Текст книги "Забаглионе"

Я почувствовал руку Виктора на своем плече и открыл глаза. Были уже сумерки. Солнце зашло и серо-синие облака взяли в плен всё небо, непроницаемо и надежно скрыв и свет, и мои озарения.

– —

Мы вернулись в домик. Снаружи было мокро и зябко, а здесь шёпотом тлели дрова и причудливо танцевал огонь, отбрасывая виртуозные тени на стену. Некоторое время мы молчали. Мне становилось всё теплее и теплее и от камина, и от впечатлений такого странного путешествия.

– Ты не ревнуешь это место, приводя сюда новых людей? – спросил я Виктора.

– Ревность несовместима с искренностью. Но ты не прав. Это место не предназначено для случайного человека или для банального хвастовства. Я очень хотел привезти тебя сюда с самого начала. Но возможность представилась только сейчас.

– Да, Виктор, обстоятельства сложились, мягко говоря, любопытно, – у меня чуть не сорвалось другое слово.

Он улыбнулся.

– Надо встать до рассвета и покинуть маяк. Возможно, нам повезёт увидеть восход с холма, – сказала он, – тебе нужно немного поспать. Дорога домой снова будет долгой.

– Потрясающе долгой, – поправил я, направляясь к дивану. После маяка меня настойчиво клонило в сон. Я положил под голову свою куртку и сразу погрузился в приятную дремоту. Сквозь дымку сна я почувствовал, как Виктор укрыл меня своим пальто.

– Я посижу здесь, пока ты не уснёшь, а потом поднимусь на маяк. Я разбужу тебя вовремя, не переживай, Алекс, – услышал я голос друга.

– Я и не переживаю, – медленно ответил я.

Действительно, я давно ни за что не переживал. Я не беспечная, неорганизованная личность, не страдаю впечатлительностью, не праздный человек, и сколько себя помню, всегда до мелочей организовывал свою жизнь. Но сейчас я не переживал. Я был слепо уверен в каждом своём движении, в унисон предназначению.

– Мне здесь очень хорошо, Виктор. Я чувствую равновесие. Раньше будто ты держал меня. Или вёл. А теперь я спокоен и очень счастлив быть здесь, – в полусне рассуждал я.

Я чувствовал, что он улыбается моим словам.

– Когда любишь человека, Алекс, то должен разделить с ним его и свою жизни и все радости, и всё сокровенное… Не сомневаясь, что он обесценит что-то или не примет. Двое людей объединены одним смыслом, одной дорогой, одной целью. И мы с тобой многое узнаем и исполним из желаемого вместе. Но как это назвать? Любовь? Дружба? В чём же разница?

Голос Виктора кружился в сознании уже отдельно от его образа. Я знал, что погружаюсь в тёплый, спокойный сон. Но всё так же чётко слышал его голос и даже, кажется, что-то спрашивал и отвечал ему. Но вот, через короткое мгновение я падал. И не куда-то вниз, а где-то в таком месте, где нет ни верха ни низа. Где есть только бесконечное погружение или пребывание. Как же там было хорошо…

Очнулся я будто бы через секунду. Виктор стоял у дивана и улыбался:

– Ну-ка, расскажи, что тебе снилось?

Я сел, всё ещё не отпуская в сознании нити того мира и пытаясь полностью очнуться в этом.

– Боже, не говори, что уже прошла ночь.

Он присел рядом, все ещё улыбаясь:

– Ночь? Да, Алекс, прошла. Так что тебе снилось?

– Бесконечность, кажется, – сказал я, уже полностью очнувшись. И вспомнил, что нам скоро предстоит уходить.

Он откинулся на спинку дивана и задумчиво сказал:

– Интересно, мой друг, интересно. – Потом внимательно посмотрел на меня. – Не переживай, мой дорогой. Да, мы скоро уйдём, но унесём отсюда многое.

Он встал, поднял меня за руку. Я огляделся – вещи были собраны, от камина шел густой серый дым, его потушили совсем недавно. Виктор взял чехлы, и мы снова сковали ими всю немногочисленную мебель. Сознание вернулось ко мне окончательно, и уже не так огорчала мысль о прощании с маяком.

Выходя из домика, я обернулся как в детстве, покидая внезапно обретенный волшебный мир.

«Нет, я заберу его с собой», – мысленно повторил я слова Виктора.

Дверь закрылась, ключ звонко щёлкнул в замке.

– Знаешь, – сказал я, – а ведь мы с тобой всю ночь разговаривали.

– Знаю, – улыбнулся он, подал мне сумку и спрятал ключи в карман пальто.

Мы отправились на холм.

– —

Утро всегда и в любом месте самое сокровенное время. Оно загадочно и каждый раз неповторимо. На улице нас сразу окутал густой и зябкий туман. Медленно мы поднимались на холм, и с каждым шагом всё яснее и яснее проявлялся мир. Но я понимал, что наблюдать восход в этих местах – трудновыполнимая задача самого редкого случая.

Тишина утра, влажная земля, редкие шорохи и звуки… Быть первооткрывателем нового дня – это как получить внезапную награду за ежедневный неприметный труд. Поражающе неожиданно.

Наконец, мы взобрались на ту точку, откуда можно было видеть и дальнейший путь, и окинуть прощальным взглядом мыс и маяк. Они сейчас едва различались в тумане. Я их больше видел сердцем и душой. Странные ощущения – полного совпадения жизни и времени здесь – поражали пустотой и цельностью одновременно. Но всё было сделано правильно. И вовремя. Меня не мучили сомнения, не тревожило будущее. Что-то перевернулось внутри, очень глубоко.

– Ну вряд ли твоё второе желание исполнимо в принципе, Алекс, – тихо пошутил Виктор.

Я посмотрел в сторону облачного востока.

– Да уж, может к обеду я увижу свой рассвет, – заключил я.

Мы отправились к машине. Солнце поднималось всё выше, но его не было видно. Туман и облачность первой половины дня естественны для этих мест. У машины нас ожидал Грегор младший. Он пришёл поприветствовать нас на прощание. Виктор заверил его, что мы обязательно увидимся в тех местах, куда он уедет учиться. Тот, всё так же кивал и улыбался, но выглядел обеспокоенным. А у меня в голове кружился вопрос – «Как можно вообще о чём-либо переживать, если ты вырос в таком месте?»

Наконец, ритуал прощания был соблюдён, и мы сели.

– Сколько тоски в таком юном возрасте! – сказал я.

– Ты прав, но это не совсем тоска как таковая. Грегор давно хочет найти того, с кем разделит свой путь. И он не подготовился достаточно к отъезду. Вот и рвётся его душа на части.

Виктор посмотрел на меня и улыбнулся. До первого кафе мы ехали молча.

Ближе к полудню случилась наша остановка, завтрак и моя встреча с солнцем. Небо прояснилось, туман остался позади и я, наконец, увидел свой рассвет. Вся поездка была очень спокойной. Вернее, я ощущал её таковой. Мы с Виктором практически не разговаривали. Он иногда посматривал в мою сторону и улыбался. А я чувствовал, что всё в порядке.

Миновав парк зеленых великанов, мы очутились у моста. Как же я любил воду в лучах солнца – ощущения, греющие изнутри и наполняющие пространство далеко за пределами тела. Я сейчас был в согласии со всем миром, и только что осознал, что день назад, на этот мост, в этой машине въезжал совершенно другой человек. И это изменение определённо было связано с западным мысом.

– —

После обеда мы, наконец, добрались до отеля.

Там меня ожидало сообщение от Михаила. Он знал, что мы с Виктором в отъезде и планировал нашу беседу на следующий день. Прочитав это, я улыбнулся и пошёл разбирать вещи. Через некоторое время Виктор окликнул меня, и мы спустились в местный ресторанчик через дорогу.

– В какое время тебе нужно быть у Михаила завтра? – спросил он, усаживаясь за столиком.

– Ближе к обеду. Отвезёшь меня? – спросил уже я.

– Хорошо, это очень удобно. Мне тоже будет чем заняться в городе.

Он замолчал на некоторое время. Подошёл официант, мы сделали заказ, и Виктор продолжил:

– Что-то поменялось, – прозвучал странный вопрос-не вопрос.

Я подумал, прежде чем ответить. И это удивило Виктора.

– У нас обоих, – таким же невопросом ответил я.

Глаза Виктора знакомо вспыхнули. Он улыбнулся. А я подумал вот о чём – то, что я вынес из нашей поездки было не только моим. Всё моё состояние – это была наша работа, общая. Он дополнял меня спокойствием и контролем. Это осенило мгновенно. Я посмотрел на Виктора. У него было однозначное выражение гордости на лице. Но я впервые не получил проекцию его состояния. И очень удивился, и обрадовался этому. Видимо, он тоже. Сейчас казалось, что наше путешествие было год назад. И весь год я провёл на маяке.

– —

– Я с нетерпением ждал этой первой официальной беседы, – Михаил был в хорошем настроении. Он встретил меня рукопожатием и долгим испытывающим взглядом.

– Хорошее начало, – ответил я вежливостью. – Скажите, Михаил… – начал я.

– Скажи, – поправил он.

– Какой формат беседы тебе более удобен? – спросил я, уступчиво улыбаясь.

– Любой, более открытый и откровенный.

Такой ответ удивил меня. Михаил определённо был склонен усложнять смысл и отягощать фразы, и вдобавок – играть эмоциями.

– Я понимаю твоё удивление, Алекс, но это действительно так. Как съездили? – спросил он серьёзно.

– Очень любопытная поездка.

Было понятно, что наша первая беседа задаст оттенок всей работе и поэтому я решил следовать пожеланиям Михаила по поводу искренности, но в то же время лишнее озвучивать не планировал.

– Там должно быть красиво, – не отступал он.

– Красиво, спокойно, благоговейно, – я старался не терять зрительный контакт с новым пациентом. Вообще, для моей работы это было чуть ли не главное составляющее. Тем более, взгляд Михаила напоминал взгляд его брата и мне было по-своему приятно.

– Вы были с Виктором вдвоем? – спросил он.

– Да.

Я выжидающе молчал. Михаил не устоял.

– Он всё тебе говорит? – спросил он каким-то глухим голосом.

– Да. – Опять ожидание. Я не чувствовал неловкость, всё это было мне на руку.

– Ты боишься его, Алекс?

– Уже нет, а ты?

Он улыбнулся, но не стал игнорировать вопрос.

– Бывает, в его присутствии я ощущаю страх.

– Виктор говорил, что в детстве ты был замкнут и близости между вами не было. Ты это помнишь так же?

Он очень внимательно и серьёзно посмотрел на меня. Да, начиналась работа. Период сонастройки я намеренно решил пропустить. Здесь работали два специалиста, затянутость была ни к чему.

– Да. Я был один. Близости, как у вас не было, – усмехнулся он.

Михаил очень уверенно держался в беседе, но зрительный контакт для него не был необходимостью, как мне. Скорее, штрихом или акцентом. Уверен, что он очень хорошо ощущал эмоции собеседника, даже не смотря в его сторону. Мои – точно знал.

– Что ты думаешь о нашей дружбе с Виктором? – спросил я.

– Дружбе, – усмехнулся он.

– Хорошо, назови по-своему.

Он поднялся и, прохаживаясь по комнате, стал медленно говорить:

– Думаю, такое поймут немногие. Представляю, как сложно вам отстаивать отношения в современном мире, – он улыбнулся и посмотрел в окно, – и я даже не могу представить, как счастлив Виктор, – медленно проговорил он.

– Думаю, – продолжил он сразу, – что это самая суть сознательных и возможных отношений двух людей.

– Ты стремился к такому в жизни? – вставил я.

– Нет, – он сел напротив в очень расслабленной позе и смотрел мне прямо в глаза, – нет, Алекс. Я читал о таком, но понимал ясно, что мой путь не предполагает попутчика.

– И теперь?

– Теперь ничего не изменилось. Я не умею работать в команде. Мне всё ближе и доступнее в состоянии изоляции, – и он жестом указал на пространство комнаты.

Но это прозвучало, как раскаяние или сложное признание, но я не спешил делать выводы.

– Как ты чувствовал себя в семье? Зачем она была тобою создана? – я на ощупь определял границы возможной откровенности.

– Мне не были чужды физические проявления. Чувства, эмоции выглядят благопристойнее в оправе отношении и семьи, Алекс. Но такая «положительная» страсть не привела меня к счастливому концу. Она открыла нечто другое. Страсть и чувства – это всё те же формы жестокости животного существа, физические проявления инстинкта размножения. Примитивный двигатель.

Он снова помолчал, но продолжил уже сам.

– Ирина – простой результат. Я не видел и не вижу в ней своего ребенка. Она – отдельный человек, самостоятельная единица, потенциальный образец жизни. И думаю, неплохой образец.

Он теперь смотрел на меня всё время, выверяя реакции. Мне становилось неуютно от такого холодного «взгляда Виктора».

– Она – хороший специалист. Тебе не хотелось общения с ней?

– Нет.

– Почему?

– Это для неё будет, – он запнулся, – травматично.

«Боже!» – подумал я, – «Это мне кажется? Или Михаил специально переключает моё внимание на чувства?»

– С нравственной стороны. – Добавил он. – Алекс, я же всё понимаю. Нельзя вовлекать человека в игру, которую он не знает или которая ему не по карману.

Я решил с этого момента быть прозрачнее в словах и мыслях.

– Ты считаешь меня более подходящим к этому?

– Ты – самый подходящий. Ты одинаково подходишь и мне, и Виктору.

Я улыбнулся.

– Тогда, может, перейдём к формальностям?

Михаил кивнул. Это означало, что своей откровенностью я заслужил возможность провести с ним психологические тесты.

– —

Виктор ждал меня в машине. Запрета на обсуждение я не получил, поэтому мог озвучить всё, соблюдая нормы этики, конечно.

– Почему вы с ним не были близки в детстве? – спросил я, когда машина тронулась.

– Не знаю, что и ответить тебе. Наверное, разница в возрасте не предполагала совместных увлечений. На тот момент Михаил все свои уже выбрал.

Виктор посмотрел на меня.

– Устал?

– Не особо. Я себя иначе чувствую.

– Что поменялось? – после паузы спросил он.

– Мой внутренний баланс. Я уверенней. И в твоём присутствии, в том числе. Нет лишней эмоциональности, я в том самом потоке, в нашем потоке. Не могу даже объяснить. Да и зачем? – подытожил я, улыбаясь. – У тебя лучше получится объяснить, как это.

Он улыбнулся.

– Мне более не страшно за тебя.

У меня промелькнуло слово «страх» в голове красной огненной нитью. Какой же страх ощущает Михаил в присутствии Виктора? Неужели такой же, что испытывал Виктор в отношении меня?

– Я хотел бы провести сеанс в твоём присутствии, – заулыбался я.

– То есть, провести его с нами обоими, – поправил он. – Амбициозно, Алекс. Нет?

– Ты не думаешь, что так будет честнее? И по отношению к Михаилу, и ко мне.

Виктор стал серьёзным. Но промолчал. Он понимал, что мне необходимо было руководствоваться только потребностями пациента, а им являлся Михаил. В любом случае, всё это ещё предстояло обсудить с ним.

– Это очень сложное положение для специалиста, – сказал Виктор, – ты находишься между работой и некоей личной уверенностью. И пока это сбалансировано.

Мы остановились, Виктор заглушил мотор и продолжил, не выходя из машины.

– Конечно же, ты не знаешь многого из нашего прошлого. Но это пока, – он посмотрел на меня. – Я не буду тебе ничего рассказывать, хочу чтобы ты вначале услышал версию Михаила. Я доверяю тебе, Алекс. Доверяю абсолютно всё.

Наверное, Виктор был прав тем, что не открывал мне всего и сразу со своей точки зрения. Он помолчал, а затем вышел из машины. Мы стояли где-то за городом. Вокруг была открытая местность и одинокая торговая лавка у дороги. Виктор зашёл в неё и через мгновение вышел с пакетами и небольшой коробкой. Я помог ему сложить всё это в салон, и мы поехали дальше.

– У Анны будет день рождения в конце месяца. Она очень любит сувениры, сделанные именно этими людьми.

– Что там? – спросил я.

– Вазочки, лампы, свечи и всякое подобное, – улыбнулся он, – так мило видеть её реакцию на такие мелочи. Мне редко удавалось добраться сюда. Но теперь мне удастся подарить нужные эмоции.

– Как ей удаётся совмещать такое в жизни? Невероятное количество чувств, переживаний профессии и личную жизнь… – я запнулся.

– Со мной, в таком виде, – продолжил, улыбаясь, он. – Ты же знаешь, Алекс, тебе я могу сказать всё. Как и ты мне.

Я мгновенно вспомнил тот момент, когда услышал эту фразу впервые и тут же смело спросил:

– Ты предполагал, что отношения Ирины будут полноценными. Откуда была такая уверенность? И почему ты так отреагировал на наши с ней эмоции? А с Анной – абсолютно противоположная ситуация, но так же, угаданная тобой.

Виктор весело рассмеялся. Я любил видеть его таким, а сейчас, в моём новом состоянии, это был верх наслаждения. У меня мелькнуло в голове слово «дар». Виктор был прав, это невероятное счастье – дарить человеку эмоции.

– Ты и правда всё ощущаешь по-другому, мой дорогой. Теперь привыкать придётся мне, – весело говорил он.

– Так значит, это была защита наступлением?

– Нет-нет, Алекс, конечно нет. Прости, если заставил так думать. Это роверка для меня. С тобой всё до конца, понимаешь?

Я кивнул, он продолжал:

– Давай по порядку. С Анной нас связывало очень долгое знакомство. Это она меня разгадала, вернее, почувствовала, куда и как я иду. Она решила, что должна доказать своё право идти рядом, тем же путём. Это был её выбор. Я долго и упрямо отговаривал. Ведь у неё и правда чересчур эмоциональная работа. Но шли годы, а она стойко преодолевала всю эту слишком «человеческую» часть существа. В самом начале её актёрской деятельности она переживала романтические чувства, но восприняла это как опыт, нужный для работы, не более. И после, к сожалению или к счастью, не смогла встретить человека, достойного её уважения и любви. Той любви, которая предполагает брак и семью. В тот момент мы и познакомились, и стали проводить очень много времени вместе. Но я опасался её физической привязанности и старался держать дистанцию. Эмоциональную, – он посмотрел на меня. – Но Алекс! Анна по-особенному реагировала на всё! Я не могу с уверенностью сказать, что она думала и чего хотела вначале – это ты можешь узнать у неё – но такие отношения предложила сама Анна. И условием поставила, для себя же, несколько лет общения и дружбы. Это меня подкупило. Она по-честному хотела убедиться в себе и предлагала тоже сделать и мне. Я согласился, тайно надеясь, что она найдёт своё человеческое счастье. Прошло много времени. И вот, в один из дней она пришла, чтобы остаться.

– А ты? Что думал ты? Зачем это нужно было именно тебе? – сыпал я вопросы.

– Это тоже была помощь, Алекс. Кроме этого, я знал, что Анна особенная, вторую такую я вряд ли бы встретил в этой жизни. Мы очень подходим друг другу, занимаемся одним делом, горим этим, помогаем. Идём одним путём. Это ли не семья? – он посмотрел на меня.

– Получается семья, но ты это говорил и мне.

– Да, Алекс. Это правда. Вы с Анной занимаете очень похожие части моего мира.

– За исключением? – смело улыбался я.

– За исключением того, что я к тебе чувствую.

Этот разговор я мгновенно назначил проверкой своего нового состояния и пошёл дальше.

– Она сама просила тебя принять её, я – нет, – я внимательно смотрел на него.

– Скажи, за что люди любят? – спросил он после паузы.

– Если мы говорим о психологически выдержанной, целостной личности и внезапной влюбленности, то, думаю, это из области бессознательного, – суховато проанализировал я.

– А потому прекрасного, неразгаданного, как сама жизнь, – он посмотрел на меня, – я переживал очень сильные эмоции. Ты видел их, знаешь о них. Моё внутреннее бессознательное определённо указало на тебя. Ты даже не представляешь, как я был удивлён. Я не знал тебя толком. Это как внезапно увидеть своё отражение в другом. Ты тоже чувствовал это. С той разницей, что у меня была определённая фора, я знал куда и как пойду. Ты же был просто погружён в своё прошлое и поиски будущего.

– А насчёт Ирины, – продолжал он, – я не вешал никаких ярлыков, ничего не ждал. Я наблюдал. Каждый делает свой выбор сам. Ты, не зная другой формы отношений, шёл простым человеческим путем. Если бы Кэтрин не оставила нас, то возможно, я был бы другом вашей семьи. Но Ирина… – он снова помолчал.

– До конца, Виктор, – улыбался я.

Он вздохнул. И продолжил очень ровным «профессиональным» тоном:

– Ты слишком сложен для отношений, Алекс. Вернее, даже не так. В тот момент, я уже полностью осознал твой потенциал, возможности для жизни. И отношений. И одновременно я испытывал сильную ревность. Просто невозможно было даже думать о таком.

Он замолчал.

– И тем не менее, ты отдал все фигуры партии мне и Ирине. – Задумчиво продолжил я. – Интересное совпадение, но я тогда думал о семье только в ключе помощи Ирине. Это ли не жизнь? Обычная, человеческая, как ты и сказал. Меня, наверное, беспокоило больше её состояние, чем она сама. Только в тот момент я прислушался к себе и обнаружил столько непонятного, выходящего за рамки семьи, чувств, работы. И пошёл на ощупь. Виктор, как же я благодарен за тот миг, что свёл нас вместе. Но для многих такие отношения непонятны.

Мы подъезжали к городу.

– Достаточно того, что такие люди есть. У меня есть семья – ты, Анна, Ирина, Сандро.

– И Михаил, – вставил я.

– И Михаил, – тихо повторил он и добавил, – помоги мне, Алекс. Он хочет вернуться, я чувствую это. Он боится признаться себе и всему миру, что закончил свой эгоистичный побег. Я прошу тебя, не бросай его.

Волна тревоги Виктора настигла меня мгновенно.

– Не сомневайся, – ответил я.

Он благодарно улыбнулся. В тишине мы подъезжали к отелю. А я снова был счастлив.

– Ты не представляешь, как я рад, что могу многое сказать тебе и спросить. Это поразительно и стало возможно только сейчас.

Мы с Виктором ужинали в ресторане отеля.

– Я уже это понял. – Он смотрел на меня очень мягким, светлым взглядом. – Ты свободен, Алекс. Так было всегда. Одно твоё слово – и ты можешь отправиться куда угодно и стать кем захочешь.

– Ты думаешь, я многое буду делать сейчас самостоятельно, по-своему. Но я не хочу терять ни капли нашей прежней связи. Поэтому сейчас, в работе с Михаилом, ты поведешь меня, Amico dell’anima!

Взгляд Виктора мгновенно потемнел, на лице появилась еле заметная улыбка. Он слегка кивнул. Я действительно нуждался в руководстве Виктора, мне нужно было направление. В своих силах я был уверен.

Когда мы вернулись в номер, Виктор дал мне план, похоже давно составленный, – общие моменты обсуждений, темы, акценты в поведении, возможные реакции Михаила…

– Моё восхищение твоей логикой неизменно, – сказал я, пробегая глазами бумагу, – я никогда не смогу также поразить тебя или хотя бы застать врасплох.

– Ошибаешься, дорогой друг, ты уже это делал неоднократно, а в последнее время – всё чаще. Такого не делает никто в моей жизни, – тихо добавил он.

Я очень гордо посмотрел в его тёмно-серые глаза.

– Ты мне расскажешь, как ты все-таки справляешься? – спросил я серьезно и так же тихо.

Он усмехнулся и направился в сторону своей комнаты.

– Я серьезно, Виктор. Это ведь нелегко, даже для тебя.

Почти у самой двери он обернулся и сказал:

– Я очень сильно люблю тебя, Алекс, и очень хорошо знаю значение этого слова. До завтра, Amico.

Он улыбнулся и закрыл дверь.

– —

– Мне кажется, я достаточно прозрачно обозначил твои функции и границы.

Михаил был не в духе сегодня. Меня это не пугало и не удивляло. Я ждал такого поведения уже давно и всё было логично. Заметки Виктора на этот счёт тоже совпадали. Судя по ним, Михаил большую часть своей жизни был замкнут в себе, а в те редкие моменты случайных-неслучайных отношений, он компенсировал всю накопленную массу эмоций и переживаний вербально. Конечно же, его собеседникам всегда не везло. Михаил был жесток в общении. Правдив и жесток. Слово «границы» в его фразе было ключевым. Они для него были неприкосновенны.

– Почему ты выбираешь именно такую реакцию и защиту, Михаил?

– Она самая действенная.

– И почему именно сейчас? Я здесь не для светской беседы и не в отпуске. Я думал, мы работаем, нет?

Взгляд Михаила жёг возмущением, но я знал, что мало кто в его жизни говорил так открыто, осмеливаясь применять его же тактику.

– Я понимаю, что ты делаешь, Алекс, – почти прорычал он. —Продолжай работу, я постараюсь реагировать более приемлемо, – эти извинения звучали как угроза кровной мести мне и всем моим родственникам до пятого колена.

– Каким было твоё влияние на близких и родных?

– В семье меня мало кто интересовал, я имею в виду свой сознательный возраст, лет двенадцать-тринадцать. Когда Виктор достиг его, я уже окончательно потерял интерес к обладанию семьёй в принципе.

– Но как же твоя семья – жена, Ирина?

Он откинулся в кресле и положил ногу на ногу.

– Она хотела семью, детей и непростые отношения. Это была игра, до конца, понимаешь. – Он внимательно смотрел на меня. – Она думала, что сможет выдержать, но такое всегда ожидаемо. – Михаил брезгливо поморщился и отвернулся в сторону окна.

– Что именно?

– Разочарование в человеке.

– Кого в ком?

– Думаю, обоюдное. За исключением того, что у неё оно было внезапным, и потому ярким. Я же знал, что всё так закончится, – он повернулся ко мне и с усмешкой сказал, – просто было интересно насколько её хватит.

Михаил очень внимательно смотрел на меня. Он пришел в то место, куда давно хотел. И пришел как на праздник, в лучшем наряде!

– А Ирина?

– Ты не спросишь главного? – улыбаясь, проговорил он.

Я промолчал.

– Я имел неосторожность хранить дома лекарства, доступные только по рецепту. Очень сильные транквилизаторы. Она стала всё чаще пользоваться моей «рассеянностью», – это слово он сказал другим тоном, – и в один день просто не угадала с дозировкой. Вот так и закончилось её разочарование.

– Получается, ты здесь из-за своей «рассеянности», – сказал я.

– В том числе. И из-за «оставления человека в опасности» – кажется, это так звучало в протоколе.

Я молчал, Михаил всё просчитал хорошо. Я обязан был реагировать. И если положение его жены было просто жестокой «неслучайностью», свершившейся бесповоротно, то Ирина… Он посчитал это моим слабым местом.

– Я оставил её одну, с неприглядно умирающей матерью, – пояснил он.

– Кто нашел их?

Михаил усмехнулся и встал.

– Виктор, конечно.

Он стал прохаживаться по комнате, от двери к окну, задумчиво смотря в пол. Иногда он задерживался у стены и посматривал на улицу. Так продолжалось довольно долго.

– Ты знал, что Виктор думал об этом?

Он повернулся ко мне.

– Какая разница?

– А сейчас? – настаивал я.

Он внимательно посмотрел на меня, будто что-то читая в моих мыслях.

– Ты уверен, что Виктор сможет помочь тебе так же, как помог и помогает Ирине? – тихо спросил он.

– Зачем мне помогать?

Он сел напротив.

– Затем, что этим мы с ним похожи, Алекс. Нам кого-то жаль – и мы помогаем, но потом, обнаружив саму суть, основу жалости, мы теряем интерес. Я честнее его, открыто ломаю старое, определенно отжившее или… – он улыбнулся, – не мешаю его естественному саморазрушению.

– Как ты понимаешь слово «помощь»?

– То, о чём я сказал и есть по-моему помощь.

– Ты не веришь в возможности человека? Те, которые он иногда трусливо прячет даже от себя? – это было довольно смело с моей стороны, особенно сегодня.

Михаил разочарованно вздохнул.

– Алекс, ты мне нравишься, правда. Мне будет жаль огорчать тебя во многом. Есть вещи, которые просто есть. Ты не можешь быть лучше возможного. А возможность всегда ограничена выбором. Посмотри, как много этих, – он махнул в сторону окна, – выбирает правильно. Ты правда хороший специалист и человек, но это всё. Ты поможешь сейчас – мне, кому-то, Виктору, Ирине, но это только миг твоей поддержки. А всё остальное останется за гранью твоих возможностей. И они выберут. Поверь. Не сразу, но выберут. И не самое чистое. Потому как чистоты в наших жизнях быть не может.

– Ты прав. Многие слабы. Но это не значит смотреть и «оставлять их в опасности», – при этой фразе он улыбнулся, – показать путь я обязан. Идти или нет – зависит от них.

Михаил кивнул.

– Ты думаешь, что Виктор осуждает тебя?

Михаил улыбнулся и закрыл глаза. Так приятно было наблюдать схожее волнение двух братьев.

– Не думаю. Это так и есть.

– Ты позволишь следующую нашу встречу провести с его участием?

Михаил открыл глаза, его взгляд мгновенно потемнел. Он обдумывал что-то. Я же поспешил с объяснениями:

– Мне это нужно для картины твоего прошлого и для того, чтобы ты посмотрел на прекрасное разнообразие границ возможного, которые хранит в себе человек.

Михаил снисходительно усмехнулся и сказал:

– Ты любишь его, поэтому видишь больший потенциал его реальных возможностей.

Тут уже улыбнулся я.

– А разве не благодаря любви другого мы реализуем самый невероятный, невозможный свой потенциал?

Он слегка удивлённо посмотрел на меня.

– Хорошо, я не против. Пусть в следующий раз будет и Виктор, – вставая, произнёс он и протянул мне руку.

– —

Все эти несколько дней, до группового сеанса, Виктор проводил время только со мной, словно изучая и наблюдая моё новое состояние. Мы более свободно общались, вернее я. И иногда он удивлённо реагировал на мои смелые замечания или вопросы.

День X наступил, мы ехали к Михаилу.

– Было ли твоей жизни, что разобравшись в чём-то, ты терял к этому интерес? – я уже начинал готовить себя к предстоящему разговору и, наверное, немного нервничал.

– Нет. В моей жизни иначе. Я убежден, что любое понятие или человек, – он с улыбкой посмотрел на меня, – не имеют ограниченных качеств, о которых говоришь ты. Для меня такое в корне неверно. Думаю, ты это обсуждал с Михаилом, больше похоже на него. Любое, наполняющее нашу жизнь – бесконечный ресурс. Это зависит от развития сознания. И ни тебе, ни мне не дано разгадать сразу, зачем и почему что-то происходит. В своей жизни я просто опираюсь на закон свободного выбора. Если люди сходятся вместе, значит это для чего-то. У меня не бывает разочарования или убежденности, как таковых. Когда человек больше не видит своей роли в работе или твоей жизни – значит ему пора. Он определённо найдет подходящую дорогу для своих ценностей. И это может быть как прогресс, так и регресс. Я не удерживаю никого рядом, это сродни насилию и эгоизму. Ты со мной, значит мы выполняем что-то вместе, дополняя друг друга. Если нет – значит, наши функции, возможности, желания перестали совпадать, но не исчерпались, понимаешь? И не стоит вешать тяжёлые, неподъемные ярлыки. Человек – это вода.

Он улыбнулся моему настороженному виду.

– Алекс, это только звучит сложно. На самом деле, всё проще. Нужно только думать не о себе, – он снова посмотрел на меня и улыбнулся.

– Давно ты к этому пришёл?

– Сознательно? С момента знакомства с Кэтрин.

– Она это обсуждала с тобой?

– Скорее вложила. Кэтрин была удивительно твёрдой в своём мире, в своих убеждениях. Как и когда, да и откуда она их получила, я не знаю, но догадываюсь. Она поняла меня с первой нашей встречи и взяла шефство над моими слабостями. После ситуации с Михаилом я был практически разбит. Близких рядом не было, мои убеждения мало кто понимал и ещё менее кто поддерживал. Мы познакомились «случайно», – он улыбнулся, – и она сразу стала мне другом и опорой.

Виктор светился тихой радостью, рассказывая это. Я тоже не мог сдержать нежных воспоминаний о Кэтрин. Ведь то было слишком романтическое начало моей новой жизни.

– У тебя просто безошибочная интуиция, Алекс, – неожиданно засмеялся Виктор, – ты задаёшь нужный окрас любому разговору, в самое подходящее время. Я ведь не был в восторге от предстоящей встречи. Но сейчас я начинаю ощущать ту уверенность, которая несомненно пригодится в работе. Я всегда слаб с Михаилом, потому как мы – семья. Но сейчас меня это не беспокоит.