Текст книги "Разыскания в области русской литературы ХХ века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 1: Время символизма"

СЕРГЕЙ КРЕЧЕТОВ И ЕГО АДРЕСАТЫ

СЕРГЕЙ СОКОЛОВ И СЕРГЕЙ КРЕЧЕТОВ: ЛИТЕРАТОР И ПОЛИТИК

У этого человека было даже не два, а четыре общеизвестных имени. Сергей Алексеевич Соколов (1878–1936) был сыном московского нотариуса и присяжного поверенного. Свою краткую автобиографию он начинает так: «Пяти лет научился читать, а с 6 сам ходил в библиотеку и выбирал себе книги. На семнадцатом году ряд событий личного характера сделал меня взрослым»434434
  Писатели символистского круга: Новые материалы. СПб., 2003. С. 449 / Публ. О.А. Кузнецовой. Сохранены некоторые особенности оригинала (ИРЛИ. Ф. 289. Оп 4. Ед. хр. 90). Недатированная (судя по всему, написана в 1908) автобиография, посланная Ан. Н. Чеботаревской.


[Закрыть]. После этого он вместе с братом Павлом (?–1966), как и отец, пошел по юридической части. «18 лет окончил гимназию. 22 лет окончил Московский университет по юридическому факультету. Года 2–3 занимался адвокатской деятельностью, которую потом постепенно фактически оставил для литературной»435435
  Там же.


[Закрыть]. Адвокатская и всякая прочая деловая активность проходила под его природной фамилией. То же самое относится и к раннему этапу деятельности политической: «Много занимался политической и общественной деятельностью, и партийно, и как гласный Московского Губ<ернского> Земства, каковым состоит с 1903 года по настоящее время»436436
  РГАЛИ. Ф. 408. Оп. 2. Ед. хр. 4. Л. 2. В письме к И.И. Попову от 9 февраля 1910. Для экономии места нами сняты абзацы.


[Закрыть].

Литературная же деятельность развивалась под двумя другими именами. Одно из них не было употребимо в печати, но в частном общении было общепонятно и общедоступно, да и сам он нередко подписывал письма просто – «Гриф». Скажем, в хорошо сохраненных адресатом письмах его к Сологубу (печатаются в нашей книге далее) примерно в половине случаев он ставит под текстом именно это прозвище. В остальных – сначала он С. Соколов, потом С. (или Сергей) Кречетов – имя, под которым выступал на страницах печати. Об этой стороне его деятельности сказано в той же автобиографии: «В 1903 году основал руководимое им и теперь издательство “Гриф”, которое наряду со своим старейшим собратом к<нигоиздательст>вом “Скорпион” сыграло значительную роль в установлении и развитии новой литературной школы в России. В 1905 году был редактором художественно-литерат<урного> журнала “Искусство”. В 1906 году принимал большое участие в основании журнала “Золотое Руно” и первую половину года был его литературным редактором. В 1906–1907 году был редактором ежемесячного журнала “Перевал”, органа анархического индивидуализма. Редактировал ряд Альманахов, литературные отделы в нескольких московских прогрессивных газетах. Участвовал и участвует в различных журналах и газетах. Выпустил 2 книги стихов. Первая из них “Алая книга” (1907 год) была конфискована, и автор подвергся крупному штрафу и заключению»437437
  Там же. Л. 2 и об. Об аресте и заключении Соколова мы ничего не знаем.


[Закрыть].

Вот его портреты этого времени – первого десятилетия ХХ века. Жена, Н.И. Петровская: «С. Кречетов, <…> очевидно, влек их импонирующей внешностью, любовью к пышным фразам, умением при случае блеснуть ораторскими способностями и, вообще, явной своей приверженностью к так называемому “декадентству”»438438
  Жизнь и смерть Нины Петровской / Публ. Э. Гарэтто // Минувшее: Исторический альманах. [Paris, 1989]. [Т.] 8. С. 21.


[Закрыть]. И несколько далее: «Светский С. Кречетов <…> с присущей ему ловкостью литературного жонглера, стал щеголять самыми разнообразными декадентскими темами. Тут же, впрочем, купил у Блока “Стихи о Прекрасной Даме” для издательства “Гриф”»439439
  Там же. С. 48.


[Закрыть]. Андрей Белый: «Красавец мужчина, похожий на сокола, “жгучий” брюнет, перекручивал “жгучий” он усик; как вороново крыло – цвет волос; глаза – “черные очи”; сюртук – черный, с лоском; манжеты такие, что-о! Он пенсне дьяволически скидывал с правильно-хищного носа: с поморщем брезгливых бровей; бас – дьяконский, бархатный: черт побери, – адвокат! <…> Стих его был скрежетом аллитераций: точно арба неподмазанная. И сюжеты же! Кровь-де его от страстей так темна, так темна, что уже почернела она; перепрыгивал в “дерзостях” через Бальмонта и Брюсова, а получалась какая-то вялая “преснь” <…> в Благородном собраньи ревел он потом радикальнейшими убеждениями адвоката московского; <…> говоря о царизме, бывало: зубами скрежещет, а черные очи вращает – на дам. Кончил – аплодисменты!»440440
  Белый Андрей. Собр. соч. М., 2017. [Т.] XII. Начало века. С. 221–222.


[Закрыть] Наконец, Вадим Шершеневич: «На эстраду вышел коренастый человек лет тридцати, с лицом присяжного поверенного, тщательно одетый и причесанный ежиком. <…> Через три дня я сидел у Кречетова. Выслушав десяток моих стихов, он покровительственно сказал, что во мне “что-то есть”, прочел мне одно свое стихотворение <…> и без паузы спросил меня: потерял ли я уже невинность? Я смутился и солгал, что давно потерял. Кречетов отнесся к этому сочувственно и объяснил мне, что он “познал женское начало” в двенадцать лет. Я млел и благоговел и пил впервые водку…»441441
  Шершеневич Вадим. Великолепный очевидец. [М., 2018]. С. 332–333.


[Закрыть].

А вот первое впечатление от встречи с ним будущей жены: «С нами сидело несколько молодых людей. Один из них заговорил, это оказался русский. Сначала он показался мне не то пьян, не то ненормален, но во всяком случае меня заинтересовал. Оказался <так!>, что это поэт Сергей Кречетов, издатель или редактор журнала “Искусство”»442442
  Из дневников Л.Д. Рындиной / Вст. ст., подг. текста и коммент. Н.А. Богомолова // Лица: Биографический альманах. СПб., 2004. [Т.] 10. С. 185. Запись от 16 августа 1905.


[Закрыть]. Броская необычность, выделенность из ряда хотя бы временно завораживала знавших молодого поэта. А если к этому прибавить активные спиритические практики443443
  См.: Богомолов Н.А. Русская литература начала ХХ века и оккультизм. М., 1999. С. 513–514 и по указателю имен.


[Закрыть], масонскую деятельность444444
  Справка о его отношениях к масонству: Серков А.И. Русское масонство 1731–2000: Энциклопедический словарь. М., 2001. С. 760. Отметим, что масоном и мартинистом был его брат Павел (Там же. С. 759), а мартинисткой – вторая жена Л.Д. Рындина (см.: Богомолов Н.А. Из персональной истории русского мартинизма: Лидия Рындина // Исследования по истории русской мысли. Ежегодник на 2000 год. М., 2000).


[Закрыть], открыто афишируемые любовные эксцессы, то надо признать, что ему было легко привлечь внимание неофитов от «нового искусства».

Добавлялась и политическая активность левого толка. Как и многих других, к практической деятельности в сфере политики его подвигла революция 1905 года. В октябре 1905 г. он пишет В.Ф. Ходасевичу, с которым тогда дружил, совершенно недвусмысленное письмо:

Революция, грозная, но романтическая в основе и культурная в своих приемах, встретилась лицом к лицу уже не с обычным врагом своим, сильным, но знакомым, а с темным хаотическим зверем, спущенным с цепи, – стихийным, грубым, страшным и безудержным. Ему имя – «черная сотня». О, если бы это была – сотня! Вскоре после Вашего отъезда начались кровавые столкновения между людьми с красными знаменами и нападавшими на них озверелыми «патриотическими» ордами, под рукой, а порой и открыто организуемыми полицией и даже, увы, духовенством с церковных амвонов. Многое пришлось перевидать. Вы знаете – я плохо умею оставаться в комнатах, когда за стенами стрельба… Довелось участвовать в одной кровопролитной битве при кофейной Филиппова, где 40 человек боевой дружины (к коим примкнул и я) после нескольких минут перекрестной перестрелки правильными залпами обратили в бегство полчище черносотенцев, до прихода дружины избивавшее безоружных. Дальнейшие дни были сплошное царство черной сотни: людей с красными значками, студентов в форме избивали и убивали на улицах, громили магазины во славу самодержавия.... Но общественное негодование + умножение «боевых дружин» дали черным сотням должный отпор, и вот уже дня два относительно довольно <так!> спокойно. Университет, впрочем, наполовину занят войсками (старый), наполовину – дружинами (новый)445445
  РГАЛИ. Ф. 537. Оп. 1. Ед. хр. 82. Л. 7 и об. «Старым» Университетом называлось здание, отстроенное после пожара Москвы 1812 г. М.Ф. Казаковым (нынешний адрес – Моховая, 11), а «новым» – расположенное по теперешнему адресу: Моховая, 9.


[Закрыть].

Конечно, в этом рассказе могут быть различные преувеличения, особенно если принять во внимание те особенности личности Кречетова, о которых пойдет речь далее, но вряд ли можно сомневаться, что в дни, предшествовавшие московскому вооруженному восстанию, Кречетов стоял на стороне революции. Однако в сами эти декабрьские дни он в качестве литератора принимает на себя должность заведующего литературным отделом журнала «Золотое руно», редактор которого Н.П. Рябушинский был явным монархистом. Сам он свою дальнейшую позицию описал так: «Считая программу К.-Д. очередной политической ступенью, года 2–3 был в партии К.-Д. и принимал деятельное участие в партийной работе. Осенью 1907 года вышел из состава партии, находя, что она утрачивает оппозиционную яркость»446446
  Писатели символистского круга: Новые материалы. С. 449. Из писем мы знаем, что он был на съезде партии кадетов в Гельсингфорсе в сентябре 1906 г.


[Закрыть].

Не станем описывать перипетии его службы в «Золотом руне» – они достаточно подробно, если не утомительно, изложены в письмах к Сологубу, которые мы печатаем ниже. Но вот о «Перевале» стоит сказать особо.

Каким-то хитроумным образом членство в кадетской партии уживалось в сознании Соколова с явно анархической ориентацией журнала. Затевая его, он писал Ф. Сологубу: «Осенью намерен организовать серию сборников <…>, где Политика (не злободневная, более отрешенная) шла бы рядом с Искусством. <…> Очень рассчитываю на Вас. Вы – один из немногих, кто способен творить песни, которые – призывный клич – для минуты, произведения искусства – для поколений»447447
  ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. № 636. Л. 5–6 (опубликовано также в нашей книге далее). Сходным образом он описывал свои планы Б.А. Садовскому: «Рядом с Искусством будет и Политика (незлободневные статьи политико-общественного свойства, стихи и худ<ожественная> проза, которые, не переставая быть произвед<ениями> Искусства, были бы кличем боевым с точки зрения момента. Это все не будет исключать чистого Иск<усства>, а будет идти рядом.)» (РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 1. Ед. хр. 124. Л. 10 об. Письмо от 13 июля 1906). Обратим внимание, как он смешивает «незлободневность» и «точку зрения момента».


[Закрыть].

Наброски редакционной декларации планируемого журнала Соколов изложил сам, а потом отправил их в Париж Н.М. Минскому, прося внести правку448448
  ИРЛИ. Ф. 39. Оп. 1. Ед. хр. 343. Л. 15.


[Закрыть]. Здесь примечательно, кого он просил написать предисловие. Напомним, что Минский бежал за границу, опасаясь тюремного заключения за формальное редакторство большевистской газеты «Наша жизнь». Когда Соколов получил известие о ее издании, он написал Минскому:

С чувством глубокого удовольствия я прочел в газетах сообщение о том, что Вам разрешено издание ежедневной газеты «Новая Жизнь». В русской жизни, нам современной, среди партийной озлобленности и партийных тупиков, есть несомненная, хотя, быть может, не ясно сознаваемая многими потребность в литературном органе, который соединил бы в себе одновременно и утонченную духовную культуру, и возможность широкого воздействия на жизнь. Я верю глубоко, что орган, Вами созданный и Вами руководимый, будет провозвестником не мещанской культуры настоящего, – безверной, серой, плоской и безличной, а одухотворенной культуры будущего, углубленной двойной глубиной и несущей в себе не уродливое развитие единого, а гармонический синтез двух равно-великих путей. Думаю, что и Вашим лозунгом будет «Свобода», – но Свобода, бóльшая той, из-за которой режут и убивают, но от которой не ждут иного, чем равное право быть сытым. Пишу все это, потому что чувствую потребность сказать Вам это и пожелать от души победы, которая, я верю, будет Вам сопутствовать449449
  Там же. Л. 6 и об. Письмо от 10 сентября 1905.


[Закрыть].

Совершенно очевидно, что он ожидал от Минского вполне радикального текста, однако присланный им вариант он отверг, обосновывая это так: «Манифест получил, но напечатать, после долгого раздумья, не могу: он оставляет вовсе в стороне политику и выдвигает на первый план созидание и борьбу с мещанством, тогда как рядом со строительством мы мыслили о низвержении кумиров, о расчистке путей»450450
  Письмо к Л.Н. Вилькиной от 30 сентября 1906 // ИРЛИ. Ф. 39. Оп. 1. Ед. хр. 927. Л. 20.


[Закрыть].

Вряд ли можно сомневаться, что предисловие к первому номеру «Перевала» было написано самим Соколовым. И в нем находим вполне радикальные фразы: «Стихийно-вулканический процесс всколыхнул русскую жизнь до самых ее глубин, и в бешеном натиске все ее творческие силы, ломая и подтачивая преграды, грудью пролагают себе дорогу. <…> Как в области статей общественного содержания, так и в других областях, мы не станем ставить себе никаких запретных границ. Для своей деятельности мы намечаем себе лишь одни рамки, – те самые, без которых немыслимо служение творческому принципу. Вне этих рамок оставляем мы все, что – от деспотизма. Итак, да будет наша деятельность проникнута началом свободы. На путях свободы хотим мы идти до конца. И пусть будет наш троякий девиз таков: Радикализм философский, эстетический, социальный!»451451
  Перевал. 1906. № 1. С. 3–4.


[Закрыть].

Еще в конце 1906 года его настроение довольно безапелляционно связывалось с политическим радикализмом, о чем он писал Г.И. Чулкову:

Помыслите для будущего о сокрушительной статье против «Весов». Что бы сказали Вы о статейке на тему о Деспотизме и его масках, где было бы развито (и проиллюстрировано конкретно) то положение, что нередко иные органы под маской чистого Искусства скрывают «чистое» черносотенство. Этим последним теперь пахнет очень сильно в «Весах». С.А. Поляков недавно в заседании Литерат<урной> комиссии Лит<ературно>-Худ<ожественного> кружка, возражая мне при обсуждении приглашаемых лекторов, не постеснялся заявить, бия себя руками в грудь, что он желал бы пригласить Грингмута. Один из ближайших участников «Скорпиона» Семенов (говорят, некогда радикал) открыто называет себя членом Союза активной борьбы с Революцией, а некий Садовский, паж Брюсова и его подголосок, прочтя I № «Перевала» и ознакомившись с его красным духом, письменно уведомил нас, что, прочтя I №, он просит вычеркнуть его из списка сотрудников. Вообще карты выясняются все более и более, и обнаруживается с несомненностью, кто что таил в смысле политическом за маской чистого искусства. «Перевал» оказался великолепным пробным камнем452452
  Письмо от 28 ноября 1906 // РГБ. Ф. 371. Карт. 4. Ед. хр. 2. Л. 4 и об. Упомянутый здесь Семенов – Михаил Николаевич, один из инициаторов создания «Весов». Подробнее о нем см. в его мемуарной книге «Вакх и сирены» (М., 2008) и собранных в этом издании материалах.


[Закрыть].

Однако довольно скоро он перестал активно вмешиваться в политику. «Перевал» выходил только год и осенью 1907 г. прекратился453453
  Об истории издания см.: Лавров А.В. Русские символисты: Этюды и разыскания. М., 2007. С. 486–498. Ср. также: Соболев А.Л. «Перевал: Журнал свободной мысли» 1906–1907: Аннотированный указатель содержания. М., 1997.


[Закрыть]. Соколов попытался стать деловым человеком и принимал участие не только в литературных предприятиях, которые могли бы приносить доход454454
  Одним из таких предприятий было основание Бюро провинциальной прессы (иногда он добавлял еще один эпитет: «прогрессивной»), о котором см. подробнее в письмах к Сологубу.


[Закрыть], но и в более серьезных делах. «За несколько лет до Вел<икой> войны адвокатуру практически оставил. Избрал себе деятельность по проведению железнодорожных концессий и постройке новых железн<ых> дорог. Состоял секретарем и участником различных банковых синдикатов и учредительских групп по разным железнодор<ожным> проектам. Перед войной был директором правления Копорской жел<езной> дороги. Управлял своим имением <…>, – дачною местностью “Малаховка” по Каз<анской> ж<елезной> дор<оге>»455455
  Шевеленко Ирина. Материалы о русской эмиграции 1920–1930-х годов в собрании баронессы М.Д. Врангель (Архив Гуверовского Института в Стэнфорде). Stanford, 1995. С. 116.


[Закрыть].

Несколько конкретизировал он эту свою деятельность в письме к Андрею Белому от 25 февраля 1914:

Я счастлив за Вас, что Вы нашли свой берег. Вы так долго блуждали, и такая мучительная всегда Вас била тревога. Я, думая о Вас, живо представляю себе ощущение человека, который много лет мучительно вопиял, вопрошая камни, а люди из камня вопль принимали за особого рода пение, разученное по нотам, а тоску безответности – за рассчитанную литературность.

Ах, милый Борис Николаевич, – хоть наши современники и смеются над старыми словами «цель жизни» и проч., но что может быть выше радости обрести цель жизни и узнать ее высокую цену.

Должно быть, доктор Штейнер, действительно, человек, свыше одаренный, если смог излечить такую душевную лихорадку, как Ваша. Все, что Вы пишете о нем, вызывает во мне к нему глубокое и благоговейное уважение.

Благо Вам, идите с ним! Сейчас Вы ведаете бюро по постройке храма, считаете, расплачиваетесь с рабочими «как писарь, а не как писатель». Я думаю, служа большому делу, радостно делать для него и большое, и самое малое, самое простое, – все озарено.

Моя жизнь сложилась в другом плане. Но в одном я пришел к тому же, что и Вы. – Расценился в людях от литературы. Постиг их суетность до конца (разумею жизненную, личную их суетность, не суетность даже их писаний) и, постигши, стал неуязвим, выработал некий внутренний иммунитет. Внешне общаюсь, внутренно свободен и ни в самой малой мере от них не завишу. <…>

У меня очень много берут теперь времени железнодорожные мои дела, в которых наметил и осуществляю я деловую линию моей жизни, тоже становлюсь строителем. Вы строите храм, я – железные дороги. Не сочтите сравнение одиозным. Меня просто занимает идентичность внешних моментов: у Вас постройка

(камни,

рабочие,

цемент и т.д.),

и у меня постройка (камни, рабочие, цемент и т.д.).

Стал я директором железной дороги, раз литература прочно отказалась меня кормить. И не жалею. Дорога, которую будем строить (к югу от Финского залива), пока маленькая (100 верст), но после вырастет, и еще работаю по нескольким железнодорожным проектам, из которых хоть что-нибудь, наверно, тоже превратится в реальное предприятие456456
  РГБ. Ф. 25. Карт. 23. Ед. хр. 2. Л. 65 об.–68.


[Закрыть].

И все же, подводя итог довоенной жизни Соколова, в первую очередь необходимо сказать о его издательстве. Спустя 25 лет после его начала, не имея возможности справиться в библиотеке, поэт и прозаик Александр Кондратьев вспоминал: «Упомяну лишь отвергнутые предварительно “Скорпионом” <…> “Стихи о Прекрасной Даме” А. Блока, и книги других, ставших впоследствии известными авторов: Андрея Белого, Игоря Северянина, покончившей недавно с собою Нины Петровской, Владислава Ходасевича и др. Из поэтов старшего возраста изданы были, насколько помню, Иннокентий Анненский (”Кипарисовый Ларец”) и некоторые книги Бальмонта»457457
  Кондратьев Александр. Сергей Кречетов // За свободу! (Варшава). 1928.


[Закрыть]. Действительно, изданием хотя бы только «Стихов о Прекрасной Даме» Соколов уже обеспечил себе достойное место в истории русского символизма, – а ведь были еще «Возврат» и «Урна» Белого, «Молодость» Ходасевича, «Громокипящий кубок» Северянина, «Кипарисовый ларец», четыре сборника стихов и «Горные вершины» Бальмонта, две книги Сологуба (из которых «Истлевающие личины» входят в число его лучших), «Стихотворения» М. Волошина.

При этом Соколов не обладал большими деньгами, а даже самые удачные книги символистов (за исключением, пожалуй, бальмонтовских, а позже еще и «Громокипящего кубка») никакого дохода не приносили. Через год после выхода в свет книги А. Тинякова «Navis nigra» Соколов писал автору, что книга обошлась издательству в 166 рублей, а продано было на 33458458
  РНБ. Ф. 774. № 39. Л. 18. Отметим, что убытки понес не сам Соколов: большую часть расходов взял на себя автор, добившись некоторого денежного взноса от своего отца (с которым был в очень плохих отношениях).


[Закрыть]. Конечно, бывали предприятия и более удачные, но в каталоге 1909 года лишь 4 книги из 27 значатся распроданными.

Менее чем через полгода после письма к Белому началась Мировая война. Соколов служил прапорщиком, потом поручиком в артиллерии, написал ряд очерков о военных событиях, часть из которых вошла в книгу «С железом в руках, с крестом в сердце: Записки офицера» (Пг., 1915). Весной 1915 г. он был тяжело ранен в голову и попал в плен. Видимо, испытания военных лет заставили его вновь обратиться к политической деятельности. В некрологе читаем: «Его неукротимая воля искала выхода и в плену. Вместе с Н.А. Цуриковым, также попавшим в плен, и лихим драгуном – будущим профессором – Циммерманом он основывает союз “За Единую Россию” в лагере Гютерело, ставящий себе целью борьбу с самостийниками и большевиками, появ<и>вшимися в лагерях после первых дней Революции. Отделы союза распространились и в других лагерях военно-пленных, везде ведя твердую национальную программу»459459
  Соратник. С.А. Соколов-Кречетов // Меч. 1936. № 23 (107). 7 июня. С. 5. Не вполне ясно, кто скрывался за этим псевдонимом. Составители «Краткого биографического словаря Русского зарубежья» приписали его А.А. Кондратьеву (см.: Струве Глеб. Русская литература в изгнании / Изд. 3-е, испр. и доп; Р.И. Вильданова, В.Б. Кудрявцев, К.Ю. Лаппо-Данилевский. Краткий биографический словарь Русского Зарубежья. М., 1996. С. 321); О.А. Коростелев оставил псевдоним без расшифровки («Меч» (Варшава 1934–1939): Роспись литературных материалов / Сост. О.А. Коростелев // Литературоведческий журнал. 2010. № 26. С. 280). Кондратьев был близким знакомым Кречетова в предвоенные годы, но последнее их свидание, сколько мы знаем, относится к 1918 г. (см.: Струве Г.П. Александр Кондратьев по неизданным письмам // Istituto Universitario Orientale. Annali. Sezione slava. Napoli. 1969. [Vol.] XII. С. 25–26), в дальнейшем они общались только эпистолярно. Мы полагаем, что автором небрежно и совсем не в манере других подобных статей Кондратьева написанного некролога мог быть публицист Николай Александрович Цуриков [(1886–1957); подробнее о нем и его деятельности в польской печати см.: Цуриков Владимир А. К истории эмигрантской публицистики и литературы в Варшаве: Письма Дмитрия Философова, 1930–1934 // From the other Shore: Russian Writers abroad Past and Present. 2003. Vol. 3. P. 55–95], бывший с Кречетовым в лагере для военнопленных (о чем см. в тексте), а впоследствии принадлежавший к числу эмигрантских активистов. В новейшем издании (Шруба Манфред. Словарь псевдонимов Русского Зарубежья в Европе 1917–1945. М., 2018. С. 379) с некоторой неуверенностью принято наше предположение.


[Закрыть]. После заключения Брестского мира, летом (или осенью – тут его показания в различных документах расходятся) 1918 года он вернулся в Москву. Свидетельств о его тогдашнем пребывании там, даже принадлежащих ему самому, мы не знаем, но, видимо, следует полагать, что обстановка в родном городе при большевиках показалась ему отвратительной.

В самой поздней и подробной из известных нам автобиографий он рассказывал: «Деятельность во время гражданской войны. Попав осенью 18 года в красную Москву, бежал оттуда через месяц с солдатским паспортом. Прибыл через Украину в Крым. Там выступал с лекциями и докладами антибольшевицкого свойства, а равно писал в местных газетах в том же духе. В деловом смысле одно время состоял секретарем правления “Таврического Банка” (Ялта), основанного группою моск<овских> капиталистов. Перед красным нашествием на Крым, весною 19 года, оставил службу в банке и поступил на службу Доброармии в качестве помощника Инспектора Крымской сети Отдела Пропаганды. <…>. На территории Доброармии на Сев<ерном> Кавказе одно время состоял членом Особой Комиссии Главнокомандования по регистрации большевицких зверств. Вскоре, однако, перешел на службу в центр Отдела Пропаганды (Ростов), где управлял на автономных началах “Литературно-Политич<еским> Пресс-Бюро” <…> При расформировании Освага новым Казачьим Правительством <…> получил формальную отставку и выехал за границу, через Константинополь. Оттуда проследовал в Париж. В Крымской эпопее не участвовал»460460
  Шевеленко Ирина. Цит. соч. С. 117–118.


[Закрыть].

В другой автобиографии (в виде письма к А.С. Ященко) он несколько подробнее рассказывал о литераторской стороне своего существования: «…я с весны 19-го года по март 20-го служил в Доброармии, где был редактором Литературно-Политич<еского> Пресс-Бюро при Отделе Пропаганды и снабжал соответственными статьями моих многочисленных сотрудников все газеты Юга России, сочувственные идеям Доброармии. Сам я лично за это время написал штук 40 статей за моей обычной подписью С. Кречетов, напечатанных во многих южно-русских газетах. <…> В Ростове в декабре 19 года я выпустил журнал искусства и литературы “Орфей” (под редакцией моею и Евгения Лансере), единственный журнал на территории Доброармии. (Вышел только 1 №, с репродукциями вещей Билибина, Лансере, Силина и т.д.). За пребывание в Париже (с весны этого года) написал несколько статей в “Общем Деле” и в Пражской газете “Русское Дело”. Напечатал в разное время несколько стихов в южнорусских газетах и в том же “Орфее”. Из работ, готовящихся к изданию, есть сборник стихов (который негде издавать!) и сборник статей по истории новой русской литературы, – нечто вроде последовательного курса. Это – те лекции, которые я читал в плену моим сотоварищам-офицерам. Если это привести в порядок и подработать, выйдет стройная книга»461461
  Флейшман Л., Хьюз Р., Раевская-Хьюз О. Русский Берлин 1921-1923: По материалам архива Б.И. Николаевского в Гуверовском Институте. Paris, [1983]. С. 224–225 (переизд.: М., 2003).


[Закрыть].

К этому времени относится первое из его писем к И.А. Бунину, хранящихся в Лидсском архиве и публикуемых нами далее. Оно датировано 17 сентября 1919 г. Как кажется, в нем весьма наглядно показано, как литературная и политическая деятельность сопрягались им в годы гражданской войны.

Следующий этап его биографии – жизнь в Париже. «В Париже пробыл с весны 20 по весну 22 года. Состоял около года негласным доверенным политич<еским> корреспондентом Главнокомандования (ген. Врангеля), сообщая туда доклады о парижских настроениях и кознях против Русской Армии. Одновременно, год с лишним состоял секретарем Правления “Русско-Французского Акц<ионерного> Общества”…»462462
  Шевеленко Ирина. Материалы о русской эмиграции 1920–1930-х. С. 118.


[Закрыть]. К этому периоду относится план создания некоего издательства. 4/17 апреля 1920 года В.Н. Бунина заносит в дневник: «Вчера Мих. Ос. <Цетлин>, Толстой и Ян были вечером у Львова. […] Говорили об издательстве. […] с маленькими деньгами начинать не имеет смысла. В Берлине затевается книгоиздательство, основной капитал 8.000.000 марок. Они хотят приготовить русские книги для будущей России. […] Ян возражал, говоря, что можно и здесь устроить книгоизд<ательство>, т. к. здесь можно собрать хороший букет из современ<ных> писателей. […] Редакторами намечаются Ян, Толстой и Мих. Ос.»463463
  Так опубликовано в кн.: Устами Буниных: Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы / Под ред. Милицы Грин: В 3 т. [Frankfurt/ Main,] 1977. Т. 2. С. 9.


[Закрыть]. Но довольно существен опущенный публикаторами фрагмент: «Утром был Кречетов. Принес смету. Он в тяжелом денежном положении, а едва ли ему удастся играть первую роль в книгоиз<дательстве>, т<ак> к<а>к Цетлиным он определенно не нравится, а между тем в некоторых отношениях он может быть полезен, нужно только его держать в границах»464464
  RAL. MS 1067/367. Листы не нумерованы.


[Закрыть].

Характерно, что в это время Кречетов вполне определенно судит коллег по их политическим взглядам, а не по художественным достоинствам произведений. Так в письме к Бунину от 6 сент. 1920 г. он с удовольствием сообщает: «Был у Бальмонта. Очень рад, что он не большевик и не социалист»465465
  Произведения К.Д. Бальмонта неоднократно выпускало издательство «Гриф». В 1919 в журнале «Орфей» Кречетов приветствовал книгу Бальмонта «Революционер я или нет?» как отрицание Октябрьской революции в России. В то же время его долгое пребывание в советской России вызывало у многих подозрения. См., напр., в дневнике В.Н. Буниной от 14/1 октября 1920: «…Джемс рассказывает, что только ему было позволено купить валюту, что провожали его на автомобилях и посадили в поезд с помпой. Конечно, Бальмонт не большевик, конечно, он страдал там, но геройства я не вижу. Видела Бальмонта, он говорил мне, что комиссары его не провожали, провожали его Зайцевы, Марина Цветаева и подобные люди…» (Устами Буниных. Т. 2. С. 17). См. также: Письма К.Д. Бальмонта И.А. Бунину / Вст. заметка Ж. Шерона; публ. и примеч. Р. Дэвиса и Ж. Шерона // С двух берегов: Русская литература ХХ века в России и за рубежом. М., 2002.


[Закрыть].

Весной 1922 г. Кречетов перебрался в Берлин, где «сделался редактором и автономным руководителем основанного на средства моего покойного друга, герцога Г.Н. Лейхтенбергского, Национального Издательства “Медный Всадник”. За годы эмиграции выпустил там значительное количество книг, в частности, ряд патриотических романов моего другого близкого друга ген. П.Н. Краснова. В тот же германский период жизни имел честь лично познакомиться с ген. П.Н. Врангелем и пользоваться его расположением и доверием. <…> За время эмиграции выпустил еще книгу стихов “Железный перстень” (К–во “Медный всадник”) и время от времени сотрудничал в различных заруб<ежных> изданиях»466466
  Шевеленко Ирина. Материалы о русской эмиграции 1920–1930-х. С. 118–199. Дата отъезда приблизительно устанавливается по записи в дневнике В.Н. Буниной от 1 мая 1922: «Был Гриф. Уезжает в Берлин. 400 фр. для Нины Петровской. Ян говорил с ним о своем разводе. Он уверен, что сделать это очень легко, и стоить будет франков 600, можно все сделать в два месяца» (RAL. MS 1067/367. Листы не нумерованы. Частично опубликовано: Устами Буниных. Т. 2. С. 86).


[Закрыть].

Не будем подробно останавливаться на тех сведениях о деятельности издательства «Медный всадник», которые обнаруживаются в письмах к Бунину, а извлечем лишь одну нить: историю отношения Бунина к творчеству П.Н. Краснова. В последнем случае, как правило, цитируют позднюю запись Бунина – больше он, сколько нам известно, о Краснове не отзывался. В дневнике 28 июля 1940 г. Бунин записал: «Читаю роман Краснова “С нами Бог”. Не ожидал, что он так способен, так много знает и так занятен»467467
  Устами Буниных. Т. 3. С. 55.


[Закрыть]. Однако в 1920–1930-х Бунин совсем не был склонен хвалить прозу Краснова и, несмотря на собственные обещания и настоятельные просьбы Кречетова, в конце концов впрямую отказал Кречетову в рецензии на сочинения генерала. Нельзя исключить, что семилетний перерыв в переписке был связан именно с обидой Кречетова на это нежелание.

Еще 11 декабря 1922 г. он писал Бунину: «В поcледних числах октября или первых числах ноября мой друг Петр Николаевич Краснов отправил Вам <…> все 4 тома II издания своего романа “От Двуглавого Орла к Красному Знамени”, который (во II издании) вышел в совершенно переработанном виде и уже не представляет собой того “сырья”, каким мы его прочли в I издании. <…> Книга написана действительно “слезами и кровью”, а сам ее автор, которого я близко узнал в это лето и еще больше полюбил, есть крупный русский человек огромной душевной чистоты, сильной воли и редкого благородства. <…> Он <…> заслуживает всякой поддержки, ибо писания его – сильное оружие борьбы против красных, да и сам он, я убежден, политически небитая карта и в будущей России еще сыграет большую роль. Вот если бы Вы черкнули в “Слове” рецензию об его II издании, это было бы совсем хорошо, и он был бы в восторге. Но это – дело Ваше».

Бунин ничего не черкнул, и через 4 года, 31 августа 1926, Кречетов снова его атаковал: «Еще в конце зимы я писал Вам письмо, доказывая, что Вам надо когда-ниб<удь> наконец написать свое слово о Краснове и его романах, так как наша левая критика (а иной и нет) всячески стремится провести на Краснова взгляд, как на Вербицкую. <…> Весною, при нашем личном свидании в Париже, Вы обещали мне непременно написать статью о Краснове летом <…> Дорогой мой! Исполните Ваше обещание. Кому иному признать Краснова в “ранге” подлинного писателя, как не Вам, старшему на нашем Русском литер<атурном> Олимпе? Мне будет очень больно и горько, если Вы так и не сделаете этого. Для поддержки русского духа в русских людях его книги – большая сила, и надо это сказать».

О той обиде, с которой Кречетов отнесся к прямо выраженному нежеланию Бунина писать о Краснове, свидетельствует письмо, помеченное 27 октября 1926: «Ваша открытка, что Вы не станете писать о Краснове, больно ударила меня в сердце. <…>

Здесь дело идет о восстановлении литературной СПРАВЕДЛИВОСТИ, носителем и высшим арбитром коей я Вас почитал и хочу почитать. Ужели напрасно? И притом о такой справедливости, которая имеет значение для Русского дела, которому и Вы, и я, и Краснов одинаково, хотя бы и каждый по-своему, служим.

<…> От Вас имелось в виду нечто вроде письма ко всем, имеющим уши и интересующимся или делающим вид, что интересуются, Русской литературой, о том, что Краснов сумел завоевать себе звание ПОДЛИННОГО Русского писателя, что он должен таковым почитаться по праву…».

Особенно горькой обида должна была быть, потому что и «Медный всадник», и П.Н. Краснов были теснейшим образом связаны с деятельностью Братства Русской Правды, таинственной организации, ведшей, если верить многим описаниям, не только активную, но и чрезвычайно существенную работу по организации народного сопротивления в СССР. Кречетов стоял у ее истоков, был «Братом № 1», и не случайно герой Братства носил подозрительное имя атаман Кречет, которое, как нам кажется, и стало четвертым именем С.А. Соколова.

О деятельности Братства существует достаточно обширная литература. Наиболее выразительна она на некоторых сайтах в интернете. Вот, например, выдержки из неподписанной статьи, помещенной на сайте «Русская православная церковь за границей. Приход новомучеников и исповедников российских»:

БРП было создано в 1921 г. в Берлине по инициативе белого казачьего генерала, донского атамана, монархиста, неутомимого борца с мировым жидовством и великого русского писателя (до сих пор не признанного в постсоветской эрефии) Петра Николаевича Краснова, а также герцога Лейхтенбергского и талантливого поэта и журналиста Соколова-Кречетова. Братство вошло в историю русского освободительного движения не только как наиболее выдающееся и боеспособное военно-террористическое объединение, не прекращавшее войну с юдобольшевизмом (оно продолжало «гражданскую» вернее религиозно-расовую русско-советскую войну) даже в период видимого затишья 1920-ых и 1930-ых гг., но и как крайне правое, наиболее фашиствующее из всех белоэмигрантских организаций того времени. Всем русским патриотам была хорошо известна крылатая фраза Краснова: «Нам нужен наш – русский православный Гитлер!». Наверное, не было в белой эмиграции другого такого же борца с юдокоммунизмом, как генерал П.Н. Краснов, который, несмотря на свой преклонный возраст, не покладая рук, без устали отчаянно и беззаветно боролся с врагами Христа и России, не боясь прослыть коллаборационистом или германофилом. <…> Краснов и все соратники БРП были крайне правыми националистами и монархо-фашистами. В целом белоэмигрантские настроения той поры, связанные с надеждой освобождения Родины от красной заразы можно было охарактеризовать словами другого царского генерала А.В.Туркула: «Наш идеал – фашистская монархия»468468
  http://rpczmoskva.org.ru/istoriya/bratstvo-russkoj-pravdybrp.html; цитата была выписана нами 02.03.2014, однако в настоящее время сайт не существует или недоступен.


[Закрыть].

Еще более выразительна характеристика, данная Кириллом Каменцом (вероятно, псевдоним) для сайта «Спутник и погром». Она исполнена путаницы и намеренной лжи, но прекрасно характеризует нынешнее восприятие некоторыми кругами деятельности Братства:

Кем были эти люди, действующие с одобрения Великого Князя Николая Николаевича и благословения первоиерарха РПЦЗ митрополита Антония (Храповицкого)? Донской атаман, неутомимый борец с большевизмом Петр Николаевич Краснов и гениальный писатель-пропагандист Соколов-Кречетов («Брат №1») в 1921 году положили начало самой непримиримой боевой организации русской эмиграции. <…> Штаб Братства находился в Париже, где его возглавлял племянник последнего Императора – Никита Александрович Романов. Каждому брату был выдан т.н. «братский номер», под которым его знали остальные члены организации. Каждый воин-террорист был в курсе только про своего непосредственного начальника. Сеть ячеек Братства покрывала всю Европу; везде, где были воинствующие русские националисты-эмигранты, существовали местные отделения БРП. Финляндия, Латвия, Польша, Франция, Югославия, Англия, Маньчжурия, Япония, Корея… <…> Братство также имело собственные террористические школы, рядом с которыми отдыхали примитивные лагеря Аль-Каиды. Кадры диверсантов-террористов обучались в лагерях всему, от рукопашного боя до изготовления ядов. Помимо прямой задачи ликвидации коммунистов, члены БРП несли в СССР антисоветские листовки с подстрекательствами к погромам, публиковали адреса и имена коммунистических деятелей с призывами к убийствам. Местное население содействовало Братству, случаи доносов на братьев были очень редки. Слишком ненавистны были обывателю еврей-комиссар и латыш из продотряда, к тому же основные лозунги Братства были простыми и понятными для народа. <…> Волна расправ над коммунистами катилась по всей России; в сводках БРП перечислялись практически все области России. Самые жестокие подпольные бои велись в Белоруссии и Сибири; там массово убивали комиссаров. Часто братья, с их великолепной контрразведкой, перехватывали поезда с чекистами, которые направлялись в Европу для борьбы с русскими национальными организациями. Особенно интересным чтением оказываются списки ликвидированных ГПУшников. «Шиман, Бинер, Финкельштейн, Файн». <…> К 30-м годам основную массу боевиков составляли крестьянские партизанские подразделения, которыми руководили белые офицеры. Даже до трудовых масс начало доходить, что русская национальная власть являлась единственной альтернативой безумному коммунистическому интернационалу голода и унижений. Установился канон прямых действий Братства: остановка и «проверка» поездов (т.е. обыск и расстрел чекистов/партийных), взрывы объектов (военные склады, партийные учреждения). В определенные моменты БРП устанавливало свою власть в целых районах западной части СССР469469
  С сайта «Черная сотня»: http://www.sotnia.ru/forum/viewtopic.php?f=8&t=14308; дата обращения 01.03.2014; в настоящее время ни тот, ни другой сайт не существуют и, насколько нам известно, закрыты по решению судов.


[Закрыть].

Среди серьезных историков, изучавших и изучающих деятельность Братства, нет единства относительно его реальной деятельности. П.Н. Базанов в заключении своей книги говорит: «…для русской зарубежной организации и 100 членов – это много, а уж 1000 сторонников – это просто массовая, огромная общеэмигрантская сила»470470
  Базанов П.Н. Братство Русской Правды – самая загадочная организация Русского Зарубежья. М., 2013. С. 264. В какой-то степени той же точки зрения (больше акцентируя мистификаторские приемы деятельности) придерживается Вим Куденис. См.: Activisme politique et militaire dans l’émigration russe: réalité ou sujet littéraire. A propos de “Bratstvo Russkoj Pravdy” après sa disparition // Colloque Les Premières Rencontres de l’Institut européen Est-Ouest, Lyon, ENS LSH, 2-4 décembre 2004 (http://russie-europe.ens-lyon.fr/article.php3?id_article=62; дата обращения 12.04.2020).


[Закрыть]. В противоположность ему О.В. Будницкий в первопроходческой статье доказывал (присоединяясь к мнению одного из высших «братьев» А.В. Амфитеатрова, в конце концов отказавшегося от своей веры), что все сводки о деятельности Братства внутри СССР основываются на вымыслах Кречетова471471
  Будницкий Олег. Братство Русской Правды – последний литературный проект С.А. Соколова-Кречетова // Новое литературное обозрение. 2003. № 64. С. 114-143. Сходной точки зрения придерживался А.И. Добкин (см.: Добкин А.И. С.А. Соколов-Кречетов: От «Золотого Руна» к «Русской Правде» // In memoriam: Исторический сборник памяти А.И. Добкина. СПб.; Париж, 2000. С. 93). Третий существенный источник – книга: Флейшман Л. Из истории журналистики Русского зарубежья. Т. I. В тисках провокации: Операция «Трест» и русская зарубежная печать. М., 2003.


[Закрыть]. Но в любом случае деятельность Кречетова оказывается одним из самых противоречивых моментов, определяющих историю этого Братства.