Текст книги "Окаянные девяностые"

– Какая на хрен контрабанда? Кончай накручивать! В нашей-то накладной значатся титановые отходы!

– И что с того? По факту – титан.

– Ну ты, Игорь, и тормоз. Грузили ведь не мы. Ну, давай, давай напрягай свою извилину или может принести фуражку, чтобы мозги варили! – отыгрывался за недавнее унижение Барсуков.

– Выходит, не мы, – выдавил из себя посрамленный железной логикой бывалого прапорщика, бывший капитан.

– Вот то-то же! А ты, залетим, залетим. Не залетим!

– Но нервы потрепят крепко.

– Не нам, а Тишковскому, а у него всегда найдется дежурный «стрелочник» – пьяный крановщик или бестолковый мастер. Ты же видел, у них на грузовом дворе бардак.

– Да, там сам черт ногу сломит, – признал Лебедев и потянулся к сигарете.

Закурил и Барсуков. Тишину барака нарушал скрип половиц под ногами Кормакова. Ему надоело маяться в одиночестве, он тенью проскользнул в кабинет и приткнулся в уголке дивана. Барсуков недовольно покосился, но ничего не сказал и перевел взгляд на телефон. Резкое дребезжание звонка ударило по напряженным нервам. Кормаков взвился над диваном, сорвал трубку и прижал к уху.

– Да, ЛиК! Вагон! Мы готовы….

Барсуков вырвал у него трубку. Дежурная по станции «Лесная поляна» называла цифры, но он уже не слушал, блаженная улыбка гуляла на его лице. Лебедев тоже оживился, от скептицизма не осталось и следа. Кормаков не мог усидеть на месте и волчком крутился по кабинету. Шум поднял на ноги Ломтева, и его мятая физиономия возникла в дверном проеме.

– Хватит дрыхнуть, Лом! Тащи бутылку, но не самопальную! Гулять будем! – ликовал Барсуков и пустился в пляс.

Ломтев проявил завидную прыть и через несколько минут возвратился с бутылкой водки. Она пошла по кругу. Пили из горлышка, закусывали лимоном, а потом всей гурьбой повалили во двор, втиснулись в ниву и, сломя голову, понеслись на станцию «Лесная поляна». Там в столь поздний час, кроме дежурной смены, никого не было. На запасных путях сиротливо стоял десяток вагонов с материалами для военных. У рампы пыхтел маневровый тепловоз с одним единственным вагоном. Свернув на стоянку, Кормаков заглушил машину, как угорелый сорвался с места и, не выбирая дороги, ринулся к рампе. За ним, падая в снег и чертыхаясь, тащился Ломтев. Барсуков и Лебедев по протоптанной в сугробах тропке степенно прошли к вагону. Из него высунулся Кормаков, его физиономия расплылась в блаженной улыбке, и завопил:

– Шеф, тут чурка к чурке! Петрович, ты голова! Ну, теперь заживем!

– Тише, тише, Борька, а то менты сбегутся! – добродушно прикрикнул Барсуков и распорядился: – Оставайся на месте! Лом подгонит наш порожняк, и займетесь перегрузкой.

– Все будет в лучшем виде, шеф!

– А вот еще чо, тонн пять скинешь и отвезешь на наш грузовой двор.

– Сделаем, шеф! – заверил Кормаков.

– Леня, а на хрена нам эти чурки? Зубы что-ли вставлять? – недоумевал Лебедев.

– От Харламова не убудет, а для нас дополнительный навар, толкнем на сторону.

– Да ты чо, Леня, а если они раскопают?!

– Не раскопают! Давай, дуй на станцию и забери у дежурной накладную на вагон.

– А если не даст?

– Пусть только попробует, я чо ей за красивые глазки подкатил холодильник? Да, и скажи этой дуре, после перегрузки титана заводской порожняк пусть немедленно отправит обратно, наш вагон затолкает в тупик.

– Сделаю. Мне как, оставаться с ней до конца?

– А это, смотря какой у тебя конец. Ха-ха, – расхохотался Барсуков.

– Га-га, – вторил ему Ломтев.

– Хорош ржать, Лом! – прикрикнул на него Барсуков и распорядился: – Дуй к крановщику и скажи, пусть ставит кран на рампу и перегружает титан в наш порожняк.

– Есть! – в Ломе проснулся военный, и уточнил: – А какой?

Барсуков порылся в карманах, вытащил измятый клочок бумаги и зачитал:

– № 68083146-Б, а все равно не запомнишь, – и сунул записку Ломтеву.

Тот рьяно взялся за дело, его зычный командирский рык заставил крутиться даже стрелочников. Прошло не больше часа, и на станции «Лесная поляна» снова воцарилась сонная тишина. В дальнем тупике одиноко стоял груженый титаном вагон. Огни маневрового тепловоза, тащившего порожняк в Верхнюю Салду, в последний раз мигнули и погасли за поворотом. Зилок с пятью тоннами титана занял место под навесом на грузовом дворе ООО «ЛиК».

К полуночи мороз усилился и сковал ледяным панцирем военный городок. Даже комендантские патрули не решались высунуть нос на улицу. И только в офисе ООО «ЛиК» все никак не могли угомониться. Кормаков и Ломтев с позеленевшими от бессонницы и усталости физиономиями бесцельно слонялись по комнатам. Из кабинета генерального директора доносился монотонный голос. Барсуков диктовал факссообщение:

– Согласно договора № 37 в Ваш адрес, в вагоне № 68083146-Б направлен груз металла: ВТ 9 – 7 тонн, ВТ 1 – 0,7 тонн, ВТ 8 – 2 тонны… всего 42 тонны 630 килограммов.

– Леня, может есть смысл предупредить Циркон, что в общей накладной титан будет проходить как лом цветного металла, – предложил Лебедев.

– Это лишнее, они не хуже нас знают, о чем идет речь. Садись и отправляй второй факс в Бердск по вагону с отходами.

– Так его еще не подогнали.

– А чо тянуть резину, через пару часов он будет на «Лесной поляне».

– И сколько в нем тонн?

Барсуков заглянул в записи и назвал:

– 41 тонна и 200 килограммов.

– Тоже не мало.

– А то, за них не меньше лимона получим! Да, в Цирконе у кого-то голова варит как надо! Молодец, такую крутую схему замутил, что концов не найти! Вагон с титаном в одну сторону, с отходами в другую, плюс двойной навар, – восхитился Барсуков.

– А я так понял, ее придумал Тишковский.

– Без него, конечно, не обошлось, но… – осекся Барсуков.

Лампочка в кабинете мигнула и погасла. Факс клацнул и затих.

– Зараза! Чуть-чуть осталось. Борька, проверь рубильник! – крикнул Барсуков.

В коридоре раздался дробный топот, громыхнуло пустое ведро, лязгнул рубильник, и в бараке снова загорелся свет. Барсуков склонился над факсом, и слова замерли на губах. За дверью раздался истошный вопль, она распахнулась, и на пороге кабинета возник Кормаков с перекошенным от ужаса лицом. Он мычал и судорожно тыкал рукой в коридор. Со двора донесся гул моторов и яростный лай Трезора. В окна барака ударил яркий свет фар и погас. Барсуков и Лебедев приникли к стеклу – перед ними по двору метались размытые тени. Звучали отрывистые команды.

Прошла секунда, другая. Дверь в кабинет распахнулась, и в него ворвались начальник спецотдела милиции майор Николай Деваль, его заместитель майор Валентин Коренов, следователь по особо важным делам капитан Петр Егоров и два майора из дивизионного отдела военной контрразведки. Одного из них – Сергея Иванова – соседа по подъезду, Лебедев и Барсуков хорошо знали в лицо. Второго – Владимира Полякова, они частенько встречали в военном городке. Их появление означало только одно – на этот раз не удастся ни откупиться, ни отделаться штрафом. Лебедев обмяк, и с его губ сорвалось:

– Все, звиздец, приплыли.

Барсуков силился что-то произнести, но слова застревали в горле. Остановившимся взглядом он смотрел на все происходящее и не мог шелохнуться, его ноги будто прикипели к полу.

Контрразведчики и милиционеры действовали слаженно и решительно. Ломтева, попытавшегося преградить им путь, бесцеремонно скрутили и повели к машине. Лебедева, пришедшего в себя и заикнувшегося о свободе предпринимательства, не стали слушать и припечатали лицом к стене. Барсукова отсекли от факса и усадили на диван.

Он поник и безучастно наблюдал за всем происходящим. Обыском заправляли контрразведчики, они знали, что и где искать. Иванов изъял факс в «Циркон». Поляков не долго искал и быстро обнаружил в потайном ящике стола расписки дежурной по железнодорожной станции «Лесная поляна» за холодильник и завскладом ВСМПО Трифонова за видеомагнитофон и телевизор. Последним камнем, пускавшим ООО «ЛиК» и Барсукова ко дну, стали подлинные сертификаты качества титана, обнаруженные следователем Егоровым среди кипы бумаг.

Здесь выдержка изменила Барсукову. Он ринулся на Егорова, споткнулся о брошенный под ноги стул и рухнул на пол. Сверху на него навалился Коренов, заломил руки за спину, надел наручники и поволок в милицейский воронок. Вслед за Барсуковым туда впихнули сникшего Лебедева и ставшего от страха вовсе миниатюрным Кормакова. Тертый в тюрьмах и на пересылках «калач» Ломтев сообразил быстрее всех, прикинулся в стельку пьяным, нес всякую околесицу, будто бы он Наполеон, на него махнули рукой и отпустили. Всех остальных отвезли и поместили в Верхнесалдинский следственный изолятор.

В себя Барсуков пришел в грязной, с облупившейся штукатуркой камере. Его посадили отдельно от остальных задержанных. За ним – главным участником одного из самых громких преступлений последних лет в истории местной милиции, неотрывно следила охрана. Каждые пять минут хлопал дверной глазок, и в нем возникало суровое лицо дежурного. Барсуков и не думал накладывать на себя руки. Стресс прошел, и изворотливый ум бывшего, битого жизнью прапорщика искал выход из положения.

Давно уже наступил рассвет, дежурный выставил на дверную полку завтрак: перловую кашку, краюху хлеба и кружку чая. Барсуков, хлебнув чая, к остальному не притронулся, свалился на нары и забылся во сне. Снилось ему одно и то же – кривляющиеся рожи Креста, Харламовых и Крошко. Положил конец этому кошмару дежурный, он поднял Барсукова на ноги и повел на допрос. Они поднялись на второй этаж и вошли в кабинет.

В нем находились трое: знакомый Барсукову «особист» Иванов, следователь Егоров, в углу, в кресле по-хозяйски расположился третий – седой, осанистый, судя по всему, большой начальник. У окна, на видном месте были сложены стопкой шесть коробок с видеоаппаратурой. Барсуков метнул на них взгляд и поежился; контрразведка и милиция работали оперативно, то были его взятки крупным и мелким начальникам ВСМПО. Егоров перехватил этот взгляд, понял, что прием сработал и начал допрос.

– Что, Леонид Петрович, узнал знакомые предметы? – с усмешкой спросил он.

– Это провокация! Я требую адвоката! – взвизгнул Барсуков и ощетинился усами.

– Леонид Петрович, побереги свои нервы, они тебе еще понадобятся! – осадил его Иванов.

– Не только нервы, но и здоровье, тайга большая, а топор маленький, – с усмешкой произнес Егоров.

– Не пугай, пуганый! Вы у меня за все ответите! Это произвол! – не унимался Барсуков.

– Ответим, ответим! О себе подумай, Барсуков!

– А чо думать, у меня все чисто.

– Ха, чисто! Это тебе так кажется, а я так вижу, статья 175 у тебя на лбу нарисована, не меньше чем на десятерик потянешь. Никакой Падва не поможет.

– Падлы это те, хто эту провокацию устроил. Я до Москвы дойду. Вы у меня…

– Помолчи, Барсуков, и выбирай выражения, ты не у себя в Мутном глазе! – оборвал его Егоров и предупредил: – Будешь упираться, отмотаю тебе срок на полную катушку и покатишь ты в солнечный Магадан.

Барсуков яростно сверкнул глазами, но на этот раз промолчал и поедал взглядом то, что неспешно перебирал Егоров. А тот особо и не скрывал, это были фотографии скрытой оперативной видеосъемки. На снимках Барсуков узнавал себя вместе с Тишковским у его дома, когда заносил коробки с аппаратурой – домашним кинотеатром; с Трифоновым у ворот его дачи и на крыльце станции «Лесная поляна», разговаривающим с дежурной. Он нервно сглотнул, что не укрылось от внимания Егорова.

– Ну, так что, Леонид Петрович, будем говорить, или мне отматывать тебе срок на полную катушку? – вернулся он к своему вопросу.

– Знаю я ваши разговоры. Нашел дурака, явка с повинной – прямая дорога в тюрьму, – огрызнулся Барсуков.

– У нас и без твоей явки доказательства вагон и маленькая тележка! – заявил Егоров и принялся обрисовывать картину будущего Барсукова. – Выйдешь ты, Леонид Петрович, на свободу старым и больным, если раньше срока копыта не откинешь. Насчет чистой совести не знаю, но точно скажу, с отдраенной как медный котелок задницей. Больно она у тебя хороша для камерного «петуха». Про зубы можешь забыть. Да и зачем они тебе, после тюремной параши, кроме манной каши ничего другого жрать не сможешь.

Физиономию Барсукова перекосило, в глазах смешались растерянность и страх. Иванов воспользовался его состоянием и, не давая замкнуться в себе, предложил:

– Леонид Петрович, не загоняй себя в угол. Мы тебе не враги, помоги нам, а мы поможем тебе.

Барсуков заерзал на стуле. Животный ужас перед Крестом, Харламовым и тем жутким будущим, которое только что обрисовал Егоров, плющили его подобно свинцовому прессу. Обильный пот выступил на висках и заструился по щекам. Пальцы судорожно теребили полы пиджака. Его тоскливый взгляд пробежался по кабинету, Егорову, «Седому» и задержался на Иванове, словно искал у него защиты. Тот мгновенно отреагировал.

– Леонид Петрович, подумай и трезво оцени положение вещей. Совершено тяжкое преступление, но доля твоей вины далеко не соответствует степени содеянного. Ну зачем тебе брать на себя лишнего?

Вкрадчивый голос контрразведчика точил волю Барсукова. К нему присоединился «Седой» и заговорил:

– Леонид Петрович, я полковник Ганин из Москвы. Вы должны прекрасно понимать, что по пустякам из столицы в Верхнюю Салду не прилетают. Для нас не секрет, куда направлялся титан, в Венгрию. Тут попахивает контрабандой, а это статья 188! Вы понимаете разницу?

Барсуков дрогнул и заговорил. Допрос длился свыше четырех часов и измотал его настолько, что из носа пошла кровь. В камеру он возвратился, едва держась на ногах, рухнул на нары и провалился в темную, бездонную яму. Разбудил его дежурный по изолятору. Подошло время раздачи пищи. Вяло похлебав тюремной баланды, Барсуков снова завалился на нары. В ушах, словно заезженная пластинка, наперебой звучали голоса следователя и Иванова, а перед глазами плыл и качался потолок камеры. На нем, как на мутном экране, появлялись и исчезали физиономии Харламовых и Креста, они корчили рожи и смеялись. Барсуков сорвался с нар, закружил по камере, пытаясь освободиться от навязчивого кошмара, но жуткие сцены расправы Харламовых над своими жертвами не отпускали. Он потерял счет времени, но так и не нашел выхода.

За тюремным окном сгустились вечерние сумерки. Последний луч солнца скользнул по стене и погас. Дежурный по изолятору не спешил включать свет. Камера погрузилась во мрак, и на душе у Барсукова стало вовсе тоскливо. С затаенным страхом он ждал продолжения допроса. Бесконечно долго тянулись минуты, а его все не вызвали. Страх и темнота давили на него невидимым прессом. Наконец в камере включили свет, и сжимавший сердце ужас отступил, но ненадолго. В коридоре раздались шаги, кровь прихлынула к лицу Барсукова, а в ушах забарабанили тысячи невидимых молоточков. В замочной скважине заскрежетал ключ, звякнул засов, в проеме возникла рука, и с нее на пол вывалился сверток.

Прошла секунда, другая. Барсуков очумело пялился то на сверток, то на захлопнувшуюся дверь, и не решался взять. В чувство его привел запах жареного мяса, на него спазмами отозвался голодный желудок. Барсуков ринулся к свертку и развернул. В нем лежали румяный, пахнущий чесноком кусок свинины, хлеб и две сигареты. Его взгляд тянулся к ним, но что-то ему подсказывало, их положили не просто так. Он осторожно помял одну, из нее посыпался табак, взялся за вторую, и пальцы ощутили что-то твердое. Во второй сигарете находились грифель и записка, свернутая в трубку. Барсуков развернул ее, подошел ближе к лампочке, и перед глазами заплясали буквы.

«Прикуси язык. Помни о сыне. Требуй отстранения гэбэшников. Вали все на заводской бардак. Видики, телики – твой личный подарок. Чем располагает следак? Будешь молчать, вытащим из подвала».

Кто мог стоять за запиской, у Барсукова не возникало сомнений. В схватку вступили Харламовы, а они слов на ветер не бросали. За ними стояли не только «быки», «торпеды» и криминальная пехота, но и далеко не последние чины во власти. Продажные опера и следователи не один раз вытаскивали их и Креста из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Местная пресса каждый раз поднимала шум о коррупции в правоохранительных органах, и на этом все заканчивалось. Свидетели преступлений Харламовых либо загадочным образом исчезали, либо отказывались от первоначальных показаний, и милицейскому начальству ничего другого не оставалось, как только разводить руками.

Поглядывая на дверь, Барсуков торопливо написал ответ на обратной стороне записки и с нетерпением ожидал возвращения дежурного. Прошло не больше десяти минут, и в коридоре снова раздались шаги. Записка, словно раскаленный уголек жгла руку Барсукова. Он сжал ее в кулаке и шагнул к двери. Она приоткрылась, в проем просунулась растопыренная пятерня, и записка упала в нее. Рука исчезла, дверь скрипнула, лязгнул засов, и в коридоре опять наступила тишина. Барсуков перевел дыхание, дотащился до нар и без сил рухнул.

Той же ночью его записка была в Екатеринбурге в руках у Креста. На следующее утро в офисе Харламовых, кроме самих отца и сына, собрались Крест и его заместитель – Юрий Хорьков, позже к ним присоединился глава «Циркона» Борис Иговкин. Настроение у всех было похоронное. Записка Барсукова из следственного изолятора подтверждала их самые худшие опасения. В руках следствия оказались важные улики, подкрепленные показаниями Барсукова, они могли вывести на «Циркон» и привести к краху канала контрабанды титана и редкоземельных материалов в Прибалтику.

– Так чо будем делать с козлом Барсуком? – первым нарушил затянувшееся молчание Павел Харламов.

– Загасить гада, а с ним все концы в воду! – решительно заявил Хорьков.

– Легко сказать, в камерах одна шушера сидит, – буркнул Крест.

– Юра, ты не забывай, Барсуковым, кроме ментов, занимаются гэбэшники, – напомнил Иговкин.

– У-у, этих нам только не хватало! И откуда они только нарисовались? – терзался Игорь Харламов.

– Та все понятно, закрытый военный городок, без гэбэшников туда ментов не пустят, – предположил Хорьков.

– Нет, Юра, гэбэшники там не потому оказались. Они не менты и дела с наскока не решают, – возразил Иговкин.

– Хочешь сказать, они пасли Барсука, и под ним сидел стукач? Но откуда он в той шараге?! – не мог поверить Павел Харламов.

– Паша, титан – это не железки, а если гэбэшники пронюхали, что он шел в Прибалтику, то это чисто их статья. И потом, заметь, накрыли Барсукова в самый неподходящий момент.

– Борис дело базарит! Точняк, гэбэшный стукач сработал! – согласился с Иговкиным Крест и, шарахнув кулаком по столу, прорычал: – Найду падлу, все жилы вытяну!

– Не гоношись, Крест, поздно кулаками махать! Башкой надо было думать, когда подкатывал нам Барсука! – цыкнул на него Игорь.

– Ладно, батя, чо щас Креста крайним делать. Надо как-то концы рубить, – искал выход Павел Харламов.

В кабинете снова наступила тягостная тишина. Нарушил ее Иговкин и тихо обронил:

– Есть одна мысль, но очень скользкая.

– Какая? – оживились остальные, а Игорь Харламов поторопил: – Давай, давай базарь, Боря!

– Но это, если Барсуков не будет распускать язык и скажет то, что надо.

– Он, падла, его откусит! – заверил Крест.

– В моем договоре с Барсуковым имеется одна оговорка: наряду с оловосодержащим титаном могут поставляться и отдельные сортовые марки. Какие именно не указано, и здесь возникают варианты, – пояснил Иговкин.

– И чо нам с того, ни холодно, ни жарко? – не мог понять ход его мыслей Игорь Харламов.

– Все зависит от того, как на это посмотрит следователь. Если с нужной для нас стороны, то в отношении «Циркона» все вопросы отпадут. Что касается «ЛиКа» и Барсукова, то уголовное дело может развалиться. Короче, все упирается в следователя.

– А чо, мысль! – ухватился за нее Павел Харламов и предложил: – Надо вытаскивать дело из-под гэбэшников и перепихивать в областную прокуратуру к Камшилову!

– О, шо надо ход! Шило его запросто развалит! – поддержал Хорьков.

– Значит, на том и порешили! – подвел итог Игорь Харламов.

– Ну, раз так, то я к себе, хвосты прятать! – заявил Иговкин и поднялся на выход.

Проводив его взглядом, Игорь Харламов обратился к сыну с Крестом и потребовал:

– Вы сегодня же дуйте в Салду! Там у Томаза есть прикормленный опер в ментовке, подоите его! Мы должны знать наперед все ходы гэбэшников и следока.

– Батя, надо бы еще прощупать московского полкана и понять чем он дышит, – предложил Павел.

– Дело говоришь. Так ты понял, Крест?

– Та чо тут непонятного, сделаю! Устрою ему кино, вино и домино! – заверил тот.

– Ну, тогда чо расселись, дуйте в Салду! – поторопил Игорь Харламов и предупредил: – Бабки с умом использовать, подмазывать тех, кого надо!

В тот же день Павел и Крест выехали в Верхнюю Салду. Игорь Харламов и Хорьков взяли на себя старшего следователя областной прокуратуры Камшилова. Он уже давно сидел у них на хорошем крючке. Первой наживкой для него стала проданная Хорьковым по дешевке иномарка. После нее Камшилов брал все подряд и исправно прятал хвосты Харламовых.

Газета «Сыщик».

Тревожная хроника.

«…Управлением по борьбе с организованной преступностью, во взаимодействии с органами безопасности, в ходе операции в городе Верхняя Салда пресечена незаконная деятельность ряда должностных лиц из числа руководителей ВСМПО и представителей частной коммерческой структуры ООО «ЛиК», занимавшихся хищением стратегических материалов – титана.

По выявленным фактам возбуждены уголовные дела. Пять человек взяты под стражу».