Текст книги "Забаглионе"

– Я всё равно помогу тебе, даже не сомневайся, – уверенно сказал я, и мы направились в офис.

Все процедуры, следующие за официальным разбирательством, были однообразны и скучны. Бесконечные протоколы, оформление которых стоило целых недель. Заседания комиссий, отчёты о заседаниях комиссий, рассмотрение отчетов, по каждому пункту… Складывалось впечатление, что проверяющие уже проверяли себя, свою работу и её итоги, нежели ситуацию с клиникой и пациентами. Обращений или других последствий лечения в группах, подобного Элеонор, обнаружено не было. И как не странно, никто не пытался использовать это расследование в корыстных целях, несмотря на общественный резонанс и обсуждения на разных публичных площадках. Всё постепенно приходило в норму. Мы с Виктором уже откровенно желали поехать домой. Но Флоренция была безупречно гостеприимна, и похоже, одно это сдерживало нас. Сандро тихо грустил и не стеснялся показывать нам свою искренность. Но его грусть скрашивало одно обстоятельство – уних с Ириной завязывались очень тёплые и доверительные отношения, эмоциональных окрас которых подсказывал, что она задержится здесь и после нашего отъезда.

Виктор как-то отстранённо реагировал на их отношения. Я же был рад и внимателен к ним за нас обоих. Ирина была прежней со мной – открытой, доброй, понятной. А Сандро поражал всех искренностью и совершенно не походил на пылкого юношу – эмоционального, бурлящего страстями, подобно светлому игристому. Его поведение скорее напоминало выдержанный, терпкий напиток, сверкающий глубокими оттенками личности. Сейчас такая честная игра характера понравилась бы Анне – надменность и манерность соединились в обаяние, холодность превратилась в контроль, а страхи… Я думаю, Сандро уже нечего было бояться. Всё догорело. И всё очистилось от пепла.

Новые отношения и эмоции меняли и Ирину. Она становилась менее вспыльчивой, более мягкой и предсказуемой. Нежность женственности руководила каждым её вздохом.

Что же творилось с Виктором я даже не пытался понять. Он временами отгораживался от меня, от личных разговоров. И я решил не спешить.

– Видишь, Алекс, ты стал спокойнее и уравновешеннее сейчас, – мы с Ириной сидели в маленьком ресторанчике на пирсе.

– Как и ты, – я улыбнулся ей.

Ирина сидела лицом к реке, вечернее солнце растворялось в воде, рассыпая розовые блики по воздуху. И казалось, что весь её образ соткан из этих перламутровых искр. По-прежнему лучи спутывали мягкие длинные локоны, наполняя светом изнутри и снаружи, и я по-прежнему тонул среди умиротворения рядом с ней.

– Алекс, я никогда не перестану любить тебя. И Виктора. Это такие разные ощущения. Я раньше их пыталась контролировать, упорядочить, свести к общему понятию – любви, тоски, надежды, ожидания. А сейчас – всё отпустила. И сразу же многое поняла, без теорий, рассуждений, выводов. Как будто сошлась мозаика моего внутреннего равновесия. Все и всё друг друга дополняет. Вы наполняете каждую клеточку моего сознания. Каждый – свою. Это, как найти ключи от всех дверей. Моих дверей.

Я понимал Ирину очень хорошо, потому что хотел того же для Виктора. Мы с ней походили нашими эмоциями сейчас. За тем лишь исключением, что её двери открывали разные люди, а мою – один-единственный человек. И это не значило, что остальные ничего не значили. Это означало, что расположение комнат моего мира полностью совпадало с миром Виктора. Мы не были гостями друг у друга. Мы были в едином пространстве.

Думая об этом, я испытывал приятную печаль и ожидание. И знал, что буду ждать столько, сколько потребуется.

– —

Сандро сделал нам сюрприз и достал билеты на самую ожидаемую постановку сезона.

– Надеюсь, ты никого не убил, сняв весь балкон, – шутил Виктор. Он один знал наверняка, чего это стоило.

И что могло быть волшебнее итальянской оперы одним прекрасным итальянским вечером! По-детски эмоциональные после представления мы вышли в ночную Флоренцию, чтобы прогуляться все вместе. А я боялся проронить и слово – в момент представления и после я почувствовал давно забытые ощущения – ощущения его присутствия в моём сознании. Наконец, он открывал двери. Тихо и осторожно. Это было сравнимо с состоянием внезапной невесомости. Мне снова позволили быть собой и войти. Но я не спешил. Пока мне было чем заняться – опять наспех растворять все прежние эмоции среди преданности.

Мы шли рядом. Молчали. Но я каждым нервом ощущал его готовность и желание поговорить. И терпеливо ждал, испытывая тихое счастье. Он остановил меня.

– Давай оставим их наедине, – он кивнул в сторону Ирины и Сандро, – поехали.

Обжигающе вязкий ром в ледяном бокале, мягкий свет торшеров, звенящая тишина в комнате и за окном – осязаемый покой сомкнулся кольцом. Мы могли находиться вместе невероятное количество времени и просто молчать. Я никогда не думал, что такое возможно до встречи с ним. Осязаемое равновесие, баланс. Я знал, что Виктор ощущает это так же.

– Нам и говорить не обязательно, – констатировал я.

Его смех был моего любимого оттенка.

– Сколько людей и понятия не имеют о таких отношениях. Да и я, до последнего момента не думал, что стою такой дружбы, и тем более доверия. Скажи, чем я всё таки это заслужил?

– Честностью, – ответил мгновенно он, сверкнув тёмно-серым взглядом, – ты невообразимо честен, и в первую очередь с собой, Алекс. Ничто не дается человеку просто так, всё есть результат намерений, мыслей и действий. И желаний.

Он помолчал и тихо добавил:

– Только иногда надо желать очень аккуратно. А лучше – не желать вовсе.

– Как же тогда идти? Должна быть цель, направление. Нельзя идти вслепую! Только желания двигают вперед.

– Желания, Алекс, сродни одержимости и эгоизму. Они слишком связаны с чувствами. Разумность и терпеливость в отношении поставленных целей предполагает более осознанную степень действий и их последствий.

Я задумался.

– Чего же ты так сильно желал?

– Да, Алекс, ты прав, нам вскоре не обязательно будет разговаривать, – усмехнулся он и вздохнул. – Ты прав во многом. Очень давно я был одержим желанием найти такого человека, как ты. Последствия меня тогда не интересовали. И вот, ты здесь, рядом, делишь мой путь, мои мысли, мир. И ты больше, чем просто родной человек. Это вновь подводит меня к желаниям.

Он замолчал, внимательно наблюдая за мной.

– Скольким людям ты позволил знать себя?

Он улыбнулся.

– Ты один, Алекс, стоишь максимально близко к данной категории.

– И тем не менее?

– И тем не менее, ты и останешься там один.

– Близко к категории… – медленно повторил я.

Он рассмеялся.

– Алекс, я вполне осознаю, что сейчас мои рамки мешают нам.

– И? – я терял терпение, потому как Виктор уже намеренно играл с ним.

Он опять рассмеялся. Я встал, налил ещё бокал и подошёл к окну. Эмоции были под контролем, и я уже мог и понять, и ощутить нужные мне ответы.

– Иногда ты меня просто пугаешь такой преданностью… Кэтрин бы гордилась тобой, – тихо сказал он.

– Я скучаю по ней, – выдохнул я.

– Как и все мы.

Печаль грела воспоминания. Тёплая грусть волной смывала ненужное, неважное, не стоящее ничего, что могло бы повлиять на неизбежное. Уход людей из жизни – это неизбежность. Гармония моего состояния не нарушилась сейчас, она стала более холодного, тёмного оттенка. Я поставил бокал на стол и собрался идти к себе, предполагая, что наш сегодняшний вечер окончится именно так.

– У меня есть брат, Алекс, – внезапно сказал Виктор.

Эта фраза меня испугала. Даже не столько она, сколько его странный тон. Я знал, как и все вокруг, что у Виктора нет родных.

Я присел.

– Он старше меня и тоже терапевт. В сущности, очень похожий на Сандро. Не так давно он был одержим изучением нетрадиционного лечения психических расстройств. Амбиции завели его слишком далеко. Он нашёл достаточно единомышленников и начал практические исследования в области, уже изученного им материала. К счастью, работа грандиозных результатов не дала, но к несчастью, это огрубило его мотивы и навязало новые цели. Я сейчас не буду в подробностях описывать процесс его агонии. Результатом стало то, что он потерял многое, что имел и мог иметь – достижения, признание, семью и свободу.

Виктор замолчал. А у меня слишком знакомо закружились мысли.

«Почему же в последнюю командировку я не мог поехать с ним? И поехала именно Ирина?»

– Ты к нему летал с Ириной?

– Да.

– Она его дочь? – вырвалось у меня.

Он посмотрел на меня очень спокойным тёмным взглядом. Всё, что можно было пережить – он пережил давно. Это была безмолвная констатация очевидного. Виктор подошёл к окну и, стоя спиной ко мне, сказал:

– Он мой брат, она его дочь и это всё, что осталось от моей семьи. Ирина всё знает, хотя он оставил её в совсем детском возрасте. Видеться с ним она ещё не хочет. Скорее, ещё не может. Его жена, её мать, была первым барьером на пути личного краха брата. Он переступил через неё, не раздумывая. Но если б не она… Ирина мало что помнит из того прошлого. Большую часть она предпочла сознательно забыть. Я жил с ней с момента смерти её матери и окончания суда. Моя связь с ним прервалась на всё это время. Никто из нас не желал встреч. Я был уверен, что не смогу никогда принять его поступки. Но не так давно он известил меня, что находится в психиатрическом учреждении. И мы встретились.

Виктор глубоко вздохнул, налил ещё бокал и присел рядом со мной.

– Михаил всегда был очень жестоким, Алекс. В нашей семье это был краеугольный камень всех оголённых эмоций. Абсолютная квинтэссенция нервного напряжения. Ему такое не мешало жить – это было его энергией. Он прекрасно справлялся со столь сложным существованием. Осознав и приняв свой характер, Михаил довольно быстро адаптировался, ничего не меняя и никого не подпуская близко. Как он создал семью, для меня останется загадкой навсегда. Ирина унаследовала от него очень много – аналитический ум, способность быстрого безэмоционального суждения, безупречное владение собой, честность. Да, Алекс, – Виктор отреагировал на мой мысленный вопрос, – Михаил обладает очень многими сильными качествами и честен со всеми. Кроме себя. Та сущность, что живёт в нём, им же и управляет, поощряя желания и амбиции. Он очень логичен и последователен во всём, просчитывает многое. Но его никто никогда не знал. Он не позволял.

Виктор умолк, смотря на меня.

– И ты его не знаешь? – спросил я.

– Я его больше чувствую, как ты меня. И думаю, вы – противоположности моей жизни.

– А разве не ты противоположность Михаилу?

Он усмехнулся и встал.

– Я тоже так думал.

Я вспомнил Кэтрин и параллели людских жизней – крах Вероники и Михаила, неровный путь Сандро и разрыв с Виктором, наконец, мои отношения с Ириной, и преданность Виктору. Всё начинало сплетаться в сложный узор. Что же понял Виктор в ту самую встречу с братом? Я посмотрел на него и встретил открытый, неожиданно беззащитный взгляд.

Странная неуместная улыбка завладела моим лицом. Я понимал, что это огромный шаг для него. Шаг, сравнимый с прыжком в теоретически изученную бездну! Никто не может знать другого наверняка, до конца. Виктор решился. Я осознал, как отчаянно он нуждается в помощи, и именно моей. То, что я был абсолютно счастлив сейчас, читалось без слов, но одновременно, я испытывал безграничную благодарность!

 
_____
 

И вот, долгожданный момент нашего отлёта. Как сильно мы приближали его, с терпением и осторожностью, боясь открыто желать…

Сандро и Ирина остались позади, в зале аэропорта, шум двигателя заполнял пространство салона и пытался давить на мои нервы. Но всё, что мне было нужно – это присутствие Виктора и наша целостность. Когда мы устроились на своих местах, Виктор улыбнулся и сказал:

– Наконец, вознаграждены.

– За терпение, – добавил я.

Самолёт и мои ощущения набирали высоту одновременно.

– Мы можем говорить об этом? – спросил я.

Он удивлённо посмотрел на меня.

– Ты, Алекс, можешь говорить и спрашивать что и когда тебе угодно.

– Чего ты ждал или ждёшь от встреч с Михаилом?

Он помолчал.

– Ждал – честности, признаний, а сейчас… Даже не знаю. Я думал, что знаю многое – о нём, о себе… Теперь же я не уверен. Я переживая и не могу видеть ясно, блуждаю среди чего-то очевидного. Михаил не просто, именно сейчас начал наши встречи. Он дождался какого-то особенного момента. Я смутно предполагаю, чего он хочет. Но от этого всё становится сложнее.

Виктор замолчал.

– Я понимаю, что нужен тебе, только хочу убедиться в каком качестве?

– Алекс, мне кажется очевидным твоё значение в моей жизни. А тебе ещё нет?

– Я не об этом. В качестве кого я буду между вами? Свидетелем чего?

Он вздохнул.

– В этом-то и сложность, мой дорогой. Михаил всегда ставил и ставит систематические и последовательные цели в своих действиях. Я ему нужен, это раз. А ты нужен мне, это два. Пока только так.

«Ну, прямо как в ситуации с Сандро», – подумал я и вспомнил следом, – «Максимально близко к категории».

– Алекс, – продолжал он мои мысли, – ты нужен мне как самый близкий. Поэтому твоя фраза, что ты до сих пор меня не знаешь, странно непонятна мне. Скажи, ты уверен, что я именно такой, каким ты представляешь меня?

– Виктор, я знаю о тебе столько, сколько ты позволил. Остальное – чувствую.

Он невесело усмехнулся и откинулся в кресле, закрыв глаза.

Я предположил, что Михаил может открыть мне, да и самому Виктору, нечто иное, несовместимое ни с его жизнью, ни с целями. И Виктор опасался этого. То, что я ранее замечал, как его часть характера, очень жёсткую, несгибаемую и безжалостную, сейчас было под контролем и обнаруживалось в редкие моменты. В очень необходимые редкие моменты. Это всегда пугало меня и мгновенно отдаляло нас эмпатически друг от друга. Теряя нить связи, Виктор быстро реагировал, и корректировал поведение. Возможно, в качестве такого катализатора я и был нужен ему. Но я не боялся и хотел, чтобы и он знал это.

– Виктор, я буду с тобой для чего угодно, для каких скажешь целей, не сомневайся. Я не боюсь, слышишь?

– Да, Алекс, слышу, – он посмотрел на меня, – спасибо.

– У нас есть план?

Он помолчал.

– Мы просто едем спасать человека.

Folie a deux66
  Безумие на двоих (фр.) – редкое психическое расстройство.


[Закрыть]

Когда самолет сбрасывал скорость и высоту, начинался закат. И казалось, мы падаем вместе с солнцем в оранжево-багрянный залив Сан-Франциско. Вся доступная глазу часть этого континента уже дрожала электрической паутиной. Шасси мягко коснулись полосы, и через несколько минут все пассажиры поднимались с кресел, направляясь к выходу. Мы забрали багаж, сели в такси.

Весь полёт Виктор был необычайно задумчив, собран, и будто бы огорчен. Но те редкие фразы, которые я слышал от него, были мягкими и спокойными. В итоге, я решил ему не мешать быть наедине рядом со мной.

Сам же я был рассеян и, даже не заметив дороги от аэропорта, очнулся только у отеля. Администратор предложил на выбор список номеров, и, к моему глубочайшему и внезапному изумлению, Виктор взял два раздельных. Степень моей выдержки проверялась неожиданностями. Я не планировал оставлять его одного, достаточно было такого странного полета, и, конечно же, я надеялся поговорить. Но, взглянув на друга, я взял себя в руки и со спокойным видом попрощался на развилке нашего коридора. Он улыбнулся, взял меня за плечо и мягко сказал:

– Спасибо, не переживай, я поменяю номера. Скоро.

Ещё раз улыбнувшись, он ушёл в свою часть коридора, а я – в свою.

Войдя в номер я рассеянно, но аккуратно поставил дорожные сумки на пол, будто они были из стекла. Рассеянно оглядев номер, я подошёл к окну. Здесь меня ярко приветствовал старый город семи холмов, берущий начало своей истории в седых веках языческой эпохи. Город-душа легенд и племён, город-сердце золотой лихорадки и, наконец, город-мечта современности. Проведя немного времени в компании блуждающих мыслей, я отпустил себя спать.

Утром кто-то резко раздвинул шторы, мгновенно впустив в комнату чересчур яркое солнце. Силуэт Виктора на фоне слепящего окна казался видением из покидавшего меня сна. Я сел на кровати и внимательно посмотрел на его лицо – оно было отдохнувшим, но всё таким же серьезным.

– Можем уже разговаривать, – констатировал я, направляясь в душ.

Он улыбнулся. Я не видел, почувствовал. Не дождавшись несуществующего ответа, я закрыл за собой дверь. А потом собирался под внимательным взглядом друга, который молча сидел в кресле у окна и наблюдал мои отчаянные попытки найти нужные вещи среди не разобранных сумок.

Место куда мы отправились на машине находилось в другом городе, и наш путь лежал через сердце залива, по бесподобному семикилометровому мосту. Испытывая детское восхищение от панорамы и конструкции, я, как заурядный скептик, предвкушал эмоции, окажись мы здесь на закате… Мысли мои прервал голос Виктора:

– Алекс, я всё ещё не верю, что привёз тебя сюда. Ощущения больше меня не обманывают, и теперь я думаю, что это всё преждевременно. Даже – нерационально. Из нас двоих ты более всего хочешь помочь, но лишь я наверняка знаю в чём.

Повисла пауза. Виктор посмотрел на меня.

– Я не могу понять, в ком ты не уверен? – спросил я.

Он улыбнулся и вздохнул.

– В себе, Алекс. В себе.

Больше мы не разговаривали до самого приезда. Само здание больницы отталкивало обычной серостью, но было что-то неуловимое в моменте нашего присутствия – ощущение безысходности, как отпечаток не одной искалеченной судьбы.

Обменявшись взглядами, мы с Виктором поднялись в фойе, миновали пост охраны и, заполнив бумаги, вошли в коридор. Он вёл в комнаты для бесед и личных посещений.

– Я пойду с тобой сразу, – сказал я Виктору, опередив его возможные пожелания. Он молча посмотрел на меня и кивнул.

Мы вошли в комнату. Посередине полупустого пространства стоял большой стол серого цвета, за которым сидел Михаил. Выразительные черты лица, светлая кожа, чёткие линии скул, прямой нос – внешне они с Виктором были слабо похожи, Михаил был несколько крупнее. Но его взгляд поражал проницательностью и мгновенно приковывал, как жертву к гипнотизёру! Казалось, что он молча, мысленно говорит со мной, изучая и задавая нужные вопросы. Мне оставалось только терпеливо ждать начала вербального общения. Удивляло сейчас и поведение Виктора, он не стремился, как обычно, защитить меня от такого прямого и бестактного поведения извне, только спокойно опустился на стул напротив Михаила, и указал мне сделать то же самое.

И вот, мы уже давно сидели друг напротив друга, не произнося ни слова. Михаил всё ещё смотрел на меня не самым вежливым образом. Я не чувствовал неловкость или тревогу, и как ни странно, был готов к этому. Не желая сознательно анализировать его, я всё же не смог отделаться от очевидности. Надменность и бескомпромиссность этого человека определённо являлись результатом целеустремлённости и упорства. Да и всё поведение Михаила однозначно давало понять, насколько ему важно происходящее.

Очередные несколько минут прошли всё в той же тишине. Даже внутренне я уже свыкся с ситуацией и погрузился в ожидание. Эмоции по-прежнему отсутствовали. Наконец, безмолвие нарушил вздох и фраза:

– Значит, inter parus77
  Среди равных (с лат.)


[Закрыть]. – Михаил изобразил подобие улыбки и посмотрел на Виктора.

Виктор промолчал, ожидая дальнейшего. Спокойствие и безэмоциональность украшали завораживающий тембр голоса Михаила. Я понял, чем они с Виктором были похожи – невероятно гипнотизирующим поведением, мимикой, жестами. После такого тщательного изучения, Михаил, казалось, потерял интерес к моей персоне. И именно сейчас я забеспокоился, осознав, что стану свидетелем очень старой истории двух родных людей. Один из которых невероятно важен мне.

– Я надеюсь, Виктор, ты хорошо подумал, прежде чем вернуться к нашему разговору, – Михаил начал говорить очень тихо и уверенно. Он прямо и открыто смотрел на Виктора. Их серые взгляды были похожи этим. Но только этим. У Михаила была однозначно негативная полярность – пугающая, враждебная, но властная, а потому притягательная.

– Мои возможности ограничены, – сказал Виктор, – иногда у меня нет выбора. – Его голос был спокоен и выдержан. Я понимал, что Виктор находится в очень трудном положении и буквально балансирует между нами. От каждого из нас он несомненно укрывал что-то слишком «своё».

Михаил улыбнулся и отвёл взгляд в сторону единственного окна в комнате.

– Не надо, Виктор, не порть настроение настолько плохой игрой, вернее, попыткой, – усмехаясь, он посмотрел в мою сторону и, будто убедившись в чём-то, снова отвернулся.

– Что ты имеешь такого, что могло бы заставить тебя вернуться ко мне? Это не твои добродетели, не обманывай никого. Одно-единственное любопытство. И, возможно, азарт, – если ты всё таки профессионал, – надменно говорил он. – Я не верю, брат мой, что за столько лет родственные эмоции не смогли победить твоё разочарование во мне. Значит, уровень твоего профессионализма всё ещё ограничен простыми эмоциями обывателя. Если б не моя просьба, моя инициатива, мои обещания, ты так и остался бы по ту сторону «добра».

Михаил посмотрел на меня.

– Ты не представил меня своему, – тут он запнулся, возвращаясь взглядом к Виктору, – спутнику.

– Алекс, это мой брат, Михаил, – сказал спокойно Виктор. —Я уже рассказывал Алексу о тебе. Но, думаю, в наших родственных связях усомниться невозможно.

– Да, – задумчиво сказал Михаил, – возможно и так… Знаете, Алекс, я не думаю, что Виктор рассказал вам всё до конца, но сейчас, до момента нашего с вами более близкого знакомства, скажу одно – я самый близкий человек Виктору, даже не беря в расчет нашу фамильную связь.

Он помолчал, посмотрел на Виктора и спросил у меня:

– Ответьте мне на два вопроса. Во-первых, знаете ли вы, зачем здесь? И второе, как давно вы с Виктором?

Тон и поведение Михаила были нацелены на моё волнение. Но давно, уже очень давно я научился вести себя в подобных ситуациях. Первый импульс к ответу всегда наиболее правильный. Нужно только облечь его в наиболее подходящие слова и тон.

– Я здесь, чтобы помочь самому близкому и дорогому мне человеку – это первый ответ. А второе, я знаю Виктора чуть более двух лет.

Михаил быстро взглянул на Виктора. Потом откинулся на стуле, что-то обдумывая и, улыбнувшись, сказал брату:

– Я попрошу тебя не приезжать. Алекс пока будет работать один.

Я мгновенно ощутил, как это всё не понравилось Виктору, но он только молча кивнул. Неожиданно, сменив тон и настроение на более непринуждённые, Михаил обсудил с братом некоторые моменты пребывания и содержания в учреждении. И после они простились очень по-доброму, я бы даже сказал, по-семейному заурядно и спокойно.

Наконец, мы с Виктором вышли, и он очень глубоко вздохнул:

– Как же сильно я хочу, чтоб ты уехал домой!

– Не надо, – оборвал я его, – поехали поедим.

Мы решили вернуться в отель. На территории был очень уютный ресторанчик, обставленный в провинциальном английском стиле – яркие цветочные гардины, белоснежные скатерти на тучных деревянных столах, массивные стулья и, конечно же, камин, весело мигающий живым рыжим пламенем. Возле него мы и устроились. В это время года на улице было ещё тепло, но жар камней и дров был для нас скорее необходимым условием для погружения в более домашнюю атмосферу. Сделали заказ, помолчали.

– Ты веришь мне? – вдруг спросил я.

Виктор посмотрел на меня и ничего не ответил.

– Тогда и не надо ничего рассказывать. Я разберусь сам.

Он молча повернулся в сторону камина. Блики огня отражались в его глазах и играли тенями на лице. Его задумчивом лице. Наконец, он еле заметно кивнул. Я понимал, что поговорить о многом мы сможем только завтра, после моей встречи с Михаилом. А может, и ещё позже.

Закончив с немногословным ужином, мы отправились в сторону нашего коридора.

Я задумчиво побрёл к своему номеру, но Виктор окликнул меня:

– Нам выше, Алекс.

Я вернулся к лестнице. На следующем этаже Виктор открыл первую и единственную дверь по левой стороне. Мы вошли, и я чуть не споткнулся о наши вещи.

– Я поменял номера ещё утром, – сказал он и добавил, – не люблю, когда ты далеко.

Я улыбнулся, взял сумку и пошёл выбирать комнату. И по дороге вдруг понял, почему не стал вчера разбирать вещи.

– —

Утром Виктора в номере не было. На столе лежала записка: «Алекс, у тебя сегодня дела, и я решил не терять времени в пустоте. Навещу старых знакомых за городом. Буду к вечеру».

По дороге в госпиталь, я думал, сможем ли мы с Виктором поговорить вечером.

Система коридоров этого места меня откровенно поражала. На этот раз мы шли запутанным маршрутом к нужной двери. Охранник даже усмехнулся заметив мою досаду, когда мы пятый раз свернули налево.

Как выяснилось позже, это была личная комната Михаила. Он уже ждал, был в хорошем настроении, даже встал и протянул руку, приветствуя меня. После, вежливым жестом предложил сесть. Прямо как Виктор вчера. Несколько мгновений Михаил молча смотрел на меня – взгляд его был тёмный, густой, я тонул в нём.

– Вы разговаривали с Виктором о работе со мной? – начал он.

Опять тот же потрясающий гипнотический тон! Я любил такой оттенок голоса Виктора, но у Михаила… У Михаила он был выдержаннее и красочнее, как умелая игра на инструменте того, кто определённо знает свои сильные стороны. И твои слабые.

– Мы с Виктором договорились, что я сам разберусь в процессе.

– Смело, – усмехнулся Михаил, – очень смело для Виктора. – Он помолчал. – Перейдем «на ты», так будет удобнее. Я начну с основного. После моего заключения в тюрьму общего режима у администрации возникли сомнения в степени моего психического здоровья, – он улыбнулся. – Алекс, можешь задавать вопросы по ходу дела, я не теряю нить рассуждения, прерывая рассказ. Так, думаю, тебе будет проще составить план работы со мной.

Я задумался.

– Работы? Хорошо. – Тут улыбнулся уже я. —Тогда у меня два вопроса, первый, в качестве кого я работаю с тобой? И второй, каковы были причины для сомнений относительно твоего состояния? Насколько мне известно, психиатрическая экспертиза проводится до судебного разбирательства.

Наше общение с Михаилом стало напоминать партию в покер. Он намеренно выбрал тактику внезапности, одновременно контролируя все эмоции.

– Что касается первого вопроса, ты, Алекс, отныне мой врач. Более того, тот единственный врач, которому будет рассказано всё, о чём бы ты не спросил. Моя цель – наладить контакт с Виктором. Его условие – общение с врачом. Так вот, моим врачом он выбрал тебя. И мне предстоит выяснить почему, – тут он остановился и задумался, – и тебе, думаю, тоже. А что касается второго вопроса, тут, доктор, я не буду ничего скрывать от вас. Условия моего содержания в том месте, не позволяли полноценно заниматься профессиональной деятельностью. Да и контингент там, мягко говоря, простоват. Экспертиза бесспорно была, но что там за специалисты…

Он встал, презрительно улыбаясь.

– Я удивлён, как они записали-то мой фамилию без ошибок! Несложно было убедить их в том, что требовалось.

Он обернулся и просто посмотрел на меня. Но моя реакция не была важна ему, да её и не было. И он продолжал:

– Я быстро понял, что даже в моём положении развитие возможно и даже неминуемо. С помощью адвоката мы добились пересмотра приговора в части заключения о моём психическом состоянии. И вот, я здесь.

Пауза приглашала к вопросам.

– И какой же специалист установил… —Тут я запнулся, – И установил что?

Он по-доброму заулыбался:

– То, что нужно было, Алекс.

Такая искренность подкупала. И я не смог справиться с ответной улыбкой на своём лице. В этот момент и произошло то самое прикосновение к миру пациента, после которого я многое ощущал уже интуитивно, бессознательно.

– Ну хорошо, Михаил, если ты со мной работаешь в открытом режиме, ответь, как я пойму, что не являюсь очередным шагом по пути твоего «развития»?

Повисла пауза. Мне не хотелось играть в игры. Не изученная сторона его личности, так манившая многих специалистов, а может и Виктора, не вызывала во мне амбициозного трепета, спортивного интереса или чего-то похожего. Я знал, зачем я здесь. Догадывался уже. Михаила это не смутило, но мой вопрос явно в его планы не входил.

– Да никак, Алекс. Сейчас никак не поймёшь. Но я надеюсь, что разберёшься в процессе. Почти уверен, – он говорил очень медленно, а последнюю фразу еле слышно пробормотал, почти про себя.

Но тут он поднял взгляд на меня и громче продолжил:

– И ещё, я тебе не сказал главного – об этом Виктор знает – ты можешь говорить ему всё, и это даже будет прописано в нашем с тобой соглашении. Ему и более никому.

Тут он подошёл ко мне ближе.

– Но будет информация, о которой я попрошу тебя не говорить даже ему.

Он замолчал, смотря мне в глаза, будто убеждаясь в чём-то.

– Только так я заработаю доверие, как врача, не правда ли? – сказал я.

В глубине взгляда Михаила что-то вспыхнуло и мгновенно погасло. Он еле заметно кивнул. А через секунду дежурным и вежливым тоном он сказал:

– Ты, Алекс, подарил мне сегодня очень интересное время и мысли. Я рад, – говорил он, быстро пожимая мою руку, – что он нашёл тебя. И нашёл в себе силы привести тебя ко мне.

Я улыбнулся в ответ и, выходя из кабинета, услышал голос Михаила.

– Мой адвокат пришлёт соглашение и график наших встреч. Из сегодняшнего разговора ты можешь Виктора посвятить во всё, – сухо и чётко произнес он.

Я обернулся и посмотрел на него – без эмоций, просто и ясно Михаил давал понять, кто руководит нашими встречами.

– —

Я решил подумать и поужинал по дороге домой. И когда вернулся в отель, Виктор был уже в номере. Выглядел он намного спокойнее и доступнее к разговору.

– Ну наконец-то, – сказала я, усаживаясь в кресло напротив.

– Это, как ожидать неизбежного, Алекс. Или вернуться в прошлое, – тут он замолчал, заулыбался и посмотрел в окно.

– Михаил сказал, что я сегодня могу тебе рассказать всё, – объявил я.

Виктор усмехнулся.

– У тебя появился строгий начальник. И по-совместительству, очень непростой пациент.

– Виктор, послушай, я не думаю, что ты не знаешь или не предполагаешь того, что лежит в основе наших сессий. Мне безусловно интересны твои заключения – что происходит с ним и что может произойти. Но сначала скажи, чего ты хочешь?

– Помочь ему, Алекс. Я уже говорил это в самолёте. Михаил думает, вернее, уверен, что я хочу вытащить из него реальные причины его поступков. И мне они, конечно же, нужны, но не для того, чтобы добиться апогея морального суда осознанности над бессознательным. Я хочу вытрясти из его тёмных кармашков абсолютно всё. Опустошить. Он очень много накопил и всё ещё продолжает это делать, закручивая слишком тугой клубок. Скоро, очень скоро ничего нельзя будет изменить.

Виктор замолчал. Он долго смотрел на меня и, наконец, сказал:

– Ты не веришь этому.

– Нет, думаю, это часть правды, – улыбнулся я. —Ты же имеешь причины абсолютно на всё. Я уверен, что есть причина и сказанному. Мне очень хочется видеть в тебе поддержку, не замалчивание чего-то лично вашего с Михаилом. Вот послушай, он даёт мне неограниченный доступ ко всем его мотивам и мыслям. И от тебя мне нужна истина, самая первая. Первопричина всего. Когда эти два вектора встретятся – терапия будет завершена.