Текст книги "Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости"

Уже в 1923 году Григорий (Лебедев) служит ризничим в сане архимандрита, а 19 ноября (2 декабря) 1923 года его поставили во епископа Шлиссельбургского, викария Петроградской епархии, и назначили наместником Александро-Невской лавры.

В Петрограде стало понятно, почему так торопились с назначением Григория (Лебедева) викарным епископом.

Все так и случилось, как ожидали и сам епископ Мануил, и патриарх Тихон.

Епископ Мануил (Лемешевский)

125 дней находился епископ Мануил на Петроградской кафедре. За этот короткий срок он сумел одержать, как отмечал митрополит Иоанн (Снычев), «победу над расколом, низложить его главную силу и дать торжество Православию, которое после этого ярким светом воссияло во всех уголках Русской Церкви».

Деятельность епископа не осталась незамеченной и получила соответствующую оценку в ГПУ.

– С такими архиереями, как вы, не разговаривают! – сказал епископу Мануилу чекист Е.А. Тучков, обеспечивавший и контролировавший обновленческий раскол[202]202
  Вожди обновленческого раскола протоиереи Александр Введенский и Александр Боярский были завербованы ГПУ и, согласно указаниям чекистов, проводили работу по разрушению Русской православной церкви.


[Закрыть]. – Таких архиереев к стенке ставят!

3 февраля 1924 года епископ Мануил был арестован.

Несколько месяцев длилось следствие, а 3 октября 1924 года был объявлен приговор. Епископа Мануила и его брата Андрея высылали, как замечательно сказал митрополит Иоанн (Снычев), «в тихую обитель Зосимы и Савватия» – на Соловки.

Начинался крестный путь епископа Мануила (Лемешевского), который – это тоже Божие чудо! – ему удалось пройти…

А вот Вере Ивановне Лемешевской пережить прощание с сыновьями было не суждено. Она слегла и 16 октября 1924 года, напутственная Святыми Тайнами, отошла ко Господу.

Очевидцы вспоминают, что когда ее отпевали, Вера Ивановна продолжала плакать, и слезы текли по ее лицу.

Отпевание матери епископа Мануила в сослужении 42 священников и 19 диаконов совершал епископ Григорий (Лебедев).

Безмерная тяжесть продолжения борьбы с обновленцами легла на его плечи, но епископ Шлиссельбургский не дрогнул, решительно продолжил дело, начатое своим предшественником.

Через полтора месяца после похорон Веры Ивановны Лемешевской арестовали и самого Григория. Арестовали по обвинению «в неуплате налога»…

Это был первый тюремный опыт будущего священномученика.

Отзвуки его различаем мы в проповеди «Что надо знать о дьяволе?».

«Сатана не только есть, а он действует так, как будто он – хозяин жизни… – обращаясь к своей пастве, говорил епископ Шлиссельбургский. – Черная душа и есть дух тьмы. И уходит он в мир злых духов, подобных себе… Святая Церковь верует, что во главе этого мира стоят родоначальники его, первые отпавшие от Бога духи зла, пронизанные ложью, спаянные злобой, умудренные тысячелетним опытом. Их задача – борьба со Светом. Их руководство всем миром злых духов клонится к ведению конечной борьбы с царством Правды, то есть царством Христа. Отсюда вся жизнь мира есть борьба с добром, насаждение зла или греха, потому что зло и грех – понятия тождественные. И вот мир добра насыщен невидимыми духами зла, все существование которых преследует одну цель: погасить Свет, уничтожить добро, насадить везде ад, чтобы всюду было торжество мрака и ада. Вот самые основные понятия о царстве зла и его насельниках. Это совершенно реальное царство!..

Итак, темные духи зла существуют, и они вторгаются в нашу жизнь. И если вы не учитываете этой реальности зла, вторгающейся в вашу жизнь, вы совершаете две величайшие ошибки.

Первая ошибка: человек уничтожает христианство, обезсмысливает его, вынимает его душу, делает христианство мертвым, ненужным. Вот так в наше время христианство и стало пустотой для очень многих, называющих себя христианами. В чем смысл христианства? В возрождении человека через уничтожение в человеке зла. В чем смысл прихода Христа? В борьбе со злом, в уничтожении зла, в победе над сатаной, освобождении человека от силы зла и его спасении…

И если вы из дела Христова выкидываете, в силу своего маловерия и рассудочности, борьбу с дьяволом и победу над ним, то вы уничтожаете силу христианства. Вы низводите тогда Христа на роль возвышенного моралиста, учившего добру, – и только. И если вы в свою жизнь, как христиане, не ведете борьбу с дьяволом, то вы – мертвецы в христианстве. Оно вам ничего не дает; и вы будете холодные, пустые, сонные, скучные, ничего не получающие от Христа и Церкви.

Совершается и вторая величайшая ошибка, когда из жизни христианина улетучивается мысль о дьяволе и необходимости борьбы с ним. Тогда человек сам отдает себя стихии зла, отдает свободно и добровольно. Происходит следующее: человек думает, что все кругом спокойно, врага нет, и он безпечен, живет без оглядки, силы души спят, все душевные движения принимает как свои, как естественные. Этим состоянием людской безпечности и пользуется сила зла, ибо для нее нет никаких препятствий. Души покойны, души безпечны, души открыты… Бери человека голыми руками без сопротивления! Трагическая картина!

Один французский писатель сказал изумительные слова: «Величайшей победой дьявола было внушить людям, что его нет». Слышите? Да, это величайшая победа сатаны. Это он внушил, что вы – смешные люди. Какой дьявол?! Да его никогда не было и нет! Это старый глупый предрассудок! И дьявол отошел в сторону. А теперь он зло смеется. Его нет, врага нет… Долой внимание, предосторожность! Он будет хозяйничать. Перед ним все открыто. Душа – проходной двор.

И никакие оправдания не помогут людям. Растлитель и похититель их жизни, их непримиримый страшный враг – есть. Он без устали делает свое дело. Люди связаны им, они – его послушные рабы. Не говорите: о, если б нам поосязательнее увидеть его и убедиться, что он есть! Увидеть его легко. Научитесь смотреть. Вы смотреть не умеете! Вы слепы. Вы себя не видите, а как же вы хотите увидеть дьявола. Вот вы научитесь сперва себя видеть и тогда, поверьте, вы увидите дьявола»…

Сам епископ Григорий, управляя лаврой, а затем и всей епархией, четко различал все дьявольские козни, которые подстраивались против Православной церкви, и умел преодолевать их или уводить от них свою паству.

Сохранился отзыв священномученика протоиерея Михаила Чельцова о епископе Шлиссельбургском.

«Человек он весьма умный, тонкий политик, но и честолюбивый; честолюбие его выражается умело, тактично и не для всех заметно… чистый, целомудренный монах…нравились возвышенные, высокопарные, всегда окутанные мистическим туманом проповеди… При Григории жизнь епархиальная шла тихо и спокойно. С обновленцами не входили ни в какие сношения; большими делами не занимались. Но авторитет и влияние Григория как-то росли, к нему влеклось и духовенство».

Михаил Чельцов – он тоже канонизирован! – при всей своей необоримой вере и высочайших духовных качествах тем не менее не лишен был чувства ревности и настороженности по отношению к окружавшим его священнослужителям, и в его характеристике священномученика Григория (Лебедева) самое интересное – слова про авторитет и влияние Григория, которые «как-то росли», несмотря на то, что «большими делами не занимались», несмотря на то, что «честолюбивый» епископ и проповеди произносил «высокопарные, всегда окутанные мистическим туманом»…

Впрочем, Григорий, епископ Шлиссельбургский сам ведь и сказал об этом в уже процитированной нами проповеди о лове рыбы:

«Господь услышит, и только один Он может наполнить ваши сети, как и на Генисаретском озере, где они наполнились по слову Его. Он наполнит вас благодатью так, что она будет от обилия вырываться из ваших душ»…

Известно, что все эти годы епископ Шлиссельбургский тесно был связан с иеромонахом Александро-Невской лавры Варнавой (Муравьевым) – великим русским молитвенником преподобным Серафимом Вырицким…

Благодаря их совместным молитвам и отступали силы зла, и тихо и спокойно, совершалась епархиальная жизнь, когда повсюду вокруг усиливались гонения.

7

Почти год провел епископ Григорий на свободе.

Второй раз его арестовали 31 марта 1927 года по групповому делу Пастырского училища.

На этот раз речь шла уже не о налогах, а о контрреволюционной деятельности. Месяц назад вступила в силу статья 58 УК РСФР, и ее и решили опробовать на владыке. Его обвинили в создании кружка «Ревнителей истинного Православия», члены которого якобы должны были организовывать протесты при закрытии властями церквей.

Часть 10 статьи 58, которая вменялась епископу, гласила: «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой – лишение свободы на срок не ниже шести месяцев. Те же действия при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс… наказание аналогично статье 58-2, то есть расстрел»…

Статья была серьезной, серьезное полагалось в соответствии с нею и наказание. За два десятилетия советские суды пропустят сквозь эту статью около четырех миллионов человек и не забудут при этом и ушедшего на покой Григория (Лебедева) епископа Шлиссельбургского, но в 1927 году 58-я статья – то ли чекисты еще не научились толком пользоваться ею, то ли дела владыки были не все еще завершены в земной жизни! – разжала свои смертельные объятия, и дело было прекращено «за недостатком компрометирующего материала».

Священномученик Григорий (Лебедев)

Пробыв почти восемь месяцев в заключении, епископ Григорий 19 ноября 1927 года вышел из тюрьмы под подписку о невыезде.

Впрочем, на воле было теперь еще тревожнее, чем в тюрьме.

Когда владыка Григорий находился в заключении, вышло знаменитое послание Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), вошедшее в историю церкви под названием Декларация Сергия (Страгородского).

«Одною из забот почившего Святейшего отца нашего Патриарха Тихона перед его кончиной было поставить нашу Православную русскую церковь в правильные отношения к Советскому правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования, – говорилось в послании. – Умирая, Святейший говорил: „Нужно бы пожить еще годика три“. И, конечно, если бы неожиданная кончина не прекратила его святительский трудов, он довел бы дело до конца. К сожалению, разные обстоятельства, а главным образом выступления зарубежных врагов Советского государства, среди которых были не только рядовые верующие нашей Церкви, но и водители их, возбуждая справедливое недоверие Правительства к церковным деятелям вообще, мешали усилиям Святейшего, и ему не суждено было при жизни видеть своих усилий, увенчанными успехами»…

В «Декларации» говорилось, что теперь удалось «продолжать дело почившего», и с учреждением временного патриаршего Священного Синода укрепляется надежда на приведение всего церковного управления в должный строй и порядок.

«Приступив, с благословения Божия, к нашей синодальной работе, мы ясно осознаем всю величину задачи, предстоящей как нам, так и всем вообще представителям Церкви. Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи»…

Надо сказать, что и сам митрополит Сергий, и часть архиереев, входящих в Синод и поставивших свои подписи под Декларацией, в прошлом были связаны с обновленчеством, и уже поэтому призыв их: поставить Православную Русскую Церковь в правильные отношения к Советскому правительству – вызвал настороженность.

Конечно, теперь отрекшиеся от обновленчества архиереи, в отличие от авантюристов Введенского и Боярского, не похищали власть у скончавшегося патриарха Тихона, а как бы продолжали его дело, но суть от этого не менялась.

Кроме того, уязвимой была «Декларация» и по самой своей направленности.

Ведь когда патриарх Тихон пошел на определенные компромиссы перед шантажом власти, грозившей массовыми расстрелами духовенства, он никого не принуждал к этим компромиссам и приносил в жертву только самого себя.

Патриарх Сергий (Страгородский)

«Декларация» митрополита Сергия требовала, чтобы на компромиссы шли все православные, более того, она угрожала тем, кто не пойдет на это.

Особенно уязвимой «Декларация» становилась для критики, исходящей из неких абстрактных представлений, никак не учитывающих, что деятельность Сергия протекает в сумерках чекистских провокаций и в болотных зарослях обновленческих честолюбий. Он вынужден был бороться за спасение Русской православной церкви, находясь порою в арестном состоянии, он противостоял обновленчеству и григорианству, не имея для этого никаких материальных и властных ресурсов.

«Были епархии и даже приходы, которые, блуждая как ощупью среди неосведомленности, жили отдельной жизнью и часто не знали, за кем идти, чтобы сохранить Православие, – говорилось об этом в „Декларации“. – Какая благоприятная почва для распространения всяческих басен, намеренных обманов и пагубных заблуждений. Какое обширное поле для всякого самочиния!»

Словно в подтверждение этих слов в начале декабря 1927 года выступил в Ленинграде протоиерей Василий Верюжский.

От имени части ленинградского духовенства и мирян он потребовал у митрополита Сергия (Страгородского) «отказаться от намечающегося курса порабощения Церкви государством в той форме, какую Вы найдете более подходящей, но которая делала бы ясным для верующих таковой Ваш отказ».

В послании протоиерея Василия Верюжского было и требование удалить из состава Временного Патриаршего Синода Митрополита Серафима (Александрова) и епископа Алексия (Семанского), «которые являются совершенно неприемлемыми для православных верующих».

8

Но была, в «Декларации» и та большая и горькая правота, которую никак нельзя было отвергнуть. Даже если бы Сергий, подобно патриарху Тихону, принял на себя удар, ничего бы не изменилось. Сейчас для Советской власти мало было жертвы только самого митрополита Сергия…

И если в первые годы после революции еще можно было рассчитывать на то, что Советская власть как-то смягчится и переменится, то теперь нужно было прокладывать дорогу там, где не бывало никаких дорог и где проложить дорогу было невозможно.

А иначе?

Никакого «иначе» не могло быть, потому что у Церкви не было больше сил на дальнейшую борьбу с советским государством.

Трагичную и вместе с тем великую роль предстояло сыграть митрополиту Сергию.

Созидая из руин здание Церкви, реальные очертания которого видел только он сам, митрополит Сергий готов был преодолевать сопротивление не только откровенных врагов Церкви, но и выдающихся ее деятелей, авторитет которых безусловен.

Великие святые, поражающие духовной красотой и совершенством своих судеб, находились рядом с ним, говорили, спорили с ним. Необходимость вступать в конфликтные отношения с ними удручала митрополита, но он не отступал, потому что путь, которым он шел, был выбран не им…

«Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь, со всей ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти. Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в церковь только веру и работать с нами только во имя веры, или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере, не мешать нам, устранившись временно от дела. Мы уверены, что они опять и очень скоро возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православная жизнь остаются незыблемы»…

Митрополит Сергий совершил высший подвиг, он пожертвовал многим из того, что считал главным для себя, и пожертвовал не ради собственного возвышения, а ради спасения Русской православной церкви.

Он вступил на тяжелый и опасный путь, и он прошел его. Разверзающиеся бездны духовных искушений… Обрушивающиеся потоки лжи и клеветы… Черная темень, окутывающая все вокруг…

Конечно, митрополит Сергий был подготовлен к этому пути и своим духовно-нравственным, начавшимся еще в далеких поколениях предков-священников воспитанием, и великолепным образованием, и великим молитвенным духом…

Но без Божией помощи пройти этот путь не под силу было никому.

А то, что Божия помощь и Божие произволение сопутствовали митрополиту Сергию, показывает тот конфликт, который произошел у него со священномучеником Агафангелом, митрополитом Ярославским.

У митрополита Агафангела, помимо его неоспоримого авторитета, были на руках все документы, подтверждающие его старшинство, его право возглавить управление Русской православной церковью. Все было на его стороне. К борьбе с митрополитом Сергием подталкивали и окружающие его иерархи, и чекисты. Но священномученик Агафангел вышел из этой ситуации, добровольно отказавшись от своих неоспоримых прав.

Конечно, – он святой! – но ведь потому он и отказался, что прозревал волю Божию. И Божия воля была, чтобы патриархом стал митрополит Сергий. Видимо, никто другой не способен был сделать то, что предстояло сделать Сергию (Страгородскому).

Наверное, Григорий (Лебедев), епископ Шлиссельбургский, как и митрополит Агафангел, понимал то, о чем говорил митрополит Сергий.

Может быть, он признавал и его правоту.

Но он не чувствовал в себе сил нести эту Весть своей пастве…

27 февраля 1928 года состоялся его разговор с митрополитом Сергием (Страгородским).

На следующий день последний Шлиссельбургский епископ написал письмо…

«Ваше Высокопреосвященство, глубокочтимый Владыко!

Обращаю к Вам свою сыновнюю просьбу.

Так как линия моего церковного поведения и руководства в направлении укрепления единства Церкви вне ориентировки по личности учитывается Вами как ошибочная, а я считаю ее в условиях данного момента здешней церковной жизни единственно мудрой, и так как результаты этой линии расцениваются Вами как углубление смуты, между тем как я считал таковые локализациею смущения, то единственным выходом для меня остается удаление от дальнейшего руководства церковной жизнью.

Мне очень тяжело, глубокочтимый Владыка, огорчать Вас отказом воспринять Ваши советы.

Наш вчерашний разговор был предметом моего тщательного продумывания, и я пришел к одному решению: настоящим я повергаю перед Вами просьбу освободить меня от несения обязанностей Вашего наместника по Св. Троицкой Александро-Невской Лавре и снять с меня руководство Шлиссельбургским и Детскосельским викариатством с увольнением на покой.

Четыре с половиной года пребывания на служении здесь, четыре с половиной года почти сплошных страданий, выучили меня ходить и определяться только состоянием по совести перед Лицем Божиим.

И теперь моя совесть спокойна. Пусть меня судит Господь.

Конечно, не скрою: мое больное сердце рвется от новой непосильной боли. Я вижу, что ухожу от своей паствы в горький час церковной жизни.

Я покидаю Лавру, которой отдал свою душу, где было пролито столько слез, пережито столько горя, но где вместе с тем осязалась невидимая милосердная рука Божия, где молитвы были от сердца, где обвевало веянием нарастающего единения и любви и где я отдыхал душой, сливаясь в молитве с сердцами своей паствы, так любившей Лавру.

Я покидаю горячо любимый мною клир, всегда воздававший мне не по заслугам – своею преданностью, любовью и послушанием.

Разве я могу забыть совсем недавние дни, когда клир явил мне великое доверие и удержал верующих в церковном единстве?

Наконец, я покидаю свою уездную паству, всегда с любовию воспринимавшую меня и доверчиво отдавшуюся моему руководству. Как же мне без слез подумать, что уже не увижу я больше близких моему сердцу детскоселов, гатчинцев и шлиссельбуржцов (тех районов, где я был и где лично знают меня).

Пусть все простят меня, я буду молить их об этом. Пусть все поймут, что я бессилен сделать что-либо другое.

Вот почему покойна моя совесть. Пусть меня судит Господь.

У меня нет никаких личных мотивов быть кем-либо или чем-либо недовольным. Впрочем, я могу указать один личный мотив.

Сложная обстановка церковной жизни вздымает на душу целые шквалы. Они потрясают душу и как бы истребляют ее. Мне самому надо подкрепиться в самоуглубленности, легче достижимой при уходе от дел.

Дни мои идут к закату, и надо утвердиться в одном деле: быть в Боге и с Богом.

За это тяжкое время Христос явил мне столько Отчей любви, такую неисчетную милость, благодеяния Господни мне недостойнейшему – так велики, что сознание моего неоплатного должничества перед Богом гнетет меня, как ярмо неблагодарного раба.

А к тому же, после четырехлетних испытаний, вправе иметь я физический покой для своих слабых телесных сил.

Еще раз прошу простить меня, глубокочтимый Владыко, если я приношу Вам огорчение.

Помолитесь, чтобы Господь укрепил мои силы в мужественном перенесении нового испытания тяжелого разрыва со служением Св. Церкви, которому я отдал все силы и все разумение, и тяжелого разрыва с лаврской братией, клиром и всей своей паствой, с которыми я молился, скорбел, радовался, сроднился, полюбил, для которых стал своим и которых воспринимал как тепло, как родных, как Богом мне врученных»…

9

«Зачем же люди идут ко Христу при наступлении вечера, когда уже заходит солнце их жизни и чувствуют они холод надвигающейся ночи? – говорил Шлиссельбургский владыка. – Зачем они откладывают путь ко Христу до времени, когда они уже бессильны идти, как больные и израненные? Зачем?»

Сам епископ Григорий искренне не понимал этого.

В мае 1928 года митрополит Сергий назначил его епископом Феодосийским, викарием Таврической епархии, чтобы удалить владыку из Ленинграда. Епископ Григорий противодействовать этому удалению не стал, но к месту назначения не поехал, какое-то время он работал сторожем на птицефабрике в Московской области, а потом в марте 1933 года переехал в Кашин.

Все эти годы он работал над основным трудом своей жизни «Благовестием святого евангелиста Марка (Духовные размышления)».

В 1937 году этот труд – в одном из писем владыка называет свою работу «Евангельские образы» – был завершен.

«Актом вознесения обновленной и обоженной человеческой природы замыкается искупление человека. Но этот акт не поглощает земное, не заменяет его небесным. Он соединяет небо с землею, поднимает земное в обожение неба, низводя небесное на землю ради восстановления земли. Вот почему в Вознесении не разрывность, а замыкание круга.

И в Вознесении же сила, образовавшая неразрывность круга неба – земли и делающая этот круг живым в каждой точке и устремленным к главной завершительной точке – обожению человека. Это – сила Животворящего Божиего Духа. Дух животворит, и жизнь неустанно движется к завершению, к вечности»…

Вскоре, 16 апреля 1937 года, Григорий (Лебедев) епископ Шлиссельбургский был арестован как «руководитель контрреволюционной группы фашистско-монархической организации».

«Образным выражением „всякий огнем осолится“ Господь незабываемо обозначил неминуемость подвига, – говорил он. – Грех разлагает тело и разлагает всю жизнь. Христианин объявил войну греху, и ему надо остановить разложение жизни. И как в материальном мире разложение останавливается воздействием на ткани сильно действующих растворов, например соли, так и ты, чтобы остановить внутреннее разложение, духовно осолись… Подвергни себя воздействию сильных средств, которые прекратили бы распад души.

Это средство, что, как соль, предохранит душу от греха и распада – подвиг.

Подвиг – это огонь. Он сожжет путанный хворост страстей… Он вытеснит едкий стелющийся дым похоти… Он истребит тлеющий угар увлечений.

Подвиг – огонь. Он опалит зияющие раны твоих поражений, выжжет смрад разложения, прокалит тебя добела, как металл, и будешь ты золотом, прошедшим горн очищения, будешь золотом, которого уже не коснется ржавчина»…

13 сентября 1937 года епископ Григорий был приговорен тройкой Кашинского УНКВД к расстрелу.

17 сентября 1937 года в час ночи его расстреляли.