Текст книги "Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода"
Автор книги: Николай Добролюбов
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Спародировано название стихотворение П. А. Вяземского «Плач и утешение» (1855) – на смерть Николая I и воцарение Александра II (впоследствии печаталось под названием «18 февраля – 17 апреля 1855 г.»).
[Закрыть]
(По поводу некоторых дипломатических советов неаполитанскому правительству[607]607
В мае-июне 1860 г. перед лицом экспедиции Гарибальди ряд европейских кабинетов советовал неаполитанскому правительству провести как срочные либеральные реформы, так и переговоры с Пьемонтом.
[Закрыть])
Ужасной бурей безначалия
С конца в конец потрясена,
Томится бедная Италия,
Во власть злодеев предана.
Повсюду слышны крики шумные, —
Народ изменой упоен…
Свободы требуют безумные
И рушат власти и закон!
И, к униженью человечества,
Проник неблагородный страх
В самих блюстителей отечества,
Держащих власть в своих руках.
Принципом странным невмешательства
Прикрыв бессилие свое,
Европа спит, когда предательство
Пожрать готовится ее;
И итальянские властители —
Одни бегут из их держав,
А те – становятся ревнители
Безумной черни мнимых прав!
Дают статуты либеральные,
Страстям толпы бесстыдно льстят
И дни отечества печальные
Презренной трусостью сквернят!..
Один средь общего волнения,
Как некий рыцарь на скале,
Стоит без страха, без сомнения
Король Франциск в своей земле…
Утешься, бедная Италия:
Закон и правду возлюбя,
Франциск не даст разлиться далее
Злу, обхватившему тебя.
Он понимает все опасности
Льстить черни прихотям слепым:
Ни конституции, ни гласности
Не даст он подданным своим!
Не переменит он юстицию,
Не подарит ненужных льгот,
Не обессилит он полицию —
Свой нерушимейший оплот;
Не даст права свои священные
Толпе бессмысленной судить
И своевольства дерзновенные
Не поколеблется казнить!
И знаю я, – он не обманется
В благоразумии своем:
Пьемонт падет, а он останется
Италиянским королем!
26 июня 1860 г.
(На обнародование неаполитанской конституции[608]608
После взятия гарибальдийцами Сицилии правительство Франциска II в конце июня 1860 г. объявило о возобновлении конституции и ряде других реформ.
[Закрыть])
Не видать ни тучки в небе знойном…
Солнце блещет, сушит и палит
И в теченьи царственно-спокойном
На поля засохшие глядит.
Всё томится, всё горит и вянет…
Надо влаги жаждущей земле!..
На работу пахарь завтра встанет
С безотрадной думой на челе.
И, взглянув на солнце и на небо,
Не прельстится светлой их красой:
Без дождя ему не будет хлеба,
Он погибнет с бедною семьей!
И томясь ужасной перспективой,
Даст он волю жалобным речам
И пошлет упрек нетерпеливый
Безмятежно-ясным небесам…
Но давно уж в области эфирной
Собрались и ходят облака,
Час настал, и над равниной мирной
Пролилась обильная река.
Поднялись поникшие растенья,
Освежился воздух и земля,
И глядят с слезою умиленья
Земледельцы на свои поля.
А вверху по-прежнему спокойно
Над землей простерт небесный свод,
И как прежде, весело и стройно
В ярком блеске солнышко плывет…
Так сгорал Неаполь жаждой знойной.
Так искал воды себе живой;
А Франциск свершал свой путь спокойный.
Разливая блеск свой над страной.
И народ сдержать сердечной боли
Не умел и горько возроптал…
Но давно готов был в вышней воле
Для него целительный фиал?
Недоступен был Франциск народу;
Но пришла законная пора —
Даровал разумную свободу
Он единым почерком пера.
Ожил край. Всё встало в блеске новом.
Правосудье царствует в судах;
Всяк спокоен под домашним кровом.
Всякий волен в мыслях и речах;
От шпионов кончилась опасность,
В мрак архивов пролит новый свет,
И в три дня уврачевала гласность
Край больной, страдавший столько лет!
Рад народ!.. С молитвой благодарной
Новый воздух он впивает в грудь…
А король, как прежде, лучезарный,
Продолжает царственный свой путь!…[609]609
Спародирована присущая гражданской русской поэзии того периода параллель между состоянием природы и общественными событиями.
[Закрыть]
4 июля 1860 г.
Стихотворение это весьма замечательно: во-первых, как новое доказательство той истины, что errare humanum est (человеку свойственно ошибаться!); во-вторых, как свидетельство о том, до какой степени все умы и сердца, даже самого австрийского склада, были поражены вступлением Гарибальди в Неаполь. Кроме того, просим читателей обратить внимание на психологическую подробность, касающуюся личности поэта. 26 июня он произвел мужественный дифирамб правительству, не соглашавшемуся на либеральные уступки [см. «Плач и утешение»]; через день после того дана была конституция, а через неделю поэт нашел в себе достаточно силы, чтобы создать пленительную пьесу в похвалу нового конституционного монарха, совершенно с новой точки зрения [см. «Неисповедимость судеб»]. Но это чрезвычайное усилие, как видно, дорого ему стоило и на некоторое время истощило его плодовитый гений. Таким образом в июле и августе, столь полных поводами для стихотворений, он не создал решительно ничего: повидимому он был поражен до того, что не мог собраться с мыслями и вдохновением. Только вступление Гарибальди в Неаполь, как явление слишком уже сильное и неожиданное для поэта, могло разбудить его. Под влиянием минуты, отчаявшись в бурбонской династии, он написал стихотворение, прославляющее военный гений и какую-то сверхъестественную силу Гарибальди. Но скоро он раскаялся в своей оплошности, и плодом раскаяния было стихотворение, которое читатели прочтут далее [см. ниже «Песнь избавления»]. Тут уже видно, что мысли и чувства поэта опять возвратились на старый путь… Это – последнее из доставленных нам стихотворений; но весьма вероятно, что теперь, после новых побед Гарибальди, опять произошла перемена и в расположениях поэта. В скором времени мы узнаем это, потому что г. Лилиеншвагер обещает нам перевести также римское и венецианские стихотворения г. Хама, долженствующие служить отчасти продолжением неаполитанских. – Прим. ред. «Свистка».
[Закрыть]
(На вшествие Гарибальди в Неаполь[611]611
Гарибальди вошел без боя в Неаполь 6 сентября (нов. ст.) 1860 г.; двор Франциска II и верные ему остатки войск укрылись в крепости Гаэта.
[Закрыть])
Демон отваги, грозный воитель,
Сильных и храбрых всех победитель,
В быстрых походах подобный стреле,
Тот, кому равного нет на земле,
Мощный защитник народной свободы,
Тот, кого чтут справедливо народы,
Неотразимый, подобно судьбе, —
Ныне подходит, Неаполь, к тебе!
Горд и всесилен – на чуждые грады
Взглянет он гневно! – и нет им пощады!
Сядет в корабль он – и море смирит!
Дунет на пушку – она задрожит!
Камень под тяжестью стоп его стонет!
Тысячи вражьи один он прогонит!
Он на плечах своих может один
Гордую массу поднять Апеннин![612]612
Здесь автор пародирует эпическую манеру Г. Р. Державина, так воспевающего Суворова в оде «На взятие Варшавы»: «Ступит на горы – горы трещат; ⁄ Ляжет на воды – воды кипят; ⁄ Граду каснется – град упадает; ⁄ Башни рукою за облак кидает…»
[Закрыть]
Встреть же, Неаполь, воителя с честью!
Радуйся: он не грозит тебе местью…
С тихой мольбою склонись перед ним,
Как перед новым владыкой твоим!
Пред королем ты не будешь в ответе:
Он малодушно укрылся в Гаэте
И без защиты столицу свою
Отдал герою, кого я пою!
О Гарибальди! И я, как другие,
Злобные чувства и мысли дурные
Против тебя на душе хоронил…
Ныне всё кончено: ты победил!..
Ты заслужил удивление мира!
Славит тебя моя скромная лира,
И, благодатным восторгом согрет,
Ниц пред тобою повержен поэт!..
7 сентября 1860 г.
(На триумфы королевских войск под Капуей[613]613
Затяжное сражение под Капуей, более известное как битва при (реке) Вольтурно 26 сентября по 2 октября, после нескольких временных успехов бурбонской армии, закончилось победой гарибальдийцев.
[Закрыть])
Триумфом вражьим ослепленный.
Поддавшись власти темных сил,
Недавно песнью беззаконной
Я сан поэта осквернил!!!
Но звон струны моей лукавой
Я беспощадно оборвал,
Когда мне голос мысли здравой
Мое паденье указал…[614]614
Ироническое покаяние после предшествующей оды Гарибальди («флибустьеру»).
[Закрыть]
Я флибустьером беспощадным
Был отуманен, ослеплен,
И думал, с горем безотрадным,
Что трон законный упразднен.
Не знал я твердости Франциска,
И в тайне сердца моего
Не ожидал такого риска
От юной доблести его…
Но ныне Капуи защита
Вновь образумила меня:
Победа правды мне раскрыта
Теперь ясней господня дня!
Пусть бунт шумит и льется бурно,
Пусть шлет Пьемонт за ратью рать:
Но с Каятелло[615]615
Топоним Каятелло не существует; возможно, имелось в виду поселение Каяццо, где 19–21 сентября 1860 г. произошло сражение бурбонских войск с гарибальдийскими, с временным перевесом первых.
[Закрыть] и Вольтурно
Мы всех их можем презирать…
Теперь нам страшен Гарибальди
Так, как в то время страшен был,
Когда скитался он в Шварцвальде,
Когда в Тунисе он служил,
Когда в Нью-Йорке делал свечи,
Когда с Китаем торговал,
Когда, жену взвалив на плечи,
От войск австрийских он бежал…[616]616
Перечислены факты биографии Гарибальди, включая эпизод бегства с больной (и вскоре умершей) женой Анитой из Рима в 1849 г.: на итальянских «лубках» изображалось, как он несет ее на плечах.
[Закрыть]
И ныне в бегство обратился
Непобедимый сей герой,
И вновь с Франциском воцарился
Везде порядок и покой!..
Но, научен своей невзгодой,
Он узел власти закрепит
И преждевременной свободой
Уж свой народ не подарит!
27 сентября 1860 г.
С австрийского К. Лилиеншвагер
Приложения
Письма к Н.А. Добролюбову от С. Брунетти и И. Фиокки
Публикация и перевод с итал. М.Г. Талалая
Обложка архивной папки с письмами сестер Софии и Ильдегонды (Рукописный отдел ИРЛИРАН).
Публикуется впервые
История любви Добролюбова к молодой итальянке вызывала немалый интерес у исследователей и у широкой публики. Мечта молодого человека – Николаю Александровичу было всего 25 лет – о создании семьи потерпела крах, и по возвращении в Россию он нашел преждевременную смерть от чахотки. При этом сюжет со сватовством в Италии не вписывался в образ «сурового критика», мученика-героя демократической борьбы, и составители некролога из редакции «Современника», написав было фразу о матримониальных чаяниях Добролюбова, сами же ее и вычеркнули.
История эта породила и «черную легенду», не находящую подтверждения в документах: якобы родители девушки, неприятно впечатленные болезненным обликом претендента на ее руку, заставили юношу пройти медицинский осмотр, в результате которого ему был объявлен смертный приговор, – и он тут же поспешил на родину, чтобы попрощаться с родными и друзьями…[617]617
См. об этом в предисловии Г.А. Дмитриевской, с. 11–12 в нашей книге.
[Закрыть]
Однако никто прежде не изучил письма от сестры этой девушки, с милой припиской самой «невесты». Хранимые в Рукописном отделе Института русской литературы РАН и впервые предоставляемые читателю[618]618
РО ИРЛИ, Ф. 97, оп. 2, № 39. За помощь при прочтении рукописей благодарю аспиранта Университета Восточного Пьемонта Карло Каччу (Carlo Caccia); помощь при переводе оказала русист Марина Моретти (Сан-Ремо).
[Закрыть], они формируют цельную картину сватовства, полностью опровергая «черную легенду».
…В мае 1861 г., во время пребывания в Неаполе, Добролюбов встретил прелестную «мессинскую барышню», поразившую его воображение. Встреча произошла в археологической зоне в Помпеях, которую обязательно осматривали (и делают это до сих пор) все посетители Южной Италии. Познакомившись во время экскурсии, молодые люди, вероятно, увлеклись беседой: русский путешественник, вне сомнения, смог поразить девушку своим культурным багажом и знанием итальянской истории – что он с блеском демонстрирует и в своих итальянских очерках. Очаровательная новая знакомая – из старинного сицилийского города, Мессины, ее зовут редким романтическим именем Ильдегонда. В поездке ее сопровождал отец, синьор Фиокки (Fiocchi)[619]619
Согласно современной транслитерации, ориентирующейся на произношение в «оригинале», – Фьокки, однако мы будет придерживаться традиционного написания Фиокки.
[Закрыть] – одной незамужняя барышня путешествовать не могла. Из публикуемых ниже писем мы узнаем, что у нее были две старшие сестры – София, замужем за миланцем Франческо Брунетти, и Энрикетта, фамилию мужа которой мы не знаем, но предполагаем, что это был некий синьор Менни, тоже из Милана, или его окрестностей.
Существовал и брат, который, как мы выяснили из писем, служил в армии. У сицилийцев военная судьба тогда была сложной – будучи солдатами бурбонской армии, они первоначально пытались противостоять натиску Гарибальди, но после его побед многие перешли на сторону краснорубашечников, другие сопротивлялись вяло, и в итоге южно-итальянское войско капитулировало, а остатки его корпусов были включены в состав армии объединенного Итальянского королевства. Весной 1861 г. военные действия между севером и югом прекратились, и брат Ильдегонды, как мы узнаем, возвратился в лоно семьи, целым и невредимым.
Вне сомнения, Николай и Ильдегонда после Помпей стали встречаться в Неаполе, конечно, в присутствии отца девушки. Скорей всего, Добролюбов изъяснялся на ломаном итальянском: за полгода погружения в лингвистическую среду, с его блестящими способностями и при глубоком знакомстве с латынью, он мог на базе отменного французского структурировать итальянский. Кроме того, в текстах сестер не встречается никаких галлицизмов, да и София прямо призывает Николая Александровича подучить итальянский язык.
Мы не знаем возраста «мессинской барышни», однако можно предположить, что ей было около 18–20 лет: с одной стороны, она уже работала, как взрослая, на сезонной работе (см. об этом ниже в письмах), с другой стороны, еще не строила планов о замужестве, как пишет София.
Взаимное влечение углублялось, русский юноша понравился и синьору Фиокки, который, выдав двух дочерей замуж, явно подумывал о партии для своей младшей дочери. Добролюбов даже получил от него приглашение проведать семью в Мессине, когда все вернутся из поездки на север Италии. Но этого не произошло.
Николай и Ильдегонда расстались. Влюбленный молодой человек решил сделать предложение и 22 мая отправил официальное письмо родным барышни. К тому времени относится и фотопортрет, сделанный в ателье Жана Грийе (Grillet), который мы поместили на фронтисписе нашей книги. Скорее всего, Добролюбов намеревался передать его Ильдегонде и членам ее семьи, с которыми еще не был знаком. Для портрета было избрано лучшее фотоателье в Неаполе, принадлежавшее французу-эмигранту. На обороте фотокарточки, рядом с адресом[620]620
Santa Lucia, 28. Однако этот знаменитый приморский квартал был капитально перестроен, как ради гостиничных структур во время бума рубежа XIX–XX вв., так и после разрушений во время Второй мировой войны и послевоенных строительных спекуляций, и старый дом не сохранился.
[Закрыть], фотограф поставил национальный герб – уже не Неаполитанского королевства, а объединенного Итальянского, с символикой Савойской династии. Жийе был известен своими снимками Помпей: у Добролюбова, наверняка, была возможность выбора заднего плана, и, снявшись на «фоне» Везувия, он тонко намекнул на место знакомства с девушкой, визуально прокомментировав собственные поэтические строки – «Но недаром над нами волкан…».
Николай Александрович спешил и решил не дожидаться будущей встречи в Мессине. Куда и кому он отправил брачное предложение? Самой Ильдегонде, согласно этикету, он не мог его направить – предложение должен был получить отец или кто-то из мужчин – членов семейства. В текстах писем фигура отца полностью отсутствует: синьор Фиокки, вероятно, отвез Ильдегонду на север, к матери и замужним сестрам, и вернулся в свою Мессину. Добролюбов в итоге послал свое предложение на адрес Энрикетты, вероятно, самой старшей из сестер.
Из ответа следует, что все три сестры и их мать, были заняты на шелкопрядстве – сезонной работе. Энрикетта и София уже жили в Ломбардии, а Ильдегонда вместе с матерью приезжали туда в июне, когда шла работа с коконами. Из этого следует, что синьор Фиокки был небогатым. Его дочери явно не получили хорошего образования: эпистолярный стиль Софии и Ильдегонды не отличается изяществом и даже коряв (при переводе нам, признаться, не удавалось соблюдать угловатые обороты, и русский текст более гладкий, нежели оригинал). Однако сестры умели писать, и писали красиво, каллиграфически. Можно еще отметить, что София всячески избегала сицилийских диалектизмов, стараясь изъясняться на усредненном итальянском.
Мы убеждены, что Фиокки не принадлежали к дворянскому сословию: сицилийские дворяне были весьма щепетильны в своих связях, и разночинец из России вряд ли мог рассчитывать на партию среди дворянок из Мессины.
Брачное предложение Добролюбова пришло в Ломбардию к Энрикетте, в то время как Ильдегонда находилась в другом месте, в селении Страделла, недалеко от границы с Пьемонтом. Энрикетта собиралась к Ильдегонде, но София забрала послание, так как вроде бы сама планировала ехать в Страделлу, да она была и душевно более близка к младшей сестре. Однако София допустила досадную паузу – и из-за вынужденной задержки в Милане не передала предложение от Добролюбова сразу. В итоге Ильдегонда узнала о нем много позже, чем могла, но тотчас же благожелательно ответила – согласно этикету, через сестру, добавляя собственноручную милую приписку. Содержание ответа: русский «жених» ей симпатичен, ее сердце никем не занято, надо познакомиться поближе и развеять возможные сомнения.
Тем временем томившийся неизвестностью в Неаполе Добролюбов долго ждал ответа, но так и не дождался. Вслед за предложением он отправил «невесте» в подарок поэму «Ильдегонда» Томмазо Гросси (1820). Заинтересовавшись редким именем, он купил в Неаполе эту книгу, вдохновившую родителей новорожденной дочери, что косвенным образом может свидетельствовать о достаточной образованности семейства и широком кругозоре (действие романтической новеллы, с антиклерикальной тональностью, происходит в средневековой Ломбардии). Скорее всего, поэма эта уже была у девушки, но Добролюбов, думается, приобрел красивое, иллюстрированное издание (это или 3-е, или 4-е издание с рисунками известного миланского художника Джованни Мильяры). Вне сомнения, претендент на ее руку сделал какую-то приписку к книге и, быть может, дарственную надпись.
Писал Добролюбов и в Россию – спрашивая одобрения у Чернышевского на брак с иностранкой и на тихую семейную жизнь в каком-нибудь уголке Италии. Но и тот молчал, вероятно, недовольный такой перспективой для «Современника», грозившей утратой всецелой занятости в журнале блестящего сотрудника.
В итоге, в атмосфере полной неопределенности, Николай Александрович решил вернуться в Петербург, но через Мессину. Скорей всего, этот кружной путь был избран под влиянием возможных брачных перспектив. Он отправился в Палермо (прямой пассажирской навигации между Неаполем и Мессиной нет), а оттуда – в саму Мессину, где его и нашел, наконец, долгожданный ответ. Наверняка в неаполитанской гостинице Николай Александрович оставил распоряжение отправлять свою корреспонденцию в Мессину «до востребования»[621]621
Именно такой адрес стоит на конверте второго письма (конверт от первого письма не сохранился).
[Закрыть]. Однако на Сицилию он выплыл уже совсем в другом настроении: в одном из писем из Неаполя на родину, русский путешественник сообщает, что «струсил» и что вряд ли даже в Мессине будет искать свою «помпейскую незнакомку» (обратив новую знакомую в «незнакомку», Добролюбов подчеркивает мимолетность их встречи и эфемерность его прежних намерений).
На первом листе письма от Софии стоит помета Добролюбова – «получено в Мессине 22 июня». Рядом с названием места, откуда писали сестры, – Страделла, он указал – «в Пиэмонте», что неверно, так как это селение находится в западной Ломбардии, впрочем, недалеко от границы с Пьемонтом.
Ознакомившись с содержанием письма, Добролюбов уплыл в Россию – через Константинополь и Одессу.
Итак, между отправкой брачного предложения и получением ответа прошло немало времени. Думается, что в этот период Добролюбов охладел к своей затее, оценив все практические сложности брака с иностранкой из скромной семьи, да еще при языковом барьере. Вероятно, первоначальное очарование сменилось мыслями о том, что он, в действительности, ничего не знает об этой молодой женщине. Несмотря на то, что, как увидит читатель писем, семья Фиокки и сама Ильдегонда отнюдь не отталкивали его, он стал трактовать их ответ как отказ, написав стихотворение с грустными строками – «Зачем меня отвергла ты…»[622]622
См. с. 358 в нашем издании.
[Закрыть]. Это, с одной стороны, соответствовало литературному образу отвергнутого жениха, а с другой – соблюдало перед публикой необходимый декорум согласно требованиям этикета, ведь взятое женихом назад брачное предложение обесчещивало девушку: подобные поступки заканчивались дуэлью. Как указывает биограф Добролюбова А.В. Вдовин, «покидая Италию, он написал стихотворение, где вина за несостоявшийся брак возложена на возлюбленную»[623]623
См. Вдовин А.В. Добролюбов. Разночинец между духом и плотью. М.: Молодая гвардия, 2017. С. 221.
[Закрыть].
Но отказа от девушки не было… Это подтверждает и второе письмо Софии, отправленное вслед за первым. Ответа от Николая не приходило, и София (вне сомнения, по настоянию Ильдегонды) пишет ему снова, еще более открыто подтверждая симпатию, интерес и будущие перспективы: теперь Ильдегонда просит у Николая его адрес, так как хочет писать будущему жениху напрямую, в обход этикета, подчеркивая, впрочем, свои, столь понятные, сомнения насчет вынужденной разлуки с отчим домом и Италией, которые она готова развеять.
Добролюбов получил второе письмо от Софии уже в Петербурге. Оно неспешно следовало по маршруту путешественника – сохранился конверт со штемпелями. Прибывшее в Неаполь, оно тоже ушло в Мессину, «до востребования», затем было отправлено в Константинополь, вероятно, в российское консульство: уже русской рукой поставлен последний адрес «St. Petersbourg, Добролюбову, на Литейной, в Басков переулок, д. Юргенса, в контору Современника».
Долгий путь на родину у Добролюбова сопровождался окончательной убежденностью отдать себя полному служению «общему делу». В своем последнем стихотворении он, не без внутренней горечи, сравнивает эту свою жизненную миссию «там», то есть в России, в Петербурге, с «заколдованным кругом», который не могут порвать никакие чужеземные прелести (перечисляется Франция, Италия, Швейцария, Турция)[624]624
См. с. 359 в нашем издании.
[Закрыть]. В одном из писем отказ от личной, семейной жизни он сравнивает с «Курциевым подвигом», отсылая к римскому герою, который бросился в пропасть ради спасения родного города[625]625
См. Вдовин А.В. Там же.
[Закрыть]. По мнению А.В. Вдовина, «драма Добролюбова заключалась в том, что совместить “дух и плоть”, “личное и общественное” было невозможно. Тихая семейная жизнь и “общее дело” в его убеждениях представали двумя несовместимыми способами существования, причем первый явно оценивался невысоко»[626]626
Там же. С. 222.
[Закрыть].
Можно сказать и другое: Добролюбов так и не смог найти своего высокого идеала. Вот что он писал: «Если бы у меня была женщина, с которой я мог бы делить свои чувства и мысли до такой степени, чтобы она даже читала вместе со мной мои произведения, я был бы счастлив и ничего не хотел бы более, любовь к такой женщине, ее сочувствие – вот мое единственное желание теперь. В нем сосредоточиваются все мои внутренние силы, вся жизнь моя, и сознание полной бесплодности и вечной неосуществимости этого желания гнетет, мучает меня, наполняет тоской, злостью, завистью, всем, что есть безобразного и тягостного в человеческой натуре»[627]627
Письмо к И.И. Бордюгову из Петербурга от 17 дек. 1858 г. Цит. по: Добролюбов Н.А. Полное собр. соч. в 9 тт. М.-Л.: 1961–1964. Т. 9. С. 340.
[Закрыть]. Ильдегонда Фиокки читать его произведения не могла…
В Петербург, судя по штемпелю, второе итальянское письмо попало И сентября, два с половиной месяца спустя после его отправки. Добролюбов его прочитал (конверт вскрыт), но, при сильном ухудшении здоровья и окончательном отказе от идеи женитьбы, вряд ли стал отвечать. Через два месяца он скончался.
М.Г.
1. [Первое письмо от Софии Брунетти]Первая страница первого письма Софии Брунетти, с пометами Добролюбова (Рукописный отдел ИРЛИРАН).
Публикуется впервые
Страделла[628]628
Stradella – небольшое селение на севере Италии, в провинции Падуи, к югу от Милана. Под этим названием Добролюбов сделал неточное пояснение: «в Пиэмонте», в то время как Страделла находится в Ломбардии, хотя и недалеко от границы с Пьемонтом.
[Закрыть], И июня 1861 года[629]629
Вверху листа – надпись Добролюбова: «Получено в Мессине 22 июня».
[Закрыть]
Милостивый государь,
Когда мой зять[630]630
Муж Энрикетты, в девичестве Фиокки, сестры Софии и Ильдегонды, вероятно, носивший фамилию Менни. По всей видимости, адрес семьи Менни Добролюбов получил в Неаполе как место, куда можно было бы писать Ильдегонде, уехавшей на север Италии.
[Закрыть] получил ваше любезное письмо от 22 мая, Энрикетта находилась в Ро[631]631
Rd (современное написание – Rho) – селение близ Милана, на востоке от города; в настоящее время входит в муниципальный округ «Большого» Милана.
[Закрыть] на «шелкопрядах»[632]632
В тексте – bacchi, то есть bachi di seta, шелкопряды.
[Закрыть], а Ильдегонда и моя матушка всё еще были в Страделле, также на «шелкопрядах». Будучи еще не дома, я поехала к Энрикетте в Ро и забрала у нее письмо, она потом собиралась поехать в Страделлу на пару недель, а я решила взять на себя обязанность дать ответ и переговорить с Ильдегондой. К сожалению, мой муж заболел, и поэтому мне пришлось задержаться в Милане дольше, чем предполагалось. Однако сегодня, как только я приехала в Страделлу, то прочитала Ильдегонде и нашей матушке Ваше любезное письмо. Приношу искренние извинения за задержку, которая произошла не по моей вине. Я сделала так, чтобы Ильдегонда все-таки высказалась, ведь у нас доверительные отношения, и она мне сказала, что ее сердце свободно и что господин Николай[633]633
В тексте – Signor Nicolo.
[Закрыть] ей не антипатичен. Напротив, он ей очень нравится. Однако Ильдегонда очень молода, и она понимает, что, когда девушка делает такой важный шаг в жизни, необходимо, чтобы молодые люди сначала хорошо узнали друг друга, так как повсюду – несчастливые браки, чего ни Ильдегонда, ни мы не хотим. Поэтому вы поймете наши раздумья, ведь мы в семье заботимся друг о друге, а особенно – Ильдегонда, которая так добра. С нашей стороны мы сказали всё в Вашу пользу, как того заслуживает Ваше доброе сердце. Вы же должны всё взвесить, потому что Ильдегонда – не барыня[634]634
В тексте – signora, что означает, в т. ч., обеспеченную женщину, не имеющую нужды работать.
[Закрыть], она бедная девушка, у нее нет профессии, она лишь любимая дочь семейства, которая может сделать счастливым мужчину. Мы надеемся, что когда вы вернетесь, вы будете хорошо понимать по-итальянски, чтобы вам было легче общаться. Семейство Менни не увеличилась[635]635
Вероятно, речь идет о семье Энрикетты, где ожидалось «прибавление» (и к которой пришло письмо Добролюбова с брачным предложением).
[Закрыть]. Все мы в семье, включая моего мужа и брата, который вернулся из армии в семейное лоно в добром здравии, передаем Вам самые теплые пожелания и желаем процветания и счастливого возвращения. Если я не слишком утомила Вас этим письмом, пожалуйста, сообщите мне новости о Вас, дорогом человеке для меня и Ильдегонды. Мы останемся здесь, в Страделле, до 22 июня, и я оставляю вам наш адрес: София Брунетти, Страделла в Вергомберу[636]636
Vergombera – соседнее селение со Страделлой; адрес означает «конец» селения Страделлы, на выезде в сторону Вергомберы.
[Закрыть].
София Брунетти, виа дей Паттари[637]637
Via dei Pattari находится в историческом центре Милана, недалеко от кафедрального собора (Дуомо).
[Закрыть], номер 6 красный[638]638
Адрес в Милане.
[Закрыть].
С величайшим почтением считаю себя Вашим искренним другом.
София Брунетти
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.