Текст книги "Разыскания в области русской литературы ХХ века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 1: Время символизма"

Любовь Федоровна Копылова (1885–1936) в 1918 году издала сборник стихов «Благословенная печаль», бывший третьим и последним. С конца 1920-х годов писала прозу10471047
  Подробнее о ней см.: Копылова Любовь. Гроздь золотая / Сост., пред., прим. В. Кудрявцева. Рудня; Смоленск, 2015 (книга издана тиражом 12 экз.).


[Закрыть]. В 1918 году она была вполне популярной поэтессой, в газете напечатала 2 стихотворения.

Константин Абрамович Липскеров (1889–1954) опубликовал в «Жизни» лишь одно стихотворение, причем никак не связанное с его туркестанскими впечатлениями, принесшими ему хотя бы некоторую известность, но зато связанное, как кажется, с «Двенадцатью» и пророчащее гибель поэту (подробный анализ его см. ниже). В дальнейшем он, не переставая писать стихи, перестал их печатать, много переводил, много работал для театра. Автор самой значимой статьи о нем В. Перельмутер писал: «В его судьбе – ничего – ни старательно упрятанного, ни демонстративно выказанного. И, пожалуй, единственная загадка: как он уцелел? Не прячась и не изменяя ни образу мыслей, ни образу жизни. Может быть, именно поэтому – как знать! Подчас лучший способ спрятать что-либо – оставить на самом виду. Он «не привлекался» даже после введения «сталинской» уголовной статьи о, так сказать, «нетрадиционных ориентациях». Хотя и эту сторону своей жизни не слишком таил»10481048
  Перельмутер Вадим. Константин Липскеров: Голос из тьмы // Toronto Slavic Quarterly. 2003. № 5 (http://sites.utoronto.ca/tsq/05/lipskerov05.shtml).


[Закрыть].

Николай Никандрович Никандров (наст. фамилия Шевцов; 1878–1964) – довольно известный к тому времени прозаик, профессиональный революционер, член партии эсеров. Уже в первом номере газеты его фамилия была упомянута в хронике с высокими оценками. Печатал публицистические статьи. Все 1920-е годы печатался весьма активно, в 1929-30 гг. было издано пятитомное собрание сочинений. Однако в середине 1930-х гг. был подвергнут жесткой критике и был вынужден «перебиваться случайными заработками», хотя утверждение, что «как писатель Никандров вынужден был замолчать на целых 20 лет»10491049
  Михайлова М.В., Красикова Е.В. «Индивидуальность свою пишущий должен отстаивать – это и есть талант!» // Никандров Н.Н. Путь к женщине: Роман, повести, рассказы. СПб., 2004. С. 9.


[Закрыть], – все же является преувеличением. В 1935 году вышел большой сборник его рассказов, а следующая после перерыва книга появилась в 1948 году. Правда, по-настоящему репрезентативные сборники действительно начали публиковаться только со второй половины 1950-х. «Умер Н<икандров> в нищете, в комнате, обстановка к<ото>рой состояла из ящиков, заменявших стол, кровать и стулья»10501050
  Русские писатели 1800–1917. Биографический словарь. М., 1999. Т. 4. С. 296 (статья М.В. Михайловой).


[Закрыть].

Николай Николаевич Русов (1883/84–не ранее 1942) – весьма характерный персонаж московской литературной жизни 1910–1920-х годов, прозаик и публицист с претензией на философичность текстов10511051
  Подробнее о нем см. библиографию в примечаниях к предыдущему разделу.


[Закрыть]. Его статьи и очерки появлялись с самого первого номера, но вскорости сотрудничество в газете прекратилось. Довольно многочисленные его статьи появляются в печати до середины 1920-х годов, роман «Обломки» – двумя изданиями в 1924 и 1926 гг. После этого оказывается вытеснен в ведомственную печать, по крайней мере дважды ненадолго арестован, был вынужден официальным письмом заявить о разрыве с анархизмом, вычищен со службы и с большим трудом добился восстановления. В 1930-е годы напечатать даже вполне следующие канонам большевистской истории произведения о революции для него оказалось невозможным. Точная дата и обстоятельства смерти неизвестны.

Николай Владиславович Рыковский (1884–1943) – поэт, издавший сборник «Черное кружево» в 1916 году. Был известным журналистом и сотрудником многих редакций (весной 1918 – газеты «Раннее утро»), хотя стихи писал мало кому нравившиеся. Так, Вл. Ходасевич определил их: «Г-н Рыковский с большою галантерейностью носит пестрый галстучек дешевого модерна»10521052
  Ходасевич В. Собр. соч.: В 8 т. М.: Русский путь, 2010. Т. 2. Критика и публицистика 1905–1927. С. 208.


[Закрыть]. В последующие годы делал, насколько нам известно (его биография по-настоящему не написана) вполне успешную карьеру советского журналиста.

О Владимире Рындзюне, более известном под псевдонимом А. Ветлугин, в недавние годы опубликовано довольно много биографических статей10531053
  Также см. библиографию в примечаниях к предыдущему разделу.


[Закрыть]. В «Жизни» печатал много статей самых различных жанров. Пунктиром – о его судьбе: бегство на территории Добовольческой армии, журналистская работа, потом Берлин, где его подобрал Есенин и сделал своим секретарем для поездки в Америку. На некоторое время в Америке задержался, потом ненадолго приехал в Европу, где печатал восторженные статьи об американской жизни. Вернувшись туда и попробовав себя в разных делах, стал участником успешных бизнес-проектов, видным кинематографическим деятелем.

Юрий Львович Слезкин (1885–1947) прислал из Петрограда в газету только один рассказ «Ситцевое платье» (21 и 24 апреля, 9 и 11 мая), но его судьба, пожалуй, заслуживает некоторого рассказа. В мае 1918 он становится одним из руководителей петроградского Союза деятелей художественной литературы, но через год оказывается в центре скандала в этом Союзе и уезжает в советский еще Чернигов. Оттуда через Харьков и Ростов – во Владикавказ, о чем известно прежде всего из разысканий булгаковедов, так как он с Булгаковым дружил. Отравляется в Москву, но по дороге в Полтаве попадает под суд за публикацию статьи в деникинской газете, однако до Москвы все же добирается. Там налаживает контакт с берлинскими «Веретеном» и «Накануне», вместе с Ауслендером создает кружок «Зеленая лампа» и, в общем, демонстрирует легкую оппозиционность. Естественно, к концу двадцатых его печатают намного меньше – до письма Сталину в 1933, после чего пришлось становиться настоящим советским писателем.

Филарет Иванович Чернов (1878–1940) – поэт, не издавший ни одной книги, хотя его стихи в определенных кругах были довольно широко известны. Он работал путевым обходчиком, тяжело пил и окончил жизнь в психиатрической больнице10541054
  Наиболее полное собрание его произведений и материалов о нем (издано тиражом 12 экз.) – Чернов Филарет. Темный круг / Сост. Виктор Кудрявцев, Сергей Ковнер. Рудня; Смоленск, 2011.


[Закрыть]. В пасхальном номере газеты находим публикацию одного его стихотворения «Что же?!» (№ 10, 4 мая).

Итак, если попробовать подвести статистические итоги нашего внимания к литературному отделу случайно, в общем, выбранной газеты, то получится следующее. Из 36 авторов (исключены те, о ком не удалось собрать сведений, но включены Дон-Аминадо, Бачинский и Лосев) наиболее успешной оказалась судьба тех, кто оказался в эмиграции (Ремизов, Ветлугин-Рындзюн, Ходасевич и Дон-Аминадо). К ним можно присоединить и Балтрушайтиса, остававшегося вне власти ВЧК-ОГПУ, а конец жизни проведшего в Париже. Уничтожены советской властью были Ауслендер, Большаков, Бочаров, Гумилев, Захаров-Мэнский, Мандельштам, то есть 6 человек. Их не спасла ни служба в Красной армии (Большаков), ни занятия историей партии (Бочаров), ни работа с пионерами (Ауслендер). Аресты, лагеря и высылки ожидали Боброва, Глубоковского, Русова, Лосева. Ранняя смерть не без участия советских инстанций – Блока. Почти половина интересующих нас людей или прожила относительно спокойную жизнь без советской власти, или была ею травмирующе затронута.

Однако вполне естественно нашли себя в новой действительности многие писатели. До самой смерти был в почете член РКП(б) Брюсов. Не по своей воле оказавшийся за границей Соколов-Микитов под конец жизни трижды был награжден орденом Трудового Красного Знамени, до которого не дослужился Брюсов. Тот же орден получил Пришвин, а вдобавок еще и орден «Знак почета». У Эренбурга было и Трудовое красное знамя, но еще и два ордена Ленина, и три сталинские премии, не говоря уж обо всем другом. Рюрик Ивнев какое-то время служил секретарем Луначарского, потом прожил еще очень долгую жизнь вполне успешного советского писателя.

Спокойной и достойной жизни, насколько мы знаем, были удостоены вполне вписавшиеся в советскую литературу Волькенштейн, Глоба, Зозуля, Каржанский, Копылова, Липскеров, Рыковский, Шершеневич. Успешную карьеру ученого (несмотря на полную слепоту) продолжал Бачинский. Конечно, кому-то из них пришлось менять литературную специальность (как Липскеров из поэта и переводчика стал только поэтом, Копылова из поэтессы – прозаиком, Рыковский – журналистом), но в общем их беды и проблемы были скорее личного порядка, как у Липскерова, а не общего.

Но остаются еще Ахматова, с периодами долгого и тяжкого молчания, опускавшегося сверху, и Белый, который, как ни старался показаться советским, мало для кого таким был, и Сологуб, воспринимаемый как обломок прежней эпохи, и умерший в сумасшедшем доме Чернов, который формально был пролетарием из пролетариев, и Никандров со Слезкиным, о которых мы уже говорили.

Одним словом, стратегии выживания существовали. Но тактически реализовать их удавалось далеко не всегда. Даже эмиграция не гарантировала спокойной жизни. Если сотрудников газеты это не коснулось, то других – да: бедность, нередко завершавшаяся самоубийством, нацистские концлагеря, советские проверочные лагеря, а то и просто аресты, высылки, расстрелы «репатриантов». Тем более трудно было гарантировать себе жизнь и спокойствие, решившись сотрудничать с советской властью. Достаточно вспомнить те страницы мемуаров Эренбурга, где он размышляет, почему его оставили в живых и на свободе, чтобы понять: даже самый влиятельный литературный и литературно-политический деятель не мог себя чувствовать сколько-нибудь уверенно.

И это, видимо, главный итог наших наблюдений и размышлений.

В п е р в ы е: «QuadRi» – Quaderni di RiCOGNIZIONI, VIII. Torino, 2018. P. 121–135.

СЕРГЕЙ АУСЛЕНДЕР МАТЕРИАЛЫ К БИОБИБЛИОГРАФИИ 1918 года

Творчество С.А. Ауслендера в последнее время стало привлекать внимание историков литературы. В 2005 г. вышел представительный сборник его прозы под редакцией А.М. Грачевой, были защищены кандидатская и магистерская диссертации о его творчестве, появился ряд статей, воспоминания, новые тексты. Однако до сих пор довольно значительные периоды его жизни и творчества остаются или малоизученными или не изученными вообще. Едва ли не хуже всего известен 1918 год.

Напомним, как развивалась судьба Ауслендера, начиная с первых дней мировой войны. Он оказался в опасной ситуации: «Война захватила меня за границей. В ночь объявления войны переехал немецкую границу, был арестован, после некоторых передряг выслан в Швейцарию. В Россию добрался дальним северным путем через Париж, Лондон, Норвегию, Швецию»10551055
  Писатели: Автобиографии и портреты современных русских прозаиков. М., 1924. С. 30. В описательном очерке «Осенние мысли» упоминания о Норвегии нет.


[Закрыть]. 24 августа 1914 г. он уже был в Петрограде, где, судя по записям дневника М.А. Кузмина, вел привычный образ жизни известного писателя.

Наиболее аккуратно проследивший его жизнь этого периода А.В. Бурлешин так подводил итоги: «Сопоставив все известные высказывания Ауслендера о своем августе 1914-го, мы можем утверждать, что ночь 19 июля (1 августа) 1914 года Ауслендер провел на немецкой границе, а затем – в баварском полицейском участке и выбрался из Германии, совершенно не пострадав, в отличие от тысяч других русских путешественников. Все эти факты удивительным образом совпадают с сюжетом рассказа “Грозная весть”, который, кстати, был создан в августе 1914 года в Женеве. Не будет большой натяжкой предположить, что этот рассказ по жанру является путевым очерком»10561056
  Критическая масса. 2006. № 3. С. 84.


[Закрыть]. Действительно очень похоже на правду, особенно если иметь в виду еще одно свидетельство в публицистике: «Для меня родина Петербург, там был мой дом: мои книги, мои вещи, мои родные и друзья, там я жил; часто счастливая судьба уносила меня очень далеко, но и в нежнейшей Флоренции, глядя утром на белые стены Сан-Миньято, и на той австрийской станции среди полупьяных австрийских запасных, где я впервые, в первый день войны, понял, что значит слово “враг” и, дожидаясь ночью эшелона в печальных болотах Минской губернии, я знал всегда, помнил твердо, что есть мой Петербург, вернусь в этот с детства пленивший меня город»10571057
  В Россию // Жизнь. 1918. 3 июля. № 56.


[Закрыть]. Добавляя к этому сведения из других очерков мемуарного типа, можно определить его скитания летом 1914 года: после нервного утомления к началу лета, он с женой едет в Италию (видимо, более всего живет в Генуе), с началом войны возвращался из Италии через Австрию в Германию, на границе был задержан, но благодаря расположенности полицейского комиссара (по крайней мере, так его именует автор) переправился на пароходе через Боденское озеро, в неустройстве первых военных дней пересек границу Швейцарии и оказался на нейтральной территории.

Потом было возвращение кружным путем в Россию, 1914–1915 годы в Петрограде, а затем «прожил я долгие месяцы на фронте» («Розовый домик»)10581058
  Жизнь. 1918. 28 (15) апреля. № 6. С. 3.


[Закрыть] «в печальных болотах Минской губернии» («В Россию»). Алексей Бурлешин справедливо отметил, что «на фронте» здесь означает совсем не в боевых частях, а в так называемых «земгусарах», то есть в каком-то из подразделений Всероссийского Земского союза. Мы не знаем, был ли он призван или добровольно стал служащим Земсоюза. К этой организации относились современники и относятся сейчас по-разному. С одной стороны, к его служащим прилипла презрительная кличка «земгусары». С другой – не будем забывать, что среди прочих там служил и А. Блок. Хорошо знавшие Ауслендера полагают, что он служил достойно. См., например: «Сергей Ауслендер оказался на фронте, где в Земском Союзе неожиданно для всех, его знавших, проявил большую энергию, любовь к работе и распорядительности. Та неспособность к житейским делам, которая отличала его прежде и делала “поэтом” в жизни, вдруг исчезла, и он почувствовал большую радость в нечаянно ему открывшейся практической работе. Таким отныне он остался до конца»10591059
  Зноско-Боровский Евг. А. Сергей Ауслендер // Последние новости (Париж). 1922. 13 августа. № 712.


[Закрыть]. Как бы то ни было, с начала 1916 года10601060
  На этом времени сходятся и А.В. Бурлешин, и внимательно сопоставлявшая судьбу автора с жизнью его героев Н.А. Евсина (Первая мировая война в романе С.А. Ауслендера «Видения жизни» // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2013. Вып. 3 (23). С. 130–139).


[Закрыть] и до конца 1917 или самого начала 1918 он был в прифронтовой полосе. Единственный выезд, о котором мы знаем, так был им описан: «В первой половине прошлого октября приехал я по делам службы в Москву. Впервые после революции выбрался я из нашего фронтового захолустья»10611061
  Ауслендер Сергей. Черная годовщина // Зауральский край. 1918. 15 ноября. № 89. С. 2.


[Закрыть]. После недолгого пребывания в первопрестольной он вернулся к месту службы. 18 ноября 1918 года появляется его первая статья в омской газете «Сибирская речь», где он продолжит публиковаться на протяжении почти года – до 8 ноября 1919 г. А что было в интервале? Где Ауслендер был, что печатал? Полной информацией об этом мы не обладаем, но хотели бы предложить вниманию читателей ряд сведений о его жизни и деятельности в 1918 году.

В очерке «Розовый домик» читаем: «Потом революция, восторженная вера, потом темное томление духа, весенний Керенский, корниловская смута, унылые дождливые дни конца октября, сколько часов, дней, радостных и тягостных»; «и вот шесть месяцев жил беженцем в Москве» («В Россию»)10621062
  Жизнь. 1918. 3 июля. № 56. С. 3. Отметим характерную черту: № 55 «Жизни» датирован еще по двум стилям, старому и новому, а начиная с данного остается нумерация только по новому стилю.


[Закрыть]. В московской литературной хронике впервые он упоминается 24 февраля, когда в Литературно-художественном кружке читает рассказы «В царскосельских аллеях» и «Московская принцесса», заслужив уничижительный отзыв Бунина10631063
  См.: Литературная жизнь России 1920-х годов / Отв. ред. А.Ю. Галушкин. М., 2005. Т. 1, ч. 1. С. 116; Летопись жизни и творчества И.А. Бунина / Сост. С.Н. Морозов. М., 2017. Т. 2, 1910–1919. С. 912.


[Закрыть]. 15 марта Ауслендер участвует в официальном открытии кафе «Музыкальная табакерка», где читает «Московскую принцессу»10641064
  Литературная жизнь России. С. 131.


[Закрыть], 18 марта выступает там же на вечере «Живые альманахи»10651065
  Там же. С. 133.


[Закрыть], на следующий день замечен на обсуждении пьесы Л. Столицы в вечере на ее квартире10661066
  Там же.


[Закрыть]. 20 марта снова участвует в «Живых альманахах»10671067
  См.: «…первым в этот вечер читал Сергей Ауслендер. Это мой любимый писатель. Я его поклонник. Когда Ауслендер окончил, ему много аплодировали. <…> Лицо его, открытое, простое, с еврейским оттенком, понравилось мне. <…> Он приятнее Шершеневича, Королевича и Рюрика Ивнева во много раз» (Запись в дневнике Т. Мачтета от 24 марта 1918 // Дроздков В.А. Dum spiro spero: О Вадиме Шершеневиче, и не только. М., 2014. С. 643).


[Закрыть], однако вскоре подписывает заявление о прекращении сотрудничества с кафе10681068
  Литературная жизнь России. С. 163.


[Закрыть]. «Живые альманахи» перемещаются в кафе «Десятая муза», и Ауслендер выступает на их вечере 21 апреля10691069
  Там же. С. 168.


[Закрыть]. В это время фиксируется его сотрудничество с газетами «Наш век» и «Раннее утро».

23 апреля в Москве вышел первый номер газеты «Жизнь», и на два с половиной месяца Ауслендер становится постоянным сотрудником этой газеты, причем не просто сотрудником со стороны, время от времени публиковавшим свои статьи в газете, – он работал там в полную силу.

Как нам представляется, в значительной степени это было связано с тем, что многие активные сотрудники газеты принадлежали к одному из типов «людей революции», для которого были характерны более чем скептическое отношение к императорской власти (напомним, что дело происходило еще до убийства императорской семьи), надежды на серьезные революционные преобразования в России и стремление помочь новой власти, но в то же время постепенное осознание того, что эта новая власть вполне определенно не желает сотрудничать с симпатизирующими ей, но не желающими слепо подчиняться гражданами. Наиболее яркими представителями такого типа среди постоянных авторов «Жизни» были Владимир Рындзюн, будущий автор «Записок мерзавца» и «Авантюристов гражданской войны» Александр Ветлугин, тогда только начинавший литературную деятельность10701070
  В последнее время о жизни и творчестве Рындзюна-Ветлугина написано немало. Библиография названа в примечаниях к статье «Газета “Жизнь”: политическая позиция».


[Закрыть], и вполне известный, а в определенных кругах даже популярный Сергей Ауслендер.

В их лице мы получаем два варианта жизненной судьбы двух писателей. Оба они уходят из революционной Москвы к белым, но первый (Рындзюн-Ветлугин) выбирает путь эмиграции, выпускает несколько замеченных печатью того времени книг, на какое-то время становится спутником Есенина и Дункан и, сопроводив их в САСШ, остается там на долгое время (с кратковременным возвращением в Европу), сделавшись сперва издателем женского журнала, а затем – видным голливудским деятелем. Скончался в 1953 году, на 16 лет пережив Ауслендера. Тот же не хочет или не может отказаться от России, пусть даже советской, и находит себе в ней место, но и он «общей не уйдет судьбы». Но эта жизненная судьба предопределяется не только обстоятельствами, но и личной психологией, системой ценностей и пр. Не возьмемся здесь судить о Рындзюне-Ветлугине и о том, насколько его собственная психология спроецирована на психологию его героев, авантюристов и мерзавцев, в чем его постоянно обвиняли современники. Однако несомненным кажется, что для него литературная работа являлась именно работой, он хладнокровно и рассудочно писал свои статьи, подчиняясь условиям работы в том или ином издании и стремясь занять там одно из первых мест10711071
  При обсуждении доклада, легшего в основу данного раздела, Е.Д. Толстая обратила наше внимание на подлинную, по ее мнению, любовь Рындзюна-Ветлугина к Америке, ставшую основой многих его газетных публикаций. Обсуждение данного вопроса не входит в число основных задач нашей работы.


[Закрыть].

Но ранее почти не попадавшие в поле зрения исследователей материалы, опубликованные Ауслендером в 1918 году, позволяют и лучше понять его психологию, и добавить некоторые подробности к описанию его жизни. Так, из очерка «Голубой Киев» мы узнаем, что приготовительный класс гимназии он проходил именно в Киеве10721072
  Жизнь. 1918. 10 мая (27 апреля). № 12. С. 3.


[Закрыть]. Во второй части «Страниц из дневника», получившей название «Розовый домик» (посвящены встрече с Б. Казарозой), и в последнем из напечатанных в «Жизни» материалов «В Россию» он много говорит о своей жизни в 1914–1918 гг.

На фоне Рындзюна-Ветлугина Ауслендер выглядит почти романтическим персонажем. Во всяком случае, таким его рисуют публикации в газете «Жизнь», особенно те, что написаны в особом жанре, не получившем, как кажется, развития. Речь идет о чем-то вроде «Заметок писателя»: на следующий день после события автор передает читателям свои наблюдения и выводы, подчиняя их не столько логике происходившего, сколько логике тех принципов, которые культивирует газета. Кажется, разницы нет, но она кроется в деталях. Рындзюн пишет как репортер, прямо с места события, и даже там, где пытается рассуждать, видно его приспособление не к общему духу, а к текущему моменту. Ауслендер в отличие от него пишет не сразу, а на следующий день, чтобы иметь возможность хотя бы минимально осмыслить свои впечатления, и осмыслить их эмоционально, в общем духе размышлений о России, русском духе, формах правления и т.д.

Приведем один пример. В 27-м номере на третьей странице, то есть практически вытеснив весь объем статей, помещен обширный репортаж «Съезд “совнархозов”». Почему так случилось – понятно. Этот съезд считался чрезвычайно важным. Как сообщают комментаторы полного собрания сочинений Ленина, «…на нем присутствовало 252 делегата, представлявших 5 областных, 30 губернских и значительное число уездных совнархозов, а также отделы ВСНХ, профсоюзные организации и фабзавкомы»10731073
  Ленин В.И. ПСС. Т. 36. С. 614.


[Закрыть]. «Труды I Всероссийского Съезда Советов Народного Хозяйства. 25 мая – 4 июня 1918 г. (Стенографический отчет)» были выпущены в Москве в том же 1918 году, причем в книге было 500 с лишним страниц. Речь Ленина, открывавшая съезд, перепечатывалась неоднократно10741074
  Наиболее аутентичный ее текст – Там же. С. 377–386.


[Закрыть].

Отчет «Жизни» на третьей полосе газеты предварялся таким фрагментом:

Вот они, те «хозяева», по которым тоскует русская земля.

Только – кто это «они»?

В модернизированном зале «Метрополя» было вчера столько народа, что мудрено разобраться, кто званный «хозяин» и кто почти незваный гость – посетитель.

По крайней мере, когда под конец дневного заседания началось усиленное «хождение», разговоры и хлопанье стульями, председательствующий Рыков пригрозил очистить зал именно от «гостей».

А шумели добрых три четверти…

Выделив десяток газетных коллег и двух востроносых барышень в соломенных шляпах, приходится всех остальных считать хозяевами съезда.

В таком случае «хозяева» великорусской земли – все знакомые лица:

Иронический Бухарин; степенный Рыков; бойко размашистый Трутовский <левый эсер>; Лозовский с мировой скорбью в глазах и меньшевистским ядом в словах; коренастый представитель профессиональных союзов, чью фамилию никогда не запомнишь <Томский>, а лиловый галстук никогда не забудешь; много френчей, один с георгиевской петлицей, мало серых шинелей (слушателей самых добросовестных и жадных); выводок юных инженеров, перешептывающихся о чем-то, вероятно, чрезвычайно важном, так как один из них, сидевший в правом углу, поминутно бегал для этого к остальным, помещавшимся слева. Каждый раз он ронял новенькую инженерную фуражку и конфузливо оглядывался, пока, наконец, некий сострадательный, а еще более сонный старик не уступил ему своего места в левом секторе…

Этим стариком можно закончить первый беглый обзор совнархозов.

Было, впрочем, еще одно характерное лицо, страшно боявшееся пропустить случай для внесения «внеочередного предложения», но, несмотря на такую работоспособность, о нем можно умолчать, ибо под конец выяснилось, что в основе всех его предложений лежало незнание утвержденной повестки…

Ленин говорил с обычной горячностью на обычные темы. При дневном освещении я слышал его впервые; и в тусклом луче, падавшем сквозь стеклянный потолок, впервые заметил, какой он, в сущности, усталый человек: истощенное лицо, горячий взор, нервные жесты10751075
  Жизнь. 1918. 28 (15) мая. № 23. С. 3.


[Закрыть].

А добрую треть второй полосы занимало информационное сообщение, которое приведем лишь в самых важных моментах:

Пожар на Казанской жел. дор

В воскресенье, в два часа дня, население Москвы было встревожено рядом оглушительных взрывов, беспорядочно следовавших один за другим. Около Краснопрудной улицы взвились клубы густого черного дыма. <…>

Скоро выяснилось, что горит товарная станция М.-Казанской ж.д. Загорелся хлопок, грудами сваленный на одной из платформ. ЗАГОРЕЛСЯ ОН ОТТОГО, ЧТО РАСПОЛОЖЕННЫМ В ОДНОМ ИЗ ВАГОНОВ ОТРЯДОМ МИЛИЦИОНЕРОВ БЫЛ ВЫБРОШЕН К ПЛАТФОРМЕ ЗАЖЖЕННЫЙ МАТРАЦ. Матрац этот <…> загорелся от неосторожно брошенной спички. <…>

Тут же вблизи находилось 20 вагонов со снарядами, которые спустя несколько минут начали взрываться. <…>

Общее число пострадавших исчисляется в 35, из которых убитых 8 человек., а остальные ранены, обожжены и контужены снарядами, осколками и т.д.10761076
  Там же. С. 2.


[Закрыть].

В следующем же номере Ауслендер печатает очерк «Символическая случайность», где сопрягает эти два события, причем сопоставление первого из приведенных нами текстов с «Символической случайностью» показывает, что и он (напомним, неподписанный) принадлежит Ауслендеру. Процитируем небольшие фрагменты этого очеркового текста:

В воскресенье половина четвертого, когда на Театральной площади я повис на шестнадцатом номере10771077
  Видимо, для сегодняшнего читателя не лишне будет пояснить, что речь идет о трамвае, внутрь которого войти было невозможно, поэтому автор «повис» на подножке (вспомним гумилевское: «Как я вскочил на его подножку, / Было загадкой для меня»).


[Закрыть], над «Метрополем» поднималось зловещее свинцовое облако; ветер крутил пыль, срывал шляпы, солнца не было, но было душно, а мы цеплялись судоржно <так!>друг за друга, будто в этом спотыкающемся трамвае было наше последнее спасение.

Никто точно еще ничего не знал, но слухи перегоняли друг друга.

Рвутся снаряды, горят вагоны с удушливыми газами, взлетит вся Москва, задохнутся все от газов, и народные комиссары, и спекулянты, и капиталисты, и красноармейцы, все погибнут разом страшной мучительной смертью, от которой никому никуда не уйти. <…>

«Так им и нужно».

Кому им? Ведь все, все задохнемся в этом удушливом черном облаке.

Это проклятое разделение «мы» и «они». Даже перед лицом смерти не устанем мы проклинать друг друга, злорадно радоваться взаимной гибели.<…>

Облако рассеялось над всей Москвой, небо, как глухая свинцовая крышка гроба, душно туманится голова, дышать тяжело. Или, правда, ядовитая отрава уже рассосалась по всем улицам, домам, во все щели, никуда не укрыться, не уйти.

Как раз в ту минуту, когда начался пожар на станции Казанской ж.д., я сидел в ресторанном зале Метрополя, на открытии съезда советов народного хозяйства.

Под стеклянным колпаком ресторанного зала спокойно и чинно совершался ритуал избрания президиума, мандатной комиссии, при соответственных речах.

И опять это проклятое «мы» и «они». Правда, в речах представителей правительства нет больше безрассудной злобы ко всем инакомыслящим. <…> Но все же – «мы» и «они»…

Мы, познавшие истину, правоверные, они схизматики или предатели и сознательные мерзавцы или пошлые дураки, не доросшие до познания святой веры…

В речи Ленина была нота какой-то снисходительной жалости к «ним».

Он готов допустить, что среди «них» есть вполне искренно преданные делу и честные люди, Но «они» полны тысячи буржуазных предрассудков, незаметно для себя связаны бесчисленными нитями со старой умирающей жизнью, и потому, даже если захотят всем сердцем, не смогут сделаться новыми людьми новой жизни, хотя «их» нужно и можно заставить работать для этой новой жизни.

А я смотрел на этого приземистого, спокойного человека с умным, но несколько незначительным лицом, лицом профессора или доктора, и думал, почему у него такая уверенность, что он-то, именно он – новый человек новой жизни.

Он прошел тот же длинный путь русской культуры, такой сложной и противоречивой культуры, вместившей и Пушкина, и Писарева, и Бакунина, и Герцена, и Достоевского, и Толстого, и многих других; к этому русскому хаосу постоянно тревожных идей он прибавил математически-точные науки Запада, и из этих странных сочетаний выработал свою правду, свою формулу спасения мира и России.

Ленин, имя которого сейчас повторяет весь мир, который для одних безумный изверг, для других – фантастический гений. Как разочаровались бы и те, и другие, если бы увидели этого спокойного, ничего романтического в себе не таящего, с профессорскими манерами, несколько усталого, лысого, склонного к тучности человека…<…>

Это, конечно, просто случайность, что в ту минуту, когда открывался съезд «совнархозов», который призван спасти Россию, спасти гибнущее народное хозяйство, в тут же минуту вся Москва была свидетельницей того гибельного неустройства, которое охватило сейчас всю Россию.

Случайность, но символическая случайность.

Мы выписываем точные формулы, каждый свою, мы проклинаем друг друга за несогласие с одной буквой нашего катехизиса.

А от случайной спички вспыхивают миллионные склады.

И разве наши слова, наши революции, наши математически точные выкладки могут затушить эти пожары?

Задыхаясь от удушливых газов, мы будем повторять неустанно:

«Так им и нужно»10781078
  Жизнь. 1918. 29 (16) мая. № 24. С. 3. Эти воспоминания были использованы автором в брошюре, изданной через год: Ауслендер С. Печальные воспоминания: О большевиках. Омск, 1919. Анализ ленинского портрета в брошюре см.: Перхин В.В. Семнадцатый год в оценке С.А. Ауслендера: Очерки о политических лидерах // Русская революция 1917 года в литературных источниках и документах 1917–2017. М., 2017. С. 233–234. К сожалению, публикации в «Жизни» В.В. Перхиным не учтены.


[Закрыть].

Как легко увидеть, мы имеем дело со вполне искусным градуированием разнородного материала. Информация о съезде осмысляется в краткой вступительной заметке, несущей на себе явный отпечаток индивидуальности автора, предпочитающего, однако, остаться неизвестным. С нею сополагается другая, совсем сухая информация о пожаре, едва не превратившемся в полномасштабную катастрофу. И на основании этого создается уже абсолютно индивидуализированный текст, претендующий на осмысление не только двух разнородных событий, совпавших по месту и времени, но и на общий взгляд на современное состояние революционной России, неумолимо расколотой на два лагеря, ни один из которых не желает ни на иоту отступить от своих идеологических позиций.

Мы выбрали наиболее яркий и сохранивший все стадии становления итогового текста пример, но можно себе представить, как это происходило в других случаях с публицистикой Ауслендера. И если в начале издания газеты он говорил о том, что нужны (цитируем письмо к Кузмину) «бодрость, работа, главное не ныть», то с эволюцией русской жизни эволюционировала и его позиция. Он крайне негативно отнесся к исключению меньшевиков и правых эсеров из состава московского совета и ВЦИК, посвятив этому специальную колонку «Торжество победителей»10791079
  Жизнь. 1918. 16 (3) июля. № 43. С. 3.


[Закрыть], а до того выказывал терпящим поражение социалистам свое сочувствие при описании заседания того же самого совета10801080
  Ауслендер Сергей. Большой день // Жизнь. 1918. 17 (4) мая. № 17. С. 3.


[Закрыть]. Постепенно в его статьях и очерках все более и более определенно видно стремление освободиться от жизненных преград и перебраться куда-то вдаль – в Екатеринодар, в Туркестан, в Берген, в Шанхай… Его «Плавающие и путешествующие», в отличие от героев почти одноименного романа его дяди, стремятся к реальным путешествиям: «…комбинация с Бергеном оказалась неудачной, но уже шли разговоры о Сибири, – было ясно, что куда-то ехать необходимо. А куда? Вряд ли все, кем овладело это лихорадочное беспокойство, охота к перемене мест, знают точно, куда и зачем им необходимо ехать; знают только что кончилась та привычная, старая жизнь, нет больше милого шкапа, и куда-то ехать, что-то искать необходимо…»10811081
  Жизнь. 1918. 15 (2) июня. № 42. С. 3.


[Закрыть]

И желание это объясняется не иррациональностью, а предельной рациональностью: «Оказывается, вчера во всем доме был повальный обыск. Перерыли все вещи, белье, письма, кровати, все… все… На дверях же объявление, что дом в ближайшие дни будет реквизирован и вся мебель должна быть оставлена для новых жильцов»10821082
  Там же.


[Закрыть].

Называя других, он пишет, конечно, и о себе. А в финальном очерке, помещенном в «Жизни», «В Россию», он описывает путь из Москвы в Нижний Новгород, с тоской замечая: «Вот вижу все знакомое, милое, перелески, речки, поля зеленые и желтые – вот она, Россия, или только хрупкое видение благостной, мирной, трудовой, святой России, как среди песков Сахары перед умирающим от жажды путником возникает обольстительный и опасно-ложный мираж: тенистые пальмы, прозрачный, холодный ручей, зеленая трава…»10831083
  Жизнь. 1918. 3 июля. № 56. С. 3.


[Закрыть]

До поры до времени едва ли не единственным свидетельством о послеоктябрьской биографии Ауслендера был совершенно фантастический рассказ Зноско-Боровского: «После большевистского переворота он редактировал в Москве независимую газету “Жизнь”, в качестве корреспондента которой он отправился в Екатеринбург собирать данные об убийстве царской семьи. Так он оказался в Сибири. Так вела его судьба к роковому концу»10841084
  Зноско-Боровский Евг. Сергей Ауслендер. Последняя фраза объясняется тем, что статья была лже-некрологом.


[Закрыть]. Как мы видели, редактором «Жизни» он не был, а сама эта газета была закрыта еще до цареубийства. Но пребывание в Екатеринбурге было вполне реальным. С конца июля 1918 г. город был под контролем чешских легионеров, затем – армии Колчака, так что спасение там выглядело вполне безопасным (впрочем, мы не знаем, была ли для него реальной опасность находиться у большевиков).

Но пойдем по порядку. Последнее, как кажется, существенное свидетельство в «Жизни» мы получаем 3 июля 1918. Опубликованная корреспонденция Ауслендера, которую мы уже цитировали, напечатана именно в этот день и в ней вполне правдоподобно, так что нет смысла сомневаться в ее реальности, описано, как он уезжает из Москвы в Нижний Новгород. Из рукописных документов мы знаем, что уехал он 25 июня, а 29-го отправил корреспонденцию из Нижнего в Москву10851085
  Письма к А.А. Боровому от 25 и 29 июня 1918 // РГАЛИ. Ф. 1023. Оп. 1. Ед. хр. 237. Л. 1–2.


[Закрыть]. Этим опровергается мнение всего интернета, восходящее как к серьезным исследованиям, так и к бессмысленным перепечаткам, что поводом для отъезда послужил мятеж левых эсеров и закрытие газеты. Нет, он уехал без внешнего повода, если таковым не считать общую обстановку в стране. А.Г. Тимофеев полагает, что его воспоминаниям в газетных очерках можно доверять. Если это действительно так, то надо было бы поверить ему на слово: ««В июне я проехал от Нижнего до Перми, имея поручения выяснить, поскольку возможно, что творится на Волге, а сам тая в себе надежду попасть в плен или… мало ли что случается в дороге. Но тогда мне это не удалось. Я приехал <так!> без особых приключений до Перми и вернулся обратно в Москву. В Нижнем, в Казани, в Перми все будто замерло… <…> В Москву я приехал через несколько дней после убийства Мирбаха и левоэсеровского мятежа»10861086
  Ауслендер Сергей. Грозная весть // Сибирская речь. 1919. 7 июня (25 мая). № 120. Появление в его мыслях Перми может объясняться тем, что в Пермском университете весной 1918 г. получил место давний семейный друг Ю.Н. Верховский (подробнее см.: Ю.Н. Верховский – профессор Пермского университета / Публ. и коммент. С.А. Звоновой и Т.Н. Фоминых // Русская литература. 2005. № 2. С. 207–216).


[Закрыть]. Однако у нас есть возможность проследить его путешествия более внимательно и, как представляется, получить картину, более близкую к действительности.