Текст книги "Об Ахматовой"

7

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

<20-е числа июня> [1943 г., Ташкент]

Дорогой Николай Иванович!

С визгом и восторгом прочла вашу открытку и плясала вместе с Анной Андр.

Мы вас часто вспоминаем, и вообще более преданных подружек, чем мы с ней, не бывает на свете.

Она вам много писала. Неужели вы не получали писем?

Жизнь течет довольно быстро. Очень слаба и плоха моя мама¹. Я живу у Лены в ее отсутствие. Куда денусь потом – не знаю. Анна надо мной. Нам хорошо вместе. Если б еще вы были здесь, было б совсем хорошо. Через улицу живет и трубит в хобот Л.К. Чук. Мы с ней не встречаемся. Т. е. я еще встречаюсь. Читаю Достоевского.

Почему вы вспомнили «Парижанку»²?

Я впервые от вас узнала про Никитина и Тренина. Кого еще мы недосчит[аемся]?³

Стоит ли кланяться Эмме? Это вы решите сами. Скоро заболит живот от грязных вишен. Это и есть пиры. Я вас люблю и хочу начать всё сначала.

Надя

Борис Серг. на месте. Я ему пишу. Что слышно про Рудакова? Что он – опять на фронте?

Почтовая карточка: «Москва, Страстной бульвар, д. № 13а, кв. 33. А.А. Попову для Н.И. Харджиева». Адрес отправителя: «Н.Я. Мандельштам. Ташкент, Жуковская, № 54». Опущена в почтовый ящик в Москве. Почтовые штемпели: «Москва 26.6.43» (два), «Москва 28.6.43», «Проверено Военной Цензурой. Москва 582». Помета Н.Х.: «Июнь 1943».

Впервые: Бабаев, 1989. С. 235–236 (с датировкой: начало июня 1943 г.).

1 В.Я. Хазина (умерла в Ташкенте около 27 сентября 1943 г.).

2 См. предыдущее письмо.

3 Это слово не дописано и зачеркнуто.

8

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

21 июля <1943 г., Ташкент>

21/VII

Дорогой Николай Иванович!

Если письмо – косыночка, то оно записка¹. Письмо будет потом. А сейчас едет Наташа Вишневская. Утро. Еще не проснулась. Болит живот. Жарко. Луна была ночью совершенно непристойная – красная и круглая. День предстоит страшный.

Я никогда не буду в Москве. Я буду жить в Средней Азии. Наши пиры были прекрасны, но они не повторятся. Понимаете ли вы, сколько сосисок мы не доели? А кофейно-шоколадное драже – дорогое? И вино – в случае приезда друзей… Вчера был Евг. Шварц. Он видел вас в Москве. Говорит, что вы хорошо выглядите, веселы и даже элегантны. Есть ли дыра на брюках? Целую вас.

Надя

Я вам дарю Наташу в подруги для пиров. Она чудная. Я ее очень люблю. Напишите мне.

Надя

Передано с оказией. Помета Н.Х.: «1943?1944?»

Тогда же Н.Х. написала и А.А.: «Милый Николай Иванович, наш (то есть Надин и мой) друг Наталья Александровна Вишневская передаст Вам это письмо и расскажет о нас всё, что Вам будет интересно узнать. Я опять хвораю – нет сил подняться, а быть в Москве нужно и хочется. В мае я послала Вам несколько писем с Познанской, Ася отвезла Вам мою книгу. Вероятно, Вы молчите, потому что ждете моего приезда. Сейчас узнала Римские новости. Каково? Хочется, как всегда, сказать Вам много замечательных вещей, но меня торопят, или я сама тороплюсь. Все-таки увидимся. Привет Москве. Ваша Ахматова. У нас температура 45°» (Бабаев, 1989. С. 236. С неверной датой: 20.6.1943 г.). С той же оказией

А.А. послала открытку и Б.Л. Пастернаку: «Дорогой Борис Леонидович, письмо Ваше было для меня неожиданной радостью. Как странно, что мы не переписывались всё время – правда? Поздравляю Вас с успехом Вашей книги – вот бы мне на нее посмотреть. Наталия Александровна Вишневская расскажет Вам обо мне. Она прекрасно читает Ваши стихи и какой голос!» (Мир Пастернака. М., 1989. С. 176).

1 Намек на форму письма, сложенного в «военный треугольник», т. е. специальным способом сложенный листок, который можно было отправлять, не вкладывая в конверт. Объем письма был ограничен отрезанной по диагонали половинкой листа, отсюда – «записка».

9

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

30 июля [1943 г., Ташкент]

30/VII

Дорогой Николай Иванович!

Жизнь, как всегда, прекрасна. Как-то так случилось, что я замоталась и не послала вам писем ни с Наташей Вишневской (первый сорт – вне категорий), ни с Лидой Жуковой (очень мила. Особой одухотворенной силы достигала в период мученического соавторства с Лидией Корнеевной Чуковской¹). Вот сейчас и приходится посылать письмо удлиненным почтовым путем. (Я давно уже заметила, что это гораздо быстрее и верней.)

Живем мы так. Дворик. В этом дворике есть нечто среднеазиатское, чего ни с чем не спутаешь, хотя дома самые обыкновенные, европейские.

В глубине – в буйных джунглях кукурузы – наш. Внизу Женя. Наверху – А.А. Сейчас я у нее. По ночам мы открываем окна и дышим. Днем – обливаемся потом, только ручьи у него не хладные, а кипящие.

Я работаю, хозяйничаю и по ночам болтаю с А.А. На всё не хватает времени. Трудней всего разжигать мангал. Где сосиски? Базар завален до небес всеми фруктами и овощами всего мира. Зимой всё было недоступно, сейчас еда идет в руки и люди начали разоряться. Я – поправляюсь вместе со всеми. Цены на фрукты так невысоки, что преступление ими не объедаться и…

Да, я должна вам признаться… Анна Андреевна уже тоже считает, что пора признаваться: дальше скрывать нельзя. Виновна, конечно, она. Она иначе вас не называет, как «наш общий муж»². Я всегда пугаюсь, а потом смеюсь. Бабушка (так меня назвал один узбечонок) была смешлива.

Почему вы не были [на] нашей детской выставке? Ведь она прелестна. В Москве жизнь, наверное, гораздо серьезнее, чем здесь, – и вы – милый, ребячливый, неисправимый старик – как вы плаваете в ней? Тетку Эмму я вполне себе в ней представляю. А вас – нет.

Эмма пишет раз в полгода галантно-элегантные письма. Такую литературу разводит, что сил нет. Надо, впрочем, ей ответить.

Признаете ли вы нас своими женами и согласны ли признать и третьей и вполне бесправной Эмму? Пожалуйста, телеграфируйте.

Меня премировали на тысячу рублей. Сейчас я отгрызла уже большой кусок, хотя на руки еще ничего не получила.

У А.А. лауреатский паек. Это значит, что она кормит всех, кто нуждается в пище. Очередь не стоит только потому, что у нас богатый двор. Мы живем с ней с апреля, а до этого у нее были другие сожительницы и, когда я приходила, у них был такой вид, как у своего ребенка, у которого отняли хлеб, чтобы отдать его чужому. У меня же довольно миролюбивое отношение к чужим детям, и это скрашивает жизнь.

Сейчас у нас в углу склубилась плесень и воплотилась в Оксану Некрасову³ – маленькую юродивую – незаконную дочь Гуро и Хлебникова⁴. Она помешана на своих стихах и когтит ими всех, как коршун. Иногда раскрываешь рот от удивления – что за чудо? – а то прет такое, что хочется плакать.

Утром она просыпается с дежурным вопросом, который будет повторять весь день – и всегда об одном и том же: кто может быть ей полезен для напечатанья ее стихов и наверное ли он ей поможет. Перед ней сейчас прямая задача: использовать А.А. на сто процентов⁵.

Напряжение в доме создается к вечеру. Свет горит плохо, она пользуется вечерами для стихов и обсуждений.

Я убеждаю ее, что ей вреден ташкентский климат и что ей нужно обратно в горы, откуда она скатилась. Стихи настолько хороши, что есть искушение вам послать.

В Ташкенте одно бабье. Последний мужчина – Сашка Тышлер⁶. Он вырос на два вершка от горшка и деловито обцеловывает всех ташкентских подруг. Я его обожаю, но боже – какой он мокрый! Мы мокрые, как будто мы всегда только что описались. Мокрое всё. Это климат.

Иду получать нечто в распреде. Это я – Надя.

Целую вас, дорогой Николай Иванович. Пишите, пишите.

Надя

Анна Андр. очень огорчилась, что я во всем призналась, и говорит, что будет беспокоиться, пока не пришлете телеграмму, что согласны на нашу формулу.

Получена телеграмма, в которой привет Наденьке. Не ответ ли это на письмо, привезенное Наташей? Мы даем согласие, чтоб Наташу в третьи жены вместо Эммы. Слово за вами.

А Лидка Чук. – остолоп. Умоляю, молчите. Они мстительны, как папуасы. Этот гигант мысли, не понятый современниками, служит со мной и умеренно пакостит.

Письмо синими (сначала) и красными чернилами на голубой бумаге. Конверт: «Москва, Страстной бульвар, 13а, кв. 33, А.А. Попову. Николаю Ивановичу Харджиеву». Передано с оказией. Помета Н.Х.: «<Ташкент>, апрель 1943».

Впервые: Бабаев, 1989. С. 237–238 (с неточной датировкой: апрель 1943 г.).

1 Имеется в виду кн.: Слово предоставляется детям. Ташкент, 1942, где были собраны рассказы детей, потерявших родителей и попавших в ташкентские детские дома. Участие Жуковой в этой работе было, по словам Л.К. Чуковской, номинальным (Я. Чуковская, 2007. Т. 3. С. 479, 547).

2 Парафраз названия романа Ч. Диккенса «Наш общий друг» (1865). В одном недатированном письме к А.А. Н.Х. подписался так: «Ваш Н. Общий» (Бабаев, 1989. С. 243).

3 Правильно – Ксения Некрасова.

4 По всей видимости, намек на то, что родители К. Некрасовой неизвестны (по одной из легендарных версий, ее отцом был Г. Распутин). Из детского дома где-то на Урале ее взял к себе сельский учитель. При эвакуации из Москвы во время бомбежки погиб ее грудной сын, после чего муж, горный инженер, сошел с ума, а сама

К. Некрасова получила травматический энцефалит. В. Берестов записал в дневнике, что Н.Я. одно время даже полагала, что стихи К. Некрасовой писала не она, а ее сумасшедший муж (.Берестов В.Д. Мандельштамовские чтения в Ташкенте во время войны // «Отдай меня, Воронеж…». Третьи международные мандельштамовские чтения. Воронеж, 1995. С. 356).

5 Пятнадцатого августа 1943 г.

А.А. обратилась к Эренбургу:

«Милый Илья Григорьевич. Посылаю Вам стихи Ксении Александровны Некрасовой. Мне они кажутся замечательным явлением, и я полагаю, что нужно всячески поддержать автора. Стихи Некрасовой уже появлялись в журналах до войны. По эвакуации она попала в горы, на рудники. Потеряла ребенка. Муж сошел с ума и терроризирует ее. Сама она на границе всяких бед. Не знаю, что можно для нея сделать, может быть, вызвать ее в Москву, может быть, снестись с Фрунзе (она в Киргизии), чтобы ее вызвали в центр и снабдили всем необходимым. Конечно, самое лучшее было бы напечатать стихи Некрасовой в журнале или газете – Вам виднее. <…>

Ахматова

Адрес Некрасовой: Сюлюкта, К.С.С.Р., Ошская обл., Советская ул., № 102, кв. 20, Кс. Ал. Высоцкая» (Фрезинский Б.Я. Эренбург и Ахматова // Вопросы литературы. 2002. № 2. С. 257–258). В 1944 г. К.Некрасову действительно вызвали в Москву, причем сама Некрасова говорила, что это организовал Эренбург.

6 А.Г.Тышлера Н.Я. знала еще по занятиям у А.А. Экстер в Киеве (он перебрался в Москву в 1921 г.).

Во время войны находился в эвакуации в Ташкенте, где сделал известную серию портретов А.А.

10

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

[16 августа 1943 г., Ташкент]

Дорогой Николай Иванович!

Ваше молчание нас очень огорчает. Как вы живете? Что с вами? Мне очень тревожно: болеет А.А. Очень слаба. Очень плоха сердцем. Сейчас уже неделю лежит: ангина, жар.

Что ей делать – ехать в Москву или зимовать здесь? Я не берусь советовать. Она очень слаба и подвержена всем инфекциям мира. Где ей лучше? Где о ней будут заботиться – просто где у нее будет нянька?

В Москве – холода; здесь – трудный климат. Представить себе, что она ходит обедать, вообще нельзя. Регулярно выходить она не может.

Кто может о ней регулярно здесь заботиться? Она говорит, что зимовать в Ташкенте не будет, но всё, даже дорога, пугает меня – она так хрупка. Такой она не была. Но выглядит, когда не больна, неплохо.

Все, видимо надеясь на ее приезд, прекратили писать. Никто ничего не пишет: ни о книге, ни о поэме, ни вообще.

Что с вами? Где вы живете? Что делаете и что едите?

Н.Манд.¹

Конверт: «Москва, Страстной б., № 13а, кв. Попова. Для Ник. Ив. Харджиева от Над. Як. Хазиной. Ташкент, Жуковская, № 54». Почтовые штемпели: «Москва 16.8.43», «Москва 17.8.43», «Просмотрено Военной Цензурой 18734».

Впервые: Бабаев, 1989.С.233 (с неточной датировкой: апрель 1943 г.).

1 Далее следует карандашный рисунок с надписью: «Харджиеву».

11

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

<Вторая половина августа 1943 г., Ташкент>

Дорогой Николай Иванович!

Где вы? Что с вами? Просто скучаем.

А.А. пока в Москву не едет. Осенью посмотрим. Сейчас она нездорова. Голова болит.

А.А. сначала не поехала, потому что болела. Потом была страшная жара. Наконец, истратились деньги и кончился пропуск¹.Как видите, всё развивается диалектически.

Посылаем вам два пакета с просьбой передать их каким-нибудь способом Асееву и Эренбургу. Это некрасовиада.² Загляните, умоляем, в стихи и напишите нам.

Целую вас.

Надя

А.А. просит вам кланяться. Скучает без писем. Столько вам писала…

На обороте письма: «Страстной б., № 13а, кв. 33. А.А.Попову для Н. Харджиева». Помета Н.Х: «1943».

Впервые: Бабаев, 1989.С.238–239 (с датировкой: лето 1943 г.).

1 Для реэвакуации требовался специальный вызов или пропуск с фиксированным сроком действия.

2 См. примеч.5 на с. 296.

12

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

29 августа [1943 г., Ташкент]

29/VIII

Дорогой Николай Иванович!

Получив вашу телеграмму, праздновали полтора часа. Обожаю вас, как всегда, но как же будет дальше? Мы, наверное, никогда не увидимся: суждено мне жить в Ташкенте.

Все уезжают. Скоро едут Женя с Леной.

Анна Андр. тоже бы уехала, но она болеет и из-за этого не может ехать. Последние две недели лежит. Температура то высокая, то падает. В чем дело, не понять. Анализ крови малярии не дал.

С огорчением узнала, что вы не подружились с Наташей Вишневской. Если не поздно, исправьте и пойдите к ней. Скажите, что я велела. Считайте это моим завещанием и потому исполните с трепетом.

Пишите, милый, злой старик. Как хорошо, что вы неисправимы.

Целую вас.

Ваша бывшая Надька

Почтовая карточка: «Москва, Страстной б., № 13а, кв. 33. А.А.Попову для Н.И.Харджиева». Адрес отправителя: «Ташкент, Жуковская, № 54,Н.Я. Мандельштам». Почтовые штемпели: «Ташкент 29.8.43», «Москва 15.9.43» (два), «Проверено Военной Цензурой 18160». Помета Н.Х.: «Сентябрь 1943».

Впервые: Бабаев, 1989.С. 238.

13

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

28 октября <1943 г., Ташкент>

Дорогой Николай Иванович!

Вы обещали в телеграмме написать. Письмо не появилось. Что с вами? Что вы молчите? Мы обе очень беспокоимся.

Анна Андр. очень болела: у нее была скарлатина. Сейчас оправилась¹. Выходит. Это третья смертельная болезнь за время эвакуации². Как раз в эти дни мы вам телеграфировали. Где же ваше письмо? Где вести о вас?

Право, это нехорошо.

Напишите немедленно.

Надя

28/Х. Хочу в Москву. Но не представляю себе, как это будет. Боюсь даже думать, как будет одиноко после отъезда А.А.

На обороте письма: «Николаю Ивановичу Харджиеву». Помета Н.Х.:«1943». Впервые: Бабаев, 1989.С. 240.

1 Ср. в письме А.А. Л.Л.Жуковой от 24 ноября 1943 г.: «Я была больна ровно два месяца. Надя ухаживала за мной самоотверженно» (Жукова Н. О… М.:Зебра Е., 2005. С. 65). Позднее, в письме к Н.Х. от 14 декабря 1943 г., А.А. отозвалась на эту болезнь шутливой автоэпиграммой: «Неуважительна причина, Вам надлежало быть в пути. – Да я уехала почти, Но задержала скарлатина» (Бабаев, 1989.С.240).

2 Под первой такой болезнью Н.Я. подразумевает скорее всего азиатскую лихорадку, которой А.А. болела в августе 1942 г. (ср. в недатированном письме Н.Я. к Э.Г.Герштейн: «Анна Андреевна тоже тяжело болела азиатской лихорадкой (потапач). Выздоровела. Удивительно молода и хороша. Пишет стихи» (Герштейн, 1989.С. 257).

14

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

7 <апреля 1957 г., Чебоксары>

7-е <апр.57>¹

Николашенька!

Я только что написала вам бешеное письмо (не успела отправить), что вы не отвечаете.

Ура! Получила от вас.

Нам надо начать работать. Я допускаю, что договор будет не сразу (Орлов надеется на май). Анна, наверное, тоже говорила с Орловым о вас (он у нее был). Но ответ от него на мое предложение (вы и он) пришел молниеносно.

Письмо у Жени – зайдите прочтите.

Ведет себя Орлов по высокому классу. В начале, очевидно, он был запутан Евг. Эм.

Николаш, Николаш – что же будет? Очень волнуюсь.

Так или иначе мы всё приготовим к печати. Кстати, Наташа-ясная, которой стихи, оказалась ангелом. У нее есть всё, вероятно, авторизованное. (Дата – Осиной рукой.)

Лидию Васильевну целую и белочку.

С Женькой будьте страшно нежны.

Надя

Вопрос еще такой: Орлов предложил приехать на заседание комиссии. Я постараюсь приехать в Москву на май, чтобы захватить 29-е и 30-е, а также от силы 6–7 – нет! – 3–4 мая.

Если бы в эти дни в первый раз собралась комиссия! Вопрос:

1) Удобно ли это Суркову?

2) Сможет ли приехать Орлов?

Орлову я уже написала. Если получу удовлетворительный ответ, надо выяснить с Сурковым. Что с Паперным²? Слышно о нем что-нибудь? Он ведь бегает в этих местах – ему выяснить легче всего.

На письмах пушкинисты ставят даты³.

Заказное письмо. Конверт: «Москва-34. Ул. Кропоткина, д. № 17, кв. 70. Харджиеву Николаю Ивановичу». Адрес отправителя: «Мандельштам, Кооперативная, 10, кв. 13, Чебоксары». Почтовые штемпели: «3 [аказное] № 870/4 Чебоксары 40 Чуваш. АССР», «Чебоксары 7.4.57», «Москва <…>».

Процитировано в кн.: Я. Чуковская, 2001. С. 52.

Полностью печатается впервые.

1 Текст в угловых скобках – рукой Н.Я. Харджиева.

2 По всей видимости, несколько раньше (в конце марта?) Н.Я. написала и З.С. Паперному, также включенному в состав комиссии. Приводим его ответ.: «Уважаемая Надежда Яковлевна! Ваше письмо мне переслали из Москвы в Малеевку, где я с 4 апреля лечусь. Дело в том, что я расхворался, т. к. был неумерен и допускал излишества, но не в чем-нибудь, а только в труде. В Москву возвращусь нескоро, когда поправлюсь, покончу с переутомлением, бессонницей и прочими прелестями. Поэтому пока я мало могу сделать из того, что вы пишете. Ваше предложение о вводе В.Н. Орлова мне очень нравится. Вы говорите о письме насчет А.А. С[уркова]. Но что я буду писать письмо и кому? Ему? О его председательстве лучше было бы сказать не в письме, а когда мы соберемся.

А зачем нам петиции? Впрочем, может быть, я чего-нибудь недопонимаю. Будь я в Москве, я бы смог встретиться с Николаем Ивановичем и Евгением Яковлевичем. А сейчас, здесь, за 100 км от Москвы я плохо представляю, что практически делать.

Впрочем, через неделю я должен на один день приехать в Москву и тогда постараюсь встретиться с Н.И. Харджиевым или созвониться. Не сердитесь, что пока я ничего другого не могу сделать. Острое переутомление с довольно грозной бессонницей заставляет всю энергию бросать на лечение. Зато как только снова стану человеком, постараюсь наверстать и буду думать, что нужно. Как теперь любят говорить – „поймите меня по-хорошему“. Желаю всего доброго! Из Москвы опять напишу Вам. Ваш 3. Паперный. 8/IV.57» (AM. Короб 3. Папка 102. Ед. хр. 15).

3 Приписка в самом начале письма вверху.

15

Н.И. Харджиев – Н.Я. Мандельштам

<Середина апреля 1957 г., Москва>

Дорогая Надюша, письма Ваши получил. Позвонил к Е. Я. – он сделает всё в соответствии с Вашими указаниями.

Орлов мне написал любезнейшее письмо – предложение составить, редактировать и комментировать.

Ответственным <ре>дактором (от изд[ательст]ва) будет он.

Я уже ответил.

Предлагаю дополнить том статьями о поэзии – Орлова надо ввести в комиссию.

Анна Андреевна приедет если не сегодня, то завтра.

Устроим маленькое совещание. Без санкции Суркова ничего делать не будем.

Пишите.

Буду отвечать быстро и обстоятельно.

Н.Х.

Лидия Васильевна (Третья Эрзерумочка¹) Вас целует.

AM. Короб 3. Папка 104. Ед. хр. 11. Печатается впервые.

1 Здесь комически обыгрывается армяно-греческое происхождение Н.И.: его жена названа «Третьей Эрзерумочкой» (Эрзерум – город и крепость на северо-востоке современной Турции), т. к. под первыми двумя он шутливо подразумевает своих «жен» А.А. и Н.Я.

16

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

15 апреля <1957 г., Чебоксары>

15 апреля

Николашенька! Я чего-то вам написала – и подумала, что наши письма встретятся. Так и вышло.

Вот ответы.

1) Стихи 17 года, может, были напечатаны гораздо позже. [В] 17 – 19–20 уже негде было печатать. Пришлите мне список. Может, я припомню. Некоторые были напечатаны прямо в книгах (17–21); другие были кем-то (Миндлиным) тиснуты в каком-то почти рукописном журнальчике (где-то в Москве или в Феодосии)¹, третьи где-то появились в 22 году.

2) Отрывок из Федры² переведен в 22 году, когда мы жили на Тверском бульваре. Был разговор, чтобы О.М. перевел Федру. Сватал, вероятно, Эфрос. Ося попробовал, но сказал, что переводить не будет.

Напечатано впервые и только в госиздатном Камне³.

3) Бетховен⁴ Осины капризы. Видно, он тыркался к новому – не детскому – пониманию Бетховена. Не смог… А как быть? Восстановить, если это стоит. Он фыркал и злился на эти стихи. А потом успокоился и сказал, что надо было печатать по-старому или выбросить. Говорил – дрянь – а почему, объяснить не мог.

С Арменией⁵ очень просто: порядок в напечатанном делал О.Э., а в рукописях я. Следовательно – надо брать напечатанное. А я эту пару вечно путала.

«Как бык» – эпиграф. Снял Полонский⁶, чтобы не возмутить Авербаха. Так и сказал. Но Армения всё же Авербаха возмутила. (В трамвае разговор со мной: М. вернулся и напечатал, говорят, плохие стихи… А дальше: «вечное», а не классовое…)

Разговор с Полонским помню – ведь он был тогда редактором – я не путаю фамилию? Во всяком случае, редактор изобразил негодование Авербаха: Труд? Бык? Как так? Почему грозный? Кто боится труда? Это нам известно? Почему венозные?

Как бы это не повторилось!

Вот по вашему списочку я всё, оказывается, помню, но моя книга у Тали – и нет списка стихов 17 года. А 19?.. а 20?.. А Венеция была напечатана в журнале милиции⁷ – его, конечно, не найти, – и потому называлась «милицейской».

Милый, я по вас тоже очень скучаю, но привязана здесь надолго – до конца мая. А потом вернусь сюда еще в июне. Подавала на конкурс в Орел, но – увы – не взяли. Подам в Уфу. Авось возьмут.

Интересно, когда С-в был у Анны, говорила она обо мне или предпочла умолчать. Это было бы глупо – так как в ее дела я вмешивала его энергично (с Левой и последней болезнью). Что он подумает? Но на нее такая дипломатия похожа. Уф!

Конверт помяла я.

Помета Н.Х.: «<1957>».

Печатается впервые.

1 Имеется в виду альманах «Ковчег» (Феодосия, 1920) или журнал «К искусству!» (Феодосия. 1919. № 2); соредактором обоих изданий был Э.Л.Миндлин.

2 Диалог из первого действия трагедии Ж. Расина «Федра».

3 Третье издание сборника О.М. «Камень» (М.: Госиздат, 1923).

4 Стихотворение О.М. «Ода Бетховену» (1914).

5 Цикл стихотворений О.М. «Армения» (1930).

6 Стихотворение О.М. «Как бык шестикрылый и грозный…» предполагалось печатать в качестве эпиграфа к циклу «Армения». Однако в первой публикации цикла в журнале «Новый мир» (1931, № 4), редактором которого в это время был В.П. Полонский, эпиграф отсутствует.

7 Стихотворение О.М. «Веницейской жизни, мрачной и бесплодной. ..» (1920) под заглавием «Венеция» печаталось в журнале «Огонек» (1923, № 7); в журнале «Красный милиционер» (1921, № 2–3) опубликовано стихотворение «Прославим, братья, сумерки свободы…».