Текст книги "Забаглионе"

Пришло время пациентов. Они, честно говоря, сегодня больше отвлекали, чем являлись частью работы. Отвлекали от их же собственных возможностей. Я определённо ощущал весь путь к сердцу проблемы каждого, неспешно вёл их, направлял, но многие, почти всегда упрямо и долго ходят по кругу, не желая столкнуться с главным. Поэтому наша работа и затягивается на долгие-долгие месяцы. Чем меньше честности, тем шире круг. Но день всё равно был окончен, и я поспешил домой.

«Домой», – улыбнулся я.

В квартире была только Анна. Работала.

– Он скоро будет, Алекс, – послышался её голос из гостиной.

Всё также улыбаясь, я поднялся к себе. Смыл рабочее настроение, сменил костюм и решил пройтись в ближайшем парке. Стараясь не тревожить Анну, я вышел.

Вокруг и внутри меня царили удивительное равновесие и спокойствие. Я начинал осознавать, насколько уверен в выбранном пути. Ведь я определённо выбрал его. Страх больше не владел мной, я был окружён верностью, себе. И мгновенно осознал, что для равновесия не должен никого использовать.

Здесь, рядом с домом был просторный не шумный парк. Много птиц и воды. Река, затоны, фонтаны, оросители – во всём этом отражались солнце и блеск моего настроения. Я жмурился от спокойствия и какой-то особой, новой наполненности. Ни о чём не думал, как он и советовал, просто предоставил всё ощущениям и последствиям мыслей и поступков. Тепло и свет достигали глухих углов и старых ран, владели и распоряжались каждой клеточкой, мыслью и эмоцией. Я был в их власти, ничего не боялся и был готов принять искренность жизни.

Неожиданно я почувствовал на себе чей-то взгляд, непрошеное внимание. Неуютное ощущение вмиг спугнуло всё остальное. Ко мне подходила Вероника. Она была напоказ уверена, красива и горда этим. Шла она, демонстрируя все возможные грани лёгких ценностей.

«Тут, в этом мире, я хозяйка, и всё будет по-моему», – просто кричал её образ. Я вздохнул. Кривая её поведения круто взмывала вверх на наших сеансах, а после погружалась в глубину «свободы». Мир за дверью кабинета побеждал все доводы рассудка. Честность привычно продавалась и покупалась. Раньше это расстроило бы меня, но сейчас… Я решил выстроить отношения с ней по-честному, без помощи.

– Здравствуйте, мой любимый доктор, вы научились отдыхать?

Я ответил вежливой улыбкой на такое начало.

– Можно мне составить вам компанию и разделить ваш досуг сегодня?

– Пожалуйста, если тебя не смутит заурядная прогулка, – простое обращение было честнее сейчас, вне кабинета. Мы ведь были знакомы и когда-то близки.

– Нисколько, Алекс, – она взяла меня под руку, и мы направились вдоль парка.

– Как ты себя чувствуешь?

– Знаешь, даже вне наших встреч, очень хорошо. Как будто ты даёшь мне лекарство и его хватает до следующего сеанса.

– Но мы пропустили уже один, и я смотрю, ты прекрасно справляешься.

– Не надо, Алекс, – её что-то не устроило в этом направлении, – ты же знаешь, что я не могу постоянно жить, как ты себе придумал, это уже нереально для меня. Как какая-то скучная книжка. Мне проще окунаться в тебя, как в купель, и возвращаться обновлённой и чистой. Но пойми, возвращаться!

Она стала немного раздраженной, и я прекрасно понимал почему. Тут уже от меня ничего не требовалось, Вероника неосознанно сама шла в нужном направлении.

– Я не могу без своего мира – это мой дом, – продолжала она, – другого никто не дарит, а покупать самой – это слишком дорого для меня. Понимаешь?

– Думаю, что и ты не хуже меня всё понимаешь.

Она на секунду перестала жеманно улыбаться.

– Ты всегда возвращал меня в какой-то пепел обыденности, серой и безжизненной. Не надо! Не сегодня, дорогой. Здесь и сейчас мой черёд, мой сеанс. Давай поговорим о чём-нибудь менее драматичном. Или более. О твоей жизни, например.

– Вероника, мы с тобой в таком положении, что можем говорить только о «драматичных» вещах.

– Это же не секрет? – не отступала она.

– Не секрет. Но и не часть нашей терапии и вряд ли чему поможет.

– Ну, нет, Алекс, так не совсем честно. Про меня ты знаешь очень много, а я про тебя, с нашего расставания, ничего. Давай восстановим баланс. Или ты думаешь, что твои жизненные обстоятельства не могут служить примером и образцом даже мне?

Она лицемерила напоказ. Живя со мной, Вероника выучила две простые истины – я плохо сходился с новыми людьми, и в мире не было такого человека, которому я бы безоговорочно поверил. Типичный флегматик – однообразие в деятельности и во всех жизненных процессах. Сейчас она была уверенна в нерушимости этих законов, и для нее я продолжал вести нарочито нравственную, замкнутую жизнь.

– Ну, хорошо, чем я, как старый знакомый, могу развлечь тебя и одновременно помочь?

– Чем ты сейчас занимаешься?

– Завёл новые знакомства, сменил место работы, клиентов, пару недель назад был на конференции, – сухо перечислил я.

– Довольно много событий для тебя! Решил поразить?

Она вела беседу приторно-неискренним тоном, видимо, уже привычным для неё.

– Нет, Вероника, я просто стараюсь быть честным, как всегда.

– Хорошо. Вот ты говоришь новые знакомства… Скажи, какие люди тебе теперь попадаются на пути?

– Открытые, искренние, принципиальные.

– Ну, Алекс, вот не поверю! Вращаясь в этом мире невозможно не наткнуться на беспорядок.

Пока она продолжала эту мысль, я задумался. А ведь Вероника была права. Почему же в последнее время я не вижу этого самого «беспорядка»? Я же среди обычных людей, их несовершенных решений, и более того – мои пациенты – не главное ли доказательство её слов? То, почему они посещают специалистов, подобных мне, это ли не самый, что ни есть, беспорядок в голове и поступках? Но я ведь этого не замечаю. Вернее, я к этому отношусь не так. Кэтрин, видимо, оставила мне больше, чем я пока обнаружил. Только она была способна работать всегда и со всеми, не вешая ярлыки, не делая однозначных выводов. Она мне как-то говорила, что человек – это река. Сегодня видишь в нём то, что завтра уже утечёт навсегда. Всё меняется и все меняются. Сдерживают нас только русло честности или границы другого берега.

Отрешённым взглядом я вдруг различил в толпе Виктора. Сердце застучало, меня мгновенно охватил знакомый поток эмоций. Я повернулся к Веронике и сказал:

– Я понимаю, о чём ты, но несовершенства мы как раз и сглаживаем в работе.

Она замолчала, собираясь с мыслями для следующих вопросов, вероятно, уже о моей личной жизни, что было бы вполне логично. Но меня это уже не заботило. Основа и содержание моей настоящей жизни заключалась в человеке, шедшем навстречу.

– Не пытайся меня задеть, Алекс, я тебя как-никак знаю, – её тон начинал меняться. Она уже плохо справлялась со своей раздражительностью, потому как наше общение не попадало под контроль её флирта и очевидного поведения.

– Мой Алекс может чем-то задеть? – подходя, смеялся Виктор. В эту самую минуту он был очень элегантен и невероятно обаятелен, как всегда. Но только сейчас я стал замечать нечто большее за всем этим внешне показанным поведением. Я ощутил секундное беспокойство, насторожённость и желание помочь. Это всё пролетело в сознании, как вспышка и так поразило меня, ведь до этого я был занят скрыванием своих эмоций – от него, от себя. Что же изменилось? Моё к нему более спокойное отношение? Или я, наконец, заметил очевидное?

Всё это время Вероника не знала, как реагировать на моё замешательство.

– Виктор, – сказал он, протягивая ей руку. Но она неподвижно стояла, наблюдая за мной.

– Извините, Виктор, Алекс так реагирует на ваше появление, что я невольно растерялась, – она приходила в себя, мгновенно возвращая наигранность и флирт в поведение.

– Вы, видимо, давно не виделись? – её смех искренности не добавлял.

– Да, вы правы, мы виделись только за завтраком, – спокойно ответил Виктор.

Я невольно заулыбался. Не знаю, как далее справлялась с этой ситуацией Вероника, но мой взгляд был прикован только к нему. Мы оба с трудом сдерживали смех. Если посмотреть на всё её глазами, то вывод напрашивался один – Виктора я боготворил, если не сказать больше и безнравственнее. В конечном счёте, именно это и читалось на её лице. Они с Виктором немного поговорили о каких-то банально-вежливых вещах, и Вероника стала спешно прощаться. Когда её фигура скрылась за поворотом, мы рассмеялись оба.

– Пошли, – сказал Виктор и повёл меня в ближайшее кафе.

– —

Мы устроились на веранде, заказали кофе и десерты, так своеобразно отмечая моё новоселье.

– Ну как тебе спалось сегодня?

– Лучше, чем в последнее время.

Я поймал себя на мысли, что мне уже не так неуютно от его взгляда. Я мог достаточное время выдерживать его и начинал больше замечать. Это был взгляд очень сильного, уравновешенного, открытого человека. Читалось столько и сразу, что у меня перехватило дыхание – твёрдая воля, абсолютный контроль происходящего и отсутствие слабости скрывать свои истинные эмоции или привязанности. Дальше меня уже не хватило. Я решил отвлечься на что-либо другое – беседу, десерт, – да что угодно.

– Почему ты пришёл сюда именно сейчас?

– Спасать тебя.

– Будто бы знал, что так выйдет.

– Не знал. Чувствовал, что ты ищешь моего общества.

Повисла неловкая пауза.

– Когда я начинаю ощущать себя чуть спокойнее в твоём присутствии, ты будто нарочно загоняешь меня обратно в угол.

– Так всё получится быстрее, раз ты теперь со мной. Адаптируешься и многое поймешь.

Мне очень хотелось верить в это.

– Что ты заказал такого заурядного вида? – решил я перейти на мелочи.

– Это мой любимый десерт. Попробуешь? – Виктор недоверчиво посмотрел на меня.

Я кивнул и нам принесли ещё. Тёплый кремовый вкус, терпкое послевкусие вина, корицы, сладость ягод – это было просто и необычно. Воображение перенесло меня в янтарный закат, падающий в багряный океан, за самый край мира, где в конце всех историй встречаются земля, вода и небо. Невозможно было оторваться ни от десерта, ни от образов…

– Ну как? – спросил он.

– Пожалуй, даже очень неожиданно для такого заурядного вида, – сказал я, решив заказать ещё, – как называется?

– Забаглионе.

По телу мгновенно разлились тоскливые воспоминания и о смерти Кэтрин, и о спокойствии за городом.

Виктор смотрел на меня просто и открыто. И так же просто я ощутил всю глубину его отношения ко мне – невероятное чувство единения с его состоянием было поразительным. Я умел погружаться в чужие эмоции – достаточно быстро и легко, но с Виктором… Мы словно были в одном помещении и испытывали одно и тоже. Стало очень душно. И впервые я самостоятельно справлялся с таким невероятно сильным штормом внутри.

– Тебе это не кажется странным? – тихо спросил я.

– Нет, Алекс, это неожиданный и прекрасный подарок жизни.

И мы заказали ром. Вам когда-нибудь было страшно ожидание? Страшно и мучительно приятно одновременно? Вот примерно под такие ощущения, а ещё – нарочито отстранённую беседу, опустел мой первый бокал. Но ром – это ром, и он очень терпкий и суровый хозяин. Тёплая тревога разделила общий градус тела, и наступил баланс. Не знаю, заметил ли Виктор, но я стал чувствовать себя очень свободно и храбро. Даже мог описать вслух все свои эмоции в алфавитном порядке, с расшифровкой каждого сопутствующего отклонения. Теперь смело, смотря ему в глаза, я был счастлив не бояться.

– Мы сегодня поменяем формат нашего общения навсегда, ты это понимаешь, Алекс?

Виктор был очень расслаблен и весел, но способ его объяснений всё ещё смущал, вернее, откровенно не устраивал нас с ромом.

– Когда же ты начнёшь выражаться яснее, – вздохнул я.

Он взял со стола бутылку.

– Пошли.

Мы пересекли парк и устроились на скамье. Сгущались медленные тёплые сумерки. Всё застыло в ожидании покоя и темноты.

– Как ты думаешь, Алекс, сколько времени нужно потратить, чтобы увидеть результат хотя бы одного пациента?

– Ну, это же зависит не от нас.

– Не соглашусь.

– Ну, хорошо, не только от нас. Давай так, я не умею многого, что можешь ты, скажи свой рекорд.

– Я не о рекордах. Я о помощи. Как быстро можно найти центр личностной проблемы? Вот смотри, эти люди, – он показал на гуляющих в парке, – почему они не могут жить просто и спокойно? Сплошные «но» и «если» держат их в клетке. И практически всегда в денежной. А как же «здесь и сейчас»? Они просто гуляют, разговаривают, смотрят, дышат, любят. Встречают кого-то или что-то. Живут. И жизнь направляет их по этому, единственно возможному, руслу. Это ли не есть основа? Та, которая не исчезнет из-под ног, не закончится, не предаст? – он посмотрел на меня. – Но вот они вернуться в свои дома, к своим мыслям, желаниям. И снова наступит состояние неудовлетворенности и злости. Их придуманный мир победит настоящий.

– Это обычные обстоятельства, которые есть у каждого, Виктор. Мы в работе касаемся другого.

– Вот именно! И зачем же мы им, если значение они придают совсем иным ценностям?

– Значит, это не совсем ценности, – произнес я и подумал, как часто в своей жизни также приходил к этому.

Виктор молча смотрел сквозь толпу. Мы сидели у воды. Кажется, это был какой-то искусственный пруд, но, видимо, достаточно глубокий, на поверхности плавали нежно-белые кувшинки. Бутылка была уже наполовину пуста.

– Я боюсь не заметить чего-то, упустить. Поэтому я ищу вас, моих бесценных помощников. Я боюсь не справиться в одиночку, Алекс. Мне нужна помощь. – Сказал он очень тихо и внимательно посмотрел на меня. Вот теперь я почувствовал всё, что обычно боялся озвучить даже в мыслях. Наступил момент полной искренности, минута, к которой я долго шёл. Шёл и боялся.

– Зачем ты тогда сломал мою волю?

– Это был самый короткий путь к тебе.

Повисла пауза.

– Ты же знаешь, Алекс, я всё могу сказать тебе, – он смотрел на меня очень уверенно, с вызовом, проверяя струну моей смелости.

Смелости! Мы с ромом и не такое видали!

– Ты всех водишь таким коротким путём?

Виктор внезапно рассмеялся так искренне, что всё вокруг зазвенело.

– Это профессиональный интерес к моей личной жизни, доктор? – спросил он.

– Не профессиональный, – уверенно сказал я, но то был уже больше голос рома, сам я был в стороне, наблюдая из укрытия итог беседы.

– Таким путём идёшь со мной только ты. И только от тебя зависит, как далеко ты зайдёшь в своей верности. И выдержке, – сказал он серьёзно.

Тут мы с ромом разошлись в оценке этого ответа.

– Виктор, почему ты всегда исключаешь себя из наших отношений? Я никогда не понимал, зачем я тебе. В твоей фирме достаточно специалистов, более опытных и профессиональных. Ты же чего-то хочешь конкретно от меня?

– Конечно, Алекс. Но то, что я уже имею, не сравнится ни с одной идеально выстроенной целью.

– И даже после почти выпитой бутылки я не могу добиться от тебя всей правды, – вздохнул я. – Видимо, Ирина права, у нас с ней больше общего. По крайней мере, она говорит всё прямо и сразу.

Виктор посмотрел в мою сторону и заулыбался.

– Жалеешь, что не выбрал семью с ней? – спросил он, быстро набирая сообщение на телефоне, потом взглянул на меня:

– Ты же давно всё понял, Алекс. Уже не боишься этого разговора?

Я помолчал немного и тихо попросил:

– Скажи всё, как есть.

– Ты мне доверяешь? – он встал и протянул мне руку.

– Конечно.

Не успел я встать и подать ему свою, как он резко потянул меня, и через секунду мы уже вместе падали в этот чёртов пруд, холодный и совсем непрозрачный. Несколько мгновений я пытался сообразить, где можно надёжней выбраться под смех Виктора уже сверху.

– Не знал, умеешь плавать или нет, – он протянул мне руку.

– Очень смешно, – сказал я, выбираясь с его помощью, – у тебя ловко получилось. Уже падал с кем-то не раз?

Виктор всё ещё смеялся, а я был рассержен и причитал, как старый матрос.

– Срочно понадобились эмоции. Да и ром прекрасно сочетается с водой, Алекс.

– Видимо, с морской чуть лучше.

Мокрая одежда снаружи и ром внутри – препротивное состояние. Но вот, я увидел, как в нашу сторону шла Анна с одеждой и ещё одной бутылкой.

Я вопросительно посмотрел на Виктора.

– Ты думал это всё? Мы только начали, юнга!

В довольно быстром темпе мы пересекли парк и вышли к реке. Я не успевал за ним.

– Мы опаздываем? У нас что, график?

– Давай быстрее, Алекс.

Наконец, через заросли на берегу реки мы вышли к какому-то самодельному причалу. Всё сплошь деревянное и сомнительное. Сразу за ним обнаружилось пришвартованное «нечто». Я даже не знаю, как это можно назвать – самодельный паром, класса «страшно», назначения «река-пруд» для перевозки животных, крупных рогатых. В общем, деревянное корыто такого же качества, что и причал. Нас вышел встречать высокий, очень старый, но крепкий мужчина. Они с Виктором обнялись, как близкие родственники, и увлечённо, улыбаясь, заговорили, кажется, на сербском. В это время я не спеша и неуверенно подходил к ним.

– Так и должно было быть с самого начала, – услышал я конец фразы на родном языке.

Виктор улыбался мне, мужчине, реке, корыту, звёздам и всему миру вокруг. На его лице читалось абсолютное счастье.

«Он сейчас испытывает невероятное», – почувствовал я.

– Это мой старый друг – Грегор, мы вместе целую вечность! – представил незнакомца Виктор.

– Алекс, – протянул я руку, – новый случайный знакомый Виктора.

Грегор пристально взглянул на меня, взял руку и обнял, по-отечески растрепав волосы.

– Не бывает случайных знакомств, мой мальчик. И случайных людей тоже.

Он быстро развернулся и пошёл к парому.

Я вопросительно посмотрел на Виктора. Пригладив мои волосы, он сказал:

– Всё капризничаешь? – повернул лицом к себе и спросил, – Не боишься?

– Смотря чего.

– Не боишься провести со мной эту ночь? – наигранно спросил он.

– Кто ещё будет с нами? И вообще, что за план?

Виктор рассмеялся, потому как эти вопросы выдавали моё волнение.

– Пока скажу только, что нас будет трое – я, ты, Грегор. И мы поплывём.

– На этом?! – кивнул я в сторону корыта.

– Конечно. Если боишься, тогда возвращайся к Анне.

Видимо концентрация рома в крови начинала снижаться. Взяв из его рук бутылку, я сказал:

– Я с вами.

Он схватил меня за рукав и потянул в сторону «транспорта».

Грегор отдал швартовы. Звук двигателя был не громкий, но не внушающий уютного трепета и предвкушения. Мы поднялись на «палубу», тут, к слову, было не так страшно, даже по-своему оригинально. Приключенческого шарма, безусловно, добавляли снасти, лежавшие тут и там, корабельные фонари, бочки и ещё какая-то нужная утварь. Мы разместились на деревянных ящиках, оборудованных под стол и скамьи. Наконец, судно достигло середины реки, и двигатель стал работать глуше и ритмичнее. И сейчас мы плыли в невероятно волшебный момент…

Тихая часть города, уснувший мир таких разных людей, одинаковых в объятьях ночи; гладь рассекаемого нами звездного мира, великодушно отраженного для всех и каждого; Виктор, молчаливо ловивший мысли встречного ветра, и Грегор у руля, в по-юношески романтичной позе. Я боялся шевелиться и дышать. Да было и нечем, эмоции зашкаливали! Казалось, я не успеваю за сказочно-простой историей вокруг, и это происходит не со мной. Кто-то открыл пыльную приключенческую книгу моего детства, и сейчас мы выйдем в открытое море и будем плавать вечность в поисках сокровищ или проклятий…

Лёгкий стеклянный звон отвлёк от мыслей. Виктор наполнил бокалы, один отнёс Грегору, вернулся через минуту и сел, смотря на меня не самым уютным взглядом.

– Я с ромом не боюсь этого.

– Я знаю, – он глубоко вздохнул.

Внезапно, я каждым нервом ощутил присутствие чего-то иного, нового, невыразимо приятного. Это больше шло через сознание, как в тот день сеанса с ним. Я отчётливо понимал, что всё это исходит от Виктора или через него, но целенаправленно для меня. Будто сняли барьер, и теперь моё беспокойство, непонимание и тоска встретились с похожими, но более выдержанными состояниями. И вот, всё слилось воедино – волнение успокоилось, ощущения потекли ровнее, страх переродился в ожидание.

– Ты не беспокойся, сейчас привыкнешь, – сказал он. – Алекс, только теперь я могу сказать тебе всё. Помнишь, в самый первый вечер мы говорили об отрешённости? Это ведь норма для многих, но ты… Ты часто и намеренно проваливался туда, потому что нашёл сильный инструмент и превратил это в наркотик. Радости он не приносил, но ограждал и защищал. Твоей работе это, безусловно, сулило блестящие перспективы, но надолго ли? Я сломал твою волю, чтобы освободить от него, и хотя бы в моём присутствии ты мог пробовать свои настоящие силы. Первое, что ты ощутил – это потребность в гармонии и балансе. Так происходит у большинства – любовь, семья, дети, покой. Так был научен и ты. Ближе всех оказалась Кэтрин. Я не говорю, что ты эгоистично хотел воспользоваться ей, – поспешно вставил он, хотя я спокойно и серьёзно слушал, не перебивая, – но ваша искренность не окрасилась в привязанность, и у неё уже не было времени ничего объяснять… Когда стоишь у черты, не придаёшь значение мелочам. А привязанность и желание – это мелочи, Алекс.

Виктор помолчал, играя стеклянным бокалом в руках.

– Знаешь, всё то, что я сейчас скажу, Кэт знала с самого начала. – Он слегка улыбнулся. – Я ждал. Ты должен был разобраться во всём сам – в желаниях, чувствах, сомнениях, не цепляясь за чью-то верность или преданность. Смутно ты ощущал этот поиск всегда, но только смерть Кэтрин разбудила достаточно нужной смелости, и ты смог признаться себе в главном. А после, даже идеальное будущее с Ириной уже не смогло ничего изменить. Ты всё выбрал, только долго сомневался, идти ли со мной, – он снова улыбнулся, – да, я знаю многие твои страхи. Но в итоге, причина, почему ты сейчас здесь, та же – ощущение правды. Кэтрин видела в тебе именно эту интуицию, как безошибочный компас жизни. Она мне однажды сказала, что он у нас одинаково верно настроен.

– Алекс, я связан с тобой. Ты – и моя слабость, и сила, и моё продолжение. Мы даже не столько похожи, мы одно и то же. Получить такой невероятный подарок судьбы – самое ценное, что могло случиться со мной в жизни. Я это обнаружил случайно, в том самом кафе. Ощущения ведь никогда не обманут, только разум не всегда успевает за ними. Мои чувства к тебе – это и дружба, и отеческая любовь, и братская нежность – они горят всеми оттенками земной привязанности. Но я уже сказал тебе, эмоции – ничто. Это не болезненное обожание личности без выхода и цели. Ты – мой маяк, и вместе – мы путь. Я передам тебе многое, что умею и имею. Я не могу оставить твою жизнь, так как мы связаны вещами иного порядка и законов. Но сейчас, именно сейчас, ты должен всё принять, как есть, довериться мне и пойти дальше рядом. Хочешь?

Я молчал под оглушительный стук сердца. Виктор тихо продолжал:

– Я знаю, мой дорогой, что не ошибся в тебе. Знаю, что и ты окружён похожими ощущениями, которые я намеренно не открывал до этого. Видишь ли, я обладаю тем же навыком, и мне он, как нельзя кстати, очень помогал всё это время. Подобное признание могло напугать тебя раньше.

Он снова помолчал.

– Скажи, хоть это и маленькая вероятность, но всё же возможная – может, я упустил что-то? Или ты ожидал другого от нашего знакомства?

Я улыбался, честно и прямо смотрел в его серые глаза и не мог произнести ни слова. Наверное, я все таки не верил услышанному. Но от ощущений завершённости захватывало дух! Я так долго сюда шёл… Я искал это вечность… И в эту самую минуту нашёл абсолютное равновесие и уверенно чувствовал себя на новой высоте. Зачем же объяснять или пояснять очевидный смысл моей жизни? Всё соединилось – волнение и покой, тоска и привязанность, удивление и контроль. Я обрёл учителя, друга и себя! Это был тот самый правильный выбор – единственно невозможный из миллионов возможных.

Тут судно резко остановилось, ощутимо качнув и нас. Двигатель умолк. Мы оказались на середине небольшого затона.

Нетронутое зеркало воды, переходящее в туман, тихий далекий шёпот камыша, корабельные фонари, неспешно раскачивающиеся в такт моего сердца, и неописуемо яркая зарница на востоке. Всё вокруг замерло в ожидании нового дня, новой жизни, новой борьбы. Виктору не нужен был мой ответ. Сейчас мы с ним смотрели в одном направлении – направлении восходящей звезды.

И вот, первые лучи опалили края облаков на горизонте. Мы встали как на мессе – было бы неуважением не выразить своё безмолвное почтение Творцу. Солнце медленно всходило, и со всех сторон, робко, издалека стали доноситься первые голоса просыпающегося мира.

– Я пойду за тобой так и туда, как укажешь мне ты, Виктор.

К нам подошёл Грегор. Втроём мы и встретили самый обычный рассвет впервые.