Текст книги "Игра времен (сборник)"

Хрок с уверенность утверждал, что с теми силами, что есть у Тевтата, даже если объединиться с воинами его племени, Проклятых не победить. Кто знает, сколько их там расплодилось. То есть для обычного набега сил, может быть, и хватило бы. Но он же, Тевтат, хочет взять Крепость и захватить казну. Это будет трудно, хотя они – доблестные воины, а Проклятые – всего лишь распутные девки (Хрок употребил какое-то свое племенное выражение, но смысл его, видимо, был именно такой). Хорошо бы заключить союз с соседним племенем, а лучше – с двумя. Раньше они колебались, но теперь, увидев, что Круг идут грабить аж с дальнего Севера, они, спохватившись, что им ничего не достанется, не преминут присоединиться к походу.

Тевтат был согласен. Этих же кочевников, испытав их в деле, можно будет использовать и в качестве наемников в военных действиях против Керты. То-то у тамошнего Хеварда рожа вытянется! Да, решение найдено. Поэтому, когда Пару сообщил Тевтату о решении предстоятеля, он мог лишь подивиться выдержке, с которой посол Галара встретил отказ. На самом деле Город городов и его чиновники Тевтата уже не интересовали. Остаток своего пребывания в Дамгале он провел, обсуждая с Хроком, Сьетом и капитанами детали своего перехода к Западным предгорьям. И только в последний день он заметил отсутствие Ассари. На его вопрос кто-то из воинов ответил, что Ассари не выдержал безделья, нанялся проводником к заезжим купцам и отбыл с ним в Приморье. Это известие не тронуло Тевтата. Теперь ему не нужен был проводник.

Ночной дозор прошел без происшествий, и Элме гнала коня к Крепости, тяготясь нерастраченными силами. Ни одного разбойника, ни демона, прорвавшего внешнюю защиту! Ну что ж, не в этот раз, так в другой, наше от нас не уйдет. Щит она забросила за спину, меч был удобно пристоен у бедра, взгляд привычно прощупывал пролетающий вдоль тропы мир – темные рощи на холмах, редеющие по мере приближения к Крепости, круглые дома хуторян, стайку многоглазов, неуклюже пробиравшуюся к водопою. Она переправилась через многоводную Хеду. В этих местах река почему-то не меняла ежегодно своего течения, что нередко случалось в Круге, и можно было не тратить время на поиски брода. Где-то вдали Элме чутким ухом уловила шум мельничного колеса. Это напомнило о Пришлой, и в душе Элме шевельнулось раздражение. Но она не захотела дать ему волю. А вдали уже темнели циклопические стены Крепости, неизвестно когда и кем построенной. Неизвестно было и ее первоначальное название. Теперь их было у нее два – Крепость Спасения и Крепость Проклятых.

Навстречу ей тянулось несколько пустых крестьянских подвод, и погонщики, завидев Элме, начали наперебой кланяться. Это были поставщики, проверенные люди, ввозившие в Крепость руду и муку, кожу и холсты, бочки с пивом (более крепкие напитки в Крепости не были в употреблении, вином поили только больных и раненых, а здоровым лекарство ни к чему), овес, канаты и кузнечные инструменты. За эти подарки жители Круга, разумеется, не получали никакой платы. И тем не менее они не считали их данью в отличие от дани, выплачиваемой Городу. Во-первых, эти поставки были гораздо меньше городской дани, а во-вторых и в-главных – польза Крепости была очевидна, а Город – хоть бы и вовсе не было его.

Элме смотрела на обозников с видом неизмеримого превосходства, с тем особым выражением Проклятых, которые взирают на все словно бы с высоты Крепости. Это пресловутое чувство превосходства не означало, однако, что Проклятые сами не трудились. Все они умели сшить себе одежду, сами готовили пишу, ходили за лошадьми и делали оружие. Но это было не главное. Главным было Служение. Только Служение делало Проклятых Проклятыми.

Сторожевой пост на башне давно заметил Элме. Ворота открылись, и она въехала во двор.

Крепость была огромна. Ее башни в состоянии были разместить по крайней мере полуторатысячный гарнизон, а многочисленные погреба, подземные ходы и колодцы давали возможность пережить любую осаду. Но за все это время, что Проклятые жили здесь, лишь дважды враги осаждали Крепость. Но это происходило много поколений назад и давно вошло в число преданий Круга.

Внутренний двор Крепости, больше напоминавший площадь, служил плацем, где ученицы разных возрастов изучали боевые приемы под руководством опытных наставниц – сегодня это была Хлек – и гоняли лошадей на корде. Среди самых младших Элме заметила Гейрит, дочь Гейр.

В глубине двора к одной из башен лепился небольшой храм Неба, выстроенный самими Проклятыми из обожженных глиняных кирпичей. В Круге господствовала древнейшая религия Огмы с ее почитанием стихий. Здесь, как и в Дамгале, не было представлений о божествах (точнее, в Городе они существовали, но лишь в качестве ересей и карались законом), однако обычаи Круга не замутнялись сложными и помпезными ритуалами Города городов. Верили в Небесную Охоту для убитых в бою и Подземные Чертоги для умерших своей смертью. Кроме того, крестьяне Круга знали множество лесных, речных и болотных духов и умели с ними обращаться, а Проклятые одушевляли оружие. Вообще же религия занимала очень мало места в жизни Проклятых. Вместо религии было Служение, а храм в Крепости, с виду воспроизводивший деревенские, изнутри больше напоминал лазарет и аптеку, где занимались делом те, кто по каким-либо причинам – возрасту или ранениям – не выходил более в поле.

Далее тянулись склады, в которые сейчас грузилось то, что привезли поставщики. Грузили тоже сами, предпочитая не впускать в Крепость посторонних, как бы преданны они ни были. Не потому, что было что скрывать, а просто по обычаю. Обычаи чтились в Крепости так же, как во всей Огме. Руководила работами по разгрузке Ауме, сестра Элме. Они были близнецами и наружно ничем не отличались друг от друга, словно подтверждая суеверие крестьян Круга о тождестве всех Проклятых. Однако в Крепости сестер никто никогда не путал. Все Проклятые считались по обычаю сестрами, но близнецы среди них попадались не так уж часто, а среди здравствующих в общине других таких больше не было. Кроме того, у сестер Элме и Ауме было еще одно отличие от всех остальных (если не считать, возможно, Пришлой) – они видели своего отца.

Проклятые, конечно, не были ни завзятыми развратницами, каковыми их официально провозглашали, ни чистыми девами-жрицами, какими их считали некоторые идеалисты из Города. Все обстояло гораздо проще. Браки были запрещены, однако община обязана жить. Поэтому не возбранялось родить ребенка от кого угодно и оставить его при себе – при условии, что это будет девочка. Мальчика должен был забрать отец. Кроме того, когда в некоторых семьях Круга, особенно многодетных, не могли быть вскормлены новорожденные девочки, их относили в Крепость и оставляли там навсегда. Разумеется, такая девочка, вырастая, считала своей матерью общину, своих родителей по крови не знала – равно как и они ее. Понятно, что при таком приросте населения количество Проклятых даже в лучшие времена – для Крепости, для Круга эти времена, как правило, оказывались худшими – не превышало двух сотен, а сейчас в Крепости, за исключением ветеранов и малолетних, было 128 боеспособных воительниц.

Таков был обычай, и если кто не хотел ему повиноваться, тем хуже для него. Мать Ауме и Элме погибла в какой-то незначительной войне с кочевниками, когда близнецы были еще совсем малы, а через некоторое время объявился их отец, воин-горец, и потребовал, чтобы ему отдали его детей. Никто, конечно, этого не сделал. Его даже в Крепость не впустили, но он не успокоился, не уехал, рыскал вокруг Крепости и, как и следовало ожидать, был убит одиночным демоном, прорвавшимся сквозь внешнюю оборону.

Элме было четыре года, не больше, но она отчетливо помнила отчаянно жестикулирующую фигурку у огромных стен Крепости, и воспоминание это, внезапно подступая, наполняло ее чувством жгучего стыда, хотя никто никогда не попрекнул ее за пережитое унижение. Она надеялась, что о том постыдном происшествии все забыли. Скорее всего так и было.

Спешившись, Элме взяла коня за повод и кивнула сестре.

– Пришлая тебе не встретилась? – крикнула та со своего места.

Элме сделала отрицательный жест и направилась к конюшне. Она вновь помрачнела. Почему Ауме спросила о Пришлой? Элме недолюбливала ее. Не потому, что были какие-то причины. Нет. И в то, что Пришлая может предать, струсить или нарушить слово, Элме тоже не верила. Таких вообще нет в Крепости, и Пришлая приняла ее законы. Так сказала Гейр, старшая над Крепостью, хотя Пришлая не совершила даже одиночного странствия, обязательного для каждой Проклятой, входящей в возраст. Но Гейр сказала, что переход через Сердцевину и Круг стоят одиночного странствия. Гейр мудра, ее слова не обсуждаются. И все же нечто чужое в пришлой осталось. Правда, свои непонятные разговоры она прекратила и не пытается более смущать умы сестер общины. Но не раз Элме видела, как Пришлая сидит совершенно одна, и при этом лицо у нее такое, будто ей рассказывают необычайно занимательную историю. Глаза защурены, как от смеха, зубы скалит, ну чему она радуется, чему? А хуже всего эта история с мельницей. Ну, сожгли разбойники мельницу, ну, перенес ее владелец на другое место, построил ни с того ни с сего запруду на Хеде, и не стоило бы говорить об этом, но, проезжая мимо, Элме увидела среди строителей Пришлую. Ее конь был привязан к дереву, сама она была без шлема и щита, в руках держала какую-то нелепую деревянную полоску и со смехом указывала на нее остальным. Элме даже собиралась доложить об этом Гейр… но не сделала этого. В Крепости не доносят на своих. Однако оттого, что Элме сама добровольно отказалась от задуманного, неприязнь стала еще острее. И вот теперь Ауме, ее близнец, спрашивает о Пришлой.

Она отвела коня в стойло, вычистила, засыпала ячменя – все это в том же ожесточении духа. Поручение Гейр – вот что сейчас нужно. Но к Гейр нельзя являться без дела.

Выйдя из конюшни, Элме увидела Хлек, отпустившую своих подопечных, и подождала, пока та приблизится.

– Какие новости?

– Гейр вернулась с отрядом из припустынной полосы. Все спокойно на южной границе.

Все спокойно, и не на ком отвести душу. Что ж, будем ждать поручений. Их может быть много до вечера. А пока над Кругом наступал жаркий полдень.

Был жаркий полдень над Кругом, и Ассари не знал, сколько ему еще придется проторчать на месте. Колесо увязло прочно, а вытащить повозку собственными силами он не мог. Вот что значит – чересчур полагаться на память! Думал, что знает здесь все тропы, ехал в утреннем тумане, как по Городу, и на тебе – увяз. А может, ее раньше и не было, болотины этой. В Круге, что ни год, все меняется. Все, кроме людей.

Конечно, он мог выпрячь лошадь и ехать дальше. Но бросить повозку с товаром, закупленным на свои кровные! А все эти Проклятые, будь они… Хоть они и так прокляты, что им… Он уселся в тени и стал думать. А что думать? Отступать некуда.

То, что говорили о нем в Городе и дальше, по Сердцевине, на северных границах и в Приморье – будто бы он обошел все пределы Огмы и знает, как выглядят самые отдаленные углы стран Мира, – было правдой. Но родился он в Круге. Там же и вырос и лишь в юности покинул его, не видя ничего привлекательного в доле оброчного земледельца. Как все уроженцы Круга, Ассари с младенчества воспринял преклонение перед воительницами Крепости. Затем, повидав мир, он научился оценивать их более трезво. Теперь он знал, что они грубы, невежественны и порой безжалостны, что в Крепости царит жестокая муштра, безоговорочно подавляющая всякую иную деятельность. И все же он предпочитал их Служение тупому самодовольству тех, других.

Внезапно словно игла кольнула его сердце – на гребне холма возник одинокий всадник. Кольнула и тут же отпустила. Не всадник – всадница. Проклятая. Их и на расстоянии ни с кем не спутаешь. Бояться нечего. Но и радоваться тоже. При таком случае, что с ним приключился, помощи от них не дождешься. Вот если бы его грабили, били, обижали… Темная фигура на холме была неподвижна. Еще бы! Разве они снизойдут до такой мелочи, как застрявшая телега!

Вдруг он услышал пронзительный свист. И, насколько он разбирался в языке свиста Проклятых, этот свист требовал внимания. Ассари вскочил на ноги. Проклятая сбросила с плеча свернутую веревку и явно собиралась швырнуть ее Ассари. Небесная Охота! Что ж это творится?

Конец веревки просвистел рядом с его лицом. Ассари начал лихорадочно закреплять узлы. Когда он это сделал, Проклятая дала шпоры коню. Мощный рывок – Ассари хлестнул свою клячу, – и через несколько мгновений повозка поползла вверх по склону, подталкиваемая снизу ее владельцем. Проклятая остановилась, ожидая, пока он освободит веревку. Когда Ассари это сделал, она тут же потянула ее к себе и начала сматывать. Он снова наклонился над сломанным колесом. Испорчено накрепко, нужно чинить, а одному до деревни…

Униженно кланяясь на городской лад и прижимая руки к груди, Ассари приблизился к неподвижно сидящей в седле Проклятой и льстиво вопросил:

– Осмелюсь ли я просить досточтимую деву облагодетельствовать меня своей защитой до ближайшего селения?

Она коротко кивнула. Ассари не ошибся в расчете. Защита – дело верное, от этого они никогда не уклоняются, подумал он, возвращаясь к телеге.

Они тронулись с места. Отвратительно заскрипело покореженное колесо. Ассари исподтишка бросал быстрые взгляды на женщину, ехавшую рядом. Такая же, как и все они. Опаленная ветром пустыни кожа, запавшие щеки, шлем, надвинутый на самые брови. Легкие латы из шкуры броненосного льва, у левого плеча бронзовый накладной знак Крепости – стилизованное изображение башни. Круглый щит, длинный меч, боевые браслеты, моток веревки, лук и колчан, плеть за поясом. Все как у всех. Недаром большинство жителей Круга не различают Проклятых и считают, что все они на одно лицо, что тоже, кстати, является источником поклонения.

Но он-то знал, что это не так.

– Я давно не бывал в Круге, досточтимая дева. Смею ли с нижайшим почтением спросить, кто сейчас во главе вашего воинства?

– Гейр. – Это было первое слово, которое она произнесла.

«Все еще Гейр, – подумал он. – Восемь лет у власти… Обычно они не живут так долго». А вслух преувеличенно восторженно воскликнул:

– Гейр величайшая! Победительница в пяти сражениях!

– В семи, – поправила она, – и без титулований. – И посмотрела на него. Глаза под двойной сенью ресниц и шлема были у нее серые – большая редкость здесь, к югу от Сердцевины. После некоторой паузы она спросила: – Значит, ты уже бывал в Круге?

Ассари медлил с ответом. Если он скажет «да», из этого явно воспоследует, что он ее не помнит, а это при тоне разговора, который он взял, прозвучит непростительной грубостью.

Она сказала:

– А я вот узнала тебя, Ассари-проводник.

Он испугался, словно звук собственного имени снимал с него какую-то защиту, как верили на Севере, вздрогнул и увидел, что женщина усмехнулась. Но это была не ледяная гримаса превосходства, свойственная Проклятым, а издевательская, вполне городская усмешка.

Горожанка – и Проклятая? Невозможно. Уж кому-кому, а ему это известно. Но, с другой стороны, эта брошенная веревка… и то, что она сама задала вопрос – а Проклятые никогда не отличались любопытством, и глаза…

– Мне кажется… Да… Твой отец – Харди, торговец оружием с улицы Золотого Храма… Я бывал в его доме.

– Верно.

– Но ведь тебя же… я припоминаю… осудили?

– Ничто не может помешать свободному человеку быть свободным.

Он кивнул, хмурясь. Постулат ереси Санагра, как же, слышал.

Дальше ехали молча. Ассари вспоминал все, что слыхивал о судьбе разгромленной школы Санагра. Знал он мало, но достаточно, чтобы удивиться встрече с этой девушкой еще сильнее, чем прежде. Теперь он вспомнил ее имя. Ардви. Вот как ее звали. «Источник». Ардви.

Расспрашивать ее он не рискнул и с облечением увидел выступающую из-за ближайшей рощи деревню. Он помнил это место. Здесь он найдет и кузню, и постоялый двор.

Последний выделялся среди круглых и приземистых домов только величиной и крыт был не соломой, а дранкой. Хозяин – Вартари было его имя – сразу же приметил грядущего постояльца и стоял на крыльце. По улице из открытых дверей стлался запах пива и горячего хлеба.

Ардви спешилась и направилась к колодцу – поить коня. Тут же набежали какие-то женщины и дети. Встреча с Проклятой считалась хорошей приметой. Сговариваясь с хозяином, Ассари напряженно размышлял. Что же делать? Может быть, отправить Гейр письмо?

Но он не был уверен, умеет ли Гейр читать. А вот Ардви наверняка умеет. И, конечно, не посомневается письмо распечатать. В том, что все уроженцы Города не могут не быть жуликами, Ассари был совершенно убежден. Он сам достаточно долго прожил в Городе.

Наконец он решился. Ардви уже сидела в седле. Он вновь обратился к ней, на сей раз вполне официально:

– Досточтимая дева! Нижайше прошу тебя довести до слуха Гейр, старшей над Крепостью Спасения, что прибыл Ассари-проводник с неким известием и, преклонив колена, ждет ее приказаний.

Она кивнула. Небо над ее головой лиловело. Он, как любой, рожденный в Круге, знал, что это предвещает ливень, тяжелый и мощный ливень, что сменяет в здешних краях жару. Еще успеть, пока она не отъехала…

– Ардви… Не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь вновь. Ответь мне – если я встречу твоего отца, рассказать ему, что ты жива?

Она ответила сразу, будто была заранее готова к вопросу:

– Нет, не стоит. Он и так потерпел убыток в торговле, когда меня судили. Теперь у него по крайней мере утешение, что от меня больше не будет никаких неприятностей. И вдруг такое несчастье – дочь в Проклятых! Не рассказывай.

– Не расскажу, – эхом повторил он.

Она свистнула сквозь зубы и сорвалась с места.

А хорошо, что во время ливня он останется под крышей, подумал Ассари. Хозяин, да и все местные, кажется, рады дождю. А Проклятым что дождь, что жара – все едино.

Ливень хлынул немного погодя.

А несколько часов спустя Ардви, разбрасывая брызги и искры из-под копыт коня, ворвалась во двор Крепости.

Шум дождя был слышен и во внутренних помещениях Крепости, не имевших ставень на окнах. И в комнате Гейр Старшей шум дождя сливался с треском поленьев в очаге. Покои Гейр примыкали непосредственно к храму. Здесь, разделявший ее комнату и алтарь Неба, висел – невысоко, чтобы дотянуться, – Кларион, знаменитый меч, принадлежавший раньше девяти великим воительницам, меч, который вел к победе руку, держащую его, и посвященные видели это сразу. Сама же комната в простоте своего убранства могла бы показаться уродливой. Грубый камень стен и очага, шкуры на полу и лавке-постели – и более ничего. Однако и не было в этом ничего нарочитого. Проклятые видели красоту только в людях, лошадях и оружии, которое считали живым, и не замечали его в неодушевленных предметах.

Тяжелая дверь не была заперта, даже прикрыта – Проклятые не имели привычки таиться друг от друга, – и стоявшей на часах Ранд хорошо была видна Старшая. Та сидела у огня, вытянув ноги, и, зная, какое расстояние пришлось ей сегодня преодолеть, Ранд не без основания предполагала, что Старшая отдыхает. Но Гейр отдохнула уже давно. Она размышляла. Размышляла! Вот уж бессмыслица с точки зрения какой-нибудь юной Проклятой, только что прошедшей Одиночное Странствие, знающей лишь меч и Служение, Служение и меч. Но Старшая, от которой зависит благополучие Крепости, а значит, и всего Круга, обязана размышлять. У Гейр к тому же была особая причина. Она пришла уже к возрасту, когда пора задуматься о преемнице. Ей было двадцать пять лет. Еще лет пять-шесть, и если она не уйдет с Небесной Охотой – впереди храм, обучение молодых. По обычаю, уходя, Старшая сама назначала ту, кто должна наследовать ей. Если же она погибала прежде, Старшую выбирали. Так произошло в свое время и с самой Гейр. Но выбор должен пасть на достойнейшую, а пока Гейр не видела таковой среди подчиненных. Конечно, все они воюют хорошо, по-иному просто не может быть, однако от Старшей, помимо отваги и умения обращаться с оружием, требуется много иных качеств. Но откуда беспокойство? Ведь не завтра же ей уходить! А даже если и завтра – Крепость выстоит. А пока лучше послушать шум дождя, он так приятен, если вспомнить о Южной границе, где не выпадает и капли влаги.

Но, кроме шума дождя, по плитам коридора слышались шаги и переговаривались дозорные.

Вошла Ранд.

– Ардви Пришлая с дозором и донесением.

– Пусть войдет.

Пока Ранд ходила за вестницей, мысли Гейр обратились к Пришлой. Она всегда жалела Ардви и понимала ее лучше, чем кто-либо в Крепости, хотя особой откровенности между ними никогда не было. Она обязана была понимать. Не можешь быть проницательной – не становись Старшей. А Пришлая… девочка бежала в Крепость в поисках полной свободы (которой вообще не бывает), а нашла тяжкое Служение. Что ж, она сумела принять его и подчиниться. И все-таки жаль… Чего? Сумасшедшей мечты? Странное дело – думая о Пришлой, Гейр почему-то была уверена, что Пришлая также думает о ней и понимает ее. Поэтому-то, что Пришлая говорит и смеется больше других, Гейр не смущало. Преданна она не меньше. А может быть, и сильнее. Врожденные способности у нее великолепные. Во всяком случае, упражнениями, к которым каждая Проклятая приступает чуть ли не с младенчества, она овладела уже в том возрасте, когда Проклятая считается уже давно совершеннолетней, и все же сейчас не уступит остальным. Да, если бы Пришлая не была Пришлой… Эта мысль в последнее время посещала Гейр. Нечасто, но посещала. Однако Ардви никогда не будет Старшей. В Крепости слишком чтут традиции, и первой, кто обязана их чтить, будет Старшая над Крепостью. Она, Гейр, и та, что за ней. А Пришлая есть Пришлая. Плохо у нее с почтением к кому-либо и чему-либо. И, кроме того, она слишком любит размышлять. А это уж обязанность Старшей, для рядовой Проклятой это лишнее.

Но Ардви уже салютовала ей, входя в комнату. Вода стекала с ее панциря и волос, выбившихся из-под шлема, но выглядела она бодро – какая Проклятая замечает дождь? А в глазах, пусть чужого, не здешнего цвета, если не почтение, то привычная преданность Старшей.

Ранд остановилась у двери, и Гейр не сделала ей знака, позволяющего уйти.

– В дозоре я встретила человека по имени Ассари, проводника ремеслом, – четко произнесла Ардви. – Он утверждает, что имеет нечто сообщить тебе…

– Где ты оставила его?

– На постоялом дворе у Вартари. Прикажешь доставить его в крепость?

– Прикажи, старшая! – Ранд рванулась было с места, но Гейр остановила ее.

– Я помню Ассари. Его можно впустить в Крепость. Но такой необходимости нет. Разве он в опасности?

– Он в безопасности. Кого ты пошлешь за ним?

– Никого. Поеду сама. Немедленно.

– Нет, не ты, Ардви. Ты устала, только что с дозора и заслужила отдых.

– Но я вовсе не устала, Старшая!

Она и в самом деле не выглядела утомленной. Но Гейр не видела причины доводить людей до износа.

– Или ты думаешь, Ардви, что я без тебя не найду дорогу?

Та покорно склонила голову.

– Ступай отдыхай. Ранд, подай мне плащ и панцирь. – Меч Гейр сняла со стены сама – к нему не должны были прикасаться чужие руки, даже руки сестры-Проклятой. – Кто на часах у наружного входа?

– Ауме.

– Кликни следующую смену и прикажи седлать коней. Вы с Ауме едете со мной. Все.

Дождь начинал стихать, когда они покинули Крепость, и уже почти перестал, когда они подъезжали к селению. До рассвета было еще далеко, но на юге над пустыней поднималось бело-фиолетовое свечение, исходившее из тех раскаленных далей, что недоступны человеку. Пограничные жители привыкли к нему и вовсе не замечали, а пришельцы боялись и считали дурным предзнаменованием.

Ассари, приученный спать чутко, сразу проснулся от топота копыт во дворе и, прислушиваясь к голосам внизу, стал быстро одеваться. Но когда он разобрал, перед кем так распинается Вартари, ему стало не по себе. Он, конечно, понимал, что Крепость быстро отзовется, но не предполагал, что к нему заявится сама Гейр, Старшая Крепости, – к человеку с сомнительным статусом бродяги, сомнительным даже здесь, в Круге, превыше всего в этой жизни ценившем неизменность.

Их было трое. Одна оставалась внизу, с лошадьми, другая встала снаружи, у двери, а Гейр вошла. Ассари, как всегда, прижав руки к груди, низко поклонился. Но на сей раз его почтительность не была шутовской маской, скрывавшей презрение и насмешку. Гейр он видел лишь однажды и довольно давно, но не спутал бы ее ни с кем из воительниц Крепости, хотя выделял ее внешне только белый плащ – знак старшинства. Однако если бы некий идеальный дух Проклятой мог получить телесное воплощение, оно было бы именно таким – сильное, великолепное тело с безупречной мускулатурой, темное лицо с неподвижными правильными чертами, черные, зеркально блестящие волосы. Этот лик казался бы безжалостным, если бы не был воодушевлен мыслью о Служении. Гейр. Само Служение. Чистокровная Проклятая.

– Величайшая дозволит мне сказать?

– Я слушаю.

– Да простит меня доблестная Гейр, если я суюсь не в свое дело… Не так давно я служил при посольстве рыцарей Галара. Это на Севере… Они пришли просить заем в Город… ничего им, конечно, не дали, глупейшая была затея… Ну, к делу это не относится, или, может быть, наоборот… – Он рассказывал, перескакивая с пятого на десятое, о сговоре между северянами и кочевниками.

Гейр слушала его внимательно, но, едва он умолк, быстро спросила:

– Сколько их?

– Кого?

– Северян.

– Меньше сотни. Но они все хорошо обучены и вооружены. Вдобавок они без денег, озлоблены своей неудачей и наслушались всех глупостей и мерзостей, которым полон Город.

– А кочевников?

– Их вождь говорил, что в его племени до двухсот всадников. Может, им на Западе удастся сманить еще кого-нибудь. Горожане не пойдут, знаю я их. Думаю, сотен до пяти наберется.

– Давно ты оставил их?

– Три месяца назад. Но я гнал напрямик, по тропам, которые известны только мне, а они должны были свернуть на Запад, за подкреплением. Полагаю, я их хорошо обогнал.

Но Гейр не ответила. Она уже обдумывала новую задачу, с которой должна была справиться. Новая ли? Привычная, хотя давно уже в Круге не было большой войны, года два. Кочевники – обычное дело, они являются сюда регулярно, шайками, отрядами, ордами. Но не было такого случая, или не запомнилось такого случая, чтобы в Круг оружно являлись северяне. Кочевники приходят грабить, а тем, другим, похоже, захотелось испытать силу Крепости. Что ж, их дело. Мое дело – защитить Круг и Крепость.

И, мысленно готовясь к войне (пять сотен – немного! Но наши потери должны быть ничтожны), она ни на мгновение не вспомнила о Гейрит. Как подлинная Проклятая, Гейр заботилась о дочери не больше, чем обо всех своих подчиненных. Любить надлежало не родных по крови, а сестер по оружию, тех, что и составляли Крепость. Так складывалось веками, и Гейр не представляла собой исключения.

О войне в ту минуту думал еще один человек, сидя на ступеньках наружной лестницы, – Вартари, хозяин постоялого двора. Он не подслушивал – не посмел, да и не смог бы – у дверей стояла Проклятая, но был достаточно разумен, чтобы понять, в чем дело, раз Старшая явилась самолично. И это представлялось ему выгодным. Война – радости мало, но Проклятые всегда выигрывали войны. Другое волновало его. Помимо гостиницы, он владел значительными земельными участками, а рук, чтобы обрабатывать их, не хватало. Жители Круга внаем шли неохотно, только в виде редчайшего исключения. Между тем дешевая рабочая сила была нужна. Если бы пленные! Но в Крепости пленных не брали, так же, как сами не сдавались в плен. Таков Закон. Законы в Крепости не писаны, но известны всем. Никаких пленных, никаких рабов для Крепости. Другое дело, если жители Круга изловят беглецов с поля, им препятствовать не будут. И Вартари ждал.

Ждал и Ассари. Теперь он позволил себе разогнуться и взглянуть на Гейр. От нее исходило какое-то холодное сияние. Ничего не поделаешь – чистокровная Проклятая. Чистокровная, огрызнулся он про себя, стыдясь собственного восхищения, что вообще это значит? Кто был отец Гейр – заезжий рыцарь, кочевник, такой же проводник, как он, или простой землепашец из Круга? И кто отец ее дочери? Попробуй спроси, если жизнь не дорога.

Наконец она соизволила произнести:

– Что ты собираешься делать?

«Легко сказать! В Круге скоро станет слишком жарко. Надо поскорее убираться куда-нибудь, где потише. Где у нас области самые тихие, точнее, замиренные, да и торгануть можно прилично?»

– Я собираюсь отправиться на Восток, досточтимая.

– Хорошо, тебе дадут провожатых до границы.

Это была единственная награда, которую он мог получить от Проклятых, и ему этого было достаточно. Безопасность – тоже товар.