Текст книги "Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры"

– Они обещали в следующий раз, а у меня не дошли руки до альбома.

– Плохо, – покачал головой Магрин. – Альбом – это важно. А Кодекс я тебе сейчас покажу.

Он поднялся, зашел в дом и почти тут же вернулся с небольшим альбомом на кольцах, узким и длинным, похожим на настольный планировщик, только с толстыми страницами. Разноцветные буквы прыгали, как в «Букваре», складывались в два слова: «Кодекс скрапбукера».

Софья с любопытством открыла первую страницу. Размашистым почерком с залихватскими хвостиками сверху было написано «Заповеди скрапбукера», снизу она увидела три картинки.

На первой картинке нарисованный человечек с ножницами в руках шел по узкой дощечке между двумя скалами. Софья машинально провела пальцем вдоль выпуклой доски, человечек на картинке дернулся и полетел вверх тормашками, смешно дрыгая ногами. Под картинкой проявились буквы, она прочитала: «Храни равновесие».

На среднем рисунке человечек с довольной физиономией вырезал что-то из бумаги. Кончик листа отходил от картинки, Софья потрогала его, и человечек выронил ножницы. Тут же из-за рамки рисунка высунулась рука и схватила ножницы. Нарисованный человечек заплакал огромными слезами. «Береги ножницы», – появилась подпись.

Третья картинка полыхала огнем. Человечек спасался от пожара почти как Тарзан – спускался по проводу, держась двумя руками за книгу, которую использовал как карабин – повесил на провод переплетом вверх. Софья потрогала корешок книги, и картинка ожила. Человечек спрыгнул на землю, откуда ни возьмись возникла рука с пистолетом и нажала на спусковой крючок, но человечек предусмотрительно выставил вперед себя книгу, которая защитила его от пули. «Веди альбом», – запрыгали на странице буквы.

Софья перевернула страницу и снова увидела три картинки, на сей раз под заголовком: «Предупреждения». Перед ней были три перечеркнутых знака в красных кружочках, как на правилах дорожного движения. Внутри первого знака один человечек занес над головой другого огромный молоток. Подпись – «Не навреди намеренно». На втором человечек отрезал себе ножницами палец вместе с бумагой. «Не увлекайся», – прочитала Софья под рисунком. Наконец, на третьей картинке был самый обычный будильник.

– «Не пытайся изменить время», – прочитала она вслух. – Что это значит? Про «Не навреди» понятно, про «Не увлекайся» мне объяснили, а третье – это что?

– Я тебе потом расскажу, – сказал Магрин. – Изменить время слишком сложно, чтобы тебе об этом беспокоиться.

– А как понимать «предупреждения»?

– То и значит – это предупреждения, чего делать не следует. К примеру, если слишком увлечься, Меркабур может насовсем забрать тебя в один из своих миров.

– Да, мне говорили хранители, – вспомнила Софья и перевернула еще одну страницу.

Буквы в заголовке плясали, одни были написаны в зеркальном отражении, другие наезжали друг на друга. Она с трудом прочитала: «Непредсказуемые открытки». Здесь была только одна картинка: человечек стоял с разинутым ртом и смотрел на открытку, из которой вылезало трехголовое чудовище, похожее на Змея Горыныча. Три надписи рядом крупным шрифтом сообщали: «Для того, кого любишь или ненавидишь», «Для самого себя», «Для Меркабура».

– Что значит «Непредсказуемые открытки»? – спросила Софья.

– Значит, результат невозможно предсказать. Ты задумываешь одно, а открытка работает совсем по-другому. Сложно создавать открытку для того, кого знаешь слишком хорошо. Много эмоций, много иллюзий.

Больше страниц в альбоме не было.

– Это что, всё? Это и есть ваш знаменитый Кодекс?

– Он такой же твой, как и наш. Его автор – сам Меркабур. Правда, был один великий человек, который помог придать Кодексу понятную для обычного V. S. скрапбукера форму. Это сокращенный вариант, тебе пока более чем достаточно. Хочешь яблоко?

– Нет.

– В контракте указано, что мы не можем заказать скрапбукеру открытку из тех, что не рекомендует делать Кодекс. Тебе нечего бояться. Ну как, согласна?

Софья задумалась. Если бы он сейчас встал и погладил ее по щеке или хотя бы взял за руку, она бы, не раздумывая, сказала «да» и подписала любую бумагу. Но он сидел за столом, хрустел яблоком, и она вдруг поняла, что его внимание рассеялось. Он уже больше не слушает Софью, а думает о чем-то своем. Он такой же, как все.

– И все-таки, Эмиль…

Что-то в ее голосе, наверное, выдало ее ощущения, потому что Магрин отложил огрызок и опять собрался. И снова захотелось довериться ему целиком и полностью, выложить все свои сомнения, страхи, все, пережитое за последние дни, задать все-все вопросы, а потом по-детски уткнуться в плечо и превратиться в одно сплошное тихое счастье. Софья встряхнулась, качнулась взад-вперед, в голове слегка прояснилось.

– Ты чего-то недоговариваешь? – осторожно спросила она.

Он вздохнул, забарабанил пальцами по столу. Софья мучительно напряглась. Как жаль, что в Меркабуре она совсем не чувствует ложь! Вот если бы встретиться с ним в реальности! Надо будет обязательно это сделать, прежде чем на что-то соглашаться.

– Ты не сможешь работать больше ни на кого другого, – сказал, наконец, Магрин.

Она молча смотрела на него, и до нее никак не доходило, что же он имеет в виду.

– Ты не сможешь делать открытки больше ни для кого другого, понимаешь? Для себя тоже. Любую открытку ты будешь делать только по нашим указаниям.

– А если я нарушу условия?

– Твои действия будет рассматривать специальная комиссия, в составе – кураторы и скрапбукеры с большим опытом работы. Могут быть разные штрафы – лишение отпуска, работа без оплаты какое-то время или взыскание определенной суммы, тебя могут отправить в Меркабур на месяц или даже на несколько. Но тебе незачем нарушать контракт, если тебе нужна открытка. Каждый скрапбукер получает бонусы – несколько открыток в месяц для себя, по своему личному заказу, мы гарантируем их безопасность и высокое качество.

Софья задумалась.

– А если я потом передумаю? На какой он срок, этот контракт?

– Он пожизненный, – сказал Магрин и внимательно посмотрел на Софью. – Пожизненная гарантия достатка и безопасности.

– А вы можете перестать мне платить? А если вдруг закончатся заказы?

– Этого никогда не случится. Наше предприятие – одно из самых стабильных и самых старых в мире, и в нашей стране тоже, невзирая ни на какие революции.

– И все-таки, если я передумаю…

– Если ты отдашь свои ножницы, и комиссия даст согласие, теоретически, контракт можно расторгнуть. Правда, ты больше не сможешь быть V. S. скрапбукером.

– Теоретически?

– Я не припомню таких случаев на моей практике. Ты не передумаешь.

Он верил в то, что говорил. Софья чувствовала это даже здесь, внутри визитки. В самом деле, что такого в этом контракте? Нельзя делать открытки по собственному желанию? Но если отец от нее отстанет раз и навсегда, появятся деньги, интересная работа, свое жилье, тогда зачем ей открытки для себя? Если поток будет все так же играть волшебными волнами, преломляться в ее руках, выплескиваться в бумаге и красках, а Эмиль будет рядом, значит, родная нота будет звучать постоянным фоном всей ее жизни. Чего еще можно хотеть?

– Софья, я предлагаю тебе отличные условия. Поверь, я предлагаю их не всем. Но лучшие скрапбукеры в этом городе работают на меня.

– Кто, например?

– Твой знакомый Семен. Как, по-твоему, он выглядит несчастным?

– А как же открытка по обмену? Зачем он тогда согласился, если все равно не мог ее сделать?

– Семен врал тебе с самого начала. Он и не собирался ничего для тебя делать. Воспользовался твоей неопытностью.

– Тогда зачем…

Она хотела спросить, зачем тогда Надежда Петровна дала ей визитку Семена. Но почему-то удержалась и спросила о другом:

– Откуда ты знаешь про Семена?

– Я знаю обо всем, что происходит в Меркабуре. Ну или почти обо всем, – он сдавил двумя пальцами виноградину, и сок брызнул на скатерть.

Если за ее спиной будет Магрин, никакие Семены не посмеют ее обманывать. С ним вообще – как за каменной стеной. Любимая работа и родной человек рядом – о чем еще можно мечтать? Надо соглашаться. Но Софья медлила. Разглядывала дощатый пол под ногами, вдыхала цветочные ароматы, вслушивалась в пение птиц. Магрин не торопил ее, ждал.

С какой любовью выписаны детали визитки каждого скрапбукера. А у Магрина просто на высоте! Интересно, он сам ее делал? Он сам – тоже скрапбукер? Ну да, конечно, иначе и быть не может. Вот, например, доски для пола – между ними немного неровные щели, лак блестит там, где на него падает солнце, там и сям видны следы сучков. Или это воображение само дорисовывает картинку? А это что такое? Сердце вдруг заколотилось сильнее. Под столом валялся белый лист бумаги с одной-единственной надписью крупным шрифтом. Софья прищурилась и прочитала: «Меркабур – это наша судьба». Откуда она здесь и зачем? Это что, хитрая агитация? Или, может, в надписи запрятан скрытый смысл? Софья покосилась на Магрина. Он сидел, прикрыв глаза, всем своим видом показывал: «Я не мешаю тебе принимать решение». В любом случае, с его места листок вряд ли было видно. Глупости какие, это, наверное, ее собственная фантазия. Интересно, а скрапбукеры делают открытки вдвоем? Что бы могло получиться у них с Магриным? От одной этой мысли дух захватило.

– Эмиль, а бывают такие заказы, которые нужно выполнять вдвоем?

– Бывают, но редко. – На нее снова внимательно смотрели круглые серые глаза. – Иногда нужно участие мужчины и женщины, особенно если делается хорошая вдохновлялка.

– А ты сам делаешь открытки?

Он хитро улыбнулся:

– Ты как думаешь?

«Я согласна», – подумала Софья. И душа запела, и по телу побежала теплая, радостная волна. Согласна, согласна! Это будет самый счастливый день в моей жизни. Красивый, поворотный, важный, куда лучше, чем какой-нибудь унылый выпускной или получение диплома.

– Эмиль, я…

И тут перед глазами закружился хоровод бабочек, язык онемел, слова застряли в горле, а цветочный аромат стал таким острым, что Софья мучительно закашлялась и принялась тереть глаза. Сквозь гул в ушах к ней пробивалась знакомая, едва слышная мелодия. А когда она открыла глаза, то снова сидела в своей мансарде, и за окном уже стояли плотные сумерки, а перед ней лежала открытка с пушистыми облаками и мятным холодком.

Он ускользнул? Почему? Ну почему в самый важный момент ее выкинуло из визитки? Софья гладила пушистые перья, дышала на них, дула, целовала со всей нежностью, но визитка молчала, и облака не хотели больше плыть по черному «небу». По небу ли? Голова в облаках, ноги на земле… Поначалу на глаза навернулись слезы, и подступило к горлу отчаяние, и хотелось куда-то бежать, искать Магрина в реальности, пешком обойти весь город, только бы найти и сказать одно-единственное слово: «Согласна».

Потом она отложила визитку, открыла окно и вдохнула запахи осеннего города. Воздух дышал первым легким морозцем, вот-вот пойдет снег. Окна в высотке напротив гасли одно за другим – время ложиться спать. Завтра снова работа, опять офисные будни, ежедневный театр с неизменно скучным репертуаром. И все-таки, откуда взялась в визитке Магрина та надпись? Проекция ее собственной фантазии? Как вообще эти визитки точно работают? У кого бы спросить?

Софья вернулась к столу, открыла альбом. Погладила гладкую белую колонну, на миг показалось, что та отзывается. Но секунда шла за секундой, а она все так же сидела за собственным столом. Тогда она взялась за карандаш и нарисовала в уголке шарманку. Водила пальцами по бумаге, прислушивалась к себе. Тишина. И визитка Магрина по-прежнему не отзывалась. Контракт… стабильное предприятие. Екнуло под ложечкой. Где она уже слышала про «стабильное предприятие»? Конечно, так же любит говорить отец. «Стабильное предприятие, надежная работа, перспективы роста, не то что эта твоя поделочная однодневная контора».

Софья встала, снова подошла к приоткрытому окну, поежилась. Пора доставать шапку и теплые перчатки на завтра. Что-то есть в заманчивом предложении Магрина неправильное, фальшивое, холодное. Что-то не так. А значит, надо попробовать все варианты до последнего, прежде чем соглашаться.

Она решительно вернулась за стол и взялась за последнюю визитку. Яркие узоры складывались в ажурные цветы. Где тут зацепка? Конечно, вот это место в самом уголке, оно неспроста испорчено автором. Софья потерла краешек, где узор немного выбивался из общего рисунка. И тут же поплыла перед глазами ажурная решетка, стали огромными цветы, и через секунду она обнаружила, что сидит на уютном красном диванчике возле приоткрытого окна, а за окном плещется море, и машут листьями-крыльями огромные пальмы. Обстановка в комнате, несмотря на некоторую вычурность, выдавала отменный вкус хозяйки (Софья теперь не сомневалась, что визитка принадлежит женщине). Снова автору удалось из казалось бы кричащих и не подходящих друг к другу вещей создать удивительную гармонию. Пестрые ковры, плетеная мебель, кальян в уголке и подставки под цветы – необычная, но стильная смесь колониального стиля с восточным. Обладательница визитки – модный дизайнер?

– А, привет! Рада видеть в моей скромной визитке. – Хозяйка не замедлила появиться, но лицо ее и тело скрывал черный восточный наряд, только яркие глаза обдавали жаром, как полуденное солнце. – Меня зовут Джума.

– Софья.

– Рассказывай, что привело тебя ко мне. – Джума устроилась в кресле напротив.

По комнате растекался пьянящий аромат терпких восточных духов. Софья рассказывала и следила за идеальными ногтями и безупречно гладкими тонкими пальцами, а на низком столике перед ними появлялись восточные сладости. Рядом с Джумой она постепенно почувствовала облегчение. Это и не самоуверенный подросток со своими комплексами, и не взбалмошная старая тетка. Джума с интересом расспросила ее об отце, и Софья, опять-таки с удивлением, заметила, что она слушает почти так же внимательно, как Магрин, и рассказывать так же ей легко и приятно.

– Ты хочешь открытку на обмен, так ведь?

– Да.

– Что ж, я могу такую сделать.

– Чего вы хотите взамен? – прямо спросила Софья.

– Будем на «ты»? Знаешь, мой муж, я имею в виду реального мужа…

Софья поперхнулась. Она как раз откусывала что-то белое, липкое и очень сладкое, когда услышала эту фразу. «А что, в Меркабуре тоже бывают мужья?» – чуть было не спросила она, но прикусила себе язык. Не стоит опять показывать, что она совсем мало знает о скрапе.

– Так вот, – продолжала Джума. – Мой муж последнее время страдает депрессией. Все время ворчит, ругается, недоволен всем на свете. Ему бы помогла открытка, но, сама понимаешь, я не могу ее сделать.

– Хорошо, я попробую.

– Тебе будет несложно. Я знаю, что именно ему нужно. Это должны быть «розовые очки».

– «Розовые очки»? – удивилась Софья.

* * *

– Здравствуй, – услышала Инга.

Она посмотрела вниз, но увидела только пушистое одеяло из облаков. Что это за странное воспоминание? Где можно найти такую высокую башню, чтобы смотреть сверху вниз на облака? Может быть, это где-то на юге, высоко в горах? На Кавказе, например. Потом Инга оглядела себя с ног до головы – она по-прежнему была Ингой, причем на голове у нее все еще держался тюрбан из полотенца. Значит, в этой открытке не воспоминание? А что тогда?

– Здравствуй. – Роза обращалась именно к ней, к Инге. – Кто ты? У тебя знакомое лицо.

– Зддд-рравствуйте, – запинаясь, ответила она. – Меня зовут Инга, и я…

Она хотела добавить: «Я – племянница Марты», – но ей вдруг стало неловко, как будто она сейчас признается, что в курсе чужой тайны.

– Я так рада тебя видеть. Я здесь уже столько времени одна! Хотя тут, в Меркабуре, время течет совсем по-другому. Какой сейчас год?

– Две тысячи девятый, – ответила Инга.

«Столько времени одна». Кристофоро Коломбо, Роза на самом деле пропала из реального мира! Она выглядит так же, как много лет назад! Она что, живет здесь, в открытке?! Это же как в тюрьме. Хуже, чем в тюрьме, здесь ей даже не с кем поговорить. Разве что вид получше, вид вообще особенный. Оранжевое поле облаков завораживало, затягивало, казалось, можно смотреть на него вечно, и никогда не надоест.

– Господи, сколько лет прошло, – вздохнула Роза. – Моя дочь стала взрослой женщиной, у нее, наверное, теперь есть муж, дети, а у меня, получается, – внуки.

– Я с ней знакома.

– Правда? Расскажи мне про нее, пожалуйста. – Роза взяла Ингу за руку, та вздрогнула от мягкого прикосновения.

Инга рассказала все, что знала, хотя знала не так уж много. В самом деле, она понятия не имела, есть ли у Дины Львовны муж или дети, но почему-то ей казалось, что она одинока. Впрочем, об этом Инга говорить не стала, а вспомнила комнату со старинным комодом, бережно хранимую пачку открыток и ножницы с бронзовыми ручками.

– Ваш муж умер, – решилась она добавить в конце.

– Да, – спокойно ответила Роза. – Я чувствую. Как и то, что моя дочь часто брала в руки эту открытку. Я всегда чувствую ее, но здесь, в Меркабуре, нельзя увидеть близкого человека оттуда, из реального мира.

– Что такое Меркабур? – спросила Инга.

– Ты не знаешь? – удивилась Роза.

– Наверное, знаю, – Инга вспомнила свою открытку для хулиганов. – Но не помню. Или помню, но не тут. Расскажите, пожалуйста.

Они беседовали долго. Оранжевые облака все так же висели внизу, окрашенные неизменным мягким золотым светом. «Вечный закат», – подумала Инга, и от этой мысли вдруг пронзило до кончиков пальцев острое желание сбежать, не дослушав безумно интересный рассказ Розы о Меркабуре. Инга с трудом сдержала себя, развернула полотенце, расправила слипшиеся волосы. В закатном свете они тоже казались золотыми.

– У Меркабура много разных значений. Изначальный смысл – колесница. Что-то вроде средства передвижения между мирами, измерениями, и даже во времени. Символ Меркабура – карусель. Обыкновенная детская карусель. Сел в игрушечный самолетик, проехал круг, и ты уже в другом мире.

Карусель… так вот она зачем? Выходит, мамина открытка перемещает между мирами? Или как?

– Инга, мне очень знакомо твое лицо. Мне кажется, ты слишком молода, чтобы я помнила тебя по реальному миру. Может быть, я знала кого-то из твоих родных?

– Мою маму зовут Надежда Петровна.

– Ты – племянница Марты, – сразу догадалась Роза, и ее щеки зарумянились. – Мы… мы с ней были лучшими подругами.

– С Мартой все в порядке, – поспешила Инга уверить Розу.

– Я так и думала, я чувствовала. А какая она теперь? Расскажи мне. – Роза взяла Ингу за руку, отчего в глубине живота закололи мелкие приятные иголочки.

– Ммм, – замялась Инга. – Ну, конечно, характер у нее не сахар, и она развела толпу котов, и кормит голубей на улицах, и со всеми ругается, но, по-моему, жизнью она вполне довольна.

– Марта развела кошек? – хихикнула Роза. – Как это на нее похоже, уж если чем увлекается, то на полную катушку.

– Ага. Главных любимцев зовут Алла Борисовна и Филя.

– Да, я помню, она эту певицу еще тогда очень любила. А кто такой Филя?

– Это… это ее новый муж. То есть теперь уже нет, но был. Тоже певец.

– Муж Марты? – удивилась Роза.

– Нет, муж Аллы Борисовны.

Роза задумалась о чем-то своем, Инга разглядывала облака – безмолвные, мертвые. Ни ветерка, ни птицы, и стрелки часов неподвижны, мертвое небо, мертвая башня, и только Роза – живая, воздушная, в белом платье. Ей снова захотелось сбежать. Каково это, все время быть в открытке? А мама и папа, они тоже пропали, и если не утонули, то…

– Роза, а как вы попали в открытку? Как туда вообще попадают?

– Инга, ты ведь скрапбукер, или я ошибаюсь?

Инга замялась. Интересно, ей уже можно считать себя скрапбукером?

– Ну, в общем, скорее да, чем нет.

– И не знаешь таких элементарных вещей? Неужели тебе никто не объяснил? – ахнула Роза. – Ай-яй-яй, ну и времена у вас там. У тебя и скрап-альбома еще нет? Ты и про Кодекс не знаешь?

– Альбом есть. Мне мама оставила.

– Нет, я про твой собственный альбом, с твоим хранителем?

Инга покачала головой и спросила:

– А что это значит – хранитель?

– Инга, не знаю, в какую историю ты попала, но ликбез тебе надо провести.

Роза оглядела небо, потом глянула на часы, на полотенце Инги, развешенное на ограждении башни, потом на саму Ингу и добавила:

– Расскажу быстро самое важное, что успею. Остальное – в следующий раз.

– Я никуда не тороплюсь, – Инга так разволновалась, что замахала руками.

– Тебе нельзя здесь быть долго, – покачала головой Роза. – Я сейчас объясню, почему.

Роза говорила торопливо, сбивчиво, не все было Инге понятно, но она боялась перебивать. И чем больше рассказывала Роза, тем лучше себя чувствовала Инга. Облака внизу окутывали покоем и безмятежностью, она так бы смотрела и смотрела на них целыми днями. И потом, может быть, это и не закат вовсе, а рассвет. Здесь и не поймешь, где восток, а где запад. Вечный восход солнца – что может быть прекраснее? Она пропускала мимо ушей некоторые слова Розы, потом спохватывалась и снова слушала во все уши.

Про альбомы, хранителей и Кодекс скрапбукера ей стало более-менее понятно. Пока Роза рассказывала, как важно сохранять равновесие между Меркабуром и реальностью, Инга слушала вполуха, разглядывая облака, и толком не уловила, как его держать, этот баланс. Зато спектр всего, что можно сделать с помощью скрапбукинга, ее поразил до глубины души. Стало понятно, почему Тараканище так жаждет воспользоваться ее услугами. Уж точно не семейные воспоминания собирается запечатлеть! Но больше всего Ингу мучил один вопрос.

– И все-таки, как вы попали в открытку?

Роза промолчала, только погладила Ингу по руке.

– Роза, – осторожно начала Инга. – Я знаю про вас и Марту. И я знаю, что вы хотели сделать открытку для Марты, чтобы спасти ее из тюрьмы. Как же вы попали в открытку?

– Тебя это не пугает? Мои отношения с Мартой, – обеспокоенно спросила Роза.

– Другие времена. Сейчас этим никого не удивишь, – Инга посмотрела Розе в глаза и невольно залюбовалась ярким румянцем на ее лице.

На самом деле она соврала. Нет, она, конечно, уважала альтернативные отношения, как современная женщина, но при одном воспоминании о цветочной поляне и мягких нежных руках ТОЙ Розы из ТОЙ открытки какая-то ее часть начинала сходить с ума. И просыпалась неуемная дрожь в животе, и за краешек сознания цеплялась странная мысль: эта цветочная волна, опьяняющие капли росы, они гораздо более настоящие, чем то, что было у нее с Аликом и с другими мужчинами. Она не разрешала сама себе задать вопрос: «Что, если и я тоже?..» Слишком боялась услышать собственный ответ. И тогда думала: может быть, дело вовсе не в том, какого пола партнер? А в чем тогда?

– Меня не пугает, – сказала Инга, сдерживая внутреннюю дрожь, потому что Роза все еще смотрела на нее вопросительно.

– Мне сейчас кажется, я была неправа, когда делала ту открытку для Марты. Я как с ума сошла. Я совсем не подумала ни о Дине, ни о Льве, хотя он, в сущности, был хорошим человеком и очень меня любил. А может, я просто была слишком самоуверенной. Да, я считала, что смогу сделать такую открытку, какую до меня еще никто не делал в нашем городе. Рискнула, несмотря на предупреждение Кодекса, и даже не понимала тогда, чем я рискую.

Роза задумалась, провела тонкими пальцами по вискам.

– Так что это за открытка? – осторожно спросила Инга.

– Открытка? Ах да. Слышала ли ты выражение: «Все, что с нами происходит, уже когда-то было»?

– Да, я видела эту фразу в мамином альбоме.

– Вот как? Надя меня удивляет, – покачала головой Роза. – Я хотела сдвинуть время. Немножко вернуться в прошлое.

У Инги поползли вверх брови. Что это? Может быть, у Розы слегка помутился рассудок за столько лет? А здесь, интересно, вообще можно сойти с ума? Она вглядывалась в неподвижные, застывшие силуэты облаков, ей мерещились то холмы, то волны, то сказочные чудовища. Пожалуй, можно.

– Я ведь уже говорила тебе, что Меркабур – это средство передвижения? – продолжала Роза. – Но это не только колесница между мирами. Представь себе, что время – это карусель. Ты смотришь на нее сверху, так, что она кажется плоской, она как будто нарисована и крутится перед тобой.

Инга сразу представила себе мамину открытку, а Роза между тем продолжала:

– Тогда оказывается: все, что происходит, – оно сразу и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. А значит, все, что с нами происходит, уже когда-то было. Это своеобразный девиз Меркабура. Говорят, что управление временем – высшая степень мастерства скрапбукера. Можешь, конечно, мне не верить, – она махнула рукой. – Большинство скрапбукеров считают это легендой или занимательной философией, а третье предупреждение Кодекса – шуткой, но в тот раз у меня не было другого выхода, кроме как поверить. Марта попала в серьезный переплет, ее арестовали. Якобы она воровала что-то из театра. То ли декорации втихаря продавала, то ли костюмы. Хотя это, конечно, глупости. Кому они нужны, бутафорские декорации и пыльные костюмы под старину? Ходили слухи, что в нее влюбился сын кого-то из министерских шишек, а она ему отказала. Могла бы, конечно, сделать для него открытку, и он бы сам отстал, но поленилась и просто высказала ему все, что думает, причем не в самой вежливой форме. Ну, ты же знаешь Марту. Папаша то ли оскорбился отказом, то ли побоялся, что сын захочет жениться на простой гримерше, да еще с сомнительной репутацией, то ли обиженный сынок его подговорил, в общем, Марта попала в тюрьму. Когда я узнала, у меня в душе все перевернулось. Моя Марта, она жить не могла без двух вещей – театра и своих открыток. И потом, она всегда была такой утонченной натурой, так глубоко чувствовала жизнь, и вдруг – в тюрьме.

Инга потерла кончик носа. Это тетя Марта – утонченная натура?! Чего-то она в этой жизни не понимает. Роза продолжала рассказывать:

– В ее арест было вовлечено слишком много людей. В театре многие не любили ее, охотно давали показания. Я бы не смогла и не успела для всех для них сделать столько открыток. И потом, арест – это уже такое пятно на репутации, он стал бы последней точкой, ее бы в любом случае потом никуда не взяли на работу. У меня был только один шанс спасти ее – откатить время назад и сделать так, чтобы министерский сынок не обратил на нее внимания. С открыткой для того парня все оказалось просто, а вот с первой… Я провела много дней в библиотеке. Я тогда была лучшей скрапбукершей в городе, даже лучше Марты. Верила, что у меня все получится.

– Я никогда раньше не слышала, что тетя Марта сидела в тюрьме.

– А она и не сидела, – улыбнулась Роза. – У меня получилось. Почти. Только я не учла одного нюанса… я слишком любила Марту. Я поняла это, только когда уже все было сделано, и в роковой момент встречи тот тип не обратил на Марту ровным счетом никакого внимания. На следующий день не было ареста, и я была просто счастлива. Я потеряла контроль над собой. Сначала я плакала, потом мне стало вдруг необыкновенно легко, захотелось прыгать, петь и танцевать, а потом… слишком много эмоций. Невыносимо захотелось снова быть с ней рядом. Ты знаешь, почему близкие люди не могут встречаться в Меркабуре? Того, кто в реальности, сразу утягивает следом. Я так и не разобралась, как работает сдвиг по времени. Думала, что это как карусель, которую на мгновение остановили и чуть-чуть прокрутили назад. Но когда прошли две недели, и стал приближаться тот момент, в который я делала открытку, все вокруг начало разваливаться на куски. Это было очень странное ощущение. Я только почувствовала, что реальность – или не реальность – я уже не понимала этого – распадается, ломается и рассыпается, как песочный замок. Это было по-настоящему страшно.

Роза отвернулась, пригладила локон у виска, потом вздохнула и продолжила:

– Я отчаянно цеплялась за все свои самые яркие воспоминания: как впервые увидела новорожденную дочь, как она росла, ее первые шаги и первые зубы. Я вспоминала наши встречи с Мартой и мои лучшие работы. Я перебирала в памяти самые красочные отпечатки – как цветет под нашими окнами черемуха в мае, как играет волнами утреннее море в Коктебеле, как мама выставляет меня за дверь, на прогулку, а в глазах у нее такие теплые-теплые, мягкие огоньки, и она протягивает мне пушистый красный шарф. Но ничего не получилось. Я поняла: есть только один выход – поскорее сделать что-то новое, создать другой мир, иначе я тоже исчезну. Я тогда часто читала дочери какие-то сказки… и вспомнила про эту башню в облаках. Решила, что буду как спящая красавица. И почти стала ею…

Роза снова замолчала, закрыла глаза и добавила тихо:

– Я каждый раз чувствовала, когда открытку брали в руки Лев или Дина. Потом Лев исчез, а Дина в последнее время касалась ее все реже и реже. Потом я почувствовала кого-то незнакомого, впервые, за много лет. Значит, это была ты.

– Роза, – тихо спросила Инга и почему-то перешла на «ты». – Роза, ты ведь не стареешь. Ты умрешь здесь когда-нибудь?

– Я не знаю.

– А если сжечь открытку?

– Я не знаю.

– А ты бы этого хотела?

– Я бы хотела еще раз увидеться с Мартой. Пусть она не входит в открытку, это опасно, пусть только возьмет ее в руки, я почувствую. Это моя мечта.

Инга вдруг поняла, что сейчас расплачется. Сердце нервно стучало. В этом мертвом воздухе так душно, хочется набрать полную грудь воздуха, но не получается. Даже больно дышать. Дио мио, сколько же боли в рассказе Розы! Она сейчас сидит напротив и улыбается, но в душе у нее такое… Столько лет быть рядом с дочерью и не иметь возможности увидеть ее! Ой, где дубинка, пора вышибать из Инги слезу! Не может быть, чтобы она расплакалась из-за дурацкой романтической истории.

Инга встряхнулась, шумно выдохнула. Уф, да что же это такое! Никогда она не была такой сентиментальной. Мало ли какие трагедии в жизни происходят, за всех переживать никаких слез не хватит. Нет, но ради этой мымры! Роза, бедняжка, не знает, в какую вредную старую каргу превратилась сейчас Марта. Просто сердце разрывается.

С другой стороны, что-то есть в этом восхитительное и упоительное, Роза – спящая красавица, Инга – золотая фея. И не так уж плохо здесь, в открытке. Облака такие мягкие, так и легла бы в них. Инга сжимала в руках краешек сухого полотенца, дыхание постепенно успокаивалось, становилось безмятежным, как облака. И Роза, она такая красивая в этом белоснежном платье… Прекрасная дама. Откуда это, про прекрасную даму? Голова кружится, мысли уплывают. Реальный мир вдруг показался далеким, иллюзорным, как давно забытый сон.

– Инга! – Роза потрясла ее за плечо. – Инга, тебе нужно немедленно возвращаться! Давай, зажмурь глаза, я постараюсь вытолкнуть тебя обратно. Вспомни, кто ждет тебя там, в реальности. Кто у тебя есть? Муж, дети, родители?

Родители! Инга мигом протрезвела. Она здесь из-за родителей.