Текст книги "Забаглионе"

– Нет, – тихо сказал он.

Я ждал этого! Знал, чувствовал, что не всё так просто! И ни капли не был огорчён или удивлён. Во мне вспыхнул азарт.

– Ответь тогда, почему ты выбрал для этой работы именно меня? Не рядового специалиста из клиники – профессионального, но стоящего не «близко к категории»? – сказал я и откинулся в кресле, вызывающе смотря на него.

Возьми он Сандро или ещё кого, он мог бы, даже имел полное право, озвучивать нужную половину или даже четверть своей правды, занимаясь, по большому счёту, только врачебной стороной, но я… Использование меня, ещё и поверхностно – этого он не позволил бы никому. Поэтому сейчас Виктор попал в очень однозначное положение.

Он неожиданно рассмеялся в голос. Это был мой любимый смех.

– Алекс, просто гениально.

Потом глубоко вздохнул и сказал:

– Всё, о чём думал и думает Михаил, всё, что он делает и как делает – это очень близко и понятно мне. Мы выросли в одной семье, учились на одном и том же факультете, и многое понимали без слов. В том числе и друг друга. Хотя тогда он, скорее, наблюдал за мной сквозь щели своих принципов, а я замечал и знал в себе многое, чем живёт он. Сейчас произошло нечто важное, раз он открыто признаёт меня равным. И Михаилу нужна не просто помощь. Он говорит очень странные вещи, Алекс. Но это не отталкивает меня. Мы навсегда близки.

Виктор замолчал.

– Ты ощутил ответ в своей душе, – закончил я его мысль, потом помолчал и спросил:

– Может, он осознание перед уходом?

– Он слишком сложен, чтобы делать такие простые и лёгкие вещи. Когда человек осознаёт страшную природу конца – он переступает через нажитую ерунду и мирится со всем миром вокруг. Но это не про брата. Ему не страшно. Подобное поведение может вызвать только новая одержимость. И это страшнее смерти, поверь.

Виктор умолк. У меня промелькнула мысль, что я становлюсь лишним в чужой семейной драме – два родных человека делят один мир – сознательный и бессознательный. И ведь никто не знает своего пути. Никто…

Но это было лишь мгновение, и оно ушло. Я помнил, что здесь, потому что нужен Виктору, он сам меня выбрал. И не важно, что из этого получится. Я посмотрел на него и удивился такой нестабильности в себе.

– Ну вот! Я знал, как это будет, Алекс. Так и вышло, – он подошёл. – Прости меня.

– Я справлюсь.

В ту ночь я лежал в кровати и не мог отделаться от одной мысли – если два вещества не могут соединиться или выполнить общую функцию в силу своих свойств и качеств, дарованных природой, им нужен временный элемент, который после выполнения своих функций более не нужен.

«Способен ли я стать таким временным веществом?»

– —

Новый тёплый день обещал отдых. Это подтвердил и график посещения клиники, присланный на почту адвокатом Михаила. Здесь же было вложено и наше соглашение. Я пробежал глазами пункты, задержался на обязательствах. Всё было оговорено, абсолютно всё, до самых мельчайших деталей – длительность сеансов и перерывов, возможные методы лечения, тематика обсуждений, последующие упоминания сессий при взаимодействии с органами лечебного учреждения, органами следствия, расследования – в общем, в работе с осужденными нюансов полно. Отдельно описывалось взаимодействие с родственниками, коих мне было известно двое. Такого соглашения в формате полноценного научного труда я не видел никогда. Дотошная тщательность говорила о многом. Виктор был прав, Михаил долго думал над этой стороной вопроса, ожидая подходящего момента. Самый важный вывод звучал так —Михаилу просто необходим Виктор. Зачем? Для каких целей?

Я вышел из комнаты. Виктор был в гостиной и уже успел заказать завтрак. Персонал расставлял приборы и блюда на столе. Я посмотрел на друга и впервые ощутил щемящее и противное чувство слабости в его присутствии. Всё, что сейчас происходило будто навязывало мне обязанность скрывать что-то, и одновременно этим же помогать. Но выполнять возложенное я намеревался как всегда по-своему. Насколько возможно прямо и честно. Я не мог по-другому жить.

Мои мысли прервал звук захлопнувшейся двери. Персонал ушёл. Зная, ощущая, что Виктор чувствует, я хотел отвлечь его, оттесняя в сознании неприятные и пока не решаемые уравнения.

– У меня сегодня свободный день, ты планировал что-то?

– Нет, будем вместе, – сказал он, посмотрел на меня и слегка улыбнулся, – тебе тяжело, Алекс. Уже.

– Вот мы и посмотрим, на что я гожусь, – отмахнулся я от разговора. – Хочешь съездить куда-то? – продолжил я.

– Поедем к океану.

Я был рад и предвкушал приключения. С Виктором такие моменты возникали внезапно, буквально из-под земли. В конце завтрака позвонила Ирина. Она всё знала. Виктор рассказал, как мы доехали, устроились, шутил о нашем настроении. Неприятные для неё темы затронуты не были. После разговора мы молча собрались и спустились к машине.

Я всегда любил дорогу: дальнюю, многообещающую, в хорошей компании. Сейчас всё было именно так. И я беспричинно улыбался, как школьник на выпускном – воображая будущее, но совершенно его не представляя.

Виктор некоторое время ехал молча, но, обнаружив мой «подростковый вид», не смог сдержать смех.

– Ты просто поразителен, Алекс, каждый момент проживаешь сполна.

– Не говори глупости, сам научил и теперь хвалишь, – честно возразил я.

– Научил и забыл, – вздохнул Виктор, – рациональное и логическое мышление всегда разрушает сказку жизни, Алекс. Но в этой ситуации без этого никак. К тому же, ещё присутствуют и эмоции. Это кошмарное состояние, мой друг.

– Эмоции, реакции – значит ты всё-таки живой. Наконец, я убедился, – шутил я. – Я думал с тобой такое уже невозможно.

Он посмотрел на меня.

– Почти смешно. Ну а теперь, поговорим о главном, избежать этого не получится, пока мы здесь. Я долго думал обо всём этом.

Виктор притормозил на обочине, повернулся ко мне и продолжил:

– Алекс, ты сейчас для меня единственная возможность исправить ошибки. Михаил не принял бы только меня с моей помощью. Мы не были с ним никогда открыто близки. И я не могу с уверенностью сказать, что он честен со мной или честен с тобой. Или с собой. Будем разбираться постепенно. Вместе. Он принял тебя, так как сообразил насколько ты важен мне. Для него, я приношу в жертву и тебя, и моё к тебе отношение. Но, Алекс, – он положил мне руку на плечо, – ответь сейчас честно, думаешь ли ты, что я тебя использую?

– Думал, – сразу ответил я.

– Вчера? – улыбнулся он.

Я кивнул.

– Было заметно, – продолжал он, – но сейчас мне уже немного легче после того, как ты многое осмыслил и сделал выводы. Пусть и не все, пусть разные, но этот этап пройден. Я хочу уверить тебя, что не собираюсь никого и ничего выбирать. Слышишь? Я уже всё в своей жизни выбрал и то, что происходит сейчас – это следствие сделанных мной же шагов и принятых решений. Всё всегда нужно заканчивать, мой дорогой друг. История непременно продолжится, если мы не выполнили свою роль до конца. Месяц, год, целая жизнь – всё равно. И это тот самый случай. Я Михаилу брат. И обязан им быть волею судьбы. Это данность.

Виктор замолчал и несколько мгновений смотрел мне в глаза, ища вопросы или неуверенность. Не найдя ничего подобного, он сказал:

– Ну хорошо, Алекс, я всё равно озвучу то, что ты и так знаешь. Я не могу оставить твою жизнь, ни ты, ни я не выбирали друг друга. Это не проблема выбора. Это преданность.

– Ты уже представляешь, как всё будет выглядеть в итоге? – спросил я.

– Этого пока никто из нас не может просчитать, даже Михаил, – тихо сказал он.

Виктор повернул ключ в зажигании и мы двинулись дальше. Дорога приближалась к Золотым воротам. Я уже встречал в своей жизни пейзажи этих мест, в формате изображений и фотографий, конечно. Но теперь я был здесь, прямо посреди… Окруженный куполом океана и воздуха, неба и солнца… Наверное, главная причина, почему я работаю в этой профессии, я умею погружаться в чужие чувства и переживания. Сполна. Не знаю, как это происходит с остальными коллегами, но мои ощущения выдают очень правдоподобную картинку. Я способен наравне с пациентами воссоздать первый сильнейший импульс впечатления, даже никогда не переживая подобное на своем опыте. Поэтому здесь я ощущал состояние, которое испытывают лётчики, выполняя фигуры высшего пилотажа – пространство замыкается, образуя оболочку из чувств и ощущений. Безопасность, спокойствие и необъяснимо-тягучее течение времени наполняли всё вокруг. Я почувствовал себя поверх этой жизни, планеты, всей истории людей. И был здесь один… Общую гармонию от впечатления не нарушала даже слишком «человеческая» конструкция. Мост не мешал этим фантастически, чистым ощущениям, а дополнял их, отсекая кадры жизни стальными тросами…

Такие чувства никогда не доступны в толпе или компании. Но не с Виктором. Между нами всегда присутствовало сложное равновесие, настолько сложное, что почти осязаемое. С ним я был единым-целым, и в то же время, поделённым на этот загадочный черно-белый знак. Я соединял земное и вечное. Совсем непростой баланс. Необходимо мастерство и полная осознанность, чтобы не упасть либо в одно, либо в другое. Всё вокруг соединяло всё внутри. Теперь я чувствовал эти равные друг другу и дополняющие силы, которые всегда и непременно должны быть равны! Только так возможно постичь всю глубину жизни, с её сложным путём и стремительным движением! И конечно же, я догадывался, насколько сложнее Виктору, и в какие разы он испытывает большее наслаждение от жизни и всего происходящего вокруг…

– Да, мой дорогой, это могут разделить лишь немногие, – Виктор улыбался и угадывал мои мысли.

Поездка обещала быть невероятной. Миновав мост, мы двинулись в сторону западного мыса. Местные пейзажи, рассечённые извилистой дорогой, напоминали старую добрую родину – скалистую местность эдинбургских холмов.

– Скоро вернёмся домой, – тихо, и скорее себе сказал я. Виктор удивлённо посмотрел на меня.

– Это было бы хорошо Алекс. Хотя, я везде себя чувствую одинаково, – и добавил, – в хорошей-то компании.

Я улыбнулся. Он был прав.

– Расскажи, о чём думаешь, – спросил он.

– О том объеме работы, который предстоит выполнить, о возможных последствиях, о том насколько много я смогу и как хорошо справлюсь, —честно ответил я. – Но я не беспокоюсь. Я об этом пока только думаю.

– Не исключай меня из своих мыслей, – сказал он тихо.

– Я думаю, что из многого нас будет исключать Михаил. Поочерёдно.

– Это бесспорно, – ответил Виктор.

Он резко свернул влево, здесь дорога стала больше напоминать серпантин. Мы проезжали к какому-то национальному парку – название я не помнил, а Виктора решил не беспокоить, потому как открывшийся вид требовал тишины…

Редвуды – немыслимо величественные деревья. Они растут только на этом побережье и помнят времена, когда земли были населены племенами или, как минимум, страдающими золотой лихорадкой. Захватывающий дух символ вечности! Как же мало требуется человеку, чтобы с головой погрузиться в такие ощущения, которые испытывал сейчас я. Виктор притормозил у обочины, и мы вышли. Стоять здесь, посреди бессмертия законов природы, было сродни ощущениям детства, когда абсолютно все деревья были большими. Стволы уходили в серую бесконечность неба, уводя с собой пространство и причудливо искажая его. Законы физики, казалось, остались далеко позади. А в моей жизни так и подавно… Воздух сбивал дыхание ароматом влажной древесины и сладко-терпкого сандала. Чувствовалась близость океана. Как хорошо бы жилось здесь отшельником! Я всегда представлял одиноко живущих людей в подобных местах. Думаю, это выражало мои тайные желания или эгоистичные мечты.

Мы с Виктором сейчас стояли у машины, лицом к лесу. Он тихо-тихо заговорил:

– Мы не можем бесконечно наслаждаться чем-то только из прихоти, Алекс. Но если выдаётся возможность, то такая остановка, да ещё и в подобном месте, никогда не будет лишней. – Он улыбался и смотрел на меня и сквозь меня, читая мои мысли, мысли этого места, воздуха деревьев, пространства…

– Я знаю, это малодушие в такие моменты думать о себе, но я сейчас невыразимо рад быть здесь, – ответил я и поднял взгляд ввысь, навсегда оставляя в памяти серо-зеленый бесконечный купол.

Мы молча вернулись в машину и двинулись дальше. Дорога настойчиво уводила к океану. Даже обычных деревьев теперь встречалось меньше. Они поодиночке были разбросаны по нескончаемым холмам. И вид у каждого из этих редких встречных был особенный: находясь на возвышенности и одновременно вблизи от океана с его крутым ветреным нравом, они имели причудливые, даже сказочные формы. Я знал, что было причиной тому – внешние суровые условия – влажность, ледяные шквалы и туманы… Отсутствие уюта и комфорта сделало их особенными, не похожими ни на что другое. Так они и стояли, причудливо изогнувшись, чтобы быть ближе к земле и не сломаться от ожидаемых, но всегда внезапных порывов. Их ветки и листья напоминали щетину диких зверей или чешую дракона. Таких фантастических тварей по дороге мы встретили несколько и каждый вызвал искреннее восхищение. Поэтому, подъезжая к мысу, мы с Виктором ощущали себя в беззаботном детстве, таком далёком, как солнце этих мест. Но вот, дорога закончилась, и мы остановились. Был уже полдень, на эту невероятную поездку ушла просто уйма времени.

– —

Небольшой центр для посетителей – светлый, деревянный, ухоженный домик – встречал своих редких гостей. Здесь можно было найти разную информацию – от описания ближайших достопримечательностей, до общих данных о местности и экосистеме – в общем, сухие сведения необычного кусочка земли.

Мы не пошли в него. Виктор достал сумки из багажника и направился по единственной дорожке в сторону океана, я поспешил за ним. Шли молча. За станцией маяка начался спуск с холма. Мелкие камни скрипели под ногами, из-за сумасшедшей влажности было непривычно трудно дышать, становились всё ощутимее порывы ветра. Наконец, мы обогнули небольшой холм и открылся вид на мыс и маяк… Мы остановились, я выравнивал дыхание – ритм его подвёл не из-за спуска… Грандиозность панорамы ошеломляла! Пытаясь вместить не вмещаемое впечатление, сознание и воображение растворялись друг в друге, рождая быстрые ассоциации… Суровая бескрайность океана обнимала восточный мыс, на котором одиноким милосердным факелом стоял маяк, как мгновение доброты и сострадания, побеждающее жестокую слепую стихию. Дорожка вела свой узор от самого берега, всё выше и выше взбираясь по холму, и заканчивалась у наших ног. Виктор обернулся, мы пошли дальше, преодолели спуск и оказались у самого маяка. Рядом с ним находилось небольшой домик смотрителя. Отсюда вид был не менее грандиозный – позади нас окружали тёмные гребни холмов, а спереди небо тонуло в океане бесконечных вод…

– Хочу увидеть закат и рассвет, – тихо сказал я.

– Так и было задумано, —так же тихо ответил Виктор. Он пошёл в сторону домика, открыл двери, и мы зашли.

Нас встретила заброшенная пыльная темнота. Ставни не пропускали свет в единственную комнату, давно покинутую всеми живыми и забытую навечно. Обойдя домик по кругу, мы освободили окна и вернулись внутрь. Повсюду царила неуютность прохладного влажного воздуха – безраздельного хозяина этих мест. Глубоко внутри у торцевой стены виднелись очертания камина, который сразу и пошёл разжигать Виктор, я освободил от тяжелых чехлов два кресла, стол, сложенные вместе стулья, невысокий глухой шкаф и старый кожаный диван. Удобств было немного, но достаточно. Кто-то на самом деле хорошо позаботился о редких постояльцах этого места. Тяжелые, толстые чехлы не давали испортится мебели, и вся она была словно не этого века – неподъемная, из грубого тёмного дерева с очень интересным глубоким орнаментом. У камина дрова были плотно сложены вместе и туго обмотаны полиэтиленовой пленкой в несколько слоёв.

Послышался тихий треск. Виктор повернулся ко мне с немым вопросом на лице.

– Ну конечно, потрясающе! Что за вопрос, – ответил я.

Он улыбнулся.

– Пошли на маяк, —позвал он, направляясь к выходу, – здесь всё как раз прогреется.

Мне как будто только что исполнилось восемь лет – «Так точно, капитан!» – прокричал в голове звонкий детский голос.

Мы направились к маяку. Виктор достал ключи, а я из последних сил сдерживал ворох вопросов. Он, медленно, улыбаясь, открыл дверь, и перед нами предстала винтовая каменная лестница. Её железные ступеньки тут же увели взгляд и желания наверх.

Я решил отвлечь своё бушующее сознание, пока мы поднимались. И почему в такие моменты мы все впадаем в детство? Это же такие простые вещи. Многие устало усмехнулись бы, ну точь-в-точь как родители, когда в пять лет приносишь им огромного жука из под сарая, но уже с именем и историей жизни… Что же сейчас происходит такого особенного со мной? Неужели я не видел мысов, океана, маяков? Но не всё вживую, конечно, но представление какие-никакие есть. Сейчас я – взрослый человек, работающий вплотную со своими и чужими эмоциями, их причинами и последствиями. Меня же этому учили! Тогда… Когда я был один в своём странном мире, не похожим ни на чей другой. Я всё изучал, наблюдал, хладнокровно и методично копил, как и все. И к чему я пришёл? К маяку…

Не может быть, чтобы я ценою всего совершённого был достоин таких крутых поворотов, как на этой лестнице… В компании такого человека. В чём же всё-таки фокус всего этого? Ну вот же, сейчас мы поднимемся на самый верх. Ну и что? Что может поразить воображение взрослого человека? Ну океан, ну волны, небо, облака…

В этот момент мы и пришли. Почти всё пространство комнаты занимал обожженный временем и солнцем, купол с фонарём, казалось, времён Эдиссона. Усмехнувшись такой неожиданной старине, я подошёл к панорамным стёклам башни. И мгновенно ощутил потерю… Такое же чувство, как из-за внезапной смерти близкого или родного человека – очень сильные и глубокие ощущения, потрясающие самые основы души. Секунда за секундой я терял своё рассудочное мышление, всё осознанное, осмысленное, ожидаемое опускалось в глубокую тёмную яму. Прахом рассыпались эмоции, возникающие, как вспышки, здесь и сейчас. В эти короткие моменты, внутри меня граничило невозможное – погребение рассудка и логики неминуемо заканчивались, но сразу же начиналась новая жизнь вне контроля, давления… Внутри меня возникло что-то странное, и оно медленно оживало, ворочая мысли и ощущения. Этот маяк несомненно был местом силы, важным оплотом помощи всем, идущим опасным курсом в глубоких водах. Я ощущал каждым нервом ценность такого простого строения, и его значение. Ища поддержки в своих переживаниях, я обернулся и обнаружил очень внимательный взгляд Виктора.

– Когда я впервые стоял здесь, – тихо заговорил он, – то понял многое. И увидел свой путь.

Я снова посмотрел вдаль океана. Серо-зелёные волны привычно исполняли своё предназначение. Но жизнь каждой из них не была похожа на остальные. Небо, тяжелое, тучное, серо-зелёное внимательно наблюдало за узором вод, что складывал ветер. Виктор тихо развернулся и направился к лестнице. Я как во сне последовал за ним. Мы молча вернулись в домик.

Тут было уже тепло и уютно, огонь всё преобразил. Виктор достал из сумки вино, бокалы и придвинул кресла ближе к камину.

– Как давно ты был здесь в последний раз? – спросил я.

– Около пятнадцати лет назад. Тогда смотрителем маяка был Грегор. Он и познакомил меня с этой красотой, примирил мой мир с остальным миром вещей и законов.

Мой друг неожиданно умолк. Огонь продолжал шептать заклинания. Мне было необъяснимо хорошо испытывать столько тепла сразу, оно окружило плотным непроницаемым кольцом спокойствия и безопасности. Я чувствовал себя бережно укутанным имаго, в ожидании перемен.

Виктор посмотрел на меня по-доброму и тихо усмехнулся:

– Я очень счастлив поделиться всем этим с тобой, мой дорогой. И завидую тебе, ты впервые испытаешь всё, на что это место способно. Когда Грегор убедил меня приехать сюда впервые, я ехал только к человеку – новому странному знакомому. Скептицизм сплошь руководил моими мыслями. А когда Грегор объяснял, как именно сюда попасть, где оставить машину, сколько и куда идти пешком, я уже откровенно жалел и смеялся над собой, – он помолчал и добавил тихо, – никто не знает, где, когда и что найдёт.

И снова умолк.

– Ну продолжай, пожалуйста, – не выдержал я.

Сейчас Виктор был моим отцом. Тем, который поздним вечером тихо входил в комнату, неся очередную книгу про необычные истории и легенды разных народов и племён. В тот миг я чувствовал себя счастливым, совсем взрослым и храбро слушал про ужасы и обычаи далёких стран. Я старался всеми силами победить свой страх и понять непохожих на нас людей.

Виктор мельком взглянул на меня и продолжил:

– Когда я вышел на холм мыса, то сразу понял, что в этот день избавлюсь от слишком назойливого слова «случайность». Я долго стоял, слушая океан и ветер, и очнулся, когда Грегор поднялся за мной от самого маяка. Мы были ещё мало знакомы, но он, не проронив ни слова, улыбнулся и жестом позвал спускаться. Мы пошли. Я смутно помню, как спустился, странные образы, чьи-то фразы кружились в моём сознании, и всё было, как во сне. Помню, Грегор всё также молча практически втолкнул меня на лестницу маяка. Мы поднялись. И я умер в ту секунду… Просто стоял и не мог понять, что же такого в этом моменте. Я вдруг перестал думать, всё смолкло, и… я услышал и понял тишину. Всё соединилось. Всё обрело смысл. Ты понимаешь, Алекс?

– Думаю, да.

Странные «совпадения», которые конечно же ими не являлись, давно и крепко держали мою жизнь рядом с жизнью Виктора. Многое, что переживал он, чувствовал и я, и наоборот. Сейчас было немного странно говорить о таком вслух.

– Расскажи мне про Грегора.

Быстрая улыбка скользнула по лицу Виктора. Я любил наблюдать, как он погружается в счастливое прошлое – взгляд его становился очень светлым, искрящимся, и вокруг осязаемо разливалась доброта и спокойствие, подобно запаху ладана.

– Я понял тогда, что не один, – продолжал Виктор, – что внезапно обрёл сильную поддержку и друга. И что это самый поворотный момент в моей жизни. Грегор тогда просто подошёл и обнял меня. Я не знал, что делать, как и не знал этого человека. Но в тот момент чувствовал спокойствие и уверенность. Мы спустились сюда и проговорили всю ночь. Алекс… Это был мой близкий друг. Всю жизнь он был им. Просто встретились мы только тогда.

Виктор снова замолчал, погрузив свои воспоминания и взгляд в огонь камина. Теперь я не хотел мешать ему бродить тропами старых ощущений. Он был счастлив.

Долгое время мы так и сидели, в тишине. Я растворялся в треске дров, тепле живого огня и присутствии единственного человека в мире, немыслимо близкого моей душе. Вино в бокале кончилось, я поднялся за бутылкой и встретился с ним взглядом.

– Ты уже со мной, – улыбнулся я.

– Я всегда буду с тобой. Сомневаешься?

– Больше похоже, что в этом сомневаешься ты, – честно сказал я, подходя к камину.

– И что бы ты тогда почувствовал? – услышал я такой неожиданный вопрос и обернулся.

Виктор сказал это абсолютно спокойным тоном, внимательно наблюдая за мной. Я сел в кресло лицом к огню. Я понимал, чего он хочет. Ему было интересно, что же останется у меня, во мне самом, если исключить его присутствие. Кто есть я, один на один. Наизнанку.

Я закрыл глаза, представляя такое будущего и отслеживая первые ощущения.

– Конечно, я потеряю равновесие, как тогда, со смертью Кэтрин, – начал вслух я.

«Но тогда рядом был он. Он всегда был рядом!» – параллелью пронеслось в голове.

Неконтролируемые воспоминания, а вслед и эмоции стали вспыхивать внезапно, как молнии. Я открыл глаза.

– Я не хочу в такое будущее, – тихо сказал я, – даже в его модель.

– Прости, – быстро проговорил Виктор.

– Что бы ты ответил на это Грегору? – так же быстро спросил я и мгновенно пожалел.

– Грегор умер через несколько дней после того ночного сплава, —также спокойно и тихо ответил он. —Мой вопрос, Алекс, был нечестным. У меня в похожий момент уже был ты.

– Мне так жаль, что его нет с нами, и что я не знал его, – искренне сказал я.

– Всё, что нужно знать о нём, он оставил мне. И я передам это тебе, не сомневайся.

Спокойный, глубокий тон накрыл теплотой этого мгновения. Только Виктор мог так виртуозно играть моими эмоциями, не нарушая гармонию и баланс.

– Алекс, надеюсь, ты не думал, что мы сегодня будем только вдвоем? – улыбнулся он, и в этот момент я услышал странный шум на улице, – будто что-то насыпали рядом с входом. Или, скорее, высыпали.

– —

Дверь открылась, и в комнату вошёл очень молодой человек, юноша лет шестнадцати с большой коробкой в руках. Он нерешительно остановился в проходе, смотря на нас. Виктор быстро встал, подошёл к нему и обнял.

– Проходи. Познакомься, пожалуйста, это Алекс.

Мальчик немного испуганно отреагировал на такой тёплый приём. Виктор забрал у него коробку, как оказалось с едой. Выкладывая всё на стол, он улыбался и поглядывал на юношу. Тот в свою очередь спешно заговорил:

– Синьор, мама и бабушка передают вам самые тёплые приветы и желают благополучия. И наказали справиться о вашем здоровье и жизни, – выпалил он, запнулся и продолжил, – и про синьора Алекса тоже.

Когда он закончил, то так искренне, по-детски заулыбался, что просто окатил и меня волной стеснительности.

– Сейчас мы вместе пообедаем и поговорим обо всём, Грегор, —ответил Виктор и пригласил нас к столу.

Столько нерешительных, застенчивых жестов и искренних эмоций в одном человеке я давно не наблюдал. Может оттого, что не работаю с подростками.

Несколько мгновений прошли в тишине, прежде чем Виктор начал говорить:

– Алекс, это внук нашего капитана Грегора, Грегор младший. В их семье очень сильна традиция называть детей в честь родственников. Особенно, если эти родственники – выдающиеся люди.

Голос Виктора звучал просто волшебно, проникновенно и мягко. Я знал, что он это делает для спокойствия юноши.

– Грегор, ты знаешь Алекса только по рассказам родных. Что они рассказывали?

Юноша понемногу приходил в эмоциональное равновесие и заговорил медленно, но уверенно:

– Бабушка говорила, что это самый родной и близкий вам человек, синьор Виктор. Дедушка успел ей рассказать о встрече с вами на реке. И сказал тогда, что именно теперь он может оставить вас, не испытывая вины. Потому как прекрасная история дружбы и верности продолжится.

Он замолчал. Виктор, улыбаясь, откинулся на спинку стула.

– Синьор, родные просто приказали мне снова передать благодарность…

Но Виктор жестом оборвал его речь:

– Всю благодарность твоей семьи я уже принял. Более не стоит возвращаться к ней. А своим скажи, что всё передал, – улыбался он, – лучше расскажи мне, как твои дела? Ты ещё не передумал уезжать?

– Я не могу такое решать, – вдруг печально сказал мальчик. – Но это место не отпускает. Оно предназначено для меня. Я не знаю, что делать. Учиться всё равно необходимо.

– Везде и всюду есть плюсы. Ты поездишь по свету, обретёшь знакомства, друзей, может даже семью, – Виктор посмотрел на меня, – и потом, дружочек, это место не закрывает свои двери. Никогда. В любой момент ты можешь вернуться и войти. Выбор есть всегда.

Грегор снисходительно улыбался, кивая и соглашаясь, но видимо не до конца. В юности всё так – либо «всегда и навсегда», либо «ни за что и никогда». Но он не спорил, он глубоко уважал «синьора Виктора».

Дальше мы ели, слушая рассказы Виктора о его университетских годах, проведенных в этой части земли, как оказалось. А сразу после окончания обеда, Грегор спешно засобирался:

– Теперь тебе будет легче возвращаться без этой коробки. На велосипеде минут тридцать? Успеешь засветло?

– До деревни минут пятнадцать через холмы, это по дороге дольше, – уже смелее отвечал мальчик.

Проводив его до двери, Виктор, обернулся:

– Алекс, закат!

– —

Закат можно было наблюдать с маяка. И опять эта лестница, буквально ввергающая в глубину мыслей и ощущений. Виктор шёл впереди, и был моим Хароном, а вместе мы пересекали реку ступеней. За время короткого пути, я снова успел подумать о многом, главном для меня. В голове неотступно крутился вопрос Виктора о его уходе из моей жизни. Я знал, что всё равно должен пережить такое, даже лучше, если только в голове. Если ясно ощущаешь свои силы, свою высоту, можно исполнить всё доступное, не полагаясь на поддержку, случайности… Случайности… Теперь я иду избавляться от них.

Мы поднялись, и снова этот фонарь под огромной линзой, океан, небо. Солнцу оставалось немного, чтобы погасить очередной день. Было много облаков, и они все отчаянно принимали самые причудливые формы, стараясь справиться с невероятно ярким закатом. Оранжевые, жёлтые краски разливались по всему горизонту, сходясь к слепящему центру. И странным образом, весь этот каскад не отражался в океане, вода была спокойна и похожа на непрозрачное стекло мутно-зелёного цвета.

– Ещё несколько минут, Алекс, очень странных и никогда не повторяющихся в этом месте. Мои минуты охранял Грегор, хотя мы были мало знакомы. Но тебя я знаю, Алекс. Слышишь меня? Знаю, – он подошёл ко мне, взял за плечи, – в моей жизни не будет человека ближе тебя. Я знал это ещё до нашей встречи. И сейчас, здесь, именно в этом месте, я клянусь тебе в вечной преданности и дружбе. Но ты должен понять одно, то, что испытываю я или ты, не зависит ни от чьего присутствия или отношения. Мы с тобой вместе, не потому что дополняем друг друга, а потому что неделимы внутри себя. Именно этим мы похожи, именно поэтому испытываем одинаковое. Мы нашли свой собственный баланс, свой поток. И стоим рядом.

Я смотрел в глаза Виктору – они были непривычного оттенка в эту минуту, обычно при мне глубокого цвета, напоминающие дикий, тяжёлый взгляд хищника, сейчас же они были почти бесцветными и отражали приближающийся закат. Я подумал о временном и вечном. И как причудливо, но непременно надо в себе соединить всё противоположное.

Я улыбнулся и повернулся лицом к солнцу. Его очертания сейчас были доступны глазу. Оно падало в воду, отдавая лучи. Или забирая? Всё вокруг приобретало бархатный цвет – бархатно-оранжевое небо, бархатно-зелёный океан, а между – немыслимое количество таких же мягких полутонов и оттенков. Звезда коснулась воды и стала медленно превращаться в полукруг. Её цвет растворялся в океане и оживлял его. Теперь вода шевелилась каждой клеткой своего бесконечного тела – как огромное зелёное чудовище с чешуей залитой огнём.

Я на секунду закрыл глаза. И был совершенно один сейчас, в эту минуту, в этом месте. Кто же я? Кто этот человек, что чувствует себя пустым? Словно сосуд, я слеплен самой жизнью на протяжении долгих человеческих лет, украшен сложным орнаментом не одной близкой судьбы, из прочного материала верности, доверия, любви… И немыслимо красивого оттенка заходящего солнца. Моя пустота медленно заполнялась светом, или превращалась в него… Но для всех свет пуст. Возможно, это так. Но ведь он ощутим, особенно наедине с собой, или наедине вдвоём… В эту секунду я и почувствовал ту самую ступень, основу под ногами. Я знал, что мне ещё предстояло наполниться многим, что очень важно именно здесь, в этой точке судьбы. А потом… Потом я обязательно взойду на новую ступень и наполню свой новый сосуд уже там.