак-Лайона тут поблизости нет, случаем, какой-нибудь оранжереи?

– Дэвид! – расхохоталась она.

Лорд Кэвендиш воззрился на нее своими синими глазами – сама честность и невинность:

– А что? От него не убудет!

– Прекрати, – все еще улыбаясь, она небольно пихнула его кулачком в бок. – Тем более оранжереи во Фрейхе нет.

– Эх, не везет… – притворно вздохнул он. – Ну да ладно! Я что-нибудь придумаю… В крайнем случае, прогуляюсь с утра на пустошь – там еще кое-где вереск не весь отцвел. Глядишь, на букет моей красавице как раз хватит.

– Ты прелесть, – благодарно шепнула она, устраиваясь поудобнее и положив голову ему на локоть. – Дэвид, насчет завтра…

– Да?

– Поехали домой.

– Домой? – удивился он, не донеся до рта свой бокал. – В Англию? Но, Грейси… Ты же так рвалась на родину! Мы тут и недели еще не пробыли. Что-то не так?

– Да нет, все хорошо. – Она смотрела на огонь. – Только знаешь… Кажется, Шотландия больше для меня не родина. Я скучаю по Англии, по нашей уютной гостиной, по своему саду…

– Понятно, – проницательно улыбнулся лорд Кэвендиш. – Все-таки что-то не так. Не морщи брови, Грейси, я же тебя знаю. Ну, расскажи мне, что случилось? Тебе скучно?

– Нет.

– Лорд Мак-Лайон чем-то тебя обидел?

– Ну что ты! – рассмеялась она. – Мы старые друзья, какие обиды? Просто… Понимаешь, им, наверное, хочется побыть вместе, а тут мы…

– Ну теперь все ясно! – уверенно перебил жену сэр Дэвид. – Дело в двух женщинах, которые не могут ужиться под одной крышей.

– Глупости какие!

– И вовсе не «глупости». – Умудренный опытом лорд с усмешкой покачал головой: – Солнышко мое, ты очень красивая женщина. И нечего удивляться, что все остальные ревнуют к тебе своих мужей без всякого на то повода… Даже моя матушка, прости меня, Господи, и та в твоем присутствии старается сесть поближе к отцу! Что уж говорить о леди Мак-Лайон? Вы с ее мужем старые друзья, давно не виделись, естественно, вам есть о чем поговорить, и еще более естественно, что ей это не нравится!

– Да, но… Дэвид, я из-за этого постоянно чувствую себя не в своей тарелке, – жалобно сказала леди Кэвендиш. – И я боюсь, если мы здесь задержимся…

– Грейси, – он легонько взял ее за подбородок и заглянул в опечаленные черные глаза, – перестань терзаться. Леди Мак-Лайон, конечно, молода, и ей недостает опыта, но глупенькой я бы ее не назвал. Пойди к ней, поговори начистоту. И я уверен, что вы сообща разрешите эту «трудность»… Ну? Ты все еще хочешь уехать?

– Не знаю, – вздохнула Грейс. – Но ты, наверное, прав. Я, пожалуй, зайду к ней после ужина.

– Вот и умница. – Он плеснул себе еще вина. – А я, чтобы не скучать в одиночестве, посижу у костра с норманнами. Ты уж прости, милая, мне и правда нравится лорд Мак-Лайон, но, по существу, нам с ним и поговорить-то не о чем.

– Скучаешь по морю и своей команде? – с пониманием улыбнулась она. – Ну да, норманны тебе определенно ближе, чем Ивар и его придворные тайны. Конечно, иди. Только херес оставь мне! Я насилу пару бутылок у Ивара выпросила.

– Твое любимое, – не догадываясь, что слово в слово повторяет хозяина замка, сказал сэр Дэвид. – Да, что-то я им увлекся. Да и к норманнам я вино не потащу. Они такое не пьют.

– У них свое есть? – подняла бровь леди Грейс и шутливо погрозила супругу пальцем: – Смотри там, аккуратнее! Ты же знаешь, что, если переберешь крепких напитков, потом будешь храпеть всю ночь.

– А ты не выспишься и все следующее утро мне будешь это вспоминать, – весело закончил за нее лорд Кэвендиш. – Я обещаю, что буду паинькой!

Он потянулся, чтобы поставить опустевший бокал на столик, и взгляд его упал на лежащую рядом книжку:

– Бог мой, Грейси, что это?! «Истории о любви»? Ты же такое терпеть не можешь!

– Да это не мое, – сконфузилась она. – Я у Элизы стащила, ты же знаешь, она их десятками глотает. И не смейся, не смейся! Что я, хоть иногда не могу побыть глупенькой сентиментальной дамой?

– Ну почему же, – пряча улыбку, ответил он, поднимаясь с дивана. – Иногда – очень даже можешь. Только не увлекайся! А то как начнется – чувствительные рассказики, розовые чепцы, белый кот с бантиком на шее…

– Дэвид! – снова замахнулась на ехидного супруга леди Кэвендиш. – Ах ты, язва такая!

– Ухожу, ухожу, ухожу. – Развеселившийся лорд поднял руки вверх. – Пойду найду лорда Мак-Лайона. Видел у него в библиотеке интереснейшую монографию, самые крупные морские сражения былых времен. А вас, дорогая, я оставляю проливать слезы над страданиями какой-нибудь прекрасной леди Аннабель! Платок одолжить?

– Дэвид! – Она подпрыгнула на диване и с воинственным кличем запустила в хохочущего мужа злосчастной книжкой. Впрочем, тот успел ловко увернуться, и тоненький потрепанный томик только громко шлепнул по закрывшейся двери. Леди Кэвендиш сердито фыркнула и, опустив ноги на пол, подняла свое «метательное орудие». – Вот ведь балбес, – не удержавшись от улыбки, проворчала она, возвращаясь к дивану и устраиваясь на нем со всем возможным комфортом. – Ну что мне, тоже монографии штудировать? «Розовые бантики»… Лишь бы поехидничать!

Леди Грейс открыла книжку на нужной странице и взяла в свободную руку чашку с недопитым чаем. Она и вправду всей душой презирала эти «сентиментальные глупости», но иногда, под настроение, любила их полистать и тишком похихикать над некоторыми моментами. Особенно ее умиляли батальоны принцев на белых конях, армии прекрасных дам (непременно златокудрых, небесноглазых и до изумления добродетельных) и обязательная для каждой истории Великая Любовь До Гроба. Про «неизбывные страдания» вкупе с обязательными героическими подвигами во имя возлюбленной (той самой, златокудрой) можно даже и не упоминать…

Элиза, горничная леди Грейс и бессменный поставщик подобной «литературы», частенько обижалась на госпожу за ее «насмехательства», но обычно быстро прощала – после щедро выданного соверена на пару новых книжек слезливых рассказиков «про чувствительную любовь».

– Так, – бормотала леди Грейс, ища пальцем строчку, на которой остановилась. – Ага, вот… Тут про страдания как раз… – Она пробежала глазами абзац и хихикнула, натолкнувшись на фразу: «…и только одинокая слеза скатилась по его щеке…» – Боже, ну что за прелесть! Уже четвертый плакса на одну книжку!.. А этот еще на каждой странице сырость разводит… Одинокой, что немаловажно, слезой. Одним глазом он плачет, что ли? Дэвид! Дэвид, иди скорей сюда! Ты просто обязан это услышать!

Она подняла голову и прислушалась. Нет, уже далеко ушел, не дозовешься. «Ну и ладно, завтра ему прочту, – подумала она, аккуратно загибая уголок страницы, чтобы не потерять нужное место. – Ему должно понравиться. Жалко, после ужина не получится, раз уж он к норманнам собрался – раньше полуночи и не жди».

Грейс задумчиво посмотрела на весело пляшущие язычки пламени в камине. Пожалуй, после ужина у нее и у самой будет чем заняться. Дэвид во всем прав – надо обязательно поговорить с леди Мак-Лайон, чтобы не забивала себе голову ненужной ревностью. И Ивару намекнуть, чтобы прекращал крутиться рядом, а свой пыл направил бы в семейное, так сказать, русло. Хотя, судя по недавним песнопениям во дворе, он и так уже это понял. И утром еще битый час извинялся за вчерашнее недостойное поведение. Уверял, что этого больше не повторится, говорил, что прошлое было и быльем поросло, что он все понимает и тогда, в библиотеке, просто хватил лишнего… Так оно было или нет, она сама решить затруднялась. Что же их до сих пор тянет друг к другу, и тянет ли вообще?.. Многолетняя привычка, чувство собственности? Бог его знает! Чтобы во всем этом разобраться, надо сначала разобраться в себе. Леди Кэвендиш раздраженно передернула плечами – потом! Для самокопания есть ночь, а портить себе такой приятный вечер уже набившими оскомину размышлениями на тему их сложных отношений с лордом Мак-Лайоном – увольте! Грейс подложила под локоть подушку, сделала глоточек чаю и снова углубилась в чтение.

Творимир тяжело вздохнул и угрюмо посмотрел на свою правую руку. В упомянутой руке, крепко взятый за отворот куртки, мешком болтался Мэтью Мак-Тавиш. Увы, совершенно невменяемый. Русич встряхнул насквозь пропахшее спиртным тело, плюнул, закатал опухшей физиономии пару крепких оплеух, плюнул еще раз и оставил свои бесполезные попытки привести парня в чувство. Снова вздохнув, уложил Мэтью рядом с Марти (который, понятное дело, был сейчас ничем не лучше брата) и присел рядом на чурбачок. Пнул носком сапога валявшуюся тут же пустую бутыль. Глядя на все это безобразие, ему и самому захотелось принять на грудь пару ковшей – от полнейшего собственного бессилия. Когда они успевают убраться в слюни? И, главное, – как? Вроде глаз с них не спускаешь, в караулы с собой, на трапезу – тоже рядом… Разве что только в отхожее место с ними не ходишь!

– Эх… – закручинился Творимир, смирившись с мыслью, что и в вышеуказанном направлении теперь, судя по всему, этих оболтусов точно придется сопровождать лично. Да что ж это такое?! Где это видано – отлучился на полчаса, запер их, почти уже протрезвевших, на конюшне, а как вернулся, – снова здорово! Что кули с пшеницей лежат, «мама» сказать не могут. Засов на месте, никуда не выходили. Ведь эдак и до самого краю допиться недолго!

– Ну, как наши дела? – раздался бодрый голос со стороны двери. Впрочем, этой бодрости тут же поубавилось, когда вошедший узрел непутевых братцев, вповалку лежащих на сене у стены. – Да черт бы их побрал! Опять?!

– Эх!.. – горестно всплеснул могучими руками Творимир, избегая смотреть в глаза командиру.

– Это кошмар какой-то, – заскрипел зубами Ивар, становясь над Мак-Тавишами и качая головой. – Ты же совсем недавно приходил, говорил, что они вроде как очухались?

Русич только плечом дернул. «Ясно, – подумал лорд, – пока он мне докладывался, они и отвели душу… Только каким образом?»

– Двери-окна запирал? – спросил он.

Творимир кивнул.

– Остальных предупредил, чтоб не отворяли?

Снова кивок.

– Перед уходом конюшню проверил на предмет заначек?

– Эх! – рыкнул бывший воевода, зыркнув на командира свирепым взглядом.

Тот развел руками:

– Я в тебе не сомневаюсь, друже, но тогда объясни мне, как они в таком случае умудрились снова надраться? И откуда, – Ивар поднял с пола пустую бутылку, – тут взялось вот это?

Русич мрачно поднял голову и посмотрел ему в лицо. Говорить ничего не понадобилось, Ивар и так прекрасно понимал, что тут не обошлось без чьей-то помощи. Неуловимый, но беспримерно щедрый «наливайка» вершил свое черное дело.

– Кто же этот мерзавец? – закусил губу лорд Мак-Лайон. – И за каким дьяволом он им никак протрезветь не дает?! Уже, считай, две недели ни разу их трезвыми не видел – то с похмелья, то пьяные! Слова сказать не могут…

– Эх! – быстро, коротко кивнул Творимир, сжав кулаки.

Ивар чертыхнулся:

– Думаешь, в этом все и дело? В том, что этой сволочи как раз и надо, чтобы они ничего сказать не могли?.. А так как, если очухаются, все одно или мне, или тебе что-нибудь да брякнут, очухаться дать им никак нельзя… Результат мы и имеем сейчас перед глазами. Они что-то знают, Творимир!

– Эх…

– М-да, – согласился Ивар. – Вопрос – что?

– Лорд Мак-Лайон, вы здесь? – В проеме двери возник пасмурный Эйнар. – А, вижу, здесь. Вас-то мне и надо.

– Что случилось? – обернулся Ивар, недовольный тем, что его оторвали от размышлений.

Колючие голубые глаза сына конунга смотрели на лорда с явным неодобрением.

– Пока не случилось, – ответил норманн, скользнув взглядом по храпящим Мак-Тавишам, – но точно случится, если вы не приструните своих людей!

– Каких людей?

– А вот этих самых! – гневно припечатал Эйнар, указав пальцем на близнецов. – Мало того что сами с утра до вечера за жабры брагу плещут, так уже и моих парней к этому делу приохотили. Ты как хочешь, лорд, только мне этого в дружине без надобности.

– Погоди, – растерялся Ивар. – Хочешь сказать, что Мэт с Марти пили с твоими бойцами?

– Слава Одину, не со всеми, – нахмурил светлые брови Эйнар. – Двое из моих караульщиков, дневная смена… Орм и Жила. Мало того, что пост бросили, так еще и нажрались, что свиньи! Полдня их искал, час назад только нашел. Оба лыка не вязали.

– Где нашел?

– Да какая разница? – отмахнулся норманн. – На задворках, за поленницей… Окунул их пару раз в бадью с водой – вроде отошли слегка. И говорят, что вот с этими двумя нализались, мол, бочонок виски те проставили! Четыре пинты, лорд!.. Да еще и во время дежурства! Это, по-вашему, ничего?

– Это, по-моему, дерьмо полнейшее, – не сдержавшись, прошипел Ивар. – Значит, мало того, что им кто-то спиртное просто бочонками поставляет, так они еще и с норманнами пить начали.

– Я не понял, – набычился Эйнар, но Ивар быстро его перебил:

– Не злись, обидеть не хотел. Ни тебя, ни твой народ… Просто дело в том, что Мак-Тавиши вас всех на дух не переносят и пить с вами нипочем не сядут! А если дело уже и до этого дошло…

– Весь ум пропили, – по-своему решил сын конунга. – И пока мои бойцы вот в такое же… не превратились, повторяю, приструните своих людей! Иначе я им сам накостыляю.

– Боюсь, силовые меры сейчас на них никак не повлияют, – скептически проронил Ивар. – Эйнар, ты не представляешь, насколько мне самому это не нравится! Но они не по своей воле так набираются.

– Да неужто? – хмыкнул тот. – Силком им заливают, что ли?!

– Силком не силком, да только спаивает их какая-то зараза, – пояснил бывший королевский советник. – И мы эту заразу никак вычислить не можем. Твои ребята не знают, откуда у близнецов взялся тот злосчастный бочонок?

– Не знают, – махнул рукой норманн. – Говорят, ваши несли какую-то чушь, что, мол, нашли. Только брешут, к бабке не ходи! Где это видано, чтобы добрая брага да при дубовом бочонке просто так без присмотру валялась на каждом углу?