Текст книги "Разыскания в области русской литературы ХХ века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 1: Время символизма"

Из писем М. Возлинского

Поскольку мало надежды, что личность М. Возлинского когда-либо привлечет внимание читателей и исследователей сама по себе, мы сочли возможным представить наиболее существенные фрагменты его писем к М.А. Волошину, посвященные литературной и интеллектуальной жизни Москвы начала 1920-х годов. При всей беглости его взгляда и поспешности, а иногда и произвольности суждений они важны как фиксация сиюминутной действительности, а помимо того – и некоторыми сведениями, касающимися известных писателей-современников.

Естественно, что фрагменты, вошедшие в текст нашей статьи, здесь не воспроизводятся. Общепонятные имена и факты не комментируются. В качестве предисловия приводится письмо (ответ на анкету) писателю и библиографу Павлу Яковлевичу Заволокину (1878–1941). В начале 1920-х годов он планировал составить словарь современных русских поэтов, в связи с чем рассылал анкету, на которую и отвечал Возлинский. Словарь не удался. Вместо него появился сборник «Современные рабоче-крестьянские поэты в образцах и автобиографиях с портретами» (Иваново, 1925). После ссылки в Нарымский край, вернувшись в Ленинград, Заволокин планировал составить «Словарь русских поэтов революционного периода 1917–1940», который также не был завершен.

М.Я. ВОЗЛИНСКИЙ – П.Я. ЗАВОЛОКИНУ

Москва, Армянский пер. 7

14/VIII 1922.

Павлу Яковлевичу Заволокину.

Вы просите литераторов, писателей, стихотворцев сообщить Вам о себе. Вашу публикацию я читывал несколько раз и не решался писать: Зачем? и что скажет Вам имя и биография неведомого стихотворца (поэта?), а стихотворцев (поэтов) ныне в России – легионы? Но подумал, что Вы – добросовестный собиратель, хотите издать обстоятельный – наиболее полный труд. А с другой стороны – ныне неведом, а через год будет ведом. И пишу (по пунктам). Зовут меня: Марк Яковлевич Возлинский. Родился в 1887 г., 29 июля в г. Велиже Витеб<ской> губ.

«Воспитывал» себя сам. Шел каким-то чутьем, и чутьем правильным, ибо пришел к книге, к Пушкину, Гете, Тагору, к Монтэню, Шопенгауэру, Марку Аврелию, к Бетховену, Моцарту, Шопену, к Винчи, Анджело, Рафаэлю.

Образование: начальная школа, чтение, чтение и чтение, «экстерничанье», краткое пребывание на филологическом факультете.

Какие классики оказали влияние? См. выше. Прибавьте Флобера, Гомера, Библию.

Пишу стихи с малого детства (7–8 лет). Первое стихотвор<ение> напечатал в 1906 г. в г. Луганске, Екатер<инославской> губ., в маленькой газете. Все время жил в провинции (до 1921 г.).

Своим трудом живу с 12 лет: уроками. 1904 – уехал из дому – жить самостоятельно, учиться. 1906 – переехал на Украину. Был корректором, учителем нач<альной> школы, репортером, фельетонистом, музыкальным рецензентом, продавцом в газетном киоске, конторщиком, учителем музыки, корреспондентом. В детстве думал себя посвятить музыкальной карьере (сам вальс сочинил, учился; с 15 лет скрипку забросил, но не переставал позднее интересоваться музыкальными вопросами, читал Сакетти, Амброса, Ганслика и мн. др.).

Жил (до войны) в Луганске, в Бахмуте, в м<естечке> Ивановке, в Енакиево, в Алчевской (Юрьевский завод), в Горловке, в Александровске, на рудниках разных Донецк<ого> Бассейна.

Война застала меня в Екатеринославе, где встретил и революцию. Пережил там и Григорьева, и Махно, и Петлюру, и гетмана, и немцев, и добровольцев, и всю многообразную смену властей. Говорить об этом – не так надо…

В середине 1921 г. переехал в Москву. Стал осматриваться, знакомиться, завязывать литер<атурные> связи. Сдал стихи в некоторые журналы – умерли. Сдал в другие – опять поумирали. Сдал опять – если не умрут, осенью выйдут с некоторыми стихами.

Кроме стихов, писал критич<еские> очерки, один из них (о Бодлэре) напечатан в Ек<атериносла>ве, но распространения не получил.

1918 – Редактировал там же альм<анах> «Вершины», по причинам политич<еским> вышел только 1 номер, с произведениями Волошина, Соболя, Щепк<иной>-Куперник, Вересаева, Гребенщикова, моими и др.

Вообще печатался крайне мало: негде было.

Пожалуй – остальное малоинтересно.

Марк Возлинский.

(РГАЛИ. Ф. 1068. Оп. 1. Ед. хр. 29. Л. 1–2об).

М.Я. ВОЗЛИНСКИЙ – М.А. ВОЛОШИНУ

1

Москва, 8/IV 1922.

Дорогой Максимилиан Александрович,

Я могу Вас так называть, ибо давно Вас знаю и давно Вас люблю. Много лет тому назад я впервые прочел Ваши стихи, к которым почувствовал «влеченье род недуга»11551155
  А.С. Грибоедов, «Горе от ума» (д. 4, сц. 4).


[Закрыть], и с тех пор я Вам не изменил. Ни разу.

Пишет Вам, знайте, не барышня чувствительная, и не дама-поэтесса, а зрелый «муж», которому за 30.

Лет 10 назад, в Питере, с Вами встречалась молодая тогда, начинавшая поэтесса – Екатерина Галати11561156
  Екатерина Александровна Галати (1889 или 1890–1935), автор двух сборников стихов, вышедших при жизни: «Тайная жизнь» (Пг., 1916) и «Золотой песок» (М., 1924). В недавнее время издан ее сборник «Трудный жребий» (Рудня; Смоленск, 2012).


[Закрыть]. Она мне рассказывала, как приносила Вам на отзыв свои стихи, как видалась с Вами у Вас в квартире. На днях мы как раз с ней об этом говорили. И мне, не знаю почему, захотелось написать Вам. Захотелось 1) объясниться в любви, 2) сказать Вам, что о Вас думают и Вас вообще любят. Может быть, в Вашем крымском одиночестве, вдали от столиц, это Вам доставит маленькое удовольствие.

А Вам там, мне говорили, дурно живется. Больно об этом подумать. Что, очень трудно Вам в Москву перебраться? Если сейчас вообще можно жить, так это в Питере или в Москве. Это должно быть чувствуют все. Дня 2 назад из Полтавы вырвался Юрий Слезкин. (Приятель Галати)11571157
  Юрий Львович Слезкин (1885–1947), прозаик. В Полтаве около полугода сидел в тюрьме, приехал в Москву, по собственным воспоминаниям, в марте 1922.


[Закрыть]. Завтра будем вместе у Галати. Приехал также из Казани Мих. Осоргин, который освободился11581158
  М.А. Осоргин был выслан в Казань как член Всероссийского комитет помощи голодающим.


[Закрыть].

О московских делах Вы, вероятно, знаете. Вам, вероятно, отсюда пишут. Вересаев редактирует что-то полу-официальное. Серафимович тоже. Брюсов тоже. Это – люди лойяльные11591159
  В.В. Вересаев в это время работал в литературной подсекции Государственного ученого совета Наркомпроса и редактировал художественный отдел журнала «Красная новь». А.С. Серафимович, ставший членом РКП(б), занимал множество различных должностей. Здесь, видимо, имеется в виду, что он вместе с В. Бахметьевым был главным редактором журнала «Новый мир» (единственный номер – май 1922). В.Я. Брюсов среди прочего возглавлял Высший литературно-художественный институт и был активнейшим автором журнала «Печать и революция». Впрочем, Возлинский здесь может иметь в виду журнал «Художественное слово», два номера которого вышли в 1920 и 1921 г., фактическим редактором его был Брюсов.


[Закрыть].

Из беллетристов – здесь Борис Зайцев, который сейчас болен сыпняком, но выздоравливает; Андрей Соболь, с которым мы большие приятели; Ив. Новиков; Борис Пильняк – молодой и очень талантливый; Лидин; Глоба; кажется, всё. Понемногу пишут и издают книжечки рассказов. Пьеса Соболя на днях пойдет у Корша. Из поэтов – здесь почти никого. Софья Парнок – читала недавно в Союзе Писателей стихи – очень хорошие; Георгий Шенгели, о котором Вы должны знать там на юге, – перебрался на днях на постоянное жительство в Москву, – читал свои стихи – очень крепкие, прекрасно сделанные, и доклад о «новом пушкинстве», который понравился меньше, а кое-кого раздразнил и обозлил; Липскеров – уже напечатавший несколько книг, по-моему – бесцветный; Бромлей – поэтесса, которая выступала в Союзе с драмой-фантазией в стихах (неплохих), в которой страшно много всякой чертовщины11601160
  Из комментария: О пьесе Андрея Соболя «Единой, тебе» см. в его письме к Л.Б. Яффе от 10 марта 1922: «Привез сюда две повести и пьесу; повести появятся на днях, а пьеса пойдет у Корша» (Хазан В. Жизнь и творчество Андрея Соболя, или Повесть о том, как все вышло наоборот. СПб., 2015. С. 313). Пьеса Надежды Николаевны Бромлей (1884–1966) «Архангел Михаил» была поставлена в 1-й студии МХАТ (премьера 30 мая). Набор писательских имен у Возлинского очень напоминает информацию в хронике: «Приехали с юга: Вересаев, Андрей Соболь, София Парнок, Г. Шенгели, ждут Волошина, А. Герцык и Шмелева…» (Там же. С. 373).


[Закрыть]. Кроме того, здесь еще много сотен поэтов и поэтесс, вряд ли Вам известных, печатающих стихи каким-то образом и примыкающих к разным школам, им же имя легион. Вот Вам, на память, краткий перечень «школ»: Имажинисты, футуристы, неофутуристы, презентисты, фуисты, экспрессионисты, ничевоки, заумники, супредивы, биокосмисты, беспредметники, неоромантики, эклектики, неоклассики, «крестьянские», «пролетарские», молодые имажинисты, иллюминисты. Это еще не все. Но должен сказать: заметно отрезвление. Они как-то последнее время теряют почву под ногами, заметно меньше шумят и печатаются, меньше их встречаешь на афишах. Очевидно, засели в своих норах и работают. <…>

Издательств частных у нас уйма. Но живут они – на ладан дышат. Но любопытно: умирают одни и тут же нарождаются другие. Все, что печатается, – раскупается. Хотя книжка в 5–6 листов уже подбирается к 600–700.000 руб., а то и больше. Я здесь в Москве с июля 1921. Какой разительный контраст с тем, что было до «Нов<ой> эк<ономической> политики» и что есть теперь <так!>. Эх, зачем Вы сидите там, в Коктебеле! Приехали бы в Москву, получили бы работу, начали бы издавать. Зажили бы, по крайней мере, в человеческих условиях. На днях приехал Мих. Пришвин (кажется, из Ельца), в минувший понедельник читал свои рассказы11611161
  М.М. Пришвин, согласно его дневнику, приехал в Москву 21 марта, понедельник приходился на 4 апреля. Сведения о его чтении не обнаружено. 18 апреля он уехал из Москвы в Дорогобуж.


[Закрыть]. Говорит, что, попив стакан настоящего чаю с настоящим сахаром, – почувствовал огромную «радость жизни». <…>

Накупил на днях несколько десятков книжечек – пара-другая журналов, книжечки стихов и т.п. Читаю. У Вас там, поди, ничего этого нет. В Петербурге выходят очень хорошие журналы: «Начала», «Парфенон» и мног<ое> другое. Здесь тоже. На днях будет: 2 № сборников «Пересвет», где Зайцев, Цветаева, беллетрист Яковлев, Лидин; «Феникс», где Г. Чулков с Ив. Новиковым редакторы; «Новый мiр», где редактор Серафимович; «Шиповник» собирается выйти; «Костры» вышли; «Культура и Жизнь»; «Слово» – более слабый журнал, 2-й номер; Выходит «Мысль» – философский жур<нал>; появляются сборники статей о «Закате Европы» и Шпенглере – Бердяева, Шпета, Степуна, Букшпана, Франка. Из Берлина получается любопытная газета «Накануне», где сидят «сменовеховцы» – старые знакомые, в их числе даже Василевский, даже Агнивцев11621162
  Журнал «Начала», посвященный истории литературы и общественности, под ред. С.Ф. Ольденбурга, С.Ф. Платонова и Э.Л. Радлова выпустил всего 2 номера – в 1921 и 1922 г. Сборник «Парфенон» под редакцией А.Л. Волынского вышел в начале апреля. Среди участников – А.Ахматова, М. Шагинян, Д. Выгодский. Отметим статью памяти расстрелянного большевиками Б.В. Никольского. Во втором выпуске сборника «Пересвет» (вышел в конце апреля) М. Цветаева и В. Лидин не участвовали; отметим, что Возлинский не упомянул Пильняка, Замятина и Пастернака. Сборник «Феникс» (без обозначения имен редакторов) отпечатан в начале октября, среди участников – Ахматова, Сологуб, Ходасевич, Флоренский, Л. Карсавин. О «Новом мире» см. выше, примеч. 5. Последний сборник «Шиповник» появился в свет в июле 1922 (о цензурной истории см.: Литературная жизнь России. С. 478–479). Сборник «Костры» вышел в начале марта; среди участников – Эренбург, Ив. Новиков, А. Яковлев; был запрещен рассказ Б. Зайцева. Журнал «Культура и жизнь» под редакцией А. Воронского и Ф. Кипарисова вышел в середине февраля, среди участников отметим С. Есенина, С. Клычкова, О. Мандельштама, М. Зощенко, Вс. Иванова, Б. Пильняка. Всего вышло в свет 4 номера. Первый сборник «Слово» вышел в начале февраля, второй в свет не появлялся. Сборник о Шпенглере назывался «Освальд Шпенглер и “Закат Европы”». Журнал «Мысль» под редакцией Э.Л. Радлова и Н.О. Лосского выходил в 1922 г., вышло всего 3 номера. Газета «Накануне», финансировавшаяся советским правительством, выходила с 26 марта 1922 по 15 июня 1924; И. Василевский (Не-Буква) действительно там сотрудничал; материалов Н. Агнивцева найти не удалось.


[Закрыть]. Пишу Вам все это потому, что Вас как литератора это может заинтересовать.

Впрочем, вероятно, Вам пишут. Вероятно, Вы списываетесь с Москвой или Петербургом.

Книжных магазинов в Москве – кишмя кишит. Не только Моховая вся и Никитская, и Тверская, и Кузнецкий мост, – на Солянке, на Покровке, на Воздвиженке – всюду магазины. На Кузнецком можете видеть вывеску огромную: «Книга = Москва-Берлин-Лейпциг», – огромное предприятие, где все новинки запад<ной> литературы. <…>

Лежат передо мною Ваши стихи – «Иверни». Знаете ли? Сейчас в русской поэзии – Вы один. Кузмин – тот немного игрушечный; Вяч. Иванов – тот слишком «Семирадский» от поэзии; Сологуб – узок, односторонен; ну, Ахматова и Шагинян – женщины; Ходасевич, издавший недавно великолепные стихи, еще молод; Вы, право, единый. Помните это. Вы всех их вместили в себя!

 
И обоймут тебя в глухом моем просторе
И тысячами глаз взирающая Ночь,
И тысячами уст глаголящее Море. –
 
 
В напрасных поисках за ней
Я исследил земные тропы
От Гималайских ступеней
До древних пристаней Европы.
 
 
________
 
 
В порыве грусти день усталый
Прижал свой лоб к сырой земле. –
 

Впрочем, мне придется переписать всю книгу, чтобы сказать себе: ах как хорошо. <…>

2

Москва, Армянский пер. № 7, кв. 6.

26/VI 1922.

Дорогой Максимилиан Александрович, я очень не люблю писать на этаких листах, но других под рукой как раз нет – и вот пишу. Письмо Ваше я получил через месяц после написания. Оно меня обрадовало – не смогу сказать как. А что я безбожно преувеличиваю Вас – в этом я неповинен. Смиренно склоняться? Ежели в смысле христианского смирения – тогда так. А ежели Вы говорите как профессионал-писатель, то скажите, перед кем Вы намеренны смиренно склоняться? Перед кем – из нынешних современных наших поэтов? Не вижу, не знаю. Блока мы поспешили записать в гении, и то только – покойного, живым и не подумали бы. Цветаева, Мандельштам, Парнок? – ей-Богу, не надо. Я очень люблю их. Мандельштам большой поэт московский, у Парнок – прекрасные стихи. У Цветаевой, пожалуй, и того лучше. Но Вы им гораздо больше дали, Вам они гораздо большим обязаны – хотят ли они этого или нет. Учиться же, конечно, и у них можно и даже нужно. <…>

Хорошо понимаю, что у Вас нет желания видеть всё своими глазами. Но Ваше представление о «революционно-благополучной и пролетарски-роскошной» Москве (литературной) – ошибочно. Вам это кажется из Вашего непрекрасного далека. Я точно такого же мнения был, живя в Екатеринославе, и вижу, как ошибался. Вы совершенно правы, говоря о малой привлекательности московской «литературы», особенно «кружков» или «ячеек». Но что из того? Вы помните, есть такая картина: великосветский салон в Москве, Пушкин, Крылов, Жуковский и другие, нарядные дамы, зал с колоннами, оживленные беседы, и у одной из колонн, со скрещенными на груди руками – Чаадаев, бледный, задумчивый, одинокий Чаадаев, не принимающий участия в разговоре, – смотрит, думает… Вот: Чаадаев пришел, – сюда, – на бал, от которого он может быть – очень далеко. Но он тут. Он не остался дома. Не сидит где-то в глухой деревне своей. И мне это понятно. Чтобы быть «далеким» от ячеек и кружков литературных, надо быть здесь, а не там в Феодосии. («Здесь» – это для меня Москва, Питер, Берлин и т.д.). Будучи здесь, Вы почувствовали бы уверенность, почувствовали, узнали бы ценность, узнали бы, что то, что говорите, нужно и важно сказать.

Вообще должен заметить, что за последние несколько месяцев в литературе без кавычек совершенно отчетливо (на моих глазах) – и это отмечают все, устно и письменно, – произошел перелом: академизм снова восторжествовал, Пушкин вновь и прочно утвердился – всерьез и надолго. Конечно, не могло быть иначе. И это уже произошло.

Есть еще одно очень важное обстоятельство. Я прочел на днях несколько стихотв<орений> Бальмонта, Брюсова, Блока («Двенадцать») в высокохудожественном переводе немца Грегера и получил огромное удовольствие; прочел хронику литературную в берлинской «Новой русской книге», перелистываю №№ берлинской «Жар-Птицы»;11631163
  Выходившие в различных берлинских изданиях переводы Вольфганга Э. Грёгера (1882–1950) названных произведений получают неизменно высокую оценку исследователей. Журнал «Новая русская книга» выходил в Берлине в 1922–1923 г. (ему предшествовал журнал «Русская книга»). Подробнее см.: Флейшман Л., Хьюз Р., Раевская-Хьюз О. Русский Берлин 1921–1923 / По материалам архива Б.И. Николаевского в Гуверовском институте. Paris, [1983]. «Жар-птица» – литературно-художественный журнал, выходивший в 1921–1926 гг. в Берлине и Париже (издатель А.Э. Коган). О нем см.: Лурье Ф.М. Журнал “Жар-птица”. СПб., 1999 (книга вышла в серии «Шедевры русской периодики»).


[Закрыть] просматриваю пахнущий типограф<ской> краской № питерского сборника или московского журнала; все это, согласитесь, мне ведь нужно! Скажите, Вы это все можете? Нет. – В здоровом организме, где правильная циркуляция крови, энергичная клетка тоже стремилась к центрам, мозгу или сердцу, – всегда. А сейчас, когда то лихорадит, то сводит судорогой, то пробирает дрожь, то кидает в полузабытье или в сон, – клетка где-нибудь на пятке – ничего удивительного если замирает и вянет: от пульса далеко. <…>

Ваших «Демонов» я принял так, как принял все Ваше «прежнее»; говорю о впечатлении общем, читал давненько, отдельных стихов не помню как следует. «Купину» с огромным интересом получу у Парнок. К сожалению, ее не было в понедельник в Союзе Писателей, где обычно бывает. (Там по понедельникам чтения). Надо мне разузнать ее адрес, а я эти дни никого не вижу – все по дачам. За «Путями Каина» обязательно схожу к В.В. Вересаеву11641164
  Речь идет о книгах Волошина: «Демоны глухонемые» (Харьков, 1919; Берлин, 1922), «Неопалимая купина: Стихи о России и революции» и «Путями Каина: Трагедия материальной культуры», которые при жизни поэта изданы не были. Первую из них Волошин отправил в Москву с С.Я. Парнок, «Путями Каина» в это время существовали в раннем варианте, который Волошин прислал В.В. Вересаеву.


[Закрыть]. Мы с ним знакомы. <…>

Вчера говорил с Е.А. Галати по телефону – приехала с дачи на день. Очень обрадовалась моему о Вас сообщению. Она очень хорошая, интересная и умная женщина 32 лет, сыну 7 лет, неглупый очень муж, человек литературный, пишет, впрочем, по экономич<еским> и финансовым вопросам, собирается издать книгу – «труд». Ек. Ал. хорошие благородные стихи пишет, а не милые, как когда-то. К сожалению, у меня под рукой нет, чтобы Вам показать. Не печатает потому же, что и я: во-1), трудно вообще из-за малого числа изданий, из-за трудности издавать отдельно; во-2), такое обилие поэтов, хоть и плохих, и они так «напористы», что с ними нам, «неизвестным», конкурировать совестно, а связей хороших нет – с Питером и Берлином, где положение значительно лучше. А возможно и то – говорю о себе – что стихи не настолько хороши, чтобы они сразу заинтересовали издателя. И даже наверное так. – Революция ее только потрепала, как и многих из нас. <…>

Шенгели я люблю мало. Ваше замечание об угрожающем сходстве с Брюсовым и об алгебре в гармонии чрезвычайно метко. Но не считаете ли Вы, что прав Фридрих Геббель: не садятся за рояль, чтобы доказывать математическую формулу, а во всякой высшей деятельности то и прекрасно, что ею осуществляются цели, о коих действующая личность даже и не думала? Шенгели очень думает, он «высиживает» и не горит, и беспокоится и волосы ерошит по поводу любой рифмы и любого эпитета, и успокаивается только тогда, когда все гладко, особенно когда цезура на месте и метр совершенен. Как-то он в хорошем стихотворении ни за что не хотел простить автору «мужской» цезуры в шестистопном ямбе, в одной строке, т<а>к как во всех остальных строках цезура-де дактилическая!

Цветаева – это просто пропуск. Я ее очень хорошо знаю и очень хорошо люблю. Вот передо мною ее «Версты», которые меня обрадовали очень, и которые перечел еще раз – с еще большим удовольствием – после Ваших слов о ней.

Она теперь в Берлине. Уехали за границу Бор. Зайцев, Влад. Ходасевич. Первый в Италию11651165
  Б.К. Зайцев уехал 8 июля из Москвы в Берлин. В Италии он был во второй половине 1923 года, потом обосновался в Париже.


[Закрыть], второй в Берлин11661166
  22 июня Ходасевич вместе с Н.Н. Берберовой уехал из Петрограда в Берлин. В дальнейшем рассказе имеется в виду его вечер в клубе Всероссийского союза поэтов, где он читал стихи из книги «Тяжелая лира».


[Закрыть]. Очень хочет в Италию и Андрей Михайлович Соболь11671167
  А. Соболь смог отправиться в Италию лишь в феврале 1925 г.


[Закрыть]. Зайцев ничего здесь все время не издавал, посылал в Берлин и там накопил сотню тысяч марок, – теперь будет на них жить. Перед отъездом Ходасевич побывал в Москве и читал в союзе свою новую книгу стихов. Признáюсь Вам, что в этой книге есть стихи, которые сразу же вознесут его на степень крупнейших наших современных поэтов. Может, я ошибаюсь (после чтения мнениями не обменивались), но в Ходасевиче, из молодых поэтов, Пушкин нашел, по-моему, самое мудрое и всамделишное свое воплощение; по крайней мере некоторые стихи меня в этом совершенно убеждают. Дай Бог. Господи, какое сравнение с Шенгели, который ведь тоже о Пушкине говорит. Я знаю хорошо, что услышь Вы эти стихотворения, Вы бы сильно обрадовались. Я был в соверш<енном> восторге, а огромная аудитория (была вся литер<атурная> Москва) казалась совершенно изумленной. <…>

В Москве плохо, пожалуй. Может, потому что лето. Ничего не издают. Говорят об омоложении, возобновить собираются «Софию»11681168
  «София» – «журнал искусства и литературы», издававшийся в 1914 г., всего вышло 6 номеров.


[Закрыть]. О Шпенглере уже слышно мало. Умы занимает Штейнер, Эйнштейн, Штейнах. Последний пересаживает мужские пубертатные клетки женщине и делает ее мужеподобной, берет мужеподобную и бесплодную женщину и путем такой же трансплантации делает ее женой и любовницей и матерью. – Вчера в Москву прилетел мотоцикл (воздушный!) из Лондона, шел 23 часа! – А завтра мы ждем телеграммы или авиаэкипажа с Марса, уверяю Вас. – Московские ученые и профессора сбиты со всех позиций и с толку и читают лекции о вещах совершенно фантасмагорических. Уэльс, Жюль Верн и кто там еще – кажутся способными подростками из 5 класса гимназии. –

Айхенвальд написал неудачную книгу о Блоке, Гумилеве, Ахматовой и Шагинян. Мало хорошего сказал о Блоке (чересчур) и много хорошего – о Гумилеве, помянув с симпатией о «барине» и о «дворянине». И за это один из самых, говорят, известных руководителей нашей Республики поместил в Правде статью «Пролетариат, где твой хлыст?», в которой имеется: «ослиные уши» автора книги, «дрянь» и еще кое-что. Статья крайне едкая и – талантливая, впрочем11691169
  Имеется в виду статья Л. Троцкого «Диктатура, где твой хлыст?» (Правда. 1922. 2 июня; подп.: О.), действительно посвященная книге Ю.И. Айхенвальда «Поэты и поэтессы» (Литературная жизнь России, ч. 2. С. 426–427).


[Закрыть]. <…>

3

Москва, Армянский, 7,6.

3 сентября 1922.

<…> С Софьей Яковлевной мы хорошо познакомились. Я ею чрезвычайно доволен. Один вечер мы посвятили разговорам о Вас. Говорила больше она, а я слушал. И еще больше Вас полюбил с тех пор. Нехорошо, что Вы так далеко от Москвы. Крепко думаю будущим летом в Крым попаломничать (ежели Вы там будете). Софья Як. очень неглупая женщина, и с нею хорошо. Мне ее стихи нравятся, некоторые очень. У нее совсем «мужские», хорошие очень, гекзаметры и александрийские.

Подарила мне свою книгу (1916 года), которой я не знал. Дала читать стихи 20-21 г. еще не изданные. У нее же я взял Вашу «Купину». «Купина» – подавляет, страшит (в целом). Очень понятно, что цензура не пропустила, так как всякая в мире цензура должна быть трусливой. Наша в том числе. Стихи Ваши изумительны (не все, сейчас перечислю). «Купина», «Китеж» (1 часть), «Дикое поле» (уже мне известное раньше), «Северовосток» (первые 18 строк и конечные 8), «Потомкам», «Готовность» (я уже об этом писал), «Заклинание», последние 12 строк из «На вокзале», последняя строфа из «Гражданской войны», «Пасха» – все это прекрасно, больше и сказать нельзя. Этакая сила, этакий древнепророческий пафос, этакая густота чувств, яркость образа, и при том язык! Знаете ли, что больше ни у кого нет такого языка – русского, сочного, благородного, незатасканного. И при том у кого еще есть такой стих-монолит, стих-бронза, стих-музыка гнева и труб? Зато остальное – публицистика и совсем мне не нравится, и совсем не поэзия. Вы же, дорогой Максимилиан Александрович, не будете на меня сердиться за резкое слово, правда ведь? Я хочу быть откровенным и искренним. – Хотя некоторые и здесь очень хороши (в своем роде): «Личины», «Матрос», «Спекулянт».

Великолепны также «Киммерия» и вообще «Молчание» и «Пустыня».

Вообще я получил огромное наслаждение от книги.

– Читал в «Красной Нови» 3 пьесы из «Путей Каина»: «Меч», «Порох», «Пар»11701170
  Красная новь. 1922. № 3.


[Закрыть]. Первое вовсе не понравилось, второе несколько лучше, «Пар» еще лучше. Но общее впечатление – что это ниже Вас, ниже многих сотен Ваших строк. В частности, в таких белых стихах со строгим, пушкинским 5-стопным ямбом – очень досадно встречать 6-стопные (редкие) строки, нарушающие общую архитектуру, – в остальном такую выделанную. (Например: «Он создал армию, казарму и солдат». Или: «Все оперение турниров и парадов». Или: «Разъезженных дорог, растоптанных полей». Или: «Доспехи рыцарей, как старое железо». Или: «Адам изваян был по образцу Творца» и друг.).

Я Вам писал, что видел Ваши стихи в одном дурацком журнале «Возрождение». Там были – «Опять бреду я босоногий», «Ветер с неба хлопья облак вытер», «Сквозь облак тяжелые свитки». В этом журнале помещены: нелепый роман Вас. Каменского, что-то Шебуева, что-то Джека Лондона; глупая сатира какого-то Вагнера, рóман11711171
  Буква «о» подчеркнута дважды.


[Закрыть] (макулатура) самого издателя – П. Ярославца, и многое в том же роде. А всего глупее и бездарнее – это заключительный аккорд: фельетон совершенно газетно-бульварного типа «мистера Тьму-Тараканьского»11721172
  Речь идет об издании: Возрождение: Литературно-художественный и научно-популярный иллюстрированный альманах. М., 1922 (второй том вышел в 1923). Последнее из называемых Возлинским произведений – Тьму-Тороканьский Мст. Нашествие юмористов (Шарж). Впрочем, в альманахах печатались О. Мандельштам, И. Эренбург, М. Булгаков, М. Цветаева, Л. Леонов, Б. Пильняк и др. Об издателе Петре Даниловиче Ярославцеве подробно вспоминал упоминаемый ниже Эмилий Львович Миндлин (1900–1981). См.: Миндлин Эм. Необыкновенные собеседники. М., 1968. С. 202–205.


[Закрыть].

Вообще Ваши отдельные стихи печатаются везде. Мне они очень часто попадались. Я буду следить и сообщать – чтó и где. Если помещает Вересаев или Соф. Як., то, конечно, ничего. А вот какой-то у Вас тут Миндлин, юноша, есть. Этому Вы совершенно напрасно доверенность даете. Нелепее всего, что, не говоря о компании, в которой Вы можете очутиться, – Вы ни гроша не увидите за стихи.

Читал я как-то, что в Берлине издательство «Мысль» выпустило «Антологию современной поэзии» – Анненский, Ахматова, Максим. Волошин, Гумилев и др.11731173
  Содержание этого сборника (кроме названных, там напечатаны стихи Вяч. Иванова, Кальмы и М. Кузмина) см.: Богомолов Н.А. Материалы к библиографии русских литературно-художественных альманахов и сборников 1900–1937. М., 1994. С. 131–132.


[Закрыть] Книги, сколько знаю, в Москве еще нет. Появится – куплю и перешлю. Кое-что я Вам шлю. Эйнштейна шлю на всякий случай11741174
  Скорее всего, имеется в виду книга: Эйнштейн А. О специальной и общей теории относительности. (Общедоступное изложение). М., 1922 (или другое из ее многочисленных изданий).


[Закрыть]: может, заинтересуетесь. (Книги посылаются Вам, разумеется, в полную собственность и распоряжение).

– Завтра или послезавтра побываю у Вик<ентия> Викентьевича – кое-что у него получу.

– Как Ваше самочувствие и как Ваша нога.

– Помните ли Вы некрасивого юношу, симпатичного малого, еврейского поэта Элишу Родина11751175
  Элиша Родин (Абрам Моисеевич, 1888–1946), поэт, писавший сперва на идиш, потом перешедший на древнееврейский язык (иврит). О его дружеских отношениях с А. Соболем см.: Хазан Владимир. Жизнь и творчество Андрея Соболя, по указателю.


[Закрыть]? Мы с ним встречались у меня на даче нынешним летом (Я там жил и кормился у Андр. Соболя). Очень много о Вас говорил он. Любит Вас. Парень переводит Тютчева и бредит им. Просил, когда писать буду – Вас приветствовать.

6/IX.

Говорил с Вик. Вик. Вересаевым. Он Вам послал 130 миллионов, с человеком вполне надежным, но все же просит подтвердить ему получение.

Вчера в «Известиях» читал: поступили в работу (в Госиздате): дальше идет перечень новых книг – и: «М. Волошин, Selva obscura <так!>, книга лирики, с иллюстрациями по рис. худ. Богаевского». –

Вы, может, заинтересуетесь? Организуется здесь «Содружество крымских культурных работников» (проф. Н.К. Гудзин <так!>, А.Я. Винтер, Ю.К. Ульчиев, П.М. Казьмин, – Вы их не знаете?), – устраивает общежитие и справоч<ное> бюро для приезжающих в Москву крымчаков; затем издательство «Чатырдаг», затем открывают книжный магазин по Б. Никитской, 16, с отделением в Симферополе11761176
  Такое содружество было действительно создано в 1923 г. и размещалось по названному адресу, оно издавало книги.


[Закрыть]. Вы же в некотором роде крымчак и тоже «культурный работник». Я Вам об этом сообщаю на тот случай, если бы Вам понадобилось что узнать или утроить через это Содружество: по Вашему поручению могу сделать. <…>

4

Москва, 26 сентяб. 1922.

Армянский, 7, кв. 6.

<…> В союзе писателей скучно. На парнасе <так!> – безлюдье и тоска смертная. Хороших журналов нет. Плохих, кажется, тоже. Затеваются, но ничего из затей не выходит. Вашей книги в витринах еще не видать. Должно – скоро появился. Жду с нетерпением, ибо не читал. О «Путях» Каина <так!>, которые читаны мною, писал Вам отзыв в предыдущем письме. После долгого ожидания (чуть ли не 10 месяцев!) вышла наконец 1 книга «Шиповника» (Альманах). Еще не читал, не успел. Передают, что особенного ничего. <…>

Бедная Соф. Як., на днях звонит: выселяют из комнаты, – дескать, дом-коммуна рабочих-водопроводчиков. Несколько дней не видел ее, не знаю, как у нее устроилось. <…>

Задумал серию «дружеских» пародий и сатир. Вот:

1)

 
Я не Белый, но Котик Летаев. Я: чорт знает чтó.
Многоног огнерогий в исколотой тверди мне: бегает.
В своей коже ползу, как в дыре. Волоку золото.
Тяжковесна, отвесна бессмыслица, бестолочь пегая.
 
 
–
 
 
Я пузырь. В миллионы эонов низвержен, сную –
По чернотам, пустотам, круглотам, болотам, – раздолие!
Разбиваю толк в тóлоки и толоку <так!> толчею:
Толокно. Потолок в колпаке, и ни капельки более.
 
 
–
 
 
В глоссолалии, критик, меня, о, зачем обвинять?11771177
  Горнфельд пробрал его за глоссолалию.


[Закрыть]
Бреды в гении катятся, крутки клубятся, невнятица.
Ни себя самого, ничего не могу я понять.
Через космос сумятица, как каракатица, пятится.
 
 
–
 
 
Лопнет все, лопну я. Парменид, Пифагор, Гераклит,
Помогите, спасите! Разъятие, взятие, въятие…
Мир дождями кровавых карбункулов темя сверлит.
Мне читателя жаль. Как мне жаль вас, читатели-братие!
 

(Здесь почти нет моих слов, весь лексикон – Белого).

2) Крученый паныч

 
Надо быть в бреду по меньшей мере,
Чтобы дать согласье быть землей.
 

Б. Пастернак11781178
  Интересная и сумасбродная книга стихов «Сестра моя жизнь».


[Закрыть]

 
Когда родился я, земля была в бреду
И пахла выпиской больницы иль приюта,
И бредил Бог. С тех пор, куда я ни пойду, –
Стафилококков тьма, и нет нигде уюта.
 
 
–
 
 
Плету, юродствуя, «вне ранга» чехарду,
Для рифмы я ничем не брезгую, ломака.
Я – крученый паныч – бесспорно, был в бреду,
Как дал согласье быть Борисом Пастернаком.
 

3) Звонарь

 
Стоны-звоны, перезвоны.
Ловки вольты звонаря.
Лукоморье. Крутосклоны:
Не болтался парень зря.
 
 
От копейки начал дело.
Мать-игуменья велела
И в эпоху Октября
Не болтаться зря.
 

4) О сочинении трактатов

 
Он втрое больший пушкинист,
Чем Пушкин сам. Беда не в этом.
Дубовыми стихами лист
Марает, мня себя поэтом.
 
 
–
 
 
Верхарна в поте перевел
И заработал. Слава Богу.
Но, видно, бес его повел
На «философскую» дорогу.
 
 
–
 
 
Про русский стих трактат загнул, –
Пропали гордые восторги:
Горнфельд шел мимо и чихнул –
И в лужу шлепнулся Георгий.
 

Первые 2 пойдут в «Рупоре». Третья не пойдет: трусость. Боятся, что Городецкий отмстит, – а он в силе. Четвертая не для печати, ибо Шенгели – такая все-таки малая величина, что серьезно писать о нем пока все же рано. Особенно в форме сатиры (эпиграммы). <…>

5

Москва, Армянский, 7, 6.

17 ноября 1922.

<…> С Соф. Як. встречаемся довольно редко. И я очень занят, и она по службе устает, много работает. И вообще сближение идет у нас слишком медленно, медленнее, чем мне того бы хотелось. Заходил пару раз к Анастасии Иван. Но чересчур очевидно мы разные люди. Она моложе меня годами, но старше опытом; я же хоть и старше годами, но значительно «глупее», непосредственнее; затем в вопросах религиозного сознания она целый философ, а я дурень: ничего не понимаю, только чувствую что-то, а что – толком не скажу и (еще хуже!) думаю, что толком знать тут и нельзя. Кроме того, она только стихи Марины Ив. читает и любит, а мне этого вообще мало: а Вы? а Ахматова? а Ходасевич? а Асеев?

Прочитал ее 2 книги – «Королевские размышления» и «Дым»11791179
  Две книги А.И. Цветаевой, вышедшие к тому времени: первая была издана в Москве в 1915, вторая называлась «Дым, дым и дым» (М., 1916).


[Закрыть] (обещала еще из дневников почитать теперешних). Книги – что ж, – местами умно, местами наивно, по-женски (хотя она мужественна в общем), – металась душа, стонала; одаренная женщина, очень неглупая. Первая книга вызвала во мне горячий протест, который я в письменном виде, целым трактатом, ей представил. Вторая – ничего не вызвала, кроме любопытства. <…>

Был на днях у Софьи Яковл. Больна, бедная, – неможется, – видать, переутомлена. Отправляется недели на 2–3 в санаторий. Отдохнет и наверное оправится. Вышла недавно ее книга «Розы Пиэрии», антологические стихи. Вероятно, Вам она отослана. Пишу на днях о ней рецензию. Знаете ли Тат. Спендиарову (молодая поэтесса)?

Много шуму и разговоров здесь о книге «эротических сонетов» Эфроса Абрама. Книга любопытная и значительная. Жаль только, что автор слишком любит ставить точки над i, теряет чувство меры (Вот черта, которою, по-моему, наделена последняя книга Соф. Як.). Затем появились еще скучные и очень приличные сонеты К. Липскерова, прекрасная книга Ходасевича («Тяжелая Лира», о которой я Вам, помнится, писал), очень хорошие стихи Мандельштама («Tristia»), из Берлина получена книга Марины Цветаевой («Разлука»), страшно музыкальная, но мало понятная. Пришла также новая книга Эренбурга «Литературные портреты» (Ахматова, Блок, Брюсов, Бальмонт, Балтрушайтис, Белый, Вы, Есенин, Вяч. Иванов, Мандельштам, Маяковский, Сологуб, Цветаева)11801180
  На самом деле книга называется «Портреты русских поэтов». Здесь речь идет о первом издании (Берлин, 1922). Второе издание, сокращенное, – М., 1922. См. также переиздание: СПб., 2002 (Литературные памятники).


[Закрыть]. Это – импрессионистски – субъективно – лирические зарисовки-силуэты, с 3–4 стихотворениями к каждому портрету. Очерк о Вас мне мало понравился (в следующем письме выпишу Вам подробнее, книжку я отдал почитать Галати). <…>

С Эренбургом произошел скандал, о котором Вы, вероятно, знаете: в его журнале «Вещь» появилась статья хвалебная об Эр<енбурге>, подписанная Ж. Сало, и этим Сало оказался сам Эр<енбург>11811181
  Подробнее см.: Литературная жизнь России. С. 374–375.


[Закрыть]. Василевский-Не Буква обругал. А Соболь возмущен. Соб<оль> написал в московском «Рупоре» дифирамб Эренбургу11821182
  Имеется в виду статья: “Хулио Хуренито” – О книге Ильи Эренбурга (Рупор. 1922. № 4. С. 3–5).


[Закрыть]. И теперь хочет писать в Берлин о Василевском. <…>

ПАРОДИИ

1) Соленая фелюга

 
Откуда взялся я – не ведаю и сам.
За Персефоною вдруг выступил из круга.
Я – трижды сóленый солёный Мандельштам,
Стигийской резвости соленая фелюга.
 
 
Вкусил я теплого овечьего дерьма
И бестолкового куриного помета, –
Что эолийская амброзия сама.
Теперь с хлевов оброк сбирать – моя забота.
 
 
Как мухи лакомой, мои следы везде:
Душа ведь женщина, ей нравятся авансы.
Познал я соль вещей. А что и с кем и где –
Не все ли мне равно. И к черту аппарансы.
 

2) Лемах

 
И Леммах взял жену. И крикнул: «Стой, прохожий!
Я книгу новую стихов издал, постой.
А называется – запомни – День шестой , –
На настоящие – сонеты в ней похожи.
Не строй скучающей полубрезгливой рожи,
Купи, пожалуйста, прохожий, удостой!»
 
 
Так Лемах-Липскеров безобразным сонетом
Взывал. Ему в ответ страны нагорной гость:
«За то, что скучен ты, в ладонь тебе бы гвоздь,
И гвоздь еще за то, что ты упрям при этом:
Хороший фармацевт – ты стал плохим поэтом.
Тебе сие реку – со скуки, не во злость».
 

Все дело в том, что 3 / 4 слов и фраз принадлежат не мне, а авторам.

6

Москва. Фуркасовский, 3, 42.

4/II 1923.

<…> Я очень доволен, что Шпенглер Вам понравился как интересный писатель и не понравился как философ. Еще в апреле прош<лого> года я написал стихи, кончающиеся:

 
Ученый немец, лживо, лживо
Твое вещанье про закат.
 

Ваше стих<отворение> «Русь» мне показалось изумительным, особенно строфа

 
Разве можно такую оставить?
Отчураться, избыть, позабыть?
Ни молитвой ее не прославить,
Ни любовью не оживить.
 

А «Голод» не понравился: есть в нем отчасти газетность, немузыкальность. <…>