Текст книги "Окаянные девяностые"

Глава 8

Сомерзительным чувством Николай Салмыков ехал из дома на работу. В последние дни на него, как из дырявого решета, одна за другой сыпались неприятности, и преследовали скандалы. Последний из них произошел вчера вечером, на банкете в загородном «домике» ВСМПО «Лесная сказка». На глазах у всех Татьяна устроила ему дикую сцену – приревновала к жене начальника техбюро Малыгина. А сегодня в местной газете «Салдинский рабочий» под убийственным названием «Оптом и в розницу» появилась очередная злобная статейка местного борца с мафией Вениамина Цепляева. Зарвавшийся щелкопер позволил себе обвинить его – Николая Салмыкова – отца и кормильца города, а вместе с ним уважаемую в деловом мире компанию «Глобал Шипинг» в мошенничестве и воровстве титана.

«Пора кончать с Цепляевым! Надо сказать Раздольнову, чтобы укоротил язык негодяю!» – с этой мыслью Салмыков поднимался к себе в кабинет.

Шелест газет в коридорах и на лестнице, приглушенный шепоток за спиной сопровождали его до самого кабинета. В управлении кто-то с осуждением, а большинство с тихим злорадством обсуждали статью Цепляева. Кипя от гнева, Салмыков ворвался в приемную. Там уже находились Крошков и Тишковский, на обоих не было лица. Полоснув по ним разъяренным взглядом, он прорычал:

– Чего тут мнетесь? Делать вам больше нечего, как обивать у меня пороги!

Крошков, переступив с ноги на ногу, решился сказать:

– Николай Константинович, у нас ЧП.

– Чег-о?! Какое еще ЧП?

– Контрразведка и милиция задержали вагон с титаном.

– Какой вагон?!.. Какая еще контрразведка?!.. Как посмели?!

– Вагон чужой, какого-то «ЛиКа», а титан наш, – срывающимся голосом доложил Крошков.

– С чего ты взял, что металл наш?

– Я только что оттуда.

– Откуда?

– Со станции ракетной дивизии «Лесная поляна».

– Дивизии? А какое отношение она имеет к нашему титану?

– Не знаю, Николай Константинович, но титан точно наш, декабрьская плавка. Своими глазами видел, ума не приложу, как он там оказался?

– Поздно прикладывать, если его нет! – сорвался на крик Салмыков и набросился на Тишковского. – А ты что скажешь?

– Это какое-то недоразумение, Николай Константинович. По договору с ООО «ЛиК» мы должны были отгрузить в его адрес титановые отходы. На этот счет есть документы… – Тишковский трясущимися руками открыл папку и принялся ворошить бумаги.

– Оставь, мне некогда возиться с твоими бумажками! – отмахнулся Салмыков и потребовал: – Металл вернуть! Нарушителей наказать!

Хлопнув дверью, он скрылся в кабинете и, швырнув пальто на кресло, потянулся к графину с водой. В горле драло, как при ангине, а сердце отозвалось тупой, ноющей болью, короткий отдых в Италии восстановил силы, но, как оказалось, ненадолго. Давали о себе знать нервотрепка и годы. Выпив воды и ослабив галстук, Салмыков прилег на диван и попытался взять себя в руки.

«Спокойно, Коля! Перестань накручивать себя! С Татьяной рано или поздно все рассосется. Псы Раздольнова порвут Цепляева. Негодяй, наконец, перестанет тявкать. Объединение худо-бедно выбралось из сентябрьского провала. Продажи набирают обороты. С легкой руки Раздольнова заработал «лопаточный» бизнес, первые партии титана в Англию и Италию прошли без сучка, без задоринки, на выходе еще две. Комбинация, придуманная Раздольновым, работает и дает отдачу», – тешил себя Салмыков, а душу грела мысль о растущем счете в Миланском банке и особняке, строящемся на берегу теплой Адриатики.

«В крайнем случае, всегда есть место, где можно будет бросить якорь», – взял себя в руки Салмыков, поднялся с дивана и прошелся по кабинету.

Боль из сердца ушла, в голове появилась ясность, он взялся за работу и вызвал секретаря. Та пестрой птахой впорхнула в кабинет и, оставив после себя аромат дорогих духов и кипу документов, скрылась за дверью. Пробежавшись по сводным отчетам и не найдя ничего из ряда вон выходящего, Салмыков отложил их в сторону и сосредоточился на подготовке к выступлению на предстоящей международной конференции в Москве.

Незаметно подошло время обеда, желудок напомнил о себе, и Салмыков, отложив в сторону тезисы выступления, прошел в VIP-зал. В нем было непривычно пусто. Тишковский, Крошков, другие замы и помы, опасаясь попасть под горячую руку генерального, держались на расстоянии. Обедать Салмыкову пришлось в гордом одиночестве. Затем, по уже устоявшейся традиции, он приступил к обходу головных подразделений объединения и начал со святая святых – управления «РД».

Об истинном назначении этого сверхсекретного, закрытого производства знал узко ограниченный круг лиц. Все они согласовывались на самом верху и не только в министерстве, но и в контрразведке. Начальник местного отдела управления безопасности по Свердловской области подполковник Семен Черский и его подчиненные, чтобы не допустить утечки секретов, дневали и ночевали в конструкторском бюро и на испытательном полигоне. Там, в закрытых лабораториях и в производственных цехах лучшие научные и инженерные умы управления «РД» создавали новые образцы вооружений для ракетно-космической отрасли. Ныне, когда страна и армия переживали далеко не лучшие времена, в КБ было неуютно, и царила почти кладбищенская тишина. Салмыков ловил на себе вопрошающие взгляды ученых, конструкторов и прятал глаза. Ему нечего было сказать, на все свои просьбы и обращения он получал из Москвы один и тот же ответ: «Ситуация сложная, наберитесь терпения, ждите».

Скомкав обход, Салмыков поспешил перейти в КБ гражданского проектирования. На выходе его перехватил Крошков. Он мялся и не решался сообщить о результатах поездки в ракетную дивизию и расследования «ЧП». Салмыкову надоело ждать, и он поторопил:

– Алексей Николаевич, я тебя слушаю, так что там с титаном? Как он мог оказаться в дивизии? Только коротко, у меня нет времени!

– Ездил я в дивизию, Николай Константинович, но меня дальше КПП не пропустили, – уныло обронил Крошков.

– Кто?

– Контрразведка.

– Какая еще контрразведка?!

– Военная.

– А чего она сует нос не в свои дела?

– Он не стал мне объяснять.

– Кто он? У него есть фамилия? – наливался злостью Салмыков.

– Начальник особого отдела полковник Назул.

– Почему?! Какое он имел право?

– Он сказал, что возбуждено уголовное дело и проводятся следственные действия.

– Чт-о?! Какое еще уголовное дело?! Алексей Николаевич, ты что такое несешь?! – взорвался Салмыков и затопал ногами.

Под его разгневанным взглядом Крошков превратился в студень и потерянно лепетал:

– О-они уже здесь. Они….

– Кто они?! Ты можешь членораздельно сказать, а не мычать?

– Подполковник Черский со своими контрразведчиками и следователи! Они изъяли документацию в транспортном отделе! Трифонова и Мелкозерову арестовали…

Крошков продолжал что-то говорить. Салмыков уже ничего не слышал, сердце пронзила острая боль, в глазах потемнело, стены, потолок поплыли перед глазами. Крошков успел подхватить его и не дал упасть. Ему пришли на помощь сотрудники КБ, вместе донесли Салмыкова до первого кабинета, уложили на стол и вызвали врача. В себя Салмыков пришел в медсанчасти объединения. Предварительное обследование показало, что у него произошел гипертонический криз, и врачи настояли на стационарном лечении. Под вой сирены Салмыкова повезли в клинический центр.

На следующий день по ВСМПО и всему городу прокатилась волна всевозможных слухов. Обильную пищу для них дали повальные проверки, проводившиеся следственными группами на складе готовой продукции, в транспортном отделе и очередная статья Цепляева «Тюрьма по ним уже не плачет» в газете «Салдинский рабочий». Не успела еще высохнуть типографская краска на газетной полосе, как вслед за арестом Барсукова, Лебедева, Трифонова и Мелкозеровой задержали диспечера транспортного отдела Иванова и поместили в местный следственный изолятор.

Тучи сгустились и над головой Тишковского. Следователь по особо важным делам Егоров затребовал от него документацию по сделкам с ООО «ЛиК» и назначил допрос на утро следующего дня. Потеряв от страха голову, Тишковский заперся в кабинете, одну за другой глотал таблетки валидола и прислушивался к каждому звуку за дверью. Подошел к концу рабочий день, а он все не решался отправиться домой. В опустевших коридорах правления ВСМПО монотонно гудели пылесосы. В приемную вошла уборщица. Тишковский встрепенулся, непослушными рукам сложил в папку все, что имело отношение к сделке с ООО «ЛиК», на негнущихся ногах покинул кабинет, спустился на стоянку, сел в машину и коротко бросил водителю.

– Домой, Саша!

Водитель стрельнул в него любопытным взглядом, но слово замерло на губах, и тронул машину. Справа потянулась бесконечно длинная стена бетонного забора. Через два километра она закончилась, и водитель свернул в район «новых домов» – в народе «жирных котов». Въезд на стоянку загораживал черный мерседес. Чертыхнувшись, Тишковский выбрался из теплого салона, от леденящего ветра перехватило дыхание и, кутаясь в меховой воротник пальто, направился к подъезду своего дома.

– Николай Александрович, подожди, есть разговор! – окликнули его из мерседеса.

Тишковский узнал голос и съежился. Из темноты на свет фонаря вышел Павел Харламов. За его спиной маячила гориллообразная фигура Креста. В салоне машины угадывалось еще два силуэта. Тишковский бросил тоскливый взгляд на дверь подъезда и обреченно поплелся к мерседесу. Втиснувшись на заднее сиденье, он осмотрелся, и на душе стало вовсе тоскливо. Мрачная физиономия Креста ничего хорошего не предвещала. Под стать ему был водитель с бычьей шеей и квадратными плечами, настоящий громила. Четвертый не обернулся и прятал лицо в воротник дубленки. Его нахохлившаяся фигура источала скрытую угрозу и вызывала у Тишковского наибольший страх. Он бросил умоляющий взгляд на Харламова. Тот похлопал его по плечу и, хмыкнув, сказал:

– Александрыч, не бзди, мы не менты, бить не будем! Мы только поговорим.

– Я-я в вашем распоряжении, Павел Игоревич, – пролепетал Тишковский.

– Это твоя жена пусть тобой распоряжается. Ты лучше растолкуй, что это за история с нашим вагоном приключилась?

– Да, да, сейчас, Павел Игоревич, – Тишковский платком смахнул пот с лица и, перескакивая с одного на другое, рассказал о событиях, произошедших на ВСМПО и на станции «Лесная Поляна».

– Понятно! В общем, Александрыч, если дураком не будешь, то не все потеряно, – подвел итог Павел.

– Но это же я подписывал документы с Барсуковым! Меня завтра вызывают на допрос! Что мне делать? Что говорить? – скулил Тишковский.

– Угомонись, Александрыч, и не паникуй!

– Но он же, Барсуков, все знает! Он все расскажет!

– Не расскажет! – отрезал Харламов.

– Не бзди, дед, ему язык уже подрезали. Ты свой не распускай, а то башку потеряешь! – прорычал Крест.

Тишковский поперхнулся и, проглотив колючий ком, застрявший в горле, снова заскулил:

– Я-я ничего не скажу. Но м-еня завтра вызывают на допрос. Что мне делать? Что?!

– Тебе же сказали, не бзди, прорвешься, только перестань ныть! – прикрикнул Харламов.

– Да, да. Так что мне говорить следователю, Павел Игоревич? Что?

– Первое – не бздеть. Второе – от договора с Барсуком не отказываться. Там все чисто, сам знаешь.

– Да, да!

– Барахло, что я и Барсук дали, ты в глаза не видел! Выкинь!

– Понял. А титан?

– А что титан? У вас раздолбаев полно, погрузили не то и не туда. На том и стой.

– Так это же я давал команду Мелкозеровой и Иванову грузить титан в тот самый чертов вагон, что арестовали.

– А ты давал им бумагу?

– Нет, все устно.

– Вот и говори следователю, я не я, и хата не моя. Мелкозерова и Иванов тебя не поняли, усек?

– Да, да, Павел Игоревич! Я понял, все понял, – бубнил Тишковский.

– Ну, раз понял, то теперь мозгуй, как вырвать у гэбэшников вагон! – потребовал Харламов.

– Пробовал, пробовал, Павел Игоревич! Вместе с Крошковым ездили на станцию, в дивизию. Ничего не получилось, они не отдают.

– Хватит скулить, дед! У меня уши уже пухнут, соображай, как концы прятать! – рявкнул Крест.

Взятый в тиски, Тишковский лихорадочно искал выход из положения. От напряжения ему стало дурно. Харламов и Крест вытащили его из машины. Холод привел его в чувство, и он, наконец, смог сосредоточиться. Но всякий раз, когда казалось вот-вот будет найден выход, мысль ускользала от него.

– Ну давай, давай, мозгуй, Александрыч! – наседал Харламов.

– Кажется, есть вариант, но я не уверен, что получится, – выдавил из себя Тишковский.

– И какой?

– Если поставить вопрос о простое вагона.

– И что это дает?

– За простой надо платить большой штраф, поэтому…

– Да на хрен нам твой штраф! Дело базарь! – терял терпение Крест.

– Помолчи! – цыкнул на него Харламов и поторопил: – Давай, давай дальше, Александрыч!

– Военные за простой, тем более, гражданского вагона платить не будут, – рассуждал Тишковский. – Значит, его отправят к нам, а тут возникают варианты – по ошибке отправить на переплавку.

– Молоток, Александрыч! – похвалил Харламов и, похлопав по плечу, одобрил: – Вот таким макаром и действуй!

– Я готов, Павел Игоревич, но есть одна проблема и мне ее не решить.

– Какая?

– Охрана вагона. Она мне не подчиняется.

– Не бери в голову, решим этот вопрос.

– Ну, тогда я пошел, – Тишковский открыл дверцу мерседеса.

– Притормози, Александрыч, – ухватил его за пальто Харламов и потребовал: – Пиши, кто знал про вагон!

– А-а зачем?

– Чо непонятного? Стукача гэбэшного искать будем! Ну, давай, телись! – рявкнул Крест и включил свет в салоне.

– Сейчас, сейчас, – мямлил Тишковский, трясущейся рукой достал из папки лист бумаги, из кармана пиджака авторучку и принялся писать.

Буквы наползали одна на другую и сливались в рваную линию. Составив список, Тишковский вручил его Харламову. Тот не стал читать и передал тому, кто сидел на переднем сидении. Воротник дубленки у него смялся, и за ним проглянули крупный с горбинкой нос, под которым темнела щетка усов. Тишковскому показалось, что он где-то видел это лицо, напряг память и вспомнил, то был милицейский чин. «Усатый» прошелся взглядом по списку и ткнул пальцем в одну из фамилий. Харламов кивнул головой и подтолкнул Тишковского на выход. Тот мешком вывалился из машины и поплелся к подъезду дома. Проводив его презрительным взглядом, Харламов обратился к «Усатому».

– Кто эта сука, капитан?

– Мастерюга из транспортного отдела.

– С чего ты взял?

– Как только мы начали колоть его, так тут же вмешались гэбэшники, – пояснил милиционер.

– Все ясно, они прикрывали своего стукача! – заключил Крест и предложил: – Чо тянуть резину, едем колоть суку!

– Только без меня, – отказался капитан.

– Ладно, наведи на хату, а дальше мы сами, – не стал настаивать Харламов и распорядился: – Трогай, Джон!

Водитель завел машину и выехал на дорогу. На пути к микрорайону «Китайская стена», где жил мастер из транспортного отдела, навстречу им попался мерседес, его сопровождала машина скорой помощи.

– Салмыкова повезли! Глядишь, копыта отбросит, сволочь! – злорадствовал капитан-милиционер.

– Рано ты его хоронишь, кэп, он еще тебя переживет. Таких, как ваш Салмыков, только пуля остановит, – обронил Харламов.

Он словно в воду смотрел. Гипертонический криз у Салмыкова не перешел в критическую стадию. Он категорически отказался ложиться в стационар и настоял на амбулаторном лечении. В домашней обстановке крепкий организм быстро пошел на поправку. Почувствовав себя лучше, Салмыков, несмотря на возражения врача, отправился на работу.

За те несколько дней, что он отсутствовал, обстановка в ВСМПО разительно изменилась. От былого почтения подчиненных не осталось и следа, не только за глаза, но уже открыто, не стесняясь, они обсуждали его предстоящую отставку. На проходной, в цехах и кабинетах только что и было разговоров об арестах и обысках. Слухи один невероятнее другого народная молва разносила по объединению и городу. Самый нелепый состоял в том, что его – орденоносца Салмыкова, арестовала контрразведка, как шпиона двух разведок – итальянской и английской. Действительность оказалась хуже слухов. Машина расследования втягивала в себя все новых лиц, следователи основательно взялись за первого зама – Тишковского. Грозовые тучи сгустились над головой самого Салмыкова. Он бросился за поддержкой в Москву и наткнулся на глухую стену.

В субботу Верхнюю Салду потрясло чудовищное преступление. В собственном гараже был обнаружен изуродованный пытками труп мастера из транспортного отдела объединения. На его теле не осталось живого места. Окончательно Салмыкова добила статья в газете «Труд» «Прапорщику все по плечу». В ней авторы: местный борец с мафией Цепляев вместе с московским коллегой поставили его в один ряд с бывшим прапорщиком Барсуковым и в красках расписали, как «…на ВСМПО расхищается народное достояние – титан и подрывается обороноспособность страны».

После гибели мастера и статьи нервы у Салмыкова окончательно сдали. В этот и на следующий день он не появился на работе. Это дало повод для новых слухов, очередной волной накрывших объединение и город Верхнюю Салду.

Пересуды не обошли стороной и дежурку на товарном дворе ВСМПО. В тесной, прокуренной вахтовке собрались сторожа, стрелочники и сцепщики вагонов. Всезнающий сторож Толька, ссылаясь на знакомого милиционера, поведал леденящую историю о том, как мафия похитила Салмыкова, вывезла в лес и там зверски замучила. Сцепщик вагонов Евсеич – тот, как всегда, рубил с плеча, клеймил генерального, а вместе с ним замов и олигархов, разворовывающих и продающих Россию, утверждал, что Салмыков, прихватив всю зарплату объединения, смылся за границу. Конец спору положил звонок из приемной Тишковского. Строгий голос распорядился принять вагон с грузом из дивизии, со станции «Лесная поляна», поставить в дальний тупик и не выпускать до особого распоряжения. Недовольно ворча, путевая обслуга, прихватив лопаты и метлы, побрела отгребать снег с железнодорожного полотна и стрелки.

Перед обедом у ворот товарного двора сипло посигналил заезженный, как старая полковая лошадь, маневровый тепловоз из ракетной дивизии. За ним тащился единственный вагон, груженый титаном. Выругавшись, Толька отправился открывать ворота. Евсеич направился к стрелке. Тяжело пыхтя, тепловоз вполз на товарный двор, затолкал вагон в дальний тупик и, оставив после себя пятна солярки на снегу, скрылся за стеной леса.

Сторожа, стрелочники и обходчики снова собрались в вахтовке, чтобы «забить козла». Но не успели у Тольки и Евсеича «отрасти рога», как за воротами раздался требовательный сигнал автомобильного клаксона, на этот раз приехала милиция. Из УАЗа выскочил капитан, не стал дожидаться, когда сторожа откроют ворота, распахнул калитку и, спотыкаясь на обледеневшей дорожке, направился к вахтовке. «Рыба», которая была в руках Тольки, безнадежно сорвалась. Выругавшись, он сгреб со стола костяшки домино и спрятал их в сумку. Евсеич ногой закатил под лавку пустые бутылки из-под бормотухи и вина.

Тревога оказалась напрасной. Капитан проскочил мимо вахтовки и поднялся к вагону с титаном, не поленился забраться по скользким ступеням и заглянуть внутрь. Спустившись на землю, он принялся кому-то названивать. Разговор продолжался не больше минуты, закончив, капитан возвратился к УАЗу. Через мгновение о нем и машине напоминало лишь сизое облачко выхлопных газов.

Вспомнив милицию не один раз недобрым словом, Толька высыпал костяшки домино на стол и принялся перемешивать. Он и Евсеич горели желанием отыграться, но не успели. В вахтовку ворвался заместитель начальника охраны и, как с цепи сорвавшись, обложив всех трехэтажным матом, погнал на дальний периметр латать дыры в заборе.

Прошло около 10 минут, и на опустевший двор въехали черный мерседес и нива. Из них вышли Харламов, Крест, Лебедев и Кормаков. Вслед за ними на территорию вкатился заводской маневровый тепловоз. Лебедев и Кормаков поднялись в кабину к машинисту и проехали к вагону с титаном. Кормаков сноровисто установил автосцепку, и через несколько минут на товарном дворе не осталось и следов от вагона с титаном.

План Тишковского, стоивший немалых денег и основательно потрепавший нервы Павлу Харламову, удался. В Екатеринбург он и Крест возвращались с результатом, который превзошел все ожидания. Оборотень-капитан – милиционер, подмазанный десятью тысячами долларов, отработал на все сто. Он не только сдал «гэбэшного стукача», но и ухитрился утащить из уголовного дела важные улики, – в кармане Харламова лежали накладная и сертификаты на «барсуковский титан». Без них следствие по делу о хищении титана зашло в тупик. Главный обвиняемый – Барсуков, в виду отсутствия главного вещественного доказательства – титана, по разгильдяйству «стрелочника» отправленного на переплавку, вышел на свободу. Окончательно похоронил расследование старший следователь областной прокуратуры Камшилов. Рассмотрев материалы уголовного дела, он пришел к заключению, что оно возбуждено без достаточных на то оснований и прекратил дальнейшее производство.

Другой «подарок», не менее весомый, Харламовым преподнес сам Салмыков. Его исчезновение изменило расстановку сил в их схватке за титан с Раздольновым и Багиным. Она вышла из офисных кабинетов и выплеснулась настоящей войной на улицы Екатеринбурга. Первыми в ней полегли «торпеды» и криминальная «пехота». Все это было еще впереди, а пока Павел Харламов, развалившись на заднем сидении, мирно похрапывал.

Позади остался Нижний Тагил. Впереди, в морозной дымке возник город Невьянск – некогда столица уральских рудознатцев. Нынешняя его действительность удручала, в пустующих, занесенных снегом заводских корпусах гулял ветер, а дороги напоминали танкодром. Мастерство вождения не помогло Джону, на очередной рытвине машину повело. Ему каким-то чудом удалось удержать ее и не дать слететь в кювет.

– Падлы! Этих комуняк и дерьмократов стрелять надо! Не дороги, а каток! – с полуоборота завелся Крест.

– Как после бомбежки! Не город, а дыра, дырой! – вторил ему Харламов.

– Это щас дыра, а раньше Невьянск был столицей Урала! – встал на защиту родного города Джон.

– Чег-о?! Какая на хрен столица, скорее задница! – не унимался Крест.

– Обыкновенная.

– Ну тогда скажи, хто был царь?

– Демидов! Небось слыхал?

– Та какой он царь?

– Он круче царя! Не было бы Демидова, не было бы и Урала. В Невьянске он ставил первые заводы и плавил первый чугун, лил пушки и мушкеты для армии Петра I, – блеснул знанием истории Джон.

– Лучше бы дорогу нормальную построил, – буркнул Крест.

– А она была! И не простая, а железная!

– Ч-о? Кончай лапшу на уши вешать! Я, как Паша, институтов не кончал, но тоже кое-чо знаю. При Петре железки и в помине не было!

– Ох, и темень же ты, Крест. Была, самая, что ни на есть железная, от Невьянска до Нижнего Тагила из железных плит. Демидов ее сделал, чтобы руду возить!

– Да такого не может быть! Это же сколько надо железа?

– Клянусь, Крест!

– Была такая дорога, нам в институте про нее рассказывали, – подтвердил Харламов.

– Чо прямо из железа? – не мог поверить Крест.

– Так его тут навалом было. Видел в Тагиле карьер, если ехать в сторону Кушвы?

– Видел, и чо?

– Так вот, на этот счет есть присказка: там, где была гора высокая, сейчас яма глубокая. Та гора была из чистого железа, – пояснил Харламов.

Вдохновленный такой поддержкой Джон старался, как мог, приподнять в газах Креста и Павла родной город и обратился к его славному прошлому.

– А вы знаете, шо в мире всего две падающих башни? Одна в Италии – Пизанская, а вторая у нас, в Невьянске!

– И чо, еще не упала? Га-га, – гоготнул Крест.

– Это Пизанская падает, а наша никогда не упадет! Демидов специально ее под наклоном построил, чтобы макаронникам нос утереть! – с гордостью объявил Джон и предупредил. – Щас все своими глазами увидите.

Он прибавил газу. Мерседес затрясся, словно в лихорадке, на дороге, напоминающей стиральную доску, и въехал на гору. Перед Харламовым и Крестом открылась панорама центральной части уральского завода-города. В глубокой котловине, у занесенного снегом пруда раскинулась старая, основанная еще Демидовым, часть города Невьянска. Сердцем его являлся некогда знаменитый железоплавильный завод. Отлитые на нем артиллерийские пушки и мушкеты прославили царя Петра I и помогли прорубить «окно» в Европу. Над заводом и старым кварталом угрожающе нависла сорокаметровая сторожевая башня.

– Ну чо, теперь видите? – воскликнул Джон.

Крест присмотрелся и признал:

– И точно, падает.

– Градусов 15, не меньше, – оценил наклон башни Харламов.

– А все 17 не хотите? Такой башни в мире больше нет! Такая только у нас в Невьянске! – Джона распирало от гордости, и его было не остановить. – Это еще не все! В подвалах башни Демидовы лили свои золотые и серебряные монеты!

– И чо, ему не снесли башку? – усомнился Крест.

– Бабки, как и сейчас, все решили. Демидов держал платных стукачей при дворе Екатерины. Они и стуканули ему про ревизию. А он взял и затопил подвалы вместе с золотом, серебром и работягами.

– Ай да молодца мужик! Знал, как концы рубить! – одобрил Крест и предложил: – Ну чо, Паша, может, заскочим в башню, та пошарим в подвалах? Золотишко нам не помешает.

Харламов хмыкнул и спросил:

– А не забздишь?! Там же трупаки плавают.

– А чо бздеть? Я к ним с удовольствием добавил бы Раздолба и Багу.

– Вот тут ты, Крест, в самую точку попал. Зажились они, сволочи, на этом свете.

– Паша! Крест! Кажись, тачки Раздольнова?! – воскликнул Джон и приник к лобовому стеклу.

Навстречу мчались две БМВ.

– Притормози, Джон! – потребовал Харламов.

Тот отпустил педаль газа и нажал на тормоз. В БМВ тоже узнали мерседес и сбросили скорость. Машины сближались. В первой БМВ находился сам Раздольнов и с ним еще двое, во второй – Сова с охраной. В какой-то момент взгляды Харламова и Раздольнова встретились. В воздухе, казалось, заискрило.

– У-у, плюнь и зашипит! – оценил молчаливую перестрелку взглядами Крест.

– Плевать уже поздно, пора палить! – отрезал Харламов.

Реакция на него в БМВ была не менее бурная. Такого отборного мата от Раздольнова ни Новоселов, ни Аффнер – заместитель главы правительства Свердловской области, давно не слышали. Остыл он, когда впереди за стеной из голубых елей показалось монументальное здание заводоуправления ВСМПО. На этот раз на входе их никто не встретил. Начальник дежурной смены караула, ошалевший от комиссий, ничего вразумительного о Салмыкове сказать не мог. Не прояснила ситуацию и его секретарь. Заместители – Тишковский и Крошков, шарахавшиеся собственной тени, открещивались от своего бывшего шефа, как черт от ладана, и отказались вести какие-либо переговоры о продолжении дальнейшего сотрудничества с «Урал-Грейтом».

Потоптавшись в приемной, Раздольнов, Новоселов и Аффнер решили отправиться на дом к Салмыкову, но ни там, ни на даче его не оказалось. Не солоно хлебавши, они вынуждены были возвратиться в Екатеринбург. Неудача совершенно выбила Раздольнова из колеи, он отказался от ужина и, сославшись на неотложные дела, поехал к себе в офис.

Аффнер вместе с Новоселовым поднялся в номер бывшей обкомовской гостиницы и, пока высокий московский гость принимал душ, убивал время за телевизором. Новая телезвезда – Сергей Доренко, зажженная вездесущим и неугомонным Борисом Березовским, голосом прокурора обличал и гвоздил к позорному столбу самую крутую московскую кепку – Юрия Лужкова. Аффнеру не удалось выслушать телеприговор мэру Москвы, из ванной вышел Новоселов и, бросив многозначительный взгляд на потолок, спросил:

– Эдуард, как ты смотришь на то, чтобы поужинать в другом месте?

Аффнер кивнул и в тон ему ответил:

– Да, здесь не совсем уютно, кухня не та стала.

– Надеюсь, в городе найдется подходящее место, где аппетит не испортят?

– Есть, и не одно, – заверил Аффнер и, чтобы развеять подозрения Новоселова в том, что их могла подслушать служба безопасности Раздольнова, вызвал такси.

Через пятнадцать минут они поднялись в кабинет Аффнера. Новоселов придирчивым взглядом пробежался по обстановке и похвалил:

– Молодец, Эдуард, мое не только сохранил, но и приумножил!

– Стараюсь держать марку, Юрий Петрович. Что будете пить: коньяк, водку?

– Лучше крепкого, горячего чая.

– Один момент, – Аффнер поднял трубку и связался с приемной.

Вышколенная секретарша внесла поднос с чаем, сахаром и вареньем. Аффнер разлил чай по чашкам и поинтересовался:

– Юрий Петрович, вы как с сахаром или с вареньем?

– С вареньем, – остановил на нем свой выбор Новоселов, зачерпнул ложкой и, причмокивая от удовольствия, произнес: – Черничка, лесом пахнет! Ай да молодец, Эдуард, не забыл мои привычки.

– Как можно, Юрий Петрович, столько лет под вашим началом служил.

Новоселов сделал глоток, опустил чашку на стол, и с грустью сказал:

– Ты, Эдуард, в самую точку попал! Ведь действительно служили, да еще как! Если мне память не изменяет, ты начинал в комсомоле?

– Она вас не подвела, был вторым секретарем в Ленинском районе, – подтвердил Аффнер.

– А я уже тогда рулил всей оборонкой области. Крутился, как белка в колесе. Партийные конференции, собрания, планерки, по неделям домой не заглядывал, не заметил, как сын вырос. Ох, и боевое же было время! – тяжело вздохнув, Новоселов поднялся из кресла и прошел к окну.

Перед ним открылась впечатляющая панорама индустриального гиганта Урала. В этот поздний час она еще больше впечатляла. Весь горизонт полыхал багровыми всполохами, а небо напоминало апокалипсические картины художника Дюрера. Аффнер присоединился к Новоселову и не спешил возобновлять разговор, давая возможность в полной мере ощутить мощь города, в жизни которого они играли далеко не последнюю роль.

– Какая силища! А когда-то все это ходило подо мною! – обронил Новоселов.

– Юрий Петрович, а стоит ли по этому поводу расстраиваться? – мягко заметил Аффнер.

– Это почему же?

– Ну, если только вспомнить о молодости. А так ведь, собственно, ничего хорошего не было. С утра до вечера крутились как белка в колесе, света белого не видели.

– Молодость молодостью, а вот живое, большое дело, так это совершенно другое.

– Дело, но какой ценой? Как вспомню постоянные накачки на парткомах, выговоры, инфаркты и инсульты. А что взамен? Путевка в Лазурный, в лучшем случае, в Карловы Вары и в придачу райский набор в обкомовском магазине.

– Э-э, Эдуард, ты не прав. Девяносто первый тебя на какой должности застал?

– Первого секретаря райкома.

– Н-у, это не уровень.

– Ну почему же, мой район гремел на всю область!

– Район – это так, а вот область! – пальцы Новоселова сжались в кулак, и, рубанув воздух, он сорвался на крик. – Вот они где у меня все сидели: милиция, прокуратура и хваленое КГБ! Никто и пикнуть не смел, я был хозяин! Мое слово было закон!